Текст книги "Странная барышня (СИ)"

Автор книги: Алла Эрра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 32 страниц)

7

“Завтрашний день” начался на редкость банально… для людей этого времени, но не для меня. Встала, сделала зарядку. Да, прошлая обладательница тела пренебрегала нагрузками и поспать любила, судя по давно взошедшему солнцу. Дыхательная гимнастика, “планка”, приседания хоть и изрядно утомили изнеженное тело, но знатно разогнали кровь по венам. Прислушалась к пульсу. Немного частит, но не критично. После болезни намного хуже бывает.

Итак, с чего начать? С элементарной гигиены. Насколько помню, должна быть вода. Горячая вода в тазике, которую приносят служанки. Но ни воды, ни служанок что-то не видно. Накинув тяжёлый, сильно потрёпанный халат, вышла из своей комнаты в поисках тех, кто поможет мне с умыванием.

– Стоять! – приказала полной девушке, что резвым колобком попыталась проскочить мимо меня с ворохом постельных принадлежностей.

– Ась, барыня? – замерла она.

– Мыться желаю.

– Токмо холодная водица есть. Мэри Артамоновна всю тёплую извели.

– Не поняла… А вы что, только на неё готовили?

– Про вас не говорено.

– А вот сейчас говорено!

– Никак нельзя. Тама в печи еда томится.

– Значит, вынимаешь её и греешь воду.

– А как же это так? Барыня скоро кушать изволит.

– А вот так. Мария Артамоновна вчера одухотворилась от моего чудесного выздоровления и начала поститься раньше срока, на хлеб да воду себя посадив. Зачем нам еда тогда? Я тоже многого не прошу. Соленья какие имеются?

– Капустка квашеная, огурчики, мочёные яблоки.

– Достаточно. Ещё молочка крыночку и… Стоп. Молочко с огурчиками смешивать не хочу, чтобы потом от горшка до горшка не бегать. Ты хлеба и медку принеси. А вот уже в обед нормально поесть можно будет. Картошечки, сальца… Чего ещё делать собиралась?

– Курочку.

– Пусть будет. Но только на меня одну! Не забыла, что Мария Артамоновна постится?

– Чудно. А чего ж барыня сама не приказала?

– Тебе моего слова мало? Совсем распустились! – натурально топнула я ногой, с трудом сдерживая гневное выражение на лице. – Так и норовите мою мачеху в грех ввести из-за своей лени! Ох, и накажет она тебя…

– Ой! Не говорите, пожалуйста, Лизавета Васильевна! Дура я!

– Уговорила… э-э-э… Стешка. Но за это и у меня бельё поменяешь.

– Так не велено. Токмо у барыни.

– А я кто?

– Падчерица ейная. Вы уж не серчайте, но мыльного раствору только на чуток бельишка хватит. Можно завтра на речке ваше постирать, если барыня прикажет.

– Ладно. Иди. Но чтобы вода горячая была!

Девушку как ветром сдуло.

Вырисовывается новая интересная картина. Оказывается, я даже старое расползающееся постельное бельё на свежее поменять вовремя не могу. Да что там бельё?! Самой помыться в относительно нормальной воде и то проблематично. Жди субботней бани, до этого знаменательного события грязным рукавом морду вытирая. Нужно исправлять ситуацию. Зачуханной ходить – себя не уважать. Воду, по идее, скоро принесут, но вот с бельём…

Если служанка его меняла, то, скорее всего, Мэри сейчас не у себя. А где? Неважно!

Быстро прошла в её комнату, осмотрелась. Да уж, разительное отличие от моей убогой комнатёнки. Огромная кровать с резными лакированными купидончиками на изголовье – прямо настоящий сексодром. Главное: не утонуть в высокой пуховой перине и в куче атласных подушек.

Тёмно-бордовые плотные шторы, словно их спёрли из актового зала моей школьной молодости. Шикарная, инкрустированная золотом мебель. Натёртый воском наборный паркет блестит, как лёд на свежезалитом катке. На нём вольготно расположилась медвежья шкура.

Но больше всего в глаза бросался портрет на полстены. На нём изображена сама Машка Кабылина … видимо, в лучшие свои годы. Важная, величественная, с ярко-алой розой в руках. Хороша, зараза! Хотя тут слово “зараза” ключевое, если вспомнить бедную, унылую обитель Лизоньки и её притеснения.

Так! Не до экскурсий! Быстро подхожу к кровати и, воровато прислушиваясь, сгребаю с неё одеяло и простыню. Немного подумала… Эх, была не была! Наглеть нужно капитально!

Минут через десять в моей комнате появились несколько отличных атласных подушечек, а также прочие постельные принадлежности, радующие отменным качеством и свежим запахом. Даже духами обрызгано всё. Вот это плохо: тяжеловат аромат. Но он всё равно лучше, чем бывшие тряпки, отдающее прелостью.

Как теперь выглядит кровать мачехи, описывать не буду. Наверное, резные купидончики никогда ещё не видели подобного позорища.

Вскоре поспела и горячая вода. Принёсшая её Стешка хотела улизнуть, но я остановила её и заставила поливать меня из ковшика. Это очень напомнило детство, когда вот так маленькой девочкой стояла в тазу у бабушки в деревне.

Хотя у неё было всё равно лучше. Чистка зубов доконала меня окончательно. Разжёванная веточка, обваленная в золе, привнесла ощущение не свежести, а пепелища на все дёсны. Ну, хоть так…

Бедные женщины этого времени! Где нормальный душ? Где шампуни, лосьоны, зубные пасты и дезодоранты? Чтобы быть относительно чистыми и красивыми, им приходилось идти на настоящие подвиги, неведомые в избалованном двадцать первом веке. И ведь умудрялись же! И ведь воспевались поэтами, влюбляли в себя мужчин так, что те стрелялись на дуэлях ради дам сердца.

Эти серьёзные думы прервало настойчивое урчание желудка. Спустилась в столовую, но тут вспомнила Лизиной памятью, что ела там лишь тогда, когда приезжали гости. А так моя порция должна ожидать на кухне.

Слава богу, Стеша и девочка, примерно годков шести, не дали мне умереть голодной смертью. Парное молоко, вчерашний хлеб и миска одуряюще пахнущего мёда вернули к жизни и к хорошему настроению. Вот теперь можно и погулять! Благо погода сегодня хорошая, солнечная. Уже накинув свою полулысую шубку, хотела выйти во двор, как сверху раздался громкий визгливый голос.

– Стешкаааа! Тварь такая! Сюда!

Опаньки. Кажется, “пациентка” прибыла и любуется своим ложем. Музыкально вопит. Не Фаринелли, но всё равно очень высокие ноты. Понять Мэри можно: на её месте я бы тоже разозлилась… Хорошо, что нахожусь по другую сторону этой баррикады. У меня-то кроватка застелена красиво, пусть и бельишком не совсем по размеру. Но лучше больше, чем меньше. Думаю, что мачеха сейчас полностью согласна с этим утверждением. А ещё с тем, что клоп мал да вонюч. Прямо как мои старые простыня с пододеяльником на её безразмерном ложе.

Спотыкаясь на лестнице, Стеша ломанулась к хозяйке с такой скоростью, что можно смело на Олимпиаду бегуньей выставлять.

Ох, ей сейчас и влетит! Несправедливо как-то получается. Скинув шубку, я пошла к месту будущих разборок, могущих перерасти в рукоприкладство.

Я полностью оказалась права. Мачеха сразу набросилась на ни в чём не повинную Стешку с кулаками.

– Убью, тварь! Паскудница! В навозе утоплю! Плетями кожу сдеру! Лично! Голой на мороз!

– Неплохой словарный запас в плане наказаний, – иронично сказала я, встав между Мэри и испуганной служанкой. – А из-за чего такой сыр-бор?

– Вот! Полюбуйся на это! – ткнула она пальцем в сторону кровати. – Охамела до такой степени, что мне, своей хозяйке, как последней скотине, постелила какое-то тряпьё! Собаками затравлю!

– Пардон, Мария Артамоновна…

– Елизавета! Сколько раз повторять, чтобы звала меня Мэри!

– Не знаю. Потом подсчитаем. Главное, что с отчеством не напутала. Но у меня к вам один важный вопрос возник. Это бельё достойно лишь в хлеву валяться?

– А сама не видишь?! Только скотине зад подтирать!

– Тогда почему оно было на моей постели? Я что, скотина для вас? А как же “кровиночка мужа любимого”?

– Елизавета! Не передёргивай факты! – возмутилась мачеха, гневно тряся вторым подбородком. – Естественно, мы все одна семья. И я никого в ней не выделяю. Всё готова отдать за твоё счастье. Сама видишь, сколько с тобой мучиться приходиться.

– Верю. Искренне верю, что готовы и что за счастье. Поэтому помогла вам немного, чтобы не так напрягались. Стеша тут ни при чём. Это я поменяла бельё. У вас же нет возражений? Вы же меня любите?

– То есть как? – опешила она.

– Ручками, естественно. Помучилась с непривычки, но зато теперь буду спать, как приличная девушка, а не пойми кто.

– Елизавета! Это воровство! Самое настоящее воровство! Немедленно верни украденное тобой!

– И что же получу взамен? Это? Которым, как вы выразились, скотине зады вытирать? Извините, но не вижу повода для нового обмена.

– Стешка! Перестелить, как было! – устав от спора, приказала мачеха.

– Как было не получится, – продолжала я гнуть свою линию. – Если посмеете это сделать, то спалю во дворе не только ваше надушенное бельишко, но и портрет. Не знаете, холсты хорошо горят?

– Ты не посмеешь!

– Проверим? Учтите, я после болезни ещё не совсем отошла, и могут быть нервные срывы.

– Хорошо. Что ты от меня хочешь, негодница?

– Нормальное чистое бельё и замену его хотя бы раз в неделю. Горячую воду по утрам… Это раз.

– Будет ещё и два? – видя, что я замолчала, зло спросила Мэри.

– Много чего будет. Нам вместе ещё долго жить.

– Уж не бесы ли в тебя вселились, Елизавета? Раньше ты была благовоспитанной девицей, а теперь ведёшь себя похуже рыночных хамок.

– К сожалению, с подобными особами не знакома, поэтому с кого и беру пример, так только с вас.

– Лиза. Я ведь могу быть не только доброй. Моему ангельскому терпению скоро придёт конец.

– Я тоже. Так что? Перестилать будем, или я пошла горящее полено из печи доставать?

– Ты знаешь, как дорого стоит нормальное бельё?

– Не знаю. Но если покажете мне домовые книги со всеми расходами, то готова удивиться.

– Будет тебе нормальная кровать! А лезть в финансы – не твоего ума дело.

За обедом Мария Артамоновна узнала, как я представляю себе второе условие. Сижу на кухне у печи, прямо из чугунка уплетаю курицу с картошкой, как вдруг раздаётся знакомый визг. Влетевшая ко мне испуганная Стеша начинает метаться из угла в угол.

– Ты чего? – с набитым ртом спрашиваю у неё.

– Барыня поститься передумали! Еды нормальной требують!

– Курицу с картошкой не отдам, – честно предупредила я. – Тем более, я туда уже своей ложкой залезла, а благородные люди из одного чугунка не хлебают. Этикет не позволяет. У каждого должен быть свой. Можешь щей ей налить, я в них почти не ковырялась.

Видимо, мачеха устала любоваться на хлеб с водой и сама решила ускорить процесс сервировки стола, влетев разъярённым бегемотом к нам. Немая сцена, потом очень сложный для неё диалог, во время которого я ясно дала понять, что кто ближе к еде, тот и получает самое вкусное. Остальные обслуживаются по остаточному принципу.

В результате дипломатических переговоров, подкреплённых шантажом с моей стороны и визгливыми упрёками со стороны Марии Артамоновны, было принято соломоново решение. Я не лезу в составление меню, а она будет рада видеть меня за обеденным столом.

Что ж! Очередная маленькая победа за мной! Кусочек территории отвоёван!

Я не злой человек, но всегда выбешивала несправедливость. Ещё у меня есть память Лизы и понимание, кто довёл бедную затюканную девушку до самоубийства. Такое прощать не намерена, так как я теперь и есть Лиза. Всю жизнь прогибаться под всяких “Мэрей” не собираюсь. А судя по молодому и почти здоровому телу, до смерти мне ещё ой как далеко.

8

Тихая музыка. Такая красивая, что хочется плакать, растворяясь в её нотах. Я иду по родной больнице… Медсёстры искренне улыбаются. Пациенты лежат в палатах, не страдая от боли, а словно на курорте под зонтиками от солнца, блаженно щурясь, попивают разноцветные коктейли через трубочки или мажут себя кремом для загара. Дверь главврача. Пётр Юрьевич сам на себя не похож. Молодой, подтянутый и с букетом огромных роз в руках.

– Это тебе, – произносит он и встаёт на одно колено. – Выйдешь завтра на дополнительное дежурство? Я тебе за это цитрамона таблетку прикачу. Большую! С канализационный люк!

– Я всё не съем, – немного испугавшись, мямлю в ответ. – А поменьше нет?

– Нет. Но зато есть пребиотики в капсулах. Тоже большие, и принимать только через нос. Но я мужиков позову. Ноздри раздвинут и протолкнут.

– Эй! – крикнул он, и в дверь ввалилась толпа бородатых ухмыляющихся качков в комбинезонах. – Держите её, а то вас сам лечить буду! Да не спите вы, а то сейчас сбежит! Проснитесь, идиоты! Просыпайтесь! Просыпайтесь. Просыпайтесь…

Внезапно голос Петра из мужского баса превращается в тонюсенький женский.

– Просыпааайтеееесь…

Чувствую, что кто-то тормошит меня, и открываю глаза. Стешка склонилась над кроватью. Блин! Это сон! Вот присниться же такая ерунда! Всё как наяву. До сих пор мурашки бегают.

– Чего тебе? – рывком сажусь, кулаками протирая заспанные глаза.

– Барыня отбывать изволит. Приказала передать, что к вечеру будут. И чтобы вы, Лизавета Васильевна, не шлёндали по усадьбе, а молитвы почитали. В пост оно самое то.

– Поняла. Сразу после завтрака и начну. Что у нас на него, кстати?

– Грибочки солёные, – стала перечислять Стеша, – блины постные, суп гороховый. Кашица с вареньем. Медок.

– Это только на завтрак?

– А то ж! Барыня сказала, чтоб теперь ели, как и она.

Понятненько. Значит, Кабылина втихаря заглянула в мой дневник и боится отравиться. Надо туда ещё чего-нибудь кровожадного написать.

– Мне блины и чаю с вареньем. Остальное не надо. Хотя… Давай вместо чая кофе.

– Он токмо для барыни, и она его к себе унесла, в горницу… Покои, стал быть.

– Хорошо, – не стала спорить я. – Потом разберусь.

– Ох и чудная вы стали, Лизавета Васильевна, – вздохнула служанка. – Раньше всё что-то в книжках своих бубнили да в окошко так тоскливо смотрели, что плакать хотелось. А теперя вас даже Мэри Артамоновна стороной обходит. Зыркнет вслед и креститься начинает.

– Это она святость мою видит, – мрачно отшутилась я, зябко кутаясь в одеяло. – Чего так холодно?

– Барыня уезжала и топить сильно не велела. А правда, святость вас обуять угораздила?

– Вот то-то и оно, что угораздила. Воду горячую неси.

После банных процедур настроение немного улучшилось. Но этот идиотский сон никак не хотел отпускать. Я очень соскучилась по своему времени. Как же мне здесь неуютно! Уже неделю призраком слоняюсь из угла в угол, не зная, чем себя занять. Одно развлечение – выбесить гражданку Кабылину. Мачеха реально начинает меня бояться, раз за разом проигрывая мелкие стычки.

Вроде бы должна получить моральное удовлетворение за потрёпанную Лизину жизнь, но… Скучно! Бесполезное время, к которому прилагаются медлительные люди, сонно ползущие, как мухи по весеннему холодному окну. И никакого движения вокруг.

Я сама ничем не отличаюсь. Красивая природа, конечно, хорошо, только хочется не просто вдыхать ароматы девственного воздуха, но и делать хоть что-то полезное. Пробовала вышивать. Прошлой Лизе, может, и нравилось такое времяпрепровождение, но мои мозговые извилины заточены под другое.

Один раз, задумавшись, я очнулась и посмотрела на пяльцы. Матерь Божья! Вместо орнамента половина ткани заполнена различными вариантами хирургических швов! Нет… Такое в музей народного творчества явно не примут. Ещё и полицию вызовут, чтобы привлечь за оскорбление… Кого? Ай! Не суть и важно! Был бы повод, а обиженные найдутся! Но руки вырвут с корнем однозначно. И будут правы – половина швов неровные.

Спустившись вниз, позавтракала. Помня о том, что теперь придётся и обед хомячить по полной, остановила себя, хотя блины сами так и просились в рот. Вкуснотища! Признаться, раньше никогда не пробовала замешивать их на воде…

Да что там говорить! Даже нормальные блины не пекла, предпочитая покупать всё либо к кулинарии за углом, либо, вымотавшись после смены, просто заваливаться на диван и спать, вылакав перед этим йогурт, купленный по акции. Повариха из меня, как из… меня повариха.

По идее, должно быть стыдно. И меня иногда душило это чувство. Тогда я вооружалась поваренной книгой, открывала кулинарные сайты и начинала готовить. Наверное, ведьмовское мутное зелье в котле, из которого торчали лягушечьи лапки, выглядело более аппетитно, чем мои кулинарные шедевры. И ведь всё точно по рецептуре клала.

Думала, что к себе придираюсь, и пару раз приносила свои поделки на работу. Коллег “порадовать”. После первого раза были просто открытые окна для экстренного проветривания ординаторской.

На второй и третий раз, уже наученный горьким опытом, персонал больницы срочно находил себе не менее срочные дела и не показывался в нашей комнате, пока либо я не уйду, либо не увидит в мусорке мои “вкусняшки”.

Что ж… Винить их в этом нельзя. Зато я убираться люблю! Некоторые жалуются, что все выходные на генеральную уборку тратят, а мне достаточно часа, чтобы всё было до такой степени стерильно, что хоть СЭС вызывай за смывами.

Да, были времена. А сейчас от них только воспоминания. И почему-то ни одного яркого, не связанного с работой. Даже обидно становится. Словно нигде, кроме медицинских карточек, не отметилась.

Пройдя по двору несколько кругов с одухотворённым выражением на лице, задумалась. Мэри слиняла надолго. Что это значит? Что её кабинет, вернее, бывший кабинет отца Лизы, пустует. Память подсказывает, что там много книг, и это отнюдь не любовные романы. Скучные научные труды по истории, географии. Философские трактаты и прочее, что не должно волновать приличную барышню.

Ну, это Лизу не должно было волновать. А я ещё не до такой степени “оприличилась”! Кажется, самое время сделать небольшой набег в целях просвещения цивилизованной варварки. Главное, чтобы лишние люди на глаза не попались. А то ведь потом заложат Мэри и жди очередного скандала, в котором я не смогу выиграть, не раскрыв своей истинной сущности. Мне пока такая радость совсем не в радость.

Тихонечко прошла в дом и заглянула на кухню. Стешка с Глафирой что-то там варганят, закатав рукава стираных рубах. Не буду их отвлекать. Остальные слуги все на дворе и без спроса не сунутся в господские хоромы.

Подбираюсь к кабинету. Нажимаю на тяжёлую бронзовую ручку, выполненную в виде льва, и… Дверь не открывается. Несколько раз подёргала, даже навалилась плечом. Заперто. Неприятный сюрприз. Думала, что мачеха более беспечна. Шариться без спросу тут ведь некому. Ну, если только мне. Но я не считаюсь.

Заглянула в замочную скважину, пытаясь разглядеть запирающий механизм. К сожалению, смогла увидеть лишь часть недоступной мне комнаты. Может, там нужно что-нибудь поддеть проволокой и открою дверь? С этой мыслью решительно двинулась в неизвестном направлении, но замерла на полушаге.

Тааак… Кажется, вместе с телом Лизы я получила и её незабываемые мозги. ГДЕ я тут проволоку откопаю? Закажу по интернету или с несуществующих телеграфных проводов скручу? Сейчас такие вещи – дефицит неимоверный, а заменителем в виде ивовой веточки могу только спинку себе почесать. Но моё вышепопие, слава богу, не чешется, в отличие от желания добраться до книг.

Следующий “умный мысль” принял брутальную форму. Разогнаться и вышибить дверь плечом. Но, оценив свою конституцию и массивность препятствия, поняла, что переломаться – вся переломаюсь, только в кабинет всё равно не попаду.

Как же обидно видеть локоть и не укусить! Разочарованно плюнула и, надев шубку, пошла опять на улицу, чтобы слегка остудить азартную голову. Немного отошла от дома и с тоской посмотрела на такие заветные окна, что возвышались над заснеженным декоративным выступом, опоясывающим всё здание.

Замерла, как вкопанная, гоня от себя навязчивую мысль. Если по этому выступу тихонечко пройти до окна, то можно попасть внутрь заветной комнаты. Из соседней! Она всегда открыта. И от неё прошагать-то метров пять по широкому выступу!

Радостной овцой побежала обратно. Скинула шубку в прихожей и … Очнулась только на стене дома. Вот дура старая! Точнее, уже молодая, но умнее от этого не стала. Я же высоты боюсь. А тут падать метра четыре минимум. Снизу не высоко, а отсюда пропастью кажется. И неважно, что в сугроб приземлюсь. Я до него живой не долечу, ещё в самом начале полёта получив разрыв сердца.

К тому же выступ только с земли выглядел широким, но под ногами кажется тонкой полосочкой, предательски обледеневшей и норовящей сбросить с себя при любом неосторожном шаге. Как я вообще на такое решилась?!

Но глаза боятся, а руки делают. В моём случае – ноги. Отступать некуда: я уже ввязалась в эту авантюру. Мелкими шажочками передвигаюсь, сквозь зубы панически шепча слова из “русского народного”, которые старалась в обычной жизни избегать, считая, что умный человек всегда найдёт им достойную замену. Оказывается, не всегда…

Вот и вожделенное окно. Нет! Мне явно урезали мозги наполовину минимум! Оно же закрыто! Переться обратно несолоно хлебавши? На такой подвиг без хорошего отдыха я не согласна. И без книг тоже. Они – мой путеводитель в этот мир, поэтому обязана добыть. Да и моральную компенсацию хочется получить за страх и труды великие.

Пусть не с первой попытки, но разбиваю локтем стекло, молясь, чтобы не завалиться и не сверзиться вниз. Аккуратно просовываю руку, боясь порезаться. Вот она! Заветная оконная защёлка! Открываю ставни и мешком падаю в комнату, всхлипывая от нервного напряжения, что начинает заполнять моё тело.

– Книжки, книжечки, книжулечки… – немного придя в себя, глажу корешки солидных томов, важно стоящих на полках. – Чёрт бы вас подрал! Мне же ещё обратно идти придётся!