Текст книги "Неожиданная Россия (СИ)"

Автор книги: Алексей Волынец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 62 страниц)

«Крым Ваш и нету уже сей бородавки на носу…»

10 марта 1779 г. в Стамбуле в султанском дворце Айналы-Кавак на берегу бухты Золотой Рог Турцией и Россией была подписана конвенция, вновь подтверждавшая независимость Крымского ханства. Одновременно с подписанием этой конвенции Османский султан, как халиф всех мусульман мира, наконец признала законным ханом Крыма пророссийского Шагин Гирея.

Здесь русские дипломаты обыграли и обманули турок – признавая ещё раз независимость ханства и легитимность действующего хана, Стамбул тем самым признавала их суверенное право на любое решение, в том числе и решение на упразднение ханства и присоединение его к России.

Через два года последовал еще один ловкий и символический шаг – в 1781 г. хан Шагин Гирей был принят в чине капитана на русскую военную службу. Это ещё больше обострило отношения в крымско-татарском обществе, так как большинству татар было непонятно, как самостоятельный исламский монарх может быть на службе у «неверных».

Непрекращающееся в татарском обществе недовольство и непонимание политики Шагин Гирея привели к очередному массовому бунту в Крыму в мае 1782 г., вновь возглавленному многочисленными братьями хана. Шагин Гирей бежал из Бахчисарая в Кафу, а оттуда в Керчь под защиту русского гарнизона.

Турция, как и раньше, пыталась поучаствовать в крымских разборках, однако летом 1782 г. столицу Османской империи почти уничтожил страшный пожар, после которого население Стамбула оказалось на грани голодного бунта. В таких условиях турецкое правительство не могло активно вмешаться в дела Крыма.

10 сентября 1782 г. князь Потемкин пишет Екатерине записку «О Крыме», где уже прямо говориться о том, что настал удобный момент для присоединения полуострова к России: «Крым положением своим разрывает наши границы… Положите ж теперь, что Крым Ваш и что нету уже сей бородавки на носу».

Мятеж против Шагин Гирея послужил удобным поводом для нового ввода на полуостров русской армии. Солдаты царицы Екатерины вновь взяли Перекоп, разгромили под Чонгаром татарское ополчение, заняли Бахчисарай и пленили большинство татарской знати.

Несостоявшийся «крымский Пётр I» Шагин Гирей начал рубить головы своим братьям и прочим мятежникам. На фоне разбушевавшегося хана пришедшие с ним русские чиновники и генералы выглядели поборниками гуманизма и сторонниками всеобщей амнистии. Русские демонстративно сдерживали гнев хана и даже вывезли часть его обреченных на казнь родственников под охраной в Херсон.

Нервы молодого хана, который так хотел быть просвещённым монархом, но приобрёл всеобщую ненависть соплеменников, не выдержали, и в феврале 1783 года он сделал то, к чему его мягко, но настойчиво подталкивал светлейший князь Потёмкин – самодержавный монарх Крыма, потомок Чингисхана Шагин Гирей отрёкся от престола. Известно, что Потёмкин весьма щедро заплатил делегации крымско-татарской знати, которая озвучил перед Шагин Гиреем предложение об отречении и присоединении Крыма к России. Значительные денежные выплаты получили и татарские беи, которые согласились агитировать местное население за присоединение к империи.

Манифестом Екатерины II от 8 апреля 1783 года было возвещено о вхождении Крымского полуострова, Тамани и Кубани в состав Российской Империи: «Решились Мы взять под державу Нашу полуостров Крымский, остров Тамань и всю Кубанскую сторону. Возвещая жителем тех мест силою сего Нашего Императорского манифеста таковую бытия их перемену, обещаем свято и непоколебимо за Себя и Преемников Престола Нашего содержать их наравне с природными нашими подданными, охранять и защищать их лица, имущество, храмы и природную веру…»

«Они не стоят этой земли…»

Через год после ликвидации Крымского ханства, 2 февраля 1784 г. появляется императорский указ «Об образовании Таврической области» – управление и территориальное деление бывшего Крымского ханства унифицируется с остальной Россией. Было образовано «Крымское Земское Правительства», из 10 человек, которое возглавил представитель наиболее влиятельного татарского рода бей Ширинский, чей род восходил к военачальникам эпохи расцвета Золотой Орды, а один из предков сжег Москву, во время самого удачного набега крымского хана Девлет Гирея на русские земли в 1571 году.

Однако самостоятельных решений, тем более без согласования с русской администрацией, «земское правительство» Крыма не принимало, и по-настоящему управлял полуостровом ставленник князя Потёмкина, руководитель расположенной в Карасубазаре «главной военной квартиры» Василий Каховский.

Сам Потемкин высказывался о населении бывшего ханства весьма нетолерантно: «Сей полуостров будет лучше во всем, ежели мы избавимся от татар. Ей богу, они не стоят этой земли». С целью привязать полуостров к России князь Потёмкин начал массовое переселение в Крым греков-христиан из Турции, для привлечения поселенцев им предоставлялось право беспошлинной торговли.

Через четыре года после ликвидации ханства представители татарской знати на русской службе – коллежский советник Магмет-ага и надворный советник Батыр-ага – получили от Потемкина и Каховского задание выселить всех крымских татар с южного берега Крыма. Татарские чиновники рьяно принялись за дело и в течение одного года очистили самые лучшие, наиболее плодородные берега Крыма от своих сородичей, переселив их во внутренние районы полуострова. На место выселенных татар царское правительство завозило греков и болгар.

Однако, наряду с такими притеснениями и вопреки нетолерантным высказываниям Потёмкина, крымские татары с подачи всё того же «светлейшего князя» получили и ряд льгот: указом от 2 февраля 1784 г. высшим сословиям крымско-татарского общества – беям и мурзам – были предоставлены все права российского дворянства, простые татары не подлежали рекрутскому набору и, более того, крымско-татарские крестьяне были причислены к разряду государственных, на них не распространялось крепостное право.

Любопытно, что запретив работорговлю и не вводя в Крыму крепостное право, царское правительство оставило в собственности татар всех их невольников, освободив из татарского рабства только русских и украинцев.

Единственной коренной общиной прежнего Крымского ханства, которую совсем не задели преобразования Петербурга, стали иудеи-караимы. Им даже предоставили некоторые налоговые льготы.

В результате вывода с полуострова христиан в 1778 г. и поощряемой русскими эмиграции татар в Турцию на территории Крыма образовалось много свободных земель. Эти земли, а также бывшие ханские и султанские владения, отошли в пользу российской казны. Их раздача началась практически сразу после присоединения, причем проходила она из двух рук сразу – указами Екатерины и ордерами Потемкина.

Кстати, у Потемкина была идея переселять в Крым английских каторжников, покупая у правительства Британии лиц, приговоренных к ссылке в Австралию. Однако этому воспротивился русский посол в Лондоне Воронцов. Он направил в Петербург письмо императрице следующего содержания: «Какая может быть польза пространной империи нашей, приобретая ежегодно 90-100 злодеев, извергов, можно сказать, рода человеческого, кои ни к хлебопашеству, ни к рукоделию неспособны, будучи все почти наполнены всеми болезнями, кои за мерзкою их жизнию обыкновенно следуют? Они будут в тягость правлению и на вред прочих обывателей; напрасно казна будет тратить иждивение на жилища и на прокормление сих новых гайдамаков». Послу Воронцову удалось убедить Екатерину отменить это предприятие и мы лишились возможности увидеть в Крыму русскую общину английского, шотландского и ирландского происхождения…

Зато с 1802 г. начали прибывать в Крым переселенцы из различных германских монархий. Колонисты из Вюртемберга, Бадена и Цюрихского кантона Швейцарии основали колонии в Судаке, а выходцы из Эльзас-Лотарингии создали Цюрихскую волость около Феодосии. Неподалеку от Джанкоя немцами из Баварии была создана Нейзацкая волость. Уже к 1805 г. эти колоний стали довольно крупными поселениями.

Последний крымский хан, несостоявшийся реформатор Шагин Гирей в сопровождении гаремы и свиты в две тысячи человек несколько лет жил в Воронеже и Калуге, но вскоре пожелал покинуть России. Царица его не удерживала, бывший хан прибыл в Стамбул, где его очень любезно встретил турецкий султан Абул-Хамид и отправил уставшего от русской зимы потомка Чингисхана на солнечный остров Родос. Когда в 1787 году началась очередная русско-турецкая война, Шагин Гирея по приказу султана на всякий случай задушили.

После манифеста Екатерины II о присоединение Крыма к России никаких акций открытого сопротивления крымских татар не было больше полувека – вплоть до появления на территории полуострова англо-французского десанта в 1854 году…

Глава 38. «Для инфлюенции в политических делах…» – мягкая сила генералиссимуса Суворова

Обычно, вспоминая величайшего полководца России, описывают его многочисленные успехи на поле боя – но мы вспомним о забытых бескровных победах Суворова и его единственном личном поражении.

Александр Васильевич Суворов родился в пятницу тринадцатого – 24 ноября 1730 года, по старому юлианскому календарю это именно 13-е число. Сам гениальный полководец, искренне верующий православный, всякое «суеверство» не раз осуждал, но всё же порой, как человек опасной и нередко смертельной профессии, бывал мнителен. Нам неизвестно что думал он о дате своего рождения, но судьба появившегося на свет в пятницу тринадцатого была нелёгкой от начала и до конца…

Гений с трудной карьерой

Болезненный мальчик – родители прочили ему не завидную в ту эпоху среди дворян гражданскую карьеру – всё же стал военным. Изначальную слабость организма всю жизнь преодолевал физическими упражнениями и совсем не показным аскетизмом.

При том военная карьера Александра Суворова, которого все мы априори знаем как лучшего полководца, отнюдь не была лёгкой и быстрой – армейскую лямку служилого дворянина он тянул упорно, честно и долго. Даже в эпоху многочисленных войн Екатерины II, участвуя в бесчисленных боях и походах, одерживая всё более громкие победы, Суворов отнюдь не порхал по лестнице чинов и званий. Многие его современники, ровесники и даже младшие коллеги получали повышения куда быстрее.

Например, забытый ныне фельдмаршал Михаил Каменский – вполне небесталанный полководец, участвовал во всех тех же войнах, что и Суворов. Более того, Каменский и Суворов в 1774 году вдвоём громили турецкие армии у болгарского городка Козлуджи. Но Каменский, будучи на восемь лет младше, стал генералом на год раньше Суворова, а высшего генеральского звания той эпохи, «генерал-аншеф», удостоился на два года раньше.

Повторим, военная карьера Каменского была вполне честной, без придворных трамплинов. Эта судьба более младшего по возрасту (ревнивый и резкий Суворов в переписке и спорах, порой, называл коллегу «мальчик») лишь подчёркивает, что фортуна и жизнь отнюдь не баловали того, кто ныне по праву считается величайшим полководцем России. Только история позже всё расставит по своим местам – болгарский город Козлуджи, где Суворов при поддержке Каменского разгромил турок, ныне называется Суворово.

Сегодня фельдмаршала Каменского (а равно иных вполне заслуженных фельдмаршалов суворовской эпохи – Салтыкова, Чернышёва, Репнина, Эльмпта и пр.) вспомнят лишь академические историки или единичные лица, увлекающиеся военным прошлым конкретно этого периода. Зато имя Суворова помнят, без сомнения, все! Наверное, это справедливо – таково свойство исторической памяти любого общества: запоминать лишь самых первых, самых выдающихся.

Поэтому нет нужды повторять и расписывать общеизвестные победы генералиссимуса Суворова – в сущности единственного генералиссимуса в нашей истории, получившего это звание непосредственно за победы на поле боя, а не за государственную или политическую деятельность. Победы над многократно превосходящим противником в ходе турецких войн, героический штурм Измаила и не менее героический переход через Альпы – эти подвиги Суворова слишком хорошо известны! Отмечая 290-летие со дня его рождения, попробуем рассказать о тех победах знаменитого полководца, которые известны куда меньше, и которые он смог одержать без единого выстрела.

«Для инфлюенции в политических делах…»

На исходе 1776 года генерал-поручик Суворов командовал Московской дивизией и жил в «старой столице», в отцовском доме у Никитских ворот. За плечами были четверть века военной службы, четыре войны (с немцами, поляками, турками и мятежниками Пугачёва), вполне успешная, но ещё ничем не выдающаяся на фоне иных генералов карьера.

Приказ следовать в Крым настиг деятельного генерала в Коломне, где он занимался подготовкой одного из полков Московской дивизии. «Получа повеление, того ж часа я отправился в определенное мне место…» – писал вскоре Суворов светлейшему князю Потёмкину.

«Определённое место» было на тот момент, без сомнения, самым сложным: Крым ещё не стал российским, но уже не был турецким. Завершившаяся всего два года назад с турками (в которой Суворов отметился рядом побед) прекратила многовековой вассалитет Крымского ханства в отношении османского султана.

Почти три столетия ханство, пользуясь защитой и поддержкой могучей османской империи, безнаказанно грабило южные регионы России и Украины. Первая при царице Екатерине II русско-турецкая война серьёзно поколебала мощь и влияние турок на берегах Чёрного моря, но не смела его окончательно. Возникло странное и неустойчивое равновесие – подписав мирный договор, Россия и Турция тут же схлестнулись в политической борьбе за «независимый» Крым.

Вот этой борьбой и предстояло заняться Суворову. При том татарское ханство в ту эпоху не ограничивалось лишь Крымом, а занимало все северные берега Чёрного моря, от Кубани до Приднестровья. Война формально прекратилась, но обстановка была более чем тревожной. «В ночи разъезда наш был атакован, и один казак убит…» – такими словами начиналось первое полученное Суворовым донесение об обстановке в доверенном ему крае.

И следующие три года станут настоящим подвигом, и настоящим адом для полководца. На войне всё просто – вот враг, коли его, руби, стреляй. Но тут формально войны не было. Хотя в «независимом» Крымском ханстве продолжали постреливать, у его берегов почти непрерывно курсировали вооружённые до зубов турецкие эскадры, но формально был мир. И все годы этого странного мира Суворов был как на войне.

Сначала он участвует в выборах нового крымского хана – им, вопреки всем интригам турок, становится один из потомков Чингисхана, ориентированный на союз с Россией. Деловые документы Суворов того периода полны политическими, а то и почти агентурными вопросами. «Ныне же Алим-Гирей-султану для инфлюенции в политических делах пожалуйте прапорщичей чин…» – это из суворовского письма Потёмкину. Сегодня о таком говорят «мягкая сила», «гибридная война», «стратегия непрямых действий», «агенты влияния» и т. п., но у Суворова куда изящнее, в духе того куртуазного времени: «Для инфлюенции в политических делах…»

Показательно, что изначально Суворова отправили на земли Крымского ханства исключительно для руководства чисто армейскими вопросами. Но сохранилось письмо царицы Екатерины II, в котором она отмечает, что и «управление политических дел мне кажется сходственнее вверить Суворову…»

Царица не ошиблась. Боевой генерал оказался талантливым, даже изощрённым политиком, не растерявшимся в водовороте чисто восточных страстей татарского ханства. «Светлейший хан теперь упражняется в мелких интригах с правительством и здешними магометанами, и бывают некоторые помешательства… Усердному к российской стороне ханскому брату Казы-Гирей-сулатну вместо просимых им пятисот подарил я шестьсот рублей» – ещё один характерный отрывок из секретных депеш Суворова тех лет.

«Соблюдать дружбу и утверждать обоюдное согласие…»

На фоне всех восточных интриг, более присущих профессиональному пиарщику и политологу, генерал Суворов ударно создаёт на землях «независимого» ханства посты и укрепления русских войск. Их строят его солдаты, как выражался сам Суворов, «работные армии». Некоторые плоды этих работ процветают в России и ныне – например, из укреплённого суворовского штаба на Таманском полуострове родится будущий город Славянск-на Кубани.

Да и сам Севастополь, главная база нашего флота на Чёрном море, родится, в сущности, из укреплений Суворова. Город русской морской славы возникнет в ходе бескровного, но чрезвычайно напряжённого противостояния суворовской пехоты с турецким флотом.

Османские эскадры в те годы хрупкого мира самим фактом своего нахождения у берегов Тавриды оказывали совсем не желательное для России воздействие на внутреннюю политику «независимого» Крымского ханства. Россия же в Черноморье на тот момент ещё не имела серьёзных морских сил, их лишь предстояло создать.

При этом в 1778-79 годах Суворову, располагавшему лишь ограниченными силами пехоты и конницы, предстояло не просто помешать турецкому флоту, как говорил сам генерал, «втесниться в Крым», но и отогнать его подальше. И желательно – крайне желательно! – это было сделать без выстрелов, не втягивая Россию в очередную большую и изнурительную войну.

Суворов блестяще решил эту, казалось бы, неразрешимую военно-дипломатическую задачу. Под предлогом карантина от вспыхнувшей в Азии чумы он закрыл все крымские порты. Попытки же турок самочинно высадится на берег Суворов останавливал стремительными манёврами своей немногочисленной артиллерии.

Так в ночь на 15 июня 1778 года турецкая эскадра вошла в Ахтиарскую бухту. Но с утра, когда рассвело, турецкий адмирал Хаджи-Мегмет обнаружил на ещё вчера пустынных берегах (теперь на них и располагается город Севастополь) возведенные за считанные часы русские батареи. Как писал в рапорте Суворов: «По три батальона дружественно расположились с обеих сторон Ахтиарской гавани с приличной артиллерией…»

«Дружественно расположились…» – полководец обладал метким и едким чувством юмора. При этом всю переписку с турецким адмиралом Суворов вёл именно в «дружеском», самом любезном и дипломатичном стиле. Писал, что рад бы в условиях мира пустить турок на крымский берег набрать свежей воды и «прогуляться», но никак не может из-за карантина. В итоге турецкий флот, испытывая нехватку воды и наблюдая умело расставленные русские пушки, оставил попытки «втесниться в Крым», ушёл от его берегов, что немедленно сказалось на внутренней политике полуострова, заставив утихнуть всех мечтавших о реванше и антироссийском мятеже с турецкой помощью.

При этом и угроза чумы, умело использованная политиком Суворовым, не была в те дни иллюзорной. Великий полководец потому и стал великим, что умел вникать в самые мелочи жизни и быта. В Крыму солдаты Суворова чистили туалеты и конюшни, ремонтировали колодцы и бани – проводили все гигиенические мероприятия, которые были возможны в ту эпоху как профилактические меры от эпидемий.

В итоге от чумы спаслись, но местные христиане писали доносы на Суворова, что он «обасурманился» и ввёл регулярные омовения, подобные исламским. Местные же мусульмане жаловались, что русский полководец демонстративно поёт в церковном хоре и слишком часто звонит в колокола. Судьба непредвзятого политика всегда сопровождается такими уколами со всех сторон. При этом от крымской эпопеи великого полководца остались и его многочисленные приказы солдатам: «Соблюдать полную дружбу и утверждать обоюдное согласие между россиян и разных званиев местных обывателей… Земские залоги (т. е. местные законы и обычаи – прим. А.В.) свято почитать, равно российским».

Измена в семейном тылу

Как видно на примере Крыма, Суворов умел не только ходить в лобовые и фланговые атаки со штыком наперевес. Именно искусные действия великого полководца во многом подготовили присоединение полуострова и ханства к России без единого выстрела.

Впрочем, одно тяжёлое поражение в своей жизни военный гений потерпел как раз в годы бескровной борьбы за Тавриду. Супруга Суворова, княжна Варвара Ивановна – она была знатнее мужа, наследница князей Прозоровских и Голицыных! – пыталась разделять его тяготы, но Крым в ту эпоху был далеко не курортным. Проболев несколько месяцев, потеряв младенца, «Варюта», как в письмах Суворов называл любимую, удалилась в родительское имение под Полтавой.

Супруги не виделись зачастую по полгода. Суворов был занят тяжким трудом военного, сражающегося без атак и выстрелов. Для политических баталий во всё ещё «независимом» ханстве выдержки и мужества требовалось никак не меньше чем в открытом бою. Летом 1779 года, ненадолго вырвавшись из Крыма, полководец помчался к супруге и… стал героем анекдотов самого пошлого стиля, когда муж неожиданно возвращается домой и застаёт в постели жены другого.

Для Суворова то был страшный удар, полководец разом потерял присущее ему в боях и политике хладнокровие. Он скандалил, жаловался, метался, официально подал на развод – в ту религиозную эпоху жест почти небывалый, а в глазах общества XVIII века скандальный даже более чем супружеский адюльтер. Неуживчивый герой сражений – его и так многие недолюбливали за прямоту и резкость – стал посмешищем в глазах любящего злословить «высшего света».

Спасать достоинство и честь полководца пришлось самой императрице. Екатерина II не только лично наградила его за политические успехи в Крыму (на аудиенции царица сняла со своего платья бриллиантовую звезду ордена Святого Александра Невского и приколола её на грудь Суворова), не только приняла участие в судьбе единственной дочери полководца («Суворочку» зачислили в Смольный, знаменитый институт благородных девиц), но и настояла на примирении супругов. Генерал жену простил, однако психика его надломилась. Именно с тех пор Суворов и стал эксцентричным шутником, порою почти юродивым, каким его и запомнили современники.

Ставшие легендарными чудачества отнюдь не мешали Суворову побеждать, лишь ярче оттеняя его полководческий талант, всё более расцветавший и поражавший не только Россию, но всю Европу и большую часть Азии. Гениальный чудак – то была приросшая к лицу защитная маска, спасавшая от нелюбимого им «высшего света».

Кажется, от поражения на личном фронте великий полководец не оправился до конца жизни. И лишь вне семейного очага, на поле брани до самого исхода земного бытия Суворов оставался непобедим.