Текст книги "Всерьез"

Автор книги: Алексис Холл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

– Шшш. – Он снова нагнулся, убирая мокрые от пота пряди с моего лба.

– Смотри, либо я даю тебе кончить сейчас, и ты сегодня вечером ходишь для меня с этой пробкой. Потому что… потому что, по-моему, это будет офигительно сексуально. Либо можешь сказать «нет» – пожалуйста, я не возражаю – но тогда разрешаю кончить не раньше, чем когда приду к тебе на следующей неделе.

Я ничком повалился на стол, полностью нокаутированный.

– Тоби, я не могу.

– Решать тебе, любимый. – Он поцеловал верхний изгиб моего уха, и я беспомощно затрясся мелкой дрожью, будто от плетки или пореза.

– Пожалуйста, не заставляй меня.

– Ты не обязан.

Я корчился в муках похоти, неуклюже толкаясь членом в, наверное, ручку от ящика.

– Слушай, ну стол-то долбить не надо. – Одна из его рук обвила меня из-за спины, и от нее стало так хорошо, так идеально, она оказалась настолько именно тем, что мне и было нужно, что я не смог сдержать слез. – Есть же я.

Во рту стоял соленый привкус. Бог мой. Я и правда заплакал. Он заставил меня плакать, всего-то предоставив выбор.

– Я не хочу… Не могу позволить тебе…

– Можешь. – Все еще скользкая от смазки рука проехалась по слишком тугой, слишком горящей коже. – Скажи, что ты хочешь.

– Хочу кончить. – Хныканье. Содрогания. Стремление вжаться в него. Страх, что если он перестанет трогать, я перестану дышать.

– Хорошо.

Он коснулся губами моего плеча и укусил. Не сильно, лишь тупое нажатие зубов и жар рта через рубашку. Я вскрикнул от его метки. И тут он ввел обратно пальцы и пометил меня еще раз.

Да, это бесспорно была сделка с дьяволом, но ох, как он ее подсластил.

Тоби не дразнил, но растянул удовольствие, посылая все новые волны наслаждения и лаская руками, губами и словами, которые одновременно успокаивали и вгоняли в жар.

Я был великолепен. Он любил меня. Все хорошо.

И я ему верил. Вот так, разложенный по столу со спущенными штанами и задранной вверх задницей, жестко имеемый пальцами, в луже собственных слез, пота и смазки, я чувствовал, что обо мне… заботятся. И в итоге именно от этого и улетел. Отказ от сопротивления и облегчение, а сопровождающий их оргазм получился практически случайно.

Я все еще качался, задыхаясь, на волнах блаженства, когда Тоби перевернул меня на спину, оседлал и засосал в губы. На вкус, наверное, было ужасно – солоно и горько от слез, но его язык добрался до всех дальних уголков моего рта. У самого Тоби яростно стояло, и он пах мускусной смесью секса и слишком большого количества одеколонов.

Я потянулся к нему, но он поймал мою руку и прижал ее к столу, наклонился, весь раскрасневшийся и улыбающийся, с влажными от пота волосами и замутненными желанием глазами.

– Это только для тебя.

– Спасибо. – Мои губы едва шевелились.

Мы лежали на столе, и никто не хотел двигаться, невзирая на неудобное положение. За окном уже стемнело. Такой коньячной оксфордской темнотой, с толстой луной в беззвездном небе, на фоне которого поблескивали силуэты шпилей.

Но тут я поймал краем глаза часы – ах ты ж черт – и на подгибающихся ногах поковылял в душ. А когда вернулся, Тоби сидел в единственном кресле комнаты, закинув ногу на ногу, и на одну ошеломительную секунду я его почти не узнал. Он тоже умылся и был облачен в двубортный смокинг с шелковым воротником-шалькой, который не выглядел бы неуместно в фильме сороковых годов. Наряд словно переносил Тоби за границы времени. Сунь в пальцы сигарету, и я бы мог оказаться на свидании с молодым Дирком Богардом.

– Ты выглядишь… – я не знал, как закончить, но вдруг понял: – Неотразимо.

Он покраснел и снова превратился в Тоби, рука которого смущенно потянулась к идеально повязанному галстуку-бабочке.

– Правда? Не дебильно?

– Ни на миллиметр не дебильно. – Господи спаси, даже не знаю, хотелось ли мне вылизать лакированные туфли на этом элегантном юноше или просто отыметь его до потери пульса. Может, и то, и то. – Откуда у тебя ретро-смокинг?

– Дед, – пожал он плечами.

Я отложил полотенце, которым вытирал волосы, и потянулся к застежке чехла для костюма.

– Эй, Лори… – Я взглянул через плечо и обнаружил элегантного юношу с самым неэлегантным предметом в руках. – Ты ничего не забыл?

Я застыл.

– Тоби, ну, разве мне правда надо…

– Нет, не обязательно. – Какое облегчение. – Но тогда ты вроде как нарушишь обещание.

Я нервно прокрутил эту мысль в голове. Может, пойти сейчас на попятный, а позже он меня накажет? Так вроде честно? И потом не придется… А он не станет…

– А что, если нарушу?

– Ничего, – пожал он плечами. – Я просто не думал, что ты так сделаешь.

Вашу мать.

– Ладно. Давай ее сюда.

Я промаршировал к нему, заставив запрокинуть голову, чтобы смотреть мне в глаза. Да, силовое давление, да, жалкий прием, но Тоби просто взглянул снизу вверх, как будто ему все равно, и убрал руку.

– Я сам, – сказал он, быстро оглядывая комнату и останавливаясь глазами на своих коленях. На одну ужасную секунду я решил, что он хочет перекинуть меня через них, и это уже было бы слишком. Не уверен, смог бы я для него… а не исключено, что и смог бы… Не знаю. Но тут он кивнул головой в сторону окна. – Давай снова на стол.

Что, разумеется, прошлось своими откликами. Тело чуть оживилось при воспоминании о прикосновениях, и я помедлил, уставившись на место, где недавно лежал.

И ни слова от Тоби. Ни даже неровного вдоха.

В сумбуре яростных метаний я расположил себя для него, вновь оперся на локти, расставил ноги, хотя, возможно, не слишком широко. Не слишком широко, чтобы казалось, что сам того хочу.

Конечно, я мог бы его остановить. Меня ничто не связывало в буквальном смысле. И даже если бы и связывало. А его эта сделка была и не сделкой вовсе, а так – одним названием.

Я ненавидел пробки. Терпеть не мог, как себя с ними чувствовал. Униженным. Лишенным контроля. Слабым в самом конкретном смысле слова. Ничего общего с членом.

Я вышколил… заставил… вынудил себя демонстрировать своеобразную беззаботность в сессиях с незнакомыми людьми. Им я не давал вот этого – этой ранимости, страха, этого голого стыда.

Но Тоби дал, потому что он хотел.

Весь процесс мог произойти тысячью разных способов, каждый из которых увенчался бы чуть более или чуть менее полным уничтожением меня. Тоби мог бы заставить меня умолять или держать себя в раскрытом положении для него. Но вместо этого он подошел сзади и проложил дорожку поцелуев вниз по позвоночнику – мягкие прикосновения, которые заставили меня трепетать и вновь очутиться почти на грани слез.

Из-за того, что он сейчас сделает.

Из-за того, что я теперь с его подачи сам хотел сделать для него.

Вставилась подготовленная пробка достаточно легко, да и я знал собственное тело слишком хорошо, чтобы позволить ему сопротивляться или препятствовать.

Я не смог полностью сдержать тревожного аха, и Тоби ответил хриплым стоном, который шел из самой глубины горла. А затем помог мне встать на ноги, развернул к себе и уставился, опьяненный желанием и от этого уже не такой изысканный.

– Все хорошо? – спросил он, неожиданно серьезным голосом.

Не скажу, что пробка причиняла неудобство. Она просто сидела внутри твердо и непреклонно. Это постоянное напоминание о Тоби, обо мне самом и том, что мы делали вместе и кем были друг другу. Слишком волнующая мысль, черт его дери.

Я ответил сердитым взглядом сверху вниз.

– Какое там хорошо. Меня использовали… принудили… унизили….

– Не, ну ты явно пытаешься сделать, чтоб у меня опять встало.

Пытаюсь? Я проводил глазами суматошный румянец, разливающийся по его шее и уходящий вниз под воротник-стойку сорочки.

– О да, один я страдать не собираюсь.

– Наверное… – Он поперхнулся на вдохе – …мне бы надо было лучше все продумать.

Я окинул его надменным взглядом. Ну, настолько надменным, насколько получится у человека со вставленным в задницу посторонним предметом.

– Смиритесь, юноша.

Тоби только заулыбался и невзначай так провел пальцами по своему нагрудному карману.

В котором он, вероятно, спрятал пульт управления, потому что треклятая пробка начала вибрировать. Там, внутри, все еще было очень чувствительным, поэтому ощущения пошли на грани боли… но боже мой… правильной грани, швырнув меня в пронзительное, покалывающее состояние, когда четко чувствуешь каждый сантиметр собственного тела. От него прямо танцевала кожа. Я откинул голову назад и простонал, полностью отдаваясь ощущениям, и приказам, и капризам Тоби.

– Черт. – Я почувствовал на себе его взгляд. – Ни фига не помогло. Ты же за ужином такие финты проделывать не собираешься, да? А то это уж как-то отдает «Когда Гарри встретил Салли».

– Нет, – улыбнулся я ему. – Сейчас было только для тебя.

– Зараза. – Он вжал ладонь себе между ног. – Ёпт, ты просто ходячий секс.

Мне было тридцать семь лет, и я стоял, одетый в одну анальную пробку. И тем не менее, Тоби в облике кинозвезды сороковых выглядел так, будто вот-вот самовоспламенится от чистого желания. Да, возможно, всему виной здесь постпубертатные гормоны, но как же хорошо. Просто до абсурдного хорошо.

Мы уже опаздывали – естественно – так что мне пришлось одеваться в некоторой спешке, что как всегда вылилось в несколько напряженных минут перед зеркалом: мой галстук-бабочка становился все хуже, и хуже, и хуже, а я тщетно пытался хоть как-то его поправить. А потом – по крайней мере, повязать не совсем ужасно.

– Лори, ну что ты делаешь? – спросил Тоби преисполненным жалости голосом.

Я отвернулся от зеркала с висящими на плечах двумя полосками помятого шелка.

– А что я, по-твоему, делаю? Вашу ж мать…

– Понятия не имею, честно. Отсюда напоминает какую-то жесть.

– Вот как? – не выдержал я. – А твой галстук, надо полагать, на резинке?

– Еще чего. Просто некоторые из нас умеют выглядеть изысканно и знают, как это делать мастерски. – Он поманил меня пальцем. – Иди сюда.

Стоять на коленях между ног Тоби, пока изысканный девятнадцатилетний мальчишка мастерски повязывал мне бабочку, оказалось во много раз хуже пробки.

Только совершенно не постыдно.

Интимно. Пальцы Тоби у меня на горле, его дыхание – на щеке, словно первая секунда поцелуя.

Что совершенно не остановило этого монстра от включения вибратора, когда я шагнул в коридор, заставив резко вздохнуть и схватиться за стену.

Вечер обещал быть интересным.

Комнаты Джаспера находились у соседней лестницы. Мы должны были быть у него еще двадцать минут назад, поэтому я постучал и тут же открыл дверь, не сильно задумываясь о том, что могло происходить внутри.

– Эм, – сказал я, – здравствуй, Джаспер.

Тоби зашел вслед за мной и встал как вкопанный.

– Фигак, – комично округлил он глаза, – и ты мне заливал про парадный дресс-код?

Глава 8. Тоби

Так вот, подсознательно я, похоже, ожидаю увидеть кого-то вроде Лори. Или мужика такого учительского вида. Или, может, стариковского вида. Академики – они ведь старые все, да?

Кого я точно не ожидаю, так это развалившегося в кресле парня в одних серых шелковых семейниках, который пьет что-то очень похожее на бренди прямо из горла хрустального графина – или как они правильно называются? – каких полно в исторических сериалах.

А Лори такой: «Здравствуй, Джаспер», как будто это нормально.

Оксфорд, чуваки. Дурдом на выезде.

Мужик тем временем просто смотрит на нас несколько секунд, ни капли не смущаясь, что расселся тут почти голый.

– О, Лори. И сопровождающее лицо. Не знал, что педерастия входит в число твоих пороков.

Лори сейчас перешел на свой фирменный суровый режим.

– Мои пороки хорошо задокументированы и тебя не касаются. Это мой… Это Тоби.

«Мой Тоби»? Сойдет.

Джаспер протягивает мне бледную изящную руку, пальцы которой безвольно свисают вниз, словно я должен к ней приложиться. Размечтался. Я ее, конечно, игнорирую.

– Э, привет.

– Безмерно рад, Тобиас.

Смотрю на него исподлобья. Есть такой особый подвид мудаков, кому нравится звать тебя не тем именем, под которым ты был им представлен.

– Тоби, не Тобиас. И раз уж на то пошло, не Тобиас, а Тобермори.

Ненавижу свое имя. Просто словами не описать, насколько ненавижу. Но прямо сейчас я охрененно рад, что мама у меня чокнутая, и скажи он: «А, как город» или, там, «А, как виски», можно будет надменно так возразить, что «Вообще-то нет».

Он снова меня рассматривает, и тут я как раз замечаю, что кроме трусов на нем надеты еще и очки. Даже не знаю, лучше это или хуже. А в итоге он выдает: «То у одной, то у другой кошки обнаруживал я выдающийся интеллект, впрочем, как бывает и с человеческими особями. Когда же я познакомился с Тобермори, то сразу понял, что имею дело с суперкотом, существом экстраординарного интеллекта»[26].

И у меня как-то сдувается весь мой запал, потому что он, оказывается, понимает. Понимает небольшую часть меня. Какой-то товарищ, которому я, наверное, и банку консервов открыть не доверю. Но тут он мне улыбается, словно и правда безмерно рад, от чего я непонятно почему, но снова чувствую себя как огурец.

– Я что-то упустил? – спрашивает Лори.

– Всего лишь один из шедевров, душа моя. Иди обратно к своим черепам и стетоскопам. – Джаспер слишком идеально выговаривает слова, как бывает только если ты супербухое существо экстраординарного (наверное) интеллекта.

– Знаешь, Тоби, если бы мое имя было Тобермори, я бы в жизни никому не разрешил звать меня как-то иначе.

Все инстинкты просто вопят, что я попал в общество полного гондона, но когда он на тебя вот так смотрит и улыбается, кажется, что ты – самый центр невероятной сверкающей вселенной. Мама у меня тоже бывает так делает, и иногда прямо пугает, что некоторые люди обладают настолько огромной властью, и их это большую часть времени даже не колышет.

Сам не заметил, когда, но я, оказывается, взял и просунул руку в ладонь Лори, как полный идиот. Нисколько не удивлюсь, если он сейчас отстранится, но ничего подобного. Он просто крепко сжимает мои пальцы, как будто больше никогда не отпустит. Я хочу быть частью только его вселенной, и, кажется, Лори таким способом сообщает, что все хорошо. Что не оставит меня плавать в космосе чьего-то чужого случайного обаяния.

Джаспер наклоняется вперед. Он очень красивый. Не сексуальный, как Лори, но пройди он мимо меня по улице, я бы точно обернулся. Честно говоря, Лори я люблю до визга и даже представить себе не могу, что мне захочется смотреть на кого-то другого больше, чем на него, но на Лори прохожие оборачиваться не станут. Для меня он магнит, но, думаю, если б я был не я, то дважды бы на него не взглянул. Нет, Лори не урод, конечно, но Джаспер… Джаспер – это колбаса отдельная.

Он еще и моложе Лори, но тут я предполагать плохо умею, поэтому не знаю, насколько. Но он весь такой мужчина-английская роза – фарфоровый, нежно розовый, с зеленовато-карими глазами и блестящими каштановыми волосами, как будто сошел со старинного портрета. Кажется, высокий, но мышц на нем почти нет, одни кости, кожа и элегантность. А теперь, когда я любуюсь видом, то замечаю и бледнеющие следы от ногтей и зубов, и красные пятна по всему его телу.

И мой не-гейдар внезапно дзынькает.

– Могу я звать тебя Тобермори? – спрашивает он.

Естественно, я разрешаю. Потому что от него это прозвучало как такой только наш с ним секрет – как что-то особенное. И Лори опять сжимает мои пальцы, будто говоря, что все по-прежнему хорошо. А поскольку Лори-то я верю, то слегка расслабляюсь. Может, и не страшно самую чуточку поддаться очарованию этого пьяного, голого… соблазнительно ранимого мужика.

Лори забирает у него графин-не графин и оставляет его в сторону. Джаспер протестующе мычит, но на самом деле не пытается как-то помешать.

– Вообще, Джей, тебе, пожалуй, стоит задуматься о том, чтобы одеться.

– Да какой в этом смысл?

– Социальные устои? Твое же чувство собственного достоинства? Нет, серьезно, мы опаздываем на ужин. Где твоя мантия?

– Не знаю. – Джаспер томно так откидывает в сторону руку. – Где-то.

И Лори можно сказать рычит в глубине горла. О-о, да, детка.

Стоп, мантия?

– Я ведь до этого уже оделся, – пытается помочь нам Джаспер, – значит, она где-то рядом.

– Только этой херни еще не хватало. Тоби, помоги мне найти его вещи.

Лори отпускает мою руку, делает шаг назад, и что-то хрустит под его ногой. Он резко отодвигается, открыв нашим взглядам несколько голубых фарфоровых черепков на ковре.

И да, сейчас, когда я смотрю внимательнее, в комнате царит полный разгром. Сама-то комната при этом просто невероятная – сводчатый потолок, деревянные панели, огромные окна с бархатными шторами. И книги. Охрененная куча книг, хотя большинство из них сейчас на полу. На полу вообще много чего валяется.

И вся обстановка наводит на мысль, что тут случилась какая-то адская жесть.

– Тебя что, – спрашиваю я, – ограбили?

– Можно и так сказать. – Джаспер уставился прямо на меня. Не знаю, в очках ли дело, или в свете, или в озлобленности, или еще в чем-то, но у него реально яркие глаза – золото на зеленом и серое на коричневом, целая палитра цветов.

Лори тем временем обнаружил какие-то изрядно помятые брюки и рубашку, и он кидает их в Джаспера.

– А где Шерри?

– Ушел.

– Разве он не идет сегодня на ужин?

– Если и идет, то не со мной. Невежественная колониальная пи… кхм, пилотка.

Я аж поперхнулся.

– Мужик, такими словами не ругаются.

– Какими – «колониальная»? А как еще назвать янки с манией величия?

– Нет, другим… Это мизогиния чистой воды, поскольку, ну… – Пытаюсь вспомнить что говорила мама: – «…в женских гениталиях нет ничего изначально неприятного, угрожающего или оскорбительного».

У Джаспера глумливые брови. Очень тонкие и изогнутые, как будто специально сделанные, чтобы гнобить тебя. В данный момент одна из них вскинута под таким охрененно издевательским углом.

– Да ты видел ли ее хоть раз, мой маленький эроменос? Пилотку.

Он меня так взбесил, что отвечаю, даже не задумываясь:

– Ага, мамину.

О, блин. Добро пожаловать в Молчание, население: все.

– Ну, не вживую, – поспешно добавляю я, – но мама ее часто рисует. Она художник.

По правде говоря, меня не слишком радует, что полмира видело… ну, вы поняли… моей матери, в самых детальных подробностях и в различных стадиях… jouissance, если брать мамин же термин, но это ж ее… ну, вы поняли… так что, наверное, она имеет право. Я не могу полностью примириться с тем, что это… ну, вы поняли… и мама… ну, вы поняли… но если очень постараться, то можно сказать, что там, ну… красиво, наверное – что-то такое фантастическое, как лабиринт, и во всех этих насыщенных красках… Аррргх, нет, моя собственная мать, не-не-не-не-не.

Джаспер опять на меня уставился. Кажется, он только что догадался, кто на самом деле моя мама. Капец.

Вот поэтому мне так нравится Лори – он во всем, что касается искусства, совершенно неокультуренный. И приходит на помощь, даже не зная, что меня надо спасать – бросает в Джаспера остатками одежды и настаивает, чтобы тот приводил себя в порядок, тем же самым голосом, каким выговаривает мне, когда я неприлично себя веду.

Зуб даю, Джаспера это тоже возбуждает. И он и правда начинает натягивать брюки и рубашку, пусть и сикось-накось и через задницу. В итоге нам приходится помогать, против чего он, кажется, и не собирается возражать, а только опирается на Лори, пока я застегиваю на нем рубашку и стараюсь не думать об его охерительно гладкой коже. Джаспера словно сама природа сделала для того, чтобы мучить.

Я еще в жизни не видел никого, кто бы так напивался. Как будто по нему и не скажешь, что бухой, а он – в зюзю, если вообще понятно, что я пытаюсь сказать. Это такое полное, холодное, пустое опьянение.

И мне было бы его жаль, да только все слишком запутано.

Стоит нам привести Джаспера в полуодетое состояние, как он тут же кульком падает обратно в кресло, словно в его теле нет ни единой кости.

– Лучше ты, чем я, – протягивает мне Лори свисающий с ладони белый галстук-бабочку.

Остается только вздохнуть. Да, не хочется снова смотреть, как Лори насилует галстук, но и в близкий контакт с Джаспером входить желания нет. Мало ли, вдруг мне… ну… понравится.

Я пробую завязать из разных приличных позиций – нагнувшись над ним, стоя за креслом и так далее, но ничего не получается. И хотя Джаспер молчит, я прямо чувствую, как в нем собирается туча издевки, как будто он дождется самого неподходящего момента и выльет на меня всякие: «Ох, право, не утруждай себя».

Нет, на хрен, все на хрен. И я залезаю к нему на колени.

– Пожалуй, лучше я сам, – вальяжно протягивает он, – если на большее вы не способны, иначе мы просидим здесь до утра.

– Тоби, какого хрена? – Лори. Серьезно возмущенный, судя по голосу. – Слезь с него.

Не обращая внимания на обоих – потому что я завяжу этого поганца, правильно и прямо сейчас – я хватаю Джаспера за его кудри мальчика из церковного хора, закидываю галстук ему на шею и завязываю. Образцово-показательно. Образцово, вашу мать, показательно.

А затем покидаю борт каравеллы ее величества «Наклюкавшийся мудила» и жму на кнопку пульта у себя в нагрудном кармане, потому что меня задело это Лорино «какого хрена» и еще потому… потому что хочу, чтобы знал, что для меня есть только он, он один. А других способов сказать нет.

Он делает резкий вдох. Напрягает плечи, сжимает ладони и хмурит брови. Но Лори и по жизни довольно хмурый и напряженный мужчина, так что не думаю, что кто-то еще заметит разницу. И это так возбуждает – охренеть просто. Ведь я-то знаю, что под выверенной позой и (вроде как) спокойным выражением лица он страдает – от наслаждения и стыда одновременно – и что часть его это ненавидит, а часть – обожает, но ни то, ни другое не важно, поскольку делает он это все для меня. Словно я его сейчас касаюсь самым интимным способом.

«Елки, только не стояк, Тоби. Только не сейчас».

Когда я решаю проявить милосердие, Лори на секунду бросает на меня взгляд, весь мягкий, зовущий к поцелуям, виноватый и мой.

Вот и хорошо.

А потом откашливается и говорит:

– Давай, Джей, пора выходить.

– Не хочу. – Джаспер даже не двигается с места.

– Из-за Шерри?

– Видеть его не хочу. – Он откидывается на спинку кресла и роняет на лоб ладонь, словно помирает от чахотки. Я и не думал, что кто-то так реально делает. Выглядит Джаспер при этом одновременно красиво и глупо, а часть его запястья выехала из-под манжеты сорочки. И я почти что залипаю на синие-синие венки.

– В чем он на этот раз провинился? – пытает Лори. Ни грамма сочувствия.

Джаспер бубнит что-то себе под нос в ответ.

– Что?

– Он. Опубликовал. Статью.

– Вообще-то у него работа такая.

– Да, но… – Джаспер наклоняется вперед и медленно сворачивается в комочек, как увядающий цветок. – Но она гениальна, – договаривает он полным отчаяния голосом. – Так… талантливо, и увлекательно, и проницательно… такой свежий взгляд. Чертовски свежий взгляд. Сукин сын. Ненавижу. – И, еле слышно, добавляет: – Я им восхищаюсь.

– Да ты в него влюблен, – чуть ли не рычит Лори. – Еще с тех пор, как он лучше всех написал экзамен.

– На его месте тогда должен был быть я.

– Господи ты боже мой. – Лори хватает его за руку и поднимает на ноги. Джаспер пару секунд пошатывается, словно ветви ивы, а потом твердо стоит на своих двоих. – Давай шевелись, балда ты моя. Тем более, сам же Шерри и пригласил.

Джаспер горестно кивает.

– Я хочу… хочу его поздравить.

Мы с Лори обмениваемся такими Взглядами. Мой сообщает, что я его люблю. Не могу прочесть, что сигнализирует он, но пусть это будет: «Как я счастлив, что ты нормальный, если не считать желания запихнуть посторонние предметы мне в задницу».

– И поздравил, очень энергично. Несколько раз, – вздыхает тем временем Джаспер, на мгновение выглядя неподдельно смешавшимся и обиженным. – А потом больше ни секунды не смог выносить даже одного его вида. Такого… такого… красивого. Он прямо лучился. Да как эта скотина вообще смеет лучиться?

Я оглядел царивший в комнате разгром.

– И после этого у вас случилась эпическая драка?

– Драка? – переспрашивает Джаспер, недоуменно моргая.

Я секунду не понимаю его непонимания. А потом до меня доходит… Мама родная.

Ни фига себе. Это прямо трах олимпийского класса.

Лори где-то обнаружил такой балахон, напоминающий плащ из оперы, и теперь продевает руки Джаспера в его рукава под аккомпанемент собственного бормотания. И наконец заканчивает с коротким «сойдет».

Я пялюсь и ничего не могу с собой поделать. Одетый, Джаспер выглядит совсем по-другому. Как будто был рожден, чтобы стоять в костюме, белой бабочке и плаще, весь безмятежный, монохромный и недоступный, как газоны.

Стоит нам выйти из комнаты, как Джаспер превращается в совсем другого человека и в темпе вальса ведет нас вниз по лестнице, а затем на другую сторону двора. Его шаги эхом разносятся по каменным плитам, а полы плаща, или что это там, хлопают на ветру. Я с ним знаком дай бог полчаса, а уже получил такой эмоциональный отклик, что странно, как у меня голова до сих пор не отвалилась.

Но тут Лори берет меня за руку. Сам. И, оказывается, это все, что мне нужно, чтобы чувствовать себя счастливым до безобразия.

В итоге мы оказываемся в профессорской. Которая совершенно не похожа на ту небольшую комнатку, что мне представлялась по названию – это уж скорее зала. Такой гибрид библиотеки и того, как я себе воображаю эксклюзивный джентльменский клуб (не как заштатный стрип-бар то есть): книги, дубовые панели, старинная мебель, кресла из красной кожи рядом с настоящим камином, в котором горят настоящие дрова… не просто другой мир, а, блин, другой век. В профессорской полно народа – в основном, мужчин, но есть и женщины – и где-то половина из них одета как Джаспер, в гаррипоттерные мантии. И еще тут стоит стол с выставленными на нем бокалами шампанского, которые можно просто подходить и брать, как на свадьбе.

Я сразу направляюсь туда, таща за собой Лори.

Он хмурится – как когда беспокоится, а не когда злится. Милота.

– Тоби, сегодня пить будем много. Постарайся распределить свои силы.

– Да ты что – это ж шампанское. Халявное шампанское.

Джаспер издает такой, как мне кажется, смешок, который он попытался замаскировать под покашливание.

– У Тобермори есть все задатки академика.

Ага, кроме той части, когда надо учиться в универе.

– Не, это не мое.

– Согласен. – Лори секунду колеблется, а потом берет и себе фужер и чокается с моим, отчего они оба поют.

Я дебильно ему улыбаюсь, потому что так люблю только вот за это чоканье наших бокалов шампанского. Наших. Мы.

– Гораздо лучше быть знакомым академика, – продолжает он, – тогда можно воспользоваться всеми плюсами научной жизни, вроде бесплатного шампанского, без всех минусов. Вроде академической деятельности.

– Погоди, кажется, у тебя тут… – Джаспер наклоняется к Лори и проводит пальцем по уголку его рта. – …крошка надменности прилипла.

Лори просто пожимает плечами. Но слегка розовеет и, судя по подергивающимся губам, пытается сдержать улыбку.

– Фу-у. – Джаспер картинно и по-гейски содрогается. – Я узнаю этот налет сентиментальщины во взгляде. В кого ты его превратил, Тобермори? Вот так взял и, не спросясь, сделал счастливым, а?

Ух ты. Сперва я просто молча смотрю на Джаспера, обалдев от невероятного подарка, который он мне так небрежно преподнес. До сегодняшнего дня я сам едва в это верил, но он прав. Я делаю Лори счастливым. Он и подобную власть над собой мне передал. А главное, другим людям тоже заметно. Заметно, что мы с ним вместе. Я в таком до нелепого диком восторге, что приходится специально изображать невозмутимость.

– А что, нельзя?

– Нет-нет, что ты. Я всего лишь… – Он вздыхает, и непонятно, притворяется при этом или нет. – …ужасно завидую. Ужасно.

Ответить я не успеваю, потому что нас засасывает вся эта вечеринка богачей, и секунды через три максимум у меня уже не получается запоминать имена и лица, и кому принадлежит какое. Но это и не страшно, поскольку некоторых из них знает Лори, а уж Джаспер знаком практически со всеми, так что я просто стою, дую шампанское и лыблюсь как идиот. Меня знакомят с президентом. В смысле не Штатов, а колледжа. Он зовет Лори «Лоренс», отчего тот начинает казаться мне инопланетянином, которого я впервые вижу, а когда президент от нас отходит, Лори стоит весь смущенный.

Но спустя какое-то время мы все же устраиваемся в углу рядом с одним из больших-больших окон, и я смотрю из него на аркады и чувствую себя королем. Джаспер уже на третьем бокале шампанского, я все еще цежу первый, потому что и правда не хочу опозориться или подвести Лори.

Не знаю, что это за марка, но шампунь первосортный. Сухой, но сладкий и мягкий, как масло, а уж пузырьков в нем столько, что я прямо весь ими армированный. Они лопаются на языке рядом с пирсингом, и мне до жути хочется поцеловать Лори прямо сейчас, пока наши рты наполнены светом.

Вместо этого я пользуюсь шансом включить ему вибратор, и он опирается спиной на каменную стену, сильнее сжимая пальцами ножку бокала.

Господи, как же хочется секса.

Лори словно бы невзначай обхватывает меня рукой поперек груди и притягивает ближе к себе. Мне так хорошо – мы, можно сказать, угнездились в оконном проеме – я спереди, а Лори крепко прижимает к себе сзади. К своему твердому члену и бухающему сердцу.

Он опускает голову, словно целуя меня в щеку, но на самом деле шепчет: «Твою мать, не начинай» – мне в ухо срывающимся голосом.

Я ерзаю. Садист потому что. А рука Лори превращается в тиски.

Глаза Джаспера поспешно съезжают в сторону, словно он догадывается, что у нас творится. Опс. Пожалуй, и правда хватит.

И как раз вовремя, как выяснилось, потому что нас кто-то окликает с американским акцентом, который слишком легко прорезает всю комнату вежливо перешептывающихся британцев. И к нам подлетает мужчина, одетый как Джаспер, только неряшливо и небрежно – все наслоено кое-как, а бабочка перекошена.

Лицо Джаспера застывает в жутко глумливой гримасе, но в глазах у него при этом жар и отчаяние.

– Шерри. – А вот у Лори в голосе неподдельная радость. – Как хорошо, что мы встретились.

– Привееет! – обнимает нас американец. Нас обоих, поскольку Лори пока еще совсем не в том состоянии, чтобы отпустить меня. Но этого товарища оно не отпугивает. Он просто охватывает нас с Лори своими огромными ручищами гориллы и сжимает, а я оказываюсь зажат посередине, как Мишутка из «Трех медведей».

– Э… – говорит Лори, когда мы все опять можем вдохнуть, – это Тоби. Тоби, это Шеридан Хантер Фицрой третий.

– Смейся-смейся, разрешаю. И зови меня Шерри, ладно? – Он смотрит так, как будто чего-то ждет.

– А, ага.

– Значит, ты у нас новый парень, да? Наконец-то я с тобой познакомлюсь, уже не терпится!

– Правда?

– Еще бы! Так, Тоби, давай рассказывай о себе, хочу знать все!