Текст книги "Тайны наследников Северного Графства"

Автор книги: Алёна Реброва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

– Они проходят ритуалы, святая вода для них целебна, какими бы они не были.

– А ты?

– А я… Ну я, это я.

– То есть? Ты не прошел ритуалы и тебя не выкинули из Ордена? Как так?

– Я очень способный ученик в глазах всех учителей, монахов и святых отцов. Я провожу ритуалы над собой самостоятельно и демонстрирую им то, что в итоге получается. Каждый Ритуал дает как внутренние, так и внешние особенности. Внутренних у меня нет, а внешние есть. Если вылить святую воду мне на кожу, ничего не будет, если выпить, мне станет лучше, но если влить в кровь, я умру… Это сложно объяснить.

– Как это? Когда Леопольд брызнул тебе на лицо, были красные пятна.

– Кожу на лице я не смог защитить, потому что не смогу скрыть лицо и не вызвать при этом у окружающих нездоровый интерес к себе.

– Ты что-то сделал со своей кожей, начиная с шею и заканчивая пятками?

– Да.

– И что же?

– Не скажу.

– Я не понимаю, почему ты ее не показываешь.

– Потому что выглядит ужасно.

– Много шрамов?

– Не без этого, но это не основная причина. И вообще, не спрашивай, все равно не скажу!

– Ладно. Но ты говоришь, что тебя считают способным учеником, а сам даже освятить место без последствий не можешь? Тогда у двери, помнишь? Ты чуть в обморок не упал, когда снимал с нее якобы заклятие.

– Я не освящал ее, я ее расколдовывал. Это я заставил склеп исчезнуть и, чтобы вы могли зайти туда и убедиться, что там нет ничего, что поможет вам вычислить виновника, мне пришлось все вернуть. Раньше у меня такие фокусы выходили легко, но теперь, когда инквизиторские ритуалы сделали эти мои способности слабее, мне стало трудно их использовать. Ясно?

– Так ты маг?

– Нет. Я не могу использовать магию. То, что я могу, с магией практически не связано. У меня аура, как у обычного человека.

– Таинственный и непонятный, как черт знает кто! – вздыхаю.

Он рассказывает мне такие вещи, он вчера пытался избавиться от меня… почему я могу после этого вот так запросто сидеть рядом и слушать его? Почему пытаюсь понять? Почему не боюсь? В чем тут дело? Это ведь ненормально…

Мои глаза уже привыкли к темноте, теперь я могла различать некоторые деревья и видела своего собеседника. Арланд тоже смотрел в реку на протяжении всего разговора.

– Бэйр, ты дрожишь… – вдруг заметил инквизитор, тоже посмотрев на меня.

– Да? Наверное, я замерзла, – ежусь, заметив, что и вправду дрожу. – Может, пойдем обратно? А то сидим тут зачем-то, болтаем о всякой ерунде…

– Тут хорошо, давай еще посидим? Я люблю реки.

– Заболею – на твоей совести, – ворчу, хотя на самом деле мне и самой уходить не очень хочется. Почему-то мне нравится сидеть вот так на берегу реки, ночью, с туманным и мрачным инквизитором… Острых ощущений не хватает, наверное.

– Как думаешь, а тут есть русалки? – вдруг спросил Арланд, приобнимая меня за плечи.

Сначала от этого жеста дружелюбности у меня появилось резкое желание врезать инквизитору, но потом я поняла, что он меня таким образом укрыл свои плащом и согревает, пришлось передумать. Ему от меня итак сегодня на орехи досталось прилично.

– Думаю, да. Я когда к берегу подплывала, меня что-то схватило за ногу, а потом уплыло. Думаю, это была водяная нечисть. А ты видел этих русалок когда-нибудь?

– Нет, но слышал. Говорят, они живут в реках, в местах, куда не приходят люди, и поедают одиноких путников, когда те попадаются. А так рыбой питаются.

– Странно, что они здесь есть, и мы, два идиота-полуночника, остались живы.

– Меня они, наверное, испугались, а тебя за свою приняли. Ты же ведьма, а я инквизитор. Определенная логика у них должна быть, думаю, – пожал плечами Арланд. – Но… хах, мы и без русалок друг друга чуть не убили.

– Замолчи, не хочу об этом говорить, – предупреждаю. От воспоминаний мне стало стыдно, захотелось отпихнуть инквизитора подальше или вообще уйти.

– Как хочешь, я не настаиваю. А какую ты видела нечисть или, может, хобгоблинов? Я вот как-то познакомился с нашим домовым… представляешь, он у нас, оказывается, есть!

– Хах, с трудом верится. Ты извини, но твое поместье – забытое всеми богами местечко.

– Знаю, потому когда обнаружил домового, сам удивился. Сначала я его молоком подкармливал с яблоками около двух месяцев, а потом он только со мной заговорить захотел. Он у нас, оказывается, несколько сотен лет служит, а мы и не знали, представляешь?

… И у нас завязался нормальный, почти человеческий разговор. Сначала о домах, потом о людях, о семьях, о прочем… Мы сидели на этом пресловутом бревне и разговаривали несколько часов, совершенно забыв о времени. Опомнились только когда вдруг обнаружили, что начало светать.

Мы вернулись в лагерь и решили хоть немного поспать, надеясь, что несколько часов нам все же перепадет. Я предложила Арланду лечь рядом. Раз уж мне все равно приходится спать с Али, то почему бы не спать всем вместе? Но гордый инквизитор отказался и улегся у одного из деревьев особняком.

Перед сном мы чуть было опять не начали болтать, но вовремя остановились.

* * *

На следующий день мы продолжили путь, теперь ехали не останавливаясь и не сворачивая. Али и Арланду пришлось толкаться вдвоем на черной кобылице, а я ехала одна, ехидно ухмыляясь, поглядывая на них.

Наш путь лежал по прямой и не сворачивал к постоялому двору, где мы должны были остановиться прошлой ночью, потому до «Лошадиной Косынки» мы добрались быстрее назначенного срока. Уже в два часа дня мы были на месте, что несказанно радовало, учитывая то, сколько всего я спала. Быстренько отыщу вещицу, нужную Лорену, и завалюсь досыпать.

Этот постоялый двор от прочих отличала только очень оригинальное название и вывеска, с которой посетителям кокетливо улыбалась серая лошадь в яблоках и в голубой косынке в белый горошек. В остальном он был как две капли воды похож на прочие, у меня даже возникло дежавю.

Разобравшись с лошадьми, мы зашли в зал и заказали комнаты. Оставив вещи в комнатах, мы спустились в зал, чтобы пообедать. Али, не имевший за душой ни гроша, но зато обладавший неиссякающим обаянием, уговорил инквизитора оплатить ему обед, а меня – выпивку.

В спокойной обстановке мы разговорились.

– Так кого ты ищешь, не пойму никак? – спросил Арланд у сказочника, когда тот закончил рассказ о своей судьбе.

– Кудеяра я ищу! Он же подвиги совершать на материк приехал, а какие будут подвиги, если о них никто не споет? Да и пропадет он здесь без меня, как пить дать пропадет! Наивное дитя из царской семьи, ни порядков здешних не знает, ни правил. Его в первый же день обманут и обчистят, мага простодушного…

– Гхм. Судя по тому, что ты рассказывал про его мамочку, простодушный он вряд ли… – хмыкнул Арланд.

О царице Охмараги мы уже такого наслушались, что при одном упоминании о ней представлялся бог хаоса и смерти, пришедший на землю в таком странном обличии.

– Брось, царица при более близком знакомстве милейшее существо в мире! – отмахнулся Али. – Чего, правда, не скажешь о царе… мрачный тип, от него у меня мурашки по коже. Бедняге Кудеяру попадало от обоих, он от их воспитательных процессов вешался… В общем, с такими родителями он просто не имел ни единого шанса вырасти простофилей, дураком и слабаком. Нет, Кудеяр вовсе не такой. Но одно дело уметь повелевать и знать свое место на пьедестале богов мира сего, и совсем другое – жить среди простого люда, встречаться с бродяжками и разбойниками, которых ни один царевич в глаза не видел. Кудеяра здесь за одну внешность заклюют, изгоем сделают, на нем же не написано, что сын правителей Охмараги, это будет выясняться уже после. В общем, уважение ему здесь завоевывать придется потом и кровью, а это без знаний законов человеческого общества невозможно. В общем, без меня ему никак. Пропадет мальчик.

– И где ты его искать собираешься? – интересуюсь, делая глоток эля. – Куда поедешь, то есть?

– Искать где, не знаю, а собираюсь я в Генсенгт. Там скоро ярмарка будет, мне подзаработать надо.

– Ты же говорил, что у тебя от повелителей деньги еще остались, разве нет? Ты не положил их в какой-нибудь банк торговой гильдии… что-нибудь еще?

– Какой «банк», какая «гильдия», смеешься, что ли? – насмешливо фыркнул Али. – Да и когда я тебе это рассказывал? Три месяца назад! Что от этих денег могло за два месяца остаться?

– Они держались у тебя уже достаточно давно, ты сам сказал.

– Мало ли что я сказал!? Я в каждой таверне рассказываю о том, как на Охмараге сенари голышом ходят, и, представь себе, говорю это совсем не для того, чтобы мне верили! Я же сказочник, мне свойственно приукрашивать вещи ради глубины образа… Но хватит обо мне. Ты сама-то куда собираешься? И вообще, что ты здесь делаешь, все никак не спрошу?

– Мы с Дейком нанялись охранять местную феодалку от привидений, срок нашей службы – до самой ее смерти. Как только огласят завещание, мы уедем. А потом… Дейк в Генсенгт собирался, наверное, тоже туда двинемся.

– До самой ее смерти? – поморщился Али, незаметно утаскивая у Арланда из тарелки кусочек мяса. – Долговато как-то…

– Да нет, вот-вот угаснуть должна, – возражаю, опять прикладываясь к кружке. – Нас наняли для того, чтобы мы сделали ее последние дни максимально спокойными.

– А как ты оказалась здесь и без рыцаря?

– Один из членов семьи попросил меня найти что-то на этом постоялом дворе. Сейчас закончу отдыхать, пойду что-нибудь поищу.

– А что надо найти?

– Понятия не имею! – пожимаю плечами. – Мой работодатель гениален и задания у него гениальные: найди там, не знаю, где, то, не знаю, что.

– А ты, инквизитор, куда? Давай со мной в Генсенгт?

– Я не смогу оставить Бэйр, пока она не выполнит условия нашего договора. Куда она, туда и я, – покачал головой Арланд.

– То есть, ты вернешься в поместье? – удивляюсь.

– Мне придется это сделать, – кивнул Арланд. – Хотя я не хочу туда возвращаться.

– Ясно все с вами, – вздохнул Али. – Ну ладно, удачи вам тогда. Я-то сейчас уже пойду. Пешком оно дольше, чем на лошади, так что мне расслабляться нельзя, меня ноги кормят. В общем, спасибо за обед, белобрысый, я пошел! С тобой, Бэйр, еще встретимся, задом чую. До свидания!

Встав из-за стола, сказочник похлопал по плечу Арланда, обнял на прощание меня и направился к выходу.

– Забавный он, – заметил Арланд, когда Али скрылся из виду.

– Да не то слово, – хихикаю. – Ладно, надо думать, что искать будем.

– Разве дядя Лорен не оставил тебе никаких подсказок?

– Он сам ничего не знает, – вздыхаю. – Я полагаю, это должно помочь ему в его поисках. Карту, где было отмечено это место, оставил Маггорт Сенгайз, тот пресловутый маг, испортивший кровь в вашей семье.

– Очень верно подмечено, – усмехнулся инквизитор. – Значит, это он спрятал здесь что-то. Что может оставить маг? Какую-нибудь книгу или амулет.

– Но за столько лет эту вещь наверняка бы нашли. Как можно спрятать что-то на постоялом дворе, чтобы это пролежало здесь несколько сотен лет и не попало к кому-нибудь в руки?

– Наверное, он спрятал это в месте, куда никто не заглядывает.

– Такого места просто не существует, – вздыхаю.

– Значит, замаскировал это что-то под совершенно обычную вещь.

– За триста лет любую вещь могли убрать или выкинуть. Здание наверняка перестраивалось.

– Может, после любой перестройки эту вещь возвращали на место?

– Хммм… Тольку вывеску могли возвращать. Проверим?

– Пошли!

Встав из-за стола, мы направились на кухню, чтобы договориться с хозяйкой или хозяином об осмотре.

– Что-нибудь пропадет – выпотрошу! – пообещал суровый мужик, со знанием дела разделывая тушу какого-то животного.

Выйдя на улицу, мы с инквизитором стали думать, как осмотреть высокую вывеску с изображением лошади в голубой косынке.

– Может, я тебя подсажу?

– Спинка у тебя поломается, голубчик, – хмыкаю.

– Ты не выглядишь такой уж тяжелой, думаю, не надорвусь.

– А, может, лучше лестницу найдем?… – предлагаю, когда инквизитор подошел поближе ко мне.

– Так быстрее, – помотал головой Арланд, бесцеремонно хватая меня чуть ниже пятой точки.

Кое-как устроившись на плече инквизитора, я потянулась к вывеске, изо всех сил стараясь удержать равновесие и не упасть.

– Ну что, есть там что-то? – спросил Арланд, переступив с ноги на ногу.

– Пока не вижу… А вот, есть! Какие-то слова, цифры и буквы на обратной стороне, мелким почерком.

– Читай!

– Э-два, пойти, Д-тринадцать, открыть, НАП-ДО-двадцать, высчитать, К-один, Н-вверх, потянуть… Какой-то бред.

– Больше там ничего нет?

– Нет, только фирменный рисунок лошади.

Арланд наклонился так, чтобы я съехала с его плеча на землю, и приобнял, не давая мне упасть.

– Э-два, пойти, Д-тринадцать, открыть, НАП-ДО-двадцать, высчитать, К-один, найти, Н-вверх, потянуть… Что это может значить? – задумчиво произнес он.

– Мне больше интересно, с чем это связано, с этим местом, или с поместьем?

– Надо попробовать расшифровать, тогда поймем.

Вернувшись в зал за свой стол, мы стали думать над шифром, попросив служанку принести еще немного эля, для нестандартности мышления, так сказать. Поломав голову где-то десять минут поодиночке, мы решили объединить усилия.

– Может, эти буквы с цифрами обозначают места и предметы, куда надо «пойти» и которые надо «открыть», «высчитать» и «потянуть вверх»? – предполагаю.

– Может. Начнем с первого, Э-два. Что это может быть?

– Мммм… «пойти в экспедицию вдвоем»?

– Куда? Тут не сказано. Потом идет «открыть». Значит, после того, как мы куда-то придем, нужно будет что-то открыть. Открываем мы обычно ящики, шкатулки и двери. А нам надо открыть Д-тринадцать.

– Дверь под номером тринадцать?

– Может быть, кто ее знает? Дальше что?

– Нет, не дальше. После того, как мы пойдем в направлении Э-два, мы откроем дверь под номером тринадцать, допустим. Что такое Э-два, вопрос для особо одаренных?

– Мммм… Этаж второй? – предположил инквизитор.

– Этаж второй, пойти, дверь тринадцать, открыть… НАП-ДО-двадцать, высчитать… Мне кажется, что НАП и ДО это два слова, точнее их первые слоги. Как думаешь?

– И что это могут быть за слова? Кажется, знаю. Нам надо НАПоить ДОмового, которого мы найдем в тринадцатой комнате на втором этаже, двадцать раз, и тогда он расколется, куда и что положил Маггорт? – весело предположил Арланд, делая большой глоток и утирая рот рукавом. – Ха-ха, неплохо!

– … НАПолнить ДОверху двадцатку? Нет, НАП-ДО-двадцать, высчитать… Высчитывают обычно из чего-то, чего много. Можно предположить, что НАП-ДО-двадцать это что-то одно из того, чего будет много. Причем двадцать может быть как всего вещей, так и номер вещи, которая нам нужна. Хотя стоп! НАП и ДО не указывают на номер и на очередность, нет чисел и цифр, начинающихся на эти слоги. Значит, двадцать – это номер, а НАП и ДО – слова, одно из которых предположительно прилагательное, а другое существительное. Твои соображения?

– В полнолуние, дождавшись полночи, мы пойдем на второй этаж, найдем дверь под номером тринадцать, откроем ее и обнаружим там… – начал Арланд таким голосом, как будто рассказывал страшилку, его лицо и жесты соответствовали голосу. – …И обнаружим там НАПившихся до божественных откровений ДОмовых, и двадцатый из них скажет, куда и что положил Маггорт!

– Арланд, давай нормально. Если не отгадаем, проторчим здесь черт знает сколько, – одергиваю инквизитора, пряча улыбку. Бедолага, кажется, ведет жизнь заклятого трезвенника, или с чего бы его так поперло после двух кружек? – У тебя один алкоголь на уме.

– Поживи в Ордене на святой воде, я на тебя посмотрю, – проворчал он. – Ну ладно. Что это может быть? НАПольные ДОски, ДОрогие НАПильники, НАПисанные ДОговора?

– Ммм… вариант с досками, кстати, хороший. Напильники и договора могут не сохраниться, а вот доски на полу могут хоть и обновляться, но их количество всегда будет одинаковым. Итак, если пойти на второй этаж, открыть тринадцатую комнату, высчитать двадцатую доску на полу… Все сходится. По крайней мере, не так бредово, как все остальное. Давай дальше. К-один, Н-вверх, потянуть. Что-то мне подсказывает, что «Н-вверх» – это «направление: вверх». Надо что-то потянуть вверх, и это что-то К-один. Что можно тянуть вверх и что начинается на «к»?

– Кольцо на крышке тайника?

– Точно, – киваю. – Ну что, пойдем спросим, есть ли здесь комната тринадцать на втором этаже?

– Пойдем, – кивнул инквизитор, залпом допивая все оставшееся в кружке.

– Есть, есть, тринадцатая комната. Ты, ведьма, ее себе взяла, идиотка, – «дружелюбно» объяснила нам хозяйка.

Стукнув себя по лбу и послушав насмешки инквизитора, возвращаюсь в свою комнату.

– Итак. Раз доска, два доска, три доска… Двадцатая доска под кроватью, – понимаю.

– Лезь.

– Почему сразу я? Я не хочу пылью дышать, ты лезь!

– А я не пролезу, – заметил Арланд.

– Что ж вы все мужики такие жирные? – ворчу, ложась на пол перед кроватью. – Жрете много и пьете не в меру.

– Мы? Кто-то еще заставлял лазить тебя под кроватью?

– Дейк как-то уронил свой медальон под кровать на постоялом дворе и заставил меня туда лезть… Я полезла и нашла там… Вот черт!!! – от сильных эмоций я даже головой о дно кровати стукнулась, пока вылезала.

Ну конечно, я здесь была, отсюда и дежавю! Мы с Дейком тут ночевали перед охотой на единорога и я нашла под этой самой кроватью дневник мага, которого звали Маггорт Сенгайз! Потом не до дневника было, я про него и забыла… Забавно, то, что Лорен ищет всю жизнь, я все это время держала в сумке под одеждой.

– Что такое? – обеспокоенно спросил Арланд. – Ты что-то нашла?

– Я ничего не могу сказать, на моих губах печать, – объясняю, сидя на полу и потирая ушибленное место на голове. – Не надо нам ничего искать.

– То есть?

– То есть я в лицо знаю того, кто был на этом постоялом дворе около трех недель назад и стащил то, что мы ищем.

– И как мы теперь выполним задание дяди?

– Я этот кто-то, так что волноваться нечего.

– Так что ты нашла?

– Не могу сказать, это секрет. Если проболтаюсь – умру на месте, – ехидно улыбаюсь. – Не одному тебе страшными тайнами хвастаться, так ведь?

– Бэйр, не смешно! А Лорену ты что скажешь тогда?

– Я и не смеюсь. На вещице было проклятие, велящее мне никому не говорить о ней и не показывать. А дяде твоему скажу то же самое, что и тебе, – пожимаю плечами.

– Ты же ведьма, неужели не умеешь снимать проклятия?

– Что ты заладил, «умеешь – не умеешь»? – возмущаюсь. – Я наводить умею, а не снимать, так что помалкивай и не ущемляй моего самолюбия лишний раз!

– Боюсь-боюсь, о ужасная ведьма! – хихикнул Арланд, опираясь спиной о стену. – Что делать будем?

– Поедем уже завтра, а сегодня отоспимся, – зеваю. – Спать тоже надо…

– Да, ты права… – вслед за мной зевнул в кулак Арланд. – Заболтались мы вчера.

– Это все ты со своими «давай останемся, давай останемся!», – напоминаю.

– Как будто ты сама была против! – ухмыльнулся инквизитор. – Сидела, положив голову мне на плечо, и чуть ли не мурлыкала от удовольствия, когда я тебя обнимал… Что ты на меня так грозно смотришь и зачем этот огненный шар?… Ну ладно, я пойду, тоже высплюсь… Устал я что-то…

Инквизитор, скорее из доброты душевной, чем из страха, поспешно вышел из моей комнаты, закрыв за собой дверь.

Как только я перестала слышать его шаги, тут же бросилась доставать сумку из-под кровати. Дневник Маггорта, к счастью, все еще был там. Невзрачная темная тетрадка лежала на самом дне, под одеждой, потому заметить ее было трудно. Достав дневник, открываю его и проверяю, не ошиблась ли я.

«Маггорт Сенгайз. Проклятый Чернокнижник и Элементалист. Дневник» тут же проявились извилистые буквы на пустой желтой странице. «Нашедший и прочитавший дает клятву хранить молчание о находке. На книгу наложено проклятие, которое сохраниться даже после моей смерти. Ваша кровь отныне заражена, малейшее слово о моем дневнике чужаку – и вы умрете на месте. С уважением, Маггорт Сенгайз».

– Так, чудесно, ты не потерялся… – бормочу. – Что ты можешь рассказать своему родственнику, жаждущему раскрыть тайну поместья Сеймуров?

«Ты не родственник Сеймуров» вывелось витиеватым почерком на следующей строчке.

– Угадал. Но что мне сказать родственнику?

«Я подумаю над этим и отвечу, когда буду готов».

– В тебе есть часть души Маггорта, да?

«Да, я все, что осталось от него и его души».

– Ты знаешь о своих родственниках настоящего поколения?

«Нет. Лишь знаю, что Сеймуры еще существуют».

– И все же, что ты оставил в наследство?

«Ты недостойна знать, в тебе нет моей крови».

– Пф! Не очень-то и хотелось, – я уже собралась положить дневник обратно, как в голову мне пришла идея. Что если попробовать поговорить с дневником? Вдруг он сможет рассказать мне что-нибудь полезное? Например, как я могу замаскировать его от кого-нибудь, кто полезет рыться в моих вещах. А такой наверняка найдется. – Ответь, могу ли я влиять на тебя? Как-нибудь изменить, чтобы тебя не нашли или, найдя, приняли за что-нибудь другое? За мой личный дневник, например?

«Мой хозяин может мне приказать показывать посторонним какую-нибудь запись, чтобы сбить их с толку».

– А я, если тебя нашла, являюсь твоим хозяином?

«Меня нашел медальон рыцаря Ордена Черного Дракона, мой хозяин рыцарь».

– Что ж, ладно. А я могу тебя попросить?

«Мне неведомы понятия просьбы, я понимаю только указы хозяина».

– Ладно. А я могу тебя уничтожить?

«Да».

– То есть, без последствий для себя? Сожгу и мне ничего не будет?

«У тебя больше не будет такой ценной вещи, а в остальном ничего изменится».

– А ты можешь видеть что-нибудь, чего не вижу я? Знать что-нибудь? Скажем, ты знаешь, что такое с твоим родственником, с Арландом?

«Нет, я могу говорить только то, что помнил перед смертью Маггорт».

– Хммм… Тогда у меня есть один вопрос. Как ты пролежал здесь триста лет и не потерялся? Разве эта доска и эта кровать здесь не поменялись за столько лет?

«Слуги, находившие меня, читали надпись, которая появлялась специально для таких случаев: «Положи меня в тайник с кольцом на двадцатой доске от порога тринадцатой комнаты на втором этаже. Если не выполнишь, тебя и всех, живущих вокруг, постигнет мучительная смерть». Найдя меня, слуги всегда в точности выполняли указания. Людям свойственно бояться магии и всего, что с ней связано».

– Жестоко, но действенно, – соглашаюсь. – А что ты можешь? Для чего ты?

«Я могу отвечать на все вопросы, ответы на которые знал Маггорт Сенгайз. Я могу научить сильнейшей и опаснейшей магии, могу дать рецепты всевозможных зелий, могу делиться жизненным опытом, рассказать все существующие на момент жизни Маггорта легенды, рассказать историю семьи Сеймуров и нескольких других родов, могу поддержать беседу, у меня есть чувство юмора. Я могу многое».

– А писать в тебе можно?

«Так же я являюсь бесконечной тетрадью, во мне можно писать все. Некоторое из написанного, желания, например, могут как-нибудь исполниться. Но исполнение не всегда возможно и не всегда оно будет таким, как хотелось бы, исполнение желаний отрицательно повлияет на обладателя дневника в девяти из десяти случаев. Не советую тебе этим пользоваться».

– Я тебя не отдам, – понимаю.

«Я принадлежу рыцарю».

– А если он подарит тебя мне?

«Я стану твоим».

– Вот так и будет. Ты Дейку не нужен, он вообще тебя здесь хотел оставить, а мне такая полезная вещица пригодится.

«Так поступали все, кто находил меня. Разумно не связываться с тем, что оставил после себя чародей».

– Разум – это не ко мне, – зеваю. – Все, я определенно хочу спать. До встречи.

Зевнув второй раз, убираю тетрадку обратно в сумку, на самое дно, чтобы никто не заметил, если станет что-нибудь искать.

Снимаю с себя все, кроме рубашки, потом только вспоминаю, что дверь хорошо бы на всякий случай закрыть на щеколду. Запершись, захожу в маленькую коморку-умывальню. Умыться после дороги мне точно не помешает.

В который раз думаю о том, что неплохо в этом мире устроены комнаты на постоялых дворах. У нас такой роскоши, как закрытые умывальни в каждой комнате, в средние века точно не было. Хотя, думаю, если бы людям тогда была предоставлена возможность почаще умываться и делать это не всей толпой в одной на весь город бане, не развелось бы столько заразы. Тут, слава всем богам, это понимают. Правда, вода везде холодная и мыться в ней не очень хочется, но мне, владеющей огнем, ничего не стоит разогреть целую бадью за несколько минут.

Умывшись, замечаю на стене крошечное зеркальце. Уже рефлекторно приглаживаю растрепанные волосы и расчесываю пальцами кривоватую челку.

– Ну и видок у тебя, Бэйр! – усмехаюсь своему отражению. – Тебе надо побольше спать и поменьше себя гонять, того и гляди, перестанешь быть похожей на ведьму из детских комаров.

Посмотрев на свое отражение еще немного, задаюсь достаточно частым в последнее время вопросом. Какой я была до этого? Это лицо уже такое привычное, будто я была с ним всю жизнь…

Посмотрев в зеркало еще раз, улыбаюсь и выхожу из умывальни.

В комнате скидываю с кровати покрывало, быстро забираюсь под одеяло и устраиваюсь поудобнее, готовясь заснуть.

Очень хочется, чтобы на этот раз кошмаров не было…

* * *

Как-то странно здесь пахло. Такой запах невозможно описать, что-то похожее на мяту… В комнате, где я нахожусь, есть очаг, в котелке что-то кипит. Запах идет оттуда.

Осмотревшись, замечаю, что все стены увешены сушеными травами, связками луковиц неизвестных мне растений и какими-то тряпками со странными вышивками. На многочисленных полках теснятся бутылки, кувшины, мешочки и вазочки. Содержимое некоторых сосудов лучше не рассматривать слишком внимательно.

За столом у маленького зашторенного окошка сидит женщина, закрыв лицо руками. Перед ней горит восковая свеча, воск стекает прямо на деревянный стол, на котором разбросаны перья, цветные камни и ракушки.

Я присмотрелась к женщине. Она была одета в простое коричневое платье, на плечах у нее была вязаная шаль. Черные волосы, наполовину поседевшие, говорили о том, что женщина достаточно пожилая. Ей лет пятьдесят или шестьдесят.

– Где я? – спрашиваю, подходя к женщине.

– Дом родной не узнаешь? – строго спросила она, убрав руки от лица. Я увидела, что глаза у нее красные, а лицо мокрое от слез.

– Разве это мой дом?

– Ты здесь на свет появилась, – кивнула женщина, вставая.

– Я рождена не здесь, – возражаю, делая шаг назад.

– Твоя кровь и плоть рождены здесь, – объяснила женщина, утерев оставшиеся слезы. Голос ее при этом не звучал надрывно или жалобно, она говорила сурово и твердо, так, что становилось не по себе. – Твои глаза, волосы, лицо – мои. Я – твоя мать. Ты дочь лесной ведьмы с Великих Равнин и охотника, который случайно забрел на мои владения, провел здесь ночь, а утром ушел навсегда. Никем другим ты быть не можешь.

– Я не отсюда, – возражаю, отведя взгляд. – Я не ваша дочь. Прошу простить, так получилось…

– Ты – мое дитя, твоя кровь – моя кровь, – серьезно сказала женщина, подойдя ко мне почти вплотную. – Ты останешься моей дочерью, кем бы ты себя не считала.

Женщина протянула ко мне морщинистую руку, дотронулась до моих волос, затем коснулась щеки и подбородка.

– Я твоя мать, – повторила она, взяв мою руку. – И я умираю. Ты должна прийти ко мне и отпустить, забрать мои силы, как наследство. Моя хижина должна перейти к тебе, как все мои знания и опыт. Мало времени, я долго не протяну.

– Но я не могу… Я совсем не та, кто может все это унаследовать, – возражаю, пытаясь высвободить свою ладонь из рук женщины. Но попытавшись я поняла, что почему-то не хочу этого делать. Этот простой жест, вроде бы, совершенно незнакомой женщины, почему-то был мне важен… как и ей. Не понимая, почему, я решила не разрывать эту связь.

– Ты та, кого я избираю своей преемницей, если так тебе будет проще. Ты должна вернуться домой, сюда, и принять мое наследство. Я живу слишком долго для простого человека, мне уже двести сорок три года, я хочу отдохнуть от жизни, уйти, но я не могу, пока не оставлю здесь все свои силы до последней капли.

– Но…

– Не надо возражать, – нахмурилась женщина, приложив палец к моим губам. – Ты придешь, примешь все, что я дам тебе, а потом ступай на все четыре стороны, хоть в другие миры. Конечно, мне хотелось бы, чтобы ты пошла по моим стопам и стала ведуньей, но я не в праве тебя заставлять, ты сама выберешь свой путь.

– Хорошо, – покорно склоняю голову. – Я постараюсь вернуться сюда. Но я не могу обещать, я даже не знаю, где этот домик.

– Все ты знаешь, ты просто не хочешь вспоминать. Память непостоянна, она изменчива, но она есть. У тебя их две. Одну хранит душа, другую – тело.

– Но я не знаю ничего, что знала ваша дочь, и что я знала до… переселения.

– Ты – моя дочь, а она – воспитанница. Дочь это плоть и кровь, а душу нельзя создать, ее можно только воспитать, добавить в нее что-то от себя, но не сделать. Ее душа распалась, но тело здесь, – женщина потянула меня за руку к столу и велела сесть напротив себя. Поправив свечу на столе, она внимательно посмотрела на меня.

– Но я ведь не могу считать вас матерью, потому что…

– Потому что ты меня не слушаешь! – зло заметила женщина и стукнула меня по лбу непонятно откуда взявшейся большой деревянной ложкой. – Слушай внимательно, и все поймешь.

– Хорошо… – согласно киваю, потирая лоб. – Я слушаю.

– Пойми, в тебе не осталось того, кем ты раньше была, и той, кого я вырастила. В тебе живут двое, слившиеся в одно, ты – новый человек, их ребенок, если так тебе будет проще. Не цепляйся за свое прошлое и не пытайся докопаться до прошлого моей воспитанницы, живи так, как велит тебе сердце, а не память. Память тебе не подскажет правильных ответов, а вот сердце – надежный советчик.

– Я не понимаю. Ведь я не помню себя ни тем, кем была раньше, ни вашей воспитанницы, как вы ее называете.

– Тебе так кажется. Это похоже на потерю памяти, ты просто все забыла. Если захочешь, ты можешь вспомнить все. Но каждый фрагмент из памяти твоей предшественницы заменит фрагмент твоей старой памяти. Вспомнив, где жила она, ты забудешь, где жила раньше ты, вспомнив ее жизнь, забудешь свою. Две судьбы слишком много для одного человека.

– А если я не хочу ничего забывать? Я и так помню немного…

– Дело твое. Но зачем тебе помнить свое прошлое? Разве оно помогает тебе? Разве оно что-то тебе дает?

– Я хочу вернуться домой, к себе.

– А если не получится? Ты будешь страдать, считая, что ты не на своем месте, на чужбине, с которой не выбраться и не уехать. Подумай об этом хорошенько.

На некоторое время в комнатке воцарилось молчание, только в котелке что-то булькало.

А если я и вправду не смогу вернуться, что тогда? Дейк не будет вечно со мной таскаться, когда-нибудь мы расстанемся, и тогда мне придется жить своими силами. Мне будет очень тяжело, это так, и я буду сходить с ума от тоски по своему дому, такое тоже возможно. Может, ведьма и права…