Текст книги "Странная барышня (СИ)"

Автор книги: Алла Эрра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц)

9

Когда бурные эмоции улеглись, попробовала мыслить рационально. И сразу же возник вопрос: с чего начать своё просвещение. У отца действительно собрана большая библиотека, и за один раз я её всю не перелопачу. Да тут на месяцы чтения. Самое неприятное, что вот так просто попасть второй раз кабинет я не смогу.

Если опять отважусь пройти сюда по карнизу и повторно разобью стекло, то даже к бабке Кривуше Мэри за снадобьем для мозгов идти не надо, чтобы догадаться о тайном вторжении в кабинет. Это один раз можно списать разбитое окно на случайность: как бы забыли закрыть, и сквозняком шандарахнуло. И на какого подумают? На меня, конечно.

Итак. Что мне важнее всего? Наверное, время, в котором очутилась. От него и буду отталкиваться дальше. Необходимо что-то историческое. Книжек на эту тему хватает, но все они, судя по названиям, посвящены событиям, о которых я и слыхом не слыхивала. Мне же нужна не размазня о каком-то Версальском бунте 1693 года, а что-то общее. Краткая выжимка из всех исторических событий. Чтобы можно было хотя бы по оглавлению пройтись и понять, какие события случились за последние лет пятьдесят-сто.

Удача улыбнулась минут через десять активных поисков. “История Государства Российского в изложении историографа Императорского Двора графа И.А. Велужского”. Целых шесть томов, но начну с последнего – он должен посвежее быть в повествовании.

Быстро раскрыла книгу и пробежалась по оглавлению. Ничего не понятно… Худо-бедно наших императоров и императриц помню, но тут из всех имён встречается по разу Екатерина и Александр. Зато есть целых три Георгия и две Анастасии. Поразительно, что Петра Первого нет, хотя пропустить фигуру такой значимости не может придворный историк.

Отложила шестой том и взяла пятый. Опять белиберда в оглавлении. Откатилась ещё на один том назад. Так продолжалось, пока не дошла до последнего. С каждой новой книгой во мне крепло нехорошее предчувствие, что какая-то неправильная Россия вырисовывается.

Ладно, не буду горячиться, посмотрю, что там с географией.

Найденный атлас запутал ещё больше. Какая Франко-Испанская Империя?! Да и Великобритании половина Скандинавии, кажется, никогда не принадлежала. С остальными государствами не лучше. Великая Османская Империя хоть и не включает в себя северный берег Чёрного моря, но зато вольготно раскинулась на месте Греции и итальянского ”сапожка”.

Пролистала до Российской Империи. Столица… Москва! Как так?! А где же Санкт-Петербург?! Даже специально взяла лупу с письменного стола мачехи. Но как ни всматривалась, на месте моего родного города ничего нет. Обратила свой взор с запада на восток страны. И там тоже неладно с нормальной географией.

Получается, что? Что всё не то, чем казалось в первые недели после перемещения. Да, это Россия, но не Россия, в которой жили мои предки, а какое-то другое её отражение, где историческое развитие хоть и совпадало местами, но также сильно и различалось. Это не мой мир, как уже привыкла думать. Моего здесь нет и даже не будет… Никогда!

Вот тут мне реально стало плохо. Впервые за всё время пребывания здесь упали все блоки с сознания и стало доходить, ВО ЧТО я вляпалась! Это не смена работы с переездом в другой город. А чужой мир и чужое тело… в которое я влезла!

От этих мыслей внезапно закружилась голова. Сердце стало биться так, что, кажется, сейчас пробьёт грудную клетку и выскочит наружу. Всё тело затряслось мелкой дрожью, и я начала задыхаться. Паническая атака! Никогда со мной такого не было, даже в самые тяжёлые периоды жизни. Но тут накрыло сильно.

Сознание не потеряла и кое-как добралась до разбитого окна. Высунулась из него, рискуя выпасть, и стала жадно глотать воздух. То ли вспышка адреналина резко прекратилась, то ли морозец помог, но где-то через полчаса ощутила себя почти нормальной.

Не помню, как добралась обратно по узенькому парапету. Да и не добралась: удачно упала прямо в снег, что огромным сугробом лежал под окнами после чистки дорожек. В ином состоянии переломалась бы вся. Но тут даже лёгкого ушиба не почувствовала. Встала, механически отряхнулась и на негнущихся ногах зашла в дом через парадный вход.

Поднявшись в свою комнату, скинула на пол верхнюю одежду и легла на кровать, бездумно глядя в потолок. Ничего не хочется… Жить не хочется… Так и пролежала до следующего утра, благо меня никто не тревожил. Уверена, что Кабылина ещё и рада, что глаза ей не мозолю.

Но с первыми солнечными лучами апатия стала немного отступать. Нехотя встала, заставила себя сделать зарядку. Физические упражнения разогнали кровь и прочистили мозги. Да, этот мир не мой, но другого не предвидится. Нужно вживаться, а не устраивать сеансы депрессии. Опыт прошлой хозяйки тела показывает, что они могут закончиться очередным прыжком в реку. Я там была. Не понравилось: холодно и мокро.

Ещё насторожила вчерашняя паническая атака. С детства, воспитываясь практически в больнице, навидалась всякого и научилась отрешаться от неприятных вещей, возводя между ними и своими нервами барьер. Это Лизонька во мне шалит, заставляя впадать в истерические состояния. Пусть мозги вместе с характером теперь в её теле мои, но прошлая память бедной девочки и её гормональный фон остались. Нужно учитывать в будущем.

Разложив всё по полочкам и окончательно успокоившись, почувствовала голод. Немудрено, со вчерашнего дня голодаю. Спустилась в столовую. Мэри Артамоновна уже там. Сидит, отставив недоеденную кашу в сторону, и попивает кофеёк. Видок у мачехи ещё тот. Морда отёкшая, глаза заплывшие и такое несчастное выражение, будто бы снова из Озерской официально Кабылиной стала. Ещё и руки подрагивают. Можно сколь угодно долго распинаться, что это результат магнитных бурь, но солнце тут ни при чём. Натуральное жёсткое похмелье!

Если учесть, что на дворе пост, то выводы напрашиваются сами собой: грешила вчера Мэри Артамоновна. И вряд ли в женской компании.

– Чего уставилась? – сиплым голосом неприветливо прошипела она. – Неможется мне. Видать, от тебя заразу недолеченную подхватила.

– От меня? Вряд ли, – преувеличенно бодро отвечаю ей, заставляя морщиться от громких звуков. – Со вчерашнего дня вся в молитвах была и чувствую теперь себя прекрасно. А хворь ваша известная… Нечего напитки смешивать. В вашем возрасте и до подагры недалеко.

– У меня хороший возраст! Хотя и пригубила немного… кажется. Но этот грех на душу из-за тебя взяла. Радуйся и не благодари: партию неплохую тебе подобрала. Вчера была в гостях у помещика Семёна Ивановича Трузина. Вдовец. Уже второй год, как жена в лесу сгинула. Теперь он желает завести новую.

Трузин… Трузин… Память Лизы с трудом вспомнила этого человека. Она знала его лишь по слухам, и они были не очень хорошие.

– Уж не тот ли, – спросила я у мачехи, желая удостоверится, – про которого говорят, что на мужиков заглядывается больше, чем на девок?

– Чушь! Жена же была. Значит, не содомит.

– Но за пять годков ребёнка так и не нажили.

– Да если и он, то сиди и помалкивай. Всё тебе не так! Словно царица, мужиков перебираешь! Один был стар, этот крепок, но странен! Ну и что, что странен? Зато богат до неприличия! Три мануфактуры в Подмосковье! Особняк в столице! Тебе, никчёмной уродине, повезло, что будешь в золоте купаться!

– А чего ж тогда он себе красавицу не сыщет? Очередь из них за таким добром стоять должна, но уверена, что её нет. Не будут нормальные родители подкладывать свою дочь под мужелюбца.

– Повторю, Елизавета! Ничего не доказано! Было несколько идиотов, что барону Трузину в лицо обвинения кинули. Но Семён Иванович – славный дуэлянт и свою честь отстоял. Да, слухи репутацию его немного подпортили. Для этого и нужна новая жена, чтобы злопыхатели отстали.

Теперь всё полностью встало на свои места. Мэри действительно пытается продать этому нетрадиционному барону. Если представила меня ему, как дурочку забитую, то Трузин должен согласиться на такой вариант. Выгодно обоим. Кабылина убирает подальше от себя ненавистную падчерицу, которую не может официально выгнать, и становится полноценной хозяйкой в доме. Ещё деньжат срубит на моей продаже.

Барон же ловко прикрывает в прямом смысле этого слова свой зад, получая покорную жену, не смеющую вякнуть о его похождениях. Все довольны! Кроме ”товара”, разумеется.

– И за сколько вы согласились отдать меня Трузину? – в лоб спрашиваю у неё. – Только не говорите, что всё сделали бескорыстно. Репутация Озерских после смерти моего отца и так упала в глазах общества, а тут вы ещё добавляете негативного отношения. Уважение бесплатно не раздают.

– Не волнуйся, – с ухмылкой ответила Мэри. – По сравнению с твоим будущим богатством это сущие копейки. А что до людского мнения? Деньги решают всё! Пора бы понимать. И отказываться от сделки не советую. Твой папаша не такое уж и большое наследство оставил, вложив большую часть состояния в предприятие какое-то, да в заморскую паровую машину, что в лесу гниёт. Кому она сдалась теперь?

– Что за предприятие? – заинтересовалась я новым фактом. – Мне он о нём ничего не говорил.

– Потому что не твоего ума дело. С плавкой железа на Урале. Но я уже нашу долю другим компаньонам продала. Тратить жизнь на работу не собираюсь, и там всё сложно для женского ума. Так что мы, Елизавета, практически нищие. Скоро набегут кредиторы и останемся на улице.

Не ерепенься, соглашайся на брак, если не хочешь в приюте свои бестолковые года доживать. Я-то выкручусь, а вот ты нет: мозгов и красоты не хватит. Подумай над моими словами. Завтра Трузин отбывает в столицу, но через две недели обещал приехать и решить вопрос с тобой. Поняла?

– А чего ж тут непонятного? – встала я из-за стола, стараясь не выдать своих эмоций и не заехать мачехе по похмельному лицу. – Буду думать.

10

Лишь придя в свою комнату, дала волю эмоциям. Это же какой надо было быть дурой, чтобы растранжирить немаленький капитал, потом распродать выгодные активы и остаться ни с чем! Работа, видите ли, не для этой идиотки Кабылиной! Зато прогулять заработанные не ею деньги – это всегда пожалуйста! А ведь Лизе ни копейки не перепадало! Мэри тратила всё на себя и своего сынишку! И после ещё имеет наглость утверждать, что я умом слабенькая!

Ну уж нет! Подобное спускать нельзя. Хочет на мне поживиться, отдав замуж за извращенца? Будут мачехе смотрины! Такие, что воды в колодце не хватит икоту унять!

И ещё зацепила фраза про некую паровую машину в лесу. Что это?

Явно нужная вещь, хотя и непонятно, в каком состоянии она сейчас находится. Столько лет простоя под открытым небом вряд ли пошло ей на пользу. У кого узнать подробности? Служанки вряд ли что-то путного скажут, а вот у кузнеца или конюха поспрашивать можно. Только аккуратно: Мэри всю прислугу держит в ежовых рукавицах, и вполне вероятно, что мой интерес к технике тут же передадут ей. Но это на потом. Сейчас в лес соваться не стоит: снега по пояс. Нужно весны ждать.

А вот со сватовством нужно что-то решать в экстренном порядке. Две недели пролетят быстро. Для начала нужно усыпить бдительность мачехи. Пусть думает, что я испугалась бедственного положения и согласна на всё, лишь бы нормальную крышу над головой иметь. Так… Где там Лизин дневничок?

Открыв его, написала целый панический рассказ, описывая свои страхи стать бездомной нищенкой. Жути нагнала такой, что самой заржать захотелось. И цыгане меня в рабство возьмут, заставив детей и коней воровать. И разбойники растерзают. А если не растерзают, то надругаются и в бордель продадут. Потом долго рассуждала, где лучше: в публичном доме или у разбойников. Пришла к выводу, что лучше замуж за Трузина. Закончив писанину, немного подумала и поставила несколько маленьких водяных клякс. Пусть Кабылина, открыв дневник, решит, что я ревела и слезами страницу закапала.

Следующий этап – это сама помолвка. Если барону Трузину позарез нужна жена, то он согласится венчаться со мной, даже если у меня видок будет, как у бабки Кривуши. Что может испугать Трузина так, чтобы он отказался от этой затеи? Скорее всего, опасность огласки его ориентации. Местное общество ещё очень далеко от сексуальной толерантности, так что должно прокатить. Мэри расписала меня, как овцу бессловесную? Будем жёстко ломать этот образ на смотринах. Что ещё? Финансы. Обязательно стоит ударить по ним.

В голове вертелся вихрь из всяких гадостей, которыми хочется попотчевать мачеху и барона. Чтобы не забыть их, взяла лист бумаги и стала писать по пунктам “брачный договор”.

Первое: обязательное еженедельное исполнение супружеских обязанностей… Хотя почему просто еженедельное? На один раз этот извращенец может согласиться. Усугубим ситуацию: не меньше чем четыре раза в неделю. Так наверняка испугается.

Второе: обязательное завещание перед свадьбой, где имущество полностью достаётся мне после смерти барона. Он достаточно молод, чтобы умереть в ближайшее время, поэтому такое требование может навести его на нехорошие мысли о моих будущих намерениях.

Третье: никаких барону постыдных связей с мужчинами. В случае поимки его за подобной неверностью – развод через церковь и половина всего имущества Трузина мне.

Четвёртое: обязательное воскресное посещение церкви, а также раз месяц выезды в столицу для культурного времяпрепровождения, которое выбираю по своему вкусу.

Пятое: ежемесячное выделение денег на мои личные расходы… Пусть будет тысяча рублей. Дяденька не бедный, но всё равно зажмотиться должен. Тем более для нелюбимой жены.

А чего это я только деньги требую? И подарки нужны! Не дешевле трёхсот рублей! И на все праздники, включая церковные. Там их столько, что легче меня убить, чем по несколько раз в неделю одаривать.

К каждому балу по три новых наряда… И как часто мы сами намереваемся устраивать балы, тоже необходимо отметить. Готовься, женишок, к филиалу постоянно работающего ночного клуба!

Постепенно моя фантазия набирала обороты. Вскоре лист был исписан полностью. Хватит, наверное. Теперь осталось подобающе оформить и можно шокировать женишка с мачехой. Но это чуть позже. Пока же спрячем черновик так, чтобы его не нашла везде сующая свой нос Машка Кабылина.

Два дня промурыжив мачеху, на третий с грустным видом дала добро на встречу с Трузиным. Та облегчённо выдохнула, и её глаза сразу загорелись алчным азартом. Видимо, много за меня деньжат получить намеревается, раз после этого разговора резко поменяла отношение ко мне. Теперь я и “солнышко”, и “доченька”. Даже стала по утрам кофейком потчевать. Напиток дрянной и с каким-то неприятным привкусом, но лучше эту смесь хлебать, чем просто пускать слюнки, чувствуя кофейный аромат без возможности сделать хотя бы один глоточек.

Одним словом, наступила почти райская жизнь. Но меня она не очень радовала. Ожидание предстоящей вылазки из дома на чужую территорию вначале взвинтило нервную систему, а потом пошёл своеобразный откат. День ото дня я становилась всё более апатичной. От постоянной сонливости мысли начали путаться в голове, и большую часть времени стала проводить не изучая поместье, а лёжа в кровати. Видимо, наследие Лизиной психики даёт о себе знать.

Неделя пролетела незаметно. Проснувшись в очередной раз с тянущей головной болью, спустилась в столовую. Уже далеко за полдень, и мачеха отсутствует в ней. Ну и я рассиживаться не буду. Прошла на кухню и приказала сварить мне кофе – только после него чувствовала, что голову отпускает. От еды отказалась: в последние дни кусок в горло не лезет.

– Кофе Мэри Артамоновна унесли, – всхлипнув, сказала Стеша. – Но она готовое оставила для вас. Могу погреть.

– Готовый, а не готовое, – машинально поправила я. – Ты чего зарёванная?

– Марфуша захворала… Вы ж знаете сестрицу мою младшенькую: она тута мне помогает.

– Как не знать, – вспомнила я маленькую девочку, что часто бывала на кухне. – Сильно заболела?

– Вчерась слегла, а сегодня совсем плохая. Лихоманка одолела. Кажись, скоро к богу душа невинная отправиться. Плачет кровинушка, за животик держится.

Сонливая апатия мигом слетела с меня.

– Где сестра?!

– Тама в людской лежит. С нею Прохорова внучка сидит, пока я тутася.

– Устинья?

– Она. Прохор у кузнеца нашего сбрую справляет, а Устя с ним приехала.

– Быстро к девочке!

– Мэри Артамоновна ругаться будет…

– К чёрту её! Быстро, я сказала!

Всхлипывая, Стеша отвела меня в крыло, где ютились слуги. Марфуша реально была плоха. Сил плакать у неё уже не оставалось, поэтому тихо стонала, укутанная в какое-то тряпьё. И лишь мокрые от слёз глазки с мольбой смотрели на нас.

– Ничего, дорогая! – преувеличенно бодро сказала я, раздевая несопротивляющуюся девочку. – Поболит и перестанет. Ты молодая, красивая! Вырастешь – от женихов отбоя не будет. А ну, покажи мне свой язычок!

Так, без остановки заговаривая бедняжке зубы, провела первичный осмотр. По всем признакам явный воспалительный процесс. Надавила на живот с правой стороны. Марфа ойкнула и зарыдала во весь голос.

– Ой! – взмолилась Стеша. – Не мучайте её, Лизавета Васильевна!

– Заткнись! Я не мучаю, а пытаюсь понять, где хворь скопилась. Кажется, нашла…

А вот дальше объяснять язык не повернулся. Аппендицит. Во всех больницах моего современного мира удаление отростка стало примитивной операцией, но тут подобное провести невозможно. Пока ещё нет перитонита, только всё движется именно к нему. Это смерть…

Я смотрела на обнажённую худенькую девочку и не могла поверить, что скоро её не станет. В голове столько знаний, умений, но все они бесполезны! Горло перехватило от жалости к Марфе и от понимания собственной беспомощности.

– Ждите… – просипела я и кинулась на морозный воздух.

Он немного привёл в чувство и заставил не просто расплёскивать эмоции, а думать.

Так! Вспоминаем! Найти инструмент, чтобы сделать разрез, я смогу. Худо-бедно, отросток воспалённый уберу. А дальше что? Нужен шовный материал, лигатура. Этого тут нет.

Допустим, перехвачу ниткой место отреза аппендикса. Но она в теле обязательно вызовет повторное воспаление. Да и о самой стерильности стоит полностью забыть. Из антибиотиков есть только “котики” и молитвы, так что заменить их нечем. Нужен дополнительно наркоз, чтобы пациентка не умерла во время операции от болевого шока.

Суммируем! Нить, наркоз и хоть какая-то стерильность!

Раньше вовсю использовали шёлк. Был ещё вариант с конским волосом, но его сразу отвергаем. Где взять шёлк? Желательно не крашеный. У мачехи должен быть! Она модница ещё та, поэтому обязательно использует его. Распустить шёлковую ткань на нити сложно, но можно. Да и немного мне надо. Решено! Украду у Кабылиной платье! Будет возмущаться – прибью, но своего добьюсь! Девочка важнее этой гниды!

Наркоз. Опоить вином не очень хороший вариант. Но… Прохор рассказывал, что у бабки Кривуши есть дурманящие настойки. Быть может, и сильное снотворное найдётся. Еду… Нет! Везу больную к ней! Кривуша опытная знахарка и не одну рану на своём веку видела. Её помощь может пригодиться.

Что ещё могу придумать? Больше ничего. Возьму из поместья одни ножницы получше, а другие похуже, пару хороших ножей, кой-какие столовые принадлежности, шёлк. И можно ехать.

– Плохо дело, Стеша, – снова зайдя в людскую, честно призналась я. – Твоя сестра умирает, и лекарств нет.

– Может, банька? – с надеждой спросила Устя. – Я дедушку попрошу. Он Марфушеньку любит и обязательно истопит.

– Только хуже сделаем. Там такая в кишках зараза, что от тепла лишь сильнее становится. А дед твой пригодится. Пусть бросает все дела и собирается к бабке Кривуше ехать. Стеша, – приобняла я совсем поникшую служанку, – честно признаюсь, что шансов мало, но я в одной книжке читала, как хворь эту из человека вытащить. Может и помереть сестрёнка во время этого, но если ничего не делать, то мучиться долго будет и всё равно к Богу отправится. Где родители ваши? Необходимо с ними посоветоваться и чтобы разрешение дали.

– Нету их… Поэтому тута и живём сиротами в услужении… Куды ж ещё податься?

– Значит, решай сама!

– Да чего ужо, коль всё равно помирать. Получится спасти Марфутку, век вам буду верно служить! Собачкой у ног сидеть! Душу мою забирайте, токмо вызволите сестру! Одна она у меня!

– Успокойся. Ты плохо меня слушала. Надежды очень мало.

– Всё в руках Божиих…

– И в наших тоже! Да! – вспомнила я ещё про одну вещь. – Иголки есть? Неси все! И вилки с ложками! Четыре штуки!

– Мэри Артамоновна…

– Тебе что важнее: её гнев или сестра?!

– Принясу. Пусть хоть голову потом за такое секут.

Отправив служанку за необходимым, сама совершила набег на гардероб где-то шляющейся по гостям Мэри. Я оказалась права: шёлковых вещей было в достатке. Но больше понравились не они, а мужской шейный платок, что принадлежал Вольдемару, внимательно следящему за модой. Его и взяла, не став портить платья.

Через час мы выехали. Стеша шла рядом с санями до самых ворот усадьбы, постоянно то сама крестясь, то осеняя крестом нас.