Текст книги "Другая Грань. Часть 1. Гости Вейтары (СИ)"
Автор книги: Алексей Шепелев
Соавторы: Макс Люгер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)
– Попробовали бы, – фыркнул подросток, Нижниченко этого демонстративно не заметил и продолжил:
– Просто, вспомни себя и честно признайся, что никакого удовольствия тебе эти расспросы не доставили.
– А кто говорит? Конечно, нет. Только я понимал, что так надо. Может быть, я красный лазутчик. У них ведь тоже хлопцы воевали, я знаю.
Балис представил себе Сашку и Серёжку, палящих друг в друга из пистолетов, и ему стало тошно. Один воевал (нечего прятать голову в песок, именно воевал) под трёхцветным знаменем, другой – под красным. И то, что судьба развела их на восемьдесят лет, дела не меняло. Во времена Сашки были свои Серёжки, а в Серёжкины времена… Неужели там, на той стороне, среди румынских националистов были свои Сашки? Этого никак не должно было быть, но ведь могло же… Там, в Приднестровье, стрелять в ребенка, будь у него хоть малейшая возможность, Балис бы не стал, это он знал про себя совершенно точно. А вот Серёжка… Серёжка, скорее всего, выстрелил бы не задумываясь. Это было дико, это было неправильно, но это – было…
Капитан мотнул головой, словно хотел вытряхнуть из неё некстати пришедшие мысли. Не нужно сейчас думать об этом, не нужно. Потому что те войны остались на другой Грани. Сейчас они были союзниками, одной командой, они должны были быть вместе, а не спорить друг с другом судьбе России, тем более, что Россия у них была разная.
– Пойми, Саша, ты – человек военный, опытный, – говорил между тем Мирон. – Тебе всё это видеть не в первой, поэтому ты так и рассуждаешь так спокойно и разумно. А Женя – кто он? Благополучный городской мальчик. Он войну видел только по телевизору…
– По чему?
– Вспомни, тебе Серёжа рассказывал в первый день в этом мире…
– А, помню…
– Вот. Ну, книжки он ещё про войну читал. И всё. Он же всё это на своей шкуре не испытал. Естественно, самолюбия у него много, а соображения – мало. Но разве он в этом виноват?
– Нет, наверное.
– Вот видишь… А ты сразу – уши надрать… Учить его надо. Тебе же Бочковский как чуть что уши не драл, верно?
– Верно.
Поручик Бочковский вообще руки не распускал. Хотя рукоприкладство в сотне было довольно обычным делом. Если провинившийся казак получал от хорунжего или сотника в зубы – никто не считал это чрезвычайным происшествием. Об этом Сашка, конечно, умолчал: не всё, что творилось в сотне господам офицерам и генералам следовало знать. У них и без этого забот хватало.
– Ну, а раз верно, то, пожалуйста, воспринимай всё это спокойнее. Нам сейчас просто нельзя ссориться. Вот выручим Анну-Селену и Серёжу, тогда можно будет во всем разобраться. А пока, как ты говорил, будем доверять тем, кого встретили на Тропе.
– Да мне-то что. Только Вы и ему скажите – пусть поменьше глупостей говорит. А то, как чуть что – прогнать, отобрать… Если будем так себя вести – точно никому не поможем.
– Обязательно поговорю с ним об этом, – заверил Мирон. – Ну что, мир установлен?
– Установлен.
– Вот и отлично.
Нижниченко обернулся к Йеми и Олусу.
– Прошу прощения, почтенные, но нам надо было решить некоторые вопросы между собой. Профессия воспитателя, как вы понимаете, обязывает.
– Да-да, конечно, – спешно согласился благородный сет.
– Наромарт, может, поискать Женю?
– Думаю, не стоит. Ему сейчас лучше побыть одному.
– Но уже совсем стемнело, а он один в лесу. Не случилось бы чего.
– Всё будет хорошо, Мирон.
И вправду, что может случиться в лесу с вампиром. Тем более – ночью. Хотя, в Кусачем лесу как раз ночью всё и случилось. Но, как говорится, два раза подряд в одну цель снаряд не попадает.
– Тогда давайте, наконец, займемся лагерем, кто как, а я вовсе не хочу спать под проливным дождём…
Сколько времени Женька шел по лесу, он и сам не знал: несчастные не наблюдают часов ничуть не хуже, чем счастливые. Просто шел и шел, не замечая ничего вокруг и машинально обходя встающие на пути сосны. И только когда перед ним разверзся глубокий овраг, густо заросший вербою, маленький вампир остановился и осмотрелся вокруг. Заблудиться он не боялся: ночью мальчик в любой момент мог принять форму летучей мыши, взлететь повыше и найти стоянку. Но возвращаться Женьке совершенно не хотелось. Хотелось отыскать место, где бы можно было присесть и попытаться привести в порядок мысли, которые пока что бились в голове хаотичными обрывками. Мальчишка скользнул внутрь зарослей и вскоре нашел замшелый поваленный ствол, на котором и обосновался. Сплетение покрытых молодой листвой веток надежно защищали его от дождя и ветра, ничто не отвлекало его от размышлений.
Самое досадное, что Женька не мог толком объяснить даже самому себе, чего он так взорвался. Недоверие людей к вампиру было самым естественным чувством. И самым умным. Нельзя же доверять, кому попало. Вот он, Женька, доверился какому-то непонятному Солнечному Козлёнку, и куда это привело? Сначала к маньяку Зуратели, вознамерившегося украсить своё собрание детских пороков статуей писающего мальчика, затем – к превращению в вампира, потом – в этот очаровательный мир, а что будет дальше – лучше даже не думать. А поступи бы он, как нормальный человек (убеги куда подальше от этого Козла), учился бы сейчас в приличном интернате. Нет, конечно, тоже не сахар, но всё лучше, чем то, что с ним произошло. Приключения… Спасибо! По горло он уже сыт этими приключениями. Если кто-то из любителей почитать всякое там фэнтези захотел бы поменяться с ним местами, Женька бы возражать не стал.
Честно говоря, все взрослые относились к нему хорошо. Но в этом «хорошо» было что-то раздражающее, выводящее из себя. Нет, не фальшивость – в искренности добрых чувств Мирона, Балиса, а уж тем более – Наромарта, подросток ни на минуту не сомневался. Скорее – какая-то чрезмерно обволакивающая заботливость, душащая любое движение. Не ребенок же он, в конце концов. Ему уже почти четырнадцать лет. Что, Сашка сильно старше что ли? Но Сашку слушают, как взрослого, а его, Женьку, всерьез не воспринимают. Хотя временами Сашка несёт такую чушь, что уши вянут. Зато он всегда правильный. А вот Женька не хочет быть всегда правильным.
Сашка ведет себя так, как послушная игрушка. Каким должен быть примерный юноша с точки зрения взрослых? Ответственным, серьезным, почтительным, старательным и так далее. Вот Сашка и настойчиво демонстрирует всем, что ему присущи эти качества. По утрам встает до подъёма и бегает с Балисом кросс, а потом делает гимнастику и разучивает приемы рукопашного боя. То есть это так называется. Морпех пока что показал мальчишке только заднюю подножку и заставляет его каждый день один и тот же прием отрабатывать. Многому так научит… А вечерами Мирон устраивает Женьке и Сашке школу. То математику изучают, то географию, то историю. Разок привлёк Наромарта – рассказать о травах.
Женька воспринимал занятия с ленивым согласием: ругаться – себе дороже. А Сашка прям из кожи лезет, чтобы показать, как это ему интересно. Вопросы всё время задает. Наверное, до войны он был в своей станичной школе зубрила и зануда, и остальные ребята его, конечно, не любили. Нет, Женька не был двоечником, учился он нормально, тройки в четверти проскакивали лишь иногда, пятерки – намного чаще. Но демонстрировать такой интерес к занятиям – это удел ботанов, то есть ботаников – замученных зубрил, не знающих в жизни ничего, кроме пыльных учебников. Женька, хотя и собирался поступать в институт, но ботаном никогда не был и быть не собирался. Студент – это тоже не обязательно ботан, студенты бывают ребята веселые и прикольные. У Вовки Даценко брат – студент, а в «Старкрафт» режется – будь здоров.
За подобными рассуждениями маленький вампир просидел, наверное, полчаса. Постепенно он всё больше успокаивался. По правде говоря, ругаться мальчик совсем не хотел, не такими уж плохими были Мирон и Балис, Йеми и Олус. Даже с Сашкой при всей его показной правильности порой можно было найти общий язык. А уж Наромарт временами вообще был свой парень, наверное, потому, что эльф. Хотя другими временами занудствовал ещё почище Сашки – наверное, вспоминал о том, что ему почти двести лет отроду. И, как не крути, Серёжку с Анной-Селеной надо выручать, а кто это сделает, если они тут станут между собой ссориться.
– "Ты знаешь Анну-Селену, Возвратившийся?" – неожиданно раздался в голове чужой голос.
Женька с перепугу вскочил, нога поехала на мокрой глине оврага, и он плюхнулся на спину через бревно, на котором сидел до этого.
– "Не бойся, глупый птенец", – отреагировал голос. – "Я не причиню тебе зла".
– "Кто ты?" – мысленно задал вопрос Женька, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. Машинально повторил этот вопрос на словах.
– "Я тот, кто живет в этих лесах", – голос вроде бы ничуть не изменился, но теперь Женьке в словах собеседника почувствовалась усмешка. Казалось, он видел, как во тьме скалятся крепкие белые зубы. Острые, не человеческие. Маленький вампир обшарил вокруг себя всеми доступными ему чувствами, но не ощутил никого крупнее пары птичьих семейств (одно в гнезде, одно в дупле), да какого-то зверька размером чуть меньше кролика в глубокой норе.
– "Ты ещё более беспомощный птенец, чем та, о которой ты вспомнил. Ваш наставник заслуживает осиновый кол за такое отношение к своим птенцам".
Женька возмущенно нахмурился. Только что он злился на Наромарта (а кто же ещё имелся ввиду под наставником), но осинового кола эльф явно не заслуживал.
– "У меня хороший наставник".
– "Та, что назвалась Анна-Селена, тоже так говорила. Я вижу иное".
– "Нам лучше знать".
– "Пусть так, не мне это решать. Надеюсь, ты укажешь мне как его найти? Надеюсь, что он где-то неподалеку?"
– "Он недалеко. Я укажу тебе дорогу".
Прежде всего, надо было выбраться из оврага. От волнения маленький вампир несколько раз поскользнулся. По лицу и ногам порой сильно хлестали ветки и, хотя Женька не чувствовал боли, но настроения и спокойствия это не прибавляло. Пару раз он вполголоса выругался на родном языке, надеясь, что собеседник не услышит, а если услышит, то не поймет. Голос молчал.
Покинув заросли верб, Женька тут же трансформировался в нетопыря. Сильные взмахи крыльев быстро вынесли маленькое тельце поверх макушек сосен.
– "Ты слышишь меня?" – на всякий случай поинтересовался мальчик.
Ответ не заставил себя ждать.
– "Ты знаешь ещё меньше, чем та, о которой ты вспомнил, хотя она тоже всего лишь несмышленый птенец. Я услышу тебя и не с такого расстояния".
Подросток ощутил укол обиды: он привык считать Анну-Селену младшей, и то, что она в чем-то сумела его превзойди, было очень досадно. Но сейчас было не время обижаться. Сосредоточившись, он искал вампирьем чутьём своих спутников, и вскоре ощутил нужное направление. Оказалось, что ушел он не очень далеко: до костра было каких-то пять минут полёта.
Планировать к самому лагерю Женька не стал, опустился чуть поодаль и трансформировался обратно в человеческую форму. У костра уже завершался ужин, Мирон и благородный сет неспешно обсуждали какие смеси трав лучше всего заливать кипятком, чтобы получить вкусные напитки. Чай не упоминал ни один, ни другой.
– Женя? – обернулся Наромарт.
Острота слуха черного эльфа, умеющего безошибочно почувствовать приближение к себе в любой темноте, поражала мальчишку. Иногда приходило в голову, что, перестав быть вампиром, Наромарт, тем не менее, сохранил вампирье чутьё. Спросить, так ли это, Женька стеснялся: он знал, что эльфу тягостны воспоминания о том, как он был немертвым.
– Наромарт, с тобой хотят говорить.
– Кто?
– Я не знаю, – честно признался Женька.
Повисла удивленная пауза.
– "Говори же", – подумал мальчишка.
– "Я не могу", – голос утратил прежнюю самоуверенность, сейчас он был откровенно растерян. – "Я не в силах коснуться его разума. Ты ничего не напутал, птенец? Может, ты привел меня совсем не к тому, кто провел тебя по пути Возвратившихся?"
– "Я привел тебя куда надо", – злорадно подумал Женька. – "Но тот, кто провел меня и Анну-Селену, как ты говоришь, по пути Возвратившихся, – не вампир. Он живой".
– "Так не бывает".
– "Значит, так бывает".
Голос умолк.
– Женя, объясни, наконец, – мягко попросил Наромарт.
Остальные продолжали молчать, лишь смотрели на маленького вампира: внимательно и настороженно.
– Он не может говорить с тобой, потому что ты – не такой как я.
– И что ему от меня нужно?
– Не знаю. Но он знает Анну-Селену.
Сидящие у костра встрепенулись, за исключением благородного сета.
– Спроси у него, чего он хочет от меня, – попросил Наромарт.
Женька мысленно повторил вопрос.
– "Ничего. Возвратившиеся – друзья детей леса. Я исполняю просьбу той, что попала в беду".
– "Расскажи нам о ней".
– "Мне известно немногое. Мои сородичи говорили с ней на границах этих земель много ночей назад".
– "Как много?"
– "Желтый глаз ночи уже начал закрываться, а синий – не раскрылся до конца".
Женька обвел удивленным взглядом собеседников.
– Между полнолуниями Умбриэля и Иво, три ночи назад, – первым догадался Йеми.
– "Считать бы научился, хоть до десяти", – кисло подумал маленький вампир.
– "Мне это ни к чему, птенец. Ты будешь спрашивать что-то еще?"
– "Конечно, да. Она была одна?"
– "Возвратившаяся – одна. Людей вокруг было много. Глупые люди считали, что она – тоже человек".
– "Она была свободна?"
– "Разве могут глупые люди удержать Возвратившегося на цепочке, словно предавших свою природу презренных псов? Она могла бы покинуть этих людей в любой момент".
– "Тогда почему она не сделала этого?"
– "Она странная. Кажется, она не понимала, кто она такая. Похоже, твой "хороший наставник" дурно воспитывает своих птенцов – они не знают своей истинной силы".
Переведя этот ответ, Женька с тщательно скрываемым интересом смотрел за Наромартом. Что-то тот ответит?
– Я рад, что мои воспитанники считают меня хорошим наставником. Что же касается силы, то эта малышка знала не только о своей силе, но и многое другое. Я рад, что свой выбор она сделала именно таким, как ты рассказал.
– "Что ж, когда люди начинают говорить о далеком и непонятном, дети леса умолкают. Так было, так будет. Наша правда – лес, охота и племя. Иное – выдумки, которым нет места в настоящей жизни. Прощайте! Цена слова уплачена".
– Кто это был? – обратился Мирон к Наромарту, после небольшой паузы, когда стало окончательно ясно, что таинственный собеседник удалился.
– Могу только предполагать. Кто-то из тех животных, что издревле служили обитателям этих мест.
– Волк, – уверенно заявил Йеми. – Волки Альдабры в народе считаются верными слугами вампиров.
– Не сказал бы, что это был разговор слуги с господином, – совершенно неожиданно вмешался благородный сет. Привыкшие к его молчанию, путники изумленно повернулись к Олусу, а он, как ни в чем не бывало, продолжал: – Если бы кто-то из моих слуг осмелился вести такие речи, то заслужил бы хорошую порку.
Женьку передернуло от такого цинизма, но уже готовую сорваться с губ ядовитую фразочку мальчишка не произнес: на сегодняшний вечер ссор уже было более чем достаточно.
– Возможно, отношения между вампирами и волками отличаются от отношений между благородными сетами и их слугами, – спокойным голосом предположил Наромарт. – В конце концов, Йеми ссылается на легенды людей, а люди не слишком хорошо знают, какие отношения связывают между собой иные народы. Иногда попадаются такие сказки, что просто смех душит.
Скользнув взглядом по хмурому лицу Йеми, эльф тут же продолжил:
– Нелюди столь же плохо разбираются в отношениях между людьми. Это можно исправить, когда две расы живут в мире и согласии: всегда найдутся любознательные и лишенные предрассудков смельчаки, которые постараются лучше узнать о своих соседях и рассказать потом своим родичам правду, а не легенды. Но здесь, похоже, мирной жизни не было места. Значит, местные легенды следует принимать с большой осторожностью.
– Совершенно верное замечание, – поддержал Нижниченко. – Как говорят в наших с Балисом родных краях: у страха глаза велики.
– Главное сейчас то, что мы теперь точно знаем: до границ Альдабры Анна-Селена добралась благополучно. Думаю, и Серёжа вместе с ней – иначе бы она нас предупредила.
– Да, но это было уже давно: от полнолуния Иво идет третья ночь, а у них ситуация могла поменяться в любую секунду, – решительно, что-то изменилось в поведении благородного сета. То всё молчал, молчал, а сейчас уже второй раз дает замечание. И все – по делу.
– Несомненно, ты прав. Но, если с ними ничего не случилось за время дороги сюда, то можно надеяться, что до города они дошли нормально. А вот что с ними могло произойти там – это вопрос. И более важный вопрос, как нам это выяснить.
– Надеюсь, что выяснить несложно. Все купли и продажи рабов должны облагаться пошлинами и регистрироваться в базилике. Завтра я побываю там и посмотрю записи за последнюю осьмицу, – предложил Йеми.
– Что-то я сомневаюсь, что в Плескове зарегистрировали продажу Серёжи и Анны-Селены в этот караван, – вмешался Балис.
– Вполне возможно, что и зарегистрировали, – парировал кагманец. – За небольшую мзду чиновник может не выяснять, в порядке ли документы продавца на продаваемую собственность. Но, скорее всего, наемники продали их без оформления бумаг, задешево. Просто, чтобы выручить хоть какие-то деньги.
Похитителям нужна была только Риона. Воспоминания о племяннице сразу навеяли на кагманца тоску, испортили настроение.
– Куда смотрит императорский наместник и его подчиненные, – возмутился Колина.
– Эх, благородный Олус, люди – везде люди. Не обманешь – не проживешь.
– Обман наместника – это обман Императора. А обман Императора достоин сурового наказания.
– Несомненно. Если торговцы будут уличены в том, что документы на товар у них не в порядке, их ожидает штраф, а то и тюремное заключение.
– Как только мы доберемся до этих мерзавцев, я непременно потребую, чтобы было произведено самое тщательное разбирательство, – не унимался благородный сет. – И, если закон нарушен, то добьюсь самого сурового наказания.
– Несомненно, – повторил Йеми. Он был абсолютно уверен в том, что с бумагами у купца, владеющего Анной-Селеной и Серёжкой, все в порядке: подделывать документы о покупке работорговцы научились не вчера.
– Но все же, предположение о том, что хозяин может продать детей потихоньку, без оформления документов, мы полностью исключить не можем, – заметил педантичный Мирон.
– Не можем, – согласился кагманец. – Надо послоняться по базару, послушать новости.
– Этим мы с Сашей завтра займемся.
– Послезавтра, – уточнил Йеми.
– Что? – не понял Нижниченко.
– Завтра мы попадем в Альдабру никак не раньше, чем после полудня. Пока устроимся – будет приближаться вечер. Торговля уже свернется, ничего на базаре не узнаешь.
– Значит, нужно пройтись по кабакам, особенно тем, где работорговцы любят останавливаться. Ты знаешь, что это за кабаки?
– На память знаю пару мест. Остальные выясню на месте. А что, ты тоже собираешься туда заглянуть?
– Собираюсь, а что? – Балис с удивлением воззрился на кагманца.
– В таких местах собирается далеко не самая почтенная публика. Наемники, ворьё, доступные женщины, торговцы краденым, просто головорезы.
– И?
– Мне бы не хотелось отмечать каждый посещенный нами город разгромом в местной харчевне.
Гаяускас от души рассмеялся.
– Почему сразу – разгромом? И вообще, разве я на кого-то нападаю? Мне кажется, это ваши местные наемники пускают в ход кулаки и кинжалы по всякому поводу.
– Вот поэтому-то я за них и переживаю. Если ты будешь в каждом городе расправляться с лучшими местными бойцами…
– Йеми, не преувеличивай. Я, конечно, кое-что умею, но и здешние воины тоже годятся не только для парадных построений.
– Битый – очень хороший боец, но ты его победил.
– С Битым мы примерно равны в умении. Думаю, в этих краях есть бойцы и посильнее.
– Я тоже так думаю, но их не так много. И вряд ли с ними можно встретиться в подобных злачных местах. Хотя, кто знает…
– А давайте-ка спать, друзья, – неожиданно предложил Наромарт. – Завтра у нас будет трудный день и надо встретить его полными сил и со свежей головой.
Предложение сочли разумным, и вскоре у огня остался один Мирон, которому в эту ночь пришла очередь дежурить в первую стражу.
Той ночью Женьке, впервые после того, как он превратился в вампира, приснился сон. Даже не сон – кошмар. Снились центральные улицы и площади родного города, заполненные народом. Все люди были обязательно с чем-то оранжевым. Либо с шарфиком, либо в шапочке, либо в куртке ярко-оранжевого цвета, в крайнем случае – с оранжевой повязкой на рукаве. У многих в руках знамена – либо просто оранжевые полотнища, либо с надписью крупными буквами «ПОРА» и жирным восклицательным знаком.
И все кричали. Что кричали – Женька не мог разобрать, в ушах стоял гул, словно где-то рядом работал компрессор. Но явно что-то очень нехорошее. Женька видел искаженные злобой и ненавистью лица, выпученные от натуги глаза, раскрытые рты и понимал, что эти люди готовы идти и убивать. А рядом с этими лицами мальчишка видел другие: с абсолютно пустыми, стеклянными, ничего не выражающими глазами. Эти люди не испытывали ни злобы, ни ненависти, ни вообще никаких чувств. Не люди, а роботы, действующие строго по заданной программе, готовые выполнить любую команду. Сейчас они выполняли команду «кричать», выполняли не за страх, а за совесть. Женька с ужасом стал искать в толпе нормальные человеческие лица – и с ещё большим ужасом их находил. Это только на первый взгляд казалось, что все, вышедшие на площадь ненормальные. На самом деле, умных, не обезображенных фанатизмом, не зомбированых лиц среди оранжевых людей было очень много. Но и эти люди были растворены беснующейся толпой, поглощены, перемолоты ею, и кричали, как казалось Женьке, ничуть не меньше своих соседей. Казалось, что кричит сам Город, отравленный всеобщей ненавистью. Город корчится в муках, ему плохо, его рвёт этой оранжевой желчью и она выплескивается на Крещатик, на соседние улицы и площади, и толпа становится всё гуще, все агрессивное, все злее…
А потом Женька увидел, что на месте привычного памятника Ленину стоит какая-то циклопическая колонна из белого мрамора и понял, что это – не настоящий Город. Потому что в настоящем Киеве не могло быть таких припадков злобы и ненависти. Город такой. Люди такие. И мальчишке стало сразу хорошо и спокойно. Видения сразу сгинули, исчезли, будто кто-то вытер мокрой тряпкой засиженное мухами грязное окно и через стекло ворвался веселый и яркий свет. Женька понял, что это, наверное, Элистри подсказывает ему, чтобы он не злился на своих спутников и не желал им зла, а то и сам станет таким, как эти «оранжевые». "Не буду злиться", – решил подросток. – "Я ведь и правда не хочу никому из них ничего плохого".
А дальше уже был обыкновенный вампирий «сон» – полная темнота и пустота, без мыслей, чувств и сновидений.
– Ветилна, кто эти люди? – медленно, чуть ли не по складам произнесла ничего не понимающая домна Лафисса.
– Это благородный Олус Колина Планк, отец несчастной девочки. А это – Порций Простина, его клиент, – представила незнакомцев домна Ветилна.
Йеми отвесил почтительнейший низкий поклон, что хозяйке очень понравилась: сразу видно, что благородный лагат умеет держать себя в приличном обществе. Чувствуется, что воспитывался недалеко от столицы. Местные-то лагаты мнят о себе невесть что, чуть ли не ровней сетов себя считают.
Между тем, Олус подошел к старушке. Анна-Селена осторожно ступала рядом, крепко держась за правую руку. Она уже давно пришла в себя, но несчастной девятилетней девочке, по её мнению, следовало вести себя именно таким образом. Домна Лафисса подслеповато вытянула вперед дрожащую руку, благородный сет склонился перед ней и почтительно коснулся лбом иссошихся пальцев, обтянутых пергаментной кожей.
– Благородная домна, я был представлен тебе в Тампеке, на приеме у благородного наместника Гнея Октавия, что был дан по случаю рождения у него третьего сына, Севера.
– Да, я помню Гнея. Помню Севера Октавия, он был такой шустрый мальчик. Но тебя я не помню.
– О, госпожа, мне было всего лишь одиннадцать весен. Но ты, наверное, помнишь мою мать, Оливию Планк.
– Ты сын Оливии и Меркуцио?
– Истинно так, благородная домна.
– О, Оливия… Твоя мать была красавицей. В добром ли она здравии?
– Увы, госпожа. Её, как и моего благородного отца нет с нами в этом мире.
– Скорблю вместе с тобой, Олус. Да снизойдет на них милость Аэлиса, да дарует он им вечное забвение.
– Будем молиться, – кротко ответил благородный сет. А затем, развернувшись так, чтобы видеть обеих дам, он сказал: – Ещё раз спасибо за то, что сохранили жизнь и честь моей дочери. Благодарность отца, нашедшего любимое чадо, безмерна. Чем отплачу я за вашу доброту и милость?
– Не надо благодарности, благородный Олус, – и всё же по виду домны Ветилны было заметно, что эти слова ей приятны. – Мы сделали то, что велел нам долг. Когда живешь среди таких скотов, как здешнее быдло, то не можешь не понимать всю ценность жизни истинного аристократа. Нас ведь так мало, а они плодятся словно похотливые нечки. Страшно подумать, во что превратился бы мир, если бы наш Император Кайл, да продлят боги его дни, не управлял бы повсюду своей железной рукой.
Анне-Селене было страшно подумать о другом: как поступила бы с ней эта женщина, от которой она получила столько добра, если бы та вдруг узнала, что девочка, о которой она так заботится – нечка.
– Слава Императору! – воскликнул «отец» во всю мощь легких.
– Слава Императору! – выкрик Йеми был намного тише. Не престало скромному клиенту обращать на себя внимание в присутствии своего патрона.
– А сейчас прошу простить меня, благородные домны. Я хочу скорее отвести девочку в проезжий дом.
– Не угодно ли будет благородному сету поселиться в Альдабре под этим кровом? Наш дом просторен, и мы сможем принять не только тебя с твоей дочерью, но и твоего и клиента и твоих слуг.
– О, благородная госпожа, я тронут твоим гостеприимством, но сейчас позволь мне отказаться, ибо возложенная на меня Императором миссия не позволяет мне в этих краях принимать чей-либо кров, кроме как в проезжих домах.
– Но, на прием, который я устою завтра в честь твоего прибытия, ты, без сомнения пожалуешь?
– Увы, госпожа, и этого не могу сказать точно. Если миссия, которую возложил на меня Император, потребует моего отъезда завтра, то я тотчас покину Альдабру без промедления и колебаний. Если же будет возможность задержаться, то я почту за честь посетить твой приём.
– Досадно, – нахмурилась домна Ветилна. – Но сегодня, по крайней мере, ты остаешься в городе?
– Сегодня – вне всяких сомнений.
– В таком случае, жду тебя сегодня вечером. Конечно, нормальным приемом это назвать нельзя, но все же, думаю, благородный Феналий не откажется посетить мой дом, если отослать ему приглашение прямо сейчас.
– А кто сей благородный муж?
– О, он когда-то был эдилом в этих краях, как раз в те вёсны, когда мой покойный муж был наместником. Оставив службу, он решил не возвращаться в Мору, а дожить остаток своих дней под этим небом, подобно нам с домной Лафиссой.
Старушка, услышав своё имя, рассеянно кивнула. Вряд ли она расслышала и поняла хотя бы половину разговора.
– Увы, благородный Олус, круг достойных людей здесь столь узок, что есть от чего прийти в отчаяние. Кроме Феналия Констанция в городе проживают еще три благородных сета с семьями, но все они при должности и их надо приглашать заранее, хотя бы за день. На всякий случай, я отправлю рабов, чтобы разнесли им приглашение на завтрашний прием.
– Не стоит так утруждать себя, благородная госпожа. Неизвестно, смогу ли я воспользоваться твоим гостеприимством. Мне совестно отрывать благородных сетов от их труда на благо Императора.
– О, мой прием оторвет их от чего угодно, но только не от труда… Впрочем, это мы обсудим вечером, не так ли?
– Как будет угодно госпоже. А сейчас позвольте нам проститься с вами.
– Прощайте, благородный Олус. Жду вас вечером…
Йеми и лысый сет направились к выходу. Анна-Селена с силой дернула «отца» за руку, тот недоуменно остановился.
– В чем дело, девочка моя?
– Папа, купи мне ящерку.
– Кого? – изумился Олус.
– Ящерку. Вейту. Её зовут Рия.
– Какую ещё вейту?
– Это Рия, служанка у нас в доме, – пояснила домна Ветилна. – Она ухаживала за малышкой, когда та была больна. Надо сказать, хорошо ухаживала.
– Папа, ты мне купишь Рию?
– Странная фантазия. Я, конечно, могу купить тебе эту игрушку, но зачем тебе вейта? У тебя ведь есть слуга: Женя. Разве тебе мало?
Значит, Женя с ними. А раз так, то и все остальные: Наромарт, Мирон, Балис. Анна-Селена счастливо улыбнулась, но просить не перестала.
– Женя – мальчик. Мне надоели слуги-мальчики. Хочу девочку.
– Как, благородный Олус, у девочки нет служанки? Как опрометчиво. Этот поступок…
Благородная домна задохнулась от переполнявшего её негодования.
– Увы, благородная госпожа. Стыд снедает меня за этот недостойный поступок. Извиняет меня лишь то, что я был вынужден покинуть свой дом в крайней спешке и никак не мог оставить малышку одну.
– Неужели в твоём доме нет ни одной служанки?
– О, благодарение богам, благосостояние моего дома не скудеет, и рабынь у Аньи было предостаточно. Но кто из них способен преодолеть длительное путешествие?
– Я смотрю, и Анье оно тоже не пошло на пользу, – сухо заметила домна Ветилна. – Может быть, девочку стоило отправить к родственникам?
– Вероятно, ты права, госпожа. Но мне эта мысль не пришла в голову. Кроме того, после кончины моей несчастной супруги Цецилии Планк, некому подать мне мудрого совета.
– Воистину ты в нём нуждаешься, – в голосе хозяйки ещё звучал упрек, но было заметно, что раскаяние благородного сета пришлось ей по вкусу. Давно ей не приходилось поучать мужчину в житейских делах, а если мужчина ещё и выслушивает хранительницу очага с надлежащим почтением… Да, отец Аньи был настоящим сетом, не даром девочка ей сразу так понравилась. – Теперь я просто обязана отправить с девочкой кого-нибудь из своих рабынь: не дело, чтобы за благородной госпожой ухаживали слуги-мужчины.
– Рию, пожалуйста Рию, благородная госпожа, – Анна-Селена постаралась состроить самое трогательное выражение лица, какое могла.
– Ну, если ты так этого хочешь этого, маленькая, тогда хорошо. Я распоряжусь, чтобы написали документы. Вечером отец приведет тебе твою новую служанку.
– Спасибо, госпожа Ветилна, – маленькая вампирочка бросила руку отца, подбежала к благородной домне и уткнулась лицом в её платье. – Ты такая добрая, такая хорошая. Спасибо за всё, что ты для меня сделала.
– Ну-ну, маленькая, не надо плакать, – благородная домна ласково погладила девочку по голове.
