Текст книги "Адепт (СИ)"
Автор книги: Алексей Скуратов
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)
В этот раз Аскель превзошел самого себя, выполнив все задания верно с первого раза. Грим, недовольный, рассерженный тем, что не отыграется на мальчишке, покинул комнатку и скрылся в глубинах старого замка, а горбунья уже спала. Ночь была тихая, и адепт ждал появления холодного наставника со дня на день. В который день он спускался со своего третьего этажа на второй, прихватив с собой нехитрое чтиво так, интереса и коротания времени ради. В этот раз книженция была и вправду незатейливой, даже банальной, совсем не вписывающейся в ряды коллекций хмурого серьезного Блэйка. Собственно, книжка та была о любви. Незатейливая, но длинная история о деве изумительной красоты с косами цвета чистого золота и о предателе-рыцаре.* В самом деле любил ли колдун читать подобные вещи, или же история случайно оказалась на полках, парню с положительным мнением о девах внеземной красоты она понравилась. Страницы перелистывались все быстрее, но взгляд не хотел сходить с симпатичных иллюстраций, изображающих женщину на голой скале, подобно наяде напевающую дивный сложный мотив, разливающийся по холодному ущелью. История близилась к своему трагическому завершению, как взгляд парня привлекла знакомая тень, упавшая прямо на него.
Повеяло неприятным холодом, и огонь в камине, казалось, совсем не грел. Пламя начало мерцать, нашептывать что-то тихо и таинственно; темные тени веточек едва дрожали на пушистом ковре перед камином. Аскель затаил дыхание, замер, напрягаясь подобно струне, и едва скосил мутный болотный взгляд – ничего.
– Снова кажется? – спросил самого себя парень и тихо поднялся с пола, прихватив книгу.
– А-а-ах!
Нечто перед юношей было действительно странным, но до того жалким, до того печальным и одиноким, что испугаться он просто не смог. Полная женщина, бледная, почти невесомая из-за своей прозрачности и неосязаемости, парила над холодным полом, едва только отрываясь от гладкой поверхности маленькими босыми ногами. Ее непропорционально длинные, уродливые, толстые руки держали над склоненной маленькой головой тот самый рогатый череп со стены подобно венцу, массивному и громоздкому. Одетая в белый саван, неприлично разорванный от самых бедер по бокам, она колыхалась в похолодевшем воздухе, как парят в море медузы; умершая много лет назад, она печально и страдальчески смотрела на Аскеля – живого, такого подвижного, совсем еще юного.
– А-а-ах! – сорвался вздох с неподвижных бескровных губ и разнесся по комнате.
Аскель вздрогнул, не от страха или паники, а от неожиданности и удивления: когда это кто-то говорил, но не раскрывал при этом рта? Полная фигурка с рогатым черепом над головой резко дернулась и пронеслась по комнате, поднимая за собой вихры воздуха вперемешку с пылью. Воя и охая, призрак пронесся по комнате и с полного ходу влетел в каменную стену, из-за чего величавая рогатая корона слетела с несчастной маленькой головы, так глупо смотревшейся на этом полном теле.
Юноша удивился самому себе, когда понял, что не завопил от ужаса. Не боггарт – и хорошо; в слова и силы наставника он верил. Он было собрался уйти в свою комнату, как жалкий призрак снова ворвался в комнату, спешно нацепил на голову рогатую черепушку и так же быстро, на полном лету, прошел через стену, уронив злосчастный предмет, так полюбившийся ему.
– Э-э-эх! – всплеснула руками бледная дама и вернулась обратно, – эх!
Аскель звучно рассмеялся даже не боясь разбудить Мериду и Грима, а глубоко обиженное приведение вдруг грозно зыркнуло своими мертвыми глазами на парня и спешно растворилось в воздухе, так и бросив злосчастный рогатый череп.
– Ну наконец-то, – выдохнул он и подошел к старой кости, чтобы возложить ее на прежнее место.
Стоило ему только наклониться, как он снова почувствовал холод, а потом громко вскрикнул – это приведение прижало холодные противные ладошки к его животу, скользнув под хлопчатую белую рубашку. Аскель дернулся и отскочил, а белая дама-призрак булькающе рассмеялась, хлопая противными ладошками.
– Да чего тебе? – рассержено вскрикнул парень.
– А-а-ах! – «ахнула» полная дама и закружилась в воздухе, размахивая длинными полными руками, – А-а-ах! – и она, подобно маленькой девочке, кричащей и вопящей от радости, вознеслась к потолку, а затем и вовсе исчезла, будто бы ее и не было.
Аскель озлобленно одернул задранную рубашку и, бросив валяться на полу рогатый череп, убежал в свою комнату, громко топая короткими сапожками по витиеватой лестнице. Запыхавшийся от непривычного бега он заскочил в свою комнату, сбросил с себя одежду и нырнул под теплую шкуру, предварительно заперевшись изнутри. В какой-то степени он жалел, что Блэйк не отпускал его шастать по замковому двору или бегать где-нибудь в окрестностях. Ему было душно и тесно в стенах пусть и большого замка, а в комнатах, заваленных книгами, он начинал сходить с ума. «Попрошу, – подумал Аскель, – обязательно попрошу выйти из этого сумасшедшего замка с оравой покойников!»
Он не заметил, как быстро провалился в сон.
***
Блэйк стоял возле ворот поместья Асгерда и держал своего воронка под уздцы. Навьюченные новые лошадки шаловливо стригли породистыми ушками и оставляли на неглубоком снегу круглые следы, нервно кружась на одном месте. Блэйк тепло улыбнулся и обнял дорогого сердцу старика-учителя, старик-учитель пустил в седую бороду скупую слезу, прощаясь со своим талантливым учеником, по несносному характеру и выходкам которого он так скучал.
– Кто бы мог подумать, что два дня так быстро пролетят, – отстранился от Блэйка Асгерд и пожал его руку в светлой перчатке. – Дождаться бы слета. Ты мне так и ничего не сказал о своем ученике, – как бы между прочим заметил он, – какой он?
– Неординарный… Аскель Хильдебраннд, – сказал чародей и легко запрыгнул в седло.
– Шутишь! – всплеснул руками старик, – клянусь бородой, фамилия – твоя выходка!
– Моя, – растянул тонкие губы в тоскливой улыбке черноволосый. – Ирония, не правда ли?
– До встречи, Блэйк, – выдохнул Асгерд и сунул руки в карманы, – удачной дороги.
Блэйк не ответил, тронул коня пятками и пустил его рысью по широкой дороге предместий Грюнденберга. Лишь потом он обернулся и махнул рукой; он не заметил, как старик еще раз смахнул слезы с морщинистой кожи. Вороной жеребец, отдохнувший и полный сил, резво пошел, ведя за собой навьюченных лошадей, оставляя следом целую вытоптанную дорожку, а чародей кажется впервые за такое длительное время был рад своей поездке, принесшей, в общем счете, больше удовольствия, чем расстройств.
Поместье утонуло за линией горизонта.
***
Когда Блэйк почти достиг своего замка, стояла глубокая ночь.
Было на удивление тихо, почти абсолютно беззвучно и мертво, а эту звенящую в воздухе тишину нарушал только тихий храп коней, едва слышный скрип снега и бряцанье ремней и железок. Чародей выпустил впереди себя бледный, светящийся молочным белым цветом огонек, позволяющий ему различать в темноте путь, избегая оврагов и случайных коряг, за которые можно зацепиться. В безветренном лесу, казалось, все спали. Ни кошечек, ни волков или круглолицых сов видно не было. Деревья не скрипели своими могучими кронами, а сухие дикие травы, пробившиеся сквозь слой снега, не шелестели.
Тоненькая веточка треснула, разорвав тишину и заставив чародея едва не подскочить от неожиданности. Он не видел смысла прятаться – три коня делают его слишком заметным. Чародей пригнулся в седле, рукой нащупал новенькие лаковые ножны и вытащил свой незаменимый полутораметровый клеймор с мыслью, что так гораздо спокойнее. Тихий металлический звон благородного металла едва порушил незыблемую тишину ночного леса.
Где-то вдалеке, там, в старом кусочке дубравы, раскинувшейся посреди хвойного леса, его серебристый холодный взгляд различил несколько крохотных голубых огоньков, тихо мерцающих в таинственном мраке. Приближаться верхом не было смысла, обходить – любопытство не прощало. Чародей спрыгнул с вороного жеребца и привязал поводья к крепкому на вид суку, а сам набросил капюшон и увереннее сжал в руке инкрустированную рукоять. Пар маленькими облачками срывался с его тонких обветренных губ, снег тихонько скрипел под подошвами высоких шнурованных сапог, а теплый богатый плащ неслышно волочился следом, оставляя едва различимый широкий след. До ушей донесся плач, эхом разливающийся в глубинах утомленного мозга. «Ожидаемо», – отметил про себя Блэйк и вонзил клинок в мерзлую землю.
Прозрачная, невесомая и призрачная девушка, почти девочка со спутанными волосами цвета полной луны, мерцающими в темноте, сидела на вывороченном с корнем дубе, обняв худые костлявые колени тоненькими ручками, такими же прозрачными, как и она сама. Ее огромные дымчатые глаза, безжизненные, затуманенные и влажно блестящие, смотрели в невесомость, непостижимо далеко, разрывая непроглядный тяжелый мрак. Полные губы, до неестественности аккуратные, мраморные, как у куклы, едва заметно двигались, выпуская из недр ее жалкого тельца тихий протяжный плач, жалостливый и пронзительный. На секунду Блэйку показалось, что он и сам мертв – настолько печально и горестно плакала девочка, обнимая острые коленки. Тонкие звуки, срывавшиеся с кукольных губ, соединялись в невыразимо безжизненную песню, от которой кровь стыла в жилах, а сердце разрывалось от нахлынувшей тоски. Чародей чувствовал, как все, что находилось вокруг вывороченного дуба, погибало, в частности как и он сам.
– Уходи, – тихо выдохнул Блэйк, – я понял тебя.
Кергерайт, несчастный дух-плакальщица, предвестница смерти, подняла на чародея круглое крохотное личико, заплаканное и жалостливое. Огромные дымчатые глаза, влажные от слез, стали еще больше и круглее, еще печальнее, но хрупкая девочка поднялась с поваленного дерева и неслышно ступила на белоснежный снег. Ее тонкие мерцающие волосики шевельнулись, накрыли заплаканное лицо, и сама плакальщица, шмыгая крохотным носиком, исчезла во тьме, не оставив следов на снегу. Огоньки погасли.
– Не было напасти, – пробубнил под нос чародей и запрыгнул на коня.
Лес снова поглотила тишина.
***
– Да черт бы тебя выдрал! – вскрикнул Аскель, подскочив в постели.
Полная дама с рогатым черепом на голове громко смеялась, хлопая мокрыми ладошками, которыми она только что обняла парня за шею, оставив прежде на щеке хлюпающий поцелуй. Привидение уже несколько дней подряд донимало Аскеля своими выходками. То ли ей хотелось внимания, то ли просто она почувствовала себя свободной в отсутствие хозяина, но парень уже не знал, куда деться от полоумной мертвой дамы, так крепко прицепившейся и к нему, и к несчастному рогатому черепу.
– А-а-ах! – захлопала в ладошки настырная женщина и закружилась по комнатке, рассыпая листки бумаги на пол.
Ее саван кружился в воздухе вместе с ней, создавая небольшие завихрения воздуха, полные ступни часто-часто шагали над полом, и сама она, такая полная, неказистая, уродливая, но до смешного жалкая, кружилась и плясала, подобно маленькой девчушке.
Тяжело вздохнув, Аскель встал с постели и оделся, покидая комнату. Он устал от надоедливой белой дамы, зажег фонарик коротким щелчком пальцев, так, как научил его колдун, и быстро побежал по лестнице, спускаясь вниз и оглашая топотом мертвые пространства комнат. Охая и ахая, привидение рвануло следом, не отпуская любимой черепушки; хотя оно парило, тяжелый громкий топот все равно раздавался по дубовым ступенькам, а лестница пронзительно скрипела под несуществующей тяжестью полной женщины. На ходу Аскель завернулся в коротенький теплый плащ, едва достающий до колен, и выскочил в замковый двор, освещая путь ярко-горящим тяжелым фонарем.
– Э-э-эй! – всплеснула безобразными длинными руками дама, выронив при этом череп, и замерла на пороге.
Юноша облегченно выдохнул и быстрыми шагами направился в конюшни, а потом и вовсе побежал, услышав жалостливое ржание любимой кобылки.
Старый тяжеловоз нервически кружился в стойле, а пегая уже лежала на боку, мельтеша копытами и вытягивая длинную крепкую шею. Аскель сразу понял в чем дело: родить скотинка не могла. Он опустился перед ее мордой на корточки и коснулся рукой ее лица, именно лица, потому что сейчас оно было пугающе человеческим. В огромных темных глазах стояли самые настоящие слезы – боли, страха и непонимания происходящего. Кобылка вскочила на ноги, крутанулась на месте, не переставая звать кого-то, и снова рухнула в кипу постеленного сена, вытягивая длинные темные ноги.
– Потерпи, красавица, – погладил пушистую челку мальчик и, скинув плащик, засучил рукава и поглубже вдохнул воздух, – скоро все закончится.
Еще издалека всадник на вороном коне заметил свет, исходящий из-за угла своего же замка. Опустошенный, почти напуганный, чертовски уставший он преодолевал последние сотни метров до родного пристанища, уже не подгоняя коня. Ветра все так же не было, но пошел снег. Было совсем темно, далеко за полночь, и на небе, затянутом тучами, не сияло ни единой звезды. Крупные хлопья снега, частые, абсолютно белоснежные, ровно ложились на землю, едва кружась в безветренном воздухе, а иногда попадали на бледное лицо Блэйка, но тут же таяли и оставляли неприятный влажный след, похожий на слезы, которых быть давно уже не могло.
Он неспешно проник в замковый двор, даже не скрипнув тяжелыми коваными воротами, и сразу занес многочисленные мешки и сумки прямо в парадный вход, с намерением разобрать все не раньше, чем он как следует отдохнет. Уставшие лошади понуро опустили породистые головы, выжидая, когда же их наконец распрягут. И долго ждать не пришлось, ведь умелые руки расстегивали ремни быстро и ловко. Блэйк повел все еще взнузданных животных к конюшням.
***
Блэйк зашел в теплое помещение, наполненное светом больших фонарей, и сразу заметил Аскеля, сидевшего прямо на соломе, возле стены, устало сложив влажные окровавленные руки на колени. Быть может, он все еще не заметил колдуна, занятый мыслями; на его губах играла кроткая, почти детская улыбка, умиляющаяся чему-то, что было совсем рядышком, в стойле. Блэйк отпустил лошадей.
– Я вернулся, – тихо и беззлобно проговорил он, сообразив, что произошло.
– Господин, – улыбнулся Аскель и спешно поднялся с вороха соломы, – посмотрите скорее!
Он осторожно и быстро пересек проход между стойлами и остановился рядом с адептом, опершись на деревянную стенку загончика. Именно тогда парень впервые увидел его улыбку – некрасивую, усталую, но настоящую. Его полуночный взгляд надолго задержался на небольшом сивом жеребенке, которого старательно вылизывала пегая кобылка. Крохотное создание, едва держащееся на плетях-ножках, дрожало всем своим маленьким новорожденным тельцем и покачивалось из стороны в сторону, так и норовя свалиться на пол.
– Были трудности? – не отводя взгляда от новорожденного, спросил Блэйк.
– Он оказался большим.
– Молодец, – одобрительно кивнул чародей и опустил холодную руку на теплое плечо парня, – принимай новых, выбери, какая понравится.
Приятно удивленный таким непривычным, располагающим к себе настроем наставника, парень, благодарно кивнув головой, подошел к двум жеребчикам, стригущим длинными ушками. Он не думал, понял сразу и прислонил теплую ладонь к изящной белой морде, на которой спуталась черная, как уголь, грива. Спиной он почувствовал взгляд наставника, но не тот холодный, как прежде, а спокойный, безвредный, как бы удостоверившийся в своем правильном выборе.
– Оставим их, – поставил перед фактом чародей и, неожиданно для юноши, отвернул ворот его рубашки, критично осматривая кожу. Не найдя разорванных капилляров и удостоверившись в том, что адепт магию не применял, он одернул ворот и одним движением привел его в изначальный вид.
– Господин, – сдавленно обратился Аскель, – в замке призрак.
– Сейчас разберемся, – спокойно проговорил Блэйк и быстрее направился в сторону замка.
Когда тяжелые двери открылись, ученик и его наставник сразу же увидели ту белую, которая опять кружилась на одном месте, размахивая уродливыми руками. Сломанный череп валялся у края лестницы.
Блэйк, нахмурив брови и тихо ругнувшись, выставил перед собой правую руку и создал такой мощный поток воздуха, что белая дама буквально впечаталась в стену и размазалась по ней неприятной, молочно-белой полупрозрачной массой. Протяжный женский вздох, глубокий, громкий и страдальческий, эхом разлился по замку и вскоре совсем затих, не оставив и следа былого присутствия. Аскель облегченно вздохнул, Блэйк молча ступил на лестницу и обернулся только тогда, когда почти достиг второго этажа.
– Приготовь воды, будь так добр. Искупаемся.
А Аскель понятия не имел, почему ему вдруг стало так неловко.
Комментарий к Глава седьмая: «Плач в ночи»
* – имеется в виду Лорелея из немецких баек.
Кергерайт – в валлийском фольклоре дух-плакальщица. Ее рыдания слышатся накануне эпидемий или катастроф – словом, событий, в которых суждено погибнуть многим. Как правило, ее сопровождает блуждающий огонек.
========== Глава восьмая: «Что-то иное» ==========
***
– Аскель, – раздосадованно прикрыл глаза Блэйк и принялся растирать его тонкое запястье, – аккуратнее надо. Как я тебя учил? Выдохнул, выпрямился и легко выгнул руку, осторожно, плавно. Магия – это искусство, и творить это искусство подобает мастерски.
– Да не хотел я так, господин, правда!
– Верю, – ответил чародей и покосился на полыхающее по вине парня старое дерево, – просто меньше витай в облаках.
Аскель коротко кивнул, смутившись, поднялся со снега и уже сам разминал сведенную судорогой руку, а чародей махнул рукой и, вызвав поток воды, потушил полыхающий ясень. Он выглядел по-домашнему, непривычно, в короткой черной курточке и таких же коротких сапогах. Уже неделю он усиленно упражнялся в магии вместе с адептом, открывая ему элементарные истины, до смешного простые, но зрелищные и поистине яркие. Два меча – клеймор и простенький полуторник с пятнами ржавчины, были вогнаны в снег после фехтования, которому, как считал Блэйк, необходимо быть обученным. И у Аскеля получалось вполне сносно, благо, сил ему хватало. Растрепанный раскрасневшийся юноша уже готов был продолжать занятия. Чародей не злился. Он был умиротворен, как никогда.
– Это не особо мудреный фокус, – проговорил он снова, становясь сзади и выпрямляя руку парня так, как нужно, – локоть не сгибай и, ради Богов, держи спину. Смотреть тошно. С шаровыми молниями нужно быть внимательнее. Ты спалил дерево, которое росло тут сотню лет, между прочим. А если бы ты сам пострадал? Не факт, что я смог бы помочь. Итак, повтори, но красиво и плавно, как подобает чародею. Аскель, не как забулдыга, не тряси рукой!
Из руки юноши выскользнул мерцающий смертоносный шарик, небольшой, меньше головы, и полетел вперед, медленно и плавно, паря в воздухе. Чародей молчал, был готов среагировать. Шар медленно, подобно ползущей улитке, начал расти, оживляясь, треща фиолетовыми молниями и рассыпаясь такими же искрами, только более яркими.
– Сносно, очень сносно, – одобряюще проговорил Блэйк, – еще немного увеличь.
– Ох! Черт!
Шар вдруг стал огромным, неуправляемым и смертоносным, готовым уничтожать. Чародей был быстрее, и его пальцы выпрямились молниеносно. Шар лопнул, рассыпавшись бледными голубыми искрами, даже не долетевшими до снега. Аскель почти рухнул на землю без сил, но чародей перехватил его под руки и снова поставил на ноги.
– Неужели так сложно сделать это плавно? – вскинул бровь Блэйк и машинально поправил некрасиво лежащую прядь ученика.
– Да я стараюсь, – пробубнил адепт и выдохнул, – просто устал.
– Значит, поехали проветривать твои мозги, в которых, позволь, творится в последнее время сущая вакханалия. Выводи коней.
Радостно кивнув, Аскель рванул в конюшни еще раньше, чем наставник, обрадованный тем, что наконец выберется из стен замка и его двора спустя почти два месяца заточения. Блэйк запрягал лошадей – своего воронка и жеребца адепта – горностаевого, весело машущего черным хвостом. Ни Грим, ни Мерида не знали, куда пропал хозяин с мальчишкой.
Аскелю привычно было держаться в седле и даже хотелось пустить коня в галоп, но наставник явно не спешил, потому что стал на удивление тихим и неразговорчивым, загадочно смотрящим вдаль, сквозь густые заросли хвойных деревьев. Снег приятно скрипел под лошадьми, и всю неделю было тихо и безветренно, даже несвойственно северной зиме. Замок удалялся и исчезал.
– Господин, куда мы едем? – обратился он, подогнав лошадь за оторвавшимся вперед наставником.
– На Волчье озеро. Не мешай мне, будь добр, – холодный тон осадил Аскеля, и тот снова отстал, обиженно глядя на однообразную белизну снега.
Было солнечно, небесное светило стояло в зените, отбрасывая на слепящий глаза снег пронзительно-яркие лучи. Рыжая лисица, шубка которой горела огнем, «линеечкой» пробежала между соснами, мелькнув пушистым красивым хвостом, а где-то в ветвях искореженного дерева прокричала невидимая птица. Аскель молчал, ровно как и его наставник, оценивающий пронзительным серебристым взглядом все то, что его окружало.
Наконец деревья совсем поредели, и впереди раскинулось замерзшее озеро, почти идеально круглой формы, поросшее по краям высоким камышом, тихо шелестящим от дуновения едва заметного ветерка. Тонкий слой снега, накрывший ледяное зеркало, был нетронут, нехожен, изумительно чист. Блэйк спрыгнул с коня.
– Идем, покажу кое-что.
Все еще обиженный парень оставил черно-белого жеребчика и неуверенно поплелся следом по тонкому льду, покрытому белоснежным настом.
– Не провалишься, – послышалось впереди, – не бойся.
Но парень боялся, потому что когда-то уже тонул. Навязчивые воспоминания неприятно вертелись в мозгу, выдавая холодящую кровь картину, когда он, двенадцатилетний мальчонка, пошел гулять по озеру и провалился под лед. Вспомнил, как громко кричал, как звал на помощь, но никто его не слышал. Будто наяву увидел окровавленные пальцы, бессильно пытающиеся зацепиться за идеально ровный лед, холодный, колючий. А потом, когда он хотел уже бросить все и отпустить скользящий край, прибежала его огромная лохматая собака. Аскеля-то она вытащила, а потом заболела и умерла. Он никогда так не плакал над животными. Он вообще не лил слез над ними до того случая. Морозной зимой он долбил железом каменную землю и только под вечер похоронил спасителя – лохматого, теплого когда-то и пахнущего псиной. Приятно пахнущего. Некогда живого.
Блэйк знал. Прямо сейчас, в этот самый момент непроизвольно слышал его мысли – слишком громкие и печальные, такие, какие он слышать не любил, но был обязан. Он резко остановился и присел, раскаляя пальцы.
– Иди ко мне. Смотри.
Аскель подошел ближе и увидел, как огненно-горячие пальцы его наставника плавят снег и делают лед абсолютно гладким и прозрачным, как маленькое окошко в подводный мир, полный чудес и тайн. С каждым отточенным движением прозрачность окошка в другой мир увеличивалась, а парень невольно склонялся ниже и ниже, даже не замечая кривой ухмылки чародея.
Он ахнул.
Затаил дыхание.
И опустился перед дверью в новый неведомый мир.
Там, под тоненьким слоем льда, бурлила иная жизнь, загадочная, древняя и подавляющая своей благородной мощью и красотой. Волчье озеро было прикрытием, глупой отмазкой, скрывающей подводный город – белокаменный и изумительно сияющий в светлых водах бездонного озера. Перед его мутными болотными глазами высились резные мосты и башни, бесчисленные ажурные арки, массивные изящные колонны и мириады подводных жителей, скрывающихся в толщах воды. Чудовищно-огромные древние рыбы лавировали между гигантских мостов, разгоняя многотонные толщи воды пышными хвостами едкого ультрамаринового цвета, а в башенках коротко, но часто мелькали тонкие ножки с плавниками, какие парень видел лишь на страницах книг. К прозрачному окошку подплыло нежное существо, красивое и хрупкое. Лицо принадлежало девушке, тело – рыбе. Бледно-зеленая, с огромными водянистыми глазами, пухлыми губами, как у рыбки, она прижала ладошки к окну и удивленно склонила крохотную аккуратную голову, рассматривая людей – черноволосого мужчину со страшными полуночными глазами и парня, юного, безликого, но близкого ей, водной обитательнице. От него пахло влагой, болотами, где он родился, даже через толщу льда. Длинные волосы существа, похожие на водоросли, парили в воде, колыхаясь от каждого шороха и всплеска прозрачной ледяной влаги. Маленькая грудь, ничем не прикрытая, привлекла взгляд смутившегося Аскеля.
– Асрая, водяная нимфа, – проговорил чародей, всматриваясь в глаза существа.
– Бестолочь, – пихнул он в плечо адепта, отследив его взгляд, – как маленький.
– Извините, – улыбнулся Аскель, но асрая уже пропала.
– Далековато же мы ушли, – поднявшись, заметил чародей. – Ты замерз? Ладно, не утруждайся, я все равно все вижу. Давай, лезь на коня. Вернемся и напьемся глинтвейна. Горячего.
***
Чародей, осматривая прилежащие к Наргсборгу окрестности, двинулся с учеником в обход, сделав крюк в добрых две-три версты, пробираясь голыми опушками, сменяющими непролазные темные лощины. Он плохо видел вдалеке, но все-таки различил бледным взором движущееся кричащее облачко. «Вороны, – заключил Блэйк, подгоняя коня, – и неспроста». В низинке снега было куда больше, чем на равнинах, и лошади двигались медленнее, но чародей животных не жалел, заставляя выше поднимать ноги и идти быстрее. Крики ворон слышались все более отчетливо, и сами они больше не были черными точками в светлом морозном небе, а вполне различимыми траурными птицами, кружащими над чем-то и дерущимися. Блэйк спрыгнул, вытащил из чехла на ремне, который стягивал бедро, небольшой стилет, блеснувший на солнце. Аскель знал, что чародей и стилетом многое умеет.
– Иди по моим следам, – скомандовал наставник, нервно вертя стилет в руках. Аскель не возражал.
Изящная высокая фигура с развевающимися на едва ощутимом ветру угольными блестящими волосами уверенно и быстро пересекала лесную опушку в направлении к скоплению ворон, а парень едва успевал идти следом. Издалека Аскель заметил что-то темное, потом, когда подошел ближе к разогнанным воронам, увидел свежие пятна крови. Блэйк резко остановился.
– Не подходи.
Но Аскель уже подошел и, выругавшись, пошатнулся. Чародей перехватил парня, встал сзади и, накрыв ладонями его глаза, отошел.
– Не нужно смотреть. Иди к лошадям, – тихо проговорил он спокойным голосом. – Порядок?
– Да, господин Блэйк, – выдохнул юноша, – порядок.
Чувствуя тошноту, пошатываясь, Аскель побрел к привязанным лошадям и, опершись на спину своего жеребца, стоял, пытаясь перевести дух и выбросить увиденное из головы. Блэйк все еще был там. Парень видел, как он нависал над покойником, не переставая что-то делать, копошиться и работать стилетом.
Блэйк критично осмотрел растерзанный труп и вытащил зазубренную стрелу из глаза покойника, поднося ее к лицу. «Совсем свежий, – подумал он, – убили рано утром. Порезали. Приманили ворон».
– Аскель! – крикнул чародей, все еще занимаясь трупом, – пришел в себя? Тащи сюда мешок с коня!
Юноша исполнил приказ незамедлительно: прибежал с большим тряпичным мешком, веревкой, как догадался уже сам, и, все же стараясь не смотреть на труп, подал вещи колдуну, скидывающему с себя куртку, а затем и рубашку, обнажая бледный торс. Шрама от ожога, который видел Асгерд, уже не было.
– Возьми, – протянул он одежду, сильно пропахшую чабрецом и кедром, парню, а сам, даже не дрожа от крепкого мороза, принялся закладывать труп в мешок. – Покойники говорят больше, чем кажется.
Блэйк перебросил перевязанный в мешке труп через плечо, будто тот ничего не весил, и легко пошел к лошадям, оставляя за собой кровавый след, – от давления на тело кровь капала из рваных ран. На бледной коже появились багровые разводы, а ткань мешка уже полностью пропиталась темной влагой. Пораженный спокойствием и непринужденностью наставника, адепт с чародейскими вещами семенил следом, всматриваясь в широкую ровную спину и напряженную поясницу. И не от того, что на труп смотреть не хотелось. Зазубренная окровавленная стрела была в свободной руке Блэйка, другой же он придерживал тело, хотя то весило не меньше семидесяти.
Облегченно вздыхая, разгоряченный чародей взвалил покойника на жеребца и потянулся, расслабляя мышцы.
– Давай вещи, – сказал колдун, заметив еще один пристальный взгляд на свою же грудь, – муха в рот залетит.
Аскель вздрогнул от неожиданности и протянул наставнику его одежду, а Блэйк стал натягивать на себя рубашку, прежде избавившись от крови на коже. Парень не понял, показалось ему или же нет, но на мгновение он увидел, как правое плечо чародея начало неумолимо краснеть. Впрочем, досмотреть ему не дали, накрыв кожу белой рубашкой, а затем и курткой. Блэйк мягко опустился в седло, а конь заметно напрягся, чувствуя удвоенный вес на своей спине.
– Ну, друг, потерпи, – развел руками колдун и шлепнул шею своего воронка.
Два всадника спешно пересекли лес и вернулись в замок, оставив за собой кровавый след.
***
– Ну, – вздохнул чародей, покрутив в руке скальпель, – рассказывай кто ты у нас такой и по какому поводу оказался у меня на столе.
В подвале, в глубинах которого все еще сидел боггарт, таилась большая холодная комната, где Блэйк обычно проводил вскрытия или составлял эликсиры, поддерживающие его фантом или делающие шерсть его лошадей блестящей.
Лезвие скользнуло по брюшной полости, а рука принялась копаться во внутренностях.
– Циррозник, – качал головой чародей, рассматривая увеличенную, покрытую бугорками темную печень, – но это явно не причина смерти, его застрелили. Органы относительно целы, а от магии превратились бы в кашу. Неужели просто-напросто лучник? Не поверю.
Скальпель прошелся от уха до уха, по холодной комнате пронесся тошнотворный звук распила и удовлетворенный выдох чародея с окровавленными руками.
– Я так и знал, – покачал головой Блэйк, – можно было и не сомневаться.
В распиленном черепе мозга не было, только серая жижа, жидкая и отвратительно воняющая на всю комнатку, но, казалось, не доставляющая чародею и капли отвращения. Он искал присутствие магии, думал, что именно сделали с мужчиной до того, как убили, и нашел ответ. Крестьянин, как понял он, плутал по лесу в поисках дичи, а кто-то из южан, верно точивший зуб на колдуна после заварушки в Грюнденберге, заметил выгодную для себя мишень, с которой можно было считать хоть что-то. Только вот времени у него не было, препаратов, как видно, тоже, и считывание на сухую, грубо, скоро, привело к полному растворению мозга и моментальной смерти. Чародей не сомневался: южанин или южане ничего не нашли, потому что он с Аскелем замка не покидал, а потом тихонько приписали крестьянину иную причину смерти для отвода глаз. Тело быстренько исполосовали, подобно животным, пустили стрелу в глаз, чтобы нашедшие (как предполагалось, охотники) нашли бы убитого северянами товарища. Ведь именно северные охотники пользовались зазубренными стрелами, разрывающими органы крупных животных. Лук, как предположил чародей, имел силу натяжения не меньше семидесяти килограмм, а южане такими не пользуются. В любом случае, не их неженки-чародеи. Стало быть, помимо колдунов тут ошивались наемники с юга и, что еще хуже, предатели с севера. Южане не знали местность и такие луки не носили.