Текст книги "Убывающая луна: распутье судьбы"

Автор книги: Алена Даркина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)

Зелфу избрали королевой пять лет назад. Не потому, что она лучше сражалась, но потому, что ее уважали амазонки. До тех пор пока она поддерживает законы страны, она будет править, даже если превратится в дряхлую старуху. После ее смерти изберут другую. Амазонок не пугал столь суровый закон. Если королева переставала устраивать большинство, ей помогали умереть. Но такое случалось один раз за тысячелетнюю историю Яхии. У нее конфликтов с девочками пока не намечалось. Яхия не голодала, рабов и денег хватало. А что еще нужно? Через шесть дней Зелфа сделает пир для своих воинов в честь дня рождения. Ей исполнялось сорок, но она не чувствовала возраста, хотя женщины-ровесницы в Лейне уже наверняка превратились в старух.

Легкий шелест платья отвлек королеву от размышлений. Он посмотрела на дверь и окаменела. В покоях стояла женщина в черном балахоне. Мелькнувший вопрос: "Как она сюда попала?" – отпал сам собой. Раз королева при виде гостьи не могла пошевелиться, значит, и со стражами она проделала такой же фокус. Оставалось надеяться, что она пришла не для того, чтобы убивать.

– Я пришла с миром, – прошелестела гостья, и волосы у королевы зашевелились от ужаса. – Ты выслушаешь меня, Зелфа?

Попробовала бы королева воспротивиться! Но через миг она почувствовала, что в состоянии кивнуть.

Воспользовавшись разрешением, фея смерти прошла в зал. Не дотрагиваясь до стула, пронесла его в воздухе и опустила напротив трона. После этого села. Зелфа покрутила шеей – позвонки хрустнули. Боковым зрением отметила, что ее раб сидит с выпученными глазами и покрасневшими щеками, будто его кто-то придушил.

– Он мне не нравится, можно я заберу его? – прошелестела фея.

– Мне он тоже не нравится, но у нас не так много рабов, чтобы убивать каждого, кто не понравился… – Зелфа быстро пришла в себя. Может, амазонки впервые видят таинственную гостью, но встреча со смертью для них не в диковинку. Странно бояться того, к чему привык.

Гостья одобрительно рассмеялась.

– Хорошо, я оставлю его. Оставлю, потому что мне нравитесь вы – женщины, бросившие вызов этому миру. Женщины, не боящиеся смерти. Могу я попросить об одолжении? Как женщина женщину?

– Я думаю, мы найдем общий язык, – улыбнулась Зелфа. Фея смерти прекратила пугать и заговорила в просительном тоне – это понравилось.

– Что нужно Яхии, для того чтобы страна процветала? – вновь задала вопрос фея и тут же ответила на него. – Война на чужой территории, не так ли? Если кто-то из соседей захочет сломить вас, вы не выстоите – слишком мало амазонок. Но воевать на чужой территории – это взять много одежды, денег, рабов… Это лучшее время для амазонок… – фея закончила веско. – Война грядет. Война, которая изменит карту этого материка, а может и всей Гошты. Некоторые страны исчезнут, некоторые расширят территории. Где будет Яхия после этой войны?

Фея замолчала. Несмотря на то, что лицо ее скрывалось за темной вуалью, Зелфа чувствовала, что смотрят на нее выжидающе, но сама спросила:

– Кто может предсказать исход кроме Эль-Элиона и пророков его?

– Королева, не поклоняющаяся никому, кроме Праматери, вспомнила об Эль-Элионе и его пророках? – гостья доброжелательно усмехнулась. – Ты еще веришь в Его силу? Сомневаюсь. Ты всегда верила в силу своего оружия. И это правильная религия. Даже капище Праматери не для тебя, а для тех, кто слаб духом, кому нужна уверенность, что их поддерживает кто-то свыше. Мы с тобой похожи, я тоже привыкла рассчитывать на себя. Поэтому я подскажу тебе, Зелфа, что нужно сделать, чтобы Яхия стала в два-три раза больше. Чтобы вы получили много золота и рабов. Чтобы ни одна амазонка не погибла, – самое важное фея приберегла напоследок. – Я, фея смерти Пурланти, обещаю тебе, что ни одна амазонка не умрет на этой войне. В обмен на эту услугу, ты тоже окажешь мне одно незначительное одолжение.

– Это серьезное предложение, – королева старалась не показывать страх, хотя мурашки бегали по телу. – Но возможно ли, чтобы большую услугу оплачивали чем-то незначительным?

– Возможно, – заверила Пурланти. – Вы не сделаете ничего, что бы противоречило законам Яхии. Вы ненавидите мужчин и убиваете строптивых, убиваете тех, кто считает себя самыми сильными в мире. Тех, кто не почитает женщин, как должно. Вскоре… Вероятно еще до того, как этот месяц закончится, мужчина будет проезжать недалеко от границы Яхии. Он может быть один, а может, кто-то будет сопровождать его… Пусть никто из энгарнцев не вернется домой. Главного убьете, что вы сделаете с его спутниками – превратите их в рабов или тоже казните – для меня значения не имеет. Если ни один из них не вернется домой, наш договор будет в силе. Я выполню обещания.

В комнате воцарилась тишина.

– И? – не выдержала Зелфа.

– Что ты хочешь услышать? – подтолкнула ее фея.

– Имя. Кого нам надо убить.

– Ах да… Ллойд Люп.

– Энгарнский принц…

– Да. Его и тех, кто будет с ним. Лучше, если никто и никогда не узнает, где исчез принц.

– Разве это так важно? Ведь в конечно итоге победит не Энгарн, – Зелфа насмешливо скривила губы.

– До тех пор, пока Энгарн не уничтожен, лучше никому не знать об этом… – вкрадчиво пояснила Пурланти, и амазонка вцепилась в деревянные подлокотники, чтобы не залезть под стул от ужаса. – Ты принимаешь мое предложение, королева Зелфа? – заигрывания окончились, фея спрашивала жестко, требовательно.

– Как я могу противиться? – пролепетала Зелфа, с трудом разлепляя трясущиеся губы.

– Вот и хорошо. Тогда у тебя есть шанс пережить не только свой день рождения, но и дожить до глубокой старости. Я подскажу тебе, как поймать и убить принца. А главное, как убедиться, что перед тобой именно принц. Когда он будет мертв, я вернусь, чтобы выполнить первую часть своего обещания…

…Час, проведенный в общении с феей, показался Зелфе вечностью. Когда фигура в черном балахоне исчезла, она не сразу смогла оторвать взгляд от проема двери. Затем, зло выругавшись, резко отпустила подлокотники и закрыла лицо трясущимися руками. Тут же опомнилась – ее видит раб. Посмотрела на него. Мужчина покачнулся и упал на пол. Зелфа даже подходить не стала и так поняла, что он мертв. "Вот дрянь! – вновь выругалась королева. – Все-таки забрала. Хотела показать, что не шутит. Кто бы сомневался…"

Зелфа подошла к окну. Надо немного успокоиться и позвать другого раба, чтобы закопал мертвеца. После этого пригласить сотниц, чтобы отдать приказ: никто из Энгарна не должен проехать мимо. Скорее всего, это относится к стражам южных границ, но предупредить следует всех. Осечки быть не должно.

12 юльйо, замок графа Зулькада, Кашшафа.

Добравшись до замка графа Аззана, Рекем попросил духовника Мирелы срочно ехать к принцессе, хотя тот еще и не закончил дела у графа. Старушка-мать Аззана плохо себя чувствовала, но еще жила. Однако принцессе присутствие духовника было более необходимо. Граф сопровождал старика на обратном пути в замок, используя это время, чтобы спросить о том, что его беспокоило.

Отец Иавин был чуть моложе отца Узиила, но абсолютно не походил на духовника королевы. В отличие от него, он заметно располнел и не смог бы забраться на лошадь, чтобы поехать верхом. Волосы его поседели, но были не белыми, а темно-серыми, коротко стрижеными и аккуратно уложенными, как и борода. Он бодро залез на место кучера в открытой повозке, и, умело управляя парой лошадей, пустил их рысцой вперед. Рекем ехал рядом.

– Вы – граф Бернт? – зачем-то уточнил священник. – Это ведь вашу мать недавно арестовали? Куда мы катимся? Лучших людей уничтожают… Но отравить королеву и принцессу – это и подавно выше моего понимания.

Рекем задал вопрос, который его беспокоил больше всего:

– Отец Узиил сказал, что это не отравление, а какое-то колдовство, – осторожно начал он.

– Да? – недоверчиво покосился Иавин. – И почему он сделал такие выводы?

– Необычные симптомы. Наш врач тоже не смог определить, каким ядом отравили принцессу. Кроме того, в бреду королева Езета, как и ее высочество, упоминала имя Сайхат.

– В этом как раз ничего необыкновенного нет. Ни для кого не секрет, что в травле королевы и принцессы участвовала больше эта ведьма, чем король. Она подсказала ему идею развода, она науськивала его строго обращаться с этими несчастными… Даже идею создать Святую церковь подала она.

– Мне кажется, король не тот человек, которому можно указывать, что делать, – скривился граф.

– Опасно мыслишь, сын мой, – вновь покосился священник.

На короткое время воцарилось молчание. Потом Рекем поинтересовался.

– Скажите все же, может ли мертвая ведьма как-то повредить живым?

Отец Иавин ответил не сразу. Он хмурил брови и сосредоточенно правил лошадьми на узкой дороге. Они въехали в лес, окружающий замок Зулькада. При свете дня смешанный лес казался гостеприимным. У дороги деревья проредили: вилланы собрали хворост. Казалось, здесь можно гулять, как в парке, но Рекем уже знал, как обманчиво это впечатление: стоит свернуть с дороги, и лошадь переломает ноги среди бурелома.

– Церковь Хранителей Гошты, – отчеканил духовник после размышления, – утверждает, что ведьма никоим образом не навредит ни при жизни, ни после смерти, если человек во всем повинуется Эль-Элиону. Странно было бы подозревать принцессу в нечестии. Не думаю, что зло коснется ее.

– Но она умирает, – возразил Рекем, – и врач не знает, как ей помочь. И отец Узиил считал, что тут замешана Сайхат.

– Отец Узиил тоже иногда ошибается, – засомневался духовник. – Мы ведь не боги, а всего лишь смиренные слуги Всемогущего.

– Но кто-то же знает точно, что случилось? Может быть, надо позвать другого врача?

– Где у нас другие врачи? – горько усмехнулся отец Иавин. – У них одно средство на все случаи жизни: пустить кровь. Нашу принцессу это быстро убьет. Часто лекарки в деревне больше знают. Не хочешь к лекарке съездить? – предложил он молодому графу.

– Не смейтесь надо мной, – Рекем прищурился. – Если я кроме этого ничего не могу сделать – поеду к лекарке.

– Да-а-а… – протянул духовник. – Вижу ты готов на все. Вот ведь прыткий какой, – покачал головой отец Иавин. – Что, и к ведьме зайти не побрезгуешь? Ведьма-то, пожалуй, точно бы тебе сказала, может ли такая, как она повредить после смерти. Если, конечно, захочет с тобой разговаривать.

Граф Бернт сосредоточено молчал, затем решительно посмотрел на духовника.

– Вы правы. Если кто и знает, ответы на все вопросы, то это ведьма. И я бы заставил ее говорить. Вы знаете, где можно найти ведьму?

– Прыткий какой, – повторил отец Иавин. – Непуганый, а это плохо. Думаешь, справишься с ведьмой?

– Почему нет? – непринужденно повел плечом Рекем. – С Сайхат же справились…

– Несколько магов и духовников? – уточнил отец Иавин. – Справились. И то не сразу. А один поедешь, так закружит она тебе голову, как Сайхат его величеству.

– Только не мне! – категорично возразил Бернт. – Вы знаете, где найти ведьму?

Духовник опять помолчал, прежде чем ответить. Затем нерешительно продолжил:

– Не должен я отправлять тебя к ней, не должен. Какой же я духовник после этого? Но кто знает… Вдруг и вправду сможешь помочь Миреле? Ладно, попытайся. Но знай: душой своей рискуешь и я тебя предупреждал об этом. Вроде бы в деревеньке рядом с Шаалаввином есть ведьма. Местные ее лекаркой тоже зовут, и прячут от посторонних, между прочим. Чтобы, значит, не сожгли ее за ведовство. Так что мне вот и не скажут, если я в красном одеянии своем приду. Да и ты ведьму не спрашивай. Лекарку спрашивай. Скажи, лекарство нужно, родственница умирает. Может, и найдешь. С Богом, – граф развернул лошадь и, пришпорив ее, скрылся. Священник пробормотал себе под нос, глядя ему вслед. – Может, Миреле не поможешь, но хоть себя чем-то займешь. Все не так больно тебе будет.

…Синий туман скрывал опасные ямы и пропасти. Мирела спускалась с горы, хотя не могла вспомнить, как оказалась в этом месте. Острые камни расцарапали руки и кололи босые ноги. То и дело она останавливалась, молясь, чтобы этот страшный спуск закончился, но позже холод вновь гнал ее вперед. Она плакала, жалела себя. Темно-синий туман вился вокруг. То и дело она наступала не на твердую почву, а в расселину. Проваливалась, через боль выбиралась обратно и снова падала. А рядом черная женская фигура, с лицом, закрытым вуалью – можно было бы спутать с тенью, если бы она не жила отдельной жизнью, не парила рядом, когда Мирела срывалась в пропасть.

Внезапно откуда-то раздался голос:

– Мирела! Иди сюда, тут безопасно. Иди ко мне.

– Кто там? – спросила принцесса, дрожа от холода.

– Иди ко мне, доченька! – вновь позвали ее.

– Мама! – с надрывом вскрикнула она и пошла на зов. Туман сгустился еще сильнее, она протягивала вперед руку и не могла различить кисть. – Мама! – позвала она.

– Иди ко мне, Мирела. Здесь хорошо, – опять позвали ее.

Она сделала еще шаг. Полшага.

– Мама!

– Иди скорей!

Внезапно туман чуть раздвинулся: на камнях лежала женщина.

– Мама! – она помчалась к ней. Казалось, Езета упала на камни с высоты. Тело было сильно изувечено, повсюду сочилась кровь. Девушка зарыдала в голос, сознавая, что ничем не поможет ей. "Я увижу, как она умирает!" – с ужасом подумала принцесса. Езета смотрела на дочь с любовью и нежностью.

– Не плачь, милая, не надо, – прошептала она еле слышно.

– Что же это, мама? – плакала Мирела.

– Я умираю. Это не страшно. Мы скоро встретимся. Тебе осталось недолго страдать на этой земле.

– Мама? – Езета готовила ее к смерти.

– Там лучше, – заверила женщина. – Не бойся, это не страшно, – повторила она.

– Я позову на помощь, – Мирела собралась идти на поиски, но мать взяла ее ладонь, останавливая.

– Не надо. Мне никто не поможет кроме тебя. Но я не могу просить тебя об этом.

– Я сделаю все, что нужно, только скажи! – девушка вытерла слезы.

– Твоя кровь целительна, – вымолвила мать очень тихо, так что Миреле пришлось наклониться очень низко, чтобы услышать. – Дай мне немного. Может быть, я успею…

– Что я должна сделать?

– Одну каплю… – глаза ее закатились.

Мирела оглядела себя, чтобы найти рану и дать матери кровь. К ее удивлению теперь на теле не нашлось ни царапины. Тогда она окинула взглядом скалы вокруг себя, ища острый камень, чтобы сделать рану. Она боялась отойти от матери хотя бы на шаг. Вдруг снова потеряет ее в тумане? Но рядом не было ничего, способного ранить. Тогда принцесса стала с силой тереть руку о землю, чтобы порвать кожу. Она плакала от боли, но немного погодя ей удалось задуманное: появилась рана. Она сдавила ее, чтобы показалась кровь. "Мама сказала, что нужна хотя бы капля", – поднесла ладонь ко рту матери. Езета приоткрыла веки, с любовью и благодарностью наблюдая за ее действиями…

…Рекему пришлось объехать несколько деревушек, прежде чем он нашел доброхота, который подсказал, как найти лекарку Люне, заодно давая ей хорошие рекомендации: получалось, тут почти все деревни в округе, живут исключительно ее настоями и заговорами: она и людей, и скот лечила, и в случае чего, могла пропажу найти и вора обличить. В душе Рекема боролись сомнение и надежда.

Всего три года назад, когда ему было двадцать три, он восхищался старшим братом и развлекался с младшим. Он не задумывался о политике, зная, что его участь – военная карьера. И пока не пришла война, хотел получить удовольствие на многие годы вперед. Рекема никто бы не назвал развратным. Он встречался с женщинами, но больше любил охотиться, посещать балы, устраивать розыгрыши для ровесников из знатных семей, периодически сражаясь с ними в шутливых поединках, которые редко заканчивались пролитием даже капли крови.

Его жизнь сильно изменилась после гибели Яхина. Неожиданно Рекем стал графом Бернтом. Но и после этого он старался не заглядывать далеко в будущее, а ставить близкие цели и решать их. Вот сейчас у него цель – спасти мать. Принцесса Мирела покорила его необычайным сочетанием женственности и силы духа. Как-то само собой получилось, что он взял на себя ответственность и за нее тоже. Казалось, если она умрет, будет виноват он – не доглядел. Вот и все его цели. Если бы он мог спасти этих женщин, отдав поместья королю – он бы сделал это. Но кто же его спросит? Манчелу предпочитает убивать тех, кто ему мешает.

К полудню по едва заметной тропке он добрался до стоящего в глубине леса дому лекарки Люне. Или все же правильнее было бы называть ее ведьмой? Рекем решил сначала увидеть ее, а лишь потом решить этот вопрос. Обычно в лесу селились те, кого не принимала деревня – разбойники или отщепенцы, не соблюдавшие общинных обычаев. Дома их редко отличались богатством и уютом. Но лекарка явно не бедствовала. Высокое крыльцо вело в одну из самых больших изб, которые он когда-либо видел. Большинство сельских духовников довольствовались гораздо меньшим домом, чем эта лекарка. Уже это насторожило. Он пересчитал деньги, которые взял с собой. Возможно, увидев дворянина, Люне запросит больше…

На его стук никто не открыл. Он подергал дверь – она оказалась заперта. Разочарованный он уселся на ступени крыльца. Куда она могла уйти? Сколько придется ждать? А что если он ждет напрасно?

Голова, казалось, отяжелела от мыслей. Он прислонился к перилам, и глаза сами собой закрылись. Снилось ему что-то муторное, тяжелое. Он задыхался среди черных клубов дыма. Но не пытался спастись, стоял на месте, потому что понимал: не видя дороги, он погибнет наверняка. Надо чтобы прояснилось немного… Он пытался разогнать дым руками, прижимал к лицу полу дублета, чтобы дым не выжигал так легкие. Но дорогу так и не увидел. Вместо дороги рассмотрел во тьме блеск чьих-то глаз. Кто-то с улыбкой наблюдал за его мучениями, и Рекем чувствовал: когда он умрет, эти глаза будут смеяться.

Он вздрогнул и, закашлявшись, открыл глаза. Прямо перед ним, внизу ступеней стояла молодая девушка в темно-коричневом сюрко поверх льняной рубашки. В таком положении, когда он сидел на ступенях, а она стояла внизу, их лица были почти точно напротив друг друга. И Рекему показалось, что это ее взгляд он видел только что во сне. Черты лица девушки не были очень уж правильными. Глаза чуть раскосые, а веки чуть припухшие. Курносый нос придавал лицу детскость, а тоненькие губки якорьком делали ее еще более наивной и беззащитной. Но вот глаза, эти зеленые глаза смотревшие не на него, а в него, будто делая дырку в черепе… Эти глаза предупреждали об опасности. Он с трудом подавил желание вскочить на лошадь и убежать. Черные волосы девушка уложила так, что они волной лежали у щек, а сзади собирались в замысловатую прическу.

– Вы ко мне, господин? – спросила девушка без тени страха.

– Если ты – Люне, то к тебе, – ответил он тихо, в душе сомневаясь: вот эта девчушка знаменитая лекарка и опасная ведьма? Вот она может погубить его душу?

– Я – Люне, – заверили его. – Вы позволите мне пройти в дом?

– Конечно, – он поднялся и посторонился, давая ей пройти. Теперь Рекем возвышался над ней на целую голову. Девушка вошла в дом, а он пошел следом, бормоча по дороге. – Я хотел бы поговорить с вами, сударыня, – но все, что он задумал, казалось, какой-то глупостью. Он должен рассказать безродной деревенской лекарке, по сути еще девчушке, о принцессе, просить у нее помощи. Он уже раскаялся, что приехал, но все же не отступил. Пусть он приехал напрасно, но покинет он этот дом не раньше, чем убедится в этом.

Люне даже не оглянулась на него, прошла на кухню, которая очень походила на кухню ведьмы: повсюду висели большие и маленькие пучки трав, корешки и ветви деревьев в полумраке казавшиеся чьими-то высохшими руками. Девушка быстро развела огонь в очаге, достала картошку, стала чистить ее. Тоненькая стружка сползла на стол. Люне будто и не замечала постороннего в доме, занималась обычными делами.

– Сударыня… – вновь обратился он. Зеленые глаза стрельнули в него так, что, казалось, сердце остановилось от этого взгляда. И его даже качнуло к ней. – Ведьма… – прошептал он.

– Что вы, господин? – испуганно возразила девушка. Бросила и картошку и нож, шагнула ближе, всматриваясь ему в глаза снизу вверх. – Посмотрите на меня, – попросила она еле слышно. – Разве я похожа на ведьму?

– Ведьма! – упрямо повторил он.

И Люне, поджав губы, вернулась к столу и снова взялась за картошку.

– Так чего ж вы пришли к ведьме? Или вас маменька не учила, что к ведьме ходить нельзя? Или когда маменьку вашу в тюрьму посадили, да голову ей отрубить грозятся, так вы уже и не соблюдаете ее повелений? – Рекем молчал потрясенный, девушка невозмутимо продолжала. – Да только не матушка вас сюда привела. Заноза у вас в сердце, господин, и знаете вы, что нет от нее исхода. Жива останется принцесса – так вашей никогда не будет. Умрет принцесса – тоже кровоточить будет сердце. А все ж таки лучше вам, чтобы сейчас она умерла. Так и не спорьте с сильными.

– Что ты такое несешь? – возмутился Рекем, забыв о вежливости.

– Или я ошиблась в чем? – и снова так взглянула, будто две стрелы вонзились в сердце, так что оно застучало с перебоями, грозя остановиться совсем. – Так вы скажите громко, скажите, чтобы этот дом услышал, что не любите вы ее, не готовы вы душу свою заложить, только чтобы ее спасти. Тогда и заноза из сердца вынется. Дом ведь у меня тоже непростой, – такое Рекем сказать не мог, и Люне усмехнулась. – Молчите. Так и не спорьте с Люне. Люне все видит. Не я первая такая, дай бог, не я последняя. У меня еще прабабка все видела, стоило только в глаза человеку посмотреть, а у тебя любовь из глаз плещется, защищает тебя от дурного, – она тоже неожиданно перешла на ты. – Да только зря ты ко мне пришел, господин. С сильными спорить нельзя. Ни тебе, ни мне. Умрет принцесса, и ты ей не поможешь.

Рекем подошел к ней, отобрал у нее нож и картошку, взял рукой за щеки, поднимая голову.

– Все видишь, говоришь? – прошипел он. – Тогда скажи, что ты сейчас видишь, ведьма?

Поначалу Люне смотрела все также насмешливо, но вдруг дрогнула, попыталась отшатнуться, но Бернт крепко держал ее.

– Пусти, – взмолилась она и тут же ударила с невиданной для девушки силой, так что Рекем от неожиданности отлетел к стене, на него посыпались горшки и трава. А Люне будто выросла, почернела, заслонив собой маленькое кухонное окошко. – Стой, Мирела! – крикнула она громко. И продолжила нежнее. – Живи, Мирела, – и тут же наваждение рассеялось. Рекем встал, а девушка сникла, закрыла лицо руками. Затем, вновь выпрямилась, заговорила быстро и серьезно. – Хочешь спорить с сильными? Попробуй. Королеву Езету убила Сайхат. И Мирелу она убьет, если ты не вмешаешься. Сайхат не мертва вовсе, умертвием стала. И принцессу убьет. Молчи, слушай, запоминай. Один раз скажу, пока не слышит никто. Если ведьма наложит на себя заклятие умертвия, она будет жить и после смерти. И убить ее тогда невозможно. Даже если сжигаешь – она обгорит сверху, но не как обычный человек, до костей. Все думают, что ведьма мертва, хоронят ее. А через девять месяцев, так же как человеческий ребенок, она выходит из могилы.

Пальцы Рекема непроизвольно сжались в кулак.

– Сайхат Жааф казнили около девяти месяцев назад!

– Молчи, слушай, запоминай! – прикрикнула Люне. – Убить Сайхат теперь невозможно. Сайхат сейчас и не жива, и не мертва. С одной стороны – очень слабая. С другой – врагам навредить может. Если пища долго стоит на открытом воздухе, она может капнуть туда своего яда, а затем, когда человек ослаблен, убить его во сне. Главное, у нее есть шанс обрести человеческую плоть, и тогда уже будет непобедима: когда нужно станет человеком, когда нужно – умертвием. Это произойдет, если принцесса даст ей хоть каплю своей крови, даст добровольно. У Сайхат-то в замке помощник есть. Кто-то позволяет ей яд капнуть в еду принцессе… Защита от умертвия… – она потерла лоб. – Не знаю я защиты. Только Эль-Элион защищает от ведьмы, да не всегда защищает… Хочешь спорить с сильными – передай своей принцессе: пусть призывает имя Эль-Элиона. Главное, чтобы не давала она кровь свою! Иди к ней, скажи, – Рекем бросился из избы, и замер, когда Люне приказала. – Стой! – он не мог шевельнуться, а она будто ножи метала слова ему в спину. – Молчи, слушай, запоминай. Дальняя дорога предстоит тебе. За мать не переживай, ее судьба определена сильными. С ней все будет хорошо. На чужбине будешь долго, не увидишь свою принцессу, пока не выйдет она замуж. Но мы еще встретимся, брат Рекем. И когда ты пойдешь к костру, вспомни, что Люне не отказала тебе в просьбе, что Люне тоже восстала против сильных и помогла тебе. И когда ты пойдешь к костру, вспомни Люне, брат Рекем и остановись…

Только когда тропа вывела его на широкую дорогу, ведущую к Шаалаввину, сознание Рекема немного прояснилось. Последний слова ведьмы походили на пророчество и заклятие одновременно. Но думать сейчас об этом он совершенно не хотел. Надо было успеть спасти принцессу.

…Мирела поднесла окровавленную ладонь к матери и сдавила ее, чтобы на губы женщины попала хотя бы капля, но в этот момент кто-то крикнул над ней так громко, что она отшатнулась:

– Стой, Мирела!

Ослепительный свет пролился с неба, уничтожая туман, и принцесса в испуге отступила: перед ней лежала Сайхат, из раны на шее лилась кровь, она злобно зашипела, потом поднялась на четвереньки и поползла к ней. Мирела отходила назад, но что-то почувствовав, обернулась: позади разверзлась пропасть. Такая глубокая, что она не могла различить дна. Девушка замерла на краю, не зная, что делать. Но страх тут же ушел. Сияние, которое лилось с неба, согрело не только тело, но и душу. Она засмеялась. Сайхат изумленно посмотрел на принцессу, затем тоже встала.

– Я все равно сделаю то, что хочу. Ты никогда не будешь в безопасности. Править будет моя дочь. Моя!

Девушка пожала плечами.

– Как угодно Эль-Элиону.

От этих слов ведьма отшатнулась и упала на землю, будто ее ударили.

Принцесса же почувствовала, как что-то нежное коснулось щеки.

– Живи, Мирела! – дохнул кто-то в ухо. Она взмахнула руками и полетела в пропасть. Летела, наслаждаясь свободным падением, будто ничто ей не угрожало, будто она птица, и легко полетит в любое место, когда захочет этого. Вскоре она мягко опустилась на перину, понежилась в ней, прикрыв веки. Никогда еще не приходил такой покой и комфорт. Помедлив, открыла глаза.

Перед ней была та же спальня, что стала тюрьмой на долгие годы. Принцесса вздохнула от разочарования, но тут же успокоилась. Ее спас Бог. Спас, потому что она еще не все сделала здесь. Дал жизнь, чтобы она выполнила особую миссии. Солнечный луч, пробравшись сквозь узкое окно, освещал лицо, согревая и наполняя радостью, точно так же как во сне. "Сколько же времени сейчас? – размышляла она. – Если солнце светит в окно, значит, уже вечер. А вчера я тоже просыпалась на закате. Как долго я была без сознания!"

Она чувствовала себя лучше. Слабость не прошла, но появилась уверенность – она не умрет. Над ней участливо склонилась Векира.

– Госпожа… как вы?

– Лучше, – с трудом выговорила Мирела. – Пить.

Но когда горничная поднесла к ее губам чашу, принцесса мотнула головой.

– Что с вами, госпожа? – обиженно произнесла девушка.

– Откуда вода?

– Да вот принес, слуга ихний. Даута то есть.

– Векира, – язык еле шевелился во рту, но если она не скажет то, что хочет, то не выживет. – Тебя выпускают?

– Мне можно выходить, – с готовностью подтвердила горничная.

– Принеси воды с кухни. Незаметно.

– Так вы думаете… – Векира умолкла на полуслове. – Я сейчас схожу. У кухарки нашей сосуд есть небольшой, я его принесу, никто и не заметит.

Она вышла из комнаты. Вернулась встревоженная, так что даже забыла дать пить, беспокойно ходила по комнате, то приближаясь, то отходя от кровати принцессы.

– Пить, – вновь попросила Мирела.

– Да-да, сейчас, – горничная достала небольшую глиняную бутылку, спрятанную под фартуком. – Вот, госпожа, пейте.

Принцесса сделала два глотка и больше не смогла. Откинулась на подушку.

– Что случилось? – спросила она, немного отдохнув.

– Госпожа, – Векира виновато смотрела в пол, – откуда вы все знаете всегда? Может, не надо вам знать пока…

– Говори, – потребовала Мирела.

– Отец Узиил… В тюрьме он сидит, госпожа.

– Не может быть! – прошептала, тяжело дыша, принцесса.

– А граф-то Бернт все по вашим делам ездит. И сейчас только вернулся, стоит в коридоре, караулит. Я-то погляжу, ему тоже бежать надо, пока не оказался вместе с матушкой своей… Если уж священников сажают, что дальше-то будет?

Мирела закрыла глаза в тоске. Графу Бернту грозит опасность, а он так нужен ей. Уже одни эти слова, что он переживает и хочет сделать что-то для нее, так утешают. Друзья покинули, отец Узиил брошен в тюрьму, долго ли еще отцу Иавину позволят оставаться здесь?

– Граф Бернт сказал, чтобы я передала вам, госпожа, когда вы очнетесь, что вас правда отравить кто-то хочет, только вы выздоровеете, если этой ведьме Сайхат не поддадитесь. Она вроде жива, то, что ей голову отрубили – это ничего. Но вы с именем Божиим против нее, она Бога боится.

Мирела слушала, закрыв глаза. "Да, Бернт прав. Откуда он узнал обо всем? О том, что отравили ладно – это и так понятно. А вот о том, что Сайхат жива, что убить меня хочет. И ведь действительно, дважды, когда я в бреду произносила имя Божие, ведьма отступала. Значит, не так уж и сильна. Сказали ли маме об этом? Сайхат вот кровь для чего-то нужна. Для чего? Узнать бы… Она все время мамой оборачивается, а я во сне не помню, что это уже было и что нельзя к маме ходить. Нет, Эль-Элион меня хранит. Эль-Элион и…"

Принцесса спросила безжизненным тоном:

– Но есть еще что-то, Векира. Что-то еще случилось, о чем ты мне не хочешь рассказывать, – голос Мирелы так ослаб, что горничная едва различила ее слова.

Векира всхлипнула, и тут же достала платочек, промокнула слезы.

– Все-то вы знаете, госпожа, – заплакала она. – Обо всем-то догадываетесь вы… Матушка-то ваша… умерла вчера.

– Мама… – прошептала Мирела. Горло сжала судорога, но заплакать не смогла – не осталось ни слез, ни сил.

Ночь казалась бесконечной. Отец Иавин заверил, что присутствие графа ничем принцессе не поможет, а если она очнется, то в любом случае первым пригласят духовника, чтобы Мирела успела исповедаться. Но Рекем, рассказав о том, что узнал, караулил возле двери принцессы, будто боялся, что если отойдет, Даут или умертвие Сайхат что-то сделают с хрупкой девушкой.

Далеко за полночь, когда он чуть не сполз по стене, незаметно для себя задремав, Рекем отправился в спальню. Даже если умертвие захочет убить принцессу, он Мирелу не спасет. Его комната теперь находилась на этом же этаже, но чуть дальше по коридору. Она отличалась тем, что на стенах сохранились выцветшие обои, а мебель сюда поставили более изящную, хотя тоже ветхую. Не раздеваясь, он упал на кровать и провалился в беспамятство.