Текст книги "Языковая структура"

Автор книги: Алексей Лосев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 37 страниц)

13. Модальная аттракция (или ассимиляция)

Довольно распространенное в греческом языке явление модальной аттракции некоторые могут понять как исключение из нашего третьего закона о зависимости модусов определяющих придаточных предложении от типов самих этих предложений, поскольку здесь модус определяющего придаточного предложения как раз подчиняется управляющему глаголу главного предложения. Однако на самом деле здесь никак нельзя говорить о формально-грамматической зависимости, которая предполагает точные соотношения не только модусов придаточного предложения с главным, но, самое главное, также и зависимость придаточного предложения от времени управляющего глагола. Ведь только вместе с категорией времени глагол достигает своего полноценного значения; модус же его, взятый сам по себе в абстрактной форме, есть только уточнение общей семантики управляющего глагола и вовсе не создает такой разветвленной зависимости, которую мы находим, например, в латинском правиле о последовательности времен и которую только и можно было бы считать формально-грамматической зависимостью. Поэтому, в крайнем случае, можно было бы здесь говорить о зависимости модуса придаточного предложения от общей семантики управляющего глагола, подобно тому как мы будем это говорить относительно модусов определяемых придаточных предложений. Но на самом деле здесь нет и этого.

Здесь есть только механическое господство одного модуса над другими модусами, когда один модус дается в самой интенсивной форме, подавляя и подчиняя себе зависимые от него модусы и лишая их принадлежащего им в обычных случаях типа. Явление модальной аттракции скорее подтверждает собою общегреческий закон отражения объективной действительности, чем опровергает его. В предложении, в котором мы находим модальную аттракцию, управляющий глагол со своим модусом настолько подчиняет себе ход представлений говорящего или пишущего, что последний забывает все остальное и механически подчиняет этому интенсивно данному модусу все формально зависимые от него модусы, но обычно сохраняющие свой собственный характер. То, что здесь возникает не какая-нибудь закономерная зависимость модуса от модуса, а их механическое отождествление, это как раз и свидетельствует о том, что здесь идет речь не о формально-грамматической зависимости, а о господстве одного яркого представления над другими представлениями и о прикованности внимания к одной объективной ситуации вопреки всякой другой ситуации, долженствовавшей иметь место наряду с первой.

Напомним кратко это явление. Если управляющий глагол стоит в потенциальном модусе, включая исполнимое желание, то зависимые от него относительные, временные, а иной раз и повествовательные и даже следственные предложения, которые в обычном виде содержали бы индикатив, получают тоже оптатив. В предложении: «Человек, который знает это, был бы полезен, если мы его позовем» – глагол «был бы полезен», стоящий в потенциальном модусе, превращает также и индикатив «знает» в оптатив. Здесь выражение «был бы полезен» настолько господствует в сознании пишущего и говорящего, что даже и «знает» входит в сферу этой оптативной ситуации, хотя само по себе оно требовало бы индикатива и ничего больше другого.

Другой тип модальной аттракции мы находим после ирреальных модусов (включая неисполненное желание). В предложении: «Если бы он вчера сделал это, чтобы помочь нам (но он этого не сделал), то…» – финальный конъюнктив «помочь» заменяется индикативом под влиянием ирреального индикатива «сделал бы». Модальная аттракция конъюнктива в направлении индикатива происходит в предложениях относительных, временных, финальных и редко причинных.

14. Итог и выводы из третьего закона

Теперь попробуем подвести итог всех наших рассуждений по поводу третьего закона грамматического строя сложного предложения в греческом языке и сформулировать в простых и ясных тезисах достигнутые нами результаты в области употребления модусов в определяющих придаточных предложениях.

Прежде всего, оказалось целесообразным объединить сходные модусы в отдельные группы, подчеркивая одинаковость функционирований отдельных этих групп в отношении рассматриваемых здесь определяющих придаточных предложений. Именно, мы разделили все модусы на статические и динамические, а каждый из этих разделов еще поделили на модусы суждения и модусы желания. С другой стороны, ради устранения путаницы и бесконечных исключений, мы уточнили и понятие самого определяющего предложения, разделив все определяющие предложения на бессоюзные и союзные. Все эти разделения, и особенно разделение модусов на статические и динамические, на модусы суждения и модусы желания и всех предложений на определяющие и определяемые, произведены не по принципу формально-грамматических связей, а по принципу предметных связей самой действительности, что и диктуется основным характером греческого синтаксиса, выдвигающего на первый план как раз объективно-реальные и меньше всего формально-грамматические связи.

Вооружившись такой группировкой грамматических категорий греческого языка и подводя итог предыдущим рассуждениям, мы можем теперь представить наш третий закон в виде небольшого числа ясных и точных положений, вытекающих из него и дающих ему конкретное выражение. Поскольку сам закон гласит о зависимости модусов определяющего предложения исключительно только от смысла самого этого предложения, т.е. от его типов, мы теперь и должны сформулировать, какие именно модусы и с какими именно типами определяющего предложения находятся в согласии и какие не находятся в этом согласии. Наши тезисы здесь таковы:

1) Любое определяющее придаточное предложение допускает любой статический модус суждения.

2) Любое определяющее придаточное предложение допускает любой динамический модус суждения, кроме предложений причины и следствия, противоречащих этим модусам по смыслу.

3) Любое бессоюзное определяющее придаточное предложение допускает любые статические модусы желания и любые динамические модусы желания.

4) Никакое союзное определяющее придаточное предложение не допускает статических модусов желания, кроме желательного и уступительного оптативов, совпадающих по смыслу с желательными и уступительными предложениями, и кроме уступительного оттенка во временных и причинных предложениях.

5) Никакое союзное определяющее придаточное предложение не допускает вообще никаких динамических модусов.

Таким образом, наибольшая свобода принадлежит статическим модусам суждения (реальный, гипотетический, потенциальный и ирреальный), которые употребляются решительно во всех определяющих придаточных предложениях (в относительных и обстоятельственных времени, места, образа действия, сравнения, причины, условия, уступления и следствия). Меньшая свобода принадлежит динамическим модусам суждения (итеративный и футуральный конъюнктивы), которые употребительны во всех определяющих предложениях, но уже не употребительны в предложениях причины и следствия. Еще менее свободно употребление статических модусов желания (желательный и уступительный оптатив). Они наличны только в бессоюзных определяющих предложениях, а из союзных в собственном смысле – только в предложениях желания и уступления. Наконец, динамические модусы (ингрессивные конъюнктивы) только и встречаются в бессоюзных и совсем не встречаются ни в каких союзных определяющих предложениях. Статические модусы употребляются шире и свободнее динамических, и модусы суждения – шире и свободнее модусов желания. Статические модусы суждения обладают меньшей направленностью действия и потому совместимы с бóльшим кругом предложений. Динамические же и модусы желания – наоборот.

Такое положение дела и заставляет нас выставить наш третий закон грамматического строя греческого сложного предложения, т.е. закон об исключительной зависимости модусов определяющего предложения от типа этого предложения, т.е. от его семантики. Статические модусы совсем не обладают никакой специальной направленностью действия; и поэтому они употребительны решительно во всех определяющих предложениях, невзирая ни на какие их союзы. Напротив того, динамические модусы всегда обладают тем или другим резко направленным действием в определенную сторону, и потому они совсем несовместимы с союзными определяющими предложениями, поскольку всякий союз тоже направляет действие придаточного предложения в определенную сторону и потому конкурирует с динамическими модусами. Весь вопрос, следовательно, сводится только к тому, насколько тот или иной модус соответствует тому или иному типу определяющего придаточного предложения. Это соответствие или, вернее, разная степень этого соответствия и есть тот предмет, о котором говорит наш третий закон.

В заключение заметим, что приведенные выше пять тезисов третьего закона могут получить свою окончательную конкретность только с учетом частоты употребления относящихся сюда модусов. Об этой частоте мы говорим ниже – в §5.

§ 4. Закон регулирования

Модусы определяемых придаточных предложений представляют собой не что иное, как уточнение или конкретизацию семантики управляющего глагола, и, следовательно, зависят только от этой последней, причем выбор типа того или иного модуса определяемого придаточного предложения в пределах семантики управляющего глагола зависит исключительно от намерения пишущего или говорящего выразить ту или иную объективную ситуацию. Можно сказать и так, что модусы этих предложений являются функцией бесконечно разнообразной степени семантического напряжения, или нагрузки управляющего глагола.

1. Вступительные замечания

Напомним, прежде всего, основную особенность определяемого придаточного предложения. Это – такое придаточное предложение, которое зависит от своего главного предложения не только формально-грамматически, но и предметно, объективно-реально. Определяемыми придаточными предложениями являются, во-первых, все субстантивные предложения, т.е. как все общесубстантивные, или дополнительные (их называют также повествовательными, изъяснительными, косвенной речью), так и специально предложения стремления и опасения, и, во-вторых, из адвербиальных – предложения цели.

Поскольку все эти придаточные предложения зависят от своих главных предложений предметно, постольку действие главного предложения в этих случаях целиком определяет собою всю область действия придаточного предложения; и так как в греческом синтаксисе вообще на первом плане предметные, а не формально-грамматические связи, то и неудивительно, что семантика главного предложения является для таких придаточных предложений определяющей. При этом подчеркиваем, что речь тут идет именно о предметных, а не о формально-грамматических связях, т.е. модус определяемого придаточного предложения зависит не от времени управляющего глагола, не от его вида, не от его модуса и вообще не от какой-нибудь его грамматической категории, а исключительно только от самой семантики управляющего глагола, от его общего смысла.

Для того, чтобы дальнейшее было усвоено проще и скорее, мы сейчас же сформулируем конкретно, в чем именно состоит зависимость модуса определяемого придаточного предложения от его управляющего глагола. Связь эту можно выразить так: чем статичнее (т.е. чем менее направлено) действие управляющего глагола, тем чаще встречаются статические модусы в зависимом от него определяемом придаточном предложении; и чем более динамично действие управляющего глагола, тем чаще употребляются и динамические модусы в соответствующем придаточном предложении. Не трудно сообразить, что, например, модусы дополнительных предложений максимально статичны, потому что дополнительные придаточные предложения часто играют роль просто регистрирующих или поясняющих предложений. С другой стороны, такие, например, предложения, как предложения опасения, содержат в себе управляющие глаголы весьма интенсивной направленности, так что и соответствующие придаточные предложения отличаются исключительно динамическими модусами.

Согласно предложенной выше классификации придаточных предложений, все эти определяемые предложения являются в модальном смысле смешанными. Но как мы теперь видим, смешанными их надо называть не потому, что в них вообще употребляются и статические и динамические модусы (те и другие модусы употребляются также и во всех определяющих придаточных предложениях), а потому, что это смешение модусов регулируется здесь вполне определенным и притом единственным принципом, а именно семантикой управляющего глагола. Модусы определяющих придаточных предложений, как гласит наш третий закон, зависят только от типа самих этих определяющих предложений и не имеют никакого отношения к своим управляющим глаголам. Модусы же определяемых придаточных предложений как раз зависят от их управляющих глаголов и совсем не зависят от типа самих этих определяемых придаточных предложений.

2. Общесубстантивные или дополнительные предложения

Дополнительные предложения, представляющие собою распространенную замену дополнения и потому указывающие на объект действия управляющего глагола, являются из всех определяемых придаточных предложений наиболее статическими. Иной раз они просто регистрируют уже происшедшее действие и являются каким-то пассивным придатком к главному предложению, подобно тому как и дополнения есть только объект действия подлежащего. Поэтому все те четыре статических модуса, которые мы выше называли модусами суждения, имеют тут для себя весьма прочное место и могут употребляться без всякого ограничения.

Схемы здесь такие:

1) «Я сказал, что он пришел (mod. real., indic.)»;

2) «Я сказал, что, по-видимому (насколько можно судить, надо полагать, вероятно и пр.), он пришел (mod. hypothetic., opt.)»;

3) «Я сказал, что (в случае благоприятных обстоятельств) он придет (mod. potential, opt. с an)»;

4) «Я сказал, что он пришел бы (mod. irreal. indic. с an… или без an) раньше (если для этого были бы подходящие условия, но этих условий не оказалось, так что он и не пришел)».

Этот тип предложений настолько статичен, что здесь, по сути говоря, невозможны не только динамические модусы, но даже и статические модусы желания. Правда, в дополнительных предложениях мы можем иной раз встретить ингрессивный конъюнктив или желательный оптатив, но это происходит уже ценою потери данного придаточного предложения как именно придаточного, и союз hoti превращается здесь, собственно говоря, в двоеточие или в кавычки. При таком превращении дополнительного предложения из придаточного в главное, в нем, конечно, может стоять все, что угодно, и любой модус любого независимого предложения. Этот случай не так интересен.

Гораздо интереснее тот случай, когда управляющий глагол перестает быть абсолютно статическим и начинает содержать в себе элементы той или иной направленности действия, – например, намерения, заботы, требования, искания и т.д.

Замечательно, что стоит только нам внести хотя бы какой-нибудь элемент ожидания в главное предложение, как соответствующее придаточное предложение с hoti и hōs может содержать в себе не только индикатив, но и конъюнктив (с заменяющим его opt. obliquus после исторического времени).

Plat. Phaed. 64 с. scepsai dē, ean, ara soi xyndoxēi –

«Итак, подумай, не покажется ли и тебе так».

Правда, формально мы тут находим уже не повествовательное, а условное предложение, но по смыслу это есть самый настоящий косвенный вопрос. Индикатив тут тоже вполне возможен.

Но совершенно очевидно, что настоящей областью употребления конъюнктива являются не эти предложения, а другие три их типа из указанных выше.

3. Предложения стремления или намерения

Поскольку в предложениях стремления или намерения управляющий глагол обязательно содержит в себе определенную направленность действия, постольку динамический модус, т.е. конъюнктив соответствующего типа, находит здесь огромное распространение. Поскольку, однако, стремление может пониматься с разной степенью интенсивности и, в частности, может падать до действия, никак не направленного и вполне статического, то тут в больших размерах возможны и модусы статические, т.е. те самые, которые мы находили и в предыдущем типе предложений. Едва ли только возможен здесь ирреальный модус, поскольку для стремления необходим какой-нибудь предмет стремления, пусть хотя бы и только субъективный.

Мы хотим обратить внимание на то обстоятельство, что главные предложения, с которыми соединяются придаточные предложения стремления, опасения и цели, могут в самой разнообразной степени выражать направленность и вообще интенсивность действия, требующего после себя конъюнктива в соответствующем придаточном предложении. Это действие главного предложения может выражать не просто стремление и опасение, но нечто гораздо более общее, нечто гораздо менее интенсивное, близкое к простому обдумыванию, размышлению и даже просто произнесению. Во всех таких случаях динамика в значительной мере уступает свое место статике и потому конъюнктив (и заменяющий его opt. obliquus) делается совершенно необязательным; и даже, наоборот, греческий язык определенно предпочитает в этих случаях индикатив. Это является весьма ярким доказательством того, насколько в синтаксисе сложного предложения греческий язык базируется на объективной ситуации, выражаемой в отдельных предложениях, т.е. на их смысловом содержании, и насколько не обязательны и не крепки для него чисто формальные связи сложного предложения.

Возьмем предложения стремления. В них, как правило, ставится как раз hopōs с indic. fut. (или с заменяющим этот последний opt. fut. obliquus) после любых времен главного предложения. Собственно говоря, из аттических авторов только один Ксенофонт склонен избегать в этих случаях ind. fut. и ставит либо конъюнктив, либо заменяющий его косвенный оптатив. Это значит, что глаголы стремления, стоящие тут в главных предложениях, понимаются у аттиков ослабленно, с некоторым элементом раздумья, близкого уже к простой регистрации или констатации, так что indic. fut. указывает здесь только на объективный предмет стремления, поскольку он существует сам по себе, а не на тот предмет стремления, который существует в субъекте этого стремления (например, в виде предмета ожидаемого) и для которого требуется, как мы видели выше, конъюнктив. Эти два оттенка предмета стремления, конечно, могут считаться очень тонкими, особенно если принять во внимание, что предложения стремления отнюдь не чужды также и conj. с an (для выражения обусловленного ожидания) и opt. с an (для выражения обусловленной возможности). Но то, что грек все эти оттенки прекрасно различал и чувствовал, свидетельствуется тем, что мы нередко находим такие придаточные предложения, где все эти способы выражения (индикативный, конъюнктивный и оптативный) представлены сразу и одновременно. Это – наилучшее доказательство того, насколько мало греческий синтаксис сложного предложения базируется на формальных зависимостях, и насколько при выборе модусов является здесь критерием только само содержание сложного предложения, т.е., в конце концов, простое намерение говорящего или пишущего ставить себя в то или иное отношение к объективной ситуации.

Мы укажем несколько текстов, которые не оставляют никакого сомнения в полной свободе выбора того или иного модуса в предложениях стремления (кроме, конечно, бессмысленного здесь mod. irrealis). Plat. Gorg. 481 ab. Здесь идет речь о приемах безнравственного оратора и защитника.

«Если враг нанесет несправедливость (ean с coni. praes.) другому, надо всячески делать так… чтобы он не нес ответственности (coni. aor.) и чтобы не шел (coni. aor.) на суд: если же он пойдет (coni. aor.) на суд, то надо придумать средство, чтобы этот враг убежал (coni. aor. с an) и не понес ответственности (coni. aor.), но если он украл (coni. perf.) много золота, то чтобы он его отдавал (coni. praes.), а, владея им, тратил его (coni. praes.) неправо и безбожно. А если он совершил зло (ean с coni. perf.), достойное смерти, то – чтобы он не умирал (hopōs с indic. fut.) и даже вообще никогда не умер, но оставался бы бессмертным (indic. fut.), хотя и будучи дурным. А если не то, то – чтобы в таком состоянии жил (hopōs с indic. fut.) наиболее долгое время.»

В этом сложном предложении, например, «чтобы он убежал», передается по-гречески при помощи conj. с an, потому что в предыдущем выражении «если он пойдет на суд» содержится указание на обусловленность этого бегства; индикативы же будущего времени в конце этого предложения вполне понятным образом говорят о жизни и смерти как об объективных предметах стремления этого безнравственного оратора, потому что в подлинном смысле он не может ставить целью для субъекта его бессмертие или вечно благополучную жизнь. Точно так же в одном и том же предложении стремления объединяются Ind. fut. и Conj. у Plat. Phaed. 91а и Xen. Anab. IV 6, 10 и – Ind. fut. c Conj. у Herod. I 117. Наконец, в предложениях стремления возможен также и инфинитив, причем этот последний нередко тоже чередуется в одном и том же предложении стремления с verb. finitum.

Таким образом, в предложениях стремления или намерения модусы ставятся не по каким-нибудь заранее данным формальным правилам, а исключительно в зависимости от семантики управляющего глагола. Если этот последний выражает интенсивно направленное действие, то в соответствующем придаточном предложении ставится конъюнктив с заменяющим его косвенным оптативом после исторического времени. Если же управляющий глагол в той или иной мере теряет направленность своего действия, и пишущий или говорящий, хотя бы здесь и был употреблен глагол стремления, понимает его более статически, т.е. ближе к простому обдумыванию или повествованию, то соответствующее определяемое предложение стремления может содержать и большинство статических модусов в точном соответствии с тем или иным статическим уклоном семантики управляющего глагола.