Текст книги "Адепт (СИ)"

Автор книги: Алексей Скуратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Комментарий к Глава двадцать шестая: «За окном шуршал ливень»

Переписана четыре раза. Сколько подрихтована – не помню.

Я манал эту н-цу.

========== Глава двадцать седьмая: «Последний рубеж» ==========

***

Блэйк проснулся задолго до восхода солнца, тихо поднялся с постели еще тогда, когда на черном ночном небе все еще сияли по-летнему яркие звезды. Он проспал всего несколько часов, но желания лечь в кровать не было вообще.

Всю неделю стояла невыносимая, изнуряющая жара, стены поместья прогрелись, и даже ночью спать было тяжело. Он незаметно выскользнул за дверь, отбрасывая с глаз короткие угольные пряди, зевнул на ходу, чуть не влетев в стену, и пошел по коридорам к выходу, туда, где ночной прохладный воздух хоть как-то спасал от тяжелой духоты. Резная скамейка на открытой веранде пришлась очень кстати. Большая пятнистая рысь, деловито сложив массивные пушистые лапы, безмятежно растянулась на дощатом вымытом полу, и Блэйк даже не заметил ее поначалу, только почувствовал – магически. Сила вернулась к нему. Не без помощи Аскеля.

С недавнего времени чародею удалось найти объяснение появлению рыси в его жилище. В далеко не первом появлении не первой рыси. С каких пор дикие животные так тянулись к людям, пусть те и обладали сверхъестественными силами? С каких пор в их глазах появилось столько разума, столько искорок интеллекта, неживотного интеллекта? Большая пятнистая кошка ходила по поместью степенно и важно, гордо лежала на широких подоконниках, с величественным видом оценивала взглядом жильцов и, казалось, следила за каждым, деликатно подсматривая из темных уголков здания. Она позволяла касаться себя, охотно ластилась к рукам даже при том, что была абсолютно дикой, от природы рожденной врагом человеческим. Ответом стал сам Стиг. Друид, живущий в единстве и гармонии с природой. Рыси стали появляться еще много лет назад, сменяли одна другую, но всегда были рядом. Стало быть, друид и не покидал младшего брата, стало быть, всю жизнь присматривал за ним через кошек и сам пришел на помощь, явился, когда израненный ослепший чародей истекал кровью под обугленным деревом, даже пальцами шевельнуть не мог – были сломаны.

Он нашел ответ лишь на один вопрос. Всего на один. Но хотел бы знать все. Каким образом Стигу удалось выжить после удара в спину мясницким широким ножом, что спасло его в ту летнюю безмолвную ночь? Куда пропало его тело, когда Блэйк собственными глазами видел труп в луже крови? Когда сам, собственными руками вытащил лезвие и зарезал священника, вонзив нож в горло по самую рукоятку, пригвоздив шею к земле, как мотылька булавкой? И, главное, почему он не должен искать родного брата, последнюю кровь, его кровь, оставшуюся в живых? Плевать он хотел на отшельническую, покрытую тайной с ароматом неизвестных трав друидскую жизнь, плевать хотел на кодекс, запрещающий этим древним старикам вступать в общественную жизнь и контактировать с простыми людьми, тем более посягнувшими на святое – заповедный друидский дом – лес. Он хотел быть с братом, хотел спросить о тысячах вещей и попросить прощения за то, что считал его мертвым, хотя был невиновен в этом. И даже отомстил. Сполна.

Вспоминая те события, Блэйк все больше удостоверялся в том, что узнал Стига сразу, с самого первого слова, произнесенного друидом, – просто не поверил ушам и самому себе. Отбросил надежды и стал опираться на здравый рассудок, думая о том, как пересилить себя и подняться на ноги. Ощущение того, что старик более чем знаком ему, усилилось, когда тот помог ему пройти в чаще – всего лишь вел под локоть, выдавая себя с головой. А уж настоящую фамилию чародея знала только Сиггрид, да Асгерд, но ни та, ни тот не могли раскрыть эту тайну кому-то еще. Черноволосого вороненка уже никто не помнил. Попросту не осталось в живых тех, кто видел его мальчишкой четырнадцати лет.

Из раздумий вырвали тихие шаги за спиной и знакомый свежий аромат, смешавшийся с теплым ночным воздухом. Рысь дернула ухом с кисточкой гораздо раньше, чем чародею вообще удалось расслышать шаги. Аскель присел на краешек скамейки. Блэйк знал причину беспокойства адепта.

– Тоже не спится? – Ифрит даже не повернулся, задал вопрос скорее в ночь, чем парню.

– Поспишь тут… Жарко, душно, да и все эти мысли… Да что там. Вы ведь понимаете, да? Ужасное предчувствие.

– Разумеется. Но, может, все-таки поспишь? Отправимся до восхода солнца, через пару часов. Времени больше не будет.

– Смысл? Кто знает, что слу…

– Ничего не случится, – холодно отрезал Блэйк. – Ни завтра, ни потом. Я не допущу, чтобы с тобой снова что-нибудь произошло. Не в этот раз. Ты на шаг от меня не уйдешь.

Аскель замолчал. Не изменился в лице, все так же смотрел в ночь, нахмурив брови, и перебирал пальцами – явно нервничал, но замолчал, знал, что спорить абсолютно бессмысленно, лишь себе во вред. Тем более, его наставник в последние дни стал раздраженным и озлобленным, даже сорвался пару раз и отчитал его в своей манере: сощурив холодные серебристые глаза и сложив на груди руки. Только ночью все-таки приходил за адептом и забирал к себе. В основном, молча.

– Годрик Бланк, архимагистр магии, берет на себя командование наступательным отрядом в Вальдэгоре. Я уверяю тебя, повода для волнения нет. Не то чтобы мы были знакомы лично – пару раз пересекались, но на него можно полагаться. Он на самом деле талантлив.

– А Калиб? Если я не ошибаюсь, его никто еще не снимал с должности главнокомандующего.

– Калиб – покойник. Он пытался отстоять форпост перед столицей, до конца держал горстку перебитых отощавших солдат, а потом… Ну, а потом Эридан отозвал войска в глубь Ииперии, чтобы сохранить хоть что-то, и рухлядь Вестейн предложил и поддержал кандидатуру Годрика.

После минутной паузы Аскель вздохнул, собираясь с мыслями, и на этот раз обернулся, потому что хотел получить ответ на свой вопрос. Не мог не задать его.

– Господин, – он на мгновение замялся, – … Нерейд жива, ведь так?

– Ты удивительно проницателен, – безэмоционально заметил чародей. – Живее всех живых, Аскель. И я думаю, она уже в курсе, что и я тогда выкарабкался.

– И вы…

– Да, именно из-за этого я такой дерганый, – сверкнув глазами, прошипел Блэйк, на этот раз прочитав мысли адепта. – Покой нам только снится, черт возьми, а я нихрена не могу сделать, веришь – нет? Я недооценил ее. Просчитался. Поплатился и снова рискую. И собой, и, что важнее, тобой.

Скулы юноши вспыхнули. Он, в общем-то, был рад, что ночью этого нельзя увидеть. Ночью цветные кошки становятся серыми, и даже смущение остается незамеченным. Он так думал. Колдун чувствовал адепта слишком хорошо.

– Ладно, у нас еще есть время. Она не сунется сюда, пока все не стихнет, это уж точно. И вообще, поднятая тобой тема не вызывает у меня восторга. Пойдем-ка развеемся. Есть тут неподалеку неплохое место. Думается мне, спать ты сегодня больше не собираешься.

Аскель последовал за наставником, пересекая сначала двор поместья, потом – негустые заросли яблонь, закрывающие от них выход к реке, серебристой полосой раскинувшейся на почерневшей поверхности земли. Рысь тихо фыркнула и запрыгнула на скамью, растягиваясь на ней. Она не стала идти следом. Ее неживотный интеллект подсказывал, что там, где двое, для третьего места нет.

***

Старые яблони, тихонько шелестящие листвой, остались позади, а впереди черной колыхающейся стеной встал камыш в человеческий рост, и только за ним, на самой линии горизонта, виднелась блестящая лента широко раскинувшейся реки. Они быстро шли по высокой, мокрой от росы траве, вдыхали запах предрассветного луга и торопились, прокладывая путь к неизвестному для Аскеля месту. Блэйк шел более чем уверенно. Шуршащая стена камыша приближалась. От воды потянуло прохладой.

– … Я нашел это место случайно, – на ходу проговорил чародей, – почувствовал запах гари с той стороны реки, потом увидел огонь, решил, что, возможно, кто-то совершил набег на какую-нибудь, скажем, деревню. Кратко говоря, я еще ни разу не пожалел, что однажды, такой вот летней ночью, вышел много лет назад из поместья. Поторопись, надеюсь, тропа еще не заросла.

Блэйк оглянулся по сторонам, сориентировался по отдельно стоящему дереву и взял влево, раздвигая руками острые листья сочного рогоза. Аскель пошел следом.

Черные во мраке ночи заросли окружали со всех сторон, сбивали с пути, петляя узкими, многочисленными протоптанными дорожками, загадочно шумели, подавая намек на тех, кто обитал в речных зарослях. Чародею все было нипочем – все так же прокладывал путь сквозь камышовый лес с редкими кустами верб. Где-то впереди заплескалась рыба. От воды тянуло все сильнее, и с того берега послышались протяжные напевы.

– Постой здесь, – скомандовал Блэйк и, удостоверившись в том, что адепт и вправду стоит на месте, шагнул вперед, закрывая выход к воде зелеными стеблями.

– Проходи, – донеслось из-за зарослей, и Аскель пошел на голос, пробираясь к выходу.

От увиденного замерло сердце.

Слова куда-то бесследно пропали. Остался только Блэйк, отвернувшийся к реке, и это затерянное в камышах место.

Они стояли на берегу широкой холодной реки, струящейся блестящей лентой меж двух берегов, и на противоположном, холмистом, изрезанном оврагами, горели далекие огоньки летних костров, взвивающихся к усыпанному звездами небу. Отражения живых кусочков пламени плясали на водной глади, золотистые точки светлячков горели в густых зарослях, блуждали в них, то появляясь, то вовсе пропадая из виду. Протяжные напевы слышались с того холмистого берега, эхом разливались по реке, смешивались, и слова песен невозможно было различить, только мотив: тягучий и печальный, предрассветный, отсчитывающий часы до восхода солнца и изнуряющего пекла.

У парня щемило сердце. До боли, до жгучей боли, разливающейся в груди, потому что он вспомнил. Вспомнил Старые Затоны, камышовые заросли и песни до утра, высокие жаркие костры, в которых трещал сухостой, и загадочные огоньки кружащихся в ароматном воздухе светлячков. И рядом не было никого из той жизни. Не было его самого – мальчишки с болот, чьи грубые руки стали холеными и белыми, чьи сбившиеся в грязные патлы волосы стали мягкими и душистыми, чье сердце принадлежало не дому, не какой-нибудь соседской девушке, а стасемилетнему мужчине с нечеловеческими глазами полуночного цвета, такими же похолодевшими, как и у него самого.

Блэйк слышал слишком громкие мысли своего ученика, мрачнел и начинал жалеть о своей затее. С другой стороны, он не сомневался в том, что так или иначе нельзя забывать свое прошлое. Даже если от воспоминаний хочется удавиться на ближайшем дереве. Ветви плакучей ивы касались речной воды на берегу. Аскель сам подошел к наставнику. Чувствовал, что тот того хочет. Научился чувствовать.

– Здесь почти как дома, – чуть слышно прошептал адепт, не отводя металлически-зеленого взгляда от противоположного берега. – Я совсем забыл, каково это, не спать летними ночами. Трагически красиво.

– Смею полагать, не стоило делать этого.

– Нет-нет, господин, все в порядке. Я скучал по дому долгое время и теперь будто снова побывал там. Разве что болотами не пахнет.

Песни на той стороне постепенно удалялись и стихали, а рыжие снопы береговых костров меркли, умирая вместе с ночью. Медленно, но верно гасли далекие тысячи звезд, бескрайнее небо без единого облака из иссиня-черного перекрашивалось в серый, и горизонт вот-вот собирался начать алеть. Время прошло слишком быстро. Так, как не должно было проходить.

И чародей сам, без слов взял руку Аскеля в свою, переплетая пальцы, свободной – зарылся в мягкие, чертовски непослушные темно-русые пряди и накрыл теплые сухие губы, уже приоткрытые, готовые ответить. И ответ не заставил себя ждать. Его адепт многому научился за отданный на лечение свободный месяц, и потому сейчас, прикладывая горячую ладонь к шее чародея, послушно отвечал на поцелуй, ощущая чуть терпкий привкус. Ему нравились аккуратные прикосновения наставника, нравилось покалывание от тонких прохладных пальцев, перебирающих волосы на затылке. Ифриту – не меньше.

Если бы случайная птица пролетела над берегом реки в столь ранний час и опустила взор вниз, то наверняка заметила бы двух чародеев, спешно пробирающихся сквозь густые заросли шуршащего, острого камыша. Один из них, тот, что шел впереди, черноволосый и с полуночным взглядом, пах чабрецом и кедром. Другой, тот, что был ниже – весенней грозой и ландышем. Так или иначе, эти два совершенно разных человека, которых моментами объединяло лишь прошлое, были частями неразрывного, единого. У них был повод бороться и сражаться за жизнь.

Хотя бы друг ради друга.

***

– Мы реалисты, господа, – медленно и спокойно произнес Годрик, заправляя за ухо абсолютно седую прядь волос, – и преимущество на сегодняшний день явно не на нашей стороне. Вальдэгор по швам трещит от южан, а у нас едва ли найдется полторы тысячи бойцов. И меньше сотни чародеев. Так или иначе, у нас нет другого выхода, кроме как сражаться за последний рубеж. Итак, на улице Гильдий обороной займется отряд из восьми чародеев…

Они стояли прямо перед вратами города, которые никто не охранял. Стояли, перешептывались, до боли сжимали зубы и рукояти оружия, но стояли, не бежали, сломя голову, не шли с опущенной головой воинами, смирившимися с поражением, не сдавались и слушали слова седого архимагистра с расчетливым взглядом. Стояла невыносимая жара. Солнце было в зените, палило слепящими глаза лучами, жгло кожу и размывало горизонт, безжалостно издевалось над горсткой оставшихся в живых защитников родных земель. Рыцари жарились в тяжелых доспехах, уже не вытирали пот, застилающий глаза, и безуспешно пытались сглотнуть – в горле совсем пересохло. Отощавшие лошади, сгоняя хвостами мух, понуро толклись на месте, чародеи, не скрывая усталости и сонливости, опирались на посохи и вогнанные в землю мечи, и только сам главнокомандующий, казалось, не замечали ни жары, ни аромата приближающейся смерти, ни безысходности занимаемого им и его людьми положения. Вестейн Бреннен поглядывал на бойцов из-за спины архимагистра, сверкая подслеповатыми глазами.

– … Хантор Вулф…

Давен, сонно клюющий носом вот уже минут сорок, вдруг вздрогнул, словно услышал раскат грома, и забегал ошарашенным взглядом от Годрика к некроманту. До него дошли вести, что на улице Гильдий слишком жарко. Жарко настолько, что после встречи с семилучевыми еще никто не вернулся живым. Хантор уже не пытался успокоить парня спокойным взглядом. Лишь крепче сжал рукоять меча с костяным эфесом телепатически прошептал обнадеживающее «прорвемся».

– … Эгиль Эклунд…

Самый известный анимаг севера, пригладив черную колючую бороду, по-волчьи оскалился и прищурил ястребиные золотистые глаза, наводя легкий ужас на лица близстоящих магичек, нервно накручивающих на пальцы пока еще чистые и не жженые локоны. От анимага несло псиной. Но скверный запах не делал его менее способным чародеем.

– … Аскель Хильдебраннд…

На этот раз встрепенулся Блейк и почувствовал, как по телу прошел озноб. Озноб в невыносимую жару. Его адепт не изменился в лице, только посмотрел на Ифрита, обреченно прикрыл глаза и выдохнул. Так или иначе, он уже ничего не смог изменить.

– … Агнета Кабренис, Доротея Ратибор, Мартин Бергер, Давен Терранова…

Парень, не веря собственному странному счастью, глупо улыбнулся и повернулся в сторону своего беловолосого некроманта, недовольно покачивающего головой. На самом деле Давен был уверен, что у наставника упал камень с плеч – все-таки он знал о безрассудности и горячности адепта. Знал и понимал, что это его самая слабая, уязвимая сторона.

– … И, наконец, Персифаль Альшат. Вопросы?

– Его нет, Годрик, – выкрикнул кто-то из толпы. Седой главнокомандующий на секунду задумался.

– Хм, может, есть добровольцы?

Рука двадцать шестого в пятом ряду взмыла в воздух.

– Я.

– Вопрос снят. Прошу вас выйти из строя и пройти ко мне за дальнейшими инструкциями.

Блэйк Реввенкрофт выдохнул с облегчением. Он же обещал, что с Аскелем ничего не случится.

***

Отряд из восьми чародеев вступил на улицу Гильдий, скрывая лица глубокими черными капюшонами, в которых невозможно было дышать. Они разбрелись сразу же, не теряя ни секунды заняли свои позиции и ждали сигнала. Солнце палило нещадно. Работали парами.

Агнета Кабренис, магичка с копной кудрявых медно-рыжих волос, стояла спиной к раскаленной стене, натягивая на острое личико глубокий капюшон. Она не боялась, не чувствовала волнения и уверенно держала в руке витой посох с серебряным сердечником. Ее шафрановый аромат тошнотворно сливался с запахом мокрой собачьей шерсти, и Эгиль никогда не пытался скрыть своего чародейского запаха, считая его даром, нежели проклятием. Он один пах животным, потому что и сам был им в большей степени. Анимагия почти сломила его в звериную сторону. Почти. Потому что магом он был исключительным, и сейчас, тяжело дыша в черную колючую бороду, он терпеливо ждал сигнала к атаке, как настоящий хищник – матерый волк или огромный косматый медведь. В конечном итоге он мог стать почти кем угодно.

Ключевым персонажем маленького, но эффективного отряда был Мартин Бергер, стасемидесятилетний темноволосый чародей с исключительной способностью. Он и был сигналом, мог дать его, как никто другой, и сейчас, забираясь на крышу городского ремесленного цеха, поддерживая за спиной два литых шеста с проводящими гранеными камнями на навершиях, концентрировал сумасшедшую долю силы, которую намеревался отдать без остатка, даже если это будет стоить ему собственной жизни. План заключался в том, чтобы чародею удалось-таки забраться на возвышенность и создать мощнейшее силовое поле, гигантский купол, в радиусе которого ни одна вражеская душа не смогла бы сотворить и простейшего заклинания. Годрик знал это, знал и то, что столица кишмя кишит южными колдунами, а их наступательный отряд почти полностью состоит из обыкновенных людей.

Пару раз Мартин едва ли не сорвался. Единожды – чуть не потерял контроль над сумасшедшим потоком магии, который с трудом сдерживал. Чувствовал сильнейшую головную боль, тошноту, головокружение и жар, сменяющийся ознобом и обратно, но уверенно поднимался, медленно, но не оставляя шанса южанам выжить. Его карие глаза стали совсем черными. Нечеловечески черными, как дно бескрайней бездны длиною в вечность.

Эгиль оскалился, зарычал по-медвежьи, когда белесая стена купола прошла сквозь тело и разошлась на сотни метров вперед, когда ветер засвистел за пределами магической сферы, и стекла всех столичных домов со звоном вылетели из оконных рам с оглушительным звоном. В руках Агнеты полыхнуло холодное пламя. Огромный, сбитый бурый медведь, проломив стену, вылетел на улицу Гильдий и, воя, понесся на появившихся из закоулков южан. А потом завыл человек, придавленный огромной тушей. Послышался отвратительный хруст ребер, врезающихся в легкие. Он умер за несколько мгновений.

Агнета Кабренис, откидывая с рыжей гривы ткань капюшона, вылетела следом, взобралась на загривок бурого чудовища, и по земле стали биться охваченные холодным голубым пламенем истошно кричащие, жарящиеся в собственных латах тела наемников. В воздухе запахло обугленным мясом и сожженными волосами. И смертью, которая пошла по улице, протягивая руки к живым, теплым, так сладко кричащим перед уходом из жизни.

Женщина с медно-рыжим вихрем волос верхом на косматом гиганте неслась по пыльной потрескавшейся дороге, оставляя за собой лишь обугленные и растерзанные, раздавленные и разорванные тела. Эгиль довольно скалился и уже не сомневался, что встретится с госпожой Кабренис в более непринужденной обстановке.

Давен орудовал моргенштерном, безжалостно сваливая на землю людей, будто трухлявые пни, не стирал с лица пот, перемешавшийся с горячей человеческой кровью, плясал между солдатами и убивал их одного за другим, и немой Хантор, не опуская рук, шел следом, поднимая за собой мертвую пехоту, вел их вперед и натравливал на тех, кто еще нападал, кто еще оказывал сопротивление и не бежал, вопя от ужаса. Это был его цирк уродов, его свора марионеток, движимая плавными движениями бледных рук. Окровавленные уродцы не знали усталости, жалости, голода и холода, не ощущали жары и дуновения раскаленного ветра, шли только вперед, прокладывая путь реками крови. Мимо некромантов пронеслась рыжая Агнета на буром, рычащем медведе. Хантор рассмеялся бы, если бы не сила фантома. От воспоминаний о сломанной челюсти глаза презрительно сощурились. Он выкроил момент, чтобы выхватить легкий меч с костяным эфесом и рубануть по спине того, кто заносил топор над Давеном. Его Давеном. Кровь брызнула на красивое, но мертвое лицо, скованное силами фантома. Откуда-то сверху послышался стук ботинок. Доротея Ратибор, не сбавляя скорости, неслась по крышам плотно прижимающихся друг к другу домов и засыпала огненными шарами тех, кто встречался на ее пути. Люди умирали мгновенно, замирали на месте и беззвучно падали в дорожную пыль лицами вниз. Коротко остриженная магичка улыбалась, как упырица. Она и в самом деле была сумасшедшей. Но дьявольски способной, нечеловечески выносливой и быстрой.

Мартин чувствовал, что не сможет продержаться долго, был реалистом и полагался в основном на себя, но на этот раз попросил помощи, пустив в пространство телепатический импульс. Холодный сигнал ударил в мозг в ту же секунду, а после, спустя несколько минут, прямо перед ним, содрагая раскаленный воздух, раскрылся портал. Сухопарый старик с седой бородой и добрыми умными глазами встал напротив, сжимая жилистыми руками литые шесты и мокрые от пота руки Бергера. Сфера начала формироваться и укрепляться с удвоенной силой. Годрик Бланк ввел в столицу войско.

Южане бросились из города. Семилучевые чародеи чувствовали, что сходят с ума. Магия была их шансом выжить. И шанс был утерян.

Блэйк не щадил никого. Резал, кроил, а Аскель шел следом.

Шел следом и голубыми вспышками молний, слепящими глаза, калечил одного за другим. Не разбирая. Но наставник отчетливо ощущал запах страха, страха перед убийством человека, видел, что адепт не убивал сразу, а лишь неумело наносил страшные раны.

– Они люди, – холодно проговорил наставник, обернувшись через плечо. Короткие аспидные пряди лихорадочно блестящих глаз не скрыли. В ногах лежало обугленное тело. – Они живые, Аскель, и чувствуют боль. Будь милосерднее. Не мучай. Бей, чтобы больше не встали.

Отвлекся.

И не успел вскрикнуть, когда оказался в зоне досягаемости ятагана огромного, широкоплечего наемника с выбритыми висками. Он не успел… В отличии от адепта. Аскель, не думая, не набрасывая варианты, выдрал из первого попавшегося трупа топор, замахнулся и всадил его в спину огромного воина, который, видимо, не знал, сколь хорошо метают выросшие в Затонах мальчишки все то, что может рубить и резать. Он с утробным хрипом замер, когда кусок железа полностью вошел меж лопаток сквозь грубую ткань изорванной рубахи, выронил из рук ятаган и рухнул, так и не добравшись до черноволосого колдуна. Тот, в свою очередь, повернулся, встретился взглядом с замершим адептом и благодарно кивнул, беззвучно прошептав одними губами короткое «спасибо».

– Как ты там?

– Ничего, держусь, – крикнул адепт, перенаправляя разряд влево. Закованный в латы мужчина зажарился внутри за мгновение. Блэйк неспроста всегда смеялся над теми, кто старался упрятаться в железе, говорил, что жечь их так лишь веселее. Его слова почти всегда были оправданы, уж наверняка в этом случае.

Ловкий, изворотливый парень со скрытым за слоями черной ткани лицом выскочил из переулка, как черт из табакерки, и бросился на колдуна, занося руку с легкой саблей для единственного удара. Прогадал, потому что Ифрит был быстрее. Тенью вывернулся, отшатнувшись и прогнувшись в спине, пропустил мальчишку вперед, и уж тогда впечатал в стену сильнейшим телекинетическим импульсом. Тело завалили осыпавшиеся с пробитой стены камни.

Совсем рядом взорвалась очередная вспышка молнии, влетевшая в пересушенную землю. Аскель промахнулся.

– Мягче, парень, мягче, – обернулся Блэйк, – ну, соберись!

Он собрался. И хотя следующий разряд южанина лишь покалечил, наставник не сказал ни слова, знал, что Аскель его добить не сможет, что каждое убийство – тяжелое испытание и издевательство над собой. Попросил не смотреть. Лишь парализовал тело кратким жестом и скользнул стилетом по горлу. Так, чтобы враг не мучился. Он знал, что от руки неумелых умирать тяжело.

А еще жалел о том, что клеймора под рукой не было.

Он ненавидел убивать и так отчетливо видеть взгляд жертвы. Но того требовала война, и даже он не мог не подчиниться.

Магия Скильфов пришла снова; Блэйк нашел на то силы, потому что сейчас его адепт на пределе возможностей валил одного за другим, а магия и собственный организм начинали подводить, и кровь, льющаяся из носа, стекала по губам и подбородку, оставляя за парнем след из темных крупных капель. Ифрит не мог смотреть на потухший взгляд ученика, чувствовал, что ему и самому становится плохо, стоит лишь взглянуть на бледное измученное лицо. На выражение этого бледного лица, что кричало о том, что не вынесет очередного убийства.

Стая воронов поднялась в небо, и оперение, переливаясь на солнце, отливало темно-зеленым.

Небо запылало.

Люди горели и захлебывались кровью, вороны пронзительно кричали, и город вздыхал с облегчением, избавляясь от захватчиков с семилучевыми черными знаменами. Кажется, в этот момент все северяне выплеснули наружу остатки сил. Этот неравный бой изматывал слишком сильно.

Солдаты уже не убивали, так, добивали недобитых и выкуривали спрятавшихся из подвалов и темных закоулков, как крыс или тараканов – явно что-то массовое, раздражающее и нежелательное. Асгерд Саллиманн и Мартин Бергер медленно, по чуть-чуть, уменьшали радиус сферы, сбавляя ее со стороны Главных Врат, и Годрик Бланк мрачно ехал по улицам на белоснежном коне, одобрительно кивал головой своим людям, лишь изредка выпуская из пальцев пылающие стрелы, непременно добирающиеся до жертвы.

Бой был окончен, и северяне облегченно вздохнули.

Не ликовали, нет.

Лишь молча присаживались на фундаменты развороченных домов: чародеи бессильно опускали руки, иссеченные крохотными кровоточащими ранками, а солдаты понуро стирали с клинков багряные следы и перематывали подручным тряпьем свежие раны.

Агнета Кабренис, всхлипывая, обнимала окровавленную медвежью морду и терлась нежной щечкой о мокрый черный нос. Мартин и Асгерд, полностью развеяв чары, усталые и измотанные стояли на крыше ремесленного цеха, опираясь на штыки, и вымученно, но довольно улыбались, провожая взглядом удаляющиеся точки южан. Даже палящее солнце, клонящееся к горизонту, не омрачало торжественной картины долгожданной, пусть и пока временной победы.

Доротея Ратибор, коротко остриженная магичка, которую неспроста называли сумасшедшей, шла по трупам, пиная ногой обезображенные останки, а порой щелкала тонкими пальчиками так, что тела подлетали в воздух и взрывались, падая на землю багровыми ошметками. Фейерверк вызывал лишь упырью улыбку и тихий, жуткий смешок госпожи Ратибор.

Блэйк сидел на выбитой откуда-то балке, прислонившись спиной к полуразрушенной стене, и устало смотрел на заходящее солнце, что все меньше и меньше пытало жаром. Даже легкий, чуть прохладный ветерок подул, развевая его короткие, аспидно-черные пряди. Аскель стирал с лица кровь. Чародей краем глаза заметил, как дрожат его пальцы, на которых живого места не осталось. Капилляры на коже полопались.

– Иди сюда, – тихо позвал чародей. Адепт придвинулся, косясь на наставника.

Парень послушался рук колдуна и устало, без лишних вопросов, даже не сопротивляясь, лег на колени Ифрита. Становилось все прохладнее. Все-таки их северное лето порой бывало странным.

– Прекрасно, юноша. Исключительная работа, – проговорил Блэйк, убирая с бледного лица парня темные, непослушные волосы. – Отдохни, пока есть возможность. Уезжаем через пару часов… Мне осточертела эта столица.

Вместе с легким ветром все еще доходили отдаленные звуки взрывов и лязга металла. То южане доживали свои последние минуты под натиском остатков северян, что хотели отыграться по полной.

– Господин?

– Да?

– Думаете, эта война окончена? Больше не придется… вот так?

– Думаю, что это вопрос времени. Однажды их армии восстановятся, это замкнутый круг. Хочешь мира – готовься к войне. Но пока, да, окончена. Только надолго ли?

Странная, но такая правильная мысль пришла чародею в голову, когда он мягко поглаживал кончиками пальцев чуть выступающие скулы юноши. На столицу опустились легкие сумерки.

– Слушай, Аскель…

– Да, господин?

Адепт встретился взглядом с наставником. Холод полуночных глаз его давно уже не пугал. Он знал, что скрывает этот нечеловеческий блеск.

– Какой я тебе к черту господин? Блэйк. Идет?

– Я… я не могу так с вами…

– Бросай свое «вы».

– Но…

– Ты ближе мне кого бы то ни было. Ты равен мне, чародей. Просто Блэйк.

Улыбнувшись, Аскель коснулся рукой шеи колдуна, притягивая к себе, и впервые подался вперед сам, накрывая тонкие сухие губы, хотя сердце тут же ускорило темп. Он не верил, что делает это, но инициативу взял в свои руки, углубляя поцелуй, обнимая крепче и впуская пальцы в короткие аспидные пряди.

Кто-то присвистнул.

Давен стоял, скрестив руки на груди, и внаглую улыбался.

«Даешь, Ифрит», – телепатически прозвучал довольный голос беловолосого некроманта. Впрочем, они ушли сразу. Юный Хильдебраннд обреченно прикрыл глаза.

– Не переживай. Такие же, – усмехнулся чародей.

Парень выдохнул.

Вскоре и луна взошла на почерневшее небо, и Вальдэгор, наконец, накрыла прохладная, летняя ночь. Да, последний рубеж был отвоеван.

Чародей и адепт просидели у полуразрушенной стены до глубокой ночи, а потом, не сказав ни слова, ушли из столицы в числе первых. «Еще не конец, – подумал Ифрит, – еще не конец… Нужно завершить начатое, окончить неоконченное и отправиться на поиски новой жизни, а пока… Пока она жива, я рискую им. Только больше не отпущу, не потеряю. Не позволю. Буду рядом до тех пор, пока он сам будет того желать. И увезу как можно дальше. Дальше от нее. Хоть на край света».

– Ну, вперед, – выдохнул колдун, влетая в седло. – Выдержишь еще немного?

– Выдержу, – кивнул Аскель. – Выдержу… Блэйк, – добавил он, опустив взгляд. Наставник довольно улыбнулся

Вальдэгор был свободен, и северяне вздохнули с облегчением. Этот бой был закончен. Последний рубеж – отвоеван.

Прохладная летняя ночь пахла травами. Все стихло.

И даже одинокая хищница-сова не посмела бесшумно взмахнуть крылом.