Текст книги "Тайны наследников Северного Графства"

Автор книги: Алёна Реброва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)

– Завораживает, не правда ли? – спросил он, не поворачиваясь ко мне.

– Да, – соглашаюсь, отведя взгляд от инквизитора к огню.

– Вы, ведьмы, умеете гадать по пламени?

– Я не умею.

– Как это так? Ведь огонь – твоя любимая стихия, как я понял.

– Ну вот так вот получилось, – развожу руками.

– Странно. Я встречал ведьму, связанную с природой, так она могла гадать даже по коре деревьев, рассказывая прошлое, настоящее и будущее места, где выросло дерево. Она никогда не училась этому.

– Что же сталось с этой ведьмой, которая попалась инквизиторам? Ты ведь ее в Ордене встретил?

– В Ордене, – подтвердил он. – Ничего такого, подержали за нарушение порядков в темнице пару дней и отпустили. Ты не уходи от темы. Наверняка ты тоже можешь гадать по пламени от природы!

– Я не знаю, – пожимаю плечами.

– Сколько тебе лет, Бэйр?

– Ты же уже спрашивал!… Мне девятнадцать, – отвечаю, замявшись. – К чему этот допрос?

– С тобой все-таки что-то не так, – решил Арланд. – Такое ощущение, что ты… потеряла память, что ли?

– Ээээм… Почему ты так решил? – настораживаюсь. Вот будет задница, если он встречал Бэйр до моего «второго рождения» и все это время молчал! Очень надеюсь, что это не так.

– Ты целыми днями сидишь у того учебника, экспериментируешь, недавно как будто в первый раз сварила зелье, не умеешь и не знаешь элементарных вещей, которые в девятнадцать должна знать каждая ведьма… Ты замялась при ответе на элементарный вопрос, – принялся рассуждать Арланд. – Ты ведешь себя не так, как раньше. Конечно, ты можешь притворяться, чтобы обмануть меня… Но все же складывается такое впечатление, что у тебя как будто произошло переосмысление жизни и смена ценностей.

– С чего ты взял? – стараюсь говорить небрежно и спокойно. – Ты разве встречал меня раньше и знал, какой я была до этой самой «потери памяти»? Вряд ли.

– Да, я встречал тебя.

– Что-то не припомню…

Черт, а если правда!? Если он строил из себя дурачка, а сам был со мной знаком? Ну теоретически-то возможно, что я попадала к инквизиторам в Орден и, мало ли, вдруг это был Орден Арланда? Хотя, если он общался со мной, то почему при встрече спрашивал имя, а потом засыпал вопросами, ответы на которые знакомый должен бы знать? Или, может, он не говорил со мной тогда, а просто видел? Это тоже может быть, ведь вряд ли бы простому ученику разрешили говорить с задержанной ведьмой, которая особо опасна.

– Я правда не помню, чтобы мы встречались, – говорю уже увереннее.

– А я отлично помню.

– Врешь, – понимаю.

– Ты засомневалась, – он все-таки поймал меня. – Неужели я угадал? Ты потеряла память и пытаешься все вспомнить? Потому прекратились эти грабежи и разбои, потому ты залегла на дно? А рыцарь помогает тебе, так странно… Почему? Зачем ему это на самом деле?

– Не лезь не в свое дело! – огрызаюсь. – Даже если бы я потеряла память, мои силы все равно остались бы прежними.

– Но ты не помнишь, как ими пользоваться, а это делает тебя в разы слабее.

– Я помню.

– Нет. По пламени даже гадать не можешь, а это самое элементарное для любой ведьмы! Ты стала гораздо слабее, и это факт.

– Не играй с огнем, инквизитор! – предупреждаю, чувствуя, как начинаю злиться. Костер вспыхнул ярче, жар от него усилился, заставив Арланда отскочить подальше. – Я могу разозлиться и решить, что такой умник как ты по земле ходить не должен, и тогда тебя никакая святая вода, никакие порошки не спасут! А у меня рука не дрогнет, уж поверь!

– В это я верю, – кивнул инквизитор, подсаживаясь обратно к немного утихшему огню. – Но я все равно прав, что бы ты не говорила. Остается лишь два вопроса: что с тобой произошло и произошло ли?

– Отстань, Арланд. Тебе незачем знать обо мне слишком много, – морщусь.

– Еще пирожок?

– Давай, – согласно киваю.

– А ты не помнишь, какую ты раньше преследовала цель? Ну, до того, как потеряла память? Я внимательно изучил все твои преступления. Ты воровала, причем по-черному. Не только жила и питалась бесплатно, запугивая несчастных торговцев и ремесленников, но и крала очень дорогие ингредиенты для зелий. Порошки из рога единорога, всякие внутренности драконов и прочих тварей, гербарии редчайших растений, которые почти не найдешь даже там, где они встречаются… Сумма стоимости всего украденного тобой составит годовой доход императора Рашемии! Ты обвела вокруг пальца всех самых могущественных магов, воров и торговцев, хотя относительно последних до тебя были уверены, что это невозможно! Для чего все эти кражи? Что ты такого собиралась сделать?

Ух-ты… Узнавать о себе такие красочные подробности даже в какой-то степени лестно. И, что самое удивительное, я вполне понимаю, о чем речь. Тот порошок, который был у меня на поясе с самого начала. Он исцеляет дух нечисти и очищает от скверны, убивая, так же он определенно противостоит магии. После того, как тот чокнутый сатир втер порошок мне в руку и добавил чего-то от себя, моя рука получила все свойства порошка в усовершенствованном качестве. По задумке, я – это живое оружие против той неизвестной болезни, скверны в целом и, в какой-то степени, против магии…

Почему-то раньше я об этом и не задумывалась особо, а теперь осознание пришло так внезапно и в то же время легко, что стало и жутко, и пофигу одновременно.

– Я работала над этим, – засучив рукав до самого плеча, показываю Арланду свою руку.

– И зачем тебе это надо было?

– Во имя великих целей, о которых тебе, простой смертный, знать не положено!

– А если нормально?

– Эта симпатичная татуировка с краской, в которую входят украденные мной ингредиенты, продержится гораздо дольше, чем обычная, – хмыкаю.

– Бэйр!

– Не твоего ума дело, зачем мне были нужны те ингредиенты, ясно? – осекаю его. – Может, я мечтаю избавить мир от инквизиции, а эта рука с божественной мощью поможет мне в это? Или, наоборот, жажду бороться со скверной, которую несут в себе все существа связанные с наивысшими материями? В любом случае ты будешь пытаться повлиять на меня, помешать или заставить делать что-то в своих интересах.

– Теперь ясно, – кивнул инквизитор и отвернулся. – Ты и этого не помнишь.

Мы замолчали, никто больше ничего не говорил.

Дожевав пирожок, я обхватила руками колени и, сгорбившись, положила на них подбородок, в такой позе стала смотреть в пламя.

Арланд сказал, что я от природы могу считывать какую-нибудь информацию из пламени. Значит, если попробовать, то я увижу что-нибудь? Увидеть бы, где сейчас этот самый Демонтин или узнать, куда он направляется. Тогда сразу после Сеймуров мы с Дейком сможем отправиться к нему, я вернусь в свой мир, а рыцарь избавится от балласта в моем лице. Все будут счастливы…

Усердно всматриваясь в пламя, я пыталась уловить какие-нибудь картинки и образы, удерживая в голове вопросы, ответы на которые хочу получить.

Но как я ни старалась, ничего не выходило. Кроме абстрактных узоров я ничего не видела.

– Бэйр, ты слышишь это? – вдруг встревожено шепнул Арланд.

– А? Что? Ты что-то сказал?

– Прислушайся. Ничего не слышишь?

Послушно вслушавшись в тишь ночного леса, я уловила лишь шорох листвы на деревьях и неизменных сверчков.

– Нет, ничего. А что?

– Как будто кто-то кричит…

– Нет! Никто не кричит, мы никуда не идем и не натыкаемся ни на какие приключения!

– Нет, правда, кто-то кричит!… – подтвердил Арланд, насторожившись, как охотничий пес, почуяв дичь. Были бы у инквизитора большие звериные уши, он бы непременно начал ими двигать, пытаясь понять, откуда идет звук.

– Арланд, давай спать? Ну, пожалуйста!

– Их там много!

– Черт, опять… это проклятие на мне, ей-богу! – хнычу, когда тоже начинаю различать крики и ругань. – Они, кажется, приближаются.

– Я больше тебе скажу, они бегут сюда! – крикнул Арланд, поспешно вставая и выхватывая меч из ножен на поясе.

Я тоже встала с нагретого места и приготовила обе руки к сражению: на одной зажгла огонь, а другую заставила засветиться бирюзовом светом.

Лошади, увидев, как мы вскочили, тоже забеспокоились и стали озираться по сторонам.

Мы ждали, крики приближались. Вскоре уже можно было различить отдельные слова.

– Кажется, это на нас, – решил Арланд, вставая впереди меня. – Встань сзади и не вмешивайся.

– Мой герой… – саркастически фыркаю, зажигая в воздухе более десяти оранжевых шаров, которые осветили местность в радиусе тридцати метров от нас.

– Ребят!!!… Ребят, она сама!!!… Ваша Марфушка сама ко мне полезла!!!… Затащила на сеновал, пригрозила раскаленной кочергой из кузни батюшки-Метвеича и велела пить молоко!!! – вдруг заверещал кто-то с той стороны, откуда доносились остальные крики.

Мы с Арландом удивленно переглянулись, но стойки «к бою готов» не убрали.

– Мужики, вы только не горячитесь! Мужики, я же по-доброму прошу!… Вы не знаете, кто мой папа! Да он всю вашу деревню!…. Ааа!!! Только без вил, умоляю, только без вил!!! – кричал какой-то несчастный, удирая от погони.

Уже было слышно, как ломаются кусты и ветки под натиском разъяренных мужиков, бегущих за каким-то недотепой.

– Да мы тебя, гада подколодного, как норуш мышку раздерем!!! На нашу Марфу позарился, мы ее всей деревней растили, сами не доедали!!!… На первую красу деревни!!!… А ты, нидяк не отесанный, чуть не обесчестил ее своими лапами грязными, неумелыми!!!

Вдруг ветки куста, что рос у края нашей полянки, раздвинулись и к нам выпрыгнул какой-то красный вихрь.

– О, люди!!! – радостно завопил он, раскинув руки в стороны, и бросился к нам. – Люди, спасите!!! Там весь народ – психи!!! – покрутил у виска. – Они не владеют собой и жаждут моей смерти!!!

– Ты кто такой!? – угрожающе нахмурился Арланд, полностью загораживая меня собой и поднимая меч.

– Да какая разница!?… О… Бэйр, Ведьма с Равнин!!! Кого я вижу, сестричка!!! Сколько лет, сколько зим!!! Уж не ожидал тебя тут встретить, не ожидал!!!

Заметив меня, скромно стоящую в сторонке, красный вихрь кинулся ко мне. Я и моргнуть не успела, как оказалась в крепких объятиях подозрительно знакомого мужчины…

– Так это ты что ли!? – поражаюсь. – Тот сказочник из Верегеи!? Какими судьбами!?

– Я самый! Бэйр, родная, спасти меня от них, а? Я тебе потом как-нибудь отплачу!!! Но, пожалуйста, не отдавай меня им!!! – затряс меня за плечи Али ибн Дамьяр. В его восточных глазах искрилась такая мольба, что я от сомнений даже не успела сказать «иди к черту», когда на полянку вломились пятеро здоровенных крестьянских мужиков.

Заметив Арланда с угрожающе поднятым мечом и нездоровым взглядом бешеной нечисти, мужики остановились и несколько секунд оценивали обстановку.

Посмотрев на Али, который висел у меня на шеи, потом на меня, затем на Арланда, который мужественно закрывал нас обоих грудью, они сделали определенные вводы.

– Тык, ента… – начал старший из них, выйдя вперед. В одной руке у него была внушительная дубинка, которой он машинально помахивал время от времени. – Вы нам этого, – указал толстым пальцем на Али, отчего сказочник прижался ко мне еще сильнее. – А мы вас не трогаем.

– В чем дело? Почему вы за ним гонитесь? – интересуюсь, пытаясь оцепить от себя излишне любвеобильного «братика». Но он так в меня вцепился, что черта с два сдерешь!

– Он на нашу Марфу!… – от возмущения у кого-то из мужиков даже слов не нашлось и вместо конца предложения он выругался. Еще не слишком разбираясь в местном мате, я не поняла, что он хотел сказать.

– Да корова ваша Марфа!!! Корова обыкновенная, ничем непримечательная!!! – закричал в ответ сказочник, прячась за моей спиной. – За такую человека убивать должно быть совестно!!!

– Что!? Еще и оскорблять смеешь!? – заорали мужики.

– Так, или по порядку, или я всех вас в кандалы и в подвалы к Белым Совам, там разберетесь! – рявкнул инквизитор, эффектно крутанув меч и всадив его в землю с размаху. Видимо, это был какой-то определенный жест в его профессии.

На секунду все потрясенно замолчали, потом мужики, переглянувшись, начали наперебой рассказывать, в чем дело. Прикрикнув на них, чтобы замолкли, главный повернулся к нам.

– Хорошо, я говорю, – начал он. – Приперся к нам в деревню, значит, этот ухарь недокрашенный, – недовольно глянул на Али. – Мы ему все чин по чину, ночевка в сарае. За сказку – в лучшем сене ночевка, без сказки – за деньги. Он нам, значится, рассказал небылицу про то, как в какой-то диковиной стране коров видать не видывали, и слыхать о них не слыхивали, где за буренку одну можно от царя золотые горы получить. Мы ему, сказочнику, человеку высокой… этой, как ее?… души!… лучший сарай выделили! А там наша корова, лучшая буренка в деревне, мы ее на все ярмарки возим, она какой год всем нашим мешки лучшего зерна выигрывает! А молоко у нее какое? Умрешь, какое вкусное! Сметану попробуешь, так ты без этой сметаны жить не сможешь!.. А этот что!? Мы заглянуть хотели, не спит ли, еще чтоб сказку рассказал, а он там нашу корову увести пытался!!!…

– Да я с утра не ел ничего, голодный был, молока хотел выпить!!! Что я, виноват, что она так просто не давалась!? Пришлось ей морду связать, чтоб не брыкалась! – возмутился Али, не спеша выходить из-за моей спины.

– Ты ее увести хотел и царю своему продать!!! Нашу буренку, которая всю деревню кормит, нахал такой!!! А еще на нее клевещешь, что это она тебя кочергой отлупить пыталась!

– Чистая правда! – крикнул в ответ сказочник. – Дои, говорит, а не то кочергой получишь!!!…

– Что с коровой в итоге? – прерываю очередную перепалку.

– Что-что, испугалась, того и гляди, молоко давать перестанет! – развел руками в стороны главный мужик, повертев дубинкой.

– Да она от вида ваших рож скорее молоко давать перестанет, чем от деликатнейших прикосновений моих нежных, прославленных в определенны кругах своей ловкостью, пальцев! – заметил сказочник, продемонстрировав мужикам свои раскрытые ладони. – Я когда ее доить пытался, она аж вся застыла, замерла в предвкушении!

– Ты, бес проклятый, тащил ее куда-то, за веревку, вокруг морды обвязанную, дергая!

– Да это чтобы она от стены отошла! Как бы я ее доил, если бы она нужным боком в стену упиралась!?

– А кочергой зачем махал, ирод!?

– Это я у нее отобрал, чтоб не огрела с горяча!

– Ах, ты, лжец паршивый!!!… – заорал мужик, замахнувшись дубинкой.

Но, не успел он и шага сделать, как Арланд подскочил к нему и упер острие меч под подбородок.

– Ни с места, а не то хуже будет! – предупредил инквизитор. – Я не потерплю произвола и как инквизитор, обязан разрешить проблему здесь и сейчас, пока не дошло до кровопролития! Ваша корова жива и здорова, отделалась легким испугом. А путник, который честно зарабатывает на жизнь рассказами и пришел к вам со своим ремеслом, остался голодным и был уложен спать в сарае с коровой, хотя честно рассказал сказку. Знаете ли вы, невежды, что в путниках и незнакомцах, являющихся к нам в дома посреди ночи с просьбой о ночлеге, встречаются сами боги? Что таким образом проверяют нас высшие судья на доброту, порядочность и честность, достойных награждая благодатью, а таких, как вы, проклиная на века? Что подумают о вас всевышние, когда увидят, как вы гостей встречаете?

– Нет, сударь инквизитор, не знали мы ентого… – испуганно округлили глаза мужики, поснимав шапки. – Так что выходит-то, что этот ухарь недокрашенный – бог?

– А то! – горделиво поправил красную шапку Али, но получив от меня локтем в бок, стушевался и больше не встревал.

– Он – нет, но вот другие путники очень даже могут быть богами. Но пусть этот случай будет вам уроком, впредь уважайте бродяг, просящих о ночлеге.

– Как скажете, сударь инквизитор, – закивали мужики. – Так что нам сейчас делать-то? Обратно его тащить и уважить, как следует?

– Не пойду я с вами больше, я тут останусь! – заявил сказочник, гордо вздернув нос.

– Бэйр? – Арланд повернулся ко мне.

– Пусть остается, – киваю.

– Ступайте, добрые люди, с миром.

Отойдя подальше от инквизитора, мужики робко поклонились и быстро убрались подальше от полянки.

Только когда их голоса затихли, мы позволили себе расслабиться и уселись к костру.

– Итак, кто это такой? – недовольно спросил Арланд, убрав меч в ножны.

– Али ибн Дамьяр! – представился незваный гость, красиво поклонившись, взмахнув полой алого плаща. – Сказочник, поэт, немного бард, немного философ и торговец от части!

– Бэйр, откуда ты знаешь это чучело? – насмешливо фыркнул инквизитор, посмотрев на меня. – Неужели ты и с такими общаешься?

– О, наше прекрасное общение я еще месяц не мог забыть… – вздохнул Али, дотронувшись до своего правого глаза. Усевшись у костра, скрестив ноги по-турецки, он продолжил. – Искренне надеюсь, что эта нежнейшая из женщин тоже меня помнила.

– Надежда – дурное чувство, – хмыкаю.

– Так где вы познакомились?

– Мы с Дейком разбирались с птицей хаарь в одной деревне. Там я и встретила Али, он рассказывал народу одну из своих историй.

– А потом я рассказал Бэйр историю всей своей жизни, – подтвердил Али, рыская по нашему лагерю голодным взглядом.

– Молока, как я понял, ты так и не получил? – уточнил Арланд.

– Да куда уж там? Сомневаюсь, что та старая бычара могла выдавить из себя хоть каплю, – отмахнулся сказочник. – Ах, если бы благородный инквизитор соизволил поделиться чем-нибудь с бедным бардом, он воспевал бы такие баллады о доблести и чести Белых сов!…

– На, держи, – усмехнувшись, Арланд протянул изголодавшемуся сказочнику флягу с компотом и пирожки.

– О, великодушие из твоего большого сердца бьет ключом чистейшей доброты! – заулыбался Али, подсев поближе к Арланду и выхватив у него из рук пирожки. – Слушай, полезный совет на будущее дам, – зашептал на ухо Арланду, закрывшись от меня ладонью. – С ведьмой не целуйся, у нее рука тяжелее кувалды.

– Я все слышу, – замечаю. – Так каким ветром тебя занесло в эту глушь?

– Да я ж все Кудеяра ищу, – напомнил он, жуя пирожок. – Тут единорог объявился особо агрессивный, вот я и подумал, что этот полуленнай-полусенари сюда направится, так сказать, начинать с малых подвигов. Сначала единорог, а потом, глядишь, и до дракона дело дойдет. Но опоздал ушастый старина, единорога какой-то рыцарь уже грохнул.

– Это мы с Дейком отметились, – вздыхаю.

– О, я так и подумал! – закивал Али, прихлебнув из фляги. – Ну а я с вами, так и быть, до ближайшей харчевни, а там уж разбежимся. Кстати, а кто этот вот, с темными глазами и светлым сердцем?

– Арланд Сеймур, – объясняю. – Он меня «поймал».

– Аааа… Так ты правда что ли инквизитор? – хихикнул, посмотрев на Арланда.

– По мне не видно? – выгнув бровь, храмовник отодвинул полы плаща, показывая серебряные кресты на одежде.

– Вот теперь видно, – кивнул Али. – А что ты во все черное вырядился? У вас же основные цвета: красный, белый и серебряный.

– Пока я ученик и форму мне не выдали, а до тех пор я могу одеваться, как захочу.

– Неплохо ты уделал этих чокнутых, очень неплохо для ученика, – одобрительно поджал губы Али, вновь прикладываясь к фляге с компотом.

– Мне всего два года осталось учиться, еще совсем немного, и я стану настоящим инквизитором. Пора тренироваться.

– И то верно! – кивнул сказочник. – Как совенок из гнезда, так и Белая Сова из Ордена. Попала черт знает кем, а вышла опасным хищником… Эх, баллада так и просится!

– Кстати о балладах. На чем ты играешь? – интересуюсь.

– Я пока только пою, на лютню все денег никак не соберу… Куда-то все время деваются эти маленькие кругляшки, ума не приложу, куда.

– Скучно… а есть, не знаешь ли, такие инструменты… ну, с шестью струнами?

– Есть шестиструнные лютни, для особо ленивых, которым по двенадцати пальцами скакать лень. А что?

– Приобрести бы мне тоже, – мечтательно вздыхаю, откидываясь назад, опершись руками о землю.

– А ты что… играть умеешь? – заинтересованно спросил сказочник.

– Ага, – киваю. – Я б вам Высоцкого спела… Хотя, тут, наверное, не оценят.

– Кого-кого?

– Ну… бард такой был, старый. Из моих краев.

– А, такого я точно не слышал. Глухое это место, твои Великие равнины.

– Не то слово, какое глухое, – улыбаюсь, наблюдая за дымом от костра, стремящимся вверх, сквозь деревья к небу. Вдохнув полной грудью свежий лесной воздух и дым, наслаждаюсь неповторимым ароматом… Вдохнув еще раз, я поняла, что аромат до боли знакомый… а после третьего раза стало ясно, что у меня или галлюцинации, или же…

– Трубка! – округляю глаза, посмотрев на Арланда, который, опершись спиной о ближайшее дерево, спокойно покуривал резную трубку из белой кости.

– Да, – умиротворенно улыбнулся инквизитор. – Правда красивая? – повертел это произведение искусства в руках.

– Не то слово, – киваю, не в силах отвести взгляд от трубки. – А что, табак тоже есть?

– Нет, черт возьми, я тут хвою закуриваю! – развел руками в стороны. – Есть, конечно.

– Арланд, дай покурить?

– Курящая женщины? – поморщился инквизитор. – Это даже звучит мерзко.

– Арланд, лучше дай! – засмеялся Али. – Иначе, чую, будешь как я, менять свои представления о прекрасном поле через объяснения этой ведьмы!

– Нет, у меня самого табака мало, – злорадно усмехнулся инквизитор, помахав трубкой в воздухе, чтобы ко мне пошел запах горящих листьев табака.

– Садист, – вздыхаю, принюхиваясь. – Я уже три месяца трубки в рот не брала, представляешь, что это такое!?

– Нет, не представляю, – улыбнулся Арланд, довольно прикусывая мундштук, затем пуская кольца дыма.

– Сволочь, – решаю. – И нет тебе другого названия отныне!

– Я не «сволочь», кем бы она не была, я инквизитор. Точнее, многообещающий ученик.

Поправившись, Арланд вновь вдохнул и пустил в воздух кольцо дыма, долетевшее до меня. Понаблюдав за моим лицом, инквизитор довольно рассмеялся.

– Кажется, я нашел новый способ пытки, – заметил он сказочнику.

– Как бы я не нашла новый способ поджигания людей в зачарованных одеждах, – ворчу. – Не знаю, как вы, а я спать хочу. До завтра.

– Радужных кошмаров, – пожелал мне Али.

– Спи спокойно, – зловеще улыбнулся Арланд.

Встав с насиженного места, я пошла к своему плащу, постеленному неподалеку от костра. Быстро и относительно незаметно устанавливаю слабенькую магическую систему безопасности на всякий случай, только потом ложусь.

Удивительно, но закрыв глаза, я тут же почувствовала, что действительно сильно устала. Под рокочущие голоса разговорившихся Али и Арланда, я быстро уснула, даже не заметив этого.

* * *

Одиноко. Пусто. Холодно.

Бесконечно или временно, всецело или частично – уже давно не имеет значения. Бесконечно одиноко, всецело пусто, временно холодно… застывают хрупким льдом остатки моего последнего сокровища – моей памяти. Внутри или снаружи все исчезает – не понять. Но происходит что-то и ничего, долго и быстро, ощутимо и незаметно. Давно. Или недавно. Не понять.

Помню момент. Только один. Ни больше, ни меньше. Беспокоюсь. Почему? Не знаю.

Помню мгновение жара, обжигающего и удушливого… убивающего. А потом паралич, вспышка и крик… Пронзительный, полный отчаяния крик ребенка. Кажется, нежные связки должны были бы лопнуть от этого вопля, но нет, кричат еще долго.

Надрывно, знакомо…

«Я иду к тебе, сынок!» – говорит память, и я иду.

Иду сквозь такой пустой, несуществующий мир. Набор смутных красок, цветов, воспоминаний, и не больше. Тянет, утягивает, хочется дойти… Куда? Зачем? Не знаю, память молчит.

Одиноко. Пусто. Холодно. И ничего больше. Ничего вокруг нет, мир изменился, стал иллюзией, а я, как птица в сетке, запуталась в обманках и не могу выбраться. Брожу по жутким лабиринтам без цели, куда память ведет. Редко натыкаюсь на невидимые преграды.

Часто я вижу привидений.

Они проходят совсем рядышком и не видят меня. Они живут своей, отдельной жизнью. Их существование так суетливо, так знакомо… так далеко и необычно для меня. Я наблюдаю за ними, но не могу ничего понять. Ни кто они, ни откуда они взялись, ни что они делают, ни зачем… Их много, десятки или сотни, они почти каждый раз разные… или я их не запоминаю.

Так странно.

Я часто вижу одно место. Не помню, где оно, не помню, зачем оно.

Коридор. Недолгий, маленький коридор. С одной стороны стена из камня, с другой большие, высокие окна с красивыми рамами.

За окном всегда гроза, всегда дождь, всегда ночь.

Я вижу паутину, вижу пыль… Хочу убрать, стереть, потрогать… Не могу, не получается. Все это иллюзия, обманка. Как и весь мир. Но это место – лучшая иллюзия. Все как настоящее… настоящее, о котором я почему-то знаю.

Иногда в том месте я вижу приведение. Оно мне нравится, это мое любимое приведение.

Оно меняется, каждый год оно выглядит иначе. Оно двигается плавно и грациозно. Красиво. Люблю наблюдать за тем, как привидение танцует.

Оно предлагает мне станцевать с ним. Я соглашаюсь, мы танцуем вместе.

Сначала привидение меня боялось. Оно приходило на место украдкой, тихонько, как мышонок… что такое мышонок? Не помню. Но мышонок трусливый, маленький, слабый. Мышонок робкий, но ловкий и любопытный.

Мой Мышонок.

Сначала совсем небольшой, едва доставал мне до пояса, он пришел на то место и долго смотрел в окно, сидя на холодной каменном подоконнике.

Я сказала ему, чтобы не сидел на холодном, а не то подхватит какую-нибудь болезнь и маги-лекарю будут тыкать в него иголками. Привидение очень испугалось, а потом заплакало. Так горько, так жалобно. Оно долго плакало, а я стояла и смотрела, не знала, что должна сделать. После этого Мышонок, как я назвала приведение, стал часто приходить на то место. Поначалу он всегда горько плакала, упав на пол, а потом начал говорить, рассказывать мне что-то, называя меня «мамой».

Кто такая мама? Не помню. Наверное, Мышонок любит ее.

Как-то раз Мышонок пришел с другим привидением. Наверное, он хотел нас познакомить.

Мышонок, увидев меня, тогда заплакал и стал что-то рассказывать.

Вдруг я поняла, о чем он спрашивает и ответила ему.

Он спросил: «Ты скучаешь по мне? Ты видишь меня?». А я ему ответила, что скучаю, потому что он мое любимое привидение, и что вижу его.

Мышонок тогда засмеялся и заплакал еще сильнее. Смеялся и плакал одновременно. Бедный Мышонок.

Другое приведение не плакало и не смеялось, оно встревожено наблюдало за Мышонком, а потом село перед ним на корточки и стало что-то объяснять. Мышонок тоже начал что-то говорить, а потом они ушли.

С тех пор я почти не видела моего Мышонка, он приходил очень редко. А потом исчез. Его долго не было, так долго, что я забыла о нем.

Но однажды я снова увидела Мышонка. Он казался больше, он изменился. Теперь он не плакал и не смеялся, не говорил. Смотрел на меня и на окно. Он сел на холодный подоконник и я сказала ему, чтобы не сидел на холодном, а не то подхватит какую-нибудь болезнь и маги-лекарю будут тыкать в него иголками. Тогда Мышонок встал и улыбнулся. Улыбка у него была грустная, вымученная, а взгляд отстраненным, как у юродивого. Посмотрев на Мышонка, я тогда решила, что ему почему-то очень плохо. Он сильно изменился за то время, которое не приходил ко мне.

С тех пор мы стали видится чаще, почти каждый день. Мышонок перестал меня бояться, он приходил ко мне надолго, часто разговаривал со мной, что-то спрашивал, а я ему отвечала. Мы подружились, он по-прежнему звал меня «мамой».

Однажды Мышонок пришел ко мне и сказал, что скоро уйдет. Он сказал, что мы вряд ли еще увидимся, что он не сможет больше ко мне приходить. Он сказал «прощай».

Его долго не было, но потом он опять появился. Он был еще больше и теперь был даже выше меня. Из-за странной одежды я не могла полностью его видеть, он расплывался в воздухе серым туманом. Я видела только лицо Мышонка. Когда он тогда пришел ко мне, то предложил потанцевать. Предложил сухо и холодно. Приказал.

Я спросила, как мы будем танцевать, если у него нет ног, а он сказал, что как только я соглашусь, ноги появятся. Откуда-то зазвучала музыка. Она была такой красивой, что мне захотелось танцевать. Я подошла к Мышонку, он взял меня за руки.

Он оказался совсем как живой. Теплый, твердый и не расплывался больше в воздухе.

Мы танцевали по коридору, пока музыка не закончилась, а потом Мышонок меня крепко обнял и долго не отпускал. Из его глаз потекла соленая вода, когда он целовал меня, я чувствовала ее вкус. Такой странный, яркий, непривычный… такой знакомый вкус.

Потом Мышонок исчез. Он ушел так быстро, что я и не заметила.

Теперь Мышонок приходил очень редко, но когда приходил, много говорил со мной, рассказывал что-то, спрашивал советов. Потом я его опять долго не видела, но он всегда появлялся вновь и всегда неожиданно. Так продолжается до сих пор.

Но Мышонок это только одно приведение. Есть еще много, иногда я их запоминаю, иногда нет. Они меня не видят и не слышат. Жаль. Наверное, было бы интересно с ними поговорить.

Появился Страх.

Он пришел так неожиданно, так странно. Не знаю, откуда он взялся.

Я гуляла по лабиринтам того, что осталось от мира, как всегда это делала. Тогда я искала еще одно привидение, которое часто приходит в лабиринты. Мне хотелось попробовать поговорить с ним. Оно долго что-то искало, но не видело меня. Мне казалось, я знаю, что оно ищет. Я хотела помочь.

Когда я нашла это странное привидение, оно не обратило на меня внимание, так усердно что-то копало.

Я встала за спиной привидения и стала наблюдать за ним. Мне было интересно узнать, что оно делает.

Привидение что-то тихо говорило, я не понимала что. Но говорило оно это не мне, а кому-то другому. Но то, другое невидимое молчало и никогда не отвечало, а ищущие что-то все равно с ним разговаривало.

Когда я стояла за спиной привидения и пыталась понять, что же оно делает, я вдруг увидела большую собаку.

Она была такая большая, что ей приходилось пригибаться, чтобы не задеть горбатой спиной потолок. У нее была уродливая морда со злыми глазами и большой пастью. Лохматая, спутанная шерсть была серой, на животе алой, а на спине были черные пятна, по хребту шла полоса черной вздыбленной шерсти, переходившей в гриву.

Собака зарычала на меня и на привидение. От ее рыка у меня внутри появился Страх. Он смешал всю мою память, стал уничтожать меня изнутри, разъедая плоть… Я испугалась, мне стало очень больно, я закричала. Собака, только порадовавшись моему воплю, зарычала громче и Страх усилился.

Подумав, что собака накинется на меня и растерзает, я убежала из лабиринта, так и не успев предупредить привидение. Но что ему могла сделать собака? Не знаю. Ничего, наверное.

Я долго никуда не выходила, не видела мира. Ушла домой, в пустоту, и боялась выйти.

Собака это и есть Страх. Она пожирает все светлое, все спокойное и превращает это внутри себя в страх. Она – сплошной страх. Живой. Воплоти.

Я хотела увидеться с Мышонком, слышала, как он звал, но не смогла найти дорогу к нему. С тех пор, как я увидела Страх, я никуда не могу найти дорогу. Сижу дома.