Текст книги "Всерьез"

Автор книги: Алексис Холл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

– Закрытые вечеринки, Тоби.

– Что, в смысле секс-вечеринки? Фигасе. – Я думал, что это его остановит, но тут он продолжил: – А если мы пойдем, нам обязательно, ну… что-то там делать?

От одной мысли тут же затошнило. Не то чтобы я протестовал против самой идеи – после Роберта мною делились и сам я участвовал в дележе других достаточно охотно – просто… Тоби принадлежит мне, а я – ему, и мне больше никогда не хотелось снова выбирать между сексом и близостью.

– Совершенно не обязательно.

– Так… – Тоби округлил глаза и умоляюще воззрился на меня. – …можно мы пойдем?

– Не пойму, почему тебе вообще хочется.

Он ответил мне одним из своих фирменных «разве не понятно» взглядов:

– Чтобы можно было потом говорить, что я ходил на секс-вечеринку, естественно.

– И по-твоему, эта тема может подняться в разговоре?

– Кто знает, – пожал он плечами. – Просто не вижу никаких причин, чтобы не пойти.

Я бы мог перечислить ему штук двадцать, но в то же время видел, что мое нежелание вместо того, чтобы отбить охоту, наоборот все больше интригует. И я же только этим утром пообещал: будем делать все, что он хочет. Поэтому пришлось сдаться:

– Хорошо, давай сходим. – Он восторженно взвизгнул. – Но, Тоби… Мне нужно… Прости, но… Мы можем поговорить о некоторых вещах?

– Лори, мы можем поговорить о чем угодно.

Я закрыл глаза. Как инфантильно. Постыдно. Я же должен был бы разрулить этот вопрос с куда большей искушенностью. Тоби еще молод. Ему полагались приключения. Но инстинкт и опыт подсказывали: искать их следует не со мной.

– Тоби, я не могу… не хочу, чтобы ты… Послушай, ты должен мне пообещать, что не… отдашь меня никому.

Он ошарашенно раскрыл рот.

– Ты же не баночка «Тик-така».

– Знаю, но я твой… ну, ты же понимаешь… – Мне даже произносить эти слова не хотелось. Я их ненавидел. Саб. Дом. Влюбленные, вот мы кто. – Там от тебя могут ожидать иного.

Он серьезно смотрел на меня. Своими синими-синими глазами.

– Лори, я обещаю. Это вообще не мое. Если уж совсем честно, я жадный что пипец. Ты мой, и я тебя никуда не отпущу.

Я надеялся, что прав был он, а не я.

Но как только мы попали внутрь, я понял, что приходить не стоило.

Как я и предупреждал Тоби, это была комната, полная чужих людей, которые трахались и били друг друга. Кругом стоял довольно сильный запах дезинфицирующего средства. Но Тоби осматривался с любопытством и без отвращения, и это заставляло задуматься, что именно он видел в такой картине, которую я про себя давно считал просто показухой.

Сексуальную свободу. Декаданс двадцать первого века.

Раскрепощение, принятие, реализацию.

Целый мир?

Мы проложили себе путь между движущихся тел, пока не добрались до зоны для отдыха. Ладонь Тоби спряталась в моей.

– Ты как, нормально? – спросил я.

– Вроде бы. – Он нахмурился, сморщив нос. – Просто дико как-то, скажи? Как вот знаешь, когда, ну, ты трезвый, а вокруг все ужрались – тут то же самое, только с потрахушками.

Я нашел свободный уголок, и потянул его вниз на гору ярких подушек.

– Когда сам участвуешь, не так дико. Но это не мое.

– Я сейчас себя чувствую наивным сельским мальчиком. – Он вытянулся, положив голову мне на колени. – В «Извракратии», конечно, тоже кое-что происходило, но там это было как ночной клуб с сексом. А тут просто люди ходят туда-сюда, кто-то из них со всеми причиндалами напоказ.

Я бездумно расчесывал пальцами его волосы.

– Знаю, выглядит, как сексуальная анархия, но в действительности тут существует свой этикет, правила и границы дозволенного. Тебе не обязательно быть… таким… шведским столом для каждого. Можно просто оставаться только со своим партнером или друзьями. Большинство из этих людей уже знакомы друг с другом. Они, на самом деле, довольно эксклюзивная группа извращенцев.

Он хмыкнул, подаваясь навстречу моим пальцам – для поддержки, наверное, не меньше, чем для удовольствия.

– А ты их знаешь?

– Почти всех, но плохо. Друзьями я бы их не назвал.

Несколько минут спустя нас нашли Грейс и Сэм. Последний был голый по пояс и со свежими следами от ногтей, краснеющими на его руках и плечах. А Грейс – в платье в горошек, держащемся на одной лямке через шею, снять которое представлялось делом двух секунд.

Она уперла руки в боки:

– Нет, ну вы себя вообще видели? Прямо как те два старикашки из театральной ложи в Маппетах.

– Статлер и Уолдорф, – подсказал я.

– Тоби, может, Лори и хлебом не корми – дай побрюзжать на празднике жизни, но это не значит, что ты обязан повторять за ним. – Она протянула ему руку и подняла на ноги, забрав от меня. – Сегодня же твой первый раз, так?

Он кивнул, переминаясь с ноги на ногу.

– Тогда слушай сюда, юный падаван. Все вечеринки, в сущности, работают по одному и тому же принципу, хоть с сексом, хоть с кинковым сексом, хоть с алкоголем, хоть с игрой в слова, раз уж на то пошло. Специально развлекать тебя никто не будет, веселье каждый находит себе сам. Перестань обращать внимание на кислую морду лица и хроническое недовольство Лори, и тогда вполне сможешь хорошо провести здесь время, если хочешь.

Тоби – надо отдать ему должное – бросил на меня беспокойный взгляд. Кажется, для него перестать обращать внимание на мою кислую морду лица оказалось не так просто, как для Грейс. С другой стороны, он и знал меня куда меньше.

Она взяла его под локоть.

– Вы же обсудили границы дозволенного?

– Ага, – закивал Тоби, словно сдавал экзамен, к которому знал все ответы. – Мы не хотим ничего делать с другими, и мне нельзя его кому-то отдавать, чего я и так бы делать не стал. Потому что… ни в жизнь.

– Значит, друг с другом можно. – Она послала ему свою нахальную улыбку. – Мне кажется, многие люди, и я в том числе, с удовольствием бы на это посмотрели.

– И я! И я! – взлетела вверх рука Сэма.

– О… об этом мы не говорили. – Тоби густо покраснел. Не знаю, смущенно или польщенно, или от какой-то смеси и того, и другого. – Я… я не уверен…

– Ничего страшного. Свобода – это право согласиться или отказаться.

Он ответил ей одной из своих самых убийственных улыбок уголком рта, и я приложил все возможные усилия, чтобы не задохнуться от ревности. Может, мне и стоит трахнуть его – или дать ему трахнуть меня – прямо перед всеми. Показать, что он мой. О господи, ну и кому из нас после этого девятнадцать? Менее здоровой причины для секса на публике и придумать сложно. Грейс права. Я и правда хронически чем-то недоволен.

И мне хотелось быть дома. С Тоби.

– Ты когда-нибудь видел саундинг? – спрашивала тем временем она, словно это совершенно нормальный вопрос для парня другого человека.

– Видел… саунд…

– О-о, Тоби! – Она подпрыгнула – не самое безопасное движение в этом конкретном платье – и потянула его за руку. – Ты с ума сойдешь. Пойдем, моя подруга Элис говорила, что хочет провести демонстрацию.

В итоге мы столпились вокруг какого-то парня и смотрели, как ему экспертно запихивают стержень из хирургической стали в мочеиспускательный канал. По крайней мере, Тоби смотрел. Я же смотрел на Тоби. Он весь внимал с горящими глазами и склонялся к Грейс, чтобы послушать ее комментарии о том, как это работает и какие надо соблюдать меры предосторожности.

Мои собственные чувства представляли собой один невозможный клубок противоречий.

Мне не хотелось оставаться, но хотелось порадовать Тоби. А он в данный момент, кажется, был очень доволен, что пришел, хотя его зарождающаяся дружба с Грейс, скорее всего, не сулила мне ничего хорошего. Не в качестве причины для ревности, естественно, просто Грейс имела свойство… вдохновлять.

Незнакомый парень захлебывался в экстазе, умоляя Элис вынуть скорее, нет-нет, не вынимать, позволить ему кончить, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Несмотря на все усилия, меня все-таки пробила дрожь. Слишком легко оказалось представить руки Тоби на своем теле и плавное, неспешное вторжение металла.

Роберт никогда со мной этого не делал. Он любил контроль, а Тоби любил залезать мне под кожу. Ему хотелось проникнуть внутрь – в мое тело и мысли. В мое сердце. Они были так похожи и в то же время так принципиально отличались друг от друга – двое мужчин, которых я любил.

Мы дали Элис и ее спутнику – или, может, ее спутнику только на эту ночь – побыть вдвоем и перешли в другую комнату. Все помещение для вечеринки, на самом деле, представляло собой подвал, который наш хозяин, не жалея средств, переоборудовал в череду небольших темниц. Я бы, может, высказал что-нибудь шепотом Тоби о демонстрации такого полнейшего отсутствия воображения, но не хотелось становиться тем самым брюзгой на празднике секса, в чем меня обвиняла Грейс. К тому же, Тоби до сих пор восторженно обсуждал только что увиденное, засыпая Грейс и Сэма вопросами. Они шли чуть впереди меня, и поэтому их разговор с трудом слышался за стандартным звуковым сопровождением таких вечеринок: трением выделанной кожи по телу, звяканьем цепей, спорадическими ахами или надорванными вскриками.

Вдруг Тоби замер как вкопанный с восхищенным «ни фига себе».

Без всякого даже намека на подвох, который хоть как-то бы подготовил и защитил, я повернулся и увидел, что же его так привлекло: высокого мужчину с широкими, блестящими от пота плечами, который так виртуозно хлестал двумя плетками раскрасневшуюся спину, что, казалось, он не тратит на это ни грамма усилий. Хвосты взлетали и падали в том самом жестком, диком ритме, который когда-то предназначался только мне.

– Обалдеть просто. – Тоби все еще не мог отвести взгляд от двух мужчин, запертых в круговороте желания взять и жажды отдать, доверия и принятия. – С ума сойти как охеренно.

Голос у него звучал буквально благоговейно. Мой же собственный словно доносился откуда-то издалека:

– Это называется Флорентийская флагелляция. И, как и все остальное, просто вопрос наработанного навыка.

– Э-э. – Грейс попыталась утянуть его в другую сторону. – Пойдем лучше куда-нибудь еще.

Но Тоби как будто пригвоздили к месту.

– Ни за что. Я хочу посмотреть – это же просто поэзия. Вы его знаете? Можно мне с ним потом поговорить? Может, он покажет, как это делается?

– Его зовут Роберт, – сказал я.

Он работал парой черно-зеленых плеток из бычьей кожи. Которые ему сделали на заказ. Я был под ними. И знал их не хуже, чем самого Роберта – эти жесткие продолжения его рук, его доминирования, его любви. Его… любовник… висел на Андреевском кресте, широко раскинув руки. И эти ощущения мне тоже были хорошо знакомы – чувство, что ты открыт физически, одновременно наделяющее силой и беззащитностью, ожидание, что сейчас тебя преобразят. Тело передо мной уже обмякло в глубоком подчинении, словно он погружался в каждый удар плети, словно сделал их частью себя. И, наверное, даже не осознавал, какие звуки издает – низкие мурлычащие стоны не боли, не удовольствия, а опьянения незамутненными ощущениями, свободой и покорностью, едва различимые за свистом рассекаемого воздуха и шлепками кожаных ремешков.

Я пропустил окончание их сессии, затерявшись в прорехах между прошлым и настоящим. И когда в следующий раз посмотрел в ту сторону, они уже обнимались, и руки Роберта баюкали его нового партнера, как меня когда-то, а ходящая ходуном грудь прижималась ко всей этой горящей, роскошно раскрасневшейся коже.

Интимно практически до невыносимого.

Но до того как я успел бы отвернуться – уйти, сделать хоть что-нибудь – Роберт поднял голову, встретился со мной глазами и улыбнулся.

И пришлось улыбаться ему в ответ.

Пришлось ждать, пока он снимет своего любовника с креста. Ждать, пока они поцелуются, прошепчут нежности, мягко и привычно найдут друг друга руками. Ждать, пока подойдут и присоединятся к нашей компании.

Я не заметил когда, но вокруг уже собралась толпа. Роберт всегда собирал толпы, с тех пор как начал выносить БДСМ-ные игры на публику. И легко понять почему. Он был мастером своего дела, а притяжение между ним и… Ноа, Ноа его звали… никто бы не смог отрицать. Они красиво смотрелись вместе.

– Лори. – Он все еще улыбался на этих словах, на его лбу все еще блестел пот, а в глазах горело возбуждение. – Сколько ж мы не виделись. Как ты? Ты ведь помнишь Ноа, да?

Он всегда так говорил. Не думаю, что это задумывалось, чтобы помучить меня, но вряд ли можно допустить, будто я позабуду человека, которому сейчас принадлежало все, что когда-то было мне дорого.

– Да, помню. Ноа. Я… Ты… Это…

Я исчерпал запас слов, что мог бы ему сказать.

Тоби громко откашлялся. Его ладонь скользнула в мою, и я крепко сжал вокруг нее пальцы.

Сделал глубокий вдох.

– Э, наверное, ты еще не знаешь… Еще не встречал, наверное… Эм. Это мой… партнер – Тоби.

Я ждал стыда, триумфа, гордости, да хоть чего-нибудь. Но остались одни голые и неоспоримые факты: когда-то мы с Робертом любили друг друга. Теперь Роберт любил Ноа. А я любил Тоби.

По собравшейся кучке адептов кинка прошла волна чего-то – удивления, любопытства, веселья. Мы с Тоби совершенно не походили на Роберта с Ноа. Не выглядели парой, смотрелись неправдоподобно, нелепо. Мои вкусы здесь прекрасно знали, равно как и мою доступность, предпочтение ни к чему не обязывающих встреч. И ради Тоби хотелось, чтобы этой осведомленности не существовало. Чтобы у меня не было такого прошлого. От него я себе казался вышедшим в тираж и отработавшим свое – слишком неравным обменом для всей его страсти и искренности.

Я боялся, что выставлял его в невыгодном свете. Что делал смешным.

И ненавидел себя за это.

Роберт тронул меня – мою руку – словно мы друзья, словно с какого-то хера имел на это право.

– Я счастлив за тебя. И рад знакомству, Тоби.

Я же до сих пор не знал, что сказать. Хотелось, чтобы он ушел, исчез вместе с Ноа и их гребаным хэппи-эндом и оставил меня и то, что было между нами с Тоби.

– Спасибо, – раздался в тишине голос Тоби. Понятия не имею, о чем он думал. Как вообще себя чувствовал. Ненавидел ли меня. – Мне так понравилась эта твоя техника с плетками. Просто офигенно.

Роберт ответил своей легкой улыбкой. Для него все было легко.

– Попробуй на Лори, он от нее без ума.

Я молча и умоляюще посмотрел на Роберта. «Пожалуйста. Не надо. Не надо, пожалуйста». Самое ужасное, что он не пытался поиздеваться, не думаю. Просто Роберт ушел так далеко от меня, от нас, что все это для него ничего не значило.

Но Тоби ответил смехом:

– Мужик, да мне бы с одной плеткой не облажаться, куда уж тут с двумя.

Это заразило смехом всех собравшихся. Большинство из присутствующих тут домов даже не мечтали когда-нибудь признать что-то подобное. И вот перед ними был маленький Тоби, который знал либо слишком много, либо слишком мало, чтобы стыдиться своих неудач, своей неуверенности, своей прекрасной и неидеальной человечности.

– То есть, – спросил чей-то чужой голос, который я то ли узнал, то ли нет, – ты его ни разу не порол?

– Они не так давно вместе. – Кажется, это была Грейс.

– О, Тоби, – сказал Роберт, – надо. Ему без плетки никак.

Я покачал головой, внутренне закипая от того, как беззастенчиво обсуждают мою персону, раскрывают все личное, выносят на публику, но, похоже, на меня никто не обращал внимания.

– Он так красив под хлыстом. Просто прекрасен.

– Он всегда красивый. – Мой Тоби. Такой до абсурдного верный. До абсурдного упертый. – И не бойся, дойдет и до плеток, как только буду твердо знать, что достаточно набил руку.

– Могу дать тебе пару советов, если хочешь.

Краем уха я улавливал одобрение аудитории. Кто же не любит поглазеть?

– Уверена, он и так справится. – Снова Грейс.

– Да ладно тебе, парень. – Это сказал какой-то незнакомец, с которым я, возможно, переспал или имел сессию. – Не стесняйся. Покажи класс.

За ним последовали другие комментарии – в большинстве своем сделанные из лучших побуждений, но все же унизительные из-за одной своей уверенности, будто Тоби должен тут что-то доказывать или зарабатывать какие-то погоны.

Его – или моя – рука вспотела. Мне отчаянно хотелось сказать, что он не обязан всех их слушать, что именно такого его я и хочу, такой Тоби мне и нужен, но я не знал, как найти слова. Как не сделать его слабым – слабее – в глазах всех этих людей.

– Так. – Я услышал нервное колебание в его голосе. – Это, конечно… э-э, здорово и все такое, но решать Лори.

Хуже ответа не придумать, даже если попытаться. Надо было что-то делать. Я плевать хотел, что окружающие думали обо мне, но мне не все равно на их мнение о Тоби. Точнее, становилось противно от самой мысли, что он им покажет себя – свое бесстрашие, свою ранимость – а они из-за этого перестанут его уважать, абсолютно не замечая ни силы, ни нежности, ни сладкой жестокости – всего, что делало его достойным самого искреннего подчинения, что я мог дать.

И я нашел слова и произнес, чтобы все слышали:

– Я сделаю все, что ты хочешь.

Что воспринялось как наше обоюдное согласие.

Я не стал возражать. И сказал правду – для Тоби я все, что угодно, сделаю. В том числе и это. И не позволю им высмеивать его или пренебрежительно смотреть.

Пренебрежительно смотреть на нас.

Нам расчистили место вокруг креста. Я унял дрожь в руках, расстегнул рубашку и скинул ее на пол. Конечно, собравшиеся наверняка видали и не такое, но все равно по телу забегали мурашки.

Роберт передал Тоби одну из своих плеток. Она неловко легла ему в руку – наверняка это совсем не его вес и длина. И не знаю, что именно он сделал – может быть, попытался найти центр тяжести или просто попробовал приноровиться – но ремешки хаотично взметнулись и закрутились вокруг его запястья. Он вскрикнул:

– Етить твою. Э… слушай… Я не…

Не смейтесь над ним, сволочи. Не смейте даже открывать ваши поганые рты.

– Она потяжелее, чем то, к чему я привык, – пробормотал Тоби.

Роберт протянул руку и мастерски распутал хвосты.

– Это бычья кожа, удар глухой, тяжелый, с небольшим весом. У Лори эта плетка была одной из самых любимых. Для тебя длинновата, но я покажу, как можно скомпенсировать.

– Или, – раздался другой голос, – он просто может взять что-то более подходящее для своего роста и веса. – Дом, который дом, протиснулся к нам сквозь толпу. Облаченный, как обычно, в кожу и с плеткой с короткой рукоятью в руке. Я отчаянно желал, чтобы он не был свидетелем происходящему, но, возможно, сам же и заслужил такое. Ведь все же тогда плохо с ним обошелся. – Попробуй вот эту… Тоби, да?

Тоби несколько неуверенно поменял плетки, а затем поднял глаза на Дома и расплылся в улыбке:

– Ух ты, лежит суперски.

Улыбку Тоби, наверное, стоило засекретить на государственном уровне. Дом – и тот слегка порозовел.

– Это, э, олень. Скандинавский олень.

– О-о, ну, слава богу, что я знаю, откуда именно был олень.

– Да, его звали Свен, – хмыкнул Дом. – Боюсь, это все, что у меня здесь есть с короткой рукоятью, но она утяжеленная дробью, так что должна подойти тебе по балансу. Кожа помягче бычьей, но бьет все равно неплохо.

– Понятно. Спасибо. – Тоби подправил хватку и выполнил пару восьмерок.

К плохо скрываемому удивлению окружающих в них не нашлось недочетов. Хвосты легли так, как надо, движение запястья было плавным и расслабленным. Впервые с тех пор, как Роберт вложил ему в руку плетку, Тоби выглядел спокойным. Уверенным в себе. Но только я заметил изгиб его губ, блеск в глазах. Ему и правда нравилось.

Раздался всплеск аплодисментов.

А затем он прошел к месту, где я его ждал, приподнялся на цыпочки и поцеловал меня.

– Ты как, нормально?

Нет. Я кивнул. Он прищурился.

– Уверен? Мы не обязаны ничего делать. Для меня имеешь значение только ты, а что они тут подумают – это не важно.

– Мне важно.

– Ладно. Так… – Тоби бросил взгляд мне за спину, на крест. Не уверен, как бы я выдержал, привяжи он меня к нему на глазах у Роберта, Дома и всех этих людей, которые уже раньше проделывали со мной вещи куда хуже. Но я смогу. Найду способ. Для него. – Давай ты просто как-нибудь подержишься? Как когда на мне показывал.

Я едва не задыхался. Так что опять кивнул, повернулся и просто схватился. Попробовал расслабиться, стать податливым, как Ноа, но мышцы окаменели в мучительном нежелании, и я не смог.

Тоби, должно быть, почувствовал, что что-то не так, поскольку он провел ладонью мне по плечам и вниз по спине.

Я любил его прикосновения, но в этот момент они стали невыносимы. Эта близость, которую я не мог себе позволить. И уж точно не желал демонстрировать ее толпе зевак.

– Давай, – сказал я ему. – Просто сделай и все.

Он отступил, оставив меня одного. Раньше я уже позволял чужим людям проделывать с собой подобное перед еще более многочисленной публикой. Сейчас не было никаких причин для страха. Никаких причин для подавленности.

Я привалился головой к руке у плеча и ждал.

Глава 10. Тоби

Бывший Лори выглядит таким, каким мечтаю – и иногда воображаю, – что буду я. Высокий, и сильный, и строгий – прямо Дэниэл Крейг, с челюстью, скулами и пронзительными голубыми глазами.

Кажется, Лори подсознательно тащится по голубым глазам.

У Роберта они лучше, чем мои.

У Роберта все лучше, чем у меня.

Наверное, сейчас мне стоило бы растечься в лужу комплексов и отчаяния… да только нет. Первый раз в жизни чувствую себя в полном порядке. Пипец, время, конечно, для этого выбрал оригинальное, ничего не скажешь, потому что, кажется, мы конкретно попали.

Не знаю, как я умудрился нас в такое втянуть, и уж точно не знаю, как вытянуть.

Я упражнялся с той плеткой, которую дал Лори, и фантазировал, каково будет наконец-то его ею отхлестать, какие он при этом станет издавать звуки, и как масштабно я кончу. Но готов поклясться, что ни одна из этих фантазий – а навоображал я прилично – не включала в себя целую галерку зрителей и Лориного бывшего с наставлениями о том, что тому нравится.

Потому что вот не пойти бы ему? Я и сам знаю, что Лори нравится, и я-то, в отличие от некоторых, не смылся, как последний трус, после того как все похерил. Хочется сказать ему: «Заткнулся б ты, мужик, твой поезд уже ушел». Но он высокий и непоколебимый, и красавец, и реально круто обращается с двумя плетками, так что я очкую.

То есть, выходит, и сам-то трус.

И потом, не хочу ставить Лори в неловкое положение перед всеми этими людьми. Да, они наверняка думают, что я всего лишь бестолковый ребенок – и давайте уж честно, я и есть бестолковый ребенок. Но только не в том, что касается Лори, потому что его я люблю, и знаю, и доверяю ему. Нет, правда. Я знаю Лори.

Но если сейчас ничего не продемонстрирую – а сделать надо так, чтобы не облажаться – тогда никто не поверит, что я для него пара. Будут его жалеть. Или решат, что он мне потакает, как он сам же тогда сказал в самом начале. Его это наверняка взбесит. Лори у меня гордый.

И как он от этой гордости ради меня отказывается, как позволяет ее забрать – это только наше с ним личное. А на людях уже моя обязанность – беречь Лори.

Ладно хоть облажаться я не должен. Эта плетка потяжелее той, к которой я привык, но по сравнению с Робертовой просто небо и земля, и вообще она ничего так. Держать ее – это одновременно и бешеный восторг, и прямо благоговение, а уж как чувственно. Рукоять улеглась в мою руку, будто специально подгоняли, а узор елочкой под большим пальцем как-то успокаивает, словно складки чьей-то ладони.

Когда я провожу пальцами сквозь хвосты, которых где-то штук с сорок, наверное, то чувствую шероховатость кожи, крошечные вмятинки и пузырики, тоже на удивление индивидуальные, которые согреваются от моих рук.

Мне очень-очень хочется заставить эти хвосты танцевать на коже Лори. Создать такое сочетание прекрасного и сильного: боли и наслаждения, кожи тела и кожи ремешков, и ахтыжблин. Ащщ. У меня бы сейчас точно встало, если б член не побаивался всей этой толпы, которая на него пялится.

Бросаю взгляд на Лори. На его роскошную спину, сильную и прямо зовущую понаставить на ней отметин, золотистую в приглушенном свете. Я так его люблю и так отчаянно хочу заставить страдать.

Вот только… все должно быть по-другому. Не для чужого удовольствия, а лишь для нас двоих. И Лори, кажется, трясет. Не как обычно, а такой мелкой лихорадочной дрожью, которую он будто бы пытается унять, но не может.

Иду к нему. Народ, вероятно, думает, что я стушевался, но мне плевать. Кладу ладонь Лори между лопаток, и он вздрагивает, словно я воткнул в него кучу иголок. И кожа у него вся липкая от холодного пота.

– Так, знаете что, – поворачиваюсь я к толпе. – Идите на хрен.

– Тоби… – слабый шепот от Лори.

– Нет, серьезно. Это ж… типа… важный момент. Наш с Лори. И я буду делать все по-своему, а не по чьей-то там указке. Так что… концерт окончен. Извиняйте.

Я передаю плетку обратно тому мужику. Он отвечает мне странным легким кивком, как будто салютует. Понимает, похоже.

А все остальные до сих пор пялятся. Ёпт, что непонятного в «концерт окончен»?

Ну уж, обломитесь. Я не обращаю на них внимания и возвращаюсь к Лори. Пытаюсь снять его с креста, но он хватается за перекладины, и я по-клоунски не дотягиваюсь и не могу заставить его разжать руки.

Приходится как лоху дергать за плечо.

– Пойдем, любимый. Я домой хочу.

Это до него доходит. Он опускает руки и разворачивается. И сейчас выглядит не совсем как мой Лори. Дрожь теперь бьет уже все его тело, а глаза мечутся, будто у дикой лошади.

Мать моя женщина, как я рад, что не ударил его. Но что странно – точно знаю, что и близко не подошел к порке. А вот Лори, наверное, не знал… Ё-мое, все-таки облажался. Я ж просто растерялся и хотел как лучше. Капец.

Сдаю чуть назад, пытаясь поманить его за собой, словно Лори – робкое дикое животное, а я – совсем никудышный зверолов. Но он все-таки идет, шаг за шагом, а потом совершенно неожиданно валится на колени, как подкошенный, прямо у моих ног. Выглядит это пугающе, ни разу не грациозно и как-то беспомощно. Я слышу звук удара об пол и даже не представляю, насколько ему сейчас пипец как больно. А потом Лори падает еще и на локти, протянув ко мне руки, и говорит, кажется: «Спасибо, спасибо, спасибо».

Етить твою, это тоже зрелище не для всей местной публики. Так что я бухаюсь на пол рядом и обхватываю Лори руками. Держу его, а он держит меня, и мы охренеть как крепко вцепились друг в друга. Не знаю, сколько в итоге так сидим, но когда я вновь поднимаю голову, вокруг нас никого.

Уже хорошо.

И Лори снова теплый и больше не дрожит.

И это тоже неплохо, пожалуй.

Пару секунд спустя он отводит челку мне с глаз – у него по этому поводу вообще прямо пунктик непонятно с чего – но так я понимаю, что с ним все будет в порядке. И господи, какое облегчение, пипец просто. Потом он мне улыбается застенчивой такой легкой улыбкой и говорит: «Баноффи».

И нас накрывает смехом. Нервным смехом, а лично я так вообще не уверен, что не должен рыдать в это время, но и черт с ним. Что делаем, то делаем, по ощущениям все равно правильно.

Тут не ловит сотовый, поскольку подвал, а значит, мы не можем вызвать такси, так что приходится, спотыкаясь, подниматься наверх. По дороге нам попадается мужик, который одолжил мне свою клевскую плетку, и в руках он держит рубашку Лори.

Засовывать в нее несчастного Лори нам приходится вдвоем. Он пытается помочь, но пальцы у него сейчас, в общем, не в рабочем состоянии.

Господи. Что я с ним сделал?

Такси нам вызывает Клевскоплеточный мужик, и в итоге мы втроем сидим на пороге и ждем машину. Холодный воздух оказывается очень приятным, потому что в доме температуру сделали комфортной для голых, то есть, проще говоря, некомфортно высокой. Лори кладет голову мне на плечо, словно он совсем измотан, я вдруг чувствую себя так же – только внутри, не снаружи – и мы наваливаемся друг на друга.

– А, Тоби, – говорит Лори заплетающимся языком, словно в полудреме, – это Дом. Он играет на альтовом саксофоне.

Это явно какая-то их междусобойная шутка или еще что, но Клевскоплеточный мужик – то есть Дом, получается, – кажется супердовольным. Сам он, пожалуй, ничего так, сексуальный, но настолько не в моем вкусе, что я вообще едва замечаю. Абсолютно никакого дзыньканья на радаре, и я уже начал свыкаться с мыслью, что для меня все сводится к дзыньканью.

– Э, то есть ты… типа в группе, да? – спрашиваю я.

– Мы иногда джемим с ребятами по вторникам вечером в «Северной звезде».

На этих словах Лори чуть встрепенулся:

– Нам надо как-нибудь прийти тебя послушать.

– Буду рад. – Дом улыбается и встает под скрип кожаных штанов. – Думаю, дальше вы сами справитесь.

И тут Лори внезапно такой: «Прости, что так и не позвонил тебе», а я такой: «Чего-о?», но, слава богу, не вслух.

Но Дом просто пожимает плечами:

– Я рад, что ты нашел то, что искал, – говорит он и на этом возвращается обратно внутрь.

Я кричу ему вслед: «Надеюсь, и ты найдешь», – но не уверен, услышал ли он.

Но я это не чисто из вежливости сказал. Человек он, похоже, хороший.

Тут приезжает наше такси, и всю дорогу до дома мы молча держимся за руки на заднем сиденье. Свет фонарей окрашивает Лори в оранжевую полоску, как будто он тигр. Очень усталый тигр, которому сегодня требуется много заботы и ласки.

– Знаешь что, – говорю я, когда мы наконец-то оказываемся дома, – давай не будем это повторять.

И Лори отвечает мне таким Взглядом.

– Знаешь, давай не будем.

Мы все еще по большей части молчим, но это хорошее молчание. Не «Лори держит меня на расстоянии»-молчание и не «нам надо поговорить»-молчание. По времени еще рано, но после того как Лори выпивает воды, мы все равно идем в кровать и просто лежим рядом, бок о бок.

И это невероятно романтично, как-то по-тихому нежно и необъяснимо.

Я приподнимаюсь на локте и разглядываю Лори с тупым таким выражением лица, и он разглядывает меня в ответ – ни капли не тупо – но серый цвет у него в глазах мягкий-мягкий, как лебяжий пух.

– Властитель для любимого я, а он – моя надежная страна[32], – шепчу я Лори. Не думаю, что он понимает, о чем я тут вообще, но все равно улыбается в ответ.

– Прости, что я сегодня облажался.

– Ты не облажался.

Говорит вроде искренно, но не уверен, что заслужил такое легкое прощение.

– Чуть было не облажался. Я не знал, что делать, и влип.

– Тут есть и моя вина. – Он смущенно отводит взгляд. – Я слишком зациклился на чужих представлениях о том, что важно. Спасибо, что ты, э-э, не такой.

Меня, прямо скажем, не радует, что подобное случается даже после тридцатника.

– А что если б я… в смысле, ты бы мне разрешил…

– Я знаю собственные границы, Тоби. – Он тянется за моей рукой и крепко ее сжимает. – Это было бы глупо, поскольку ни ты, ни я совсем не горели желанием, но и только.

– Я не хотел тебя подводить.

Он отвечает мне своей неуверенной улыбкой.

– Я тоже.

И на этом мы закрываем тему. Все такие взрослые и равноправные что пипец.

Да только обоим нам прекрасно известно, что это все моя – меня-придурка, блин – вина. Это я настоял на том, чтобы отправиться на вечеринку. А прислушался бы к Лори и тому, чего он хочет, вместо того чтоб витать в своих больных фантазиях, и не подошел бы тогда так близко к тому, чтобы по-настоящему его ранить.