Текст книги "Третий лишний (СИ)"

Автор книги: Анатолий Силин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

  ─ Ну, давай потолкуем, ─ сказал Тимофей. ─ А там и обед Дуняша сготовит. Небось проголодался?

  ─ Есть немножко, ─ признался Ванька.

  ─ Ну, чего, сынок, примолк? Выкладывай смелее, ─ подбодрил отец.

  Но у Ваньки получилось как-то по-странному. Вместо того чтобы заявить о нежелании учиться в Рубашевке, он вдруг брякнул о ветряке, крылья которого почему-то не крутятся.

  Тимофей удивился:

  ─ А ты разве не знаешь о судьбе Малахова, того, кто купил ветряк у бабушки? Твои дядья получили за него лошадь с жеребенком и корову с теленком. Но я не об этом. Дело в том, что самого Малахова и других сельских кулаков ─ ты о них слышал, это Усатов, Казарев ─ их еще раньше арестовали и отправили куда-то на север. Вот такие тут, брат, дела.

  Помолчав, отец спросил:

  ─ Я понял, что к дядьям ты еще не заходил? Прямо ко мне, да?

  ─ Прямо к тебе, бать, ─ подтвердил Ванька. В голосе отца его что-то насторожило.

  ─ Ясно... ─ Тимофей вздохнул еще тяжелее и грустно поглядел в глаза Ваньки: ─ Тут вот ведь какое нехорошее дело произошло... Дядьев-то твоих, Григория и Левона, арестовали как пособников кулаков, будто они занимались вредительством колхозу... Я понять не могу, какие они вредители, если первыми вошли в колхоз? Тут, конечно, надо разбираться... Так что Ольга и Анютка сейчас дома криком кричат и не знают, что делать. Такое вот горе постигло семьи. Дед Яков и раньше еле ноги передвигал, а теперь совсем свалился. Потому, сынок, и ветряк стоит, работать-то на нем некому.

  ─ И что же теперь будет, бать?.. ─ обомлел Ванька.

  ─ Буду писать, разбираться, ─ пожал плечами отец. ─ Надо узнать, кто и в чем их обвиняет. Может, все это чьи-то наговоры и они скоро вернутся. Мать-то небось ничего и не знает, а? Да ясно, не знает, раз ты не знал...

  Ваньку новость ошарашила. Ни о какой учебе в Бирюче теперь и думать нечего. Он пригорюнился. Отец обнял его, похлопал по спине.

  ─ Сам, сынок, переживаю, ─ сказал расстроенно. ─ С Григорием-то мы ведь на фронт вместе уходили. Чем он мог колхозу навредить, ума не приложу! Хотел к своему другу Крупнову обратиться, а его в другую область перевели. Но разберусь, слово даю, что разберусь, ─ пообещал отец и позвал в дом обедать.

  В избе было тепло и уютно. Подскочила Танюшка и сразу забросала кучей вопросов. Она подросла и такой стала болтушкой. Хорошо, что не услышала о приходе Ваньки, иначе и поговорить бы спокойно им не дала. Когда Ванька разделся и разулся, жена отца подала ему теплые шерстяные носки. Потом сели за стол. Обед был отменным. Ванька проголодался и умял все подчистую. Хозяйке это понравилось, а вот Таня свой обед не доела, и мать с отцом сделали ей замечание.

  После обеда малость посидели, а потом, как и договорились, пошли с отцом на погост. Он на взгорке, позади небольшой улочки. Сквозь голые кусты акаций, окружавших кладбище, просвечивались кресты, простенькие памятники и низенькие оградки. Отец шел по непроторенному снегу впереди, Ванька след в след за ним. Прошли через неогороженный вход, свернули налево и остановились возле двух заваленных снегом могильных холмиков. Над одним небольшой деревянный с крестиком на верхушке памятник, во второй холмик воткнут непокрашенный деревянный крест. Сняв шапку и перекрестившись, отец кивнул на него:

  ─ Вот тут и лежит добрая душа Марфа Ермильевна... Пусть земля ей будет пухом, и царство ей небесное....

  Ванька тоже стянул шапку и быстренько перекрестился. Постояли молча. Потом Ванька спросил:

   ─ А тут дедушка Федор похоронен?

  Отец кивнул головой. Глядя на могилку бабушки, Ванька вспоминал ее живой, как она учила жить, как защищала, когда кто-то хотел обидеть, как радовалась каждой встрече.

  Обратно двинулись по односторонней улочке и через плотину, чтобы зайти к семьям дядей Гриши и Левона. Отец сказал, что одному Ваньке туда ходить не надо. По пути он забежал домой и взял кой-каких гостинцев ребятишкам. Ваньке же заявил, что эти каникулы тому лучше пожить у него.

  Обстановка в семьях дядек и в самом деле была жуткой, сплошные слезы. Отец успокаивал то одну тетку, то другую, а те жаловались на свою разнесчастную судьбу и умоляли отца написать об их горе куда следует.

  Тимофей пообещал. Старшие дети, Колька и Мишка, обычно расспрашивали Ваньку о жизни в Анучинке, рассказывали о новостях в Бирюче, а в этот раз их будто вообще ничто не интересовало. Младшие прижимались к матерям и плакали вместе с ними.

  Возвращаясь домой, отец был как никогда мрачен и почти все время молчал. Только изредка восклицал: «Вот ведь какие дела!..» «Ну и дела творятся!..» Ванька шел рядом и, пытаясь разговорить отца, рассказал, что отчим наконец-то пообещал к пятому классу его приодеть. На что отец отрезал, что этот хлюст просто так ничего не делает. Разоткровенничавшись, Ванька сообщил, что Сергей опять собирается работать в Курлаке.

  ─ А чем же Анучинка-то плоха? ─ удивился отец.

  ─ Говорит, мало платят, а зимой так вообще без работы сидит.

  ─ Может, и так, ─ согласился отец. ─ Только для матери такой расклад никак не подходит. Почему бы ему не забрать вас в Курлак? Жили б вместе и никакой тебе нервотрепки. Сам-то как мыслишь?

  ─ Как и ты, ─ ответил Ванька. ─ Хотя... матери он пообещал, что заберет нас к себе. Но я ему не верю.

  ─ Вот он новой одежкой и решил тебя задобрить, чтоб помалкивал и не мешал ему в Курлак перебраться. Не хотел бы каркать, но парень явно хитрит. Ладно, поживем ─ увидим, чем все закончится.

  ─ А если я от одежки откажусь? ─ спросил Ванька. ─ Я и в этой пока похожу.

  ─ Зачем же отказываться, да и что это даст? Ровным счетом ничего. Так что бери без всяких раздумий, ему давно пора свои обещания выполнять...

  (Отец после рассказывал, что письма писал во многие места. Удалось узнать, что братьев его бывшей жены арестовали «за порчу колхозного скота». Но какого скота и в чем заключалась эта порча, он так и не выяснил. Григорий и Левон были направлены в качестве «рабочей силы» на строительство канала «Волга ─ Москва» имени Сталина, которое началось в 1932 году. Там для осужденных был создан специальный лагерь ─ «Дмитровлаг».

  Григорий из-за болезни ног вернулся в Бирюч после трех лет работы на канале и остался жить с семьей в колхозе, а его брат Левон там находился еще два года. Домой он вернулся после поданной кассационной жалобы на имя председателя Президиума Верховного Совета СССР М.И. Калинина. Левон устроился на работу в Шиловском лесхозе, а жил в поселке «Дружный». Ко времени возвращения Григория деда Якова в живых уже не было. В голодный год он с мешочком на горбу ходил побирком по соседним селам, чтобы на подаяни добрых людей помочь выжить семьям своих сыновей. И вот однажды он ушел побираться и больше домой не вернулся, сгинул неизвестно где.)

  ... Все десять дней в Бирюче Ванька жил в семье отца. Дом для пяти человек был, конечно, маловат, это Ванька сразу подметил. Но все были довольны: и отец со своей доброй и приветливой Дуняшей, и Ванька, не говоря уж о Танюшке. Полюшка-то еще слишком мала.

  Чем занимался Ванька? О-оо! ─ у него всяких дел хватало. Успевал и с ребятами поиграть на площадке у школы, и мячик погонять на льду замерзшей речки. Встречался с Витькой, двоюродными братьями Пашкой, Мишкой и Колькой. Не забывал и про Танюшку: читал ей книжки, какие были у отца. Но Таня не любила долго слушать, и тогда они весело играли в прятки. Играть в прятки отец разрешал только во дворе, иначе Полюшку разбудят. Когда в магазине не было покупателей, отец приходил домой и вместе с Ванькой они что-нибудь делали во дворе: чистили от навоза сарай, кормили и поили скотину. Ванька старался, чтобы у коровы было чисто, навоз выбрасывал в общую кучу в углу двери и делал животине свежую подстилку из соломы. Когда они работали, то всегда о чем-нибудь разговаривали.

  ─ Здорово у тебя получается! ─ хвалил Ваньку отец, заглядывая в сарай. Спрашивал, кто дома убирает скотину. Ванька говорил как было, что этим занимается он или мать.

  ─ Отчим-то, видно, боится обувку коровьим навозом замарать? ─ усмехался Тимофей.

  ─ Не знаю, бать. Мамка ему как-то сказала, что у коровы ты сам убирал.

  ─ А он чево?

  ─ А-а, как всегда... ─ Так и жила бы, говорит, тогда со своим Тимошей...

  После этого Ванька и отец надолго замолкали. Ванька мысленно ругал себя за то, что ляпнул не подумавши, а отца, похоже, мучили другие мысли. Разговор через какое-то время продолжался.

  Отец похвалил Ваньку, что тот увлекся музыкой. В жизни это не помешает. Пообещал разведать насчет учебы в музыкальной школе Воронежа. Эта идея Ваньку заинтересовала. Он хотел узнать о музыкальной школе поподробней, но отец толком и сам ничего не знал. Памятуя о смерти бабушки Марфы, Ванька с отцом на гармошке и балалайке в этот раз не играли.

  Не прошло и половины каникул, как Ванька мысленно засобирался в Анучинку. Хотя и собираться-то нечего: обуйся, надень пальтушку с шапкой ─ и дуй себе. Вьюг-метелей не было, морозы ─ так себе, дорога проторенна подводами. По такой дороге, да не дойти?

  А покидать родной Бирюч не хотелось: представил, что ждет его в Анучинке и загрустил. Казалось бы, есть и мать, и отец, а он чувствует себя каким-то одиноким. Отец грусть Ваньки сразу подметил.

  ─ Ты чево, сынок, невеселый?

  ─ Да так, батя, ничего, ─ натянуто улыбнулся Ванька. ─ Наверно, что пора домой.

  ─ Побудь еще денька три, не спеши.

  ─ Да у тебя и без меня забот хватает.

  ─ Ты мне, сынок, не чужой. И вообще, я что хотел бы тебе как отец сказать... Помолчав, Тимофей поглядел Ваньке в глаза: ─ Не отдаляйся от меня, не надо... Вспомни, как когда-то друг другу говорили: «Я твой отец!» ─ торжественно произнес Тимофей. Ну, а ты?

   ─ А я твой сын! ─ тряхнул, повеселев, головой Ванька.

   ─ Ну вот, это другой коленкор, а то совсем скис...

  Уговорил Тимофей Ваньку погостить у него еще несколько дней, а сам стал искать ему попутную подводу. За эти дни Ванька не раз прибегал к теткам. Слез там поубавилось, но, видя их скорбные, измученные лица, самому плакать хотелось. Думал еще разок сходить на могилу к бабушке, но не решился: одному было как-то боязно, а просить отца постеснялся.

  Пролетели и эти последние дни. Провожали Ваньку отец с женой Дуняшей, говорливая Танюшка да случайно заскочивший поиграть друг Витька...

  Учеба в Анучинской школе подходила к концу, и Ванька все чаще стал задумываться: где же действительно учиться дальше? В Рубашевке или каком-то другом селе, где есть семилетние школы, не хотелось. Как было хорошо в Бирюче ─ жил у любимой бабушке, школа рядом, по соседству друзья, с которыми можно поиграть, и все это радовало. В той же Рубашевке жить придется неизвестно у кого, с едой ничего не понять. Мать сказала, что будет присылать по паре ведер картошку. Ха! Картошку!.. И вообще, в последние дни у него не было никакого настроения учиться. Учительница сказала, что способен учиться на «отлично», а он и в хорошисты может не вытянуть. Если бы она знала о Ванькиных переживаниях...

  Как-то ближе к вечеру пришел домой отчим с большим пакетом в руках. Вид такой важный. Мать сразу подскочила к нему: ─ «Чё там, Сереж?» Снимая пиджак, отчим этак таинственно произнес:

  ─ А вот сейчас и поглядим... ─ Подозвав Ваньку, он стал развязывать пакет, а там: пальтушка, шапка и ботинки! Все новенькое и запах от них необыкновенно пахучий.

  ─ Ой-ей-ей! ─ радостно воскликнула мать и стала вертеть в руках принесенные любимым муженьком вещи. Тут же начались примерки. Ванька мерил, его заставили поворачиваться туда-сюда, пройтись по избе. Отчим сообщил, из какого материала пошита пальтушка, из каких шкурок шапка и воротник и почему ботинки великоваты. Это с расчетом на теплые носки, да обувка ведь и не на один год приобретается. Все были довольны, особенно мать: слова никому не давала сказать.

  В общем-то и Ванька подарками отчима тоже доволен. Теперь будет ходить во всем новом, а не в чьих-то обносках... Да, доволен, но не так уж сильно. Вот когда отец принес ему к первому классу кубанку, а крестная тетка Марья сшила пиджачок, ─ вот тогда он был рад безмерно.

  ─ Ну чё стоишь как пенек! ─ возмутилась из-за равнодушия Ваньки мать. ─ Глянь, как на тебе все ладно сидит! А ведь каких трудов это стоило Сереженьке! Иди и целуй батю, ─ подтолкнула Ваньку и подошла к отчиму сама.

  ─ Он мне не батя, а отчим, ─ пробурчал Ванька.

  ─ Да ладно, Сань, не неволь парня, ─ махнул рукой Сергей.

  ─ Ну уж нет! ─ завелась как всегда мать. ─ Я сказала ─ целуй! ─ процедила с нажимом.

   Какое-то время Ванька молчал, а потом заявил:

  ─ Мужики не бабы, не целуются.

  ─ Глянь-ка: мужики не целуются! Да ты еще сопля, а не мужик! Кому сказала ─ иди и целуй, ─ все сильнее заводилась мать. Ванька не уступал. Выручил отчим. Он вдруг громко захохотал:

  ─ А ведь верно бузанул твой сынок! Уж лучше, Сань, ты меня за него поцелуй, да покрепче!..

   Скидывая на лавку новую пальтушку, Ванька увидел, как мать, прижавшись к отчиму, его целовала, а он, обнаглев, подмаргивал Ваньке одним глазом и похлопывал мать пониже спины. Как же было противно на это смотреть!

   Ванька выскочил во двор. В голове рой злых мыслей: «Эх, мать– мать! Ну зачем же так унижаться! Ведь он же над нами издевается! Еще и подмаргивает, зараза! Да как только не стыдно, она все-таки, моя мать!..»

  Сколько раз говорил Ванька ей, что отец ─ хороший! А до нее не доходит. Говорил и когда вернулся с зимних каникул. В этот раз, правда, сама расспрашивала, как там отец с женой поживает, и Ванька все ей рассказал. Хвалил отца, его жену, их деток. Говорил что ей с отцом надо было бы жить. Удивительно, но мать на него не рассердилась. Сказала, что сердцу не прикажешь, кого любить, а кого не любить. Непонятно для чего связала свою «любовь ─ не любовь» с учебой Ваньки. Мол, учится он хорошо, а мог бы и на пятерки. Видно, с Татьяной Ивановной разговаривала. И смысл ее слов был таким, что Ванька учиться на «отлично» почему-то не хочет. Чепуха какая-то!..

  Ванька сидел в сарае недалеко от пережевывавшей жвачку коровы и грустно вздыхал: «Ну почему же в жизни бывает такая несправедливость?!» Какой-то «Сереженька» для матери лучше его отца! Мать когда-то говорила своей подруге с Бирюча тетке Ольге, что семейная жизнь с Тимофеем разваливается, потому как это ей кем-то во вред подстроено. Ванька сам слышал, как она той подруге говорила, что когда Тимофея дома нет, у нее душа по нему мрет, места себе не находит и ждет его не дождется, в окно заглядывает, на улицу выскакивает ─ не появился ли? А как придет домой, так с души воротит. Ну не мил и все тут!

  Ванька никак не мог понять, кто и зачем это мог так подстроить. Уже после, когда мать ушла от них жить в Анучинку, но дом еще туда не перевозили, Ванька услышал разговор бабушки Марфы с теткой Дарьей. Бабушка Дарье по большому секрету открыла тайну, что в первую брачную ночь отцу с матерью кто-то в постель под подушку подложил клок волос, вроде как с умершего, Ванька точно не расслышал. Бабушка сама тот клок взяла и в печи сожгла, да что толку, семья-то все равно развалилась. Ванька все хотел спросить об этом бабушку, но так и не решился. Еще подумает, что подслушивает, а она этого не любила.

  Ванька сидел в сарае долго, пока мать, выйдя во двор, не стала искать его. Нашла. Хотела сперва отругать за то, что не слушается, но не стала. Обошлось.

  А через неделю мать с отчимом и Ванька поехали в Рубашевку. Не то Ванька так себя заранее настроил, но ему там все не приглянулось. Ну абсолютно все, до капельки! Школа так себе, улицы какие-то кривые и совсем глаз не радуют, церкви нет, речка далеко и люди какие-то мрачные, неразговорчивые. Нет, это не Бирюч. И как только придется тут жить, если все не по душе?!

  Вначале мать с отчимом сводили его к директору школы. Тот кое о чем поспрашивал, но Ваньке не заинтересовал. Вот в Анучинке Татьяна Ивановна вынесла когда-то книжку ему почитать. Почитал ─ и она сказала, что он будет у них королем по чтению. Вот это да-а!.. Потом побывали у родичей отчима по материнской линии. Ванька понял, что жить придется у них. Ну семья как семья, дети уже повыросли, и это плохо, даже поиграть будет не с кем. Бородатый хозяин немногословен, видно, Ванька ему совсем до лампочки. Отчим и мать объяснили ему и его жене, что поживет Ванька месяца два-три, а может, и чуть больше, но потом они его обязательно заберут, так как переедут всеми в Курлак. Слушая этот разговор, Ванька подумал, а почему бы ему сразу не жить и учиться в Курлаке под приглядом того же отчима? Да, почему?.. А вообще-то лучше всего в Бирюче. Жить можно то у отца, то у теток. Туда и картошку присылать не надо... Этот вопрос Ванька матери и отчиму ставить сейчас не будет, зачем злить, но уж после летних каникул обязательно забьет. От этих мыслей Ванька даже повеселел. Вообще-то по дороге в Анучинку можно спросить отчима ─ почему бы ему не взять Ваньку с собой в Курлак? Из вчерашнего разговора с матерью он понял, что вопрос с работой отчима в Курлаке уже решен и он на днях их покинет. Такой вариант с учебой Ваньки должен же понравиться и матери? Тогда отчим и ее быстрее к себе заберет. Но вряд ли что из этого получится. Хитрый отчим его не возьмет. Зачем ему такая обуза? Не-ет, он привык жить так, чтоб никто не мешал...

  Ванька, как и все бирюченские школьники, ждал летних каникул. Почему бирюченские, а не анучинские? Да потому, что в Анучинке у него кроме соседа по парте Петьки больше друзей не было. Но и с Петькой особой дружбы тоже не получилось. В этот раз лето Ванька хотел провести в Бирюче. Но хотеть-то он хотел, да не все получилось, как хотелось. И опять же из-за отчима!

  Тот добился своего и работает в Курлаке, а мать как всегда из себя выходит. Ее тянет поехать к нему в Курлак, а как поедешь? Дом не бросишь, скотину тоже. Вот и просит Христом Богом Ваньку, чтоб выручил и побольше побыл в Анучинке. А какой же ему тут отдых ─ одна смехота! Но мать так упрашивала, что не откажешь, и он соглашался. А потом кто-то сказал ей, что у «Сереженьки» там бабенка завелась, любовь его старая, и он с ней начал гулять. Мать ездила проверять, но отчим каждый раз выкручивался.

  Когда мать возвращалась в Анучинку, то отпускала Ваньку в Бирюч, правда, ненадолго, на несколько дней. А потом все повторялось. Для Ваньки это была мука: каникулы пролетят быстро, а после ─ Рубашевка... От одной мысли, что придется учиться в Рубашевке, у Ваньки портилось настроение. Сколько там пробудет, он и сам не знал. Все зависит опять же от отчима. Насчет учебы в Курлаке тот и слушать не захотел. Сказал, что заберет их с матерью, но пока надо самому обжиться. В общем, разбирать и перевозить в Курлак дом он не спешил. И ─ мать мечется из Анучинки в Курлак и обратно. Жалко смотреть на нее. Из-за этого Ванька еще больше возненавидел отчима. Хотя и мать хороша, ну почему не разрешить Ваньке учиться в Бирюче? Ни в какую! Говорит: что люди о ней подумают? Да какая разница, что они подумают ─ лишь бы ему было хорошо. Мать еще надеялась, что осенью муж все-таки заберет их в Курлак, а Ванька не верил. Он считал, что отчим давно им дурит головы, только мать этого понять никак не хочет. Живет также, как когда ее освободили от должности председателя колхоза. Тогда она тоже ничего не делала.

  Вот и сейчас: огород остался невскопанным и непосаженным, трудодней у нее в колхозе наработано с гулькин нос, корм для скота не заготавливается. Мол, зачем, если будут переезжать? Продадут корову и все что есть из скотины, а в Курлаке потом заново обзаведутся живностью. Ванькиных советов мать не воспринимает, а ведь во многом он был прав. Время шло, и все оставалось по-прежнему.

  В Бирюче Ванька помогал отцу и теткам. Выгребал навоз из сараев, заготавливал на зиму дрова. Радовался, что не задарма их хлеб ест. А кто теткам больше поможет? Дядек нет ─ канал строят. Ребятня не подросла. Дедушка Яков совсем здоровьем оплошал. Хотя без дела не посидит, приладился из лозин корзины плести. Все какой-никакой для семьи приработок. Спрашивал Ванька у отца насчет своей учебы в музыкальной школе, но тот так ничего и не разузнал. Ванька обиделся.

  Поиграть с двоюродными братьями и Витькой, покупаться с ними в речке у Ваньки времени почти не хватало. Только соберется сходить на Черное озеро, как кто-нибудь из теток скажет:

  ─ Вань, тут мать передала, чтоб ты послезавтра был в Анучинке. Уж дюжа ты ей там зачем-то понадобился.

  И откуда только тетка Ольга и Анютка узнавали, что он матери в Анучинке нужен? Да и отец в таких случаях у себя не задерживал. Наоборот, говорил, что мать бросать негоже и надо во всем ей сейчас помогать. Он даже стал жалеть, что вот так по непутевому у нее жизнь складывается. И нисколько не радовался, говорил, что по-человечески ее понять можно.

  В Анучинке Ванька больше всего общался с теткой Дарьей да Колькой. Изредка заходил старший брат Кольки ─ Андрей. Совсем редко их отец дед Алексей. Этот всегда был чем-то занят. Глядя на необработанный огород, сильно возмущался и недовольно качал головой.

  ─ Собрались же гусь да гагара! ─ вздыхал, имея в виду своего сына и Александру. Но Сергей все-таки работал, а мать вообще ничего не делала. Дед говорил ей, что так жить нельзя, надо делом заниматься. Во-он какая жарища стоит, кругом все горит, дождиков нету. Ожидается неурожай, а значит, придет и голод. Как жить-то собираешься? Мать отвечала, что осенью они к Сергею уедут, а с ним не пропадут. Два раза дед Алексей привозил на повозке сено на зиму корове, но этого было мало. Ваньку он вообще перестал замечать, и тот обижался. По хозяйству он один старался, хотя и гармошку не забывал. Ванька теперь играл уже не только «страдания»...

  Вот и пролетело еще одно Ванькино лето. Распрощавшись в Бирюче с отцом и родственниками, Ванька вернулся в Анучинку. Надо было готовиться к школе. Собрали с матерью отдельно одежду и обувку, чтобы потом, когда наступят холода, не тащить, взяли картошки и другой еды, не забыли сумку для книжек и тетрадок ─ в общем, всего понемногу. Мать договорилась с кем-то, чтоб подвезли до Рубашевки. Там их встретили нормально: люди-то оказались приветливые, хоть и молчуны. Самого хозяина ─ деда Тихона дома не было. Мать поговорила с хозяйкой и пошла пешком домой. Ванька чуток проводил ее. Оставшись один, загрустил.

  Началась учеба на новом месте. Учебников не хватало, тетрадок тоже, для письма использовались мел и грифельные доски, но и они были не у каждого. Учителя проверили, на что Ванька способен, по всем предметам. Каких-то замечаний не было. Да он и сам знал, что по письму, по чтению и по математике у него проблем нет и не будет. Надо только не пропускать занятия и старательно учить уроки. Готовиться к урокам в Рубашевке было лучше, чем когда-то у дядьки Григория. Никто не мешал, и не надо было забираться на печь. После того как все поедят, Ванька садился за стол и спокойно занимался.

  Нашлись в селе и друзья. В этом Ваньке помог дед Тихон. Заметив как-то, что в выходной Ванька заскучал, он предложил ему вместе с соседскими ребятишками отправиться в «ночное», пасти колхозных лошадей. Ездить верхом на лошади Ванька научился еще в Бирюче. Была только одна закавыка: из-за небольшого росточка садиться на лошадь у него не всегда быстро получалось, надо было как-то приспособиться. Тихон закрепил за ним спокойную лошадь. В ночное ему собрали еду, одежду потеплее, дали кусок дерюги для подстилки. Место было выбрано в пойме речки.

  Ваньке в ночном все-все понравилось. Был костер и печеная картошка, а сколько всяких разговоров! Все это надолго запомнилось. Но опять не получилось быстро забраться на лошадь. Только ставил левую ногу на поводья уздечки, как оказавшаяся не такой и спокойной лошадь трогалась с места, и он не успевал закинуть на нее правую ногу. Помог забраться на лошадь соседский парень, которого, как и хозяина, тоже звали Василием.

  ─Так по выходным Ванька стал ездить в ночное. Бывали, правда, и неудобства: это когда шел дождь или поднимался сильный ветер. После его возвращения дед Тихон всегда с улыбкой, спрашивал: «Ну как, Ваня, хорошо?» Да что и говорить, Ванька был доволен.

  Первая четверть пролетела быстро, с учебой ладилось. На праздники Ванька отправился домой, а там все как и было раньше. Мать из-за отчима совсем издергалась: ведь Сереженька же обещал осенью забрать их к себе! Время идет, а он не берет и не берет. Ванька тоже переживал вместе с матерью.

   «Ну почему он слово не держит?!» ─ думал Ванька. Жаловался тетке Дарье и Кольке, но что они-то могли сделать? «Как был вертун, так вертуном и остался», ─ в сердцах отрезала тетка Дарья.

  У Ваньки оставалось еще несколько дней да начала учебы, и мать решила, пока он дома, сходить в Курлак. Тут заявился сам отчим. Обрадованная мать подскочила к нему с расспросами, а он какой-то недоступный, молчаливый и, как Ваньке показалось, просто чужой. Мать небрежно отталкивал от себя, а Ваньку даже не спросил, как у него с учебой. «Совсем оборзел!» ─ фыркнул Ванька зло и, выскочив из дома, зашагал по улице.

  Шел абы куда, лишь бы идти, а не торчать чучелом посреди двора или сидеть в сарае рядом с коровой. Все, что происходило вокруг, его не интересовало, был погружен в свои невеселые мысли. А с чего веселиться-то? Сколько уже раз из-за бреха матери с отчимом ему приходилось просто убегать из дома! А ведь дом отец строил ему, а не отчиму. А еще обиднее другое. Ну за что мать его так ненавидит?! Ради своего Сережи готова нестись куда угодно: постоянно моталась к нему в Курлак, унижалась, а вот он, ее сын, значит для нее ─ ничто. Когда психовала, не раз бросала в лицо, что он испортил ей всю жизнь. Но в чем же он перед ней виноват, как не заплакать после таких слов? Когда малость отойдет, то извиняется, говорит, что была не в себе...

  Эти мысли мучили его, и Ванька шел, не глядя по сторонам. Вздрогнул, когда его окликнул Колька.

  ─ Привет! ─ услышал его хрипловатый голос. ─ Куда это настропалился?

   ─ А-а, это ты... ─ очнулся от раздумий Ванька. ─ Да просто так, вот иду и иду...

  ─ Брата Серегу видал?

  ─ Видал, с мамой о чем-то гутарют. ─ Ванька подошел к Кольке и сел рядом на деревянный порожек. Он был рад этой встрече. Сколько же можно ломать голову о семейных дрязгах. Колька широко зевнул раз-другой и зашмыгал носом.

  ─ Простыл где-то, ─ пояснил он и добавил: ─ А он к нам сперва зашел. О чем-то с отцом спорил. А меня выпроводили, чтоб не подслушивал. ─ Опять зевнул и вновь продолжил: ─ О чем спорили, не расслышал. Но батьку просто так не заведешь. Видно, что-то тово... А когда Серега уходил, то что-то говорил насчет подводы. Будто на утро заказал. Может, вас в Курлак заберет, а? ─ предположил Колька. ─ А куда скотину девать? Непонятно...

  Колька с Ванькой был всегда откровенен. Своего старшего брата часто ругал. Ванька тоже рассказывал ему о сложностях в их семейной жизни. Вечер был холодным, дул ветер, а у Кольки легкий пиджачок.

  Посидев еще немного, он сказал, что замерз и пошел домой. Ванька тоже не захотел больше никуда идти и вернулся обратно. Мать уже разыскивала его, увидев, обрадовалась:

  ─ Ищу-ищу, а тебя нет! Иди поешь да спать ложись, ─ сказала, в общем-то, спокойно. Предупредила: ─ Завтра разбужу пораньше.

  ─ Куда-то поедем? ─ спросил он, вспомнив разговор с Колькой о подводе для отчима назавтра.

  ─ Не-ет, ─ удивилась мать. ─ С чего ты взял?

  ─ Да так, ─ хмыкнул Ванька. ─ А тогда вставать рано то зачем?

  ─ Корову поведешь на выгон. Забыл?

  ─ Ага, из головы выскочило, ─ признался Ванька.

  ─ Ты только покрепче штырь в землю вбивай, чтоб не выдернула. А то уйдет куда-нибудь и ищи потом. Топор возьми. Домой можешь не спешить. Я тут пока о делах всяких... с ним потолкую... ─ Ванька понял, что мать не хочет, чтобы он мешал ее разговору с отчимом. ─ Ладно, ешь да ложись. Смотри не разбуди, ─ кивнула мать на Сергея. ─ Сказал, что устал, работы много. ─ Видно, приезд мужа ее несколько успокоил. Ванька тоже повеселел. Быстро поев, он лег и сразу уснул.

  Утром мать разбудила Ваньку. Ему хотелось бы еще хоть немного поспать, но, вспомнив про корову, встал. Поел молока с хлебом, оделся потеплей, так как по утрам стало холодно, взял длинную веревку, металлический штырь и топор. Мать дала еще пустой мешок для травы овцам: овец на вагон не выпускали. Отдав мешок, мать вроде хотела еще что-то сказать, но махнула рукой и ушла в избу.

  Ванька привязал конец веревки за шею коровы и вывел ее из стойла. Та охотно пошла за ним. Стадом коров в Анучинке не пасли: село небольшое, и каждый хозяин справлялся с этим, сам. Иногда соседи договаривались между собой, чтобы по очереди приглядывать за скотиной. Выгон, где паслись коровы и другая живность, начинался сразу за селом. Туда уже кое-кто привел своих коров, телят, коз. Ванька выбрал местечко поудобней, где на его взгляд травы было больше, привязал другой конец веревки к штырю и топором забил его в землю.

  Корова занялась своим делом, а Ванька, взяв пустой мешок, пошел по краю широкого рва на взгорок, который вел к широкому полю, весной засеянному ячменем. Урожай ячменя из-за засухи был никудышный, но на поле встречались травленые островки. Вот эти островки Ваньку как раз и интересовали. Найдешь один такой ─ и считай, что есть овцам целый мешок корма. Скоро зима, тогда уж не нарвешь травки и не накосишь.

  Поднявшись на самый верх взгорка, Ванька залюбовался: как раз в это время над окоемом стал медленно вспухать огненный полукруг, на глазах превращаясь в огромный шар солнца. Благодать-то какая! Ванька не раз видел таинственное появление светила, когда пас с ребятами в ночном лошадей, и всегда удивлялся: какая же сила выталкивала его из-под земли наружу! Выкатывается медленно, по чуть-чуть ─ и вот уже незаметно отрывается от земли и плывет, становясь не таким уж огненным и огромным. Вволю налюбовавшись на восход, Ванька вдруг почему-то вспомнил слова бабушки: кто рано встает, тому Богу дает. Он когда-то спрашивал ее, что же это такое дает Бог тому, кто рано встает. «А всё, ─ отвечала она. ─ Всё-всё: и счастье с радостью, и всякие другие блага...». Ох как же хотелось Ваньке получить от Бога хоть какие-то блага, но пока не получалось. Надеялся, что когда-нибудь все-таки получит и слова бабушки сбудутся...

  Ванька долго бродил по краю поля, где обычно было много травы, потом пошел по самому полю. Долго высматривал круговины, где, видно, была раньше трава, но ее кто-то успел сорвать. Нарвал всего с полмешка, не больше. Если принесет столько, то мать недовольно скажет: