Текст книги "Адепт (СИ)"

Автор книги: Алексей Скуратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

«Стрелу, говоришь, – подумал Блэйк, – в глаз?» Он порылся в нагрудном кармане плаща, достал с горсть серебра и передал ее в руки бородатому, застывшему от такой щедрости незнакомца.

– Спасибо за помощь, – мягко проговорил Блэйк и накрыл голову капюшоном, скрывающим бледное лицо, – если кто-то незнакомый спросит обо мне, можешь не покрывать. Бывай, – махнул рукой колдун и пустил жеребца рысью через деревню.

Бородатый скосил взгляд в сторону пустующей халупы, переступил с ноги на ногу и опустил глаза в землю, покрытую снегом. Там, за мутным окном, стояла темная безликая фигура в коротком плаще, провожая невидимым взглядом уезжающего всадника на вороном жеребце изумительной красоты. «Он уже понял, – пронеслось в голове скрывающегося человека, – понял и будет осторожничать». Фигура из темноты была права: Блэйк понял, что бородатый был куплен. Он понял, что оспа выкосила бы все село разом, сразу раскусил бородача, которому, на удивление, захотелось потрепаться с незнакомцем при оружии. Но чародей прекрасно осознавал, что о его догадках знает тот, кто следил за ним от самого Наргсборга, чувствовал слабые, плохо скрываемые магические импульсы.

– Лучники, значит, – тихо проговорил Блэйк самому себе, – ну конечно, лучники… Не конницу же пускать в здешние леса.

Солнце было в зените. Чародей ехал в Грюнденберг вторые сутки.

***

Отдохнувший после ночной стоянки конь бежал бодро и резво, оставляя на чистом снегу следы аккуратных копыт; Блэйк, не спавший всю ночь и ожидавший нападения, держался в седле с трудом, но знал, что уже на следующий день, рано утром, прибудет в Грюнденберг, а там заедет к старому знакомому и как следует отдохнет. Однообразные пейзажи утомили его ровно как и недосыпание с постоянной сосредоточенностью; две ночи подряд он сидел возле костра, прислушивался к звукам, настраивался на частоту магических вибраций и сканировал местность в радиусе нескольких верст. Блэйк не видел лица того, кто ходил за ним по пятам, но многое мог о нем сказать. Впрочем, ему было достаточно того, что некто не столь опытен – слабые импульсы он чувствовал. Колдун сканировал, полностью подавлял свою эманацию, ставил вокруг себя поля, но в конце-концов срывался и ругался, потому то эта самая неопытность играла шпиону на руку. Импульсы подавлялись плохо, что и путало Блэйка. Колебания можно было присвоить не только неопытному чародею, но и какому-нибудь духу.

Чародей взглянул на свои руки – кожа на пальцах местами лопнула из-за напряжения, и теперь из крохотных ранок сочилась кровь. Его аспидно-черные волосы, ниспадающие на широкие плечи живой волной, уже не казались такими красивыми и блестящими, а странные серебристые глаза утратили бодрый блеск и выглядели еще более неестественно на сонном лице; тонкие некрасивые губы начали шелушиться из-за морозов и завершали картину этого измученного нескончаемыми проблемами человека.

Лес редел, дорога вела к довольно безжизненной голой опушке, так некстати смотревшейся в живых, нескончаемых и величественных громадах старого бора. Могучие кедры стояли все дальше друг от друга, а из-под слоев снега торчали голые макушки кустарников, так ярко смотревшихся на фоне ослепительной белизны. Еще издалека Блэйк заметил размытый в его глазах огромный дуб и мутные очертания людей, столпившихся вокруг дерева. До ушей донеслась грубая ругань и остервенелые крики – стало ясно, что что-то странное происходит в таком диком необжитом месте.

Блэйк тронул коня пятками и стал медленно приближаться к толпе, когда понял, что галдеж и резкие фразы срываются с губ крестьян. По мере приближения к людям, чародей различал фигуры все четче и яснее, наконец видел их лица, искаженные злобой и еще несколько метров назад казавшиеся бледными и размытыми.

– Убийца! – стонала полная женщина в платке, ломая руки, – убийца! Кровинушку!

– Сукин сын! – рявкнул коренастый мужичок и бросил в молодого мужчину с петлей на шее мерзлый кусок земли, – выродок!

За первым брошенным камнем полетели другие; женщина в платке рухнула в снег, рвала выбившиеся из-под ткани светлые волосы и громко кричала, проклиная приговоренного к повешению. На мужчине не было лица.

Блэйк подъехал вплотную, расталкивая народ строптивым жеребцом. Он перевел холодный презрительный взгляд на старика-священника и огромного мужика с концом переброшенной через сук веревки; народ стих при виде всадника при оружии, лицо которого было плохо видно из-за большого капюшона.

– Что происходит? – спокойно прозвучал голос всадника на вороном коне.

– Убийца! – завопила женщина в платке и снова упала в снег, – Микиту!.. Убил!.. Скормил!

– Этот грязный выродок, – прохрипел старик, – скормил своему чудищу дитя! Баргесту! * Баргесту скормил! Чудовищу своему!

– Да сам он на собаку наступил! – отчаянно вскрикнул мужчина с петлей на шее. – Я бы не успел!.. Мой грех, но не убивал я мальчишку!

Договорить ему не позволили; мерзлый кусок земли пришелся мужчине прямо в кадык, вызвав тяжелый утробный хрип и отчаянные попытки вздохнуть. «Не убивал…» – прозвучали разорванные попытками вдохнуть воздух слова. Блэйк замер в седле, напрягся, как струна, встретившись с влажным от выступивших слез взглядом человека в петле. Светло-голубые глаза выражали боль, обиду, непонимание смертного приговора, вынесенного сумасшедшими крестьянами, охваченными безумием суеверия и утраты. Полная женщина ломала руки и кричала, коренастый крутил в грубой руке мерзлый комок, а Блэйк и человек в петле замерли, встретившись взглядами. Приговоренный пытался найти в полуночных глазах тень понимания и разума, пытался воззвать к спасению, к избавлению от несправедливого приговора. Чародей же чувствовал бессилие перед этим самосудом. Он смотрел в светлые глаза, застеленные пеленой отчаяния, и понимал, что даже если разгонит этот балаган, даже если отдаст все деньги за жизнь невинного человека, жертву клеветы и непонимания, то все равно проиграет силе слепой мести. Отдав все, он ушел бы и подарил человеку несколько минут жизни. Стоило бы ему исчезнуть из вида собравшихся, мужчину бы повесили.

Светлый взгляд приговоренного вновь нашел те страшные серебристые глаза, так четко и ясно видные ему из-под тени капюшона. Блэйк осмелился еще раз встретиться с непонимающим светлым взором, осмелился и бессильно опустил взгляд на луку седла, тихо выдохнул и, тронув вороного жеребца пятками, незаметно ушел, будто бы и не появлялся. До него донесся сдавленный крик, который медленно перешел в низкий задыхающийся хрип. Несколько мгновений – и хрип прекратился. Прекратился только физически, потому что в сознании Блэйка он все еще раздавался, как гром среди ясного неба. Чародей бы многое отдал, чтобы не слышать его, но понимал, что поступить иным образом было бы только тщетной попыткой, давшей бы надежду на жизнь, а потом перечеркнувшей бы существование человека с еще более страшной силой.

«И на что способны мы, чародеи, управляющие стихией, но такие беспомощные и жалкие перед силой случая? – подумал Блэйк. – На что способны мы, такие богатые, такие значимые и всесильные… Идеалы, герои баллад и легенд, неоспоримые лидеры и властители миров в глазах светских чинов и аристократии, но такие жалкие и маленькие в глазах тех, кому есть, что терять, тех, которые знают, что значит выживать. Показушность, пропаганда, отождествление лжи и грязи – вот кто властелины миров и стихий. Бесконечное состязание, борьба за место в политике, жажда денег, разврат и нечеловеческая тяга к силе, граничащая с помешательством…»

– Пошел! – рявкнул Блэйк и со злостью ударил бока жеребца, пустив его в галоп.

Дерево повешенных скрылось за линией горизонта.

***

Грюнденберг был поистине блистательным городом, в котором, как ни в одном другом городе, соблюдалась эстетическая чистота и юридический порядок. Будучи бывшей столицей Северной Империи, Грюнденберг не утратил своей былой красоты и величия, затмевающих отдельными местами и аккуратными улочками даже Вальдэгор. Казалось, город являлся отдельным миром со своими собственными моралями и устоями; почти нулевой процент краж и убийств, вызванный жесточайшими порядками и мерами наказания, был подобен незакрашенному кусочку на изрисованном полотне преступной империи. Но Блэйк помнил и худшие времена, когда сияющий и богатый Грюнденберг моралью и нравственностью жителей не блистал. Правительство поменялось, реформы подействовали и принесли неожиданно приятные поправки в жизни обитателей этого небольшого, но чарующего места. Насколько было известно колдуну, в этом городе проживала чуть ли не треть его братии, привлеченная спокойствием и безопасностью.

За семь лет отсутствия чародея этот городок не изменился, остался таким же аккуратным и чистым, что так выделяло его на фоне других мест. Покрытые снегом дома и особняки выглядели новыми, точно такими же, какими их всегда помнил Блэйк; на главной площади, пестреющей народными массами, все так же бурлила жизнь. Богатейшие таверны и бордели, цирюльни и ювелирные лавки, оружейни и роскошные ателье пестрели вывесками на длинных узких улицах. То и дело на небольших площадях мелькали шатры с кочующими акробатами и фокусниками, то и дело встречались толпы зевак, окруживших клетки с чудовищами, выведенными на свет божий из враждебной тьмы. На другой площади, которая была совсем рядом с главной, располагался эшафот, как всегда привлекший кучи народа. Как ни странно, но карманников, появляющихся обычно в таких людных местах, не было. Единицам тех, кто осмелился сунуть жадную руку в чужой карман, сейчас прилюдно рубили руки и дробили пальцы под аккомпанемент ахающей и охающей толпы.

Блэйк неспешно бродил по знакомому до боли городу в направлении одинокого особняка, расположенного на самом краю Грюнденберга. Он отметил для себя, что чувствовать вражескую эманацию он больше не мог, ибо та смешалась с десятками потоков других чародеев. Тем не менее, оглядываться по сторонам он не стал, дабы не вызвать в свою сторону подозрений; полностью подавив в себе магическую пульсацию, он с осторожностью пересекал город, бесконечно много виляя между узкими улочками. Утомление и пятисуточное недосыпание сильно сказалось на его нервах и расположении духа в целом. Он остановил чистокровного жеребца перед особняком, ремни поводьев привязал к крепкому суку дерева, росшего под окнами, и тихо раскрыл входную дверь, которая никогда не запиралась на замок. Он быстро прошел через просто обставленный парадный вход с династическими портретами на стене, уже более твердо поднялся на знакомый второй этаж по массивной лестнице и тихонько открыл темную дверь в уютный кабинет, залитый светом. Слуг нигде не было.

– Блэйк! – всплеснул руками седобородый мужчина лет шестидесяти, сухопарый, низенький и добро улыбающийся дорогому сердцу мужчине, появившемуся в дверях. – Сколько лет тебя здесь не было! – улыбаясь, старик подскочил к склонившемуся чародею и крепко обнял его широкие плечи, радуясь такой приятной неожиданной встрече после семи лет разлуки.

Щелчок звонко раздался в стенах небольшого кабинета и зловеще отозвался в ушах чародея, мерзко цокая такое нежеланное «допрыгался». Теперь уже не знакомый друг и товарищ Блэйка стоял перед ним, а высокий крепкий парень лет двадцати на вид, ухмыляющийся и ликующий. Небольшие карие глаза парня торжествующе смотрели на скованные поцарапанными каменными кандалами бледные руки, иссеченные крохотными ранками.

Тяжелый удар пришелся скованному чародею прямо в солнечное сплетение, заставив его рухнуть на чистый пол и отчаянно пытаться поймать глоток воздуха. Смуглый светловолосый парень, коротко остриженный, богато одетый, залился неприятным театральным смехом, какой обычно бывает у новичков, сорвавших большой куш, и прижал задыхающегося чародея к стене. Стриженый, не торопясь, перенес тяжелый стул от массивного стола и с грохотом опустил его перед едва находящимся в сознании Блэйком; он уселся, перекинув ногу на ногу и, подперши смуглое скуластое лицо рукой, не отрывал азартных глаз от согнувшегося в три погибели черноволосого.

– Так вот ты какой вблизи, Блэйк Реввенкрофт, – обнажил ряд белых ровных зубов стриженый, – что-то ты не похож на тех позеров и показушников, которых мы успели взять.

Блэйк молчал, прикрывая глаза от чудовищной боли, занимающей сознание и разрывающей его тело на части. Он наконец смог дышать, с трудом, тяжело, но смог.

– А ты заставил меня попотеть, прежде чем я смог скрутить тебя, – продолжал парень, покачивая ногой и пытаясь встретиться со взглядом чародея. – К тому же, климат у вас ну просто отвратительный!

Стриженый соскочил со стула и присел перед склонившим голову Блэйком, бесцеремонно подняв его искаженное злобой и болью лицо на себя; он пожалел, что заглянул в эти мертвые глаза цвета полной луны.

– А что это ты такой бледный? – натянуто усмехнулся блондин и отвел взгляд. – Ваш паскудный климат или животный страх?

– Предвкушение того, что целым ты отсюда не выйдешь, – низким хриплым голосом отозвался Блэйк и поджал тонкие губы, чувствуя, что злоба берет верх над рассудком.

– Посмотрите-ка, заговорил! – фальшиво рассмеялся стриженый и приблизился к его бледному лицу. – Знаешь, мне позволили с тобой всласть наиграться. Проверим, на что способен ты, переспавший с доброй половиной имперских потаскух.

Растянутые в похабной улыбке губы смуглого блондина прижались к сухим бескровным губам Блэйка. «Цель оправдывает средства, – подумал чародей и неожиданно для стриженого подался вперед, сливаясь с ним в предательском поцелуе. – Играй, щенок, играй, пока можешь!»

Наивно, бесстыдно и жадно блондин припал к тонким, шероховатым из-за мороза губам Блэйка и притянул его за крепкую шею ближе к себе. В его полуприкрытых карих глазах стояла мутная пелена, вызванная опьяняющим поцелуем с черноволосым врагом, у которого не дрогнул ни единый мускул на бледном лице.

– Блестящее исполнение, – выдохнул раскрасневшийся парень, оторвавшись от Блэйка. Он не мог отвести взгляда от этих некрасивых, но дьявольски чувственных и умелых губ, влажно блестевших в свете дня. В холодные серебристые глаза он не осмелился заглянуть. – Может, мне держать тебя при себе, как считаешь? Знатные господа держат своих рабов в стальных ошейниках, но для такого чистокровного жеребца, как ты, я бы собственными руками выковал золотой.

Черноволосый не ответил, только торжествующе и тихо усмехнулся, вглядываясь в глаза противника. Он тряхнул антрацитовыми прядями, отбрасывая их с бледного лица, и обратился к стриженому:

– Надолго же тебя хватило, – саркастически ухмыльнулся он, выжидая ответной реакции, – ты всегда бросаешь начатое?

Чародей ожидал этого, знал, что молодой и неопытный колдунишка так по-детски поведется на явную провокацию. Ему нужно было выбить из колеи стриженого, нужно было нарушить магический ток в его теле, дабы разорвать оковы, подавляющие силы. Блондин с шумным вдохом накинулся на скрывающего отвращение Блэйка и одержимо впился в его губы; он больше не думал о поручении скрутить врага, больше не вспоминал о задании, поддавшись влечению к этому молодому мрачному ворону – холодному, высокомерному, но такому манящему и возбуждающему. Блэйк с мужчинами не спал, пошел на эту аферу со стриженым только ради того, чтобы не попасть в плен южанам и вернуться домой. Его язык скользнул в горячий рот смуглого колдуна, совсем молодого и наивного, слишком мнительного. Он едва не морщился, чувствуя тягучую слюну с приторным привкусом, но не останавливался, чувствуя маячившую на горизонте свободу. Блэйк все увереннее ласкал его, вовлекал во все более глубокий поцелуй, выбивая из равновесия и заставляя забыть об осторожности.

И парень забылся.

Блэйк поймал тонкими губами язык южанина, подался ближе, совсем вплотную, на половину вбирая его в себя и довольно прикрывая глаза цвета стали в ожидании торжества и победы.

***

Дикий, сумасшедший крик разнесся по поместью, проникая в каждый его закуток и заставляя мертвые равнодушные стены дрогнуть. Люди так не кричали… Блэйк с окровавленным ртом и льющейся из носа кровью стоял над валяющимся на полу блондином, у которого не было половины языка. Страшными глазами стриженый южанин смотрел на то, как его противник, являвшийся в эту минуту отождествлением хаоса и мощи, отплевывался и запрокидывал голову, пытаясь остановить багряные потоки; он начинал захлебываться собственной кровью и сплевывал ее на некогда бежевый пушистый ковер, на котором красовалась теперь целая алая лужа и мириады темных брызг.

На месте удара начала появляться опухоль и покраснение, но чародей знал, что нос ему все-таки не сломали. Раздраженно и нехотя он щелкнул тонкими длинными пальцами, наколдовав небольшой кусок льда, чтобы остановить кровотечение. Его лицо и шея, белоснежный ворот рубашки и серебристая вышивка дорогого черного камзола, стягивающего крепкий торс, были запачканы кровью. Южанин выл и рыдал, извивался на полу, но сопротивления больше не оказывал, оказавшись под сильными чарами, полностью блокирующими его способности. Остановив кровотечение, Блэйк, прижимая к носу идеально чистый платок, подошел к врагу и со всей злостью ударил его ногой, сломав два ребра. Чародей с отвращением поднял парня с ковра, усадил на стул перед массивным дубовым столом и, положив перед ним лист бумаги и перо, приступил к допросам, вооружившись иголками, так кстати оставленными на полке рядом со старыми книгами в дорогих переплетах. Он полностью сковал движения воющего южанина, чьи дорогие одежды были покрыты кровью, но правую руку оставил подвижной.

– Имя, – рявкнул Блэйк, стоя за спиной стриженого, – пиши имя, щенок!

Рыдая и воя от боли, южанин криво нацарапал на листе «Каттар Зибаль», а после бессильно выронил перо и опустил блондинистую голову на грудь, и из его раскрытых губ сильнее полилась темная кровь.

– Кто послал? – отчетливо задал вопрос чародей низким хриплым голосом.

Каттар отрицательно мотнул головой и не притронулся к перу, явно не желая выдавать заказчика. Обезумевший от страха взгляд карих глаз метался с одного предмета в кабинете на другой, будто бы желая найти спасение хоть в чем-то.

– Кто заказчик? – вскрикнул Блэйк, теряя над собой контроль, – кто послал тебя за мной?!

Южанин все так же нервно метался взглядом по кабинету и не писал ответ; он пытался сжаться, как-то укрыться от страшного черноволосого чародея, но, полностью скованный, ничего не мог поделать и бессильно ожидал чего-то ужасного. Долго ждать не пришлось. В руках Блэйка сверкнула тонкая длинная иголка, такая маленькая, но такая ловкая и способная причинять боль. Он неспешно взял левую руку Каттара, но гораздо быстрее, резче и нетерпеливее вонзил ее под ноготь, вызвав еще один нечеловеческий пронзительный вой.

– Заказчик, – гораздо мягче проговорил Блэйк прямо на ухо вопящего южанина, прокручивая под ногтем серебристую иглу, – пиши имя заказчика.

Стриженый судорожно потянулся к перу, но успел только провести короткую кривую черту на листе бумаге, как испарился со стула, вызвав яркую, пылающую голубым светом вспышку.

– Черт возьми! – воскликнул чародей, но остановить телепортацию уже не мог.

Он бессильно рухнул на окровавленный стул и опустил голову, чувствуя поражение и обиду, чувствуя тот мимолетный триумф, так предательски выскользнувший из его рук. В который раз он отер тонкие губы, пытаясь отвести те неприятные ощущения от поцелуя с парнем, в который раз прощупал косточки носа, удостоверяясь в том, что они целы. Глубоко вздохнув, Блэйк поднялся со стула и подошел к стене, уставленной книгами; он потянул на себя богатый фолиант, и полка разошлась, открывая крохотную комнатку метр на метр, в которой сидел связанный сухопарый мужчина с седой бородой.

– Рад тебя видеть, Асгерд, – натянуто улыбнувшись, проговорил Блэйк и опустился перед старым другом, развязывая крепкие веревки. – Телепортировали, – заключил он, угадав вопрос старика.

Комментарий к Глава шестая: «Хвост»

*Баргест – существо, пришедшее из английского фольклора (в некоторых вариациях немецкого), состоящее в дальнем родстве с хобгоблинами. (Что самое интересное: кровожадный дух баргеста роднят с хобгоблином – некоторым аналогом брауни или же, по-нашему, домовым. Быть может, родство приписано по случаю единой природы этих существ и происхождения.) Баргесты – огромные собаки с горящими глазами, длинными когтями и острыми клыками. Ночами носятся по улицам, пугая людей, и дико воют. Предвестники смерти и бед.

========== Глава седьмая: «Плач в ночи» ==========

Блэйк устало смотрел сквозь стены и отрешенно копался серебряной вилкой в уже остывшем мясе. Асгерд сидел напротив, всматриваясь в знакомое бледное лицо, абсолютно не изменившееся за семь лет. Чародей нервничал, был крайне расстроен тем, что так глупо упустил южанина, злился на самого себя за то, что дал ему уйти живым. Тяжело вздохнув, он откинулся на спинку резного стула и обессиленно протянул ноги.

– Теряю форму, Асгерд, – выдохнул он, – так просчитался…

– Брось, – улыбнулся старик, поглаживая густую серебристую бороду, – телепортацию не так просто прервать, знаешь ведь.

– Раньше мог, – возразил Блэйк, повернув голову в сторону собеседника, – а теперь… Асгерд, я уеду, уеду как можно скорее отсюда. Они снова придут, и, черт, я не хотел бы так подставлять тебя.

В мрачной теплой комнате повисло напряженное молчание – угнетающее, неприятное и навязчивое. Старик все так же трепал бороду, Блэйк сверлил взглядом высокие потолки, а служанка лет сорока, коротко стриженная, темноволосая, тихонько сидела возле окна и смотрела на улицу, едва раздвинув переломанными кривыми пальцами тяжелые шторы. Чародей хорошо помнил ее еще девочкой, только выкупленной из каменоломен. Ее «списали в утиль», хотели вышвырнуть из-за неспособности работать, и тогда ее перекупил у горняков Асгерд, совсем недавно вышедший в отставку. Хильда, так звали коротко стриженную, оказалась доброй и услужливой, бесконечно благодарной за то, что ее избавили от мучений в каменоломнях. Когда она была еще совсем молодой, на ее руки уронили тяжелый камень, раздробив пальцы; густые длинные волосы отрезали – плести косы она больше не могла.

На колени чародея запрыгнул огромный серый кот с такими же огромными зеленющими глазами; он был еще молодым, красивым, холеным, но правое ухо успел разорвать. Кот ткнулся мордашкой в грудь Блэйка и громко замурлыкал, разрывая неприятную навязчивую тишину загадочной кошачьей песней, повествующей, вероятно, о восхитительных стройных кошечках. Чародей усмехнулся – искренне и без желчи, так, как не усмехался людям уже много лет; его пальцы почесывали кошачье ушко и подбородок, трепали пушистую холку и поглаживали ровную упитанную спину. Серый кот, не переставая напевать загадочные мотивы, покорно улегся на его колени.

– В самом деле, – тихо и расслабленно проговорил Блэйк, поглаживая серую кошачью шерсть, – мне стоит закупиться и уехать.

– Закупиться? – переспросил Асгерд, едва не подскочив на стуле, – о дева, Блэйк, неужели обзавелся ученицей?

– Учеником, – натянуто улыбнувшись, поправил чародей и сделал глоток полусухого вина, – совсем недавно. Проводы уходящего года не за горами, к тому же, я могу позволить себе шиковать.

– Все такой же, – облегченно вздохнул старик и попросил Хильду принести еще пару бутылок вина. – Оставайся, Блэйк, – улыбнулся он, – неужели не сможем наложить изоляцию? Тем более вдвоем? Останешься, выспишься. Ты когда на себя в последний раз смотрел? Сегодня забежим в купальни, завтра – обзаведешься тем, что тебе нужно, а потом поедешь. Нет смысла так беспокоиться.

– Даже и не знаю, – смущенно улыбнулся черноволосый, – не помешаю?

– Блэйк, – рассмеялся старик, – ты сидел на моей шее двенадцать лет, разнес за время обучения половину поместья и загнал добрых семь породистых лошадей, а теперь спрашиваешь, не помешаешь ли? Я в долгу перед Сиггрид, а ты всегда будешь моим желанным гостем. Так что не бери в голову.

Чародей рассмеялся – то ли от нервозности, то ли от осознания того, что он будет жить спокойно хотя бы два дня. Он любил Асгерда, любил, как хорошего преданного друга или родного отца. Он помнил, будто это было вчера, как после похорон его наставницы, Сиггрид Саллиманн, появился незнакомый невысокий мужчина, чародей, добрый и терпеливый, открытый. Он помнил, как долго Асгерд восстанавливал его убитые нервы, как долго не отходил ни на шаг, находясь рядом, готовый утешить и помочь. Блэйк был бесконечно благодарен ему, но в действительности сожалел, что навещал старика не так часто, как стоило бы. А еще начинал задумываться над тем, отчего не проявлял столько же терпения к Аскелю, который, по сути, ничего плохого ему не сделал и находился в той же ситуации, что и он сам когда-то давным-давно. Серый кот спрыгнул на пол и поспешно убежал, важно подняв пушистый хвост.

– Купальни бы не помешали, – вздохнул Блэйк, почесав отросшую на бледном лице жесткую щетину.

***

Блэйк выкупил парилку и огромный бассейн исключительно на двоих, оплатил все сам, вопреки недовольству старика. Чародей неспешно сбросил с себя ворохи одежды, обнажая плотное бледное тело, и прошел в окутанную паром комнатку, пахнущую хвоей. Асгерд зашел чуть позже; несмотря на то, что возраст сказался на его внешнем виде, телосложение у него все еще оставалось крепким. Мышцы оставались крепкими и подтянутыми, и если бы не морщинистое бородатое лицо, то ему вполне могли приписать не более пятидесяти – пятидесяти пяти лет.

С нескрываемым удовольствием черноволосый заложил руки за голову и протянул ноги, едва не мурлыча от приятного жара и восхитительного аромата хвои, наполняющего небольшую, заполненную паром комнату. Через несколько минут по бледной коже начали скатываться крохотные капельки пота, весело бегущие с груди и шеи на плоский подтянутый живот, а затем впитывающиеся в белую ткань полотенца, намотанного на узкие бедра. Из-за высокой температуры из носа чародея снова потекла кровь, стекающая по тонким губам и аккуратному подбородку. Кубик льда появился незамедлительно, останавливая неприятную помеху, так некстати появившуюся в блаженный момент.

Асгерд перевел взгляд на своего бывшего ученика и остановился на плече правой руки, заведенной за голову. Он едва нахмурился, поддал жару, заливая раскаленные камни водой, и, вздохнув, тихо произнес:

– Твой фантом слабеет, Блэйк.

– Знаю, – отозвался чародей и коснулся обожженного много лет назад плеча, – когда-нибудь сведу.

– Выучи своего мальчишку, – предложил старик, – у него бы получилось. Всегда не любил эти заморочки с колдовскими ранениями.

– А кто их любит? – усмехнулся Блэйк и провел по плечу, скрывая проступающий шрам. Искалеченная кожа снова стала здоровой. Отличная получилась иллюзия.

Пара в парилке становилось все больше, голова начинала кружиться, а кожа предательски краснеть и размокать. Асгерд и Блэйк было собирались выйти к бассейну, нырнуть в холодную воду, как в дверь раздался стук. От чего-то чародея перекосило сразу же; еще не увидев нарушителя спокойствия, он почувствовал слабый аромат – приторный, пряный, такой раздражающий и неприятный.

– Да, – раздраженно и громко отозвался колдун, накрывая плечи большим полотенцем.

Молоденький мальчик на побегушках заскочил в парилку с крайне смущенным и растерянным видом. Он опустил напуганный взгляд светло-голубых глаз в пол, сцепил пальцы за спиной и, коротко поклонившись, нервно отчеканил:

– Вас требует одна женщина, – обратился к озлобленному Блэйку мальчик, – очень срочно.

Чародей тяжело вздохнул, прикрыл глаза и пригладил рукой взмокшие густые волосы цвета антрацита. Асгерд предательски хихикнул и потер руки в ожидании настоящей сцены, но тут же умолк, осаженный злобным косым зырком черноволосого.

– Пусть войдет, – выдохнул Блэйк и скрестил руки на груди.

Нерейд, как и предполагал чародей, маленьким подвижным вихрем влетела в заполненную тяжелым влажным паром комнатку и подскочила к Блэйку, которого уже давно хотела увидеть. Одетая в безумно дорогое карминовое платье, как всегда пошло и бесстыдно обтягивающее ее точеную фигурку вида песочных часов, она прижалась к мокрому пропотевшему мужчине, трогая маленькими белыми ручками широкие плечи и взмокшие волосы, змейками прилипающие к его шее и спине.

– Что ты здесь забыла? – медленно, выделяя каждое слово проскрипел чародей, морщась от ненавистного запаха.

– У меня были дела в Грюнденберге, – томным голосом ответила Нерейд, отстранившись, но не отнимая взгляда от недовольного лица. – Я думала, ты будешь рад этой встрече.

– О, я очень счастлив, – неприятно ухмыльнулся чародей, заметив, как Асгерд беззвучно покатывается от смеха, – я думал, что мое письмо прояснило дело, разве нет?

Нерейд, тряхнув гривой прямых каштановых волос, недовольно скрестила белые ручки на груди и, переминаясь с ноги на ногу и оглашая комнатку стуком каблуков, обиженно сощурила большие синие глаза. Всем своим видом, поистине девическим, молодым и развязным, она выражала крайнюю досаду и обиду на невыносимого чародея, не проявляющего и толику внимания к ней, такой привлекательной и юной.

– Ведь когда-то нам было так хорошо вместе! – шикнула Нерейд, всплеснув руками, – а ты… ты…

Асгерд расхохотался в голос, хрипло, но искренне и от души, вызвав еще более сильную неловкость и обиду молоденькой чародейки, которой, в самом деле, было под девяносто.

– Что было, то быльем поросло, – снисходительно вздохнул Блэйк и пригладил антрацитовые мокрые волосы, казавшиеся еще длиннее от влаги. – Я говорю тебе еще раз, не прослушай, очень тебя прошу: жить с тобой я не собираюсь, уж не обессудь.

Симпатичное лицо Нерейд исказила гримаса бешенства; в синих глазах, мастерски подчеркнутых макияжем, заплясал сумасшедший огонь ярости, а сама она, казалось, вся покраснела, то ли от злости, то ли от нестерпимой жары. Нерейд быстро выскочила, громко хлопнув тяжелой дверью, и с криками покинула здание под хохот Асгерда.

– Женщины, – утирая слезы смеха, сдавленно проговорил старик, – женщины однажды сведут тебя в могилу!

– Я не собираюсь умирать, – ответил Блэйк, сбрасывая с узких бедер полотенце и раскрывая дверь к бассейнам.

***

В самом деле, иногда Аскель поражался самому себе.

Он, так яро ненавидящий своего импульсивного наставника, начинал чувствовать невосполнимую горькую пустоту, разлившуюся в громадах холодного Наргсборга. Грим разошелся окончательно; старик-гоблин все жестче и жестче относился к Аскелю и наказывал его за малейшую оплошность все более изощренными способами. Он прижигал его пальцы, заставлял переписывать одно и тоже бесчисленное множество раз, ночами не давал спать, нагружая немыслимым объемом работы и приходил в еще более крайнее бешенство, когда мальчишка, беспородное грязнокровное существо, так терпеливо и холодно сносил все истязания.