355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Алексей Волынец » Неожиданная Россия (СИ) » Текст книги (страница 20)
Неожиданная Россия (СИ)
  • Текст добавлен: 10 апреля 2021, 23:00

Текст книги "Неожиданная Россия (СИ)"


Автор книги: Алексей Волынец



сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 62 страниц)

Судьба же бежавших с Камчатки сложилась по-разному. Их кораблю удалось преодолеть четыре тысячи вёрст, пройдя мимо Курильских островов и Японии до Тайваня. Здесь в стычке с аборигенами погиб ссыльный «депутат» Панов. В китайском Макао умер от лихорадки бывший царский лакей Турчанинов. В Индийском океане умер бежавший со всеми Иосаф Батурин – после 20 с лишним лет заключения, заговорщик против царицы Елизаветы наслаждался свободой всего несколько месяцев.

Ссыльный «депутат» Ипполит Степанов, рассорившись с Беневским, покинет беглецов. В конечном итоге он окажется в Англии, вступит в переписку с самой Екатериной II, будет ею помилован, но в Россию так и не вернётся. Заговорщик 1762 года Пётр Хрущёв через три года после побега умрёт от лихорадки на Мадагаскаре, когда искатель приключений Бенёвский попытается основать на острове свою «республику».

Последний ссыльный

Часть беглецов с Камчатки доберётся вместе с Бенёвский до Франции, и побег через три океана произведет большое впечатление в Западной Европе. Для людей, живших два с лишним века назад, Камчатка являлась чем-то страшно далёким, как если бы в наши дни ссылали на Луну или Марс… Приукрашенные фантастическими подробностями камчатские мемуары Бенёвского в конце XVIII века станут бестселлером, переведённым на многие европейские языки.

Впрочем, у сочинений Бенёвского о ссылке на Камчатку вскоре появится серьёзный конкурент. В 1794 году, когда русские войска брали штурмом Варшаву, в плен попал один из лидеров польского сопротивления Юзеф Копец. Ранее он присягал на верность России и даже получил чин майора, поэтому за измену присяге царица Екатерина II отправила польского шляхтича пожизненно на Камчатку.

Однако, едва ссыльный, потратив более года, успел добраться под конвоем до полуострова, его нагнала счастливая весть – в Петербурге вступил на престол новый император, Павел I, амнистировавший польского мятежника. Одним словом, Юзеф Капец за казённый счёт совершил двухгодичное путешествие через всю Сибирь на Камчатку и обратно. По итогам этой одиссеи в Европе была издана его книга «Дневник странствия по суше через всю Азию до порта Охотск и далее». Европейский художник снабдил книгу довольно фантастическими рисунками гор и аборигенов Камчатки, впрочем, передающими пугающую красоту этого края.

Тем временем на Камчатке всё ещё оставался один давний ссыльный, так же прославившийся в Европе, благодаря французским и английским путешественникам. Свыше полувека у подножия Авачинского вулкана под фамилией «Квашнин» прожил «секретный ссылошный» Пётр Ивашкин, крестник Петра I и офицер гвардейского Преображенского полка, сосланный на край Дальнего Востока за участие в заговоре против царицы Елизаветы.

Ивашкин не смог, подобно его подельнику Турчанинову, бежать вместе с группой Бенёвского, так как жил далеко от Большерецкого острога, почти на другой стороне полуострова, в Нижнекамчатском остроге. Человек образованный, когда-то учившийся в Париже, Лондоне и Амстердаме, именно он стал переводчиком, когда в конце XVIII века Камчатку посещали экспедиции знаменитых европейских мореплавателей-исследователей Джеймса Кука и Жана Лаперуза.

16 сентября 1779 года врач кругосветной экспедиции Кука записал в своем дневнике: «Сегодня прибыл переводчик, которого мы ожидали… Он был русским дворянином и сослали его сюда лет тридцать назад. Звали этого человека Петром Матвеевичем Ивашкиным… Преступление его оказалось такого характера, что последующие государи России не считали нужным отослать его из ссылки, хотя о его деле неоднократно докладывали двору многие правители Камчатки. Перед ссылкой он был бит кнутом и у него разрезаны ноздри, и знак этого наказания остался у него навсегда. Он рассказал нам, что, находясь здесь, испытал великие лишения, и 30 лет не пробовал хлеба, и питался одной лишь рыбой… Это был высокий и крепкий человек и, видимо, в молодости он был красив. Он хорошо играл на скрипке и был отлично воспитан, понимал французский и немецкий языки, в юности ездил в Париж, Амстердам и, видимо, тяжко переживал свою злую судьбу…»

Когда в 1754 году ссыльный Ивашкин прибыл на Камчатку, местное начальство ещё воспринимало его как большого человека из самого Петербурга. Но за долгие десятилетия столичный ореол лица, близкого к трону, померк, и ссыльному пришлось вести жизнь простого человека. После того как император Павел I амнистировал всех камчатских ссыльных, лишь в отношении этого «секретного ссылошного» было дано заключение: «Преступление Ивашкина столь велико и столь важно, что он не токмо помилования, но даже и никакого облегчения во участи своей не заслуживает…»

Только в начале XIX века царь Александр I помиловал ссыльного, вернул ему дворянское звание и даже назначил пенсию. В 1805 году 82-летнему Ивашкину предложили наконец вернуться в Петербург, но старик отказался покидать свою ссылку, с которой сроднился за долгие десятилетия. Через несколько месяцев он умер, проведя в ссылке на Камчатке долгих 52 года.

Глава 36. «Академический градус…» – первые шаги и скандалы отечественной высшей школы

«А поворотись-ка, сынку! Экой ты смешной какой! Что это на вас за поповские подрясники? И этак все ходят в академии?» – наверное, все узнают первые строки гоголевского «Тараса Бульбы». Но не все знают, что сыновья казацкого полковника приехали к отцу из учебного заведения, которое иногда считают первым вузом в истории России.

Упомянутая Бульбой «академия» – учебное заведение, основанное в 1632 г. киевским митрополитом Петром Могилой (он же молдавский боярин Петру Мувилэ) на основе объединения православных «братских школ» и в подражание западноевропейским вузам. Спустя два десятилетия после основания академии, получившей прозвище «Могилянской», Киев вошел в состав Московской Руси – но ни в Москве, ни в иных городах Великороссии подобных учебных заведений ещё не было, что и даёт повод посчитать киевскую академию первым отечественным вузом.

Впрочем, повод достаточно спорен – конечно в Киево-Могилянской академии, подражая «латинским», т. е. западноевропейским университетам, преподавали всем желающим риторику, пиитику, и прочую грамматику с арифметикой, но всё же заведение имело сугубо религиозное предназначение, готовило кадры для церкви. Так что «поповские подрясники» учащихся в речи Бульбы совсем не случайны.

Традиция малороссийской казачьей верхушки обучать в «могилянской» академии своих сыновей возникла именно на пике противостояния православных Украины с польскими католиками. Один из первых русских воевод Киева, присланный из Москвы боярин Шереметев, демонстративно отдал в академию своего старшего сына Бориса. В скором будущем именно Борис Шереметев станет ближайшим сподвижником Петра I – именно он отбил у шведов Ниеншанц, будущий Петербург, именно он официально командовал русской армией в битве под Полтавой.

Так что у Киево-Могилянской академии яркий след в прошлом нашего Отечества, не зря русские историки XIX в. с почтением именовали её «Старой Киевской Школой» (именно так, все три слова с большой буквы). Однако ряд моментов мешает нам посчитать эту заслуженную «Школу» первым университетом России.

«Ради благоискусных дидаскалов…»

Гоголь, хорошо знавший историю своей малой родины, не зря подчеркивает специфический характер обучения сыновей Бульбы: «Они были отданы в Киевскую академию, потому что все почетные сановники тогдашнего времени считали необходимостью дать воспитание своим детям, хотя это делалось с тем, чтобы после совершенно позабыть его… Тогдашний род учения страшно расходился с образом жизни: эти схоластические, грамматические, реторические и логические тонкости решительно не прикасались ко времени, никогда не применялись и не повторялись в жизни. Учившиеся им ни к чему не могли привязать своих познаний, хотя бы даже менее схоластических. Самые тогдашние ученые более других были невежды, потому что вовсе были удалены от опыта…»

Конечно, Николай Васильевич слишком строг и литературно перегибает, но подчеркнуто «несветский» характер Киевской академии бесспорен. При этом в царской России – как по традиции, так и в нормах законодательства – религиозные и военные учебные заведения всегда очень чётко и строго отделялись от общегражданских. Поэтому и Киево-Могилянскую академию, и возникшую чуть позже в Москве по её образцу Славяно-греко-латинскую академию, при всём уважении, следует считать именно религиозными учебными заведениями. Обучение «светских» слушателей в их стенах было сугубо побочным, во всех смыслах «факультативным». Не случайно обе «Школы» стали прямыми предшественниками двух и ныне существующих духовных академии, соответственно Киевской и Московской.

При этом в строгом смысле первый классический Университет в России собирался создать даже не Пётр I, а его старший брат, позабытый широкой публикой царь Фёдор Алексеевич. На троне он пробыл всего 6 лет, умер на 20-м году жизни и ничем заметным в истории отметиться не успел. Однако именно в годы его царствования был подготовлен проект указа: «В богоспасаемом граде Москве ради благоискусных дидаскалов и изощрения разумов храмы чином Академии устроити…»

«Дидаскалами» в античной Греции и Византии именовались педагоги высших школ. Проект царского указа планировал именно классический университет, дающий не только богословское образование, но и «учение правосудию и прочим всем свободным наукам». Предполагалось, что после создания такой «Академии» на все «государские чины», кроме воинских, смогут претендовать только её выпускники.

Однако дальше проекта царского указа дело не пошло. Более того, не пошло оно даже у бесспорно великого царя-реформатора Петра I. Учреждая в 1724 г. Академию наук (точнее «Академию наук и курьёзных художеств») первый русский император задумал при ней и первый русский Университет. Приглашенные из Европы профессора должны были читать лекции русским студентам.

Исходный замысле Петра был крайне амбициозен. Базировался он на проекте Готфрида Лйбница, выдающегося немецкого учёного той эпохи, одного из отцов математического анализа. Царь и математик были лично знакомы, не раз встречались. Лейбниц представил Петру первый не только в России, но и в Европе проект общегосударственной системы образования, венчавшийся университетами для подготовки «гражданских чиновников» и Академией наук с «научными предприятиями», сегодня мы бы их назвали НИИ. При этом университеты в данном проекте мыслились именно государственными учреждениями, а не автономными корпорациями, как то повелось в Европе со средних веков. «Область неограниченной свободы» Лейбниц прямо называл «постыдным недостатком, укоренившимся в немецких университетах и академиях».

«Ни образа, ни подобия университетского…»

Царь-реформатор умер через год после учреждения Академии наук. При этом он оставил стране вполне эффективную систему военного образования. Морская академия (начинавшаяся как «Школа математических и навигацких наук», а ныне Санкт-Петербургский военно-морской институт), Инженерная и Артиллерийская школы – всё это весьма солидные для той эпохи вузы, но именно военные. И как показала история последующего столетия высшее военное и прикладное образование в Российской империи оказалось на уровне – с честью выдержало строгие экзамены в многочисленных победоносных войнах.

Зато с общегражданским высшим образованием ситуация оставалась печальной почти весь XVIII в. «При Академии наук не токмо настоящего университета не бывало, но ещё ни образа, ни подобия университетского не видно…» – писал великий Ломоносов уже в эпоху Екатерины II.

В России того столетия банально не хватало достаточного числа грамотных людей. Почти всех дворян (единственного сословия с поголовной грамотностью) забирала военная карьера, а редкие грамотеи из более низких сословий в основном шли по «духовной» стезе – помимо качественных армейских вузов в стране имелась и развитая система религиозного образования, в т. ч. высшего. С учетом, что даже к началу XIX в. доля грамотного населения в Российской империи не превышала 5 %, человеческой базы для университетских «свободных наук» просто не было.

Мы все знаем про МГУ – во всех смыслах первый вуз и Российской империи, и СССР, и РФ. Но основанный в 1755 г. Московский императорский университет первые полвека существования был весьма скромным по масштабам – не более сотни студентов всех курсов и факультетов. При этом он регулярно испытывал трудности с набором студентов. Так в 1765 г. на юридическом факультете обучался только один единственный студент, а спустя три года подобная картина повторилась на медицинском факультете.

Кстати, помимо Московского при Елизавете Петровне планировали открыть еще один императорский университет на букву М – «Малороссийский» на Украине. Проект лоббировал последний гетман Запорожского казачьего войска Кирилл Разумовский, брат фаворита и тайного супруга царицы. Однако на второй общегражданский вуз тогда не хватило ни денег, ни претендентов на гордое звание «студиоза», как на языке той эпохи именовали студентов.

«С душою прямо гёттингенской…»

В итоге вторым вузом в истории нашего Отечества оказался… Кёнигсбергский университет. Русская армия взяла столицу Восточной Пруссии в 1758 г., и регион стал губернией Российской империи. Жители – в том числе преподаватели университета, одного из старейших в Германии! – дружно присягнули на верность дочери Петра I. Иммануил Кант, знаменитый отец немецкой классической философии, тогда даже отправил русской царице прошение «всемилостивейше назначить» его на место ординарного профессора по кафедре логики и метафизики. Из России в Кёнигсбергский университет сразу прислали семерых юношей для обучения – двое из них впоследствии стали профессорами МГУ.

Хотя Кёнигсбергский университет числился российским менее 5 лет, но в нём на протяжении всего XVIII в. обучалось немало студентов, либо русских, либо отметившихся в истории нашего Отечества. Например, выпускниками этого восточно-прусского вуза были фаворит царицы Анны Иоанновны герцог Бирон, уже упоминавшийся гетман Разумовский и погибший в ходе восстания декабристов герой наполеоновских войн Михаил Милорадович (последний как раз являлся студентом у Канта).

Надо признать, что два десятка немецких университетов были еще одной причиной, по которой в России долгое время не возникало собственных высших школ «свободных наук». Германия тогда была раздроблена, но при этом лидировала в Европе по числу солидных университетов. Эти маститые вузы, прославленные ещё со средних веков, буквально высасывали из России тех немногих, кто мог и хотел стать студентом, а не военным кадетом или «духовным» семинаристом. По подсчётам историков, от Петра I до Николая I в германских университетах обучалось минимум 924 россиянина – это для нас цифра более чем скромная, а для эпохи, когда весь МГУ насчитывал максимум сотню «студиозов», данное количество весьма внушительно.

Если же вспомнить, что и профессора с преподавателями в России массово были «из немцев», то следует признать – высшее гражданское образование по начало XIX в. у нас было во всех смыслах немецким. Ситуация стала меняться только в эпоху Пушкина, но и у него в «Евгении Онегине» есть характерные строки о типичном штатском дворянине:

 
По имени Владимир Ленской,
С душою прямо гёттингенской,
Красавец, в полном цвете лет,
Поклонник Канта и поэт.
Он из Германии туманной
Привез учености плоды…
 

«Геттингенская душа» и прочие германские «учёности плоды» – это именно о Гёттингенском университете в Саксонии, одном из крупнейших вузов Западной Европы на рубеже XVIII–XIX вв., популярном и у русской дворянской молодёжи.

Но вернёмся от Пушкина в эпоху его дедов. Любопытно, что первая критика засилья иностранного духа в русском высшем образовании прозвучала на государственном уровне именно при царице-«немке», Екатерине II. В 1787 г. заведующий народными училищами коллежский советник (гражданский аналог полковника) Осип Козодавлев представил императрице «Планъ учрежденiю въ Россiи университетовъ».

Сам Козодавлев вместе со знаменитым диссидентом Радищевым получал образование в Лейпцигском университете, но в преамбуле к плану писал: «Польза российскаго государства требует, чтоб науки в российских университетах преподавались на языке народном. Где науки преподаются на языке иностранном, тамо народ находится под игом языка чуждаго, и рабство сие с невежеством нераздельно. Число учёных в государстве как бы велико ни было, но если они преподавать науки будут не тем языком, которым говорит народ, то просвещение пребудет только между весьма малою частью граждан, а народ останется в невежестве…»

Царица Екатерина II благосклонно отнеслась как к критике немецкого засилья, так и к планам по создание сети университетов. Предполагалось в дополнение к Московскому открыть университеты в Пскове, Чернигове, Пензе и в только что основанном городе Екатеринославе – столице недавно отвоёванной у татар и турок Новороссии. Наместник этого нового края Григорий Потёмкин получил указ: «Основать Университет, в котором не только науки, но и художества преподаваемы быть долженствуют…» Указ в сущности делал новый вуз инструментом освоения нового края, предписывая принимать студентов «как российскаго языка, так и тех, кои греческий, татарский, или иной язык употребляют…»

«Устроили университеты на манер XV века…»

Но все амбициозные планы Екатерины II по созданию в России сети университетов похоронила начавшаяся в том же 1787 г. очередная русско-турецкая война. У государства просто не осталось свободных денег – один героический штурм Измаила обошелся в рублях как учреждение сразу двух крупных вузов. И к новым проектам в этой сфере вернулись только при Александре I, когда в 1803 г. в стране учредили сразу четыре университета – в Казани, Харькове, Дерпте (ныне эстонский Тарту) и Вильно (ныне литовский Вильнюс). Запланировали так же создание университета в столице, но из-за наполеоновских войн он открыл двери только в 1819 г.

Образовательная реформа стала едва ли не первым крупным мероприятием молодого царя, в ней отразился весь романтизм и склонность юного Александра I к западным влияниям. Если планы Екатерины II рассматривали университеты строго как элемент государственной машины, то молодой царь учредил нечто совсем иное. В итоге Василий Каразин, один из основателей Министерства народного просвещения и человек весьма либеральных взглядов, с недоумением писал – «Устроили университеты на манер германских XV века…»

Действительно, уставы новых вузов прописали в самом романтическом духе – царь Александр I просто скопировал «университетскую автономию» средневековой Европы. Со стороны всё выглядело красиво: полное самоуправление педагогов и студентов, собственная юрисдикция вне подчинения региональным и полицейским властям, свобода присвоения научных степеней и т. п. Однако в европейские средние века всё это возникло не из-за особой любви к демократии, а исключительно вследствие феодальной раздробленности и войны всех против всех – университет тогда просто был аналогом независимых феодалов или столь же самостийных ремесленных «цехов».

В самой Западной Европе к началу XIX в. былая средневековая «автономия» вузов уходила в прошлое, зато романтический Александр I вдруг возродил её посреди отечественного абсолютизма. Но стоит помнить, что высшее образование в Российской империи было не только ценностью само по себе – ещё великий Ломоносов предложил «академические градусы» (как в ту эпоху именовали учёные степени) официально приравнять к государственным чинам. В итоге при строгой сословности российского общества два с лишним века назад студент с дипломом приравнивался к армейскому офицеру, а доктор наук – к «статскому советнику», который в иерархии государственных чинов котировался лишь чуть ниже генерала.

Так высшая школа получалась пропуском в высшую часть элиты – не просто выше каких-то там копошившихся внизу крестьян, а куда выше обычного провинциального и служилого дворянства. Вкупе с романтической «университетской автономией» это дало неожиданный для Александра I результат. К тому же первое десятилетие университетская система России функционировала вне пристального внимания высшей власти – в ходе наполеоновских войн царю и его сановникам стало не до высшей школы.

Когда же отгремели все баталии, то наверх всплыла целая череда университетских скандалов. В наши дни все слышали о плагиате в диссертациях или покупке научных степеней, но два столетия назад наши предки на этом сомнительном поприще были не менее хитры.

«Факультеты» царя Александра

В 1812 г., пока Наполеон сжигал Москву, ушлый курский купец Григорий Хлапонин решил стать доктором наук. Писать буквы купец не умел, зато имел хорошую деловую хватку – быстро договорился с профессором Харьковского университета Иоганном Шадом и на следующий год получил степень доктора философии.

Это лишь один пример, их было множество. Но чашу терпения высшей власти переполнил скандал в Дерптском университете, где летом 1816 г. два заезжих немца фактически купили степень докторов права – т. е. автоматом приобрели в Российской империи ещё и потомственное дворянство с почти генеральским чином. Обычным порядком такая карьера требовала долгих десятилетий беспорочной гражданской службы, либо немалого риска здоровьем и жизнью на службе военной. Зато университетская автономия, формально оставаясь в рамках предоставленных законом прав – средневековые традиции даже предписывали делать денежные взносы и подарки профессорам! – стала плодить такие «карьеры».

Реакция свыше последовала жёсткая, игры в «автономию» закончились – к концу 1816 г. в отставку отправили министра просвещения, ректора Дерптского университета уволили с жесткой формулировкой «впредь никуда к должности не определять», а профессора Харьковского университета Шада вообще выслали из России. Одновременно вышел приказ «О всеобщем запрещении на производство в ученые степени», действовавший два года.

В РГИА, Российском государственном историческом архиве до сих пор хранится заведённое в 1816 г. многотомное «Дело о выработке правил для получения учёных степеней с целью прекращения злоупотреблений при их присвоении». Итогом интенсивной работы над ошибками стало утверждённое царём «Положение о производстве в учёные степени» – в полном объёме оно заработало с 1820 г., ровно два века назад.

К тому времени в Российской империи насчитывалось уже семь университетов – вполне солидная цифра для той эпохи! – и именно этот поистине эпохальный документ создал в нашем Отечестве единую общегосударственную систему присуждения учёных степеней. Однако утверждённое царём «Положение» не ограничилось только подробной регламентацией экзаменов и испытаний для студентов, кандидатов, магистров и докторов. Впервые была законодательно систематизирована вся наука, преподаваемая в высшей школе.

Сегодня в РФ официальная номенклатура научных специальностей, по которым присуждаются ученые степени, насчитывает 26 основных наименований, от математики до теологии. Два века назад царь уложил все преподаваемые гражданскими вузами «роды наук и познаний» всего лишь в четыре «факультета»: богословский, философский, юридический и медицинский.

Примечательно, что указанное в этом перечне богословие не имело никакого отношения к православию – для официальной государственной религии, повторим, существовала своя, совершенно обособленная система обучения, подчинявшаяся Синоду, а не Министерству просвещения. Богословские факультеты гражданских вузов изначально создавались лишь в двух университетах Российской империи и только для католиков с протестантами – для первых в Виленском университете, для вторых в Дерптском.

Куда интереснее другие «факультеты», вмещавшие все возможные науки. Если с медицинским всё понятно без пояснений, то философский и юридический «факультеты» удивят нашего современника. Например, все физико-математические науки, вместе с химией, входили в философию, а история делилась между двумя «факультетами» – всеобщую преподавали и изучали на философском, зато история России была составной частью юридического «факультета». Если вдуматься, такая классификация вполне стройна и логична.

Словом, начиная с 1820 г. в России можно наблюдать высшую школу и систему высшего образования почти в привычном нам классическом виде. Конечно, за два минувших столетия многое менялось, но заложенные ещё Александром I основные принципы сохранились даже после всех потрясений XX в. и дожили вплоть до наших дней.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю