Текст книги "Эрлинг (СИ)"

Автор книги: Анастасия Курленёва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 26 страниц)

– Да не бойся ты! – сверкнул тролль алмазной улыбкой. – Поди сюда, говорю. Работёнка есть. Как раз под тебя.

Замок Элизобарра, 347 г. от осн. Сообщества

Князь Элизобарра сдувал пылинки со своей беременной жены, не позволяя ей и малейшего риска. Он на руках носил её по лестницам, строго-настрого запретив спускаться или подниматься самой. Все верховые прогулки также были решительно отменены, несмотря на все её заверения, что на раннем сроке никакого вреда от них не будет. Эйзенхиэль не оставлял любимую одну почти ни на минуту... и, тем не менее, как-то умудрялся перерывать тонны книг, обрастая сугробами бумаги, густо исписанной расчётами. Он дремал по три часа в сутки, иногда прямо за письменным столом. Но осознав, что в таком режиме долго не протянет, а хронический недосып сильно снижает его работоспособность, вернулся к более размеренному образу жизни.

Когда пришло время, Эйзенхиэль сидел рядом с постелью жены, сжимая её руку. Бригада лучших человеческих врачей последнюю неделю дежурила в замке. Схватки начали учащаться и соседнюю комнату уже готовили к родам. А молодая княгиня выразила желание поговорить с мужем наедине.

– Эйзенхиэль, – просто сказала она, глядя вампиру в глаза, – сегодня я умру.

– Конечно, нет, родная, – мягко отозвался он. – Не бойся ничего, я…

– Нет, ты не понял, – спокойно прервала его жена. – Я не боюсь. Благодаря тебе… я не боюсь. Я просто хочу, чтобы ты обещал мне не винить никого за это… врачей, а в первую очередь себя. Они сделают всё, что смогут. Но этого будет недостаточно.

Вампир упрямо сжал кулаки.

– Ещё есть время. Я… не позволю тебе умереть.

Девушка ласково погладила мужа по щеке.

– Я знаю, над чем ты работаешь, – всё так же просто сказала она. – Знаю, что не даёт тебе спать спокойно. Ты очень талантлив… и если бы кто-то и смог… но твоя работа не завершена ещё и на четверть.

– Я успею, – мужчина мотнул головой. От её тона – спокойного и безапелляционного – словно холодная рука сжимала его сердце.

– Нет, дорогой. Теперь уже слишком поздно. Даже если бы ты закончил… да будь ты даже богом, это уже ничего не изменит. Сегодня я умру. Поэтому обещай мне! – настойчиво повторила она.

Он не верил, не хотел верить. Но в глубине души точно знал, что она права. Что ей доподлинно известно…

– Я… обещаю, – выдавил из себя князь Элизобарра.

– Есть ещё кое-что, что я прошу тебя сделать для меня…

– Что, любимая?

– Назови нашу дочь Мелисентой.

– Хорошо, – ответил он, целуя её руки. – А если родится мальчик?

– Будет девочка, – уверенно сказала женщина и снова погладила мужа по щеке. Закрыв глаза, Эйзенхиэль задержал её руку, стараясь раствориться в этом мгновении и не допустить в свою реальность страшное будущее. Однако и из этого состояния его вывел голос княгини, прозвучавший очень ласково:

– Эйзенхиэль… – вампир наклонился к жене и заглянул в её спокойные голубые глаза. – Я очень благодарна тебе за всё, что ты для меня сделал.

– Милая… – он попытался погладить её по волосам, однако его руки, такие нечеловечески сильные, вдруг предательски задрожали. Очередной болевой спазм, на этот раз особенно резкий, скрутил хрупкое женское тело так, что из-под её ногтей, впившихся в его запястье, выступила кровь.

– Всё, – сказала она, тяжело дыша, – теперь иди.

– Я не оставлю тебя, – запротестовал он, но её ответ был непреклонным:

– Иди. Я не хочу, чтобы ты это видел.

Главный хирург был ещё сравнительно молод. Ему было искренне жаль красивую юную девушку, рожавшую ребёнка главе клана Вампиров. Но теперь, после многочасового напряжения, он не чувствовал уже ни жалости, ни чего-либо другого. Только огромную, всепоглощающую усталость, вытеснившую даже инстинкт самосохранения. А потому к отцу отправили именно его.

Князь Элизобарра сидел в кресле сбоку от двери. Он был безукоризненно одет, выбрит. Длинные светлые волосы аккуратно сколоты сзади. Он сидел так уже очень давно, ему казалось, что целую вечность, глядя перед собой невидящими глазами. Однако движение на периферии зрения привлекло его внимание, и он повернулся к врачу, держащему в руках белый свёрток. Увидев лицо князя, хирург вдруг почувствовал, как у него пересохло в горле.

– Она умерла? – спросил хозяин замка таким безжизненным голосом, что он вполне мог бы принадлежать умертвию, а не вампиру.

Врач кивнул.

– Но девочка здорова.

Эйзенхиэль встал и бережно принял из его рук кулёчек, показавшийся вампиру очень маленьким и совершенно невесомым. Ребёнок спал, утомлённый нелёгким процессом появления на свет. Князь осторожно прижал новорождённую к груди и молча вышел.

Резиденция Кэролина, в это же время

Два человека сидели перед большим зеркалом, на которое проецировалось изображение из ставшего таким недоступным мира. Вернее сказать, один из них родился человеком. Когда-то. А второй им когда-то был. Но не важно.

– Нет, ну это уму непостижимо! – раздражённый Милослав яростно сверлил взглядом безмятежную поверхность зеркала. – Моя сестра – дочь вампира! Мелисента Элизобарра! Ты только послушай, как звучит!

– Ты сам виноват, – невозмутимо отозвался царь фейри. – Нечего было оставлять её там одну. Что бедной девочке оставалось делать? Навсегда зависнуть между жизнью и смертью? Ты ведь прекрасно знаешь, что, не пройдя через Сумеречный предел, она не сможет родиться вновь.

– Но вампир! – продолжал ужасаться Чёрный Дракон.

– Если бы она родила девочку от человека, то вряд ли решилась бы погубить собственное дитя только чтобы завладеть его телом. А мог ведь и мальчик получиться! А так вышла её точная копия. Можно даже сказать, отпочковалась.

Милослав знал, что Кэролин прав. Именно это его так сильно и бесило.

Замок Эрлинг, много лет спустя

Северин сидел, сердито сведя брови, и точил свой меч. Занимался он этим уже давно, так что лезвием вполне можно было бриться. Но леди Эрлинг, присутствовавшая в соседнем кресле в ипостаси немого укора, не позволяла мужу оторваться от своего занятия. Подними он голову от оружия, пришлось бы что-нибудь сказать.

– Ты ведёшь себя как глупый мальчишка, – процедила красавица сквозь зубы.

– Может, надеюсь на такую же заботу, что ты проявляешь об этом сосунке, – раздражённо отозвался лорд.

– Да что он тебе сделал? – воскликнула его супруга не менее раздражённо.

– Что сделал? – вспыхнул оскорблённый мужчина. – Да он просто раздевал тебя глазами!

– Тебе-то что до этого? – холодно осведомилась девушка.

– Как это что? Ты моя жена!

– Северин, я всегда нравилась людям. И всегда буду нравиться. Такова моя природа. Ты что, с каждым собираешься драться?

– Если потребуется, – буркнул Эрлинг.

– Так ведь не требуется! – всплеснула руками Мелисента. – Ты прекрасно знаешь, что ты единственный мужчина в моей жизни.

– Единственный… – повторил он, и рука, сжимающая оселок, замерла на лезвии. – Но не первый…

– Что ты хочешь этим сказать? – её слова можно было складывать в холодный погреб вместо льда.

– Эйзенхиэль… – тихий голос слегка дрогнул. – Зачем ты держишь в будуаре его портрет?

– Он спас мне жизнь, Северин. Дважды. И тебе, кстати, тоже.

– Расскажи мне… – вскричал мужчина, вскакивая, – каким он был мужем?

– Не помню, – тем же ледяным тоном отозвалась его супруга. – Но отцом он был прекрасным. Думаю, что и муж из него был не хуже.

– Не помнишь? У тебя такая короткая память? – саркастически заметил лорд.

– Не короткая. Избирательная. Ты никогда не задумывался, почему таких, как я, называют «Фениксами»?

– Потому что вы возрождаетесь после смерти!

– Все люди возрождаются. Просто мы об этом помним. Нет. Дело не в этом. Женщина-Феникс может дать жизнь себе самой, если того требуют обстоятельства. Миновать Сумеречный предел. Но вод забвения никому не удастся избежать. Их волны окатываю все семь миров. Я неуязвима к их воздействию. Почти. Но нельзя помнить кого-то как мужа и отца одновременно. Это разрушительно действует на психику. Как только родилась Мелисента Элизобарра, Лоридейль Лейнсборо умерла. Я помню отца только как отца. А Влада вообще только как главу клана. Всё, что я знаю об их жизни до моего рождения, стало мне известно со слов других людей… но если тебя это интересует, – девушка презрительно скривила губы, – отдельной спальни у меня не было.

– Так почему ты не подарила ему «Поцелуй Феникса»? – тёмные глаза мужчины горели яростным огнём. – Тогда сейчас твоим мужем был бы он, а не я!

– Ты можешь не сомневаться, что будь это в моей власти, я бы это сделала, – каждое слово причиняло ему такую боль, будто жена с размаху вонзала в него кинжал. – Но «Поцелуй» не даруется сознательно… к тому же, князю Элизобарре от него всё равно не было бы прока. Я не могу наделить любимого бессмертием – я им сама не обладаю. Я могу подарить только память. Но вампиры не входят в воды забвения. Как и все долгоживущие, умирая, они умирают насовсем. И когда Эйзенхиэля перестанут помнить… от него ничего не останется. Поэтому я буду помнить его всегда. Вечно. И тебе придётся с этим жить.

Она встала и стремительно вышла из комнаты. Со стороны столовой послышался грохот бьющейся посуды.

Примерно через полчаса тонкий фарфор с тихим звоном стал собираться из черепков обратно в шкаф. Фамильному сервизу не в первый раз доводилось испытать на себе гнев хозяйки. Северин тихо подошёл к стоящей у окна женщине и обнял её за плечи, крепко прижав к себе.

– Прости, – раскаяние, отчётливо слышавшееся в его голосе, не позволило леди Эрлинг отдёрнуть голову от поцелуя в щёку. К тому же, когда он обнимал её вот так, Мелисента совершенно теряла волю и сердиться больше не могла. И самое ужасное – Северин это знал. – Я вёл себя неподобающим образом. В глубине души я сознаю, что ничем не заслужил такого подарка судьбы, как ты. Я панически боюсь тебя потерять.

– Так ты сегодня никуда не пойдёшь? – осведомилась она, старательно хмуря брови.

– Дорогая, я сам бросил вызов, я не могу просто не явиться.

– Ах… – леди Эрлинг попыталась вырваться, но муж крепко сжимал её, покрывая поцелуями золотистые волосы и нежную шею.

– Но я обещаю тебе, – шептал он, – я мальчишку и пальцем не трону.

– И извинишься, – всё ещё сердито сказала она, неудержимо тая в его объятиях.

– И извинюсь, – кротко согласился Северин, разворачивая женщину к себе лицом и припадая к её губам.

Уединённое поле, тот же день.

– Моя жена считает, что я должен сожалеть о своём чрезмерно резком поведении, граф, – невозмутимо произнёс лорд Эрлинг, приставив лезвие к горлу противника. – Так что давайте покончим с этим и разойдёмся по домам.

– Она беспокоилась обо мне, – юноша, уже успевший попрощаться с жизнью, расплылся в блаженной улыбке. Его противник только прикрыл глаза и убрал оружие в ножны.

– Молодой человек, не испытывайте судьбу. Проваливайте.

Сумеречный Предел, Вечность.

После того, как Кэролин закончил рассказ, никто из троих его слушателей долго прерывал молчание. Каждый думал о своём. Наконец Альдор, выглядевший теперь вовсе не как призрак, а как очень красивый и совершенно живой юноша, с оттенком смущения произнёс:

– Однако, как быстро летит время за беседой. Вот мы почти уже и у цели…

Ламберт огляделся по сторонам: вокруг расстилался пасторальный пейзаж. Сглаженные сочной зеленью склоны крутых холмов, увитые жёлтыми лентами тропинок, живописные рощи, металлически блестящие под солнцем стружки рек… овцы… ОВЦЫ? Приглядевшись, барон фон Штосс с изумлением узнал породу.

– Откуда… откуда здесь даугерские тонкорунные?

Младший Эрлинг тонко улыбнулся.

– Тебе лучше знать.

– Но я…

– Не морочь себе голову, – прервал подопечного Антар. – Мы пришли.

Двое людей, один бог и один царь фейри стояли на краю впечатляющего обрыва. Отсюда открывался прекрасный вид… для каждого свой.

– А… теперь что? – осведомился Ламберт, вдоволь налюбовавшись.

– А теперь всё, – просто сказал старший Эрлинг. И резким толчком сбросил мёртвого мага вниз.

Замок Эллерберг,  36 г.э. Леам-беат-Шааса

Антар открыл глаза и медленно встал.

– Оставьте нас, – сказал он тихо, но таким тоном, что все безутешные плакальщики беспрекословно повиновались. Только Камилла осталась сидеть, даже не шелохнувшись, всё так же глядя в пустоту перед собой.

Мужчина подошёл к ней и опустился рядом. Баронесса фон Штосс решительным движением прижала к себе голову мужа, одновременно локтём закрывая мёртвое лицо от взгляда Нездешнего.

– Камилла, – мягко произнёс Эрлинг, – я прошу только пять минут. Потом я тебе его верну. Обещаю.

Бледный призрак прежней Камиллы шевельнулся в глубине зелёных глаз, разрывая пелену безумия. Пересохшие губы что-то беззвучно прошептали. Женщина разомкнула руки.

Антар уложил тело барона прямо на полу, ровно, как в гробу.  Встал на колени и достал из недр псевдожизни свой пресловутый сапфир. Сжал камень в ладони, отчего над его рукой появилось размытое радужное марево, вскоре перекинувшееся и на вторую руку. Когда это произошло, инженер наклонился над Ламбертом и повёл ладонями вдоль мертвеца, начиная со ступней и медленно продвигаясь вверх. Радужное марево следовало за ним без всякого видимого эффекта. Разве что когда Антар добрался, наконец, до головы мага, волосы некроманта из седых снова сделались тёмно-русыми. Осмотрев дело своих рук, выходец из Сварги удовлетворённо улыбнулся, а потом со всего размаха засадил лежащему локтём в грудь. Полувздохнув-полувскрикнув, Ламберт резко сел, ухватившись за предплечье Последнего из Эрлингов. Сфокусировал взгляд. И рассмеялся.

– У тебя получилось! Антар! У тебя получилось!

– Угу, – буркнул тот, отодвигаясь в сторону. – Не зря твою ДНК через компьютер прогонял…

Инженер был бледен, на лбу обильно выступил пот: синтез тела взрослого мужчины дался ему нелегко. Борон фон Штосс хотел что-то сказать, но тут его взгляд упал на жену, медленно поднимающуюся с колен…

***

Огненные всполохи озаряют грозовое небо… после раскатов грома будто ватной подушкой накатывает тишина… душно… трудно дышать… Воздух словно превратился в вязкую массу, слизью облепляющую лёгкие. Кажется, эта слизь – розовая. Красные собаки… красные собаки с лаем носятся вокруг. Все… почему-то красные. И одна белая. Гончая с голубыми глазами. Сидит и смотрит… так печально…

– Почему Вартек отказался лечить его? – баронесса фон Штосс старается говорить тихо. Декан Салем в глубоком забытьи, но вдруг он что-нибудь слышит?

Барон фон Штосс осторожно подбирает слова:

– Вартек… посчитал… его безнадёжным. Он… не сможет… помочь.

– Но что-то ведь можно сделать? Может быть, Антар…

– Боюсь, что… – маг отрицательно качает головой. – Дорогая, не мучь себя. Подумай о ребёнке, – муж нежно прижимает Камиллу к себе. – Да, и о Вартеке… разве он не должен был сегодня осмотреть тебя?

– Да, ты прав, – вздыхает баронесса. – Он меня уже ждёт.

– Иди, любимая, не волнуйся. Я побуду здесь.

Нежный поцелуй, неохотно разрываемые объятия… как же это тяжело – расстаться. Даже на пару часов.

Звуки лёгких женских шагов давно уже затихли, когда веки стихийного мага, так и не защитившего диссертацию, дрогнули и приоткрылись.

– Ты ей не сказал, – едва внятно прохрипел он.

Ламберт с непроницаемым лицом влил в рот больного клюквенный морс. Салем судорожно сглотнул. Закашлялся.

– Не сказал.

– Рисуешься благородством? – губы умирающего с трудом сложились в кривую усмешку.

– Нет, – спокойно отозвался его бывший научный руководитель. – Не хочу, чтобы моя жена винила себя за то, что сделал мой недобросовестный ученик. Ей и так слишком много пришлось пережить.

– Ненавижу… тебя, – с трудом выдавил из себя Салем.

– Знаю, – меланхолично отозвался собеседник. – По ауре видно. Даже сквозь бред.

– Будь ты… на моём месте, злодеем оказался бы ты. А я стоял бы тут весь в белом.

– Сомневаюсь, – холодно произнёс барон фон Штосс. – Я слишком сильно люблю её, чтобы сделать несчастной.

– Я тоже её люблю, – красные собаки снова начали мелькать перед глазами, голос декана стихийников звучал всё тише… – Со мной она тоже могла быть счастлива.

– Нет, – твёрдо сказал недавний посетитель Сумеречного предела. – Настоящая любовь всегда бывает взаимной.

Умирающий зашёлся хриплым не то смехом, не то кашлем. Ламберт подождал, пока он затихнет, а потом вдруг спросил:

– Почему ты не ампутировал воспоминания? Вартек, возможно, и отказался бы сделать это для тебя… но он ведь не единственный врач.

Воспалённые глаза зло уставились на собеседника.

– А сколько мне пришлось бы ампутировать? Всё, связанное с Камиллой? Или с тобой? Два года? Пять? Десять? И ломать потом голову, почему все отворачиваются от меня? Почему Леам-беат-Шаас отказался рассматривать диссертацию? Каждый день выставлять себя идиотом?

Эта короткая эмоциональная речь отняла у больного слишком много сил. Салем устало опустил веки. В ушах снова раздались раскаты грома…

Довольно долго барон фон Штосс раздумывал над полученным ответом. Потом вздохнул и совершенно нейтральным тоном произнёс:

– Что ж, возможно, ты и прав…

Услышав удаляющиеся шаги, умирающий сделал над собой титаническое усилие и снова разлепил губы.

– Будь ты проклят, – произнёс он едва слышно, но Ламберт остановился, так и не достигнув двери. Обернулся.

– Благодаря тебе я – некромант, восставший из мёртвых, – сказал маг без тени ненависти. – Я уже проклят. Прощай, Салем. Спи с миром.

Вместо ответа из горла стихийника вырвалось только глухое рычание. Должно быть, какой-то из красных собак…

Сумеречный Предел, Вечность

Северин Эрлинг находился в замке Чёрного Дракона. Вернее сказать, в отражении оного замка, распространявшемся на Мир Мёртвых. И поскольку Милослав отличался консерватизмом, была эта проекция точной копией оригинала. Чего нельзя было сказать об отражении в зеркале, напротив которого лорд-вампир стоял по правую руку от бога смерти. Вместо этих двоих в серебристой глубине сидели в кресле мужчина и женщина. На самом деле в кресле сидел барон фон Штосс. Жена уютно устроилась у него на коленях.

– Он выглядит таким счастливым, – задумчиво произнёс сильнейший маг семи миров.

– Он в самом деле счастлив, – пожал плечами бывший чернокнижник.

Некоторое время оба наблюдателя молча прислушивались к нежному щебету супругов.

– А почему резерв такой маленький? – спросил вдруг Северин. – Эйзенхиэль был потомственным магом, очень сильным.

– Пусть скажет спасибо, что вообще что-то осталось, – сухо отозвался бог смерти. – Думаешь, легко было перекроить ауру из антитентуры под здешние условия? Не говоря уж о том, чтобы сделать из вампира человека.

– Если честно, я вообще не представляю, как тебе это удалось.

Милослав усмехнулся.

– Да уж, пришлось попотеть. Хорошо, что я такой предусмотрительный и кроме него оставил в карантине ещё с пяток свежеумерших вампиров. Было на ком тренироваться.

– Да, но… – лорд Эрлинг замялся, подбирая слова. – Когда он погиб, ты ведь был здесь. Как тебе удалось предотвратить развоплощение?

Чёрный Дракон хмыкнул.

– Это твой Альдор диктует свою сентиментальную волю слабым сердцам только по эту сторону перехода. А мне давно уже подчиняются все Миры Мёртвых, до которых докатываются воды забвения. На переход, как тебе известно, требуется время… да и энергии порядочно. Я пытался это как-то обойти, работал со сцепленными квантами…

– Я тоже изрядно с ними повозился… пока не понял, что использовать этот эффект для перехода принципиально невозможно.

Милослав утвердительно наклонил голову.

– Да, для перехода невозможно. Зато это позволило мне сделать внутренние каналы связи абсолютно криптостойкими. Так что я отдал команду своему чиновнику поместить в изолятор богов пятерых обычных и одного не вполне обычного вампира, не опасаясь, что по этому поводу поднимется назойливый вой бессмертных.

– Зачем тебе в принципе понадобилось это делать? Ты же ненавидишь вампиров!

Бог смерти неопределённо повёл плечами, разглядывая творение своих рук, которое теперь звалось Ламберт фон Штосс.

– Он заботился о моей девочке, пока меня не было рядом. И делал это в высшей степени хорошо. И совершенно бескорыстно. Не так часто мне доводиться испытывать благодарность.

– А потом? Почему ты ничего не сказал? Ни мне, ни Мелисенте?

Милослав повернулся к собеседнику и с несколько наигранным высокомерием приподнял бровь.

– Да кто ты вообще такой, чтоб я с тобой разговаривал? – помолчав немного, продолжил: – Ну а сестра… к чему было ставить её перед проблемой выбора? Ваш брак был так хрупок… детей даже ещё не было, – при этих словах Северин едва заметно вздрогнул. А под ехидным взглядом чернокнижника и вовсе помрачнел. – К тому же, вернись наша девочка к вампиру,  – продолжал добивать его Милослав, – я проиграл бы спор с Кэролином. И мне не только пришлось бы вернуть трофейный артефакт, но и отдать этому зануде Осколок Вечности. Перспектива малопритягательная.

– Ты, должно быть, чрезвычайно повеселился, подсунув царю фейри вампира в качестве внука, – буркнул маг.

– Бывшего вампира, – педантично поправил бог смерти. – Но ты прав – повеселился изрядно. Этот олух даже ничего не заподозрил. Для него все смертные на одно лицо.

– Кстати, почему он внешне на Эйзенхиэля не похож?

– Внешне он похож на барона фон Штосс, как ему и положено. Он ведь не помнит ничего из своей прошлой жизни. Даже Мелисента, когда после самоубийства в чужое тело попала, почти год потратила на то, чтобы выглядеть более-менее прилично. К тому же… имей место внешнее сходство, Антар обо всём бы догадался. Портреты деда он, думаю, видел.

– Так ты… и любимому племяннику не поведаешь, с кем он свёл дружбу?

– К чему усложнять, – бог смерти щёлкнул пальцами, и в зеркале вместо супружеской пары отразились двое мужчин. – Пусть Эйзенхиэль Элизобарра останется семейной легендой. А Ламберт фон Штосс живёт своей жизнью. Мне кажется, он это заслужил.