Текст книги "Полнолуние: закон стаи"

Автор книги: Алена Даркина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

Он не скалился, не выкрикивал проклятия. Не пытался объяснить, насколько заблуждаются те, кто подносят факел к ногам. Он закрыл глаза и… Молился? Думал о любимой женщине? Он не смог спросить отца об этой минуте…

А потом он кричал, потому что никто не может выдержать этой муки – оборотням не дают настой, дарующий забвение в адском пламени. Оборотни должны пить полную чашу.

А потом он замолчал – боль стала больше, чем он мог вынести.

А потом прискакала мать Ялмари. Голыми руками убирала головешки. Вырывалась из рук тех, кто пытался ее удержать. Бросалась к дереву, стараясь своим телом потушить пламя.

Отец был страшно изуродован: кожа обуглилась и лопнула, кровь снова запеклась. Но он еще дышал. Мать так голосила, что добилась своего: огонь потушили, отца положили на землю.

Мать не выла. Встала на колени и стала тихо-тихо умолять его, чтобы он не умирал, не бросал ее одну. Он на мгновение пришел в себя, улыбнулся черными губами, и глаза закатились.

Вот тогда мама потеряла сознание. Так и лежали они за деревенской околицей: обугленный труп и красавица энгарнка – светловолосая и светлокожая. Друг сказал – очень красиво смотрелось. Белое и черное. Красавица и чудовище…

…Эта сцена сейчас особенно ярко представилась Ялмари. Илкер что-то почувствовала – он с первой встречи увидел, что девушка понимает его без слов. Как и он ее. Она замерла, будто вспоминала то же, что и он. Когда лесник поднял взгляд, показалось, она все знает. Все. И ее нисколько не отталкивает то, что он оборотень. Но вслух они так и не произнесли ни слова.

– Что это мы все о грустном? – прервал тягостное молчание Ялмари, искоса взглянув на Илкер. – Расскажи что-нибудь веселое.

Илкер не знала, о чем парень только что вспоминал, но, казалось, его боль перетекала в нее. На минуту показалось, что лесник рассказывает о себе. Но вот он заговорил, и она расслабилась. Как она могла подумать такое?

– Не знаю, что тебе рассказать, – девушка обхватила себя руками. – В моей жизни происходило не очень много веселого.

– По тебе не скажешь. С тобой так легко.

– Такой была моя мама. Отец всегда говорил, что я на нее похожа. В жизни много печального, но если постоянно об этом размышлять, можно упустить то прекрасное, что дает Эль-Элион. Он все дает по силам. Ты заметил? Ровно столько, сколько можно перенести. После радости приходит печаль, которая снова сменяется радостью. Наверно, так надо. Наверно, мы не смогли бы по-настоящему оценить счастья, если бы не грустили до этого. Как ты считаешь?

Он отозвался не сразу.

– Я размышлял об этом, – наконец заговорил он. – И я не совсем согласен. Есть люди, которых горе сломило. Выходит, не всем по силам. А кроме того… Мне кажется, что человек должен быть всегда счастлив. Он создан для этого – для такого счастья, которое не заканчивается. И то, что сейчас все иначе… Ты ведь знаешь о восстании духов, – он хотел продолжить, но оборвал себя. – Кажется, я сейчас залезу в богословские дебри, – рассмеялся он.

Илкер тоже улыбнулась, с удивлением глядя на него:

– Ты очень странный лесник, – заметила она. – Иногда такой простой, словно я вижу тебя до донышка. Иногда такой сложный, что кажусь себе круглой дурой, – Ялмари обреченно закрыл глаза рукой. – Но кроме отца я еще не встречала человека, с которым мне было бы так интересно.

– У меня очень похожие чувства, – заметил он, смеясь. – Могу повторить все слово в слово. И еще, мне кажется, я не встречал другой горничной, которая бы настолько не вписывалась в этот дворец. Ты здесь что-то инородное, и я…

– Хватит! – категорически прервала Илкер. – Раз разговор о веселом у нас не получился, давай поговорим о политике. Как ты полагаешь, королева любит Полада?

– Что? – изумился Ялмари и сдвинул брови. – Извини, но это не обсуждается.

– Почему?

– Потому что я не люблю передавать чужие сплетни.

– Я прошу тебя сказать твое мнение.

– Нет, – он смотрел очень серьезно. – Я не буду говорить на эту тему. Извини.

Илкер неверяще взглянула на него. Она и предположить не могла, что Ялмари может быть таким непреклонным. Сразу стало неуютно в беседке. Захотелось уйти домой.

– Не огорчайся, пожалуйста, – взгляд Ялмари стал тревожным.

– Я не… я не должна огорчаться. Ты ведь имеешь право говорить или молчать…

– Ты не должна, но ты огорчилась. Да?

– Да, – вынужденно согласилась она. – Ты знаешь, я спросила, потому что… Ничего, что я скажу? Ты можешь не отвечать, если не захочешь, – она выжидающе посматривала на него, пока он не дал согласие. – Отец с детства привил мне любовь к истории. Я с восторгом читала о королеве Эолин. Ее жизнь похожа на рыцарский роман. Ее прятали в семье небогатого графа в Лейне. Она вернулась домой, минуя множество опасностей, чтобы опять принять трон. Она победила врагов и вышла замуж, чтобы вскоре вновь остаться одной. Я гордилась королевой, играла в нее и сочиняла о ней пьесы. И вот теперь, когда я повзрослела, я почувствовала, как же она несчастна. Что видела она в жизни? Родителей потеряла только родившись. До двадцати лет в изгнании. Наконец, вроде бы жизнь наладилась – получила корону, вышла замуж, родила сына… И тут любимый муж погибает. Ей ведь тогда было всего двадцать четыре! Представляешь? Чуть старше меня. С тех пор всегда одна… Я только поэтому спросила. Меня мучает вопрос: она всю жизнь тоскует по мужу или все же счастлива хоть немного? Хоть чуть-чуть, украдкой…

Ялмари откликнулся не сразу.

– Знаешь, есть две категории людей. Одни всегда несчастны – такие живут и думают: вдруг случится то или это, и я все потеряю? Другие умеют хранить если не счастье, то покой. Они говорят: надо ценить то, что есть. Мне кажется, королева именно такая. Она потеряла мужа, но у нее есть дети. Это тоже счастье, разве нет?

– Да, – согласилась Илкер. – Хотя, я говорила о другом, – она грустно улыбнулась. – Расскажи мне о принце. Какой он?

– Что именно ты хочешь знать? – девушка чувствовала, что он напрягся.

Илкер сложила руки на коленях.

– Правда, что он… не совсем в себе. Или это опять сплетни?

Ялмари погладил подбородок. Он тщательно подбирал слова. Илкер чувствовала, что когда речь заходит о королевской семье, лесник переставал быть самим собой. Он уже не отвечал легко то, что думает, а словно боялся сказать лишнее. Неужели он вправду считал, что она может передать его слова кому-нибудь из тайной полиции?

– Скорее всего, да, – наконец услышала Илкер.

– Ты лучше ничего не отвечай, чем так, – промолвила она. – Я не люблю такие ответы. Или "да", или "нет". А что значит "скорее всего"? То, что это тоже запретная тема для тебя?

– Скажем так: не очень приятная, – неохотно признался Ялмари. – Хорошо… – он на мгновение закусил губу. – Мне кажется… я уверен, что он не совсем в себе.

– И в чем это проявляется?

– Ты же понимаешь, какими должны быть принцы. Примерно такими, как лорд Сорот. Всегда на виду. Образец элегантности и изысканных манер. Прекрасно танцует, победитель рыцарских турниров, покоритель женских сердец. А принц… его толком и не видит никто. Словно скрывается от всех. Даже в государственных делах не принимает участия, а ведь матери нужна его помощь, хоть он всего лишь принц крови1.

1 Титул "принц крови" или "принцесса крови" в Энгарне имеют сыновья королевы и младшие дочери, то есть те, кто не наследует трон.

Единственное, что он делает из того, что достойно его положения – охотится. Так и это он делает неправильно. Вместо королевской охоты… Ты же знаешь, как это происходит? Толпы придворных, дамы в прекрасных нарядах, трубы гремят на весь лес, собаки лают, кони в мыле… Нет, принц вместо этого в одиночку уйдет в лес с утра. Бродит там целый день, вечером притащит оленя, скучно кинет его – разделывайте, мол, и в библиотеку за книжки. Читатель, – в последнее слово он вложил столько презрения, словно сплюнул.

– Ты действительно считаешь, что если человек любит читать, то он душевно больной и достоин презрения? – сделала большие глаза Илкер. – Слушай, мне кажется, я разговариваю не с тобой. А что тогда ты скажешь обо мне? Я тоже люблю одиночество и люблю читать. Я тоже, по-твоему, больная?

– Илкер! – укоризненно воскликнул лесник.

– Я не ожидала от тебя такого, – девушка встала. – Принц любит одиночество. Любит книги. За это вся страна твердит, что он сумасшедший? За то, что он хочет быть самим собой, а не выставляться, как некоторые, напоказ?

– Илкер, ты что уходишь? – он тоже поднялся. – Вот уж не думал, что из-за принца мы поссоримся. Пожалуйста, не уходи. Давай не будем о нем.

– Мне кажется, ты завидуешь ему, – девушка, собиравшаяся сбежать по ступенькам, снова повернулась к леснику, будто желала все высказать до конца.

– Завидую? Да объясни мне, чему я должен завидовать? – Ялмари не на шутку завелся. – Тому, что для всех незамужних девушек страны от четырнадцати до сорока четырех предел мечтаний выйти замуж за принца? Это притом, что за глаза все, говоря о нем, крутят пальцем у виска? Я должен завидовать тому, что все влюбляются в слово "принц" и им плевать каков он на самом деле?

Они стояли в беседке друг напротив друга и впервые всерьез ссорились

– Ялмари, что с тобой? – Илкер смягчилась. Лесник отвернулся. Тут она догадалась и ахнула. – Ялмари… Тебя бросила девушка? – он дернулся и кивнул. – Из-за принца?

Он приглядывался к ней, словно размышлял, стоит ли говорить правду. Затем все же произнес:

– Не совсем. Я сам ее бросил. Когда я общался с ней, то заметил, что принц интересует ее гораздо больше чем я. Когда понял это, сказал "прощай"…

– Прости. Я не хотела тебя огорчить, – вид у Илкер был до крайности виноватый. – Я не такая, Ялмари, правда. Я никогда не мечтала выйти замуж за принца. И я не буду говорить о том, что тебе не нравится. Ялмари…

Она быстро привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку. Брови Ялмари удивленно подпрыгнули. В последний момент он попытался удержать девушку, но не успел – она отступила.

– Вкусно, – мечтательно произнес он, дотрагиваясь до щеки. – Но мало.

– Достаточно, – она, смеясь, выскочила из беседки. – Я хотела утешить тебя. И поверь, принца я бы ни за что не поцеловала!

– Вот как? – он засмеялся. Тут же осведомился с грустью. – Ты все-таки уходишь?

– Если мы будем гулять дольше, обязательно пойдут нехорошие слухи. А мне бы этого не хотелось.

Ялмари вынужденно признал разумность ее доводов.

29 юньйо, 5068 года от сотворения Гошты, замок графа Иецера.

По дороге в захваченный замок графа Иецера Загфуран составил новую программу действий. Встреча у старейшины грозила спутать планы. Он не предполагал, что Полад так быстро заподозрит неладное, рассчитывал, что в запасе есть хотя бы две-три недели. Тем более он не мог предположить, что телохранитель рискнет послать… Ялмари. Парень любил называться этим именем, хотя большинство людей звали его иначе. Очень смелый и умный мальчик. Загфуран невольно хмыкнул. Согласно биологическому возрасту, Ялмари лишь на десять лет моложе мага, но образование, которое давал Храм Света, делало минарса мудрее и опытнее любого человека на Гоште. И не человека тоже. Поэтому люди, которые общались с Загфураном, никогда бы не предположили, что ему чуть больше тридцати – все считали его умудренным опытом старцем.

Загфуран получил назначение на Гошту не сразу. Восемь лет назад, когда рассматривались претенденты на просвещение этого мира, предпочтение оказали "умудренному опытом" старцу. И каков результат? Бадиол-Джамала сожгли на этой забытой Богом планете. Минарс за семь лет пребывания на Гоште не сделал ничего – НИЧЕГО! – чтобы укрепить позиции Света. С простым делом не справился. Для покорения Гошты большое значение имело устранить ее Управителя – Золотого Эрвина. Это он, Загфуран, предложил использовать для этого созданное Эрвином магическое зеркало. Если бы зеркало попало в руки служителей Храма – они нашли бы Эрвина за несколько минут. Но старик не справился с этим заданием. Бадиол-Джамал нашел местного мага, обладавшего зеркалом, но, к сожалению (мысли мага наполнились сарказмом), не смог с ним договориться. И устранять эти просчеты теперь придется Загфурану.

Как только новый минарс ступил на Гошту, он занялся поиском зеркала. Безрезультатно. Злосчастный маг Намжилдоржи словно сквозь землю канул. Загфурану пришлось буквально прочесывать один материк за другим, пока неожиданно он не столкнулся с препятствием. Энгарн – не самая большая в этом мире страна – отчаянно сопротивлялся авторитету нового мага. Без ведома Полада никто чихнуть не мог в Энгарне, хотя там оставались некие королевские советы, призванные управлять внутренней и внешней политикой вместе с королевой, но все это скорее для отвода глаз. Как только Загфуран попытался развернуть деятельность, тут же встретил препятствия. Подготовил заговор против Полада – его раскрыли, как и всех агентов, стоило им произнести несколько слов. Теперь, когда минарс уверился, что зеркало Эрвина находится где-то на территории строптивого государства, он мог достать его только одним способом – завоевать страну.

Ялмари представлял особый интерес. Загфуран много слышал об этом юноше. "Если бы тот стал минервалсом…" – маг мечтательно закрыл глаза. К сожалению, он сказал правду Ялмари: в мирах, которые просвещал храм Света, почти всегда повторялась одна и та же картина. Минервалсами становились ревностные, но недалекие люди. По-настоящему умных завербовывали редко – они трудно поддавались влиянию, слишком много сомневались. Этот особый посланник, подозревал подвох не без оснований. Таким как он вход в Храм Света закрыт навсегда. А может и зря. Надо будет поговорить об этом с ареопагитом.

Добираясь до замка Иецера, который они захватили вместе с воинами кашшафского герцога, Загфуран старался обходить дальней дорогой деревни и сигнальные башни. Хоть и заподозрили "волки" неладное, ни к чему им знать, что маг живет именно здесь. На расстоянии двух юлуков от замка – он приучил себя измерять расстояния местными мерами – стали появляться посты герцога Тазраша. Расставлены незаметно, воины не дремлют. Проскользнуть мимо них удалось, но лишь потому, что он владел магией. Никто другой так бы не смог. Загфуран прятался, по привычке поддерживая в подчиненных ему людях образ всемогущего мага, способного невидимкой пробраться в любое место. Минарс способен и на такие чудеса, но предпочитал не тратить силу понапрасну, тем более на Гоште, где, как и в любом другом мире, еще не подчиненном Храму, использование магии требовало компенсации, чаще всего неприятной. Сейчас, после того как он незаметно пробрался мимо засады, у него всего лишь чесалась ладонь, а если бы он использовал больше силы, зудело бы все тело, и кроме жгучей мази, ничто бы не избавило его от мучений.

Гонцов, посланных Поладом в захваченный замок, задержали на этом участке леса. Упрямые людишки даже под угрозой смерти не соглашались предать хозяина. Может, слухи не так уж ложны и Полад наложил на них какое-нибудь заклятие? Сначала Загфуран мечтал перевербовать их, чтобы начавшийся захват Энгарна подольше оставался в тайне. Но вскоре убедился, что ничего не выйдет. По крайней мере, не с этими людьми.

Кашшафская стража, охранявшая ворота заметила мага издали – на расстоянии примерно в два-три лавга граф Иецер вырубил лес, чтобы противник не мог подкрасться незаметно. Впрочем, это не помогло.

Опустился небольшой деревянный мост и Загфуран въехал в замок, где он мог, наконец, отдохнуть. По обычаю Храма Света, он почти никогда не расставался серым дорожным плащом. Это правило установили вовсе не для того, чтобы причинить какие-то неудобства минарсам, но исключительно для их безопасности. Сейчас даже для воинов, что пришли с ним, он – таинственный маг, никому не показывающий лицо. Но если возникнет опасность, Загфуран скинет плащ и превратиться в обычного энгарнца – виллана или купца – с волнистыми русыми волосами и голубыми глазами. Кто в молодом мужчине узнает опасного мага? Никто. Это же помогало и в тех случаях, когда возникала необходимость незаметно пробраться в какой-нибудь город.

Загфуран не спеша пересек двор. Герцог Тазраш не спешил навстречу. Это несколько настораживало. С тех пор как они вместе покинули столицу Кашшафы, прошел почти месяц. С Кашшафой маг справился легко. Официальная церковь страны имела три ордена: Орден Магии, Орден Духовников, Орден Избранных. Все три сыграли ему на руку. Доказав свою силу как мага, Загфуран быстро получил титул Мудрого, что давало ему право участвовать в совете пятнадцати самых сильных магов страны. Он мог бы получить титул и Высокого мага, что сделало бы его главой этого совета, но минарс решил не торопиться. К тому же, большой пост мог сыграть злую шутку. Нет, в данном случае следовало проявить смирение, и Загфуран легко его проявил, ведь в конечном итоге, его цель была намного выше, чем стать главой Ордена магии. Орден Избранных в Кашшафе имел традиции схожие с Храмом Света. Его служители дали обет нести добро, не открывая своих лиц. Поэтому не удивительно, что почти одновременно с орденом Магии, Загфуран вошел в совет и этого ордена, получив еще один ранг – Мудрый Избранных. К; тому же несколько лет назад король, пытаясь оправдать развод с первой женой, стал формировать новую церковь, которую назвали просто Святой церковью. Костяком ее стал орден Избранных, так получилось, что Загфуран оказался в совете как консервативных духовников так и тех, кто начинал в Кашшафе реформацию. Чтобы подобраться к королю, Загфуран действовал где-то подкупом, где-то силой, где-то лестью, страхом или заманчивыми обещаниями. Он своего добился, хотя и не до конца. Король Манчелу прислушивался к магу, ему тоже хотелось вновь захватить Энгарн, но во всем подчиняться Загфурану не желал. Но подействовали не заверения в скорой победе и щедрых дарах после окончания войны, а неожиданная поддержка Тазраша, который согласился самостоятельно собрать роту для нападения на Энгарн, руководствуясь советами Мудрого. Загфуран так и не понял, почему герцог поддержал его.

Вел он себя надменно, стараясь при случае подчеркнуть, что даже статус Мудрого не дает Загфурану преимуществ перед потомственным дворянином. Минарсу приходилось то и дело ставить вояку на место. Их отношения напоминали затяжную позиционную войну. Первые серьезные столкновения начались сразу после того, как кашшафцы захватили замок Иецера на территории Энгарна. После легкой и почти бескровной благодаря Загфурану победы, герцог заторопился провести в Энгарн остальные войска, чтобы продолжить наступление. Маг запретил: не время. Он планировал какое-то время тайно действовать на территории страны, чтобы ослабить врага. Если война станет открытой, кашшафцы могут проиграть, ведь минарс не сможет находиться возле каждого замка и с каждым отрядом. Надо было подготовиться, чтобы победа стала скорой и неотвратимой. Тазрашу логические выкладки оказались недоступными. При встрече с магом он приступал с одним и тем же вопросом: долго ли им еще ждать? Это стало своеобразным ритуалом. Сегодня герцог почему-то не вышел его встречать с этим вопросом на устах. а нарушение всего привычного, говорило о каких-то изменениях, которые прошли в тайне от мага, а потому могли таить опасность. Чем занял себя герцог, что больше не беспокоится о продолжении войны?

Как ни устал маг, решил первым делом выяснить это. Он нашел Тазраша в большом зале. Как во всех старых замках, принадлежащих небогатым рыцарям, темные, почти черные стены, кое-где покрывал мох. Большая зала предназначалась для пиров и суда графа, но производила впечатление скорее сырого подземелья из-за узких как бойницы окон. Даже высокие потолки не меняли этого впечатления. Герцог – седой, крепкий мужчина пятидесяти лет, ужинал. Лицо светилось довольством. Загфуран посмотрел на него с подозрением.

– Добрый вечер, герцог, – прошелестел он, не снимая капюшон. – Разрешите присоединиться к вам.

– Буду рад, буду рад, – расцвел Тазраш и сделал знак слуге, чтобы он поторопился обслужить мага.

Загфуран сел за длинный стол так, чтобы не упускать из вида Тазраша.

– Вы сегодня в хорошем настроении? – начал минарс расспрашивать.

– В превосходном, – подтвердил герцог, наливая вина в чашу.

– И можно узнать, что произошло? – выпытывал Загфуран.

– Можно, – улыбнулся герцог, демонстрируя ровные зубы, на которых не отразились многочисленные лишения в военных походах. – Теперь я расскажу вам все и, можно сказать, исповедаюсь. Хотите?

– Безусловно, – подтвердил маг, не принимая игривый тон. – Я хоть и не принадлежу к Ордену духовников, но скоро это исправлю.

Герцогу серьезность мага не понравилась. Он, прищурившись, погрозил пальцем.

– Как же вы любите все контролировать! Успокойтесь, Загфуран. Мы делаем одно дело, и я не меньше, чем вы хочу, чтобы все удалось. Обещаю, больше не буду торопить вас и более того, буду повиноваться любому вашему распоряжению, – видя, что маг не притронулся к еде на столе и напряженно ожидает продолжения, он заметил. – Вы не очень-то мне доверяете, так? Надеюсь, это изменится. Хочу сообщить, что я поддержал вас в походе на Энгарн не совсем бескорыстно. Это стало удачным предлогом, для того чтобы найти моих кровников. Может, вы слышали, что почти полгода назад погиб мой единственный сын, – брови Загфурана удивленно дрогнули, но под капюшоном герцог не мог этого видеть. – Те, кто виновен в его смерти, укрылись в Энгарне. До сих пор я так торопил вас потому, что никак не мог найти их. Но сегодня, я узнал, где укрывается мой враг. Это немного севернее нашего проклятого замка. Так что пока вы решаете свои проблемы, я могу решить свои. Вы не против?

– Смотря, как вы собираетесь их решать. Севернее нас, сколько я помню, Умар. То есть оборотни.

– О нет, не волнуйтесь, я не воюю с оборотнями. Я вообще ни с кем не собираюсь воевать. Я всего лишь намереваюсь выждать удобный момент, чтобы захватить заложников, и тогда мой кровник сам придет ко мне. В этом Вы не видите ничего предосудительного?

Загфуран, обдумав услышанное, скрепя сердце, согласился, что такой расклад его устраивает. Но на всякий случай оговорил одно условие:

– Вы можете мстить, но так, чтобы это не мешало нашей главной цели. Все должно быть тихо. Энгарн как можно дольше не должен знать, что замок Иецера захвачен.

– Согласен! – с удовольствием кивнул герцог. – Если мы что-то будем делать, то только переодевшись в "волков" или вилланов. И все очень тихо. А теперь, поскольку я успокоил вас, вы можете, наконец, вкусить пищи.

Маг склонился над тарелкой.

29 юньйо, 5068 года от сотворения Гошты, Сальман.

Ранели добралась до Сальмана в тот же день. Когда лапы стали подкашиваться от усталости, она обратилась в человека и немного полежала в траве на краю леса. Пересечет поле – и она в городе. А что если тут тоже начали жечь оборотней? Об этом она почему-то не вспомнила, когда назначала встречу.

Но девушка напрасно опасалась. Уже вечером она вошла в "Бравый моряк" – таверну, где подрабатывала служанкой, когда нуждалась в деньгах. Жена хозяина встретила ее с распростертыми объятиями:

– Ранели, девочка моя! Как же ты вовремя! У нас опять дел невпроворот, – но тут заметила усталый вид. – Однако кажется, ты мне не помощница.

– Я обязательно помогу, тетя Бриа, – пообещала девушка. – Сразу как поем.

После щедрого ужина силы быстро восстановились. Бриа восхитилась: "Что значит молодость!"

Вскоре Ранели стремительно бегала между столами: уносила пустые тарелки, приносила полные, принимала заказы, и спешила к одноногому хозяину, передававшему пожелания посетителей на кухню. Старый Вираб походил на моряка, запечатленного на вывеске. С той разницей, что глаза у него сохранились, а вот ноги не хватало. При виде Ранели, он щедро демонстрировал редкие черные зубы. Будь на его месте любой другой – девушку бы передернуло. Но Ранели знала Вираба – доброго, щедрого человека – уже несколько лет. Он всегда помогал тем, кому грозила опасность. Но если встречался, по его выражению, "гнилой" человек – то ничто не мешало хрястнуть такого по макушке кулаком, так что из посетителя и дух вон. Смертоубийства он, конечно, не допускал, но и без того хватало, чтобы обходить "Бравого моряка" десятой дорогой. С недавних пор у бывшего моряка появились защитники среди "волков", так что мстить Вирабу опасались.

На стол кроме Ранели и хозяйки подавали две их дочери. Заведение Вираба считалось приличным – за то, что непочтительно разговариваешь с прислугой, тоже получали по маковке, так что девушки без опаски обслуживали городской и приезжий люд, заходивший сюда вечером, чтобы отдохнуть после работы.

Сначала Ранели посматривала на вход, но вскоре так завертелась между кухней и столами, что из головы вылетело, зачем она вообще пробралась в Сальман. Она подхватила очередной поднос, когда Бриа взяла ее за локоть:

– Это отнесу я, а ты обслужи парня за столиком у стены. Сразу за лестницей.

Ранели взяла другой поднос и понесла, куда приказала хозяйка. Обычно столик за лестницей оставляли для особых гостей, которые могли нагрянуть неожиданно.

Как ни странно за лестницей ужина никто не ждал. Она проворно составила блюда и кувшин с вином, но не успела выпрямиться, как за спиной прозвучало:

– Здравствуй, Ранели.

Как обычно сердце зашлось от этого голоса. Но девушка повернулась не торопясь, чтобы ничем не выдать волнения. Облокотилась на стол, вцепилась в столешницу, чтобы не броситься на шею, чтобы ничем не показать, как она рада встретиться с ним. Поприветствовала глубоким волнующим голосом:

– Здравствуй, мой сокол.

Такой же, как всегда: светлые волосы зачесаны назад. Глаза прищурены, так что не разглядишь какого они красивого, золотисто-карего цвета. Тонкие губы плотно сжаты. Брови чуть нахмурены, словно недоволен тем, что она позвала его. А может и вправду недоволен?

Он развеял сомнения, шагнув ближе, увлекая в темный угол, где никто не увидит, как он соскучился.

Ранели подставляла шею и плечи его губам и шептала:

– Подожди, подожди, мой сокол. Я не могу сейчас. Надо помочь тетушке Бриа.

Он отпускает, отступает на шаг. Глаза смотрят все так же сурово. Медленно качает головой:

– Нет. Она знает: сегодня ты больше не работаешь. Пойдем, – уверенно берет за руку, ведет по лестнице наверх, на виду у всего зала. На виду у Вираба, Бриа и его дочерей. Впрочем, особенно никто не обращает внимания – все заняты разговорами и едой. А если бы не так… Если бы все следили за тем, как уводит в спальню свою женщину Сокол Алет, все равно ничего бы не изменилось. Потому что так хочет она, Ранели.

Это была "их" таверна. Здесь они встретились. Здесь, в этой комнате, она впервые принадлежала ему. Здесь он предложил ей выйти за него замуж. Здесь она отказала. Вернее, сказала, что ей надо подумать. Это слишком серьезный шаг. Оборотни женятся и выходят замуж один раз. Если что-то будет не так… Когда Алет был рядом, он не давал ей говорить и думать. Поэтому, она уходила. Опять и опять просила дать срок побыть в одиночестве. Но он почти никогда не оставлял ее одну – сокол летал где-то рядом, так что Алет знал о каждом ее шаге и почти о каждом разговоре. Такой надзор раздражал и все же… Все же она радовалась, когда находился повод назначить встречу в таверне.

Вечер перешел в ночь. Свечи потухли, бледно-розовый свет луны, освещал кровать, на которой спал Алет. Даже во сне суровая складка между бровями не разгладилась. Во время ласк она часто целовала ее, чтобы он перестал хмуриться. Но поцелуя надолго не хватало. Складочка тут же возвращалась на место. Однажды Алет пообещал, что она исчезнет после свадьбы. А если нет?

Она провела кончиками пальцев по татуировке возле сердца: нахохлившийся сокол спал на ветке вяза…

Ранели так и не сомкнула глаз этой ночью. Полнолуние всегда будоражило кровь, не давало спокойно спать. А тут еще эта встреча…

Сияние луны за окном сменилось предрассветными сумерками. Алет вздохнул и открыл глаза. Поймал ее взгляд.

– Мне показалось, ты приснилась мне. Хорошо, что это не так, – и легко опрокинул ее на спину.

Солнце добралось до их постели, когда Ранели, наконец, вновь смогла внятно говорить.

– Какое замечательное утро, – промурлыкала она, глядя в потолок.

– И вечер, – добавил Алет, лежавший рядом.

– И ночь, – рассмеялась она.

– Ночью я спал, – не согласился он.

– Сколько? – полюбопытствовала Ранели.

– Не помню, – честно признался он. – А ты не спала?

– Я любовалась тобой.

– Везет! Я был не в состоянии тобой любоваться. Так устал, что уснул мертвым сном.

– Устал?! – Ранели подскочила. – Как быстро ты стал уставать, вот раньше помню…

– Замолчи, девчонка! – Алет сдвинул брови. – Я с тобой поседел – разве не видишь? Не тебе меня упрекать в том, что…

Она закрыла ему рот поцелуем. Затем стала целовать между бровей. После этого прикрытые веки.

– Прекрати! – взмолился он. – Когда ты такая, я начинаю верить, что ты меня любишь.

Ранели замерла.

– А в остальное время не веришь?

Он лежал с закрытыми глазами. Сокол на груди летел куда-то, расправив крылья. Не к месту вспомнилось, как напугалась она, когда впервые заметила такие перемены в татуировке. Она тогда подскочила на кровати, воскликнув изумленно:

– Ты не человек!

– Да и ты не человек, – парировал он.

А после этого рассказал о своем племени. Ранели слушала с восторгом. С трудом находила силы, чтобы оторваться от него и вернуться в стаю. Потом…

…Она готова была вспоминать и вспоминать, каждое миг их знакомства, чтобы скоротать минуты, до того, как Алет, наконец, скажет:

– Нет, – слово упало, как камень с горы, увлекая за собой лавину эмоций. Ранели поняла, что эта встреча особая. Они скажут друг другу все.

Она медленно сползла с кровати и потянулась за нижней рубашкой. Он тоже не спеша натягивал брюки.

"Одежда похожа на защитные барьеры, которые мы воздвигаем друг против друга, – подумала Ранели. – Мы оденемся и займем позицию для боя. И не будем друг друга щадить. Будем говорить непоправимые слова. И будем знать, что слова непоправимы. Что после этого только разрыв. Но мы все равно скажем. Почему? Как все глупо…"

…Они долго беседовали. Алет отстраненно слушал о ее последних приключениях, о посещении священника. Ранели пыталась растормошить его. Это же последний шанс для нее – найти зеркала. Это все решит в их жизни. Почему он не рад этому?

– Если священник сказал тебе правду, то я знаю, где искать мага, – сообщил Алет бесстрастно. – Лес, который близко, но в котором ты никогда не была. Лес, в котором обитает чудовище… Это же Гиблый лес, что юго-западнее Умара.

Они сидели на кровати, еще хранившей изгибы их тел.