Текст книги "Странная барышня (СИ)"
Автор книги: Алла Эрра
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 32 страниц)
29
До середины лета жизнь протекала насыщенно, но без дерготни. Кабылины ко мне не лезли, а я не лезла к ним. Каждый из нас занимается своим делом: они – бездельем, я – работой. Последняя мне приносила настоящее удовлетворение, да и прибыль тоже. Я уже строила планы, что когда рассчитаюсь с долгами за поместье, накоплю на ещё одну лесопилку.
Доски уходили… Нет, они разлетались, как горячие пирожки. Станислав Альбертович намекал, что неплохо бы увеличить их выпуск, но, к сожалению, работать на пределе паровой двигатель долго заставлять нельзя – может рвануть так, что восстановить будет невозможно. Ещё и жертвы обеспечены.
Расследование графа, куда делось гипотетическое богатство моего отца, пока тоже не принесло плодов, несмотря на то, что Бровин “закусил удила”, поймав азарт детектива. Честно говоря, уже не надеюсь, что он что-то нароет. Скорее всего, наши подозрения беспочвенны и являются не более, чем конспирологическими домыслами в отношении Кабылиных.
Сегодня, вернувшись из очередной поездки в город, увидела во дворе усадьбы толпу народа. Все дворовые не работают, а пялятся на двух монахов с большими серебряными крестами на груди и Кабылиных, стоящих рядом с ними. А также на десяток солдат в абсолютно чёрных мундирах. От их вида у меня защемило сердце. Ох, не к добру!
– Вот она! Явилась, ведьма проклятая! – завопила Мэри, указывая на меня пальцем.
– Что здесь происходит? – поинтересовалась я.
– Елизавета Васильевна Озерская? – спросил один из монахов.
– Всё верно.
– На вас поступил донос, что творите непотребное колдовство и ведёте греховный образ жизни. Мы – дознаватели Святой Церкви, отец Серафим и отец Иннокентий должны подтвердить или опровергнуть это. Пройдёмте в дом.
Кажется, я попала. Понятно, что кляузу на меня настрочили мачеха с сыночком, но мне от этого не легче. Одно обнадёживает: у церковников на эту должность набирают адекватных людей, а не полуграмотных фанатиков. Может, ещё всё обойдётся? Вон, к бабке Кривуше тоже когда-то приезжали и отпустили её с миром.
– Приятно познакомиться, – вежливо улыбнулась я. – Прошу в столовую. Думаю, что смогу развеять все домыслы и доказать, что являюсь благочестивой христианкой.
Когда мы расселись за столом, то, отказавшись от предложенной еды, как понимаю, главный в этой группе, пожилой отец Серафим достал стопку бумаг. Быстро пробежался по ней глазами и начал.
– Елизавета Васильевна. Список ваших прегрешений длинный, поэтому давайте разбираться по пунктам. Признаёте ли вы, что получили некий Дар от крестьянки Светланы, в простонародье именуемой бабкой Кривушей?
– Всё верно, отче.
– Ничего к этому не хотите добавить?
– Только то, что Кривуша была глубоко верующим человеком. Очень добрым. К тому же ваше ведомство её проверяло и не нашло никаких доказательств, что служит тёмным силам. Поэтому я без опасений приняла Дар.
– Допустим. У меня написано, что вы проводили колдовские обряды, вспарывая людей и шепча чёрные заклинания. Это так?
– Нет. Я просто помогала людям. Да, иногда приходилось добираться до больного места с помощью инструментов, вскрывать нарывы и прочее, что требует непосредственного вмешательства в тело. Но никаких мерзких заклинаний не было, хотя у Бога и земли Русской помощь просила.
– У земли? – подал голос второй монах. – Похоже на язычество, брат Серафим
– Вполне возможно. Дальше… В непотребном виде появлялись на людях.
– Это как? – удивилась я.
– Тут написано, что в брюках мужских.
– Если имеете в виду шаровары, то надеваю их в лес. Просто в них удобнее. В остальное же время ношу платья.
– Значит, было. А что скажете на обвинение господина Кабылина Вольдемара Потаповича? Он утверждает, что неоднократно соблазняли его чарами, а когда это не вышло, то хотели отрезать ему мужской орган. Будто бы чудом спасся.
– Наоборот! Это он меня пытался изнасиловать! И резать его не собиралась, только припугнуть.
– Но раны нанесли?
– Поверхностные. Через неделю уже ходил почти нормально.
– Нормально ходил?! – воскликнула мачеха. – Да мой сыночек кровью истекал! Чуть не умер! Врёт она всё! Врёт! Я тому свидетельница! И ещё меня отравить хотела! Есть доказательства! Вот её дневник!
Чёрт… А я про него уже забывать стала. Надо было давно уничтожить, но не догадалась вовремя этого сделать, думая, что ещё может пригодиться.
– В нём сказано, что я не желала смерти мачехи. И вообще, всё в дневнике – ложь, так как знала, что Мэри Артамоновна его тайком читает и пытается использовать написанное против меня.
– Сейчас это неважно, – нахмурился монах. – Всех опросим и выводы сделаем сами. А что с некой служанкой Глафирой? Мария Артамоновна утверждает, что вы её извели. Причастны ли вы к пропаже Глафиры?
– Она сбежала, когда я раскрыла её махинации. Мачеха об этом прекрасно знает.
– Впервые слышу! – сделала удивлённый вид Кабылина. – Не надо наговаривать на Глашу! Она была кристальной души человеком!
– Не доказано, – покачал головой отец Иннокентий. – Могла и сама сбежать.
– Верно, – согласился с ним старший. – Но есть ещё некая паровая машина в лесу. Работники не раз жаловались хозяйке, что вы, Елизавета Васильевна, постоянно разгуливали около них голой, призывали чёрта и мазали себя кровью животных.
– Бред!
– Позвольте! – вмешался Вольдемарчик. – Я сам неоднократно слышал жалобы крестьян. Думал, что просто от работы отлынивают, но на всякий случай тайком проследил за этим непотребным местом. Истина всё! Голую и в крови лично видел! Все работники сейчас на лесопилке. Дорога к ней уже накатанная, так что можем сами съездить и спросить у них. Заодно увидите, в каких нечеловеческих условиях держит Елизавета людей!
– Прекрасно! – обратилась я к монахам. – А давайте действительно съездим, чтобы не осталось сомнений, что на меня наглым образом клевещут. Мне бы только переодеться во что-то попроще. У меня единственное приличное платье, и не хочется его испортить. Пусть служанка поможет, чтобы задержки не было.
– Можно и посмотреть, – согласился главный. – Дело сложное, и растягивать его не в наших интересах.
Пройдя к себе, я начала с колотящимся от волнения сердцем напяливать на себя старую одежду.
– Как это, Лизавета Васильевна?! – влетела в комнату Стеша. – Тож не взаправду всё! Никакая вы не ведьма! Я попам всю правду про вас расскажу, и они…
– Остановись, – тихо сказала я. – Слушай меня внимательно. Помнишь, что я говорила, если со мной несчастье какое случится? Брать деньги из тайника и улепётывать вместе с сестрой.
– И Макаркой.
– Верно. Церковным дознавателям про меня не болтай, если дорожишь и своей жизнью, и Марфушиной. Ещё и денег лишишься. Прикинься дурой. Ничего не знаешь и всё тут. Да, Марфу я вылечила, но как то было, никто тебе не рассказывал. Сестру тотчас, как мы уедем, отошли в деревню к Прохору. Пусть у него пока прячется.
Сама не дёргайся. Подожди, чем дело закончится. Не нравится мне Мэри с Вольдемаром. Очень уж уверенно держатся. Выйдет у них меня упечь в монастырь, то?.. – вопросительно посмотрела я на девушку, прервав фразу.
– Бежим отсендова с деньжищами.
– Умница! Далеко бегите! Всё… Мне пора!
– Да храни вас Господь, – перекрестила меня Стеша со слезами на глазах.
Дорогу до лесопилки провела за занимательным чтением доноса, который по моей просьбе предоставил отец Серафим. Больше сорока пунктов “преступлений”! Кабылины на славу постарались, обвинив даже в сильном ливне с грозой, что был около двух недель назад. На такую солидную бумагу Церковь не могла не отреагировать.
Честно говоря, пребываю в шоке от подобных событий. Ох, не зря столько времени мачеха с Вольдемарчиком тихарились! Думала, что успокоились немного, а они ловушку готовили, не мытьём, так катаньем, решив меня удалить из поместья. Мой просчёт. Сильно недооценила эту парочку.
Наконец мы доехали до места. Лесопилка не работает, котёл холодный, а вокруг него, прикованные длинными цепями к столбам, сидят восемь незнакомых мужиков со следами побоев на лицах.
– Госпожа! Родненькая! – увидев меня, встал на колени один из них. – Помилуй! Не трави волками! Токмо-токмо передохнуть сели! Тяжко второй день без еды работать!
– А вы кто? – удивлённо спросила я у мужчин.
– Это наши крестьяне, Елизавета. Ты совсем больной стала, что не помнишь их? Сама же сюда пригнала, как скотину, – за них ответила Мэри.
– Это не мои работники, – повернувшись, пояснила я монахам. – Впервые вижу эти лица.
– Как это не твои? – перебил меня Вольдемар. – Даже я их всех знаю. Да сами, отче, у них спросите.
– Озерския мы, – вразнобой загомонили прикованные крестьяне. – Доски делаем.
– Чада мои, – обратился к ним отец Иннокентий. – Мы приехали сюда, чтобы понять, колдунья или иная дьяволопоклонница Елизавета Васильевна Озерская. Если вам есть что сказать, то говорите сейчас.
– Господи! – крестясь, заорал мужик, что до этого стоял на коленях. – Не оставил детей своих! Принёс избавление! Ведьма она! Как есть ведьма злая! Страху такого с ней натерпелися, что и не передать, батюшка! Мучает, голодом морит! А после её сатанинских плясок при луне хоть в монастырь подавайси душу отмаливать!
– Ещё раз повторяю, что эти люди мне незнакомы! – попыталась я прервать этот спектакль. – Можете в деревне узнать!
– А я как хозяйка Озерского, – встряла Мэри, – подтверждаю, что они живут на моей земле. Могу поимённо всех назвать.
– Освободить и опросить каждого! – приказал отец Серафим одному из солдат.
Почти час длился этот кошмар. Наслушалась о себе такого, что будь здесь младенцы, то и их живьём жрала. Несколько раз хотела вмешаться в это неприкрытое враньё, но меня быстро заткнули, потребовав не препятствовать дознанию.
После допросов монахи совещались между собой недолго.
– Поручик! – приказал отец Иннокентий. – Мы с братом Серафимом остаёмся здесь для выяснения всех деталей. Вам же предписывается немедленно сопроводить подозреваемую в узилище.
– В кандалах? – поинтересовался офицер.
– Никуда от вас и так не убежит.
– Слушаюсь, отче! – щёлкнул тот каблуками и отдал честь.
Тотчас меня запихнули в карету с решётками, что приехала сюда вместе с нами…
30
Еду в тюремной карете и понимаю, что голова совсем не соображает. Всё произошло так быстро, что мысли просто не успевают за событиями. Постепенно начинает доходить: меня увозят от дома. От моего первого, единственного и настоящего дома в этом мире. От людей, которых успела возненавидеть или наоборот, полюбить всем сердцем. Сейчас это не важно. Важно то, что впереди неизвестность. Пугающая неизвестность и одиночество. А я больше не хочу быть одна!
Состояние апатии сменилось истерикой.
– Пустите! – закричала я, попытавшись открыть дверь тюремной кареты. – Пустите! Вы не имеете права! Я не желаю ехать с вами!
– Сидеть! – сильной рукой прижал меня к сиденью офицер охраны. – Продолжишь рыпаться – закую.
– Но я ведь никому ничего плохого не сделала! Зачем вы так со мной?!
– Я сопровождал не одну такую, как ты… Четвёртой будешь. И каждая из них невинной овечкой прикидывалась. А потом, после дознания кладбища после них находили. Так что меня, ведьма, не проведёшь.
– Знаю я ваши дознания! После пыток любой себя оговорит!
– Каких пыток? – явно удивился он. – После молитв и покаяний чёрная душа сама выворачивается. Этого достаточно. Ну и улики, конечно, должны быть. Будь ты внутри хоть самый прескверный человек на свете, но пока зло наружу не выплеснул и преступление против Бога или людей не совершил, то неподсуден. За мысли не мы, а на небесах карают.
– А если оговор? – начала успокаиваться я.
– Тогда как повезёт, – признался офицер. – Но отцы Серафим и Иннокентий – опытные дознаватели, так что их на мякине не проведёшь. Невиновна – отпустят. Виновна: до смерти в монастырской келье жить будешь. А пока сиди, молчи и не пытайся мне докучать.
Военный умолк и до конца дороги не проронил ни слова. А ехали мы долго. Даже переночевали на одном постоялом дворе. Вернее, я в карете. Лишь под вечер следующего дня подъехали к какому-то небольшому, но видно, что очень старому монастырю.
– Мы где? – спросила я у своего бессменного конвоира.
– В узилище. Здесь таких, как ты, держат и прочих страшных людишек, от Христа отвернувшихся.
– Понятно… Тюрьма.
– Нет. Узилище.
– А в чём разница?
– Тюрьма – светская, а это место принадлежит Святой Церкви. Но для тебя разницы нет особой, пока к Богу не вернёшься.
Да уж… Эта самая вездесущая Святая Церковь. Она отделена от государства, но стоит над ним так высоко, что даже император не смеет пикнуть, когда ему Патриарх пальчиком погрозит. И так во всех странах.
Читая книги отца, я обнаружила удивительную вещь: в этом мире нет разделений на православную и католическую ветви. Христианство едино в своих устоях и законах. Даже всякие мормоны, староверы, гугеноты и протестанты отсутствуют. Библия едина и неделима! Трактовать её не по изначальным канонам – великий грех!
То же самое у мусульман, против которых не было никаких Крестовых походов. Вообще, Библия и Коран настолько сумели ужиться, что никого не удивляет, если мечеть рядом с храмом стоит. Кривятся, конечно, недовольно некоторые, но молча. Как такое могло произойти, для меня остаётся великой тайной.
Не было ни одной религиозной войны. Да, за власть, деньги, земли люди режутся часто и остервенело, но никто не упоминает при этом Бога, не просит у него победы над врагами и не изображает религиозные символы на знамёнах и боевых наградах. Ради него нужно продолжать жизнь, но никак не убивать.
Были в истории описаны парочка сумасшедших, что пытались затеять “священную войну”, только задавили их быстро и беспощадно всем миром, невзирая на политические разногласия и религиозную принадлежность. Ни в одной стране не смогли они найти себе убежища.
Утверждение, что Бог един – это аксиома, которую нельзя даже мысленно оспаривать. И неважно, как ты ему молишься. Если чувствуешь в душе Веру в Него, то это вызывает уважение у всех. Единственное, кого презирали и ненавидели – полных атеистов, язычников с множеством богов и сектантов. Особенно последних, считая их самыми опасными приспешниками дьявола.
Думаю, что такой разный подход к религии и определил неодинаковое историческое развитие моего прошлого и этого мира. Хотя могу и ошибаться. Я ещё слишком мало знаю про свою новую родину.
Въехав во двор узилища, карета остановилась. Меня сразу же провели по тёмным коридорам, освещённым редкими факелами на стенах, в маленькую камеру, где не было ничего, кроме зарешеченного окошка с пару ладоней величиной, ночного горшка и тюфяка в углу. Вот и все удобства.
– Скажите, а кормить будут? – спросила я у женщины: то ли монахини, то ли надзирательницы. – Я с утра ничего не ела.
Она что-то пробурчала нечленораздельное и захлопнула перед моим носом тяжёлую дубовую дверь, обитую полосками железа. Моё заточение началось…
Неделю спустя
Ранним солнечным утром из Кузьмянска выехала бричка, запряжённая двумя лошадьми и в сопровождении шести конников в чёрной военной форме. В бричке сидели два человека в монашеской одежде.
– Что скажешь, брат Иннокентий? – обратился монах постарше к своему напарнику, держащему в руках поводья. – Дорога длинная, и можем нормально обсудить всё, что увидели здесь.
– Странное дело, брат Серафим, – немного подумав, ответил тот. – Вначале у меня не вызывало никаких сомнений то, что Елизавета Озерская – преступница и чернокнижница. Но чем больше я вникал, чем больше разговаривал с людьми, тем больше сомнений стало закрадываться в мои мысли.
Начнём с персон Марии Артамоновны и Вольдемара Потаповича. Как вы знаете, до принятия монашества и семинарии я служил в жандармском управлении и научился распознавать людей. Так вот, эта парочка хоть и прикидывается добродетельной, но следы пороков оставили на их лицах множество отметин.
– Есть такое, – кивнул Серафим. – Да и все слухи об их деяниях совсем не в пользу матери с сыном. Скольких опросили, и ни один хорошо не высказался. А о Елизавете лишь тёплые отзывы от всех солидных людей Кузьмянска. Вплоть до градоначальника графа Бровина. Давно его знаю. Этот кого попало не привечает. Калач тёртый. Что ещё тебя насторожило?
– Крестьяне Озерского. Запуганы сильно. Все одно и то же твердят, словно научил кто-то. Мол, барыня у нас добрая, а мужики с лесопилки из этой деревни. Один дед… Этот…
– Прохор.
– Да, он самый, и ещё дворовая девка Стеша обратное сказали.
– Стешка не считается. По слухам, Елизавета её сестру с того света вытащила.
– То-то и оно, брат Серафим! Благое деяние, а не ворожба чёрная. Не тот коленкор по всем статьям.
– Мы потом о ней поговорим ещё.
– Хорошо. Так вот, по крестьянам. Те, кого мы на лесопилке нашли, не местные, хоть и утверждали все обратное. Ходят по деревне, словно недавно в ней оказались. Восемь мужиков живут в одном доме. Скотины у них нет. Семей нет. И сама изба нежилой выглядит. Вот-вот да развалится. И это при наличии стольких крепких рук. Так не бывает. Ещё и паровую машину запустить не смогли. Говорят, что это делала Елизавета, а сами лишь брёвна под пилу подкладывали, в топку дрова кидали да тяжести перетаскивали.
– Это не преступление, Иннокентий. Так что дальше домыслов идти не может. Но поддерживаю каждое твоё слово.
– Рад слышать. Получается, что Елизавету оговорили. Правда, как ты верно заметил, прямых доказательств этому нет. Барышню хоть и отпустим, но во лжи обвинить её родственников не сможем – глупость ненаказуема. Да и дело уже мирское получается.
– Не торопись отпускать! – сказал пожилой монах. – Эк, как у тебя всё скоро. Есть важный момент, который в доносе не указан. Ты у Марфы шрам видел?
– Конечно. Чудно такое для меня. Но раз девчонка жива, то и судить не за что. Вот померла бы…
– А скажи-ка ты мне. Смог бы ты вот так внутрь человека залезть и болячку из него вытащить?
– Нет, конечно.
– Вооот… И я бы не смог. Тут хорошо надо знать, где что расположено и для чего предназначено. Анатомического театра в Кузьмянске не имеется, а уж в Озерском и подавно. Откуда молодая женщина, всю жизнь просидевшая в деревне, узнала о внутренностях то, что в университетах мало кто из профессоров знает? Я сам когда-то студиозом на доктора учился и понимаю, о чём говорю, хоть и недоучка. Да ещё и до такой степени ловко она ножом орудует, что после вскрытия человек не умирает. Явно не на лягушках подобное изучила.
– Правда твоя… – задумчиво произнёс Иннокентий. – Неужто могилы раскапывала, да мертвецов поганила?! Святотатство!
– А ты говоришь, что невиновная. Нет. Грех на ней серьёзный. Но и тут загвоздка. Преступила она законы Божии и человеческие. Но для чего? Не ради выгоды или служению дьяволу…
– Выгода имеется. Елизавета за свои услуги деньги брала.
– А куда они пошли? Ей в карман? Комнату Лизину видал? Гардероб, где одно приличное платье, которое она бережёт как зеницу ока? Всё за долги мачехи отдавала, себе ничего не оставляя. А эта старушка… Запамятовал имя.
– Анастасия Егоровна?
– Да. Сама прикатила в Озерское, как слух об аресте Елизаветы прошёл. Как она за неё горой стояла! И что благодаря Лизоньке только ещё и жива. И что свет в душе после общения с ней. Заметь, наша подозреваемая от её денег всегда отказывалась. Чуть ли не до ссор из-за них доходило, хотя Анастасия Егоровна ей такие суммы совала, что у других рука сама потянется взять.
Нет, брат Иннокентий! Не для того барышня трупы резала, чтобы к тёмным силам приобщиться. По дурости, но от доброты душевной. Людям помочь хотела.
– Подожди… – растерянно произнёс молодой монах. – Я уже совсем перестал понимать ход твоих мыслей. Как нам с Елизаветой Васильевной поступить? Домой отпустить?
– Сгноят родственнички. Не от светлых мыслей они нас натравить на неё пытались. Не просто выгнать хотят, а всех прав лишить, оставшись единственными наследниками чего-то там. В мирские дела не лезу, но граф Бровин тоже такое подозревает, хоть и без доказательств. Тут корысть замешана, а она и на убийство толкнуть может.
К тому же, оправдай мы девушку, то решит, что ей всё позволено. Тогда не только мертвецов побеспокоить может, но и что-то более богопротивное совершить. Так что никак домой ей нельзя.
– В монастырь? Но не под стражу, а послушницей?
– Также подумал. Только местный градоначальник предложил идею получше. В Подмосковье есть заведение под патронажем семьи Елецких. Богатейшая княжеская фамилия. Естественно, Святая Церковь тоже участие принимает в этом богоугодном деле, хоть и с настороженностью относится к подобным частным начинаниям.
Так вот, содержатся в той лечебнице дамы знатного происхождения с душевными болезнями. А Лиза во многом странная… Очень, раз мертвечиной не брезгует. Граф Бровин предложил из собственного кармана оплатить её проживание там. Думаю, что самое то будет.
Побудет Елизавета в лечебнице с годик, глядишь, и мозги на место встанут. Ну, а дальше, как Бог решит. То уже не нашего с тобой ума дело. Но в Озерское ей пока путь заказан. Не для того мы, брат Иннокентий, нечисть с тобой искореняем, чтобы дурочки-идеалистки в могилу ни за что ложились.
– Да, Серафим… – с уважением протянул молодой монах. – Учиться мне у тебя ещё и учиться. Ещё в дороге устать не успели, а ты уже решение нашёл.
– Ничего! И ты тоже с годами сумеешь. Я-то ведь похуже тебя был, когда в дознаватели Святой Церкви пришёл. Ты, главное, не забывай, что перед тобой прежде всего человек, а потом уже грешник. Иначе в твою душу быстро дьявол дорожку проложит. А нам с его искусами порой тяжелее бороться, чем простым людям. Тяжёл крест Господень, и слабому в Вере его не унести.
