Текст книги "Адепт (СИ)"

Автор книги: Алексей Скуратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

– Возьми из сундука в моей комнате вещи и, будь добра, перешей их на мальчишку. Справишься?

– Да, господин, – добродушно улыбнулась горбунья и склонила голову набок, – как тебя зовут, сынок?

– Аскель, – ответил за адепта чародей, – постарайся поскорее справиться. А ты, – он повернулся к парню, – сделаешь сегодня за Мериду все ее дела. И не делай таких печальных мин, будь добр. Меня это на редкость бесит.

Блэйк тихо развернулся, оставил наедине адепта и горбунью, а сам поспешно направился в свою мрачную комнату, без сил повалился на мягкую, пахнущую чистотой постель и почти сразу же уснул, но не перестал чувствовать, как неприятно горели его пальцы.

***

Молодой парень стоит на выжженном поле, и его разорванный плащ развевается на вольном ветру, пахнущем пеплом и трупами.

Трупы повсюду. Везде. Сотнями.

Их лица искажены гримасой дикого ужаса, руки большинства сломаны и вывернуты, волосы – сожжены, ткани разорваны. Кое-кто еще жив, дышит, болезненно вздыхает и пытается уползти с поля боя, но сил уже нет… Элитные чародеи, магистры магии, такие могущественные и сильные когда-то, теперь истекают кровью, а жизненные силы покидают их. Парень и сам весь в крови, с трудом держится на ногах и уже не чувствует тока магической энергии в своем теле; весь в грязи и человеческих останках он стоит за спиной своей госпожи и тихо просит ее сдаться…

Тысяча двести пятьдесят пятый год…

Они и еще пятеро магистров пытаются оказать сопротивление – тщетно. Даже у бесстрашных оставшихся мужчин трясутся руки и дрожат губы; они пытаются собрать остатки когда-то могущественной магии и собираются стоять до последнего вздоха, потому что она не сдалась – последняя женщина-чародейка, оставшаяся в живых, не сбежавшая, не утратившая непоколебимой гордости и храбрости бойца, давшего присягу перед императором Северной империи.

– Госпожа Сиггрид, – задыхаясь от отчаяния кричит юный адепт, – прошу вас, спасайтесь! Вы ведь можете телепортироваться, можете остаться в живых, не рискуйте!

Вся искалеченная и истекающая кровью наставница едва заметно улыбается и пытается унять дрожь утомленных пальцев. Даже сейчас эта женщина изумительно-красива, могущественна и сильна. Стоящая перед конницей южан на просторах Ведьминских Пустошей она своим видом показывает лишь несгибаемую гордость и жажду бороться до конца.

– Сиггрид, – обратился к ней светловолосый Рэгинн, – пора.

Сиггрид кивает головой и просит дать ей пару минут. Чародеи соглашаются.

– Блэйк, послушай, – обнимает его она, – с нами покончено. Мы не выберемся. Мы обязаны не выбраться и задержать южан.

– Госпожа Сиггрид, как вы можете?! Это самоубийство!

– Смерть за империю – славная смерть. Мы магистры, мальчик мой, мы обязаны стоять здесь, даже зная, что умрем. Отчего ты дрожишь? Рэгинн тот еще неженка, а не боится. И ты, – чародейка потрепала черные короткие волосы адепта, – и ты не бойся, не ты сегодня умрешь. Возьми кольцо и телепортируйся к остальным. Эта история окончена.

– Госпожа Сиггрид…

– И покончим с этим, Блэйк, не заставляй меня рыдать! – отчаянно вскрикивает она и прижимает к себе адепта крепче, – оставь меня, не дай погибнуть на твоих глазах!

Сиггрид Саллиманн, седьмая чародейка династии Кастор, магистр магии и советница Грюнденбержского князя в последний раз смотрит на своего ученика и тяжело вздыхает.

Блэйк успешно телепортируется, а потом, после прибытия в Грюнденберг, почти два года просыпается с криком. Он и по сей день видит ночные кошмары. Он помнит все.

– Вперед, – злобно отдает приказ магистр, – закончим начатое!

Ослепительная волна воющего и бушующего пламени охватывает поле боя. Оттуда никто не вернулся живым.

***

– Сиггрид! – вскакивает в постели Блэйк и понимает, что ему снова приснилась бойня в Пустошах.

С трудом унимая дрожь в теле, он сидит в постели и пытается успокоиться, забыть ужас случайного сновидения, периодически навещающего его пустые, одинокие и холодные ночи. Гордый, самоуверенный Блэйк Реввенкрофт лишь в тайне от глаз всего мира позволяет себе стать обыкновенным человеком с его страхами и переживаниями.

– Госпожа… – тихо шепчет он и бессильно откидывается на подушки, – я исполню вашу волю…

Чародей еще долго не может уснуть, мучает себя воспоминаниями и винит себя в том, что оставил тогда свою наставницу.

Блэйк засыпает лишь глубокой ночью, и полная луна освещает стены старого замка.

========== Глава четвертая: «Остатки человечности» ==========

С того момента, как Аскель стал жить в Наргсборге, прошло не более двух недель; обучение юного адепта начал старый гоблин по поручению хозяина. Он измывался над воспитанником уже не первый день.

Аскель сидел за огромным тяжелым столом в небольшой мрачной комнатушке, в которой едва можно было повернуться. Окон здесь не оказалось; на продольных стенах теснились полочки с пылящимися на них горами фолиантов и свитков, пахнущих стариной и медленно разваливающихся от времени. Несколько свечей, стоящих на темной поверхности стола, освещали лишь пожелтевшие страницы; такого света было недостаточно даже для того, чтобы четко и ясно видеть старого гоблина в очках с толстыми линзами, нервно постукивающего костяшками скрюченных пальцев по твердой обложке книги. В пыльных углах шуршали мыши, а воздух был пересушенным и тяжелым, потому что бумага не терпела влаги. В комнате веяло холодом, поэтому мальчишка, одетый уже в приличные новые вещи, чувствовал раздражающий озноб.

Грим злился. Он не привык обучать кого-то, тратить на элементарные книги свое время и растолковывать непонятливому мальчишке простейшие руны. Он в который раз повторил их названия, в который раз показал, как они пишутся, но Аскель, путаясь и сбиваясь все больше, начинал нервничать.

– Сколько раз тебе повторять, бездарь? – сорвался Грим. – Сколько раз повторять, что над этой чертовой руной не нужно ставить черту!

– Да сколько можно? – огрызнулся Аскель, – ты бы на моем месте разобрался так быстро?

– «Вы»! «Разобрались»! Уважительно относись к старшим! – рвал и метал старый гоблин, – Блэйк бы спустил с тебя шкуру в два счета за такое невежество!

– Эка важность.

Грим со злостью посмотрел на мальчишку, поморщился и бросил перед ним раскрытую книгу, покрытую ровными строками причудливых рун.

– Будешь читать, пока язык не отсохнет! – прошипел Грим, – заодно подумаешь над тем, как следует обращаться к наставникам!

Аскель постигал тайны чтения несколько часов. Со временем голова начала болеть, в глазах уже плыли и сливались злосчастные руны, а сам он успел сотни раз пожалеть о том, что вообще начал спорить с гоблином. На пальцах горели красные распухшие полосы; старик наказывал парнишку за каждый промах ударом тонкого прута и каждый раз довольно улыбался, когда след от удара начинал распухать, алея совершённой ошибкой.

– Я устал, господин Грим, – тихо проговорил Аскель.

– Устанешь тогда, когда я того захочу, – фыркнул гоблин и скрестил иссушенные ручонки на груди.

Блэйк стоял за дверью комнаты и прислушивался к тому, как Грим обучает его адепта. Слушал и безнадежно покачивал головой: едва ли из мальчишки выйдет толк в таких темпах. Впрочем, он и не собирался прерывать обучение, брать инициативу в свои руки. Простояв под дверью еще немного, он развернулся и скрылся в темных коридорах замка. «Моя задача – дать империи могущественного чародея, – думал Блэйк, – но ведь никто не говорил мне, каким образом будет проходить обучение и сколько на это потребуется времени…»

***

Блэйк сидел в своей комнате и рассматривал переданные чародеями листы, заполненные считанной с Аскеля информацией. Ничего особенного эта самая информация не несла. Возраст, скучная повседневность, тихие вечера – ничего важного. Колдуна больше интересовало то, когда в преемнике стали проявляться хотя бы зачатки магической энергии и при каких условиях он спалил свою деревню. Сначала Блэйк выдвинул теорию о том, что Аскеля могло что-то сильно напугать или потревожить, но что могло тогда произойти с ним, с деревенским мальчишкой, привыкшим только работать и бегать за соседскими девками? Что могло напугать его средь ночи на болотах? Чего он там не видел за прожитые восемнадцать лет? Чародей больше склонялся к тому, что магия пришла тогда, когда ее не ждали. Она внезапно пробудилась и низвергнулась на старые халупы мощным потоком пламени, уничтожив все за несколько минут. Испепелив дотла.

– Это все объясняет, – сказал он самому себе, вчитываясь в строки. – То, что он не контролирует магию, то, в каком он ужасе от самого себя… Если вообще понимает, что это именно он убил их всех… Бедолага…

Вдруг он услышал, как в окно что-то постучало – тонко, часто и звонко. Он с недовольством раскрыл тяжелые темные шторы и увидел, как в стекло бьется небольшая белая птица со свертком, привязанным к лапке. Блэйк раскрыл ставни, впустил вестника и снял с его лапки аккуратно свернутый лист бумаги, от которого пахло корицей и можжевельником. «Нерейд», – определил чародей и поморщился от неприятного ему запаха.

Выпустив белую птаху в окно, он рухнул на кровать и с неохотой принялся за чтение.

«Дорогой мой Блэйк, – гласили руны, написанные бисерным почерком чародейки, – вот уже семь лет я не видела тебя в свете и, право слово, не надеялась увидеть. Собственно, я знала, что ты до сих пор находишься в вольных колдунах, поэтому и забрала мальчишку, едва только почувствовав всплеск магических импульсов».

– Какая щедрость, – страдальчески вздохнул чародей и вернулся к прерванному чтению.

«И знаешь ли ты, мой дорогой собеседник, кто именно облегчил тебе жизнь и выдвинул твою кандидатуру в наставники? Верно думаешь, это я. Но мне также известно, что ты почти не практикуешь магию. Посему предлагаю тебе свою помощь в этом нелегком деле. Я магистр, Блэйк, а ты – блестящий теоретик! Разве стал бы ты, такой гордый и до жути ленивый бездельник напрягать себя магическими штучками? К тому же, ты мог бы дать мне небольшой закуток твоего замка. Понимаешь, к чему я клоню? Блэйк, душа моя и сердце, ты одинок, тебе необходима женщина! Такому видному мужчине грешно показываться на людях без приличной спутницы. Сам подумай, какое предложение: двух зайцев разом! Любимая женщина и помощник – разве не чудесно? Покорно надеюсь на то, что ты прочтешь это небольшое письмо с улыбкой и непременно примешь мое предложение.

Твоя Нерейд, одиннадцатая чародейка династии Альциона».

– Мне бы твою амбициозность, – злобно проговорил Блэйк и, сев за тяжелый стол, принялся писать ответ.

«Дражайшая моя подруга Нерейд, одиннадцатая чародейка блистательной династии Альциона, слава о которой пронеслась над всей империей! – бумага покрывалась острыми, почти каллиграфическими рунами. – Обдумав твое, без сомнения, щедрое и выгодное предложение, я, как самый настоящий бездельник, сумасброд и эгоист, вынужден отклонить его по причине того, что являюсь вышеописанным умалишенным аморальным созданием, не способным оценить твою доброту и жертвенность. Посему отвечаю незамедлительно: остаюсь на прежнем месте и принимаю удар на себя – своими силами и возможностями обучаю доверенного мне адепта. Покорно извинить прошу за столь краткий ответ, но уповаю на то, что ты, мудрая Нерейд, простишь принципиального бездельника.

Сумасбродный и эгоцентричный Блэйк Реввенкрофт, восьмой чародей династии Кастор и адепт ныне покойной Сиггрид Саллиманн целует Ваши нежные ручки».

Блэйк нахмурил брови, пятерней провел по угольным волосам и подошел к раскрытому окну, из которого тянуло свежестью поздней осени. Не выпуская из рук свертка с ответом, скрепленным его печатью, вороном в языках пламени, что сжимал в когтях розу, он перевесился через подоконник и звучно свистнул, призывая верного «гонца». Черная молодая птица, кладбищенский страж в панихидном обличье, топорща блестящие перья, уселась перед хозяином и с мудрым блеском в маленьких глазах подняла аккуратную голову на чародея, выжидая указания.

– К Нерейд, в Вальдэгор, – проговорил Блэйк и привязал к лапке траурной птицы сверток, – не мешкай.

Хрипло каркнув, ворон слетел с подоконника и направился в столицу, пролетая над старым лесом.

«Больше не практикуешь магию, – усмехнулся чародей и закрыл окно тяжелыми шторами, погружая пространство покоев в привычный мрак, – как же, как же». Облегченно вздохнув, он вышел из комнаты с чувством выполненного долга. Ступеньки витиеватой лестницы поскрипывали под тяжестью Блэйка, нарушая мертвую тишину старого Наргсборга.

***

– Что за черт?! – рявкнул Блэйк, проходя по коридорам, наполненным светом. – Что ты себе позволяешь?!

Аскель, раскрывавший последнее окно, отлетел от него, будто тяжелые шторы полыхали огнем. Он замер на месте, не в силах пошевелиться или поднять взгляд на наставника. Опустив голову, он, казалось, совсем перестал дышать и испытывал какой-то животный страх перед метавшим молнии колдуном. Все сомнительное доверие, которое он было начал испытывать к нему, вдруг исчезло, не оставив и следа. Блэйк казался настоящим монстром в глазах мальчишки – черным, разъяренным и сжигающим холодным серебром прищуренных глаз.

Не сбавляя ходу, колдун пересекал длинный коридор и уверенно приближался к провинившемуся адепту с намерением как следует вбить ему в голову, что свет здесь не любят. Сжимая кулаки, он настигал несчастную жертву будто хищник и предвкушал сладость грядущего торжества над глупым мальчишкой.

Схватив адепта за ворот белой рубашки, колдун притянул его к себе так близко, что его угольные волосы упали на лицо Аскеля:

– Да как смеешь ты, безродная шавка, распоряжаться порядком в моем замке? – жестко проговорил он. – Как смеешь хотя бы шаг ступить без моего ведома? Мои глаза не выносят этот чертов свет, заруби себе на носу!

– Господин… – едва слышно выдохнул Аскель, отводя взгляд от холодных стальных глаз чародея.

– Еще раз ты посмеешь раскрыть эти сучьи шторы, и я выдам тебе дюжину хлыстов! Ублюдок своенравный! – рявкнул колдун с нескрываемым отвращением и отшвырнул адепта от себя. – Пошел чистить конюшни!

Блэйк развернулся, откинул с лица черные пряди и скрылся из коридора, наполненного дневным светом. Аскель, пораженный тем, насколько сильно может меняться характер его наставника, подрагивающими руками задергивал шторы и надеялся на то, что не разрыдается прямо здесь – в сгущающемся мраке бесконечных стен замка.

***

Аскель, до глубины души потрясенный тем, что произошло в коридоре, угрюмо сидел в своей большой комнате на двуспальной кровати с массивной спинкой, обняв колени и устремив взгляд в небытие. Искалеченные старым гоблином пальцы не переставали болеть и напоминать о тонком пруте; голова, нагруженная огромным количеством информации, нестерпимо гудела, а виски, казалось, были зажаты. Рдяный луч заходящего солнца тонкой яркой полосой падал на накрытую светлой шкурой кровать, пробиваясь через едва раскрытые шторы. Еще утром из большого окна лился свет, а сейчас, едва заскочив в свою комнату, Аскель задернул шторы.

«Значит, старый Грим был прав, – подумал он, – господин не так прост, как мне казалось». Глубоко и устало вздохнув, Аскель сильнее обвил худыми руками ноги и хотел было разрыдаться.

Он подумал о том, что родители, растившие его восемнадцать лет, сгорели вместе с сестрами и бабкой. Вспомнил, как сидел вечером дома и вытачивал из дерева фигурки местного божества, как слушал рассказы слепых стариков, повествовавших о дальних странах и диковинных созданиях, населяющих родные края и наводящих дикий ужас на людей. Больше всего его интересовали морские обитатели – Аскель всегда хотел ходить под парусами вместе с командой, открывать неведомые земли, брать на абордаж судна. Ему нравились истории о сиренах и кэльпи, о морских змеях и гигантских спрутах, утягивающих на дно морское величественные и гордые имперские корабли. От чего-то вспомнился ему запах свежевыпеченного материнского хлеба и парного молока, послышался голос отца – здорового бородатого мужчины, кузнеца, который ковал подковы сельским каштанкам и мечи бедным рыцаришкам в копеечных доспехах, избитых и помятых. Вспомнилась больная бабка, которая пряла пряжу почти по памяти, на ощупь, потому что давно ничего не видела.

Потом ему вспомнились морозные зимы, ломающие ребра. Он представлял, как приходил в теплую хату, где весело трещал огонь, замерзшим и раскрасневшимся; как грел онемевшие руки над жарким пламенем, теплое дыхание которого ласкало грубую потрескавшуюся кожу рук. А потом, когда он ложился спать, становилось и вовсе сказочно. Вместе с младшими сестрами шести и трех лет он падал на теплую печь, накрывался лоскутным одеялом, сшитым умелыми материнскими руками и засыпал, оказываясь в мире грез и фантастических снов.

«А здесь я должен подчиняться обезумевшему колдуну и старому гоблину, который ненавидит меня все сильнее с каждым днем. Должен запоминать кучу рун и держать спину прямо, когда сижу за столом, обязан называть этого жестокого человека господином, – вздохнул Аскель, мысленно разговаривая с собой. – Спасибо, хоть Мерида не гонит меня и любит поговорить… Господин Блэйк… Он ненавидит меня. Чертовски ненавидит. Как и я его, – закончил парень и повалился в постель, накрывшись светлой шкурой, – … как и я его».

Аскель, уставший постигать тайны рунических писаний и чистить конские стойла, свернулся под мягкой светлой шкурой и расслабился, чувствуя то невероятное ощущение приближающегося сна. Сознание постепенно меркло, по телу разливалась слабость, и юноша провалился в сон, когда солнце только начинало садиться за горизонт. Больше всего ему не хотелось видеть именно этого…

Ему снились Старые Затоны, объятые ведьмовским пламенем, сжигающим людей и камышовые крыши. От страшного гула огня и крика людей закладывало уши, от собственной же слабости и беспомощности тошнило. Он видел, будто наяву, полыхающего лохматого пса, визжащего и кубарем катающегося по пыльной земле, видел то, как немой страшный крик застывал на перекошенных ртах сгоревших, видел, как умирали все те, кого он знал. Будто наяву в нос ударил запах горелого человеческого мяса и спаленных волос и тряпья; ему даже показалось, что он вовсе и не спит. В черном дыму, посреди дороги около последней хаты, слезящиеся глаза заметили темную незнакомую фигуру. Фигура, едва различимая за бушующим огнем, казалось, и была причиной внезапного и ничем не обоснованного пожара. Некто шагал через пылающую деревню знакомой походкой; уверенно перешагивая трупы, он двигался прямо на Аскеля, стоящего на пороге горящей хибары. Он не увидел лица незнакомого человека, нет. Блеска холодных, равнодушных и мертвых, будто звезды, глаз было достаточно, чтобы понять: перед ним Блэйк.

Блэйк поднял на Аскеля бесчувственные глаза цвета холодной стали и, чуть наклонив голову, подобно птице, стал чего-то ждать. Юноше казалось, что Блэйк хочет сказать что-то ужасное, что-то такое, что убьет его: сотрет в пыль и развеет по ветру.

– Господин, – прошептал он, – почему вы здесь?

Господин молчал, все так же сбивая с равновесия немым укором, застывшим в страшных, равнодушных глазах. Отблески жаркого пламени падали на его бледное скуластое лицо, делая его похожим на мертвеца. Аскель всматривался в это лицо, пытался понять, о чем хочет сказать чародей, но, только больше пугаясь, отводил взгляд и вздрагивал.

– Почему вы здесь?

– Потому что ты – посланник Хель*. Юнец, разжегший пламя, охватившее Затоны, как охватывает лес неконтролируемый пожар, – холодно проговорил колдун, и порыв ветра усилил бушующий огонь, нагнетая атмосферу. – Ты – пламя и смерть. Ты – удар молнии в ночи, нож по гортани, плеть на спине, вино и опиум. Ты – Кантара и Фельсфринский мост. Ты умрешь и вернешься к жизни в холодных снегах. Ты убьешь так много людей собственными руками! Да как ты посмел разбить им сердце!? Рагна готова была отдать за тебя жизнь!

Аскель пытался проснуться, разорвать оковы ночного кошмара, но был бессилен. Он стоял перед траурным чародеем, не в силах пошевелиться или вскрикнуть; скованный неведомой силой парень был беспомощным и слабым.

– Прорицаешь, Блэйк? – прошептал Аскель чужим голосом, не понимая смысла слов. – Да ты и сам мертв. Ты знаешь, что вернешься к ним. И тогда они тебя не отпустят. Призрак Пустошей, погибший юнец, вернувшийся с выжженного поля, омытый жертвенной кровью, взращенный в огне…

Аскель пытался проснуться, но был бессилен.

***

Блэйк почувствовал неладное, когда сидел глубокой ночью над старым фолиантом с древними заклинаниями. Отчего-то ему показалось, что с адептом происходит что-то плохое, что-то такое, чему парень не может сопротивляться. Чародей испытывал отвращение по отношению к нему, неприязнь, злобу, особенно после того, что было днем, но в то же время оставался моралистом. Наверное, только это заставило его встать из-за стола.

Одетый в льняную рубаху и темные грубые штаны, он вышел из мрачной комнаты, направляясь в соседнюю, ту, что была поменьше. Еще не раскрыв дверь, он понял, что адепта мучает кошмар: навязчивый запах страха раздражал и действовал на нервы. Фигура высокого мужчины тихо скользнула в комнатку, быстро пересекла ее и остановилась у большой кровати с массивной спинкой. Чародей наклонился над парнем.

– Проснись, – спокойно проговорил он и опустил бледную руку на его шею. – Слушай мой голос. Иди на свет. Тот, кто перед тобой – иллюзия.

Реввенкрофт прошептал заклинание над адептом, что часто дышал и блестел от ледяного пота. Парень вскочил в постели с громким вдохом. Его била крупная дрожь.

Обхватив голову руками, он сидел и подрагивал от немого плача без слез; чародей наблюдал.

– Господин, – чуть слышно прошептал он, – я… я не сжигал деревню, я не виноват… я бы не смог!

– Это всего лишь сон, – проговорил Блэйк. – Ты не виновен в том, что произошло. Ты не мог контролировать себя. Сила приходит, когда ее не ждешь. Смирись.

– Все равно они ведь умерли из-за меня! – вскрикнул юноша, с трудом сдерживая слезы, – все! Я один вышел оттуда живым!

Тогда Блэйк почувствовал жалость к адепту; наверное, он вспомнил себя – когда-то напуганного, больного и тощего мальчика, подобранного на улице… Нет, он не хотел вспоминать об этом. Сострадание, просыпавшееся в нем крайне редко, пробудилось, и чародей погладил вздрагивающую спину.

– Даже я не смог бы этого изменить, – спокойно проговорил колдун и вздохнул, – никто не смог бы. Такие вещи не подлежат чьей-то власти.

– Да разве вы теряли кого-то? Разве были всеми брошены в одну только ночь? – непонимающе и обиженно спросил Аскель. – Вам ли говорить?

Чародей не хотел вспоминать об этом, но мысли пришли сами. Перед его глазами снова промелькнули грязные канавы, поле боя, залитое кровью, и одинокий, поросший травой холмик на берегу древнего моря, где покоилась его наставница. «Это я никого не терял? – подумал он, – это я ничего не лишался?» Чародей снова посмотрел на Аскеля, и злость на дневной проступок почти исчезла. Его адепт, непонимающий стольких вещей и пугающийся ночных кошмаров, был рядом, был напуган и брошен всеми. Совсем еще юный, не контролирующий магию, слабый и беспомощный, как слепой щенок.

– Я тоже человек, – сказал Блэйк и снова подумал о том, что многого лишился в своей жизни.

«Ложь», – заключил Аскель и был рад тому, что не мог видеть в ночной тьме холодных бессердечных глаз.

Комментарий к Глава четвертая: «Остатки человечности»

Хель – повелительница мира мертвых у германо-скандинавов.

В процессе редактуры в текст вставлены многочисленные намеки на содержание второй части, чтобы сделать их более взаимосвязанными.

========== Глава пятая: «Тайны старого Наргсборга» ==========

Осень близилась к своему завершению, но Блэйк все еще не прикладывал руки к обучению адепта. Каждый вечер он куда-то пропадал, не говоря ни слова; всю ночь отсутствовал в старом замке и возвращался только с лучами восходящего солнца. Аскелю начинало казаться, что колдун банально избегает его, правда, не ясно, по какому поводу.

Всю ночь Блэйк пропадал за пределами замка, а днем спал, закрывшись в своей комнате. Он стал не особо разговорчивым, очень скрытным, раздраженным и донельзя озлобленным. Как-то раз он подошел к гоблину, пока Аскель исписывал ровными строками рун бумагу, и потребовал дать ему написанные рукой адепта тексты. Раздраженным взглядом чародей быстро пробежал по строкам и, казалось, был удовлетворен работой, но, едва только заметив ошибку в каком-то простом слове, вернул листок. Он быстро ушел, развернувшись на каблуках, а Аскеля перекосило от боли. На его руке появилось то самое слово, в котором он допустил ошибку. Мучительно медленно руны появлялись на руке, полосуя кожу и проступая кровавыми символами. Шипя от боли, парень перевел взгляд на свой незаконченный текст. «Ты чертовски слаб, – гласили наклонные острые руны, написанные на листке кровавыми чернилами, – заставь меня думать иначе».

Аскель не любил своего наставника и боялся его холодных бесстрастных глаз. Все больше ему казалось, что Блэйк что-то скрывал от него, что глубоко спрятал в себе черные тайны и пережитые моменты, которыми ни за что не хотел делиться. Впрочем, парня это не так сильно интересовало; он был уверен, что пробиваться в сокровенное колдуна бесполезно.

Аскель проснулся очень рано, чему сам удивился. У него еще оставалось время перед началом занятий, а так как делать было нечего, он встал с постели и побрел к закрытому шторами окну, чтобы подышать свежим воздухом и разогнать сон. Его снова мучили кошмары, хотя чары Блэйка частично подавляли их.

Утро было хмурое и серое. Ночные заморозки отступили два дня назад, и начались дожди. Немного раздвинув тяжелые шторы, Аскель увидел, что на улице шпарил ливень; холодные потоки воды ручейками сползали по стеклу, а раздувшийся ветер гудел в кронах старых деревьев. Парень было хотел задернуть шторы и вернуться в постель, как заметил залетающую в замковый двор большую черную птицу.

Черная птица опускалась к земле, а ее большие перья, к крайнему удивлению Аскеля, начали осыпаться и уноситься вместе с порывами ветра. Теперь уже не траурный пернатый хищник пересекал замковый двор в направлении к двери, а человек в черном плаще – высокий и насквозь промокший.

– Эта походка… – неожиданно для себя вслух прошептал Аскель, – господин!

Человек в плаще остановился возле порога замка и скинул отороченный промокшим мехом капюшон.

– Господин Блэйк! – ахнул парень и прикрыл рот ладонью. – Это точно он!

Насквозь вымокший, судя по всему, злой и раздраженный ливнем Блэйк вытянул перед собой правую руку, и тяжелые кованые ворота закрылись сами собой. Выставив перед собой и левую, чародей развел руками в стороны, и старый Наргсборг загудел и застонал, а у Аскеля заложило уши и потемнело в глазах. «Что за дьявольщина?! – подумал он, прижимая пальца к вискам. – Это… и есть его магия?»

Как ни в чем не бывало, чародей вошел в замок и скрылся из обзора. «Перехвачу!» – подумал Аскель и, наскоро одевшись, рванул вниз по лестнице навстречу наставнику, хотя его все еще мутило от страха под взглядом жестоких глаз.

***

Растрепанный Аскель стоял на последней лестничной ступеньке и молча наблюдал, как вымокший Блэйк стягивал на пороге грязные сапоги и скидывал с плеч тяжелый плащ. Густые, мокрые, аспидно-черные пряди почти полностью закрывали его лицо, когда он наклонялся к шнуровке на обуви, а влажная светлая рубаха прилипала к телу. Раздраженный чародей поднял на адепта уставший взгляд:

– Что ты здесь забыл в такую рань?

– Вы! – выдохнул парень и попытался овладеть нахлынувшими эмоциями. – Что вы сделали с замком?

Блэйк пропустил вопрос мимо ушей и устало побрел в свою комнату мимо адепта, поднимаясь по деревянным ступенькам; Аскель не отставал.

– Господин, вы ведь были птицей! – не унимался он и шел по пятам за наставником, – где вы были?

«Да кто ты такой, чтобы я перед тобой отчитывался?» – подумал Блэйк, но вслух ничего не сказал. Он медленно поднимался по лестнице, дошел наконец до третьего этажа со своей комнатой и теперь устало шагал по пушистому ковру, роняя с блестящих волос капли воды.

– Господин Блэйк, – ученик забежал вперед наставника и встал посреди узкого коридора, – вы ведь защищаете от чего-то замок, да? Что произошло?

Блэйк, злой, вымокший и уставший, остановился перед адептом, выпрямился во весь рост, возвышаясь над парнем не меньше, чем на голову, и серьезно посмотрел на него. Аскелю стало плохо от этого тяжелого холодного взгляда.

– Да что я такого спросил? – совсем тихо пролепетал он, опустив взгляд в пол.

– Отдохни сегодня, – равнодушно бросил Реввенкрофт. – Сегодня я освобождаю тебя от занятий.

Чародей устало вздохнул, отодвинул с дороги адепта и молча скрылся в своей комнате, заперевшись изнутри. «И рад бы объяснить, – подумал он, – да только что ему это даст? Если скажу, что стало небезопасно, он задаст еще кучу вопросов… Да и кто он такой, опять-таки? С какой стати я обязан говорить ему такие вещи? Я должен был быть осторожнее… Не стоило использовать анимагию так близко к замку. Устал, – выдохнул он, – устал. Измотался. Сколько уже не высыпаюсь? Не помню, – скинув с себя мокрую одежду, Блэйк завалился в постель и закутался в одеяло. – Он полтора месяца торчит в замке и топчется на месте… Нужно вмешаться…»

Уставший, измотанный и замерзший чародей согревался под тяжестью плотного одеяла и постепенно проваливался в сон, размышляя о том, с чего бы начать обучение, как преподнести азы абсолютно незнакомому с магией человеку. Он никогда никого не учил. Будь проклята Нерейд с ее альтруизмом!

А еще Блэйк думал о поездке в Грюнденберг. Он знал, что в конце уходящего года Вальдэгор соберет под одной крышей всех действующих наставников с их учениками и закатит знатный прием, который, в последствии, превратится в не менее знатную попойку имперской элиты.

Аскель, глубоко обиженный такой неразговорчивостью и скрытностью наставника, сам пошел в маленькую комнатку со стеллажами, заваленными книгами, и принялся читать понравившийся ему фолиант, ярко проиллюстрированный детализированными изображениями чудовищ и духов. Он с интересом изучал тяжелый переплет бестиария, все больше удивляясь тому, скольких вещей он не знал. Чтение парень, на удивление, освоил легко и быстро, и, как ему казалось самому, в компании книг и пожелтевших ветхих фолиантов ему было уютно и не так одиноко. В обществе листов бумаги, покрытых текстами и изображениями, он не думал о жестком и скрытном наставнике, а, что важнее, хотя бы на время чтения к нему не приходили мысли о потерянной семье.

***