Текст книги "Амнезия "Спес" (СИ)"

Автор книги: Алексей Климин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Отец пренебрежительно поморщился, а я уже был полон следующих вопросов, которые и посыпались из меня, как горошины с ложки:

– То есть, вместо женщины, они могут проводить время друг с другом? А почему мы о таком никогда не слышали… вернее, нам-то, в интернате, и о женщинах не говорили, но на Торговой площади об этом болтают частенько, а вот о таком даже там молчат? А тебе проводить время с мужчиной не нравится, да? Это что-то нехорошее?!

Отец как-то устало посмотрел на меня, вздохнул тяжело и, почему-то, не на вопросы отвечать начал, а сам новые задавать:

– Вот как вас таких в жизнь-то выпускают? Неужели нельзя хоть что-то вам объяснять? Выходите из этого интерната, точно крысята из гнезда – первый попавшийся самец вам если не башку откусит, то под себя подомнет!

– Чего вдруг?!! – возмутился я. – Я и в обратку дать могу!

– Да я в переносном смысле, – покачал головой отец, – глупые вы совсем в жизнь выходить, в житейском смысле. Про крысят-то знаешь, что подростки их если не погибают от зубов более сильного самца, то в прайде приживаются лишь на самых низких позициях, ниже даже, чем старые самки и молодняк?

" Ну, это да-а… тут не поспоришь. Но если что, в морду-то я все равно дать сумею!"

– Знаю, – ответил я отцу, впрочем, не высказывая повторно дополнительных измышлений.

– Так вот, такое на Корабле, с одной стороны, не приветствуется – все же новые члены экипажа появляются только от связи мужчины и женщины. Но, с другой, этих самых женщин гораздо меньше, чем нас, а значит, их на всех не хватает. А потому, проблема возникновения однополых отношений не просто замалчивается, но и в определенных кругах даже поддерживается.

– Чего? – в очередной раз в непонятках выкатил я глаза на отца, – Какие однополные? Круги определенные, это где?

– Ладно, – махнул на меня рукой отец, – сказал же, все в свое время поймешь. Пока запомни одно – нормальный мужик, такое как раз и не поддерживает!

– Почему?

– Потому! Я сказал! Вот подрастешь чуть-чуть и сам поймешь… я надеюсь. И это, ты сейчас…

Что там дальше говорил отец, я практически не слушал, поскольку мысль одна накатила на меня – что-то такое я, кажется, стал понимать про Скользкого Мика…

– Эй, ты что, не слушаешь меня?! – грозно рявкнул отец.

– Слушаю, – отрапортовал я и даже вскочил со стула, вытянувшись по стойке смирно.

– Про компот понял?

– Понял, – а попробуй сказать, что нет – выхватишь в два счета, пожалуй!

– В общем так, последнее – если кто-то там, в новой команде, начнет приставать к тебе с какими-то непонятными намерениями, ты сразу дуешь ко мне! Уяснил?

– Да, понял, если кто-то вдруг… с непонятными намерениями ко мне, то я… а какие это непонятные?

– Вот как не поймешь, чего от тебя хотят, так и линяй оттуда сразу! – грохнул отец, видно уставший от моих дурацких вопросов.

Более ничего я спрашивать не стал, опасаясь, что совсем разозлю его своей глупостью. А нервировать мне его совсем не хотелось – ему еще с мамой объясняться как-то придется, что упустил меня по финалу. А вдруг она плакать при этом опять начнет?! От представления такого, я даже поежился.

Тут, почти сразу, и Генри пришел, говоря, что мне пора на какие-то процедуры.

В общем, прощались мы с отцом не как родные люди, а как только и может это происходить между офицером Корабля с простым членом экипажа, то есть, сухо и сугубо официально.

Глава 5

В госпитале я завис не на пять, а на целых восемь дней. Так решил доктор Штерн, и мне спорить с ним было не с руки, да и без пользы, как показала практика.

Оказавшись в общей палате и получив относительную свободу, я не раз наблюдал, как с ним общаются другие доктора – с уважением, не споря и не сомневаясь в его решениях. Так что, куда уж мне? Дураком-то я не был, вот и переживал потерянные почти подчистую каникулы молча, не возбухая и ответственно исполняя все назначения. Тем более что обещал.

Отец ко мне тоже больше не приходил. Но и здесь понимание имелось, что встречаться тут, напоказ всем – в приемной, не дело. Обсуждать сержанту хранов с каким-то мальчишкой, который не имеет никакого отношения к его звену, было нечего, а рисковать попусту – незачем.

Но понимание – это одно, а вот восемь дней еще и прожить надо! В общем, лежка в постели без особой цели целыми днями далась мне непросто.

Дня через два, как меня загрузили в общую палату, Рона и Пита выписали. И даже Сапун на третий день ушкандыбал на своих костылях, добаливать в интернатский отсек.

Даг лежал в соседней палате, но ему, так же, как и мне, настучали по башке, а значит, и он вольно шарахаться по отделению разрешения не имел. Ломоть вышел и того раньше – в тот день, когда я только очнулся. А Толстяк наоборот, долго зависал в реанимации и прибыл оттуда, закованный в жесткий воротник, чуть не к самой моей нескорой выписке – похудевший, тихий и еще видно полностью не оправившийся.

В общем, лежал я долго и в окружении почти одних слабаков, которые постепенно перебирались из интенсивной терапии в общие палаты.

Одна радость случилась за последние дни – Скользкий убрался из госпиталя достаточно быстро и не успел сильно намозолить мне глаза. Новые знания о нем, хоть и без явного понимания, приятности в наше общение, ясное дело, не добавили. Так что, когда он свалил на третий день, я был, считай, почти счастлив.

А в интернате меня заждались. Даг вернулся в нашу каюту днем раньше, а Ян и Сэм никуда и не уходили. И вся компания моих лучших друзей встречала меня на пороге отсека.

Все три дня, оставшиеся от официальных двухнедельных каникул, мы провели в интернате. Имелось понимание, что это последние наши денечки здесь, да и не повторятся они уже никогда.

А вот Торговая площадь, на которую мы до этого сбегали, пользуясь тем, что наставник Тод строгостью нрава не отличается, нас в эти дни как-то не манила. И хотя каждому еще предстояло обучение на месте приписки, знание о том, что теперь мы, в общем-то, люди вольные, желание рваться куда-то значительно поубавило.

Но и это время наших спокойных посиделок и вальяжных прогулок без всякого строя и пересчета по головам на камбуз, закончилось. И на четвертый день по моему выходу из госпиталя, с утра пораньше, мы в последний раз заправили свои постели в каюте, служившей нам домом десять лет, и, собрав немудреные личные вещички, двинули на выход из интернатского отсека.

Ян и Сэм отправились сразу наверх – в рубку, где теперь и предстояло им жить.

Рон и Даг оставались на этой же палубе, но им следовало пересечь Торговую площадь почти наискосок, чтобы добраться до казарм хранов.

Ну, а мы с Питом, настороженно переглядываясь и перешептываясь, поплелись вниз – в отсек, где квартировали охотники и искатели.

Команды и тех, и других обитали, считай, в одной общей казарме, расположенной так, чтоб на промысел им не приходилось топать через всю жилую зону Корабля. Так что здесь, кроме жилья этих спецов, располагались лишь общага для рабочих-аграриев с близлежащих плантаций, гаражи с багги и опорный пункт хранов, обозначающий собой границу между городом и хозяйственными территориями.

Сам жилой отсек для команд охотников и искателей оказался даже меньше, чем только что покинутый интернатский наш, рассчитанный на три потока пацанов. Но в остальном мы с Питом больших отличий не увидели.

Так же имелся общий холл, двери из которого по первому этажу вели в спецпомещения. Здесь, правда, в отличие от наших классных комнат, игровых и библиотеки, значились оружейные и склады с инвентарем. Но понятно, что гальюн с душевой и пара тренировочных залов, имелись и тут, почти на тех же местах.

Так же, как и у нас, на уровне второго этажа шел балкон, на который выходили двери жилых кают. Справа, если смотреть от входа в отсек, обитали охотники, слева искатели, а прямо – храны, приписанные к обеим командам.

Это первое знакомство с новым домом нам с Червяком организовал не кто-нибудь, а Гагат, который и оказался тем парнем, который попал от четверочников под запрос сержанта искателей вместе с нами.

А здесь он обитал уже седьмой день, поскольку, как у нас, тормозить на эти дни в интернате, у него причины не было. Так что, выйдя из госпиталя довольно быстро, он, промаявшись пару дней в своей каюте среди безголосых слабаков и гонористых товарищей из компании Гвоздя, плюнул на каникулы и отправился к месту приписки.

– У искателей всего пять отрядов, – вводил он нас в курс дела, – у охотников – десять. Так что они вечно стараются взять верх над нашими.

«Наши», надо думать, это теперь искатели…

– В открытую лезут редко, за общий порядок отвечают храны, и до драки доводить не позволяют. Но вы будьте внимательны, и особо близко к ним не подходите, они мужики крепкие.

– Это чё, опять в гальюн компанией ходить придется? – расстроено протянул Пит.

Я ничего не сказал, но с сожалением подумал о том же.

– Не-е, – успокоил нас Зур, – общий гальюн – он и есть общий, вдруг кому-то лень будет до своей каюты из холла переться. А так, у каждой команды наверху свой имеется. Там же не большие помещения на двадцать человек, как были у нас, а отдельные отсеки для каждого отряда.

Не сказать, что настроение мое от этого сообщения сильно поднялось, но все ж понимание имелось, что один гальюн человек на десять, это всяко лучше, чем на две с полтиной сотни.

Да и в целом все складывалось пока неплохо – и Гагат мне однозначно импонировал больше всех, вышедших в финал от четверочников, и обещанный на один небольшой отряд отсек, и обретенная свобода – вообще. Но вот осознать это и хоть чему-то порадоваться нам не дали, макнув с ходу головой в местные реалии.

Пока мы разглядывали отсек, следя глазами за указывающим пальцем Зура, к нам приглядывались тоже.

По первому-то впечатлению нам показалось, что вся та толпа, что заполняла холл, жила своей жизнью. Человек тридцать мужиков и парней сидели и болтали за столами, что-то пили-жевали, играли в карты. Кто-то выходил из одних дверей и входил в другие, кто-то поднимался в отрядные отсеки, кто-то спускался вниз по лестнице. То есть, нормальная обстановка в общем помещении, в свободное от обязательных занятий время.

Но это так казалось на первый взгляд. Охотники и искатели все же не пацаны под надзором воспитателей, и каждый ведет себя в меру своего разумения и в силу доставшегося ему характера.

Так что наша, все еще трущаяся у входа малочисленная группка новичков, не могла не привлечь внимания самых придурковатых.

Пока нам Гагат объяснял некоторые общие положения, нас разглядели и решили, что рекрутов искателей следует поставить на положенное им место сразу. То есть, поближе к общественному гальюну и желательно сразу с ершиками в руках.

Здоровенный мужик поднялся из-за ближайшего стола и в развалку направился в нашу сторону. В майке без рукавов его огромные плечища были открыты полностью и представляли собой сплошную наколку с единым замысловатым узором из морд щеров и крыс. При этом собственная его харя обросла щетиной под самые глаза и черты распознаванию почти не поддавались. Короче, миляшкой этот товарищ не выглядел точно.

– Это кто у нас тут такие?! – глумливо начал он, – Крысятки искателей? А чё стоим как неродные? Вливаемся в коллектив детки, вливаемся… – и как рявкнет, уже прямо над нашими головами, – схватили швабры и тряпки, и чтоб через пять минут тут все блестело, как щеровы яйца!

Мы от такого «приветствия» прижухли конечно немного, но слабину давать и не подумали.

Когда он осознал, что мы даже не двинулись с места, то моментально пришел в бешенство – морда его злобно перекосилась, а глаза налились кровью:

– Живо подорвались, засранцы!!!

Переглядываемся. Противостоять мужику, которому мы с Гагатом едва достаем до подбородка, а Червяк и вовсе тусуется где-то на уровне подмышек, было откровенно страшно. Но и с ходу дать себя запугать, означало действительно занять в этом крысятнике самое низкое место. Это-то мы понимали все.

Так что случившиеся переглядывания относились скорее к согласованию наших действий, а не к растерянности, которую мы отчасти все же испытывали.

Один быстрый взгляд на Гагата – тот стреляет глазами в живот мужику, я коротко киваю, Пит тоже, косясь в самые ноги тому. Общий вздох, как команда к действию, и погнали!

Зур на шаг отступает и головой бьет нашего противника в поддых. Червяк наклоняется еще ниже и с пол оборота в толчке плечом толкается тому в колени. Я же тянусь и тычу рогаткой из пальцев в кровавые зенки.

От нашего единого натиска мужик заваливается плашмя на спину, рык его глохнет во всхлипе выбитого вздоха и переходит в вой, пополам с ругательства:

– Падаль зубастая!!! Убью порхата драного! Зубья все по одному выщелкну тварюге мелкой! – по ходу, Пит его еще и за ляжку цапнуть успел.

Мы с Зуром отскакиваем в момент падения охотника, но Червяка все-таки тот успевает пихнуть ногой. Пит впечатывается в стенку и сползает по ней, но нам сдавленно шипит:

– Я норм!

Тут уж у нас с Гагатом подрывает кумпол, и мы кидаемся опять к татушному. Тот трет глаза и переваливается набок, пытаясь подняться. Но мы успеваем быстрей и принимаемся со всей дури пинать его по ребрам с двух сторон.

Впрочем, мне удается лягнуть ногой всего пару раз – кто-то хватает меня поперек тела и оттаскивает от снова валяющегося на спине противника.

Гагату приходится хуже – ему прописывают в ухо и он оседает рядом с Червяком. Но того, кто его приложил, уже тоже отоваривают двое.

А им со спины надвигается вся остальная толпа, человек в двадцать! Сейчас будет общее мочилово! Вот же, порхатки драные, встряли-то мы как сурово невзначай!!!

– Стоять!!! – накрывает весь холл грозный окрик.

Все замирают там, где находятся в данный момент, и тут же оборачиваются к балкону второго этажа.

Там, уперев руки в парапет, стоит высокий плечистый хран, и взирает на начинающуюся бойню жестким взглядом.

– Что опять?! – вибрирует металлом его голос, – Я могу хоть раз отдохнуть спокойно, чтоб не пришлось вас, уродов, разнимать?! Вы, чего сидите?! Тоже меня ждете?! – рыкнул он куда-то вниз, под самый балкон.

И тут же за общей толпой стали видны трое хранов, поднимающиеся из-за дальнего стола, где, похоже, играли в карты.

– Вам три наряда вне очереди и по двадцатке плетей за невыполнение своих прямых обязанностей. Наказание примете сразу, как только я здесь разгребу дерьмо за вас!

– Есть сержант! – отрапортовали те и поплелись в направлении гальюна.

А из дверей за спиной того, кто тут командовал, стали выходить и другие храны, с интересом начинающие сразу заглядывать через перила, и выстраиваясь в ряд вдоль них.

– Я спросил, кажется, – громыхнул опять сержант так, что многие внизу вздрогнули, – что здесь опять происходит?!

Руки, удерживающие меня до сих пор, разжались, а поверх головы раздалось:

– Сержант, вы ж знаете, что у нас недокомплект по составу, а Валет с ходу принялся щемить наших новичков! Ну, мы и вступились!

– Ты, Паленый, не прав в одном, насколько я успел увидеть, это ваши новички щемили Валета, а не он их, – с усмешкой, но уже не зло, ответил командир хранов.

– Так начал-то он! Не думаете же вы, что это мелкие могли… – не стал сдаваться тот, что стоял за мной.

Но договорить ему не дали:

– Нет, не думаю, – опять посуровел сержант, – Валет, это что опять было?! – гаркнул он на татуированного, который тоже успел подняться, и стоял сейчас прямо передо мной, закрывая своей широкой спиной от меня весь холл.

Но хран-то находился на балконе, так что его я не только слышал, но и видел прекрасно. А вот мужику в татушках лучше бы было ховаться под стол, а не рисоваться тут перед всеми.

Впрочем, тот это и сам понимал и вжимал голову в плечи, явно стараясь быть менее заметным.

– Да я че, сержант? Я ниче… хотел малышню поприветствовать, а они на меня набросились все скопом, точно кролы голодные! Один даже укусил – во! – и вроде даже попытался задрать ногу, за которую видно и цапнул его Червяк.

Какой-то здоровяк татушного одернул. А сержант, уже не столько грозно, сколько насмешливо, продолжал говорить:

– Ну-ну, все здесь конечно поверили, что парни набросились на тебя сами и без причины. Я тоже, будем считать, поверил. Тогда могу только поздравить искателей с таким бойким пополнением. А тебе, Валет, выношу последнее предупреждение: еще раз встрянешь хоть куда-нибудь – уберу из охотников и сдам в карьер на камнедробилку, там сильные всегда в цене. Вашему сержанту тоже надоели твои выходки, так что от него поддержки не жди! Но в любом случае, в таких вопросах, как дисциплина и порядок, решаю – я, ты знаешь! А теперь пошел и помог моим чистить дыры в сортире! Вместе с ними и плетей получишь.

Валет, бурча что-то себе под нос, пошаркал в указанном направлении.

– Для всех остальных… – меж тем продолжил сержант, окидывая взглядом все помещение, – и передайте тем, кого сейчас здесь нет, если еще одно движение… даже полдвижения кто-то из вас сделает в сторону молодняка, то сразу же вылетит отсюда и отправится на рудник или в карьер! Так что это не только Валета касается! Все поняли?

Единое «угу» пронеслось над холлом. А мы, со стоящим в двух шагах от меня Гагатом, облегченно переглянулись – может и ничего так, получится наша служба в рядах искателей?

А командир, получив утвердительный ответ, говорил дальше:

– Через час в спортзале все, кому обещано, получат плетей! Кому интересно, могут придти – посмотреть. Кому не зашло сразу то, что было сказано мной раньше – приходят в обязательном порядке! А сейчас расходимся! Я все сказал! И это… – он махнул рукой в нашу сторону, – врача позовите, у вас один мелкий до сих пор встать не может.

Сам же отклонился от парапета и уже негромко сказал стоящему радом храну:

– Вот же тупорогие! Им же с этими мальчишками встречаться за Проселком придется, а те растут…

Что он говорил дальше, я уже не расслышал – толпа в холле отмерла и завозилась, стало шумно, как и прежде. А между расступившимися мужчинами я увидел Червяка, который действительно до сих пор сидел, привалившись к стене.

– Ты как? – кинулись мы с Зуром к нему.

– Да ничего вроде, но живот и спина болят еще, – попытался улыбнуться нам Пит, но получилось у него кривовато.

– Ничего, Золотой щас доктора приведет, тут ближайший медпункт в общаге у агриков, – сказал тот мужик, что выдернул меня из драки, а потом объяснялся с сержантом за всех искателей.

Действительно, довольно быстро в отсек забежал коренастый мужик в белом комбезе и следом за ним рыжий парень, одетый в куртку из кроловой кожи.

К этому моменту вокруг нас собралась толпа человек в десять. Как я понял, все они были искателями и переживали за Пита.

Впрочем, переживания были у всех разные и как бы, не совсем те, что положены, когда кто-то ранен.

Пара мужиков сурового вида тихо, но зло, перетирали меж собой о том, что они опять не смогут таким малым составом в дальний поиск уйти, и только успели пополнение в отряд получить, как пацана чуть сразу не зашибли. А Валета грохнуть за такое дерьмо мало!

Двое других, еще тише, делали ставки на то, насколько долго рекрут вторых проваляется в больничке.

А компания из четверых парней и вовсе, чуть не в полный голос обсуждала, какие травмы можно получить, если вот так шибануться об стену.

Молчали только тот, что оттащил меня от татушного, и перекаченный здоровяк с простодушным выражением лица, стоящий с ним рядом.

В общем, конкретно за Пита никто, кроме нас с Зуром, и не переживал.

Меж тем, врач прямо тут, на полу у стены, принялся осматривать Червяка.

Сидящему парню он ощупал спину и сказал тем, двум мужикам, которые злились на Валета, что здесь у рекрута только ушиб и при должном уходе, через пару дней все будет в порядке. До меня дошло, что это были кто-то из старших второго отряда, к которому, по всей видимости, и приписали нашего Червяка. Но по выражению лиц этих двоих было понятно, что пара дней для них тоже много.

Потом доктор уложил Пита и стал осматривать его живот. И вот тут уже он скривился и нехотя выдал, что с этой проблемой не все так хорошо.

– Я должен забрать мальчика и обследовать его хотя бы у нас, в медпункте.

– Надолго? – недовольно, хриплым голосом, спросил один из старших.

– Нужно понаблюдать хотя бы до вечера, а там станет ясно, или все же оправится ваш рекрут за два дня, или придется переводить его наверх, в госпиталь. А там уж как пойдет, – ответил врач.

– Я Валета точно урою! И сержант мне не указ – я в своем праве! – прорычал тот же мужик, и мне стало ясно, что это однозначно капрал второго отряда.

– Подожди Сиплый, – ответил ему доктор, – не нарывайся пока. Давай посмотрим до вечера, что с пацаном. Несите его к нам, давайте.

Капрал легко, как будто Червяк ничего не весил, поднял его и направился к выходу, вслед за врачом.

Толпа, обсуждающая это происшествие, стала рассасываться.

– Ты, я так понимаю, Хвост? – обратился ко мне тот искатель, что вроде как за мной присматривал, и которого сержант назвал Паленым.

– Угу, – буркнул я, сам соображая, смогу ли сейчас отправится вслед за Питом и поддержать его там, в медпункте.

А – нет, не смогу.

– Ну, тогда ты теперь наш, так что пошли-ка, наконец, знакомиться с твоим новым домом, – сказал мне Паленый, на корню прихлопнув все мои поползновения.

Делать нечего, и я поплелся за ним к лестнице. Да и прав он, что ни говори, у меня теперь не просто дом новый, но и жизнь в целом. Так что надо привыкать, что с Червяком я теперь в разных командах и его здоровье, проблема других.