Текст книги "Другая Грань. Часть 1. Гости Вейтары (СИ)"
Автор книги: Алексей Шепелев
Соавторы: Макс Люгер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)
– Рановатенько пожаловали, гости дорогие, – заметил трактирщик, проследив взгляд Балиса в сторону очага.
– Как городские ворота открыли – так мы и пожаловали.
– Ах, вот оно что, – хозяин харчевни с пониманием покачал крупной лысой головой, окинул взглядом помятую одежду путешественников. – Ночью, значит, шли?
– Ночью…
– От погони спасались?
– Да что ты, почтеннейший, – Гаяускас старался быть как можно больше убедительным. – Кто за нами гоняться будет? Мы – люди мирные. Торопились просто, дела у нас тут важные. И срочные…
– Дела?
– Покупки. Йеми сказал, что ты нам поможешь.
– Вот как? И чего же купить хотите?
– Для начала покажи нам лавку ювелира Сежена – мы ему кое-что продадим. Потом нам нужны лошади и мулы. Ну, а напоследок всякая мелочевка – одежда, еда. Еду, думаю, мы сможем и у тебя купить.
– О чем разговор, конечно, продам еды. И в остальном тоже помогу. Сам я, правда, ходить по лавкам не могу – хозяйство оставить не на кого, – для пущей убедительности Школта широким жестом обвел столы, – но мальчишку с вами пошлю. Он всё покажет.
– Мальчишку – так мальчишку, – легко согласился Балис. И в самом деле, бегать вместе с гостями по лавкам городских ремесленников почтенному хозяину харчевни было бы странновато. Вопросов не оберешься.
– Что-нибудь ещё?
Капитан усмехнулся.
– А что ещё? Имеешь ввиду баню, мягкие постели и сытный завтрак?
Трактирщик кивнул с самым серьезным видом.
– Бани я, правда, не держу: не по чину. Но мыльная комната имеется, кипятку для лохани согреть недолго. Тюфяки у меня, конечно, не на лебяжьем пуху, ну, да и на гусином пере спать не жестко. А уж если сытный завтрак гостям не подать – стоило ли тогда открывать харчевню?
На мгновение Гаяускас замялся. Горячая ванна, пусть даже и в лохани, была бы очень кстати: последний раз он мылся с горячей водой ещё до своего попадания на Дорогу. Да и поспать, откровенно говоря, хотелось. Но сейчас надо было торопиться: каждый час промедления грозил лишними опасностями и похищенным ребятам, и тем, кто остался с Йеми, и им самим с Сашкой.
– Благодарю за предложение, почтеннейший, но мыльню и постель – в другой раз. А вот от сытного завтрака мы не откажемся. Только оплата после того, как пройдемся по лавкам. Идет?
– А чего же – не идет? Вы, я вижу, люди серьезные, не станете ради такой мелочи бедного трактирщика обманывать. Да и, опять же, друзья Йеми, а он – человек почтенный, с хорошей репутацией.
– Тогда – давай завтрак, – произнес Балис, решительно опускаясь на табуретку. – Только что-нибудь посерьезнее… югурта.
– Посерьезнее? Может, кебабчетки? Остались с вечера.
– Давай кебабчетки. И попить чего-нибудь тепленького.
– Разве молока? Можно вина с пряностями, но это будет дорого стоить.
Морпех задумался. Чарка глинтвейна сейчас была бы очень, что называется, "в кассу". Но… Это уже «расслабуха». Если позволить себе глинтвейн – то почему не баню, не постель и пошло-поехало… Нет уж. Дашь слабину в мелочи – пиши пропало. Лучше сейчас перетерпеть, зато потом, когда они нагонят ушедших вперёд… Денег на глинтвейн наверняка должно хватить. Раз уж в этих местах его подают в заштатных харчевнях – грех не соблазниться.
– Лучше – молока.
– Молока – так молока. Подождите немного, пока согреется.
Школта направился в кухню и вскоре оттуда донесся звон посуды и крики трактирщика: "Петька, Петька…", а дальше что-то неразборчивое.
– А что такое – кебабчетки? – поинтересовался Сашка.
– Понятия не имею. Какая-то местная еда.
– А… Просто, Вы так уверенно согласились…
– Если бы я стал расспрашивать, это выглядело бы подозрительным. Похоже, это блюдо здесь так же привычно, как в России гречневая каша.
– Или как тюря, – кивнул Сашка, давая понять, что он всё понял. Гаяускас хмыкнул. О том, что когда-то в России ели тюрю, он знал только из уроков русской литературы. Кажется, седьмой класс, поэма Некрасова "Кому на Руси жить хорошо?"
"Кушай тюрю, Яша:
Молочка-то нет…"
Или это не из поэмы, а какое-то другое его стихотворение? А может, это и вообще не Некрасов… Балис точно помнил только то, что спрашивал деда о том, что такое «тюря», но ответ в памяти не сохранился.
Несколько минут ожидания показались им длинной в вечность.
– Спать хочешь? – поинтересовался морпех у мальчишки.
– Честно? Хочу, конечно.
– Ну, так и положи голову на стол и отдыхай.
Сашка ничего не сказал, сдержался, но так полыхнул глазами, что было совершенно ясно, что он думает об этом предложении.
– Я не сказал – «спи». Я сказал – «отдыхай». Разницу чувствуешь? Обычный мальчишка после ночного путешествия будет засыпать на ходу. Ты, конечно, мальчишка необычный и сонливость перетерпишь. Только зачем это так ясно показывать? Старайся всегда вести себя естественно, понимаешь?
Казачонок кивнул. Взгляд у него был уже не возмущенный, а виноватый. Послушно положил на стол лохматую голову, сбоку хитро с прищуром посмотрел на Гаяускаса.
– А Вы?
В ответ Балис привалился боком к бревенчатый стене харчевни и прикрыл глаза.
Сонливость накатила на мальчишку с неожиданной силой. Так всегда бываешь: дашь слабости поблажку, она стократ прибывает. Сопротивляться не было сил, и казачонок почти совсем провалился в мягкую темноту дрёмы, когда шорох и стук вернули его к жизни. Ошалело вскинувшись, он увидел прямо перед собой конопатую девчонку в сером с красной вышивкой платье, притащившую на подносе две пузатых расписных глиняных кружки, в которых плескалось молоко, и деревянную тарелку с кучей коротких, но толстых румяных колбасок, присыпанных порезанной кружками репой. Ни вилок, ни ножа девчонка на подносе не принесла.
– Э, Сашки, да тебя совсем разморило, – без улыбки, но со слышимой ехидцей на местном языке проговорил Балис.
– Всё нормально, не сплю я, – обиженно буркнул парнишка.
Гаяускас не ответил, взял на пробу одну колбаску, откусил маленький кусок. Несколько мгновений сосредоточено жевал, потом одобрительно улыбнулся и сразу отправил в рот весь остаток. Сашка не отставал от капитана. Колбаски, теплые и пряные, оказались очень вкусными, особенно на голодный желудок. Смели их вместе с репой почти мгновенно, запили теплым молоком.
– Что-то молоко у них с каким-то привкусом, – нарушил молчание Балис. – Травы, наверное, здесь особенные.
Сашка перестал жевать, пару секунд посмотрел на Гаяускаса круглыми, как монеты по пятьдесят копеек, глазами, а потом вдруг согнулся вправо и, зажимая обеими руками рот, прыснул, содрогаясь от смеха.
– Ты что? – не понял капитан.
– Травы… с привкусом…, – мальчишку душил смех, – Скажете тоже, Балис Валдисович… Это же козье молоко.
Рассмеялся и Балис. А, отсмеявшись, спросил:
– А что, их благородия так же вот на вкус козье молоко от коровьего отличали?
– Кто как, – честно признался казачонок после небольшой паузы. – У нас в отряде много было офицеров из казаков, из мещан. Одно только название, что Благородия. Были, конечно, кадровые офицеры. Они бы точно не отличили.
– Так чего же ты от меня хочешь?
– Как чего? Вы же из этой… Рабоче-Крестьянской Красной Армии. У вас там все – либо рабочие, либо крестьяне. Или Вы из рабочих?
– Во-первых, я сам – и не из рабочих, и не из крестьян. Мама у меня – журналистка, а папа – музыковед. Понимаешь?
Уточнение оказалось нелишним. Сашка отрицательно мотнул головой.
– Журналисты пишут в газеты, в журналы.
– А-а-а… А музыковеды – это вроде музыкантов, да?
– Можно сказать и так… Во-вторых, как ты говоришь, Рабоче-Крестьянской Красной Армии не стало ещё до моего рождения. Я – офицер Советской Армии. И кто там чей сын, это у нас в Армии было совершенно неважно.
Ну, не то, чтобы совсем уж неважно. Политуправление, безусловно, собирало обильное досье на каждого курсанта, офицера, да и солдата. И бумажками этими трясли при любом назначении. И всё же толковое выполнение обязанностей значило больше, чем наличие за границей семьи двоюродного брата бабушки. Даже не просто за границей, а у вероятного противника – в Соединенном Королевстве Великобритании и Ирландии, проще говоря – в Англии. И даже не просто брата бабушки, но и с сорокового по сорок седьмой годы – "лесного брата". С перерывом на немецкую оккупацию, конечно. Во всяком случае, у Балиса не было никаких оснований думать иначе.
– А в-третьих? – подзадорил Сашка.
– Можно и в-третьих. Даже в Гражданскую войну на стороне красных сражалось очень много кадровых офицеров. Почти столько же, сколько на стороне белых.
– Не может быть, – сверкнул глазами мальчишка.
– Представь себе. Точных цифр не назову, но за соотношение уверен.
– И что с ними стало потом?
– По-разному. Дед мой одно время служил под командованием адмирала Галлера. В Первую Мировую он был капитаном второго ранга, командовал на Балтике линкором "Слава".
– Я слышал. Его немцы потопили.
– Потопили. Но в Финский залив не прорвались… Или ещё маршал Шапошников. При царе он был офицером Генерального Штаба, и в Великую Отечественную войну командовал одно время Генштабом СССР.
– ЭсЭсЭсЭр… Язык сломаешь, – недовольно пробурчал мальчишка. – А почему некоторое время?
– К сожалению, он не дожил до победы. Умер от болезни. И такое бывает…
– Ага. Как адмирал Эссен.
– Верно, – одобрил Балис. – И откуда ты столько знаешь?
Интересно, из сотни Сашкиных ровесников в шестидесятые или девяностые годы хоть один знает, кто был адмирал Эссен? Не как умер, а хотя бы, что он вообще был?
– Откуда? – голос у мальчишки стал как-то особенно звонок, он прямо вытянулся, как струна. И вдруг как-то сник, опустил голову и сказал потухшим голосом: – Балис Валдисович, давайте я не буду говорить, откуда.
И Гаяускас, поняв, что случайно коснулся очень больного места, тут же согласился:
– Давай – не будешь.
На счастье, в этот момент в зал заглянул Школта:
– Ну что, гости дорогие, как вам завтрак?
– Отменно, – похвалил Балис. – Скажи, молоко козье?
– Да ты что, почтенный? Что ж ты меня позоришь-то так? Самое настоящее овечье, накажи меня Кель, если вру.
Сашка смущенно потупился.
– Да не переживай, почтенный. Это у меня вкус испорченный. Мне что коровье, что козье, что овечье – всё едино, – дипломатично заметил Балис.
– Взаправду? – не на шутку удивился хозяин харчевни. – Вот уж чудеса.
– Никаких чудес. Я, почтенный, в самой Море вырос. И живую козу увидел, весен десяти от роду, а корову и того позже.
– Дела-а…
Школта криво усмехнулся, после чего вспомнил, зачем вышел в зал:
– Ещё чего-нибудь не желаете?
– Да нет, хватит, пожалуй. Где там твой мальчишка?
– Петька! – рявкнул хозяин внутрь кухни. Словно чёртик из табакерки выскочила давешняя девочка.
– Лит воду натаскал? – поинтересовался трактирщик.
– Да, дядя Школта.
– Пусть сюда идёт – проводит гостей по лавкам.
– Хорошо.
Девчонка умчалась обратно в кухню – только взметнулись за спиной тонкие косички.
– Это она что ли Петька? – поинтересовался Балис.
– Ну да, а что?
– Редкое имя.
– Чего уж тут редкого? Почитай что на каждой улице по Петанке живет.
– Ну, не знаю. В Море у меня много знакомых с полуострова было, но Петанки – ни одной. Мирва была, Риона, Альда… Петанки – не было…
– Бывает…
Школта задумчиво поскреб пятерней лысый затылок. Вот что значит – харчевню держать: нет-нет, да и узнаешь что-нибудь новенькое о далеких землях.
– Ладно, вы подождите, я этого огольца потороплю…
Широкая спина хозяина исчезла в дверном проёме. Сашка исподлобья вопросительно посмотрел на Балиса:
– Откуда ж я знал, что оно – овечье. У нас на хуторе овец не доили.
– А я откуда знал? Я же правду сказал, что козу вблизи увидел, когда мне десять лет было: ездил в деревню к родственникам бабушки.
– Я больше не буду, – пообещал казачонок, совсем как обычный мальчишка конца двадцатого века. И продолжил: – Я ж не нарочно. В станице каждый мужик коровье молоко от козьего отличит.
– И сена накосит, и избу срубит, и печь сложит…
– Не, печь каждый не сложит. Печекладов мало.
– Ну, не печь сложит, так крышу перекроет. Потому что, в деревне без этого не проживешь…
– В станице…
– Невелика разница. А вот в городе это не нужно, тут нужно другое. Электропроводку чинить, телевизор, белить-штукатурить, автомобиль ремонтировать…
– Автомобиль? – Сашка так и подскочил на месте. – Вы умеете ремонтировать автомобиль?
– Умею.
– А бронеавтомобиль?
– Таких бронеавтомобилей, которые ты видел, давно не делают. Но с самоделками сталкивался.
Даже дважды. В восемьдесят четвертом в Афганистане помогал чинить КамАЗ, который ребята из автобата обшили броневыми листами. А совсем недавно участвовал в переоборудовании в боевые машины приднестровских тракторов.
– Самоделками? Это как?
Удовлетворить мальчишкино любопытство морпех не успел: вернулся Школта. Вслед за ним шел парнишка Сережкиного возраста, такой же конопатый и с такими же пепельно-серыми волосами, как и Петька.
– Это Лит, – представил мальчика хозяин харчевни. – Он проводит вас по городу.
– Очень хорошо, – ответил Балис, поднимаясь из-за стола. – Сначала нам нужно к ювелиру Сежену…
Ювелир оказался худощавым мужчиной средних лет с болезненно-желтоватой кожей и набрякшими тёмно-синими мешками под глазами.
– Чем могу служить, почтеннейший? – приподнялся Сежен навстречу раннему покупателю.
– Да вот, почтеннейший Сежен, продать одну мелочевку желаю. Мне Йеми из Прига твою лавку посоветовал…
– Йеми, гм… А что продаешь?
– Браслет.
Балис выложил на стойку толстый золотой обруч.
– Чистое золото, почтенный, без обмана.
Познания Гаяускаса в драгоценных металлах были ограниченны тем, что он когда-то читал в ценниках ювелирных магазинов. Но эльфу капитан доверял: раз тот сказал, что это – золото, то так оно и есть. В конечном счете, в сказках на каждого эльфа приходится хотя бы башмак, а чаще – горшок, золота…
– Гм… Золото…
Ювелир взвесил браслет на ладони, а затем попробовал на зуб. Варварский способ определения качества в его исполнении впечатлял своей непосредственностью.
– И сколько ты за него хочешь?
– Полдюжины сотен ауреусов, – выпалил Балис заученную сумму.
– Гм… Полдюжины… Что ж… Можно… Подожди меня…
Сежен вышел через низенькую дверь в заднюю комнату. Через несколько минут он вернулся, неся в правой руке объёмистый мешок.
– Здесь четыре с половиной сотни. Гм… Здесь – остальное.
В левой руке ювелира оказался мешочек поменьше.
– Я полагаюсь на твою честность, почтенный. Пересчитывать не стану. Но если что, то Йеми передаст тебе моё недовольство.
– Гм… Недовольство… Гм… Как тебе будет угодно, почтенный… Гм…
– Да, вот ещё что, есть у меня ещё одна вещица.
Жестом заправского фокусника Балис протянул торопийцу камушек ярко-оранжевого цвета размером с фасолину.
– Могу продать и её.
– Гм… Интересно.
Камень Сежен рассматривал долго, то на просвет, то сквозь какое-то подобие лупы, царапал им стеклышко… Наконец, спросил:
– Почем уступишь?
– Рубицель – камень редкий, – уклончиво ответил Балис. – Сам понимаешь, дешево не отдам.
– И всё же?
– Две дюжины гексантов. Причем именно гексантов, ауреусы мне не нужны.
– Гм… Именно гексантов? Будь по-твоему.
На сей раз, из задней комнаты он вынес туго набитый кожаный кошель.
– Две дюжины, почтенный. Как ты сказал.
Балис высыпал содержимое кошеля на стойку, неторопливо пересчитал большие тяжелые монеты. Их и вправду оказалось двадцать четыре.
– Благодарю, почтенный. С тобой приятно иметь дело.
– Гм… И мне тоже было приятно. Гм… Если захочешь продать что-то ещё – я к твоим услугам.
– Непременно.
"Ещё бы ему было неприятно", – усмехнулся Балис, покидая лавку. Браслет и камень были проданы, конечно, не за бесценок, но ниже своей реальной стоимости. Что делать, деньги нужны были слишком срочно, тут уж не до того, чтобы торговаться…
С деньгами перво-наперво отправились на рынок, в конный ряд, покупать коней и мулов. Сашка долго и придирчиво осматривал каждую потенциальную покупку, спорил с купцами, сыпал какими-то незнакомыми морпеху словами. Гаяускас помалкивал, верный своему убеждению, что лезть под руку специалисту с советами дилетанта – значит выставлять на всеобщее обозрение и посмешище собственную глупость.
Кончилось тем, что помимо трёх лошадей, на которых предстояло ехать опытным наездникам: Йеми Наромарту и благородному сету, казачонок прикупил вместо мулов лошака и пони. Немного виновато объяснил Балису, что традиции вязать лошадей с ослами на Кубани отродясь не водилось, а лошаки всё же ближе к лошадям, чем к ослам. Гаяускас успокоил его, сообщив, что им с Мироном всё равно, на чьей спине мучаться: хоть мула, хоть пони, хоть лошака.
После этого, отведя четвероногий транспорт в харчевню и заказав хозяину приготовить сытный обед, Школта в ответ пообещал невообразимо вкусную грибную похлебку, вместе с неутомимым проводником – ужасно довольным, что удалось на законном основании увильнуть от рутинной работы Литом, отправились по многочисленным лавочкам, покупать разные необходимые в походе мелочи. Не особо стесняясь собственного невежества, Балис просто называл Литу ту вещь, которую ему хотелось бы приобрести, а мальчишка указывал нужную лавку. К некоторому удивлению морпеха оказалось, что практически всё, что он считал необходимым для похода, в Плескове можно было купить. Конечно, функциональность и качество не шли ни в какое сравнение с продуктами технологий конца двадцатого века, но всё же, всё же…
Даже в лавке торговца музыкальными инструментами, куда Балис забрел без определенного желания, просто по наитию, среди незнакомых причудливых конструкций он вдруг обнаружил кое-что очень знакомое. Конечно, от привычной гитары это нечто отличалось довольно сильно, хотя бы тем, что имело аж пять отверстий в корпусе вместо привычного одного и выпуклую нижнюю деку, но было совершенно ясно, что оно приходится ему близкой родственницей. Попросил у продавца попробовать звучание, взял пару аккордов – инструмент отзывался немного непривычными, но узнаваемыми звуками. И уж совсем добило его, когда, приняв деньги, продавец поинтересовался, как изволит играть почтенный господин – пальцами, смычком или плектром. Мол, ежели надо, то и смычок, и плектр можно подобрать.
В харчевню вернулись часа через два с половиной, усталые, но довольные. Еда их уже ожидала. Обещанная грибная похлебка действительно оказалась и сытной и вкусной, но Балис с Сашкой не успели съесть и по половине миски, как обед был прерван грубейшим образом. К столику неспешно подошел мужчина средних лет, а немного поодаль пристроились два амбала с характерными лицами уличных громил.
– Вкусной еды, почтенные, – вежливо приветствовал их незнакомец.
– И тебе доброго здоровья, почтенный, – спокойно ответил Балис. Капитан незаметно, но внимательно осматривал нежданного собеседника. На вид тому было где-то под сорок. Сильно поседевшие волосы были аккуратно зачесаны назад, открывая перечеркнутый глубокими морщинами высокий лоб и две большие залысины. Серые глаза казались непроницаемыми, словно промороженными чуть ли не до самого дна. Дополняли неприятное впечатление выступающие скулы, тонкие бескровные губы и выбритый, что называется "до синевы", подбородок. По первому впечатлению, ничего хорошего встреча с этим человеком Гаяускасу не сулила. – Что тебе от нас требуется?
– Я разыскиваю Йеми из Прига.
– А мы тут при чем? – почти натурально удивился капитан.
– Я знаю, что вы… – собеседник на мгновение замялся, подбирая нужное слово. Балис внутренне напрягся, сейчас решалось очень многое. – Вы путешествуете вместе с ним. Поэтому я прошу вас позвать его сюда.
– Почтеннейший, в этой харчевне нет Йеми из Прига, и я не могу его позвать. Сами видите. А если желаете убедиться, что его тут нет…
– Ну, зачем же так, почтеннейший, – человек улыбнулся одними губами, немигающий взгляд не потеплел ни на мгновение. – Будет довольно, если ты передашь ему мои слова, и он сегодня зайдет к моему господину, благородному лагату Маркусу Простине Паулусу.
"Ох уж мне эти аналитики", – раздраженно подумал Балис. Разумеется, он догадывался, что благородному сету Йеми представился Порцием Простиной Паулусом не от фонаря. Но то, что в Плескове у него вдруг оказались «родственники», жаждущие личного общения, для капитана оказалось неприятном сюрпризом. О таких вещах надо предупреждать.
– Боюсь, почтеннейший, что это будет очень трудно: почтенного Йеми нет в Плескове. Твой благородный господин, надеюсь, соблаговолит подождать.
– Очень жаль. Но в таком случае, ты, почтеннейший, надеюсь, не откажешься нанести моему господину визит и рассказать об этом прискорбном случае.
– Никак невозможно, почтеннейший. Мы чрезвычайно торопимся. Наш господин, благородный сет Олус, требует быстрого исполнения своих приказаний. Уверен, твой господин поймет нас и не станет держать обид.
– Ты что, не понял? – незнакомец понизил голос. – С нами пойдете оба. И все расскажете, – и тут же снова заговорил прежним тоном. – Уверен, что ваш господин не станет бранить вас за маленькую задержку.
– Что, стражу позовешь? – полушепотом поинтересовался Балис, добавляя в голос легкую иронию. По всему выходило, что собеседник представлял, выражаясь языком двадцатого века "криминальный мир", и к слугам закона обращаться не собирался. Но если и правда позовет, то дело дрянь. Попадаться в руки властей сейчас было совершенно невозможно, значит, придется убегать, бросая все, лишь бы спасти шкуры. Но тогда они не успеют нагнать работорговцев… Ох, Йеми, ох, зараза…
Скуластый небрежно мотнул головой в сторону присевших за соседний столик амбалов, и у отставного морпеха отлегло от сердца: предположения оправдывались.
– Несерьезно, почтеннейший. Драка, шум… Стража прибежит.
– Как прибежит – так и убежит. Подумаешь, драка в харчевне. Выпили лишнего, за ножи схватились, с кем не бывает…
– Даже за ножи?
– А ты что думал, тут с тобой шутки шутят? – снова понизил голос незнакомец.
– Ладно, почтенный, пусть будет так, как ты сказал. За ножи – так за ножи, – с напускной усталостью в голосе произнес Балис, выкладывая на стол дедов кортик.
Скуластый должен был оценить оружие, и, судя по тому, что в глазах собеседника на мгновение промелькнуло что-то вроде уважения, эта цель была достигнута. Те, кто постоянно имеют дело с оружием, не могут не попасть под обаяние его страшной красоты. До культа меча, что был, кажется, у японских самураев, местным убийцам, наверняка, было далеко, но то, что качество оружия обычно соответствует мастерству владения им, они, без сомнения, отлично знали. Конечно, хороший клинок ненадолго может оказаться и в руках неизвестно у кого, но Гаяускас очень надеялся, что в блефе его не заподозрят.
Надежда оказалась тщетной. Серые глаза снова подернулись непроницаемым льдом, незнакомец слегка развернулся на лавке, лицом в сторону амбалов.
– Бербо, почтенный купец меня не понимает, растолковать ему надо.
Гаяускас только устало вздохнул. Любые силовые действия он давно уже воспринимал как тяжелую работу. Одно дело, когда это необходимо, когда без этого нельзя обойтись. Но этому-то Бербо чего не хватает? Ишь, радуется, что получил возможность проявить свою силу и ловкость. Подумал бы лучше о том, что может встретить противника, которые его в этом превосходит. И что тогда с ним будет? И ради чего?
– Ща, растолкую, – амбал с готовностью поднялся из-за стола. – Это я могу.
За его широкий пояс был небрежно заткнут длинный, чуть изогнутый кинжал с рукояткой из отполированного рога. Отреагировав на кивок сероглазого, парень нарочито небрежным жестом выдернул оружие, перебросил в левую руку, затем обратно в правую.
– Ну, ты чего, не ясно тебе, что ли сказано?
Балис бросил короткий взгляд на Сашку, тот продолжал вести себя правильно: давно бросил ложку и переводил полный ужаса взгляд с незнакомца на морпеха и обратно, но при этом не делал никаких резких движений. Не переигрывал и не лез вперед раньше приказа, правильно поняв произошедший на дороге к городу разговор. Ну что ж, раз в тылу спокойно, разберемся с тем, что творится на фронте.
– Ты бы поменьше ножом махал, парень. Обрезаться можно, – не повышая голоса, произнес капитан, поднимаясь из-за стола с кортиком в руке. Как он и предполагал, сероглазый даже не пошевелился. Всё говорило за то, что на уме у него не убийство, а испытание: действительно ли Балис тот, за кого пытается себя выдать.
Как не странно, это обстоятельство существенно усложняло задачу Гаяускаса. Глупого Бербо ни в коем случае нельзя было убивать, его даже серьезно ранить было нежелательно. Лучше всего было нанести рану, которая вывела бы противника из боя, но при этом не несла бы серьезной опасности для здоровья. Но это означало, что сражаться предстояло вести в круговой манере, а не в линейной. Имея в руках чуть ли не идеальное оружие именно для линейного боя.
А что делать? Ладно, не впервой!
Балис шагнул навстречу бандиту. Тот почти не уступал ему в росте и длине рук, но о бое на ножах, похоже, имел представление довольно смутное, почерпанное лишь из драк в кабаках и притонах. Недооценивать такой опыт ни в коем случае не следовало: для постоянных участников такие поножовщины – постоянная школа выживания, отлично способствующая усваиванию самых эффективных приемов. Раз Бербо до сих пор жив – значит, в этой школе он был не из худших учеников. Но и переоценивать его мастерство тоже не стоило: не велик городок, не так уж и часто этому парню приходилось драться всерьёз. И на человека, способного к регулярным тренировкам ради повышения мастерства Бербо никак не походил. Стойка амбала напоминала кадр из фильма "Джентльмены удачи" с незабвенным Евгением Леоновым в роли «Доцента». Слегка согнув ноги в коленях, он широко расставил руки, словно пытался охватить ими то ли бочку, то ли трубу.
Короткий ложный выпад – морпех не шелохнулся. Амбал осклабился.
– Ну, чё, ща я тебя подрежу.
Дальше всё произошло на удивление быстро: крик боли, звяк упавшего на деревянный пол ножа. Бербо отпрянул, зажимая левой рукой рану на правом плече, рукав рубахи обильно окрасился кровью.
Только внимательный и тренированный Сашкин взгляд ухватил, что произошло. Вот бандит наносит удар в грудь. Вот Балис отклоняет и разворачивает корпус, пропуская руку справа от себя. Левой рукой капитан раскрытой ладонью бьёт Бербо чуть выше локтя, разворачивая врага незащищенным боком. И уже поворот в другую сторону и зажатый обратным хватом кортик рассекает плечо. Неглубоко, до мышцы, что называется – "только шкурку попортил".
Балис демонстративно стер ладонью кровь с граненого клинка и повернулся к сероглазому.
– Достаточно, почтеннейший? Или продолжим? Только, почтеннейший, это не Олимпийские игры, а я – не добрый изонист. Взрослые люди достают ножи не для игрушек. Зарежу, и переживать не буду.
Незнакомец кивнул с невозмутимым видом, словно сам входил в оргкомитет очередной Олимпиады. Амбал, сморщившись, держался за плечо. Второй стоял рядом, сжимая в руке кинжал и ожидая команды. Сашка сидел на лавке всё так же смирно, но Гаяускас был уверен, что его кинжал давно уже перекочевал из сапога в рукав.
– Я думаю, что этого вполне достаточно. Ты серьезный человек, почтенный, у тебя, наверное, очень серьезные дела. Я постараюсь объяснить это моему господину, и, думаю, он отнесется к моим словам с пониманием.
Балис кивнул. Всё хорошо, что хорошо кончается. А в данном случае, похоже, всё кончилось благополучно. Сероглазый никак не похож на человека, способного из чувства обиды наделать глупостей, ну а, выражаясь перестроечным языком «быков» своих он в руках, похоже, держит крепко.
– А здорово Вы их, Балис Валдисович, – Сашка и не пытался прятать из голоса восхищение. – Специально учились, да?
– Конечно. А теперь спрячь свой кинжал так же незаметно, как достал: незачем пугать почтенного Школту.
Действительно, хозяин харчевни уже спешил к столику, лицо и даже лысина у него были красными от волнения и мокрыми от пота. Из дверей кухни выглядывали Петька и Лит. Их лица, наоборот, сияли от восторга: видимо, такое зрелище они видели не часто и теперь предвкушали, как на долгое время завладеют вниманием всей окрестной детворы, пересказывая по несколько раз все нюансы разыгравшегося на их глазах поединка.
– Я надеюсь, почтенный, тебя не ожидают неприятности из-за этого досадного недоразумения? – раньше, чем трактирщик успел что-то сказать, произнес Балис.
Школта сразу как-то съёжился, словно воздушный шарик, из которого выпустили газ, и излишне суетливо заговорил:
– По правде говоря, почтенные… Это, право, совершенно того… Вы бы… Как бы… В общем, всё нормально… Нет-нет, не извольте беспокоиться…
– Точно? Видишь ли, у этих людей какие-то особые дела с Йеми. Я не сомневаюсь, что он их уладит надлежащим образом, вот только когда у него найдется на это время – сказать не могу.
– Да-да Йеми всё уладит. Только вы-то вроде собирались ехать…
– Не волнуйся, почтенный. Сейчас доедим твою замечательную похлебку – и поедем.
Трактирщик вздохнул с тяжестью электровоза.
– Дык, это… Я вам еды приготовил, как просили.
– И очень правильно сделал, – подбодрил его Балис. – Сколько с нас, почтенный?
К названной сумме морпех добавил пару ауреусов "за беспокойство", чем окончательно привел хозяина харчевни в доброе расположение духа. Увязанный в мешки скарб Сашка и Лит навьючили на лошадей, после чего путешественники покинули "Гроздь винограда". По дороге к городским воротам Балис время от времени незаметным цепким взглядом обшаривал вокруг: не мелькнут ли где промороженные серые глаза или широкие морды амбалов, но ничего подозрительного не заметил.
Небольшая заминка ожидала их у ворот. Начальник караула, не тот, что был с утра, стражники уже сменились, заинтересовался явным превосходством количества четвероного транспорта над числом всадников и принялся допытываться, какую торговлю ведут почтенные господа и сполна ли они уплатили полагающиеся пошлины. К счастью, Сашка вспомнил этого старика, досматривавшего их с Йеми на въезде в Плесков, и, взяв инициативу в свои руки, напомнил осьминию Артолу, что он, Плишек, племянник старого Кишиша, в этих краях с его, Кишиша, компаньоном Йеми из Прига. А вот сейчас они получили большой заказ от благородного сета Олуса, который и послал в город за лошадями, да ещё и воина своего к нему, Плишеку, приставил, чтобы охранять своё добро и его, Плишека, от лихих людей. Хотя, что ему, Плишеку, в этих краях сделается.
Объяснение Сашки стражника удовлетворило, без дальнейших разговоров их выпустили из города. Почти сразу же Балис послал Сашку вперёд, следить, не появятся ли навстречу возвращающиеся в Плесков легионеры. Сам же, взгромоздившись на чалого лошака, показавшегося ему самым смирным в этом сборище непарнокопытных, двигался сзади, управляя небольшим табуном. Не прошло и часа, как он пришел к выводу, что его новые подопечные доставляют больше хлопот и нервотрёпки, чем взвод стройбатовцев. Утренний разговор с Сашкой о деревенских и городских умениях приобретал крайне неприятную конкретность… Если бы знать, как всё повернется, пожил бы хоть одно лето в деревне. По крайней мере, с лошадью дедушка Арвидас обращался умело, научить внучатого племянника он бы не отказался – было бы у племянника желание. Так ведь не было желания-то… Вот и приходилось рассчитывать только на выучку животных да собственное упорство.
