Текст книги "Убывающая луна: распутье судьбы"

Автор книги: Алена Даркина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

Если сейчас минарс подскажет, как изменить сознание людей, чтобы они полюбили Святую церковь и возненавидели церковь Хранителей Гошты, король поддержит его начинания, а Загфуран создаст внутри церкви орден Светлых, на который будет опираться, когда потребуется помощь в покорении Гошты.

Минарс отпер дом. Он не держал слуг, чтобы иметь возможность хотя бы здесь открыть лицо. Раз в день мальчик из трактира приносил ему еду, а раз в неделю приходила женщина, чтобы навести порядок. С улицы маг попал в спальню, которая являлась и кабинетом, и столовой. У единственного окна слева, где он вставил настоящее стекло вместо слюды, стоял небольшой стол, за которым он и писал, и обедал. Камин в противоположной стене Загфуран давно не топил: пищу он не готовил, а летом в Кашшафе было достаточно тепло. К тому же кровь вампира будто бурлила в нем изнутри, так что он не чувствовал холод так сильно как раньше. Взглянул на узкую кровать, застеленную холщовой тканью. Надо бы отдохнуть хоть немного, но нет, это подождет. Сначала он запишет идеи для себя и для короля и встретится с монархом, чтобы убедиться, что получит поддержку. Затем он позволит себе краткий сон. Налив вина в кубок, он уселся за стол и придвинул к себе бумаги и перо с чернилами.

"Итак, главой Святой церкви Манчелу назначил себя. Это менять не будем, пусть король потешит самолюбие. Ему подчиняется совет из пятнадцати Избранных. А вот это исправим. Святая церковь должна что-то взять из старых обрядов, но не имена, нет. Пусть новый орден называется орденом Светлых", – он потер верхнюю губу. Убедить короля, что надо сменить имя будет несложно. "Надо хорошенько взвесить, какие обряды Хранителей Гошты полезны, чтобы взять их на вооружение: народ почувствует преемственность. От некоторых же избавимся без сожаления". Загфуран быстро внес несколько пунктов в две колонки – хорошо, что в богословии Гошты он разобрался, еще когда находился в Храме Света.

Следом он продумал несколько показательных действий Святой церкви для завоевания народной любви. До сих пор Избранные умело манипулировали сознанием людей, выставляя напоказ недостатки старой церкви, прославляя короля и демонстрируя собственное благочестие. "Надо пойти дальше. Пусть священники новой церкви откроют школу в приходах для желающих, а также больницы и приюты. Средства? Средства мы изымем у непокорных". Минарс знал, что монарха непременно надо успокоить: из-за предложений мага он не потеряет доход, а наоборот приобретет, когда Святая церковь завоюет страну без пролития крови. Школы, больницы, приюты – это то, что людям понравится. Еще им понравится, если священники не будут требовать седьмину, плату за обряд посвящения и похороны. А чтобы денежный поток при этом не уменьшился, надо пробудить в сердцах желание Новой Гошты и страх перед вечной гибелью. Проповеди о Новой Гоште, которую сотворит Эль-Элион, когда дни Вселенной подойдут к концу помогут в этом. Там каждый будет есть, пить и веселиться, никогда не работать, но всегда получать то, что желает. Тем более что в книге Вселенной можно найти подходящие тексты. С другой стороны, тех, кто не следует в точности заповедям Всемогущего, ожидает смерть в подземельях Шереша. Версия закона Эль-Элиона, которая существует на Гоште, неплоха, но слишком кратка. Люди любят, когда им объясняют подробно, что именно и в каких количествах можно, а чего категорически нельзя. Им кажется, что так они чувствуют себя уверенней, но на самом деле в душе поселяется неизбывный страх: они что-то упустили в поклонении, забыли выполнить какое-нибудь установление. А это промах, ошибка, это значит, что их ждет вечный холод, царящий в выше упомянутом подземелье. Избежать его можно одним способом: щедро жертвовать церкви за каждую ошибку, и получить приглашение на Новую Гошту.

Маг отстранился от стола. Людям невдомек, что Эль-Элион ожидал, что они сами научатся размышлять и определят, что есть добро и что зло. Им проще, когда кто-то думает за них. В данном случае думать будет Загфуран.

Минарс записывал все кратко и точно. Закончил он предложениями по реорганизации духовного сословия Святой церкви. Нехорошо, если все священники будут скрывать лицо. Пусть только орден Светлых соблюдает эту традицию.

К полудню он приготовил несколько поправок к уставу Святой церкви. Одни для прихожан – простых людей, не открывавших Священных книг ни разу в жизни. Другие для ордена Светлых. Третьи для Пресветлых – тех, кто будет руководить церковью.

Цедя вино, Загфуран удовлетворенно перечитывал записи. Поправки, конечно, придется со временем вносить еще, но незначительно. Кое-что он взял из законов храма Света, чуть адаптировав для примитивной цивилизации. Те, кто захотят вершить судьбу страны и Гошты, должны принести клятву посвящения: "Вступая в орден Светлых, я клянусь сделать все, чтобы на Гоште каждый человек мог стать совершенным и содействовать этому каждой своей мыслью, каждым своим словом, каждым своим делом и всей своей жизнью". Другие правила вытекали из этой цели.

Теперь следовало подобрать человека, который, руководя церковью, будет правой рукой Манчелу, выполняя при этом волю Загфурана. Это поможет минарсу остаться в тени, чтобы со стороны видеть, что происходит на планете, а в случае необходимости отлучиться по собственным делам. Итак, звание Светлейшего пусть будет у короля. А вот для тайного правителя церкви следовало найти человека доверчивого, в меру глупого и в меру фанатичного. Загфуран перебрал в уме минервалсов, которых успел завербовать. Лучшей кандидатурой казался Сусий. До недавнего времени шестидесятилетний служитель церкви Хранителей Гошты обладал определенным авторитетом, входя в совет как Мудрых магов, так и Мудрых Избранных. Он уже принял помазание от Святой церкви: после того как его посвятили в минервалсы, он верил, что у него есть особая миссия. Надо дать ему статус Пресветлого, пусть руководит не только коллегией Святой церкви, но и другими минервалсами.

Минарс сделал наброски относительно структуры Святой церкви. "В коллегии, как и прежде, будет двенадцать человек. Каждый из них пусть выберет еще одиннадцать человек себе в ученики – они будут управлять прелатурами и составлять Круг Правой руки. За своих подопечных отвечает избравший. Ошибется в выборе – будет наказан, лишен статуса Пресветлого". Эту заметку Загфуран одну из первых внес в устав ордена. Пусть Пресветлые учатся отвечать за поступки и относиться к своему званию с ответственностью. Прежде чем выбрать кого-то, подольше понаблюдают за человеком, чтобы оценить, достоин ли он быть в Круге Правой руки. Это хотя бы на первое время избавит организацию от слабых звеньев. Продвигать Святую церковь следовало, декларируя те же идеи, что и раньше: здесь нет таких тупых и развратных людей, как в церкви Хранителей Гошты, – эту тактику справедливо считали самой эффективной.

Один из пунктов устава ордена Светлых: каждый Светлый сторож брату своему. Эту цитату он взял из книги Вселенной. Сторож должен внимательно наблюдать за другим Светлым, чтобы вовремя заметить, если он ступил на путь погибели. Каждый Светлый должен проходить определенное обучение. Если он покажет верность ордену, то получит звание выше, войдет в круг двенадцати Пресветлых, сместив тех, кто нерадиво относится к своим обязанностям. В конечном же итоге все на Гоште должны стать Светлыми. Но это настолько далекая цель, что кому-то покажется несбыточной. Однако по привычке Загфуран наметил ближайшие цели: укрепить Святую церковь и орден Светлых в Кашшафе, завербовать людей стоящих у власти в орден или же заменить их Светлыми. А затем дальние: он надеялся распространить влияние ордена на соседние страны материка, прежде всего на Лейн, а потом и Энгарн. Если Эль-Элион поможет, он тогда уже будет осуществлять контроль и над этой частью суши…

Завершив работу, Загфуран еще немного посидел, потирая лоб. Он размышлял о Манчелу. Король был очень упрямым, он стал главой Святой церкви. Если ему не понравится вмешательство минарса в его дела, он даже читать не будет, и тщательно продуманный план рухнет. Маг огладил бороду. Определенно не следует сразу предлагать Сусия, это насторожит монарха. Другие предложения он должен оценить, ведь ему это выгодно. Если же не оценит…

Загфуран допил вино, с громким стуком поставил кубок на письменный стол и решительно вышел из дома с бумагами. Эти предложения были попыткой договориться с Манчелу. Если король Кашшафы поддержит его предложения, он будет править. Если же нет – придется воспользоваться списком герцога Тазраша: людьми, готовыми посадить на престол четырнадцатилетнего принца.

Чтобы не тратить времени на дорогу, маг переместился прямо в восточную галерею дворца. Тут его неожиданное появление не так шокирует – обычно днем восточное крыло пустует.

Убедившись, что его никто не видит, быстро почесал шею и грудь, и направился в центральное крыло. В просторных светлых галереях дворца он не встретил никого кроме королевской гвардии, стоявшей через каждые поллавга. При виде спешащего куда-то мага, в развевающемся на ходу сером балахоне с капюшоном, они вытягивались в струнку и замирали. Проходя мимо воинов, Загфуран ощущал их страх, слышал учащенное биение сердца – это тоже благодаря сущности вампира. По этой же причине он мог не спрашивать, куда ушел король: маг чувствовал Манчелу как добычу. Он так настроился на серьезный разговор, что чуть нервничал оттого, что король сейчас мог оказаться в спальне одной из фрейлин, живущих во дворце, несмотря на то, что королевы пока нет.

Чутье Загфурана вывело его из дворца во внутренний дворик, где на стриженой лужайке Манчелу бился на мечах с графом Ульфатом. Молодой граф явно поддавался монарху – минарс знал, как хорошо Ульфат владеет мечом. Но и Манчелу сохранил хорошую форму. Он очень своевременно парировал выпады графа, то и дело переходя из защиты в атаку.

За этим сражением, одобрительно вскрикивая и аплодируя в случае удачных приемов, наблюдали еще два фаворита – граф Харун и младший Бернт, без сомнения тоже будущий граф. Когда казнят леди Бернт, наступит очередь строптивца Рекема. Всматриваясь в белозубую улыбку мальчишки-фаворита, которого, как и остальных Манчелу приблизил для забавы, маг размышлял: понимает ли он, какой ценой заслужил расположение монарха? "Понимает, – ухмыльнулся Загфуран. – Прекрасно понимает, поэтому и здесь. Если бы не вырезали его семью, он бы сейчас мог рассчитывать лишь на должность духовника в умирающей церкви Хранителей Гошты. Он только не понимает, что от таких, как он, тоже довольно быстро избавляются, потому что предавший семью предаст кого угодно".

Слуги, стоявшие поодаль, держа наготове полотенца и кувшин с вином, заметили Загфурана, недвижимо наблюдавшего за боем, и тут же от них полился страх. Магу начинало нравиться это. Этот запах заставлял кровь бурлить, он перевоплощался в охотника. Он с наслаждением предвкушал, что вот сейчас молодые аристократы, искренно восхищавшиеся королем-легендой, увидят его и тоже испугаются. Хладнокровие и надменность сохранит лишь король. Он не боится минарса. И совершенно напрасно. Страх предупреждает об опасности, и Манчелу однажды пожалеет, что недооценил опасность, исходящую от мага.

Минарс шагнул ближе к фаворитам, чтобы король его заметил. Удовлетворенно заметил, как бледнеют их лица, а восхищение королем становится наигранным. Они слегка кивнули Загфурану, но тот не удостоил их ответом, неотрывно глядя на короля. Манчелу тоже почувствовал перемену в зрителях и, обведя меч противника, выбил его у вскрикнувшего Ульфата. После чего снял перчатку и протянул открытую ладонь.

– Хватит, Байзет, – он с силой потряс ладонь фаворита. – Вы доставили мне незабываемые минуты, благодарю.

Он взял полотенце, поданное слугой, и вытер шею. Затем повернулся к Загфурану.

– Кутаетесь в балахон? – ухмыльнулся он вместо приветствия, потом шагнул ближе, чтобы его не слышал никто, кроме мага. – Не знаю, зачем вы пришли, но рад, что вы спасли меня от этих молодых козликов. По их мнению, я еще должен пылать энергией и задором, а уставать и болеть – не приличествует королевской особе. Так что у вас? – он быстрым шагом направился во дворец, не беспокоясь о том, успевает ли за ним Загфуран и хорошо ли его слышит. – Новую войну затеваете? Предупреждаю: больше я такой глупости не сделаю.

– Это не ваша глупость, – утешил он монарха. – И, безусловно, подобного не повторится. Я искренне надеюсь, что еще таких, как Тазраш, в армии Кашшафы нет, – и прежде чем король что-то возразил (маг почувствовал гнев короля), он продолжил. – У меня есть предложения относительно Святой церкви. Смиренно прошу выслушать их, потому что уверен: они послужат на благо вам и вашей стране. Не пройдет и пяти лет, как в Кашшафе будут знать и помнить только Святую церковь и повиноваться лишь ее главе – Светлейшему Манчелу.

Услышав подобное обещание, король чуть замедлил шаг, с интересом взглянув на мага.

– Я выслушаю ваши предложения за обедом, – вынес вердикт он, входя в Голубую гостиную, где для него приготовили трапезу.

Загфуран любил эту комнату. Сайхат могла быть сто раз ведьмой, но вкус у нее был отменный. Эту комнату отделывали под ее руководством. Она первая догадалась сделать потолок лазурным, а не белым, как обычно. Парча, свисавшая с карнизов, в действительности была гобеленами, созданными по эскизам королевы Сайхат: по сине-золотому фону рассыпались дивной красоты алые и белые узоры. Картины со сценами из Священных книг смотрелись уместно и гармонично: Сайхат повесила их не очень мало и не очень много, – ровно столько, чтобы в гостиной сохранилась гармония голубых оттенков. Великолепный паркет покрыли роскошным ковром из Шумафа*. Раньше под

*Шумаф – одна из самых влиятельных стран Гучина – самого северного материка Гошты. Овцы там имеют особую шерсть и поэтому ковры Шумафа славятся не только красотой, но и необычайной мягкостью.

легким газовым балдахином, возвышалась кровать с занавесками и покрывалом из лейнского атласа, расшитыми золотой нитью и окаймленные серебряным позументом. Сайхат любила принимать гостей, полулежа под пологом, в то время как гости сидели на расставленных вокруг ложа стульях.

Кровать давно перенесли. На ее месте поставили большой стол, накрытый дорогой парчой в тон гобеленам. За эти столом, уставленным блюдами так, что мыши негде было развернуться, вполне мог пировать совет лордов, но сегодня Манчелу явно собирался насладиться трапезой в одиночестве. Если, конечно, не считать слуг, замерших в позе борзой собаки, учуявшей дичь. Справа – врач его величества, слева – гофмейстер, позади – капитан королевской гвардии и два стража. Раньше здесь присутствовал один из Мудрых* священников, чтобы благословить пищу. Но теперь главой церкви стал король,

* Мудрый – титул, которым обладали священники, маги или избранные церкви Хранителей Гошты, входящие в совет ордена магов, ордена духовников или ордена избранных, главой совета был лидер ордена, имеющий титул Мудрейший.

и он не всегда следовал ритуалу, справедливо полагая себя выше этого.

Маг знал, что к столу его не пригласят, поэтому лениво рассматривал еще один стол черного дерева, на котором красовался серебряный канделябр с пятнадцатью разветвлениями, в каждое из которых заботливо вставили ароматизированную свечу, – еще одна память о той, кто придумал декор этой комнаты.

Вообще столики разместили повсюду: круглые, квадратные и овальные; низкие и высокие. В нескольких местах стояли отделанные эмалью шкафчики с отделениями для мраморных и лазуритовых статуэток. Бронзовая корзинка и хрустальные вазы со свежими цветами украшали каминную полку. На книжных полках с витыми украшениями из позолоченной меди стояли переплетенные в сафьян томики – Сайхат, в отличие от Манчелу, любила читать. Может, поэтому и закончила так плохо. Король болезненно самолюбив и любит превосходить всех и в уме, и в силе. Поэтому, предлагая что-то ему, следует убедить короля, что это его собственные мысли.

Манчелу успел съесть суп из учурки*. Следом попробовал суп с прожаренным

*Учурка – редкая в Кашшафе домашняя птица. В западной части Герела ей слишком холодно, и при малейшем недосмотре она погибает.

мясом оленя, сдобренным соком щуала*. Далее последовала отварная телятина, и только

* Щуал – растение с небольшими круглыми плодами (чуть больше грецкого ореха), имеющее оранжевый кислый сок, который используют для консервации или в качестве приправы.

после нее Манчелу снизошел до того, чтобы поинтересоваться, какие идеи посетили мага.

Когда Загфуран заговорил, никто не смог бы сказать, что он задет пренебрежением короля – он давно научился держать себя в руках. Мягко и убедительно, время от времени цитируя его величество, он изложил мысли по поводу укрепления Святой церкви.

Минарсу показалось, что король, уплетая костный мозг и ту же учурку, но рубленую с хлебными крошками, не услышал и четвертой части того, что он сказал. Однако к его удивлению, когда Манчелу перешел к желе и печеным яблокам с сахаром, он стал задавать вопросы – меткие, точные, показывающие, что король не только внимательно слушал, но и действительно не глуп. Позже Манчелу долго смаковал вино, глядя в лазурный потолок как в небо. И вынес вердикт, поразивший Загфурана до глубины души.

– Я уже давно подумывал, что надо окончательно уничтожить церковь Хранителей Гошты, ставшей кандалами на моих ногах. Вы сделали интересные и своевременные предложения. Святая церковь должна стать моим оплотом в битве с разжиревшими духовниками и магами, в битве с дворянчиками, оспаривающими мое право приказывать им. И вы правы, для этой цели нужна жесткая структура и дисциплина. Итак, продолжайте свое дело, а я пока подготовлю соответствующий указ. Единственное условие, – Манчелу бросил быстрый взгляд на неподвижно застывшую фигуру в сером балахоне, – без моего согласия, никто не войдет в коллегию Пресветлых. Напишите список, кого вы желаете там видеть, я внесу туда правки, а потом мы придадим законность некоторым перемещениям.

Загфуран покинул столовую со смешанным чувством. Он вроде бы победил. И в то же время проиграл. Потому что если король будет контролировать состав коллегии, церковь не станет альтернативной силой в государстве, но лишь еще одной опорой трона. По крайней мере, Манчелу хочет сделать все, для того чтобы так было. "Посмотрим, кто кого. Главное, чтобы в коллегию вошел Сусий".

Манчелу с удивительной энергией принялся воплощать идеи Загфурана в жизнь. После обеда он подписал указ, а еще через час его отправили священникам Святой церкви и знатным аристократам страны. Но и на этом его величество не остановился. Манчелу пригласил Загфурана, чтобы он стал свидетелем беседы с отцом Узиилом. Духовник приехал с просьбой принцессы повидаться с умирающей матерью. Загфуран тогда подивился наивности престарелого священника. Король, не сомневаясь ни мгновения, отправил старика в темницу. Туда они направились для разговора.

Престарелый священник сидел на куче соломы в темной камере. Услышав скрип открывающихся дверей, он даже не поднял головы.

– Добрый вечер, отец Узиил, – Манчелу проявил избыток вежливости.

– Добрый вечер, сын мой, – священник явно иронизировал.

– Как вы себя чувствуете? – король сделал вид, что не заметил колкости, а может, решил ответить такой же саркастической вежливостью.

– Прекрасно! – заверил его духовник. – У меня есть крыша и постель. Меня кормят раз в день. Чего еще мне желать?

– Может быть, свободы?

– Я всегда свободен, ибо человек не может сковать мой дух. Но если, сын мой, вы отпустите меня к королеве Езете, я буду рад еще послужить моему государю и моей стране.

– Да, я имел в виду именно это. Я уверен, что вы были бы очень полезны и мне, и Кашшафе. С сегодняшнего дня мы начинаем реорганизацию Святой церкви. Коллегия Пресветлых будет сформирована заново. Наша цель – помочь каждому человеку открыть в себе образ Божий. Мы уже долго хранили Гошту, и толку от этого было мало. Настало время для решительных действий. Я бы очень хотел, чтобы вы стали примером для моих подданных, возглавив коллегию Пресветлых. Выше вас в стране буду только я.

– Еще противитесь хранителям Гошты? – увещевающе произнес старик.

– Не смешите меня, отец Узиил. Кому я противлюсь? Пьяным, зажравшимся духовникам, которых ненавидит народ? Нет такого дела, которым бы не занимались ваши братья с целью обогащения. Они становятся адвокатами, обвинителями и истцами, отправляют купеческие караваны не только по стране, но и на другие материки. Они имеют двух, а иногда и более жен, и все женщины живут одновременно в их домах, похожих на небольшие дворцы. Они самостоятельно устанавливают пошлины, а иногда их слуги грабят на дороге всех, кто отказывается платить установленные ими подати. Они закрывают кладбища и отказываются погребать умерших, если считают, что прихожане обделяют церковь седьминами. Они готовы медяки у калеки отобрать – ничем не брезгуют. Повторюсь: они делают все, чтобы нажиться. Кроме одного. Они не проповедуют и не живут в повиновении Эль-Элиону. В этом причина духовного упадка, который постиг страну. В Святой церкви не будет подобного. Мы отберем средства у недостойных и раздадим их обездоленным. Кто как не вы подскажете остальным, кто из, так называемых, Мудрых недостоин не только носить это звание, но и вообще жить на этой земле. Мы будем судить их по закону, чтобы справедливость восторжествовала. Но такие люди, как вы, отец, нужны нам. Кто как не вы должен вести людей к духовным высотам. Поможете ли вы мне в этом нелегком деле? Пойдете ли рядом со мной?

– Итак, я стану главным в стране после вас? Значит, вы упорствуете в этой ереси, мой король, и хотите быть главой церкви?

– Да, отец. И это не ересь. Кто еще проследит за тем, чтобы Святая церковь не пошла по тому же пути, что и церковь Хранителей Гошты? Если я буду обладать не только светской, но и духовной властью, эта задача будет мне по силам.

– Но если вы, мой король, имеете такую прекрасную цель, то не стоит ли начать духовное возрождение с себя? Вернуть законную жену и дочь…

– Я, безусловно, верну Мирелу ко двору, если она исполнит мою волю и примет помазание от Святой церкви. Что же касается Езеты… Мое сердце уже три дня скорбит о ее гибели. Она была достойной королевой. Жаль, что я так поздно осознал непоправимую ошибку, которую совершил.

– Не кощунствуйте, – голос старика приобрел твердость. – Эль-Элион слышит ваши слова.

– Прискорбно, отец, что вы не верите в мою искренность. Я надеялся, что вы как никто другой поддержите кающегося грешника.

– Я готов поддержать кающегося. Если вижу его искренность, – и пока Манчелу не возмутился, завершил. – То, что вы хотите сделать, противно Богу. Для того чтобы наказать нерадивых священников не надо уничтожать церковь Хранителей Гошты. Достаточно…

– Ни слова больше, – тон короля изменился. Он снял маску вежливости. – Если вы не со мной, то против меня. Если не хотите стать моей правой рукой в Святой церкви, то умрете вместе с моими врагами.

– Меня это не пугает, – доброжелательно объяснил Узиил. – Я стану мучеником за веру моих отцов.

– Не обольщайтесь. Вас казнят как прелюбодея и изменника. Кажется, вы воспитывали племянницу, дочь вашей умершей сестры. Я найду людей, которые подтвердят, что она не только в доме прибиралась, но и постель вам согревала. Много найдется людей, которые поверят в вашу невиновность?

Старик молча смотрел на короля. Загфуран оценил это молчание – оно было красноречивее слов. Манчелу развернулся и вышел. Даже по его походке Загфуран увидел, как разгневан монарх. Еще бы – он так унижался, чтобы склонить гордого старика на свою сторону, но план не сработал. А задумка была великолепная: если бы отец Узиил встал рядом с королем…. То, что священник сделал другой выбор, вопило не о его наивности, но о настоящей глупости. Если бы в нем сохранилась хоть капля мудрости, он присоединился бы к Святой церкви хотя бы для вида, чтобы использовать власть для помощи тем, кто верит ему, для помощи той же принцессе… Что-то подсказывало минарсу, что Мирела поступит так же, как этот священник, и тогда в стране начнется раскол. Но это выгодно им. Если не дать восстанию сильно разгореться и действовать быстро, можно уничтожить врагов трона, обвинив их в пособничестве принцессе, которая хочет убить отца. Если Манчелу не блефует и оклевещет противников так, чтобы они не представляли опасности, победа Святой церкви обеспечена. Загфуран посмотрел на монарха с уважением. До сих пор он недооценивал Манчелу.

– Меня обвиняют в смерти Езеты! – пробурчал король. – Да зачем мне сдалась эта старая кляча, она бы сама умерла в ближайший год…

Минарс с удивлением взглянул на монарха. По правде говоря, он тоже считал, что смерть Езеты произошла не без участия короля. Но если не он, то кто? Впрочем, это уже не важно. Маг направил мысли монарха в другую сторону.

– Ваше величество, если позволите…

– Чего тебе? – недовольно пробубнил король.

– У меня есть кандидатура не такая одиозная, как отец Узиил, но не менее достойная на пост вашей правой руки.

– Уж не ты ли? – хмыкнул Манчелу. В гневе он забывал о том, что с Мудрыми надо обращаться уважительно, и переходил на "ты".

– Что вы! – Загфуран изобразил подобострастие. – Я весьма скромного мнения о своих способностях.

– Списки всех, кого вы хотите порекомендовать, передайте мне, – повторил монарх, не оборачиваясь. – Я проверю и утвержу тех, кого посчитаю нужным. И еще – забудьте об Энгарне. Все силы бросьте на Святую церковь. Это мое последнее предупреждение, – после этого король махнул, делая знак, что дальше за ним следовать не стоит.

Загфуран постоял немного, размышляя. Король требует списки – он предоставит их, но сначала надо тщательно их обдумать. Кого стоит сразу показать Манчелу, а чьи имена пока отложить, чтобы затем незаметно ввести их в орден Светлых. Теперь он еще раз убедился: борьба с церковью Хранителей Гошты будет легкой. Одних казнят за неподобающее духовникам поведение, другие поспешат перейти под крыло короля. Третьих казнят, как Узиила, за непокорность. Самая большая проблема в другом: как переиграть короля? Минарсу надо было не столько утвердить Святую церковь, сколько покорить Энгарн. И если Манчелу будет в этом мешать… Придется с ним расстаться.

12 юльйо, Раввиф, столица Яхии, страны амазонок.

Ветерок, вырвавшийся из объятий березовой рощи, обласкал беленые стены городской стены, скользнул выше, поцеловав щеки женщины-стража. Она смущенно тряхнула головой, но сердце ее преисполнилось благодарности. Несмотря на то, что уже тридцать лет враг не подходил к стенам Раввифа, стражи, так же, как и женщины-воины, находившиеся у границы страны, носили полные доспехи. Даже шлем с пышным конским хвостом на затылке они не могли снять, пока стояли в дозоре. В летний полдень и кожаные брюки заставляли истекать потом, не то, что закаленная сталь… Женщина перехватила копье и вновь устремила взгляд на дорогу. Ничто не заставляет чувствовать раздражение так сильно, как осознание бессмысленности своего дела. Если бы враг перешел границу, королева бы узнала об этом и без городской стражи. Яхия очень невелика, умещается в небольшом лесу между Энгарном и Ногалой, так что бой сразу бы услышали, а вскоре и увидели бы. Отвернувшись от леса, женщина с тоской представила бассейн у себя в доме. Когда закончится ее стража, она полежит там с часок, пока не замерзнет. Может, и раба пригласит присоединиться. Она захватила его месяц назад – виллана из лейнской деревни. С тех пор как Энгарн заключил перемирие с Яхией, на его территории королева ходить запрещала. Раб, которому она пока не дала имя, оказался в меру уродливым и в меру тупым. Если с работой по дому он еще справлялся, то с утешением госпожи не очень. Кажется, он так сильно боялся ее, что оказывался способным на подвиг в постели только после того, как много выпьет. Женщина ободряла себя тем, что таким он будет недолго. Мужчины ведут себя одинаково, когда становятся пленниками амазонок, спустя время это проходит. Вон они – рабы и свободные – обрабатывают поля за городом, доставляют госпожам пищу. Они старательно выполняли многочисленные обязанности и в поле, и в постели. Жаловались на них редко. Рабы старались не доводить госпожу до того, чтобы пришлось жаловаться.

Женщина взглянула на лес и тут же вновь на работающих вилланов. Среди них происходило нечто необычное. Внезапно они замирали и стояли недвижимо среди поля. Амазонка нахмурилась, всмотрелась в них до рези в глазах. Что происходит? И тут она заметила: фигура в длинном балахоне сначала казалась прозрачной, немного погодя сотканной из серого тумана. Постепенно этот туман густел, превращаясь в черную дымку и обретая плоть. "Что за чудеса?" – женщина собралась свиснуть, чтобы подать тревогу, но будто два черных шила вонзились в сердце – так посмотрела на нее незнакомка. Посмотрела сквозь легкую черную вуаль, колышущуюся на ветру. Амазонка замерла, не в силах пошевелиться. А гостья приблизилась к воротам и произнесла тихо, но так, что сердце судорожно сжалось в комок от этого голоса:

– Я хочу видеть королеву. Я не причиню зла.

Неизвестно, зачем она это сказала – противиться все равно никто бы не смог. Кто может противиться смерти?

Уже когда фея смерти миновала городские ворота, амазонка повернулась и посмотрела ей вслед, точно, как мужчины, работающие в поле. Черная фигура, удаляясь среди белых городских улиц, постепенно теряла плотность, вновь превращаясь сначала в дымку, потом в туман, и, наконец, исчезая в воздухе.

"Что ей нужно от королевы?" – подумала женщина, и сердце заныло в тоске.

Зелфа сидела в парадном зале, мало отличавшемся от других комнат и домов ее амазонок. Разве только ковры и стоявшие рядком стулья новее – привилегия королевы. Но стены, как и везде, покрыты белой известью – не деревянными панелями или обоями, как в Энгарне и Лейне, не мрамором, как в Ногале. Намного проще. Они не так богаты, чтобы тратить золото на украшение домов. Война делала их богаче, но пока они вынуждены были обходиться редкими набегами на деревни Лейна, да тем, что производили рабы…

Зелфа откинула длинные светлые волосы за спину и отхлебнула холодного чая. На длинных ногах лишь кожаные сандалии. Еще одна привилегия жизни в Яхии – не надо прятать тело под многочисленными юбками, опасаясь разгоряченных самцов. Вот он, самец – сидит тихонько на табуретке в углу и ждет, когда королева подаст знак, что бокал пуст, чтобы вновь наполнить его. Здесь все такие. Потому что воинскому искусству обучают только девочек. Да еще и с присказкой: "Будешь хорошо сражаться – станешь королевой". У мальчиков, родившихся в Яхии, есть право покинуть страну – они считаются свободными. Но таким правом воспользовались единицы. Идти на чужбину без денег – это на долгие годы обречь себя на нищенскую жизнь. Зачем, если можно сытно жить тут? Работать в поле или по дому за еду. А свободным разрешается и госпожу себе выбирать. В том смысле, что из тех женщин, кому он приглянулся, он выберет ту, которая нравится ему – насильно-то ни одна амазонка мужчину не возьмет. У тех, кого захватили в набегах, и таких прав нет. Они навсегда остаются рабами. И пусть этому рабу не нравится королева – широкоплечая женщина с лошадиным лицом – он и пикнуть не посмеет, сделает все, что от него потребуют.