Текст книги "Полнолуние: закон стаи"

Автор книги: Алена Даркина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

Ранели решила узнать подробности о лесе и чудовище, которое там водилось, в деревне. Лучше всего обратиться за помощью к кому-нибудь старику или пожилой женщине. Люди уверены, что оборотни и вампиры охотятся исключительно на молодых. Причем оборотень-мужчина старается сожрать молоденькую девушку, а женщина "закусывает" исключительно красивыми парнями. Может, поэтому ее и поймали в той деревне.

Между деревьями она заметила старушку, собирающую хворост: ветхая одежда едва прикрывала колени. На ноги вместо обуви тоже намотана ткань, а седые волосы прикрывает темный платок, завязанный сзади большим узлом. Ранели обратилась в девушку, наспех испачкала платье и лицо землей и с плачем кинулась к ней:

– Матушка, матушка! Неужели я нашла людей? – она громко и очень искренно зарыдала, размазывая слезы вместе с землей по лицу.

– Да что ты дитятко! – испуганно отозвалась старушка. – Что с тобой, милая?

Не размышляя, Ранели взахлеб повторила историю, рассказанную в прошлой деревне, заменив "какого-то парня" на вампира. История вышла простая и трогательная, как медный грош, брошенный нищенкой в храмовую казну. Мол, пошла в лес, а там – вампир. Уж она убегала-убегала. А потом глядь – заблудилась. Ночь в лесу провела, чуть со страха не умерла. С утра опять стала искать дорогу, и вот Эль-Элион послал ей навстречу добрую женщину.

Старушка поверила ей безоговорочно, повела "бедную крошку" в дом, чтобы она отдохнула немного. Ранели помогла донести хворост и еще собрала по дороге. Вскоре она шагнула в убогий дом старой вдовы. Окон здесь не прорубили – дом освещался очагом, разложенным посреди комнаты. Из мебели один рассохшийся сундук, да солома, расстеленная на полу – постель. Увиденное ужаснуло Ранели. Она представить не могла, что кто-то живет в такой нищете. Но девушка постаралась держать себя в руках. Сложила хворост у очага, сама устроилась на соломе.

– Мне ведь и покормить тебя нечем, деточка, – досадовала старушка. – Пойду разве у соседа спрошу… – неуверенно предложила она.

Ранели тут же вскочила:

– Я сама, матушка. Я мигом.

Вскоре девушка принесла старушке немного сыра и хлеба.

– Молодая да красивая, – пробормотала бабушка. – Мне бы и корки не дали.

Ранели не сказала, что заплатила почти вдвое за эту скромную трапезу. Хорошо, что деньги у нее остались. Старушка подала кружку ароматного чая, они устроились на соломе и принялись завтракать.

– Куда же я пришла, матушка? – выспрашивала Ранели, тщательно пережевывая черный хлеб.

– К Гибельному лесу ты пришла, детка, – проворковала бабушка. – Если бы на нашу деревню не набрела, могла бы и совсем сгинуть.

– Ах! Гибельный лес… Мне про него мама в детстве рассказывала, – Ранели отметила, что может быть, впервые за сегодняшний день не соврала. – А почему же этот лес называется Гибельным?

– Так мертвый он. Лес-то. Сам умер, и всех, кто туда заходит – убивает.

– Как это? – вытаращилась Ранели. – Там деревья людей едят? – спросила шепотом.

– Бог с тобой, детка. Там земля какой-то туман выпускает, так что у людей в голове все мутится. А уж кто там заснет – не выберется. Чудовище-то, что в Гибельном лесу живет, его и съест.

– Страх-то какой! Как же вы не боитесь, бабушка, живете здесь? Почему не уйдете в другое место?

– Да куда идти-то? Где нас ждут? Отправляли мы давно еще людей к господину нашему, графу Иецеру, с просьбой переселить нас куда-нибудь. Да не до нас ему. "Живите, – говорит, – ничего с вами не сделается". Некоторые-то все равно ушли. А многие и привыкли. Впереди – лес Гибельный, да позади-то – хороший лес. Да и Гибельный лес не сразу начинается. Еще лавгов на пять, можно и в него зайти.

– А что за чудище там водится? – расспрашивала девушка. – Вы его видели? Сильно оно большое?

– Большое, будь оно проклято, – лицо старушки сморщилось, словно она собралась плакать.

– И страшное?

– Да уж вампир-то, пожалуй, не такой страшный. Хотя и не видела я вампира-то, но уж думаю, страшнее того чудища ничего быть не может.

Мало-помалу Ранели выпытала у старушки все. Чудовище в лесу появилось не так давно. Лет пять назад, не больше.

Вилланы к Гибельному лесу уже давно привыкли, заходили туда иногда. Точно знали, сколько можно быть в лесу, чтобы не умереть. Нашли себе забаву такую: после работы уйдут в лес и сидят там в тумане. Приходят, как пьяные – на вино-то денег нет, а виноград не растет. Некоторые мох собирали, поджигали и дым нюхали. А ежели кто слишком долго в лесу оставался, тот мог и не проснуться совсем, и такое тоже было.

Издавна повелось, что когда в деревне ведьмы объявлялись, то их не сжигали как в других деревнях, а в лес отводили и к дереву привязывали – а они, знамо дело, ведьмы эти всегда молодые да красивые, чтобы значит, глаза отвести, чтобы мужчины на них соблазнились и их пожалели (Ранели с готовностью кивнула, в душе радуясь, что бабулька к старости подслеповата стала). А потом староста и другие люди, уважаемые в деревне, ходили тело забирать, чтобы похоронить ее. Потому что если ведьму не похоронить, то она зараз вернется, а если похоронить, то дух Эль-Элиона за ней присматривать будет и уже она вредить не сможет.

И вот однажды когда в деревне неурожай случился, староста сразу спознал, что виновата в том, Мерем, очень уж она красивая, не по-божьему красивая, и отвели ее в лес, хотя она очень плакала и даже напраслину на старосту возводила. А когда пришли ее забирать, чтобы похоронить, тут и выскочило на них чудище: ростом как медведь, шерсть длинная, из пасти клыки торчат, когти на лапах что коса, бегает на шести лапах, а глаза по всему телу светятся красным, а позади хвост огромный – если по дереву стукнет, то сразу на землю валится, а если дерево в обхват толщиной, то и пополам переламывается от удара. Зарычало чудище, да как бросится на старосту, да на тех, кто с ним пошел. Они побежали без оглядки, да стыдно сказать, даже обделались от страха. Прибежали в деревню, а старосты-то и нет. Но и возвращаться боязно. Только через неделю решили посмотреть все же и нашли его, на куски разорванного, а ведьму, поди, чудище и совсем съело.

Ранели слушала, стараясь не упустить ни слова, и в мыслях отделяла зерно от мякины. Лес стал Гибельным задолго до появления чудовища. Когда тут появился скованный маг? Когда лес умер или когда появилось чудовище? Ранели попыталась вспомнить имя мага, но так и не смогла: слишком оно длинное и непроизносимое, заканчивающееся на…доржи. Так девушка и называла мага про себя – Доржи. Что собой представляет тварь, поселившаяся в лесу? Вероятно, от страха все преувеличено в несколько раз. А уж казнь ведьмы за плохой урожай, это вообще такая дикость… Ранели передернуло от омерзения. Что за люди здесь живут? И людьми назвать язык не поворачивается. Прослышали бы об этом "волки", пожалуй, казнили бы старосту. Хотя это уже сделало чудовище. Может и не "напраслину" возводила девица, а правда не угодила чем-то старосте, вот и отвели бедняжку в лес. И другие в лесу от строптивых избавлялись. Но проверить это невозможно. Важно одно: чудовище существует и с ним надо как-то справиться.

Самый легкий способ – взять кого-то с собой. Пока чудовище занято легко можно проскользнуть дальше. Может, пойти с кем-нибудь из людей? Это в какой-то мере справедливо: они тоже сжигают оборотней. Но кого можно уломать пойти в Гибельный лес? Не заигрывать же опять…

Ранели еще прокручивала варианты, когда в дверь постучали, и раздался голос, от которого сердце девушки возликовало:

– Хозяйка! Можно зайти?

Вошел Ялмари. Ранели так хотела от него избавиться, но теперь сам Эль-Элион привел этого настырного отщепенца. Именно его она и возьмет с собой в Гибельный лес. Она воскликнула радостно:

– Ялмари! Ты все-таки нашел меня!

Он посмотрел на девушку скептически, а Ранели уже объясняла старушке:

– Представляете, как мой жених любит меня? Я исчезла, и он отправился на мои поиски, – и, не давая леснику открыть рот, подскочила к нему. – Я так счастлива, что все, наконец, обошлось, и я могу вернуться домой. У тебя есть деньги? Дай этой бедной женщине немного, отблагодари за доброту ко мне.

Ялмари достал из кошеля серебряную монету и положил на край сундука:

– Да благословит вас Эль-Элион, добрая женщина.

Старушка при виде таких денег перепугалась:

– Что вы, сударь! Я ничего не делала, мне и покормить нечем было бедную девочку.

– Все равно мы благодарны вам и с вашего позволения, пойдем.

Они вышли за дверь. Ялмари остановился на городской улице и огляделся. Из-за соседнего забора за ним с любопытством наблюдал деревенский парень. Лесник подошел к нему:

– Привет. Как тебя звать?

– Ифма, сударь.

– А вот в этом доме, откуда мы вышли, кто живет?

– Вдова Кедма, – откликнулся он, с настороженностью посматривая на пришельца.

– А почему она живет в такой убогой лачуге? – продолжал расспрашивать Ялмари.

– Так ведь нет у нее никого. Кто ж ей поможет? Вот и нищенствует. Скоро от голода умрет, наверно.

– А почему вы не поможете? – осведомился лесник. – На что тогда соседи? Даже животные помогают друг другу, а вы радуетесь несчастьям другого?

Ранели вслушивалась в этот диалог с интересом. Что собирается делать этот оборотень, нарушивший закон стаи?

– Так это… – смутился парень, но Ялмари перебил.

– Вот что, – он достал золотой и немного повертел монету, чтобы парень сполна полюбовался, как она играет на солнце. – Я нанимаю тебя на работу. Эти деньги, – снова продемонстрировал золотой, – оплатят работу на три года вперед. Позаботься, чтобы вдова Кедма жила хорошо эти годы. Ясно? – и он кинул золотой через забор.

Ифма налету подхватил монету, тоже повертел. Хотел, попробовать на зуб, но в присутствии Ялмари не решился.

– Сделаем, – кивнул парень. – Отчего же не сделать?

– И вот еще что… – рука Ялмари молниеносно метнулась через забор и, схватив парня за шиворот, притянула к забору. – Я еще не раз заеду сюда. Если ты будешь плохо работать… – зрачки Ифмы сузились. "Достаточно", – подумала Ранели, и лесник тут же отпустил его. – Это тоже ясно?

– Все понятно, сударь, – на этот раз в кивках Ифмы чувствовалось больше рвения.

– Молодец, – похвалил Ялмари и, взяв Ранели под локоть, направился вдоль дороги.

Девушка тут же вырвалась, пошла рядом. В душе боролись противоречивые чувства. Она мечтала что-то сделать для бедной женщины, но не могла придумать, что именно. А он легко решил эту проблему. Может, Ялмари не так плох? Она взглянула на спутника. Тут же одернула себя: он хочет казаться лучше, чем есть. Для него люди важнее оборотней – а такому нет прощения.

– Уверен, что я восхищаюсь твоим благородством? – иронически поинтересовалась девушка, когда немного отошли.

– Уверена, что я сделал это, чтобы заслужить твое восхищение? – парировал лесник.

За деревней Ялмари остановился:

– А теперь рассказывай, что за представление ты устроила у бабушки.

– Я действительно обрадовалась, когда ты явился. Старушке я сказала, что заблудилась в лесу. Что я должна была сочинить о тебе, чтобы не вызвать подозрения?

– Это неважно. Мне интересно, почему ты сначала сдаешь меня вилланам, а спустя некоторое время радуешься моему появлению.

– Во-первых, я очень испугалась, когда тебя поволокли на костер – этого я совсем не хотела, потому и позвала солдат на помощь. Так что ты должен быть мне благодарен за спасение.

– Да уж. Благодарю, – хмыкнул Ялмари. – А что во-вторых?

– Во-вторых, одной мне к магу не попасть. Нужен помощник. Я как раз размышляла, кого бы с собой прихватить, а тут ты. Так что обрадовалась я искренно.

Ялмари испытующе всматривался в Ранели.

– Я тебе не доверяю. Но выслушаю то, что ты хочешь мне предложить.

– Ты обвиняешь меня во лжи? Неужели чутье оборотня не подсказывает тебе, что…

– Я никогда не жил среди оборотней. Так что не уверен, что смогу отличить ложь от правды так же легко, как у людей. Говори, что ты хочешь.

– Старушка сообщила, что в Гибельном лесу водится чудовище. Я считаю, что оно охраняет мага, у которого находятся зеркала. Одной мне с чудовищем не справится, а вместе мы бы смогли. Как тебе мое предложение?

– Пожалуй.

– Вот и славно, – она хлопнула в ладоши. – Только, чур, во всем слушаться меня! Пойдем в отдалении друг от друга – так мы охватим большую территорию. Пойдем как люди, чтобы не спугнуть мага. Пока идем, будем переговариваться, чтобы слышать, что мы живы, что с нами все в порядке. Если один из нас попадет в беду – другой придет на помощь.

– Разделяться неразумно, – нахмурился Ялмари. – Мы должны идти вместе.

– Если ты не согласен – я с тобой не пойду, – лицо Ранели в одно мгновение из по-детски игривого стало холодным и отстраненным.

– Если ты не согласна, я с тобой не пойду, – категорично заявил Ялмари. Не вижу смысла в твоем предложении, если конечно, ты не хочешь в последний момент подставить меня.

Ранели явно смутилась.

– Ладно, – высокомерно согласилась она и отвела глаза. – Будь по твоему. Солнце садится. Нам лучше попасть к магу до заката, иначе потеряем еще один день.

– Не будет медлить, – кивнул Ялмари. – Незаметно перейдем дорогу, и в лесу лучше не разговаривать.

31 юньйо, 5068 года от сотворения Гошты, замок графа Иецера.

Загфуран провел еще одну бессонную ночь в горах. Набирался сил недолго – около трех часов – и затем отправился в путь. Маг нечасто позволял себе отдыхать. Такую вот конную прогулку от одного города до другого, он уже воспринимал, как подарок судьбы. Сегодня он не будет никуда торопиться. Позволит лошади идти так, как ей хочется, а сам поразмышляет. Несколько лишних часов, затраченных на размышления в пути, с лихвой окупались в дальнейшем – в этом он убедился. Самые интересные идеи приходили во время таких вот "пауз".

Вся жизнь минарса подчинялась одной цели: он мечтал в тридцать пять лет занять пост диригенса. Это давало возможность опекать избранных им учеников, планировать дальнейшую работу воинов Света, видеть ареопагита… Мечты простирались и дальше. Не все, что происходило в Храме, его устраивало, и втайне он грезил и о дальнейшем поприще. Создать круг доверенных лиц, изменить устои Храма. Узнать, наконец, кто та таинственная личность, что управляла ими, и может быть… Кто знает? Маг набрался смелости и сформулировал про себя, то, что давно уже бродило в мыслях. Может, он сможет свергнуть загадочного ареопагита, не считавшего даже нужным встречаться с подданными и тогда он сам займет это место.

Служа в Храме в качестве посвященного минарса уже больше десяти лет, с каждом днем Загфуран все больше и больше верил в собственное предназначение. Он не случайно прошел суровую школу в детстве. Не случайно его заметили и избрали в минарсы. Он понимал многое из того, что не осознавали даже диригенсы. Они до сих пор спорили о том, что добро и что зло, трудно принимали решение об уничтожении какого-то народа. Проходили месяцы и годы, пока собирались материалы, затем проводили показательный суд, где каждый мог выступить в качестве адвоката или обвинителя, а решалась участь племен судом присяжных, причем не одним десятком человеком, а каждым, посвященным в диригенсы. И пока они колебались и сомневались, твари расползались по другим мирам, погибали люди – самая совершенная раса, созданная Эль-Элионом. Немногие, как Загфуран отчетливо понимали, что добро обязано быть с кулаками. Что если уничтожение грозит хотя бы одному, пусть никчемному человеку, или, как сказал один Творец, что-то всего лишь вызывает слезу у ребенка – тогда не стоит колебаться, истребляя целые миры, не только одну народность. Слава Эль-Элиону, миров развелось столько, что одним больше – одним меньше…

Из тех, кто соглашался с Загфураном относительно радикальных мер, не все имели мужество высказать свою позицию диригенсам. Именно поэтому, минарс считал, что именно ему предстоит что-то изменить в храме. Стать диригенсом, продвинуть сторонников на ведущие посты, а потом…

"А потом, будет потом, – усмехнулся маг в себе. – Сейчас главное найти Эрвина. А для этого найти зеркала Управителя или дом Управителя. И то и другое, должно быть в Энгарне".

О зеркалах он много слышал и размышлял. Эрвин создал их на заре бытия Гошты. И, кажется, создал неосознанно. Они остались как символ зримого присутствия Творца на планете. Через них любой мог поговорить с ним. "Почти любой, – вздохнул минарс. – Если завладеешь зеркалами силой, они "умрут" и вновь зародятся в другом виде и в другом месте. Поэтому и не добрался до них Бадиол-Джамал. Найти – нашел, а вот уговорить владельца отдать не смог. И тот скрылся, а мне теперь все это расхлебывать…"

О доме Управителя информации собрали меньше. Узнали только, что есть некое место, существующее одновременно в двух мирах: на Гоште и в том мире, где скрывался Эрвин. Если бы он попал туда, тоже легко смог бы вычислить, где скрывается Творец Гошты. Что будет дальше, Загфурана не заботило. Пусть ареопагит разбирается с упрямцем. Дело минарса – подчинить Гошту храму Света.

Лес поредел, лучи солнца играли на лице Загфурана. Он удовлетворенно поднял лицо к небу. Покой Эль-Элиона снизошел на него. Как никогда верилось, что все получится.

Недалеко от города Загфуран задержался, чтобы переодеться. Походное облачение минарса – серый плащ с глубоким капюшоном – положил в заплечную сумку, оставшись в белом льняном балахоне, который приготовил еще в Кашшафе. На груди поблескивал медью овальный медальон с образом странника, опирающегося на посох. Длинные русые волосы и густая борода в купе с голубыми глазами делали Загфурана похожим на каждого второго мужчину-энгарнца, а светлое одеяние выдавало в нем странствующего священника. Разве только высокомерный взгляд мог выдать – маг любил разговаривать, подняв подбородок и прикрыв веки. Но с этим он постарается справиться.

Вообще, когда Загфуран сталкивался со священниками Гошты, его разбирал смех. Они утеряли даже те крохи, что имели в искусстве общения с Эль-Элионом, но еще больше кичились своим положением. В Энгарне, после того, как сыновья богатых граждан получали образование в школе священников, один из пятидесяти получал звание служителя церкви и небольшой приход. Пределом мечтаний у молодого посвященного становилось перебраться в большой город или богатый замок, чтобы совершать служение там. Стоит ли упоминать, что размер их дохода прямо зависел от количества прихожан. Годам к пятидесяти они получали заветное место и… успокаивались от трудов. По их мнению, свое они уже отработали, а теперь потеть должны были другие. Не сказать, что служба в церкви отнимала так уж много сил. Священник совершал утренние и вечерние молебны, а так же раз в неделю или по праздникам говорил проповеди. Но и этого престарелые духовники делать не хотели, стараясь всеми возможными способами увильнуть от обременительных обязанностей. Переложить их на надзирателей церкви – большинство из них происходило из так называемых черных монахов. Или на странствующих проповедников – особое братство, стихийно возникшее лет тридцать назад, когда группа священников отказалась привязывать себя к одному месту. Странствующие проповедники дали и обет безбрачия, который для белого духовенства являлся необязательным. Время от времени Верховный священник, глава Истинной церкви Эль-Элиона, собирал Высокий или Большой совет и делал внушение, обязуя духовников исполнять свои обязанности. Проводились показательные взыскания с непокорных, но это не производило ожидаемого рвения. Конечно, не все священники были такими, но по подсчетам мага все же подавляющее большинство.

В первое пребывание в Сальмане, Загфуран посетил и храм, и монастырь. Монастырь оказался довольно консервативным, а вот священник в храме с радостью предоставлял кому-нибудь другому право совершать молитвы и читать проповеди. Именно на это и рассчитывал маг.

Он взял повод лошади в левую руку, а правой оперся на посох и направился к городу. "Волки" у ворот, при виде странствующего проповедника почтительно склонились. Маг доброжелательно улыбнулся им и, отпустив повод и поднял открытую ладонь, чтобы благословить их. Нет, не случайно, он выбрал именно этот наряд. Никого в Энгарне не уважали так, как странствующих проповедников.

По городу Загфуран шел не спеша, чтобы как можно больше людей заметили его. Вскоре к нему навстречу стали выбегать женщины с детьми. Кидались почти в ноги:

– Отец, благослови!

Он охотно благословлял и прибавлял попутно:

– Позови в храм всех, кого встретишь, дочь моя, – некоторые из этих женщин были старше, но сан есть сан. – Перед вечерней молитвой я буду беседовать с вами.

Но уже и сейчас множество зевак собиралось поглазеть на странствующего проповедника. Орден очень строго отбирал посвященных, а обет не позволял им оставаться дольше суток в одном городе, вот почему прибытие проповедника всегда становилось событием. Загфуран решил, что прежде чем он будет общаться с горожанами наедине, неплохо сказать проповедь на площади.

Священник в храме встретил его радушно, хотя и разговаривал свысока, как положено владетелю места. Загфуран смиренно согласился за еду отслужить вечернюю и утреннюю службу. Он собирался уйти рано утром, но священник не согласился кормить за один молебен. Договорившись об условиях, Загфуран вышел на площадь перед церковью. Энтузиасты под руководством надзирателя церкви соорудили помост из досок, которые до этих пор служили столом какому-то зажиточному ремесленнику. Помост покрыли красной самотканой дорожкой. По приставной лестнице Загфуран поднялся наверх и окинул взглядом толпу. В глазах женщин плескался восторг, в глазах редких мужчин – большинство из них остались на работе – скепсис и ирония. Ничего, он легко изменит это.

– Дети Эль-Элиона! – провозгласил Загфуран. – Сегодня я хочу обратиться к вам именно так: дети Эль-Элиона! Творец Вселенной, сотворил людей, а значит, все мы его дети. Задумывались ли вы над тем, что значит называться детьми Божьими? Задумывались ли вы над тем, как высоко ценит нас Всемогущий, называя так? – маг сделал паузу, ожидая, когда воцарится тишина. Он любил этот миг: без всякой магии замолкали даже самые ярые насмешники, покоренные красотой голоса, принадлежащего столь невзрачному человеку. Покоренные силой, звучащей в обычных словах. Здесь проявлялось его истинное могущество, за которое никогда не наступит расплата – ни зуд, ни какие-то другие неприятности. Потому что это его личная сила, подаренная Эль-Элионом. В минуты вдохновения, он говорил, не задумываясь, и слово его, овладевало сердцами людей. В тишине, нарушаемой лишь редким щебетом птиц, Загфуран продолжил. – Некоторым царством правил сильный, мудрый и благочестивый король. Его страна процветала: саранча, ураганы и засухи обходили поля, моры не касались ни людей, ни животных, соседние государства не решались воевать с ним, зная, что самые крепкие воины рождаются там. И было у государя три сына – опора трона. Король надеялся, что когда Эль-Элион призовет его, страна окажется в хороших руках и будет процветать дальше. Но однажды приснился ему дурной сон, будто сыновья его подрались друг с другом из-за власти. Они втянули процветающую страну в эту вражду и долгие годы лишь кровью поливались поля и лишь плотью они засеивались. Там, где некогда колосилась пшеница, теперь росли сорняки.

Напуганный сном, царь решил, что должен при жизни знать, кто из сыновей достоин стать его преемником. Призвал он молодых принцев и сказал:

– Сыновья мои, скоро настанет ваш час править и чтобы избрать из вас достойнейшего, а разделю страну на три части. Каждый из вас получит возможность показать, какой он правитель. Я же отправлюсь в путешествие по свету, вернусь через пять лет. И тому, у кого земли будут самыми богатыми, я передам трон. Недостойные сыновья отправятся в изгнание, а те, кто старался, но не смог стать лучшим, станет первым министром нового короля.

С этими словами король наделил сыновей доверенными грамотами и отпустил, а слугам велел приготовить все необходимое для путешествия. Но мудрый король на самом деле не собирался уезжать. Он хотел посмотреть, что будут делать принцы, когда отца нет рядом. Все видели, как карета в сопровождении королевской гвардии покинула страну, и думали, что король уехал, а он, переодевшись странствующим монахом, ходил из города в город, чтобы увидеть, как живут подданные под властью его сыновей. Увиденное огорчило короля. Он понял, что сон был пророческим.

Старший сын, которого он всегда считал самым достойным, сказал себе: "Отец всегда больше любил младшего, он в любом случае отдаст трон ему, а мне надо позаботиться о том, чтобы иметь достаточно денег и когда отец умрет, собрать армию и отнять трон у брата". С этими мыслями, он притеснял народ, требуя больше и больше налогов. Эта часть страны плакала и стенала, и проклинала короля, отдавшего народ на растерзание жестокому принцу.

Средний брат был добр, но глуп. Он решил, что не справиться с возложенной на него миссией и пригласил тысячи советников к себе во дворец. Любой желающий мог прийти к принцу и подсказать, как управлять народом. И всех он слушал. Утром виллану говорили, чтобы он сеял пшеницу, а вечером требовали, чтобы он перепахал поле и вырастил рожь. Сначала вырезали всех овец, потому что они давали слишком мало мяса, на их место купили коров, но вскоре вырезали и их, а вместо них завезли заморских животных, которые вымерли, потому что не переносили жару. Ремесленникам тоже отдавали противоречивые приказы – принц вмешивался во все. Люди изнывали и ничего не хотели делать, потому что не знали, что потребуют от них завтра. И эта часть страны плакала и стенала, и проклинала короля, отдавшего народ на растерзание глупому принцу.

Младший брат, был молод и беспечен. Он сказал себе: "Отец любит меня больше всех, ведь я сын старости его. Трон непременно достанется мне, так к чему утруждать себя?" Он решил, что страна не нуждается в особой заботе, ведь у короля все налажено. Значит, он имеет время для развлечений. Он стал пировать с распутными женщинами, пить столько, что в любое время суток невозможно было застать его трезвым. Если он не ел, то охотился, если не охотился, то развратничал. Увидев, что принц не обращает внимания на то, что происходит в стране, многие посчитали это удобным случаем, чтобы разграбить казну. А когда деньги закончились, они стали отбирать последнее у вилланов. И эта часть страны плакала и стенала, и проклинала короля, отдавшего народ на растерзание беспутному принцу.

Огорченный вернулся король столицу, которую не отдал ни одному из сыновей, увидел, что дворец и его окрестности единственное место, которого не коснулась разруха. Молодой человек, которого он недавно назначил гофмейстером, оставил здесь все, как было, наставляя слуг:

– Мы должны жить так, как будто король здесь и видит нас. Он может вернуться в любой момент и будет рад узнать, что мы любим его и чтим его установления.

И в этом уголке страны жили как прежде в покое и радости, и славили мудрого короля за свое благоденствие.

Загфуран снова сделал паузу и окинул взглядом людей, смотревших на него, будто их заворожили.

– Скажите мне, – он начал спокойно, но постепенно повышал голос. – Кто из них станет королем? – и, не дожидаясь ответа, не спросил – потребовал. – Думаете ли вы, что нечестивые принцы, в которых по нелепой случайности течет королевская кровь, будут дороже государю, чем тот, кто на самом деле почитает его? Думаете ли вы, что законы страны остановят короля от того, чтобы покарать глупцов и вознаградить праведника? Кто вы в этой притче? Дети Эль-Элиона, с любовью повинующиеся Ему, или дети Шереша, услаждающие свою плоть? Где вы хотите оказаться? Среди тех, кто будет наказан вместе со слугами духа-противника или среди тех, кому Эль-Элион подарит новое царство, где не будет зла, не будет нуждающихся? Может быть, вы узнали себя в нечестивых сыновьях. Но и для вас есть надежда. Сегодня день, когда вы можете покаяться всем сердцем и стать истинными сыновьями Эль-Элиона, всем сердцем служащими Ему.

Вот теперь толпа заволновалась, с плачем хлынула вперед, чтобы коснуться проповедника, требуя, чтобы он рассказал, что же сделать им, чтобы исправить свою жизнь. Минарс остановил их мановением руки, и толпа замерла, внимая ему. Вскоре на площадь несли игральные карты, кости и доски для щалеф1 – три главных зла, в которые

1 щалеф – несложная игра простонародья, для которой требовалась деревянная доска, кости и круглые фишки.

бывало проигрывали не только дома, но и жен, и детей. Неподалеку соорудили костер, и люди в экстазе кидали туда греховные вещи. Вскоре в костер полетели и книги. Кроме еретических сочинений, заклеймили любовные и рыцарские романы, а также поэзию, – все, что не прославляет Эль-Элиона и отвлекает от него, должно быть предано сожжению. Появились желающие пожертвовать что-то странствующему проповеднику, но Загфуран благоразумно отказался от даров в пользу городской церкви. В благодарность старший священник позволил ему не проповедовать утром, а ограничиться вечерним служением.

Когда жажда святости стала иссякать, маг пригласил мужчин прийти к нему на исповедь к семи часам, а затем удалился для отдыха. На самом деле отдых ему не требовался. Он остался доволен результатами дневной проповеди, теперь требовалось время для подготовки к самому главному – вечернему служению…

С пяти вечера перед храмом начала образовываться очередь для исповеди. Опасаясь, что могут не успеть, люди оставляли дела и мужественно ожидали назначенного часа. Ближе к семи, очередь стала такой огромной, что Загфуран не успел бы принять всех желающих. В толпе возникали перебранки. Надзиратель церкви из черных монахов, пытался урезонить буянов. Увидев, что ничего не помогает, пригрозил:

– Кто забудет о высоком звании детей Божьих, к проповеднику не пущу!

Это остудило горячие головы. Чуть позже Загфуран передал через этого же надзирателя, что примет лишь тех, на кого укажет Эль-Элион. Всем остальным даст благословение, а исповедаться придется у надзирателя или старшего священника. Толпа впала в уныние, но люди и сами понимали, что их слишком много, чтобы проповедник успел принять всех. Им оставалось только с надеждой ожидать, что Господь укажет именно их.

Маг выбирал их толпы тех, кто был богаче. Он не нуждался в деньгах, но минервалсами лучше вербовать людей, обладающих определенным влиянием. Выслушав исповедь, тем, кто ему показался интересным, он задавал условный вопрос: "Хочешь ли ты служить Свету, сын мой? Готов ли ты дать обет?" Если горожанин соглашался – а таковых, как и всегда, оказалось большинство – Загфуран "благословлял" его: накладывал "обет послушания". Теперь человек если и захочет, не сможет предать мага. Разве что отыщет какого-нибудь сильного священника. Так у него стало сразу почти двадцать новых помощников.