Текст книги "Адепт (СИ)"

Автор книги: Алексей Скуратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

– Прямо извращение какое-то, – вскинул бровь чародей, – придумать столько всего, чтобы не выдать себя перед местными, но так просчитаться передо мной. Они все еще не знают, где мой замок… Боггарт!

Из глубин катакомб послышался холодящий кровь вой, а потом шлепанье босых ног по ледяному полу. Волоча за собой длинные руки, изуродованный боггарт, шипя и плюясь, топал на зов жестокого хозяина, сжегшего его кожу. Огромные белесые глаза навыкат, почти не видящие в темноте подвала, нервически искали перед собой чародея, но найти не могли. Щелчок пальцев колдуна произвел крохотный золотистый огонек, разгоняющий мрак, и слепые глаза боггарта различили ненавистный хозяйский силуэт.

– Твое, – отошел от трупа Блэйк.

Вой заставил мертвые стены дрогнуть, а по спине чародея невольно пробежали мурашки, и на лбу выступила испарина. «Плохо дело, – подумал он, – мутирует во что-то большее». Чавканье и причмокивание раздавалось за спиной колдуна, боггарт урчал от удовольствия и вгрызался в остывшее тело желтыми тупыми зубами, разрывая ткани. Чародей покидал катакомбы и понимал, что только делает хуже, скармливая чудовищу человека, но копать землю было невозможно, а тело после вскрытия, пусть даже брошенное обратно в лес, безошибочно укажет на его работу. «Однажды убью, – решил Блэйк, – немного позже, но убью».

Боггарт выл и вгрызался в плоть.

***

– Аскель! – рявкнул колдун и, махнув рукой, отшвырнул адепта в снег на несколько метров. – Какого черта ты творишь, я спрашиваю?!

– Господин… Господин Блэйк, я… – выдохнул мальчик, пытаясь подняться, – я не…

Чародей быстро приближался к лежащему в снегу Аскелю, губы которого были покрыты кровью – разбиты импульсом. Когда Блэйк вышел из замка, увидел, как юноша, призвав огонь, стоял прямо посреди замкового двора, представляя собой открытую мишень и персональную помощь южанам. Эманация от магии гудела в воздухе, била в виски и была готова вот-вот прорвать защиту замка, которую наложил Блэйк. Если бы защита рухнула – их бы тут же вычислили.

– Мне ударить тебя еще раз? – опустившись перед Аскелем и схватив его за ворот, чародей заглянул прямо в глаза, испепеляя мертвым взглядом, – Или сломать пару пальцев, чтобы даже не думал колдовать в мое отсутствие?

Парень бледнел не только от страха перед наставником, но и от боли, разрывающей все тело. Паралитические чары.

Он чувствовал, как все онемело, как кровь из разбитых губ стекала на руку чародея, сжавшего белоснежный ворот, ощущал его теплое дыхание, которое так сильно пропахло чабрецом и кедром. Впервые так близко видел эти страшные полуночные глаза, смотрящие насквозь, видящие все то, что он скрывал даже от себя самого. Аспидно-черные волосы тоже пахли, приятно пахли. И весь он, такой жестокий, злой, переменчивый, как ветер, пах чертовски восхитительно. «Я сошел с ума, – думал парень, теряя сознание, – я просто сошел с ума». Вскоре текущая по его же вине кровь отрезвила колдуна. Он вдруг замер, разжал пальцы, едва не выронив адепта, и поймал его снова, двумя руками, прижимая не владеющее собой тело к себе, не обращая внимания на то, что кровь мажет чистую одежду.

– Я перестарался, – проговорил колдун, сжав губы. – Не бери близко к сердцу, если можешь.

– Ничего, – прошептал Аскель, вжимаясь лицом в плечо наставника, – я виноват…

– На нас травля, южане кишмя кишат в окрестностях. Покойник – их рук дело, нельзя так глупо рисковать. Но ты не так безнадежен, как я думал, – выдохнул он, хмуря широкие черные брови, – сносно контролировал пламя. Что же, кажется, я оплошал. М-да.

Чародей наклонился еще ближе, легко поднял Аскеля на руки и выпрямился во весь рост, а затем спешно направился в замок. Юноша не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, но чувствовал, как медленно поднимается грудь наставника при дыхании, видел, как напряжены его руки. Блэйк обернулся перед входом, и воздух загудел так, что заложило уши. Блок был мощным.

Ступеньки истошно скрипели под тяжестью тел, а Блэйк все поднимался на третий этаж с мальчишкой на руках, который не мог шевелиться. Кровь с разбитых губ капала на светлый пушистый ковер, но чародей не задумывался над этим – он злился на себя за то, что покалечил парня.

В комнате оказалось тепло и тихо. Блэйк начинал чувствовать его собственный, только проявляющийся запах – пока непонятный, но отдающий свежестью. Не той приторностью и терпкостью, как у Нерейд. Он опустил мальчишку на большую кровать, стянул с нешевелящихся ног сапоги и накрыл его светлой шкурой. Вытащенным из кармана платком отер окровавленное лицо, шею, выступающие ключицы и рухнул, выдохнув, на край постели.

– Подвижность вернется через пару часов, но тебе лучше до завтра вообще не вставать, – проговорил он и перевел взгляд на уставшее лицо Аскеля. – Не смотри на меня так, думать надо было. Я тоже не каждый день таких как ты парализую. В смысле, обычно это взрослые мужчины, намеревающиеся свернуть мне шею, а не… парни. Ну, как ты?

– Живой, – прошептал юноша, едва не засыпая. – Я и пальцем пошевелить не могу…

– Сможешь, – пожал плечами Блэйк и, поднявшись, на мгновение остановился в дверях, – отдыхай.

Чародей ушел, потом навестил адепта еще несколько раз: все спрашивал о состоянии и заставлял показывать подвижность рук, а потом уходил, тихо и осторожно, оставляя его одного. Аскель подолгу думал, как относится к чародею: боится ли его, или уважает, а, может, и вовсе ненавидит. Но ничего из вышеперечисленного совсем не подходило, ведь это был и страх, и трепет, и жажда нахождения рядом и одновременно далеко. «Что-то иное, – выдохнул Аскель и прикрыл мутные глаза, а его бледные щеки покраснели, – определенно что-то иное».

========== Глава девятая: «Вальс на костях» ==========

Ну что за зима!

Мороз ломит ребра,

Эль в бочке застыл —

До весны не разгрызть.

Обнимемся же,

Насмерть чтоб не замерзнуть,

Хочу я тебе предложить…

…Вальс на костях

Под шелест снежинок

Мы молча танцуем

Вокруг костра.

***

Блэйк и Аскель все дальше и дальше уезжали от Наргсборга, оставляя за собой глубокие следы на хрустящем из-за мороза снегу, который резво искрился в красных лучах восходящего солнца. Бодрящий мороз щипал за щеки, студил легкие, отзывался легким инеем на аспидно-черных волосах чародея и прилично отросших темно-русых парня. Было непривычно тихо после ночи, когда замок сотрясался от порывов лютого ветра, пригибающего ясени и ветки дубов, и образовавшегося сквозняка, воющего в мертвых холодных коридорах. Не выспавшийся Аскель клевал носом, потирал глаза и сонно держался в седле, а Блэйк, вопреки обычаям, держался бодрым, на удивление довольным и, порой, даже многословным, особенно когда дело касалось поведения его адепта на предстоящем банкете.

– Много не пить, спину держать ровно, косо не смотреть, чародеи этого страшно не любят, а девиц не трахать, даже если хочется, и красотки согласны– чародей излагал мысли прямо и усмехался, переводя взгляд на внезапно очнувшегося ото сна смутившегося парня. – Бросьте, юноша, неужели никого на сеновал не уволок?

– Никого, – холодно отозвался Аскель, встречаясь с мертвым серебристым взглядом.

– Странно. А я в твои годы совращал подруг наставницы.

Блэйк и без этого знал все о жизни адепта. Знал и то, что мальчишку должны были женить уже весной, знал, как звали его невесту, и то, что Аскель ни разу в жизни ее не видел.

Ночь обещала быть морозной и звездной, на редкость ясной, без единого облачка. Бледное зимнее небо было глубоким, бескрайним, светлой громадой раскинувшимся над всем Грюнденбержским княжеством. Они мерно, не торопясь, двигались по большаку, застеленному слоем снега, и за ними вереницей тянулись глубокие следы.

Блэйк оторвался вперед, но Аскель не спешил нагонять наставника – покачивающаяся в седле фигура, пусть и спрятанная под плащом, привлекала взгляд. В голове снова всплыли те воспоминания, как его наставник, мужчина, казалось бы, изнеженный, как барышня, нес на плече не меньше семидесяти килограмм мертвого груза, почти не утруждаясь, как по оголенной широкой спине стекала темная кровь мертвого человека, как напрягались мышцы, рисуя рельеф. Блэйк чувствовал, что на него смотрят. Чувствовал, но молчал, хотя этот взгляд был ему неприятен.

– Подгони коня, – равнодушно проговорил Блэйк, а Аскель вздрогнул и почувствовал, как по спине пробежал холод. Он сразу понял, что от чародея не ускользнул его задержавшийся взгляд.

Повисло напряженное молчание. Лошади тихо фырчали, солнце поднималось над горизонтом, окрашивая белоснежный снег в золотисто-оранжевые тона, а на тракте стали изредка появляться люди. Первым был широкоплечий мужчина с тяжелым луком в руках и лохматой рыжей собакой, бегущей следом за ним, потом, недалеко от деревень, несколько пожилых женщин, идущих с ворохами пожелтевшего белья и грязного тряпья на озеро к проруби. Один раз широкую дорогу перебежал исхудалый волк, огромный, но смертельно слабый и беспомощный. Его шкура, обтягивающая выступающие ребра, облезла, пошла проплешинами, а из задней лапы сочилась кровь. Старый, когда-то матерый волк поднял маленькие печальные глаза на всадников и, почувствовав чародея, трусливо убежал с тракта и скрылся за ближайшим оврагом, а потом протяжно завыл – печально и хрипло, так, что в сердце залегла невыразимая тоска, рвущая на части.

Тракт оборвался, уходя узкой заснеженной тропинкой в восхитительно переливающийся в лучах утреннего солнца огромный древний лес, глухо шумящий и источающий аромат хвои и свежести искристого мороза. Громада бледного неба была различима все меньше и меньше, ветки деревьев, уходящих ввысь, сплетались в темный небесный купол – ажурный, контрастный и задерживающий на себе изучающий взгляд. Аскель не понимал, что конкретно чувствует в этот момент, но от чего-то был напряженным и взволнованным, ощущал что-то странное, такое, чего он не ожидал. Его мутные глаза остановились на черной фигуре наставника, который еще несколько минут напевал себе что-то под нос, а теперь молчал и был встревожен, напрягался, и парень чувствовал, что он начал эманировать.

– Господин, что происходит? – тихо обратился Аскель, пытаясь всмотреться в его бледное лицо и хоть что-то понять. Накинутый капюшон закрыл обзор.

– Не отставай, – выдохнул Блэйк, и с его тонких некрасивых губ сорвалось облачко пара, которое тут же развеялось. – Смотри по сторонам и, желательно, молча, – угадал мысли адепта чародей и напряженно выпрямился в седле. Все вдруг замерло и стихло.

Внезапно нахлынувшая тишина, мистическая, неестественная, поглощающая и давящая, заложила уши, и все будто умерло в одну только секунду. Живой, шепчущийся еще секунду назад лес стих, замолк, набрал в рот воды и погиб, лишившись голоса. Поначалу Аскель не понял, что произошло. Он слышал хруст снега под ногами лошадей, слышал тихое дыхание чародея, шелест его плаща и побрякивание железных заклепок и ремней, но шума леса не мог различить. С ближних веток вспорхнула стая серых невзрачных птиц, и только тогда Аскель понял, что произошло, пусть и не до конца.

Птицы улетели без единого звука.

Лес потерял голос.

Все, что было вокруг, стихло.

Парень читал об этом заклинании, но не верил до конца, что Блэйк и в самом деле наложил его. А если и наложил – то зачем? Кого он боится?

Сфера, окружившая всадников, полностью изолировала звуки и делала их неразличимыми. Если бы охотник прошел рядом с ними вплотную, он бы не заметил ничего – только снег, тропинку и бесконечные лабиринты древних сосен и кедров. Полная изоляция и невидимость. Неизвестно только, для чего. Вопросов были сотни, догадок – тысячи, но прервать молчание – подобно преступлению. Блэйк бы рассердился.

Да и не мог он говорить сейчас, когда держал в своих руках столько подавляющей силы, способной, вырвавшись, стереть с лица земли и их самих, и лошадей, и окружающие их сосны, и белоснежные ворохи снега. В висках стучало от бешеной эманации чародея, которая не выходила за пределы сферы, и Аскель явно слышал, как колотилось сердце колдуна, лицо которого стало серьезным и сосредоточенным. Юный чародей едва тронул пятками горностаевого жеребца, нагнал наставника, чтобы тот уменьшил радиус изоляции, и случайно, даже не собираясь изначально делать этого, встретился с его взглядом. Встретился и едва не лишился чувств.

Изначально мертвые, равнодушные, холодные металлические глаза были живыми и искрящимися в сравнении с тем, какими стали они сейчас. Почти белые, с расширенными зрачками, они пугали неестественностью и свечением. Сияющие из мрака аспидных волос, падающих на лицо, эти глаза смотрели в никуда – отрешенно и подавляюще сильно в один момент.

– Не смотри, – почти неразличимо шевельнулись тонкие обескровленные губы, – я знаю.

Причина наложения таких мощных чар наконец замаячила справа от них, вышла из-за оврага, поросшего терновыми кустами, образующих вокруг низинки ровное кольцо. Волчье кольцо.

Огромное лохматое существо с косматой рыжей гривой, медвежьими лапами с длинными острыми когтями и могучей ветвистой короной на голове выползло из-за оврага, воя и скаля зубы. Желтые маленькие глаза, лихорадочно сверкающие в полумраке леса, смотрели сквозь изолирующий купол и искали тех, кто нарушил покой древних сосен. Из раскрытой пасти текла тягучая слюна и капала на белоснежный снег, оставляя желтые пятна. Лесной страж, древний, как и сам лес, вразвалку приблизился к притихшим всадникам и лошадям, заторможенным воздействием чар. Блэйк остановился и жестом заставил замереть на месте Аскеля. Низко опущенный капюшон скрывал страшные глаза.

Страж леса принюхался, заворчал, тряхнул величественной рогатой короной и гикнул, махнув лапой. Тишина. Желтые светящие глазки вдруг остановились на самой поверхности изолирующей сферы и начали лихорадочно всматриваться в нее, пытаясь ее разрушить и прорвать; Аскель заметил, как чародей до боли кусал губы, пытаясь сдерживать чары.

Страж замер, еще раз принюхался, но на этот раз гораздо спокойнее и увереннее в том, что перед ним и вправду никого нет. Одно движение сферы – и Страж поймет, в чем подвох. Рогатый опустился в снег и замер, наблюдая за пустым пространством перед ним. Кровь тоненькой струйкой потекла из носа чародея, блеснула красной каплей, скатилась по тонким губам. Блэйк начал тяжело дышать. Наложение сферы требовало чудовищного запаса силы. Аскель знал, что мог помочь.

Он протянул наставнику свою руку без перчатки и встретился с его взглядом. Не отвел глаз, хотя отдал бы все, чтобы не смотреть в эти серебряные озера. Блэйк сдался. Нахмурив широкие брови и чуть слышно чертыхнувшись, протянул ему навстречу кисть, переплетая с Аскелем пальцы. Короткий, чуть заметный кивок – и адепт понял все то, что хотел сказать чародей. Прикрывая мутные глаза, он сосредоточился и был готов поделиться силой, как колдун дернул его руку и наклонился вплотную.

– Прикуси перчатку, – прошептал сбивчиво и неровно, – будет тяжело.

Аскель вздрогнул, едва не отшатнулся, но послушно зажал в зубах край светлой перчатки, а сердце панически начало колотиться в груди, и кровь зашумела в висках. Холодные пальцы чародея до боли сжали его руку, впиваясь короткими ногтями в кожу, а после Аскель едва ли не закричал в голос, почувствовав, какую мощь разом вытянул из него наставник. Не разжимая пальцев, он склонился к конской шее, зажмурив глаза и сжав перчатку так сильно, что, казалось, зубы сломаются. Его трясло, бросало в невыносимый холод, до того пронзительный и лютый, что он обжигал. Чуть раскрыв глаза, он увидел выпрямившегося в седле колдуна, могущественного и олицетворяющего свое превосходство над Стражем, над лесом, над каждым живым существом, которое в нем жило.

Чувствуя невыносимую боль, не слыша ничего из-за стука собственного сердца и шума крови, Аскель восхищался наставником. Окровавленный подбородок, тонкие, расслабленные губы, и сам он, будто бы не ощущающий теперь сумасшедшего напряжения. Краем глаза парень заметил кроваво-красный всполох пламени, мелькнувший где-то на западе и поднявший в бледное небо черные точки темных маленьких птиц. Гигантский рогатый Страж взревел, разорвал воздух саблями когтей и, воя, рванул в сторону всполоха, а когда скрылся за оврагом, Блэйк разжал руку и разрушил изоляцию коротким жестом пальцев. Аскель шумно дышал, лежа на шее коня. Чародей стирал кровь с лица.

– Извини, – обратился Блэйк к Аскелю и похлопал его по плечу, – мне не стоило брать так много. Ты в порядке?

– Для чего вы наложили такое мощное заклинание? Вы хотите сказать, что не справились бы с ним? С рогатым?

– Ты обо мне слишком высокого мнения, – качнул головой наставник и потрепал заторможенного после чар коня, – я ведь не Вихт, не мэтр Бергер. Боюсь, на языческое божество мало у кого найдется фокусов.

Лошади шли крупным шагом, Аскель прилагал много усилий, чтобы не свалиться с седла – дикая усталость одолевала тело. Деревья плыли перед его глазами, дорога бежала вперед, из-под копыт воронка, бегущего впереди, поднимался в воздух снег, но только высокое бескрайнее небо, бледное и вечное, было неизменным. Стояло на месте. Наблюдало.

***

Когда они остановились на ночлег, сумерки уже накрыли заснеженный лес.

Блэйк устало сполз с жеребца, распряг его и пустил отдыхать так же, как и белого коня Аскеля. Парень, опустив голову, сидел на поваленном дереве и лениво водил носком сапога по белоснежному снегу, потускневшему во мраке леса, а колдун, не сказав ни слова, ушел собирать хворост для костра.

Под его ногами живо скрипел снег, край плаща волочился следом. Он не жаловался, но устал и в самом деле жалел, что выбил из колеи мальчишку.

Хворостинки попадались часто, и чародею не пришлось далеко отходить от намеченного места; стояла глушь. Мороз игриво трещал и навязчиво цеплялся за кожу, ветер стих, и ветки деревьев оставались неподвижными и скованными. Охапка дровишек росла, была почти набрана, как Блэйк вдруг вздрогнул и замер, обреченно прикрывая серебристые глаза. Послышался плач.

В густых зарослях деревьев, в узком просвете между соснами, во мраке, сидела, обхватив коленки, все та же девчушка – невесомая, неестественно-прозрачная, с тоненькими ручками и волосами цвета полной луны. Огромные, бездонные дымчатые глаза были заплаканными и смотрели прямо в душу Блэйка, промораживая взглядом и без того погибшее нутро. Вдруг она разрыдалась – истошно, безумно, отчаянно. Закрывая ладошками кукольное личико, Кергерайт выла и стонала, дрожа от плача. Костлявые плечи вздрагивали, она прижимала согнутые в коленях ноги близко к груди и рыдала, заставляя содрогаться древние сосны.

– Исчезни, – прошипел Блэйк, бросив хворостинки, – хватит с меня покойников. Скольких еще заберешь у меня, плакальщица? Сколько раз еще убьешь меня?

Кергерайт выдохнула, вскочила с заснеженной земли и подбежала к чародею, обнимая его крепкую шею своими тоненькими холодными ручками. Блэйк снова замер, прикрыл почти невидящие глаза и едва не застонал от отчаяния, которое охватило его.

– Палач, – прозвучало тихое нечеловеческое сопрано, и тоненькие ручки отпустили его, будто их и не было.

Отпустили, потому что рука Блэйка сжала тонкую шею.

– Только посмей забрать, – глубоким низким голосом проговорил колдун, а в его почти невидящих глазах полыхнуло злобой. – Только посмей прикоснуться еще хоть к кому-то.

Тяжелый хрип сорвался с кукольных губ Кергерайт, и плакальщица, беспомощно мельтеша в воздухе ручками, смотрела прямо в глаза чародею, не пугаясь мертвого, такого же, как и у нее, взгляда. Существо хрипело низким утробным голосом, не свойственным этой хрупкой наружности; оторванное рукой от земли, оно сопротивлялось до конца, проникая в недра мертвой холодной души, погибшей десятки лет назад на бескрайних просторах Ведьминских Пустошей.

– П-пал-лач, – прошептала плакальщица, затягивая в омут туманных глаз и овладевая сознанием чародея, – н-не-сущий смерть…

На мгновение пальцы Блэйка разжались, и Кергерайт опустилась в ворохи сухого хрустящего снега. Опустилась только на миг, потому что Блэйк снова поднял ее, на этот раз обеими руками.

Раздался щелчок, коротенький полукрик-полувздох, что-то неопределенное, и плакальщица со свернутой шеей рухнула в снег бледным миниатюрным личиком, а на полураскрытых губах навсегда застыл тот короткий вздох.

Полуночные мерцающие волосы погасли и потускнели, ее белое полупрозрачное платьице посерело, а под огромными, широко раскрытыми потускневшими глазами пролегли тени. Неестественно вывернутые руки казались только тоньше. Было совсем тихо, но неожиданно между сосен прошел слабый порыв морозного ветра, забравший в своем потоке пепел, в который превратилось крохотное померкшее тельце.

Блэйк отрешенно смотрел вперед себя и почти не дышал, будто уснул на несколько секунд, а потом собрал упавшие хворостинки и ушел с чувством, что погиб снова, уже в который раз. Холодная душа стала еще холоднее и печальнее, он с трудом различал дорогу впереди себя, полагался только на сканирование местности, потому что почти полностью ослеп после использования той защитной сферы, и зрение обещало вернуться лишь к концу следующего дня.

Трупик Кергерайт смешался с вольным ветром и развеялся по древнему лесу, снова став частью того, из чего был рожден.

***

Блэйк распалил хворост щелчком тонких пальцев.

Сухие тонкие прутья разом вспыхнули, затрещали в живом веселом пламени и один за другим стали погибать, объятые нестерпимым жаром. Блэйк холода не чувствовал, Аскеля трясло.

Было волшебно.

Мороз лютовал, сушил снег, на котором играли рыжие отблески пламени; где-то совсем далеко протяжно выли голодные замерзшие волки – ободранные и отощавшие, озлобленные. Огонь едва слышно гудел, хворост трещал, а сова, пролетевшая над путниками у костра, тихо прокричала и исчезла.

Продрогший Аскель поднял взгляд на чародея, абсолютно абстрагировавшегося от всего, что происходило. Парень заметил перемены в его лице, на котором сейчас плясали яркие отблески, резко выделяя и без того четко выраженные линии скул. Его глаза холодного цвета звезд больше не казались такими ужасающими, как в тот раз. Они были спокойными, отрешенными, но впервые невыразимо-печальными, озадаченными и ищущими чего-то в небытие, в которое они были устремлены. Волк завыл где-то ближе.

По черным волосам скользнула рыжая тень. Чародей почти не дышал, будто находился в трансе.

Аскель, последовав примеру наставника, всмотрелся в веселое пламя, но когда потерялся в его пылающей бесконечности, понял, что это пламя мертво так же, как и печальные глаза чародея. Такой же обманчивый, старый, могущественный и скрывающий тысячи тайн, о которых никто никогда не узнает, огонь загадочно мерцал и бесконечно много шептал, изредка плюясь живыми искрами.

Холод не отступал, и Аскель, теплее укрывшись, обнял колени.

– Замерз? – спросил Блэйк, неожиданно вернувшись в реальность, и из его тонких губ вырвался пар.

– Чепуха, – отмахнулся юноша и снова вздрогнул от навязчивого холода.

Блэйк неожиданно поднялся, оправил плащ и подошел к нему.

– Дай руку. Согреешься и время убьем, – все так же отрешенно обратился чародей.

Аскель протянул ему руку в светлой перчатке и поднялся, все еще не понимая, чего от него требуют. Ловко чародей перевел свободную руку парня на свое плечо, а сам, подойдя чуть ближе, опустил кисть на талию адепта.

– Ну конечно же, ты никогда не танцевал, – тихо проговорил Блэйк и закружил Аскеля в неспешном вальсе. – Как тебе? Под нашими ногами – кости сотен людей. Такие мысли возбуждают.

Снег хрустел под подошвами сапог, лютый мороз спирал дыхание и обжигал холодом легкие, а на черном глубоком небе, бездонном и древнем, ослепительно ярко сияли одинокие мертвые звезды. Блэйк двигался плавно и отточено, Аскель чуть хуже, более живо, но чародею нравилась эта живость и искренность, от которой он начинал отвыкать. Он не до конца понимал, от чего пылали щеки юноши – то ли от мороза, то ли от его близости. Костер, лишенный пищи, начинал угасать и теперь только слабо мерцал, едва освещая лица двух чародеев – одного опытного, прошедшего огонь и воду, сражения, а другого лишь только вставшего на этот тяжелый путь.

Чуть склонившийся к адепту из-за высокого роста, чародей был совсем рядом и только притягивал к себе ближе. От чего-то Аскель не пугался мертвого взгляда, а лишь стремился встретиться с ним и прочесть в пепельной глубине хоть что-то, что немного приоткрыло бы завесу тайн.

– Хорошо, Аскель, – одобряюще проговорил Блэйк низким глубоким голосом, отзывающимся мурашками по спине, – чуть плавнее. Вот так.

Снег скрипел, огонь тихонько шептался, боясь нарушить сложившуюся атмосферу, а музыка звезд зимней ночи разливалась в морозном воздухе, тихо звеня и переливаясь.

Перед глазами Блэйка все еще стояла Кергерайт, обнявшая тоненькими прозрачными ручками острые коленки. Он боялся признаться самому себе, что опасался потерять одного человека, который, как он себя уверял, еще ничего не значил. Не мог значить. И этот самый человек был рядом. Смотрел в ночную тьму и нервно сжимал его руку.

Чародей отпустил парня и молча опустился рядом с ним на поваленное дерево. Он бросил кучку хвороста на мерцающие угли и, звонко щелкнув пальцами, снова разжег пламя, которое сразу же озарило и его лицо, и лицо адепта.

Чародей знал, что Аскелю все еще холодно. Знал, что он смертельно вымотался и очень хотел спать.

– Вздремни пока, – тихо сказал чародей и, придвинувшись ближе, накрыл его своим плащом, – потом поменяемся.

– Спасибо, господин, – прошептал Аскель и почувствовал, как сильно он хочет спать и как ему спокойно, когда наставник рядом.

Огонь убаюкивающе трещал, тихое дыхание чародея внушало спокойствие, и только изредка эту тишину разрывал отдаленный вой одинокого волка.

***

Аскель проснулся, вздрогнув, и какое-то время не понимал, где он находится и почему сидит, опустив голову на плечо наставника. Запах костра, потрескивающее живое пламя и холод поставили все на место, и юноша вспомнил, что они двигаются в Вальдэгор, а он уснул, потому что господин собирался сменить его позже. Ночь заканчивалась, и все стало серым в утренних предрассветных сумерках.

Блэйк не спал всю ночь. Он все так же сидел на поваленном дереве, расставив ноги, и лениво мешал длинной хворостинкой мерцающие угли. Он был настолько близко, что юноша чувствовал, насколько на самом деле он теплый, слышал, как мерно и глубоко дышит чародей, и как медленно бьется его сердце. На антрацитовых волосах, падающих на его лицо, на сухих тонких губах отражался мягкий свет погибающего пламени. Чародей задумчиво и сонно глядел на огонь, не шевелился, быть может, боясь разбудить адепта, и ворошил веточкой сердце костра.

– Господин, – тихо обратился Аскель, и Блэйк едва заметно дернулся – не ожидал, что юноша проснулся, – почему вы не разбудили меня?

– Спи, пока спится, – ответил наставник, не поворачиваясь в его сторону. – Я вытянул из тебя больше, чем нужно, так что имеешь право отдохнуть, – некрасивые тонкие губы чародея поджались.

Стояла тишь, лошадей не было слышно, но ощутимо потеплело, и на опушку начал медленно опускаться густой туман. Аскель смущенно отстранился от чародея и стал смотреть вдаль, сквозь туман, пытаясь разглядеть за дымчатой завесой хоть что-то, но все будто исчезло. «Лес плачет по Кергерайт, – подумал Блэйк и тихо выдохнул, – теперь какая-нибудь погань мне напакостит. Если уже не напакостила».

– Куда тебя несет? – повернулся чародей в сторону уходящего вглубь тумана парня и уже готовился его отчитать.

– А, я это… ну, на минуту, господин, – адепт остановился на месте, сонно потирая глаза.

– Осторожнее.

Чародей вздохнул, поднялся с поваленного дерева и стал перевязывать вьюки, потому что становилось все светлее, а до Вальдэгора нужно было добраться хотя бы к полудню. Морщась от боли в спине, Блэйк разворошил дорожные сумки, проверил, все ли на месте и, успокоившись, снова опустился перед тлеющим костерком.

– Господин! – шумно дыша, выпалил Аскель, – лошади пропали! С дерева не видно!

«Вот же зараза, – поморщился чародей, – так и знал!» Он снова поднялся с дерева, потушил костер, закопав тлеющие угли под снегом и, набрав в грудь воздуха, громко и протяжно свистнул. Лошади не отозвались.

– Леший тебя за ногу, что за черт! – выругался Блэйк и сжал руки в кулаки, – туман, хоть глаз выдери! Аскель, собери все, я сейчас.

Блэйк отошел от адепта на пару метров, встал посреди опушки, широко раскинув руки, и разлетелся десятками кричащих воронов, а Аскель едва не лишился чувств и восторженно охнул. Стая траурных птиц, пронзительно крича и шелестя антрацитовыми перьями, взвилась в небо и разлетелась на все четыре стороны, оставив ошарашенного юношу одного стоять посреди голой полянки.

Вскоре крики птиц стихли, и на белоснежном снегу остались только следы ночного вальса, да несколько черных перьев, резко выделяющихся на снежном фоне. Аскель опустился к земле, поднял угольно-черное перо и поднес его к лицу, – такое же, как и любое другое. Магию оно вообще не излучало. Ни запах, ни форма или что-то еще не выдавало того, что это перо – чародейская штучка, рожденная буквально из ничего.

Адепт поднялся, когда услышал приближающихся лошадей.

Блэйк осанисто держался на своем воронке без седла, а горностаевый жеребчик бодро бежал следом, высоко поднимая стройные сильные ноги и потряхивая угольной гривой, так ярко контрастирующей с белым корпусом. Чародей соскочил на землю, прошелся рукой по конской шее и молча посмотрел на Аскеля. Посмотрел так, что нерадивый ученик отвернулся.

– Я просил тебя собрать вещи, – прозвучал холодный равнодушный голос.

– Я… я сейчас, – запинаясь, опустил глаза юноша и было развернулся к сумкам и вьюкам, как Блэйк опередил его.

– Поздно, – чародей прищурил серебристые глаза и стал запрягать своего воронка. – Я теперь как-нибудь сам.

Аскель стоял посреди полянки, опустив голову как поруганный ребенок; впрочем, так и было. Он не рассчитывал на такой резкий перепад настроения. Еще ночью чародей кружил его, держал руку на его талии, а потом подпустил совсем близко, вплотную, под свой плащ, пропахший чабрецом и кедром, а сейчас молчал. Молчал, но Аскель готов был разрыдаться, чувствуя этот немой укор, вонзающийся в мозг и пожирающий совесть. «Лучше бы ругал, лучше бы наказывал, – подумал он. – Только бы не молчал».

– Стоять долго собираешься? – жестко спросил колдун, не оборачиваясь. – Запрягай своего коня. Выдвигаемся.

Аскель, ни разу не запрягавший лошадь, стоял, не зная, за что взяться. Блэйк знал об этом. Разочарованно покачав головой, чародей принялся запрягать горностаевого, чувствуя, как плохо стало парню. «Может, переборщил? – вдруг подумал Блэйк, затягивая ремни. Он едва скосил взгляд на адепта и вернулся к работе. – Да нет. Чушь какая-то».