Текст книги "Неожиданная Россия (СИ)"

Автор книги: Алексей Волынец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 62 страниц)

Самый качественный карлук на Руси именовался «патриаршим» – он изготавливался из осетров реки Яик (Урал), на которой все рыбные промыслы с 1691 года по царскому указу являлись исключительной собственностью патриарха.

Хотя бы частичная монополия на карлук была заветной мечтой любого русского коммерсанта. При императрице Елизавете Петровне повезло коломенскому купцу Сидору Попову, одному из богатейших в России – он взял «на откуп» все рыбные промыслы возле Астрахани. Пользуясь своим положением, купец тут же взвинтил цены, но не на икру, а именно на «рыбий клей», без которого тогда не обходилось никакое мануфактурное и ремесленное производство, от кожевенного и обувного до бумажного. Если ранее клей-«карлук» из осетровых рыб стоил на внутреннем рынке в зависимости от качества от 4 до 13 руб. 35 копеек за пуд, то купец Попов уже через год своей монополии поднял цены в четыре раза – до 40 рублей за пуд.

Монополию купца Попова отменила лишь новая императрица Екатерина II. На исходе её правления, в 1795 году, только из Петербурга в Европу экспортировали 7 тыс. пудов «белужьего клея» – ценнейшего продукта переработки 114 тыс. тонн осетровых рыб.

Кошачий мех на экспорт

Наверное, почти все знают, что в прошлом Россия была крупнейшим экспортёром мехов. На Западе, в Европе, и на Востоке, в Китае, платили высокую цену за пушнину из русской Сибири – от драгоценных соболей и чернобурых лисиц до «ширпотреба» той эпохи в виде зайцев и белок. Если элитные меха в XVII веке продавались на экспорт по цене до 60 руб. за одну шкурку (как три десятка лошадей), то самая простая белка – по 20–25 руб. за тысячу шкурок.

Но нашего современника чрезвычайно удивит такой факт – три века назад среди экспортировавшихся Русью мехов, помимо шкурок всех соболей, зайцев, куниц и даже медведей, заметное место занимал мех обычных домашних котов и кошек! В ту эпоху, когда до Европы еще не добрался массово хлопок, когда и догадываться даже не могли о какой-либо синтетике, ценились любые меха и шкурки без исключения, даже те, которые мы сегодня никак не можем представить в виде шуб и шапок…

Вероятно, наши предки тоже любили котиков. Предки побогаче, такие как царь Алексей Михайлович, заказывавший портреты своих котов европейским художникам, любили их искренне. А вот предки попроще любили котиков практично и, на наш современный взгляд, не совсем гуманно.

В 1674 году в Москве живой крупный кот стоил весьма дорого – от 30 до 36 копеек (при цене простой лошади тогда около 2 руб.). При этом на рынке активно торговали и кошачьим мехом – шуба из кошек стоила от 80 копеек до 1 руб. 20 коп., почти в два раза дороже заячьей.

В том же 1674 году в статистике мехового экспорта из Архангельска присутствует мех «всяких кошек». Из документов европейских купцов становится ясно, что это именно обычная кошка. Помимо 22 тыс. собольих шкур и 36 тыс. беличьих в том году за рубеж продали 28795 кошачьих шкурок.

На исходе XVII столетия мех домашних кошек экспортировался по 80 копеек за сотню шкур. Кошачий мех из России тогда поставлялся главным образом во Францию и Италию.

Глава 31. Банковские вклады «полудержавного властелина»

Пожалуй, самым известным соратником Петра I является Александр Меншиков. «Счастья баловень безродный, полудержавный властелин», как называл его А.С. Пушкин, достиг небывалых вершин – начав уличным торговцем пирожками, взлетел до генералиссимуса и «светлейшего князя».

Он по праву считался богатейшим человеком в России начала XVIII века. На вершине карьеры Меншиков владел целыми городами и обширными имениями с почти 100 тысячами крепостных. Но он же был и одним из крупнейших предпринимателей петровской эпохи – активно участвовал в международной торговле русским хлебом, а значительная часть кирпичей и досок для строительства Петербурга поставлялась с заводов Меншикова.

Его предприятия были разбросаны по всей России – соляные промыслы в Тюмени и хрустальные мануфактуры в Прибалтике, рыбные промыслы на Каспии и в Белом море… При этом «светлейший князь» Меншиков, занимая самые высокие государственные должности (он неоднократно был столичным губернатором и главой всего военного ведомства), прославился и столь же масштабной, просто фантастической коррупцией.

Одновременно, сановный взяточник был храбрым и умелым полководцем, не раз рискуя жизнью и одерживая громкие победы. Но сыграв ключевую роль в Полтавской битве, Меншиков отличился и в разграблении трофейной казны шведского короля. Позднее он командовал русской армией, воевавшей в Польше и на севере Германии, где отметился не только успехами на поле боя, но и финансовыми махинациями. Например, получил от Пруссии взятку золотом, за исправление границ в её пользу.

Одним словом, «полудержавный властелин» был необычайно богат. Хотя мздоимство хорошо знали на Руси и до Меншикова, но именно он стал пионером «коррупции нового времени» – первым начал прятать свои активы в иностранных банках.

Когда в сентябре 1727 года всесильный «временщик» был свергнут и отправлен в ссылку, то у него конфисковали не только имения с крепостными и шестью крупными городами, но и различные драгоценности (включая крупнейший в Европе сапфир) на 1,5 млн рублей и почти две тонны золотой и серебряной посуды. Однако, куда более потрясающие находки обнаружили среди бумаг Меншикова – оказалось, что в банках Амстердама, Лондона, Венеции и Генуи у свергнутого «полудержавного властелина» хранится вкладов на 9 млн руб. В то время эта сумма равнялась всем доходам государства Российского за год!

Фантастические богатства Меншикову не помогли – он умер почти в нищете в 1729 году в сибирской ссылке, куда его отправили вместе со всей семьёй. Годом позже к власти пришла новая императрица Анна Иоанновна, которая с подачи своего фаворита Бирона, попыталась изъять депозиты покойного коррупционера из иностранных банков.

Но напрасно посланники русской царицы официально и не официально обращались к европейским банкирам. Как пишет современник, они «неоднократно требовали выдачи сих сумм на том основании, что всё имение Меншикова принадлежит правительству русскому по праву конфискации». Голландские, английские и итальянские банкиры соглашались отдать вклады только самому Меншикову или его законным наследникам, при условии, что те «свободны и могут распоряжаться своим достоянием».

Ради многих миллионов Анне Иоанновне и её фавориту пришлось пойти на необычную комбинацию. Младший брат всесильного фаворита, Густав Бирон женился на ссыльной дочери Меншикова – брак стал гарантией возвращения из ссылки семейства покойного «полудержавного властелина». Свадьбу торжественно сыграли в Петербурге в мае 1732 года в присутствии царицы и иностранных дипломатов. В ответ сын Меншикова, восстановленный в звании гвардейского офицера, подписал все бумаги, необходимые для возвращения отцовских денег из европейских банков.

В итоге семье Меншикова досталось около 500 тысяч руб., ещё миллион получил фаворит Бирон, остальные семь с лишним миллионов ушли в казну царицы. Как видим, солидные вклады в надёжные банки хотя и не спасли самого «полудержавного властелина», но вернули свободу и титулы его детям.

Глава 32. Деньги из пушек

«Перековать мечи на орала» – знаменитое выражение из Библии знают все. Но никто не спешит переделывать оружие в средства мирного труда. Лишь один раз в истории Российская империя попыталась перековать свои пушки – правда, не на плуги-«орала», а всего лишь в медные пятаки…

В середине XVIII века назад царица Елизавета вела тяжелую войну с королём Пруссии, имевшим тогда лучшую армию в Европе. Баталии пожирали деньги даже быстрее чем солдатские жизни. Именно тогда впервые власти России задумались о введении бумажных денег, но всё же не решились на столь радикальный шаг. Зато в марте 1760 года утвердили предложение графа Петра Шувалова, главы всей русской артиллерии, «испеределать излишние пушки в деньги».

Артиллерийские орудия и большая часть мелкой монеты тогда изготовлялись из одного и того же материала – меди. Если деньги всегда были в дефиците, то устаревших, неисправных и трофейных пушек в Российской империи после Петра I накопилось немало.

На пушечном заводе в Сестрорецке под Петербургом провели финансовый эксперимент. Взяли старую пушку, весом 21 пуд 7 фунтов (347,2 кг). В то время из такого количества чистого металла можно было отчеканить медной монеты на внушительную сумму 337 рублей 22 копейки. Однако экспериментаторы тщательно подсчитали потери металла при переплавке и все расходы: от стоимости угля в печи до зарплаты чеканщика. Итог получился вдохновляющим – каждый пуд старой пушечной меди, переделанный в пятикопеечные монеты, приносил казне 9 рублей 51 копейку чистой прибыли.

Граф Шувалов подсчитал, что только в Москве и Петербурге имеется свыше 50 тысяч пудов меди в старых пушках. Потенциально это давало свыше 13 миллионов медных пятаков! На радостях глава русской артиллерии решил пойти ещё дальше и учредить при своём ведомстве настоящий банк. Жена генерал-фельдмаршала Петра Шувалова была близкой подругой императрицы Елизаветы, а его двоюродный брат открыто занимал «должность» фаворита царицы – поэтому идею тут же утвердили официальным указом.

Так 10 марта 1760 года появился один из самых первых банков в России – «При Артиллерийском и Инженерном корпусе собственный Банк на счёт сумм от передела медных пушек». Указ об учреждении столь экзотической кредитной организации был коротким, едва ли не половину текста занимало перечисление всех титулов и регалий «Сенатора, Генерал-Фельдцехмейстера и Кавалера Графа Петра Ивановича Шувалова».

Уставной капитал необычного банка равнялся 1 912 238 руб. – как подсчитали секретари Шувалова, ровно столько царская казна не доплатила артиллерийскому ведомству по утверждённым сметам с 1711 по 1760 год. Эту сумму «Артиллерийский банк» должен был получить самостоятельно, переделав старые пушки в монету. Проценты от выдачи кредитов должны были идти на развитие русской артиллерии «дабы впредь в деньгах недостатков последовать не могло».

Известно, что первым клиентом банка стал английский купец Вильям Гом, получивший огромный по тем временам кредит в 100 тысяч рублей под 6 % годовых на срок в 10 лет. Эти деньги тут же ушли в личный карман графа Шувалова, но абсолютно легально – английский коммерсант выкупил у графа пожалованное царицей монопольное право вырубки лесов у Белого моря.

«Артиллерийский банк» просуществовал недолго. Царица Елизавета и граф Шувалов умерли почти одновременно в самом начале 1762 года. Занявший престол Пётр III тут же остановил переделку пушек в монеты – покойный граф делал пятаки прежде всего из трофейных прусских орудий, а новый император стремился помириться с королём Пруссии.

Производство денег из пушек возобновила лишь свергнувшая своего мужа царица Екатерина II. На этот раз процессом заведовал уже её фаворит – знаменитый Григорий Орлов, получивший титул графа и должность главы артиллерии. Часть уникальных и старинных пушек, предназначенных стать медными пятаками, он велел сохранить для потомков в музее.

Вскоре обильная и качественная медь с Урала сделала ненужной «финансовую» операцию при помощи артиллерии. К тому времени, по подсчетам историков, Российская империя «перековала» около 1000 пушек, получив из них копеечных монет на 147 633 руб. и пятикопеечных – на 496 652 руб.

Глава 33. «Цидули» царицы Екатерины II – первые бумажные деньги в истории России

Появившиеся к началу XVIII века банковские билеты из Лондона, Парижа и Стокгольма стали не только первыми бумажными деньгами Европы, но и первыми купюрами, с которыми познакомились россияне. Бумажные деньги западных банков три века назад в России называли «цидулями» – от шведского zedels, «карточки». Именно с тех пор в русском языке появилось словечко «цидуля», «цидулька», в шутливом тоне обозначающее некую записку – ведь первые бумажные деньги были именно рукописными кусочками бумаги, сначала не вызывавшими доверия по сравнению с привычной монетой.

Глядя на первый опыт Западной Европы в этой сфере, царь-реформатор Петр I сознательно отказался от введения бумажных банкнот в России. На начало XVIII столетия, из трёх крупных попыток создать финансовую систему на основе бумажного документа, две – в Швеции и Франции – закончились полным крахом и многочисленными финансово-политическими скандалами. Устоял лишь «бумажный» проект акционерного общества Bank of England, с 1694 года выпускавший собственные банкноты.

Однако на заре XVIII века английский успех ещё не был очевиден, и царь Пётр I в своих реформах предпочёл обойтись без бумажных денег-«цидуль», ориентируясь на опыт Голландии – тогда самой мощной в экономическом плане державы Западной Европы. Голландцы с их крупнейшими в Европе банками, давними финансовыми традициями и развитой колониальной торговлей предпочитали во всех смыслах твёрдую монету из золота и серебра.

Впервые о выпуске своих бумажных банкнот в нашей стране задумались лишь при дочери Петра I императрице Елизавете Петровне, когда казна испытывала трудности из-за тяжелой войны с Пруссией. Дебаты о «цидулях» были бурными, но в итоге сенаторы Российской империи сочли, что бумажные деньги «не только необыкновенное дело, но и весьма вредительное, ибо никакой внутренней цены иметь не будут…»

Правительство царицы Елизаветы обошлось без бумажного эксперимента, ограничившись массовой чеканкой медной монеты. Однако следующий монарх, император Пётр III, завершив неожиданным миром долгую войну с Пруссией, тут же задумал воевать с Данией за наследственные владения Голштинской династии. Для новой войны срочно требовалось ещё 4 миллиона рублей. И молодой русский царь, воспитанный в Западной Европе, загорелся планами введения бумажных денег.

Так 25 мая 1762 года появился указ «Об учреждении Государственного Банка». Согласно официальному тексту, главный банк империи создавался для «изобретения легчайшего и надёжнейшего средства хождения денег», а «банковые билеты» представлялись, как «самое лучшее и многими в Европе примерами изведанное средство». Чтобы поддержать авторитет бумажных «цидуль», царь Пётр III планировал обязать своих подданных уплачивать новыми деньгами все государственные налоги. Планировалось, что госбанк выпустит 5 млн бумажных рублей, которые будут свободно размениваться на серебряную и медную монету. Однако, в реальности царская казна с трудом смогла найти для нового банка лишь 2 млн руб. поровну серебром и медью.

Неизвестно, как бы завершился «бумажный» эксперимент Петра III, но спустя всего 33 дня после подписания указа о новом госбанке император был свергнут своей же супругой. Екатерина II сразу после переворота решила воздержаться от рискованного нововведения и отложила реализацию данного указа. Тем не менее она затребовала от генерал-прокурора Якова Шаховского давно разработанный им подробный проект введения бумажных денег-«цидуль».

Спустя шесть лет царице Екатерине II самой экстренно потребовались средства для новой большой войны. Предстояла сложная борьба с Турцией, тогда огромной и всё ещё могущественной империей, раскинувшейся на трёх континентах. В Петербурге хорошо помнили то поражение, которое нанесли османы царю Петру I, поэтому лёгкой войны не ждали. Казне срочно требовались дополнительные миллионы, и 17 ноября 1768 года на совещании у царицы вновь прозвучало предложение напечатать бумажные рубли.

Старые проекты экстренно возродили, и уже 29 декабря 1768 года появился манифест «Об учреждении в Санкт-Петербурге и Москве Государственных Банков для вымена ассигнаций». Новые бумажные деньги решено было назвать «ассигнациями», поскольку данный термин фигурировал в российском законодательстве со времён Петра I, изначально обозначая любой финансовый документ, подписанный от имени государства. Поэтому новые банки тоже вошли в историю как «ассигнационные», а бумажные рубли именовали «ассигнациями» вплоть на начала XX века.

В манифесте Екатерины II много и пышно говорилось о «благоденствии народа и цветущем состоянии торговли» посредством бумажных денег. Однако внутренние документы правительства указывали куда более прозаические цели: «Для начинающейся войны на расходы первой кампании учредить бумажные ассигнации, утвердя к ним точно то доверие, какое есть к настоящим деньгам…»

Тем не менее, причины реформы были не только военными. Например, манифест царицы утверждал, что «великое пространство Империи Нашей есть уже некое препятствие совершенству обращения денег». Действительно, бурно росшая в XVIII столетии русская экономика испытывала дефицит расчётных средств – серебряной и золотой монеты не хватало, а медная была крайне неудобна при крупных сделках, особенно с учётом больших пространств страны.

Например, 100 рублей медными пятаками, самой ходовой монетой, весили около 100 килограмм. Тысяча рублей медью уже требовали для перевозки две телеги. Даже серебром та же сумма тянула на несколько десятков кг. Таким образом, перемещение крупных сумм наличности по огромной России становилось очень непростой задачей. И бумажный рубль должен был решить эту проблему.

Поэтому первые в русской истории купюры предназначались именно для крупных расчётов – манифест Екатерины II предусматривал выпуск «ассигнаций» лишь крупного номинала в 25, 50, 75 и 100 рублей.

Первые российские купюры весьма отличались от современных. Они представляли собой довольно крупные листы бумаги, 19 на 25 сантиметров – размер всех купюр, вне зависимости от номинала, был одинаковым. Первые купюры вообще не несли никаких печатных изображений, а имели только текст, при том лишь на одной стороне листа. Например, банкнота в 25 рублей, выпущенная в Петербурге, несла надпись: «Объявителю сей государственной ассигнации платит Санкт-Петербургской банк двадцать пять рублей ходячую монетою». Далее шли подписи должностных лиц банка, сделанные чернилами от руки. При этом бумажные деньги, выпущенные филиалом «Ассигнационного банка» в Москве, имели другие надписи, отличные от петербургских рублей.

Однако не стоит думать, что первые неметаллические рубли были примитивными бумажками. Для своего времени они обладали надёжной защитой по самым передовым технологиям XVIII века. Чтобы уберечь бумажные «цидули» от подделок, использовались водяные знаки и, впервые в мире, на российских купюрах имелись надписи, сделанные выпуклым рельефным тиснением. Водяные знаки образовывали рамку вокруг печатного текста и тоже содержали надписи: вверху – «Любовь к Отечеству», внизу – «Действует в пользу онаго», слева и справа – «Государственная казна». В углах рамки были вытеснены гербы четырех «царств» российской империи: Астраханского, Московского, Казанского и Сибирского.

Одним словом, с задачей «утвердить доверие» к бумаге государство Екатерины II справилось. Начиная с 1769 года, за следующие семь лет было напечатано купюр на сумму свыше 12 млн. руб., покрыв четверть всех военных расходов на победоносную войну с турками. По легенде, царица Екатерина II именно тогда изрекла афоризм: «Неважно, что бумажно, лишь бы денежно…»

Первая «бумажная» реформа российских финансов давно канула в прошлое, однако Москва и Петербург до сих пор несут на себе её следы. В городе на Неве и ныне есть пешеходный Банковский мост. Хотя само сооружение, украшенное крылатыми львами, построено в начале XIX века, однако, своё название мост получил от близкого особняка, в котором со времён Екатерины II располагался первый «Ассигнационный банк». В Москве же у Мясницкой улицы есть Банковский переулок, так же названный по располагавшемуся здесь с 1769 года филиалу «Ассигнационного банка», выпускавшему первые бумажные рубли.

Глава 34. «Огнестрельный художник…» – история праздничных фейерверков в России

Треск и вспышки уличных фейерверков сегодня такой же неотъемлемый элемент новогодних празднеств, как салат «оливье», ёлка, полуночный бой курантов и бутылка шампанского. Но когда-то, в нашем далёком прошлом, фейерверк был не просто праздничной потехой, не просто яркой «огненной забавой». Столетия назад он был большой государственной политикой – расскажем об этой ныне забытой стороне популярного новогоднего развлечения.

«Пламя плауна изумительно…»

Огонь и пламя, вероятно, привлекали человека всегда – не только с практической, но и с чисто эстетической, развлекательной стороны. Ведь яркие вспышки и всполохи – это ещё и очень красиво. Физиологические причины таких чувств человека к огню оставим на разбор психологам и биологам. Они уже немало покопались в лобных долях нашего мозга, анализируя бессознательную эйфорию при созерцании, выражаясь прозой науки, излучения в ходе процессов интенсивного окисления.

Наши предки таких сложных определений не знали, но развлекались огнём всегда. Достаточно вспомнить традиционные забавы с кострами в ночь на Ивана Купалу, уходящие корнями вглубь языческих тысячелетий. От костров и факелов к разным «бенгальским» огням и фейерверкам – один шаг. Сегодня мы об этом прочно забыли, но наши предки умели делать простые фейерверки задолго до появления пороха и прочей сложной пиротехники.

Плаун, или по народному «пыхучка», распространённое в наших лесах и степях невзрачное зелёное растение. В сущности трава, но с необычными свойствами. «Это растение бросает вверх парные шишечки, которые в августе, будучи спелыми, собираются русскими в большом количестве, сушатся в печи, толкутся и продаются фунтами…» – писал четыре века назад немецкий дипломат Адам Олеарий, посетивший нашу страну в годы царствования первого царя из династии Романовых.

Порошок из сушеных «шишечек» плауна, будучи подброшен в воздух и зажжён, даёт вспышку, почти не уступающую в яркости пороховой. Вновь дадим слово немцу Олеарию, четыре века назад поражённому русской забавой: «Порошок этот держат в жестянке пирамидальной формы, её берут в руки и сверху у отверстия держат зажженную свечу или факел, снизу подталкивают её немного кверху, в воздух, так что немного плауна вылетает из отверстия. Свеча его подхватывает и он вспыхивает. Если подобное подталкивание в воздух происходит непрерывно так, что одно пламя следует за другим или же, если разбрасывают его вокруг себя, то получается зрелище изумительное. Можно устраивать хорошее развлечение с помощью плауна: если тайком наполнить им трубку и поднести к огню и дунуть, то неожиданно для сидящих вокруг выбрасывается сильное пламя; чтобы при этом получился сильный шум, примешивают сюда превращенную в порошок березовую листву. Свойство порошка плауна такое, что он загорается лишь будучи в воздухе рассеян над пламенем; в иных случаях он не горит, даже если сунуть в него зажженный фитиль или свечу, или если насыпать на горящие уголья… Пламя плауна изумительно, и очень весело смотреть на него, особенно когда его бросают ночью или впотьмах. Им можно пользоваться для разных развлечений…»

Вплоть до XX в., когда началось бурное развитие химии, порошок из плауна добавлялся в составы для «бенгальских» рождественских огней. Так что теперь, читатель ты знаешь, что первые отечественные аналоги фейерверков известны в России очень давно, задолго до появления пороха.

Обычно такая народная пиротехника на основе плауна широко и массово использовалась в «пещном действе» – религиозной церемонии накануне Рождества, восходящей к легенде о спасении ангелом трёх отроков из горящей печи. Такие представления ежегодно проводились на Руси при каждом крупном храме. Известно, например, что в Вологодской епархии в начале XVII в. ввели особый церковный налог, чтобы закупать плаун для «пещного действа».

«Огни хитросделанные…»

Как бы ни был прекрасен в качестве источника ярчайшего пламени порошок из сушёной травы-«пыхучки», но полностью заменить пиротехнические составы на основе пороха он не может. Из плауна, например, не получится сделать ракеты, расцветающие всполохами красивых взрывов высоко в небе.

Поэтому «настоящий» фейерверк до эпохи Петра I появляется на Руси лишь эпизодически и крайне редко, и только лишь как элемент государственных празднеств. Плаун-траву может насушить любой, а вот порох – дело государственное. Не говоря уже о куда более высокой стоимости и сложности пороховых составов.

Сохранились смутные упоминания о «маленьких фейерверках» при дворе Ивана Грозного накануне взятия Казани. Удивившим москвичей фейерверком была отмечена и свадьба царя Лжедмитрия с Мариной Мнишек весной 1606 г. Однако все подобные «забавы» с порохом были крайне редки, их в те века доводилось увидеть не каждому поколению.

Поэтому первые знакомства наших предков с непривычными пороховыми фейерверками, порою, бывали трагикомичны. Так в 1675 г. в Великом Устюге впервые устроили «огненную потеху» в честь голландского посла Конрада фон Кленка (единственным «международным» портом России тогда был Архангельск, поэтому иностранцы часто добирались в Москву именно через наши северные города). Как пишет очевидец: «Было пущено несколько ракет и шутих и, кроме того, зажжено целых сто смоленых бочек при громадном стечении народа, собравшегося на это необычайное зрелище. Собрались и крестьяне из соседних деревень, но ракеты были приняты ими за огненных змей, и они в страхе разбежались. Однако соловецкому воеводе зрелище очень понравились, и он сказал послу, что он непременно сейчас же напишет в Москву Кириллу Полуехтовичу Нарышкину, отцу государыни…»

Боярин Кирилл «Полуехтович»-Полуэктович Нарышкин – дед по материнской линии Петра I. Не удивительно, что первый русский император с детства увлекался фейерверками и вырос их страстным поклонникам. Именно при нём «огненная потеха» стала настоящей государственной политикой.

Во-первых, именно Пётр начал отмечать обязательными салютами и фейерверками не только религиозные праздники, но и важнейшие политические события. Родилась эта традиция 12 февраля 1697 г., когда в Москве «огнями хитрозделанными» отметили взятие Азова. По указу царя гравюру с изображением данного фейерверка размножили и отправили по всем крупнейшим городам России.

Во-вторых, всем известно, что именно Пётр начал отмечать Новый год 1 января, однако мало кто знает, что его указ от 20 декабря 1699 г. вводил как обязательный элемент новогоднего праздника не только «украшения от древ сосновых, елевых и можжевелевых», но и фейерверки: «Когда на большой Красной площади огненныя потехи зажгут и стрельба будет, потом по знатным дворам боярам и окольничим и людям воинскаго и купецкаго чина каждому на своем дворе из небольших пушечек, буде у кого есть, и из инаго мелкаго ружья учинить трижды стрельбу и выпустить несколько ракетов, сколько у кого случится…»

«Искры из них зело изрядные…»

Пётр не только увлекался фейерверками, но и сам учился делать «огненные потехи». Учился и у Востока, и у Запада. Ещё в юности для него были сделаны рукописные переводы новейших европейских исследований по данной теме – на русском языке той эпохи их названия весьма колоритны: «Художества огненные и разные воинские орудия» и «Огнестрельное художество или художные огнедеяния».

При первой же возможности царь перешёл от теоретического обучения к практическому. Так в 1697 г. Пётр инкогнито вместе с посольством побывал в Кёнигсберге, нашем будущем Калининграде, а тогда владении прусского герцога. Там он брал уроки у главного инженера прусских крепостей Штернера фон Штернфельда, одного из искуснейших мастеров Европы по артиллерии и фейерверкам (в ту эпоху эти два ремесла, завязанные на порохе, развивались и изучались исключительно вместе). Пётр занимался столь усердно, что получил от мастера аттестат «бомбардира», среди прочего гласивший: «Господина Петра Михайлова признавать и почитать за совершеннейшего, осторожного и искусстного огнестрельного художника».

Общеизвестно, что порох, ракеты и первые образцы фейерверков изобрели в Китае. И первый русский император деятельно интересовался китайским опытом в данной сфере. Сохранилась его «мемория» (инструкция), направленная в 1722 г. одному из наших послов в Пекине: «Посылаю к вам одну фонтану от фейрверка, которые присланы от китайского хана ко мне междо иными подарками 20 штук, ис которых я жег две и видел искры из них зело изрядные. Того ради потщися всякими образы достать реестр композиции, которая в них набиваетца, и пришли, дабы мы могли здесь делать. А буде такие материи кладутца, отчего искры хороши, а тех матерей у нас нет, то купи там на мой счет и пришли…»

«Фонтанами» тогда именовали то же, что и сегодня называют «фонтаном пиротехническим». Но если в наши дни такой «искроструй» можно купить в любом специализированном магазине за небольшую сумму, то три века назад это была сложная технология, рецепт которой – «реестр композициии» на языке Петра – хорошо было бы выведать у китайских мудрецов.

Излишне говорить, что при Петре I фейерверками отмечались все важнейшие военные победы – будь то годовщина Полтавской битвы или заключение победоносного мира по итогам Северной войны. Последнее событие отметили большими фейерверками в Петербурге и Москве. При этом «огненная потеха» в северной столице по случаю победы над шведами была настоящим многоплановым действом со сложным и длительным сценарием. Перед потрясенными зрителями вставали огненные дворцы, проплывали огненные корабли и огненные рыцари. Как писал явно впечатлённый очевидец: «Началась огненная потеха удивительным порядком с пирамидами, в подобие бриллиантов, а наверху пирамиды корона российская, а на другой корона шведская, и продолжалась потеха часа четыре…»

Совсем не случайно ещё с потешных полков Петра I одна из ключевых должностей в артиллерии именовалась «фейерверкером» (дословно – мастер огня). Именно артиллеристы, помимо «бога войны», занимались в Российской империи созданием праздничных фейерверков и организацией «огненных потех». Благо артиллерийские технологии той эпохи были прямо связаны и до смешения сходны с развлекательной пиротехникой.

Изначально в Москве, ещё с XVII в., главная мастерская по изготовлению фейерверков располагалась на Болотной площади, которая тогда именовалась куда пристойнее – Царицын луг. В эпоху Петра I на Царицыном лугу регулярно работал целый «театр фейерверков». Когда же столицу перенесли в етербург, то «фейерверочная лаборатория» возникла на территории Кронверка Петропавловской крепости у дома адмирала Корнелия Крюйса, первого в истории командующего нашим Балтийским флотом.

Работа в таких мастерских и лабораториях была не просто сложной и кропотливой, но и крайне опасной. Ведь при ошибке и неосторожности можно было легко не только сгореть или взлететь на воздух, но и отравиться токсичными ингредиентами. Примечательно, что царь Пётр I нередко лично работал над фейерверками, не страшась очевидных опасностей. Самодержец не просто хорошо знал все современные ему технологии, не только зачастую сам «дирижировал» фейерверками, но и разработал свою систему обозначения химических символов в рецептуре «огненных потех». Например, селитру Петр обозначал кружочком с точкой посередине, серу – полумесяцем, а порох – вертикальной чертой, перечеркнутой двумя горизонтальными.