Текст книги "Амнезия "Спес" (СИ)"

Автор книги: Алексей Климин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Глава 20

Решил – сделал. С тем и выдвинулся в намеченную бойлерную.

Здесь обошлось без сюрпризов, я спокойно миновал само помещения и вышел в отводной тоннель, где, следуя указаниям навигатора, вдоль труб двинул вперед, параллельно улице.

А минут через пятнадцать я добрался уже до внешнего дорожного кольца нашего уровня.

Оказавшись на проезжей части и оглядевшись, понял, что примерно здесь Стояк устраивал остановку и рассказывал о своих планах по предстоящему рейду.

А вскоре коммуникатор вывел меня и к заветному входу в техтоннель.

Правда и тут передо мной нарисовался забранный решеткой проход и я чуть не впал в уныние. Но приглядевшись, понял, что решетка неимоверно стара и ею видно давно не пользовались. Прутья ее потемнели полностью, а кое-где были и подъедены ржавчиной. Я пихнул посильней, щеколда в замке хрустнула, и дверь со скрипом открылась.

Впрочем, за собой я створку прикрыл, создав видимость нетронутого заграждения, так – для всякого, чтоб не кидалось в глаза.

Дальше техтоннель выглядел совершенно обычным – каменные стены, а вдоль них разнокалиберные трубы и связки проводов. Довольно часто встречались повороты и перекрестки, где от труб шли ответвления, а провода разделялись. Единственным отличием этого места от других подобных, оказался круто задранный вверх пол.

Так и топал себе спокойно, отслеживая лишь путь по навигатору, чтоб не свернуть не туда.

Добрался до ровной площадки перед входом на нижнюю палубу и убедился, что мои опасения оправдались – здесь металл решетки был чист, а замок блестел свежей смазкой. Да, тут бы я так легко не прошел.

Но, что здорово, я-то был уже внутри! Так что дальше, не встречая препятствий, направился по ровному тоннелю в сторону внутреннего дорожного кольца.

Когда указанный мне навигатором коридор, опять круто стал забирать вверх, ответвления проходов пропали. Но, разглядев предлагаемую коммуникатором схему, понял, что на этом отрезке пути их уже быть и не должно – на уровне рубки боковых помещений не имелось.

Следующий тоннель, на первый взгляд такой же, как и другие, все же одну стену имел из незнакомого мне металла. Стало ясно, что это и есть внешнее покрытие космического корабля. И сверившись со схемой я смог отметить первый пункт в своем плане, как «выполнено»!

В общем, выходило, что коммуникационный тоннель пролегал по окружности сфероида, впритык к его поверхности.

Ну, я и потопал, в надежде обнаружить доступную дверь и занырнуть внутрь рубки.

Но мечты мои, похоже, снова обламывались. Нет, механический замок был не на каждой, но остальные двери оказались наглухо запечатаны припаянными прямо к стене листами металлизированного пластика.

Я шел и шел, не желая расставаться с мечтой, проникнуть на территорию рубки, но мне попадались лишь запертые или замурованные двери. Всматривался в каждую, ища хоть что-то, что подсказало бы мне, как проникнуть за них. И нашел! Где-то на восьмой двери, на листе, запечатавшем ближайший от меня проем, нечто привлекло меня.

Сначала я не понял, что именно, то ли щель показалась слишком широкой, то ли точка спайки подозрительно мелкой, но приглядевшись определил, что нижний угол плотного листа был явно не закреплен!

Я ухватился за неплотно прилегающий угол и с силой потянул. Пум, пум, пум! И еще несколько спаек, на обе стороны от угла, отскочили! А подобный материал, хотя и очень прочен, но при такой площади, какую составлял данный лист, выдавал определенную гибкость. Чем я и воспользовался!

Оттянув угол, заглянул под него. Там оказалась обычная дверь, как и везде в технических проходах. А значит, появилась надежда, раз она запечатана снаружи, то механического замка на ней нет.

Что и подтвердилось почти сразу, как только я послал запрос с коммуникатора – тихое пи-пип и «проходи уважаемый Хвост прямо в рубку»! Вот куда? Мне было лишь «сказано», что в зеленую зону. А вот развертывать и копаться в схеме здесь, совсем рядом с пользуемыми помещениями, не решился, посчитав, что открывшуюся местность могу обследовать и сам.

Тем более, что внутри помещения было довольно темно и никакого явного шума оттуда не доносилось. Хотя, конечно, с ходу включать фонарь я тоже воздержался, но вот прислушаться получше – не мешало.

Странные были ощущения: в общем – вроде и тихо, и в то же время разнообразие звуков поражало. Где-то совсем вдалеке звучали едва слышимые высокие голоса. Как будто ближе, но еще тише, трепетал шелест и раздавалось какое-то похрустывание. И уж совсем на границе слышимости журчала и плескалась вода.

Я точно оказался в парке, а помня рассказы старших о верхних территориях, нечего было удивляться, что и голоса, и вода звучат так отдаленно – зеленые зоны на верхней палубе были немаленькими.

Шелест я опознал, как звук шевелящейся на выходе у вентиляции листвы, но вот с хрустом так и не определился. Но, все ж я в рубке, так что махнул на него рукой и полез под отогнутый угол. Тот, эластичный, слегка щелкнув, встал на место, закрыв за мной дыру.

Считай, еле всунулся, так разрослись кусты прямо перед дверью. Но, оттого, что я проник уже в само помещение, светлее не стало. Только-то и разглядел где-то поверху на фоне далекого потолка контуры веток и блики ламп, ложащиеся со стороны. Стало ясно, что у меня здесь, за кустами, фонарь зажигать можно безбоязненно.

Что я и сделал, принявшись оглядываться.

Почти рядом с дверью из стены выходила толстая труба и уходила под пол. На месте изгиба торчал вентиль, а выше висел какой-то щиток с плохо различимой схемой. Был ли где-то здесь и завод проводов я не понял, кусты разрослись настолько, что дальше трубы закрывали стену сплошняком.

Не найдя для себя ничего интересного, я принялся продираться сквозь заросли вперед, дальше в помещение.

Почти сразу стало ясно, что пробираюсь по дорожке, которую просто заполонили ветки. Видимо когда-то здесь был вполне нормальный проход. По нему и двинул дальше, ориентируясь на плитку под ногами.

Стоило миновать встретившие на входе разросшиеся кусты, как фонарь пришлось выключить, вокруг заметно посветлело. Разрешился и вопрос, почему такая темень царила возле двери. Все было просто – мало того, что это, похоже, был угол помещения, так еще и лампы дневного света над ним не горели совсем.

Дальше свет приглушали уже не сломанные лампы, а разросшиеся деревья, ветви которых укрывали дорожку почти целиком.

Если честно, я был поражен!

Да, парк возле интерната, куда выводили нас гулять, таковым не был, это я знал. На входе даже сохранилась табличка, которая гласила, что это «Стадион командных игр», а вовсе и не парк. Да там, на самом деле, действительно были в основном спортивные площадки под волейбол и баскетбол, круговая размеченная дорожка для бега с полосой препятствий и большой бассейн. А растения, похоже, высадили чисто для разделения территории на зоны. Так что понятно, что ряды кустов и десятка два деревьев сравнится с теми зарослями, по которым я пробирался сейчас, не могли.

Но я ведь бывал и в Городском парке – настоящем, куда нас по детству выводил воспитатель Тод!

Мы тот парк особо не любили. Такое прогулочное мероприятие обычно выходило нудным и большой радости не доставляло. Сначала приходилось идти строем через половину нижней палубы, потом так же, разбившись по парам, наматывать круги уже по аллеям самого парка. Лет до десяти нас туда еще можно было заманить аттракционами, но вот позже, катание в тележках по невысоким горкам и полеты по кругу в сидушках на тросах, нас привлекать перестали. И к нашим годам одиннадцати, мы с ребятами все-таки сумели уболтать наставника походы туда прекратить. То ли дело наш родной недопарк – там хоть было чем заняться!

Но все же, я бывал в настоящем парке! И деревья большие видел, и заросли кустов наблюдал, и цветы, какие-никакие. Но таких монструозных растений там точно не росло! Эти-то стволы, возможно, я и обхватить не мог… примеряться пока не стал… заросли кустов, настолько густые, что мне там с фонарем пришлось лазить, ну, а цветы и вовсе, казалось, одичали и росли повсюду!

Дорожка, по которой я шел, похоже, пролегала наискосок и из глухого угла меня постепенно выводила.

Вскоре тротуар открылся полностью и теперь ветки, смыкаясь в вышине, понизу лишь подступали к краю. Впереди показались лавки, стоящие напротив друг друга, а еще дальше наметилось обширное открытое пространство, на котором точно присутствовали люди – голоса зазвучали совсем близко, и даже какое-то цветное мелькание угадывалось там.

Я скользнул по кроны деревьев и принялся красться уже вдоль дороги. А потом и вовсе встал на четвереньки и, пригибаясь, пополз.

Площадка, открывшаяся мне сквозь листву, действительно была довольно большой. Ее сплошняком покрывала трава, а по краям, что по дальнему, что под «моими» ветками, разрослись цветы. И, в отличие от тех, что я видел под деревьями, эти вытягивались высоко, зелень их была мясистой и сочной, а соцветия яркими и крупными! Я таких не видел ни разу!

После густой тени, заливающий поляну золотисто-голубой свет резанул по глазам, сбивая на несколько минут зрение. По ходу, к включенным на полную мощь дневным лампам, добавлялись еще и солнечные. Но, несмотря на слезящиеся с непривычки глаза, я понимал, что тем, кто находится на площадке, меня-то с такого света не разглядеть уж точно.

Осмелел и сунулся ближе – прямо под ветки, спускающиеся к самым цветам.

Невдалеке от того места, где я затаился, бегали дети. Странные дети… без штанов и в длинных развивающихся рубахах. Да и волосы у них были не обрезаны, а по длине хорошо превосходили Яновы, даже когда он умудрялся сбежать от приходящих барберов раза три подряд.

«Это же маленькие женщины… как их там, ах – да, девочки!», – наконец-то догнал я.

Впрочем, девочки, гоняя мяч, носились по площадке не хуже заправских пацанов. Я поглазел на них немного, но приметив в стороне наблюдающих за ними взрослых женщин, двинул дальше.

Потом были девочки постарше, многих из которых можно было назвать уже девушками. Они вольготно раскинулись на расстеленной по траве ткани – сидели, лжали, плели друг другу косы, читали или писали что-то. А их болтовня из-за высоких голосов долетала даже до меня, хотя слов в общем гомоне разобрать не удавалось.

А вот дальше я увидел бассейн. Он тоже оказался не таким, к какому привык я. Наш-то, на стадионе – обычный прямоугольный, разделенный на дорожки канатами. Этот же был какой-то неправильной формы, но по размеру превосходил наш. С одного боку в него падал с уступа водопад, а с другого спускалась невысокая горка. Где и обнаружилось еще несколько совсем маленьких девочек, в окружении взрослых.

Но на этих я уже не глядел, мне было чем и без них занять глаза. На краю бассейна расположились очень молодые женщины… или может и их следовало называть девушками, я пока с этим не разобрался… главное, что они были практическими голыми! Лишь несколько мелких кусочков ткани прикрывали… э-э, сиськи и самый низ живота между ног, при этом ткани было настолько мало, что я без труда разглядел, что писюна там – нет!

«Нету?!! Как так?!», – прифигел я по такому недокомплекту.

Но вспомнив кое-какие разговоры и внешний вид кукол Стояка с Прыщавым, который, в общем-то, уже примелькался и не пугал, как в первый день, и понял, что нужно быть дураком, чтобы не догнать, что женщины и должны быть устроены как-то по-другому.

В целом я понял, в чем заключается это «по-другому». Плечи их были узкими, а вот задницы порой шириной превосходили эти плечи в полтора раза, ноги-руки почти без выраженных мышц и, конечно же – сиськи, которые не заметить было нельзя! Рост и размеры всего перечисленного у всех, конечно – неодинаковы, но и мужчины в своих физических параметрах достаточно сильно разнятся, так что в этом ничего странного я не углядел.

А потому просто завис, бегая глазами от фигуры к фигуре в невозможности определиться, что мне нравится больше… Темные гладкие волосы или светлые колечками? Попа крепкая, но с кулачок, или пышная, к которой пришлось бы примериваться, как к тем деревьям? Сиськи мелкие и торчком или большие, едва удерживаемые лоскутками ткани?

Ох, уж эти лоскутки! Главное-то они от меня все-таки скрыли…

Но мне хватило. В жар кинуло так, что припекло, не только пах, но и уши! Трусы опять стали малы, и я попытался сдвинуть придавившую писюн резинку. Нащупал самый настоящий огурец! Отдернул руку и схватился за грудь. Показалось сердце, уж не знаю, от страху или просто до кучи к остальному, из-под сейчас ребер выскочит.

Решил сматываться отсюда и на голых женщин больше не глазеть.

Дальше было легче, там зарядкой занимались одни толстухи, притом полностью одетые и совершенно неповоротливые. Чего вроде легче, делать с вытянутой над головой рукой боковые наклоны?! Нет, эти жирдяйки кряхтели так, что было слышно даже мне на краю поляны!

«Так их, гонять побольше, чтоб настолько не разжирались!»

Но нет, немолода уже, но вполне стройная женщина, которая видно руководила занятием, не покрикивала на них, а лишь ласково подбадривала:

– Умницы! Вот так, аккуратненько, без нажима, гнемся насколько можем!

Позади всех, но ближе всего ко мне, стояла самая, наверное, толстая из занимающихся, так она и вовсе тихонечко постанывала. И вот та, которая должна была бы гонять их нещадно за такие-то телеса, подошла к ней и принялась наглаживать спину.

– Тихо, тихо, Роза, осторожно! Но все же старайся, ты ж понимаешь, что с твоей двойней, если не заниматься, вообще с кровати не встанешь.

Я так вот ничего не понимал – ни по ситуации, ни по словам…

Но догнал, что нагляделся уже на местные чудеса и пора мне сваливать к выходу. Как был на корячках, так и стал пятиться назад. Все дальше и дальше от края площадки.

– А ты что такое делаешь? – раздался совсем рядом со мной звонкий голосок.

«Ну, все, допрыгался… вернее, доползался!», – понял я.

Обернулся испуганно, поскольку как-то сразу вспомнилось, что бывает с теми, кто без допуска обнаруживают в рубке! Когда великий хочун вел меня сюда, я как-то такую ситуацию даже не рассматривал…

Видно пока крался под крайними ветками, и все мое внимание было отдано площадке, я не заметил, что приблизился к еще одной дорожке, выходящей из глубины парка. И вот теперь, на ее краю, стояла девочка и с интересом меня разглядывала. Рядом, на том же краю дорожки находилась лавочка, а на ней лежала раскрытая книжка. Видно здесь девочка и сидела, пока я не выполз сюда, ей напоказ.

Не поднимаясь в рост, с корячек пересел на корточки и, выставив ладонь, попросил:

– Не пугайся только, и не ори. Ладно?

– Ладно, – кинула она, – не буду пугаться, я ж не глупая, бояться человека. Вот говорят, где-то за границей Корабля, водятся страшные звери, их бы, наверное, испугалась. А тебя-то зачем? Ты не страшный.

«И на том спасибо»

– А «не ори», это значит «не кричи»? – уточнила она.

– Ну да, – подтвердил я, соображая, как мне от нее отвязаться и смыться в заросли, а то, не ровен час, еще кто-нибудь объявится. – Я пойду? – спросил я, поднимаясь на ноги и потихоньку отступая от дорожки.

– И мы даже не познакомимся? – расстроенно спросила девочка. – А мне так хотелось поговорить с тобой. Ты такой необычный – как мужчина, но только маленький, я таких не видела еще. Да я и взрослых-то мужчин вижу редко, иногда только сталкиваюсь с отцами, когда они к нашим матерям на сеанс оплодотворения приходят. Да еще врачи иногда бывают, только чаще все же женщины…

Последнюю фразу девочки я пропустил мимо ушей, а вот предыдущая меня заинтересовала:

– Оплодотвоне… ния, это чё и зачем?

– Да как же?! – удивилась девочка, – Делать новых членов экипажа. Ты разве не знаешь?

– Нет, не слышал такого слова.

– Ой, да ладно?! Когда отец приходит к Матери, то это обычно «для оплодотворения», врачи между собой частенько говорят – «случка», когда считают, что их не слышат. Маленькие девочки, не в счет. Когда то же самое происходит с милостивицами, то есть, не для зачатия нового члена экипажа, то говорят «секс». Хотя, у постоянных пар это тоже так называется, но иногда и «любовь». Я не совсем разобралась, в чем там разница пока, но думаю, она есть, – серьезно излагала моя мелкая собеседница.

А я стоял, как дурак, и в очередной раз глазами хлопал. Дожили – ребенок явно младше меня, да еще девочка, а знает о таких вещах вон сколько!

– Умная, да?! – вызверился я.

– Не глупая, – подтвердила она, опять на полном серьезе.

– И откуда ты все это знаешь? – тут я усмехнулся.

– Сказала же, слушать умею! – девчонка коснулась пальчиками своих ушей. – Взрослые много говорят, при этом считают, что дети не понимают о чем речь.

– Так и ты вроде не все разобрала, – подсказал ей, продолжая насмешничать.

– Да, бывает, но вопросы задаю.

– И отвечают?! – а вот эта проблема была для меня животрепещущей.

– Нет, конечно, не всегда. Но я запоминаю, а потом опять слушаю. И знаешь, частенько все и разъясняется. А то, что нет… ну пусть подождет своего часа! – улыбнулась она. – А вообще-то, о том, что происходит между женщиной и мужчиной нам и так рассказывают.

О как! А нам ни гу-гу!

Вот теперь мне стало интересно, и я обратился к девочке:

– Пойдем, отойдем подальше, а то если меня увидят, то выгонят и больше я сюда придти не смогу, и поговорить тебе будет не с кем.

– Поговорить я найду с кем. Правда, не с таким интересным. Пойдем, спрячемся, – все же согласилась она.

«Любопытная она, на то был и расчет!»

Мы углубились в сторону от дорожки, и уже там, среди деревьев, подались дальше, к задней стене парка. Когда вокруг уже сгустились тени, плюхнулись прямо на траву и первое, что сделала девочка, это протянула мне руку, со словами:

– Я Фрэзия, а тебя как зовут?

Я пожал ее ладошку, поражаясь немощной тонкости пальцев, и ответил:

– Хвост.

– Чего? Какой хвост?! – возмутилась эта Фрэзия. – Я к тебе по-хорошему, а ты издеваешься!

– Ничего я не издеваюсь, меня действительно так зовут – прозвище у меня такое.

– А, понятно, – успокоилась она, – но прозвище, это не настоящее имя. А хотелось бы узнать то, с которым ты зарегистрирован, как член экипажа.

– Ну, тогда Зак Два Восемь, – сдался я. В общем-то, не жалко.

– Что, прямо так, с цифрами? – поразилась она.

– Конечно. Нам, мальчикам с нижнего яруса знаешь, как имена дают?

– Не-а, – замотала головой девчонка.

– Для членов экипажа с нижней палубы есть список простых – коротких, имен. Не знаю, десятков шесть, может больше, и к ним числительные до ста, это чтобы на всех хватало. Когда кто-то умирает с таким коротким именем, то оно возвращается в список и его дают маленькому мальчику, только что появившемуся в экипаже. Ясно?

– Ага… – протянула Фрэзия.

– Потому я свое не люблю… во-первых, его уже носил не один человек до меня, а во-вторых, таких Заков с другими номерами полно еще по Кораблю ходит. А прозвище – мое собственное, полученное потому, что я быстрый, как хвост у щера! – все же не удержался и похвастался я.

– Да ну! – восторженно воскликнула на это моя собеседница.

– Наверху, в рубке, к примеру, имена детям дают, какие хотят. У тебя вон тоже красивое – Фрэ-эзия.

– На самом деле у нас, в материнском отсеке, девочки имена получают примерно по тому же принципу, как и у вас. Никто не думает над ним, не выбирает, просто берут старую книгу, в которой все-все про растения написано, даже про те, что сейчас на Корабле уже не растут, выбирают картинку с каким-нибудь цветком и его название становить именем для девочки. А тем девушкам, которые потом в милистивицы идут, и вовсе меняю на другое. Но тоже, наверное, над ним не сильно думают. Я, конечно, понимаю, что Фрэзия звучит лучше, чем Зак, но, в общем-то, разницы нету.

«Ну, дела-а!» – это было единственное, что пришло на ум, потому как последней фразой моя собеседница озвучила ситуацию с именами для тех, кого приводят Матери, правильно.

– А потому я тоже не очень люблю свое имя, оно вроде как и не мое, а цветка. Так что можешь называть меня Фрэя, как наша воспитательница. По-моему, звучит мягче.

– Ладно, – кивнул я, – а почему ты здесь сидишь одна? Все ж вроде там, на площадке.

– А ты разве не видишь, какая я? – удивилась она.

Да нет, как-то особо внимания не обратил. Ее вид сразу, как было с взрослыми женщинами, меня не взволновал. Ну, бледненькая, глазастая, худая, но «не цепляет». И только теперь я принялся ее разглядывать… раз уж попросила.

Кожа девочки оказалась не просто бледной, а по-настоящему белой, с чуть пробивающейся розовизной. Такая тонкая что ли? Вон, даже венка на скуле просвечивает! Волосы тоже светлые, притом настолько, что даже у Яна выглядели темней. Это, наверное, потому, что в длинных, разложенных по плечам прядях, незаметно ни одного явного оттенка. Брови и ресницы тоже казались видимыми лишь из-за своей яркой белизны и теней, что они создавали. Ну, еще глаза выглядели странно – не светло карие даже, а практически желтые в радужке.

Необычно, конечно, но я бы сказал – интересно. Чего только не бывает?!

Но все же я не понял, какое отношение ее внешность имеет к одинокому просиживанию на лавке в парке, о чем и спросил повторно.

– Я – выродок, – спокойно, как будто не ругательное слово произнесла, ответила она.

– В смысле?

– Под солнечными лампами не могу находиться совсем, – стала пояснять Фрэя, – а они тут целый день выставлены «на семнадцать ноль ноль по июню». Что это значит, и причем здесь название месяца – не знаю. Но считается, именно так определяют щадящую, но полезную дозу солнечного света. И все гуляют, сколько хотят. Врачи даже требуют этого. А я его не переношу – ожоги быстро появляются, да и глазам неприятно. Вот и дышу тут, в густой тени, просто кислородом.

– Это что, болезнь какая-то? – аккуратненько, без нажима, спросил я.

– Не, я здоровее всех девочек моего года! Так врачи говорят. А я у них знаешь, сколько времени провожу?

Я отрицательно помотал головой.

– Много. А маленькая была, еще больше. Я не переживаю, там, в медчасти, интересно, много чего нового услышать можно.

Это я понял.

А потом вдруг вспомнил, что среди совсем мелких в интернате пару таких же, совсем белых, пацанов замечал. О чем и сказал своей собеседнице.

– Да, это уже после меня их в живых оставлять стали. Раньше-то, сразу убивали, думали какая-то болезнь страшная, боялись, заразная. А меня, первую девочку такую, оставили. Нас-то и так мало. Ты ж знаешь?

Тут я согласно кивнул.

– Говорят, пару лет в боксе отдельном держали, наблюдали. А потом, когда поняли, что ничего страшного нет, просто с лампами этими у меня проблема, к остальным девочкам вернули и мальчишек убивать перестали.

– Плохо тебе, наверное, живется? – пожалел я ее.

– Да нет, я ж, как по-другому бывает – не знаю. Проблем-то? В парке на открытое место надолго не выходить! Зато у меня свои преимущества имеются – в темноте полной вижу и звуки разные слышу лучше других. Хотя – да, глаза у меня, наверное, странно выглядят…

– Ага, желтые – необычно, но не скажу, что некрасиво, – подбодрил я ее.

– Ты не понял. Тут, в густой тени, не видно. Вон, фонариком своим, посвяти мне в глаза, – велела она.

Я, недоумевая, все же исполнил просьбу. Да и самому, что уж там, было интересного, что эта Фрэя мне показать хочет. Включил фонарь и направил ей в глаза.

Здесь, в полутьме, зрачки ее – широкие, почти на весь глаз, от направленного в них луча сжались и стали… вертикальными. Ух, ты!!!

– Шикардос! – выдал я и вслух свое впечатление.

– Некоторые в первый раз пугаются, – расстроенно сказала она.

– Да и плюнь на них! Ты вот лучше расскажи о том, с чего мы разговор начали: зачем вам, маленьким девочкам, об отношениях между мужчинами и женщинами рассказывают? Нам вот, ничего не говорят!

Ну, волновал меня этот вопрос! А в последние дни даже больше, чем раньше. Что поделать?

– Нет, у нас маленьким совсем, тоже не говорят. Подросткам понемногу начинают – да. К взрослой жизни готовят. Зачем же еще? Мы же когда вырастим или Матерями станем, или милостивицами. Так что нам следует знать, как там, с мужчинами, все происходить будет, – пожала Фрэя плечами.

Она так просто говорила об этом, а я только поражался. Хотя, если задуматься, то, наверное, правильно. Из нас-то, интернатских пацанов, четверти такие знания и вовсе не пригодятся. Зачем им голову забивать? А остальные сами разберутся, когда взрослыми станут… если заходят. Кажется, нечто подобное мне и Паленый говорил. А теперь вот, сам дотумкал…

– Чики-чики, дам-дам-дам! – вдруг застрекотала рядом девочка и протянула руку, как будто что-то кому-то протягивая.

Действительно протягивала, но вот кому? Я пригляделся в ту сторону, куда была направлена ее рука. И на дереве, метрах в пяти, засек движение. Вскинул бластер, готовый стрелять по любой опасности.

– Ты чего?! – удивилась Фрэя. – Испугался? Это же белочка!

«Ага, видал я уже белочек!»

Но спускающийся с дерева зверек, походил не на виденного мною монстра, а на веселого пушистика из детских книжек! Мелкий, глазастый, с кисточками на ушах и большим рыжим хвостом.

«Во-от они, какие на самом деле – бе-елочки!», – поразился я.

А девочка в это время опять поцокала языком. Зверек, совсем соскользнув со ствола в траву, подобрался к нам, взял двумя лапками кусочек из ее рук и принялся хрустеть. Смешно так, это у него получалось!

– Я слышал похожий звук, когда забрался сюда в дыру там, в зарослях, – я махнул рукой по тому направлению, откуда пришел. – Только громче было.

– А-а, это, наверное, время кормежки как раз пришло. Там где-то на дереве рядом, наверное, кормушка есть. Тебя могли увидеть! – испугалась Фрэя.

– Не, никого там не было, а хруст – был, – успокоил я ее, а для себя заметил, что и по глухой части парка ходить следует внимательно. – А еще, какие животные у вас тут есть?

– Ежики только. Еще кошки по кустам шныряют, но если они не захотят, то ты их даже не заметишь.

– Кошки?! Настоящие?!

– А какие еще? Они, вообще-то, в отсеке живут, а сюда тоже гулять выходят. Многие Матери своих собственных имеют, вот вырасту и если в милостивицы не уйду, то тоже заведу свою кошечку.

– Прям в отсеке живут?! – все не мог я унять свое офигение.

– Ага. Там у нас и клетки с попугайчиками у многих есть. Это птички такие шумные, но красивые, – пояснила она, видно уловив мое непонимание по этой живности. – Так в рубке у многих они есть, да и кошки тоже. Раньше, говорят, попугайчики свободно в парках летали, теперь-то уж нет. А было бы весело! Сейчас к нам только павлинов иногда из общественной части парка запускают. Они крупнее попугайчиков, но не летают – у них хвосты большие, красиво так, раскрываются. Но вот голос неприятный.

И об этом она говорила так легко, привычно! А мне, догоняя смысл, становилось все противнее. По ходу, жизнь в рубке отличается в лучшую сторону от нашей – разительно. Но кто об этом знает у нас, внизу? А если знают, то почему с этим мирятся? Мы же тоже члены экипажа!

А девочка видно приметила мое вдруг рухнувшее настроение и о чудесах жизни наверху оборвала свой рассказ.

– А ты не хочешь белочку покормить? Вот, возьми, – и сунула в руку какой-то сморщенный кусок, – сухарика у меня больше нет, но они и вяленые фиги любят.

– Чего? – мигом забыл о плохом и вытаращился на кусок.

Фигу я знал. Фигура такая на пальцах… не очень хорошая, в интернате если кто из наставник видел, что мы их вертим друг другу, то могли и по рукам надавать. Но чтоб вяленая…

– На фиговом дереве они растут, – стала разъяснять моя собеседница, – еще инжиром называются.

Понятно, овощ какой-то. Я понюхал эту фигню… натурально фигню!… попробовал на зуб. Вкусно – сладко, я б такое и сам съел. Но все же протянул белке. Прикольно же зверуху с рук кормить! А то вот пойду к Сайрусу, а там свои белочки, те-то, не то что дающую руку отхряпают, но и всего целиком сожрут, если доберутся!

– Фрэя!!! – вдруг донесло издалека. – Фрэя, ты где, детка?!

– Это Дельфиния, моя воспитательница! – подхватилась моя собеседница. – Я здесь! Белочку кормлю! Иду! – отозвалась она в ту сторону, откуда слышался голос, а потом уже тихо, мне: – Ты же придешь ко мне еще? Я тут вечером всегда гуляю. Обещай!

Растерявшись от такого наезда, я кивнул:

– Приду, обещаю.

И Фрэя унеслась, только и увидел, как вильнул меж кустов подол светлого платья.

Немного прибалдевший, я еще посидел на месте, перемалывая новую информацию. Но вскоре тоже поднялся и отправился к лазу.

Обратный путь до казармы прошел спокойно, в тоннелях ни живности никакой опять не встретил, ни на техников не наткнулся.

Думалось о новой знакомой. Что интересно, я вроде сначала разозлился на свою внезапную растерянность, из-за которой какая-то девчонка смогла так лихо вытряхнуть из меня обещание, но почти сразу осознал, что настоящего раздражения по этому поводу не испытываю. Фрэя оказалась занятным человечком, и увидеть ее снова, мне на самом деле хотелось.

Так за раздумьями и добрался до казармы. А там отправился на ужин, на который вполне еще успевал. Один отправился, Паленый, так и не вернулся, видно все-таки после траттории ему удалось заполучить приглашение в отсек к милостивица.

Где был Стояк, я и вовсе не знал. Может, там же. Так что, не успели еще убавить свет в общих помещениях, как я завалился спать.