Текст книги "Другая Грань. Часть 1. Гости Вейтары (СИ)"
Автор книги: Алексей Шепелев
Соавторы: Макс Люгер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)
– Почему ты так уверен?
– Да потому. Потому что в мои обязанности, помимо всего прочего, входило ещё и курирование всяких этих магов, ясновидцев и прочих экстрасенсов. Сам же понимаешь, если бы хоть один из них и вправду бы что-то умел, то для разведки это был бы сущий клад. Так вот, выдаю тебе государственную тайну: проверили мы три сотни таких дарований – ни один из них не демонстрировал стабильно чего-то сверхъестественного.
– Раз на раз не приходится…
– Ага… У Наромарта почему-то приходится. Видел, как он вчера шариками этими светящимися поигрывал? Явно, был уверен, что у него всё под контролем. А ведь держит себя за слабого мага. Только и слышно: "Я не волшебник, я только учусь". Ну а у наших апломба – на десять Наромартов, а результатов – пшик… Чародеи, млин…
– А может, настоящие чародеи тщательно скрывают свой дар. Нужно им на государство работать…
– Может. Только таким способом можно что угодно доказать. Называется конспирологический подход: "Я знаю, что существует заговор, а доказательств у меня нет, потому что заговорщики умело прячут концы в воду". Опровергнуть невозможно. Но и правду узнать – тоже.
– И что же мне делать, по-твоему?
– Факты нужны. Пока их нет – дергаться бестолку, только нервы себе истреплешь. Будут факты – будешь анализировать, что к чему.
– Факты… Наромарт что-то знает, я уверен.
– Почему уверен?
– Да говорили мы с ним. Помнишь, в ту ночь, когда нас во сне в этот мир поворачивали… Вот тогда я ему рассказал кое-что, ну и он мне тоже. Только понятно было, что что-то он недоговаривает. Темнит.
– Так спросил бы…
– Да он как-то грамотно разговор повернул. Умеет уговаривать. Врачи – они такие.
– Страшные люди, – кивнул Нижниченко.
Друзья рассмеялись, и каждый почувствовал, как спадает напряжение.
– Он обещал поговорить со мной об этом чуть позже.
– Ну, так и поговори с ним сейчас.
– Сейчас – не стоит. Ты же видишь, его архимаг и Йеми тоже достали. И очень больно. Что-то там нечисто с Женькой, здорово нечисто.
– Вижу. Только не могу понять – что.
– И я тоже не понимаю. Странная у него болезнь. Не ест почти ничего, воды боится. Я слышал – бешеные воды боятся. Но на бешеного Женька совсем не похож.
– Если у бешеного дело доходит до водобоязни, то он умирает быстро и страшно, это я тебе говорю точно. Наша медицина в таких случаях бессильна. К тому же Наромарт говорил, что болезнь у мальчишки какая-то волшебная. Да и архимаг этот вроде с медициной никак, а проблему подметил.
– И что ты думаешь?
– Даже не знаю. Может, он тоже оборотень какой-нибудь?
– Вполне возможно, – кивнул Гаяускас. – Оборотень или ещё кто-нибудь в этом роде. В мифологии я, как уже говорил, не силён.
– Я уже понял. Тебе чего-нибудь попроще нужно. Бандитов каких-нибудь, чтобы всех пострелять из автомата.
Они снова рассмеялись.
– А что, – заметил Балис серьезным голосом. – Мне бы сейчас вертолёт – нагнал бы этих уродов и объяснил бы, что красть детей – не хорошо.
– Ты ещё и вертолётом управляешь? – изумился Нижниченко.
Морпех смутился.
– Учили, конечно, и даже диплом пилота выдали, но лучше, если за штурвалом будет сидеть профессионал. Так что, уточняю: мне бы сюда вертолёт и капитана Башенькина…
– Хороший пилот?
– Олег-то? Не то слово. Отличный. У самого Колошенко стажировался.
Фамилия показалась Мирону неожиданно знакомой.
– Погоди. У какого это Колошенко? Уж не у Василия Петровича ли?
– Да, у него. А ты что, про него слышал?
– Приходилось. Даже встречались. Серьезный мужик.
– Не то слово. Действительно ас. Но ты-то как с ним пересекся?
– Интересуешься государственными тайнами Юго-Западной Федерации? Ладно, могу просветить и об этом: я с ним в девяносто четвертым познакомился, на строительстве нового моста через Днепр для федеральной трассы. Входил в группу, которая курировала безопасность проекта. А вот где с ним встречался ты? Он же у Миля работал, а морпехам по штату положены Ка, если я ничего не путаю.
– Не путаешь. Только наши лётчики должны уметь управлять всем, что летает. Если надо, то Олег и на «Апаче» авиашоу может выдать. А уж на отечественных, как понимаешь, сам бог велел.
– Понятно всё с твоим Олегом, но ты-то где Колошенко видел?
– А нигде. Лично мы не знакомы. А вот Олегу и ещё некоторым нашим вертолетчикам повезло.
– Понятно… Жаль только, нет у нас ни вертолета, ни твоего друга. Но ничего, придумаем чего-нибудь и без их помощи.
– А чего тут думать, и так всё ясно. Надо караван догонять, пока ещё далеко не ушел. Освободим Серёгу и девчонку, а потом по торговой дороге переберемся через горы и будем искать следы похитителей.
– Логично. Вот завтра с утра соберем военный совет и предложим этот план. Думаю, Йеми поймет нас правильно. Риона ему, конечно, племянница, но трезво оценить ситуацию, думаю, он сможет…
Глава 10
В которой пути героев снова разделяются.
И знать не знаем, и не помним,
Пока не встретимся с бедой,
Что весь наш мир, такой огромный,
Висит на ниточке одной.
Она надеждою зовется, и верить хочется,
Так верить хочется,
Что эта нить не оборвётся, и жизнь не кончится,
Не кончится!
Л.Дербенёв
Последнее, что помнил Женька перед тем, как потерять сознание – была ночная городская улица. А пришёл он в себя в незнакомом доме, на низкой и жесткой, но широкой кровати. Осторожно оглядевшись, мальчишка понял, что оказался в каком-то подвальном помещении. Вдоль стен стояли бочки и ящики. И совершенно неуместными казались в этом погребе кровать, на которой он лежал, да стол, за которым, сидя спиной к Женьке, увлеченно играл сам с собой в шахматы старик с длинными седыми волосами.
Женька приподнялся на локте и потряс головой. Не сошел ли он с ума на самом деле? На тренировке все было нормально. Потом был парк. Странные игроки. Солнечный Козленок. Скульптор Зуратели со своими пороками. Философствующий Белый кролик в кладовке. Ужасный Джинн Белью. Потом, кажется, был бег по ночному городу.
Неужели все это не приснилось, а было с ним на самом деле? Или он всё ещё продолжает спать?
– Как ты себя чувствуешь? – не оборачиваясь, спросил таинственный шахматист. Похоже, он не был сном.
– Где я?
– Ты в безопасности.
С этими словами шахматист обернулся и Женька понял, что сошел с ума окончательно и бесповоротно: старик оказался самым настоящим негром. Это было последней каплей. В горле что-то защипало, и мальчик понял, что сейчас заплачет, совсем как маленький.
– Ты не бойся, я тебе не сделаю ничего плохого.
– А я и не боюсь, – насуплено шмыгнул носом Женька. Реветь перед незнакомым негром ему совершенно не хотелось. Поэтому он нарочно грубо сказал: – А чего вы меня в эту каморку затащили? Говорите, «ничего плохого», а одежду отобрали…
Совершенно неожиданно негр смутился.
– Понимаешь, твоя одежда немного… влажная. Я ее сушиться повесил.
Он встал из-за стола и снял со спинки второго стула Женькину рубашку и штаны. А Женька просто остолбенел. Он вспомнил сначала про заклинание Зуратели, а потом почувствовал, что в туалет ему совсем не хочется. Только вот трусы были ощутимо мокрыми. Это что же, он при этом негре в штаны напрудил…
А ещё Женька вспомнил различные статьи о всяких маньяках, которые ловят детей, а потом над ними издеваются. На маньяка негр вообще-то не был похож, но мало ли. И потом, раньше в Женькиной жизни маньяков не попадалось. Зато сегодня…
Сначала – господин Зуратели, который тоже, кстати сказать, с виду маньяка ничем не напоминавший, потом – Джинн, теперь – этот негр. Женька весь сжался под пледом, и спросил:
– А чего вы со мной делали, что она такая мокрая?
– Хммм… Ну, скажем, лечил. Тебе как, уже лучше?
Женька пропустил вопрос мимо ушей.
– Лечили? Вы что, врач что ли?
Негр вдруг широко улыбнулся.
– Врач. И даже с правом практики в этом городе: бургомистр выписал мне патент на право оказания медицинской помощи. А с тебя мы снимали заклятие, которое мешало тебе… м-м-м… скажем так, нормально себя чувствовать.
– Заклятие?
– Ну да, заклятие. Обыкновенное магическое заклятье.
То, что никакой магии не бывает, Женька знал хорошо. Также хорошо, впрочем, он знал, что не бывает никаких Солнечных Козлят и Лунных Кроликов, а через дверь трансформаторной будки можно попасть только в трансформаторную будку…
Мальчишка незаметно ущипнул себя под пледом. «Вроде не сплю», – подумал он и задал первый же вопрос, который пришел ему в голову:
– А разве врач может снять заклятие?
– Смотря какое заклятие. Такое – может. Надо было всего лишь полить тебя водой.
Парнишка зябко передернул плечами.
– А как вы определили, что меня заколдовали?
– Это не я. Это мадмуазель Виолетта. Она – очень сильный маг-целитель.
А Женька вдруг почувствовал, что все недовольство куда-то уходит, а вместо него начинает нарастать интерес. Похоже, негр был неплохим человеком.
– Магов не бывает, – сказал мальчик не очень уверенно.
– Как это – «не бывает»? – негр вроде даже немного обиделся. – Да у вас в Риттерберге магов не меньше дюжины.
– В каком еще Риттерберге? – удивился Женька.
– Ну… – негр как-то странно поглядел на мальчишку и начал говорить медленнее и отчетливее. – Этот город называется Риттербергом. Ты что, забыл, как называется твой родной город?
– Мой родной город называется Киев. А этот город никакой не мой и не родной! Меня сюда скульптор заманил!
– Скульптор… Странно… И откуда, говоришь, этот скульптор тебя заманил?
Внутри у Женьки зашевелился маленький чертенок:
– Ну, если я правду скажу, то вы мне не поверите…
– Почему я должен тебе не поверить? Ты же скажешь правду.
– И вот так и поверите, что я пришел из другого мира?
– А… Ну тогда понятно, почему у тебя обувь такая странная.
Мальчишка даже не понял, обрадовался ли он такой реакции или обиделся.
– Почему странная? Нормальные кроссовки… А вы что, правда поверили?
– А чего тут такого? Перемещаться между мирами умеют немногие, но таких немногих не так уж и мало.
«Может, я в психушку попал?» – подумал Женька. – «Психов вроде водой поливают… Хотя… Наверное, в психушке меня не заперли бы в подвале со стеклянными банками. Вот порежусь и умру от потери крови – отвечать будут».
Негр между тем подвинул кресло к постели.
– Давай, рассказывай, как всё было.
«А чего мне терять?» – подумал мальчишка, и начал рассказывать…
Почему ей теперь вспоминалась Женькина история? Наверное, по контрасту с её собственной. Очень много зависти в жизни от случая, от везения. Можно сказать, у неё с Женькой одинаковая судьба: оба были похищены из своего мира, оба стали вампирами. Можно сказать, только это будет неправдой. Точнее – не совсем правдой.
Да, и её и его похитил Цураб Зуратели, злобный волшебник, выдававший себя за великого скульптора. Но если Анна-Селена, как и остальные жертвы безумного мага, была сразу превращена в статую для создаваемой по заказу риттербергского бургомистра грандиозной скульптурной композиции, то мальчишку почему-то заперли на целую ночь в одной из комнат дома чародея, и ему удалось бежать. Кстати, интересно, почему это его заперли? И что за чары такие, которые снимают не встречным колдовством, а поливанием водой? Женька темнил, не рассказывал просто и ясно, почему всё-таки не отвели сразу в мастерскую пред страшные очи драколиска. Действительно, страшные. Даже сейчас, спустя много дней, девочка не могла вспоминать огромные красные глаза без содрогания. Случись всё хоть немного по-другому, и они стали бы последним, что она видела в своей жизни. Хотя, если понимать слово «жизнь» буквально, то после этих глаз она видела совсем немного… И увидит ли ещё хоть что-нибудь?
Так вот мальчишке, нечего даже и думать, почему-то вдруг повезло: не превратили его сразу в камень, а заперли, вот он и бежал. Может, Анна-Селена тоже смогла бы убежать, если бы её заперли на целую ночь. Почему бы и нет?
Мало того, что Женьке повезло с побегом, он ещё и повстречал мадемуазель Виолетту и Наромарта. Разве это не везение? Мог бы попасть к какому-нибудь лавочнику или ремесленнику и работал бы у него мальчиком на побегушках до совершеннолетия. В книге для чтения по ранней истории Вест-Федерации был такой рассказ – про несчастного мальчишку-сироту, работавшего в услужении у городского башмачника. Мог бы оказаться у нищих или воров, которые бы и его заставили воровать и просить милостыню: и такой рассказ в той же книге имелся. Ещё много чего быть могло.
А уж встретить вампира – не кровососа, это вообще везение из везений. Хотя… Мадемуазель Виолетта рассказывала, что в среднем один абстинент (Анна-Селена быстро запомнила это трудное научное слово, у неё вообще была очень хорошая память на термины) приходится на двадцать тысяч кровососов. А буквально за пару дней до своего похищения Анна-Селена смотрела в новостях сюжет про одного глупого шутника, подсунувшего в почтовый ящик своего знакомого фальшивое предписание на смертный приговор за переход улицы в неположенном месте. Вероятность такого приговора составляла один шанс из миллиона и никем всерьез не воспринималась. Анна-Селена сама, случалось, попадалась на таком невинном нарушении, и, честно сказать, не очень боялась административного наказания. Упреки отца были для неё куда страшнее хотя бы потому, что тот самый один шанс из миллиона, наверное, и был у неё этих упреков избежать. Вот и шутника, в свою очередь приговорили к тому самому одному шансу из миллиона на выживание. Честно говоря, практически к смерти. Двадцать тысяч – это, конечно, много, очень много, но ведь миллион – намного больше. В общем, на каждого невезучего, наверное, найдётся кто-то ещё более невезучий, а на каждого везучего – более везучий.
Вот если тот глупый дядька всё-таки вытащит свой счастливый билет, то, конечно, окажется везунчиком почище Женьки. Но всё равно Женьке всегда везет. Вот и сейчас в лесу, все попались, а он убежал. Не-мертвые способны ощущать присутствие себе подобных на довольно большом расстоянии, и девочка, даже не помня себя от страха, чувствовала, как мальчишка-вампир убегает всё дальше и дальше, пока он, наконец, не затерялся в чаще леса. Целый и невредимый.
А она вот попала сначала в лапы разбойников, которым была совершенно не нужна, потом в лапы работорговцев, которым, если разобраться, тоже от неё было больше хлопот, чем прибыли. Не погибла только благодаря Сережке, которому, можно сказать, ничем не смогла помочь. Без её еды он бы всё равно дотянул бы до города, даром что худой, как велосипед. И палкой бы его охранники не побили, ведь всё это началось с ремня Анны-Селены, хотя она ремня и вправду не пыталась перетереть.
Ну а в городе случилась новая напасть: их разделили. Когда разбойники продавали детей караванщикам, и девочку и мальчика купил один и тот же купец. Но, как оказалось, по дороге Сережку кто-то выкупил. И теперь она осталась в городе, чтобы быть проданной на торгах, а мальчишку погнали с караваном куда-то другое место. Порвалась последняя ниточка, связывавшая Анну-Селену с её прежним существованием.
А выкупил Сережку Яшкина у почтенного Кеббана, разумеется, Меро. После того, как мальчишка показал себя в бою на палках, последние сомнения у наемника отпали. Охранник, он хоть и не купец, но выгоду свою блюдёт ничуть не хуже. Если есть возможность подзаработать – не зевай, суетись. Баклан, который прилетает поздно, пролетает мимо. А кушать-то хочется…
Проверкой Меро был удовлетворен полностью: мальчишка оказался стоящим товаром. Правда, возрастом он явно не вышел, обычно ланисты предпочитали покупать для воспитания и обучения подростков весны на две-три постарше, ну да юный возраст – это тот недостаток, который со временем быстро проходит. А для наемника как раз в этом заключалось отдельная удача. У незнакомого продавца ни один ланиста мальчишку, которому всего-то дюжина весен, а может, и того меньше, не купит, но у Меро имелся знакомый ланиста. Очень хорошо знакомый. Одно только плохо: знакомый этот был довольно далековато – аж в Толе.
Звали знакомого Луций Констанций, в молодости он служил в имперских войсках и даже дослужился до звания додекана, а после выхода в отставку устроился ланистой в школе Ксантия, считавшейся в городе одной из лучших. К тому же, бывшей одной из немногих, где обучению гладиаторов уделялось серьезное внимание. Ксантий не боялся покупать подростков, абсолютно не готовых к бою на глазах у почтеннейший публики, а его ланисты возились с теми порой по несколько весен, терпеливо обучая искусству сражаться. Это выходило недешево, но рано или поздно себя окупало: опытный гладиатор стоил баснословные деньги, и приносил своему хозяину немалый доход. Владельцу школы перепадала изрядная часть от сбора за вход в цирк, а владелец цирка старался привлечь зрителей на трибуны за счет боёв с участием самых лучших и самых популярных воинов. Сверх того, если наместнику или кому-то из аристократов приходило в голову устроить особое представление с гладиаторскими боями, то они, разумеется, обращались в те школы, где содержались лучшие бойцы. И, надо сказать, на деньги ради такого случая благородные господа не скупились.
Предки Меро служили Констанциям уже несколько поколений. Кем, отец наемника, был управителем в доме до самой своей смерти, а Эно, поныне здравствующая матушка Меро, ведала съестными припасами. Старший брат Лорр считался секретарем господина Луция, должность была совершенно бессмысленная, ибо послания отставной додекан писал реже, чем одно время года сменяло другое. Нашлось бы хлебное место при доме и младшему брату, но тому доля слуги была не по душе. Мужчина на то и мужчина, чтобы проводить свою жизнь в приключениях, в борьбе, в сражениях. Добывать деньги, сокрушать врагов, покорять сердца женщин, своими глазами видеть дальние станы. Променять бурную жизнь, полную приключений на ежедневное корпение над свитками днём и одну и ту же женщину ночью? Нет уж, спасибо. Да Лорр за всю жизнь не ощутит и двенадцатой доли того счастья, которое пережил Меро, из последних сил вонзивший кинжал по самую рукоятку в брюхо здоровенному уршиту в одном из притонов Коса. Он дюжину раз мог погибнуть в этом бою, но всё же победил. Уршит рухнул на песок, заливая его кровью, а Меро упал рядом, не имея сил подняться. Восторженные поклонники, поставившие на него деньги и теперь сорвавшие изрядный куш, подхватили его на руки и несколько раз подбросили к потолку, а он только плакал от счастья. Потом к его услугам была лучшая выпивка и жратва, которую только сумели найти. Он мог бы взять любую из доступных женщин, только после такого боя на ложе он был не сильнее последнего евнуха. Впрочем, это удовольствие от него никуда не убежало, следующую ночь он проводил в объятиях красавицы из Лагурии, столь опытной в искусстве любви, что была способна дать не один урок младшим жрицам в лупанарии. Лорр, наверное, понятие не имеет о том, что такое удовольствие вообще возможно, хотя и выполняет свой супружеский долг регулярно и с надлежащим рвением, не даром обзавелся уже тремя детьми.
В общем, каждому человеку – своя жизнь. Лорру – читать и писать, Меро – мотаться по свету, продавая свой топор кому придется, ну а мальчишке этому – стать гладиатором в школе Ксантия. И, честно говоря, для него такая судьба – далеко не худший вариант. Слишком уж в нём гордости много. Для гладиатора это, пожалуй, достоинство, если только направить её в нужное русло. Для домашнего раба – определенно недостаток, причём из тех, которые губят карьеру быстро и на корню. Кто, скажите, захочет держать дома гордого и строптивого раба? Ну, на первый раз выпорют и посадят в колодки. Но ведь мальчишка на этом не успокоится. Ну, и что тогда с ним будет? Скорее всего, запорют насмерть. Впрочем, возможны и другие варианты: если хозяину доставляет удовольствие наблюдать за мучениями рабов, то вместо банальной смерти под кнутом парнишку ожидала какая-нибудь изощренная и мучительная казнь, скорее всего, сожжение заживо в просмоленной одежде или насаживание на кол. А если хозяин попадётся, наоборот, особенно добрый, то вместо немедленной смерти таких рабов отсылают в каменоломни. Там и здоровые-то мужики редко больше двух весен протягивали, а уж ребенку больше полудюжины месяцев никак не прожить.
Немногим лучшей участью было попадание на загородную виллу или в поместье. Конечно, такие рабы живут вдали от господского глаза более спокойной жизнью, но и работы у них не та, что у рабов домашних. Деревня – не город и работа найдется всегда, от рассвета до заката. А то и ночью. Конечно, парнишка хоть и худой, но сильный и крепкий, а иначе и в гладиаторскую школу его нечего и было пытаться продать. Деревенскую работу он может и осилить. Но в деревне для рабов управитель – бог и Император в одном лице. И управители тоже не любят непокорных рабов и умеют находить действенные способы от таких избавиться.
Так что, как не крути, а выходило, что Меро не только денег на этом пареньке подзаработает, но и благодеяние ему оказывает. Малец, понятное дело, этого не оценит, ну да кому какое дело до того, о чём думает раб. Ни благодарности, ни проклятия мальчишки наемника, естественно не интересовали, однако про себя он решил, что как только парень перейдет в его собственность, надо будет ясно дать ему понять, как следует себя вести.
По всему выходило, что дешевле, чем за две дюжины ауреусов Кеббан парня не продаст. А это, считай, плата охранника каравана чуть ли не за целый месяц. Расставаться с такими деньгами, заработанными немалым трудом, Меро был совсем не расположен. А ведь раба потом нужно ещё и содержать. Наемник, естественно, желал потратить как можно меньше, а для этого нужно было, чтобы как можно большую часть пути невольник проделал в караване как чужая собственность.
Увы, сэкономить Меро не удалось. Ни с того ни с сего почтенный Кеббан возжелал выделиться из каравана и принять участие в торгах в первом же городе, стоявшем на их пути – в Альдабре. Для наемника это было неприятной неожиданностью, он рассчитывал, что уж до Плошта никто из купцов каравана не покинет. Мало того, о том, что Кеббан и его товар остаются в городе, Меро узнал лишь утром, накануне выхода, поэтому пришлось покупать мальчишку в большой спешке. А кто покупает быстро, тот платит втридорога, да будет доволен Кель, научивший людей обдирать до нитки и ближнего своего, и дальнего.
Хорошо хоть, что из Альдабры караван выходил не с утра пораньше, а ближе к полудню. Иначе, пожалуй, от идеи подзаработать на мальчике пришлось бы отказаться: где ж это видано будить почтенного купца с утра пораньше ради сделки на пару дюжин ауреусов. Засмеют. Да и купец, конечно бы, со зла погнал бы покупателя прочь.
А так торговля произошла в харчевне "Вертел Келя", расположенной напротив невольничьего торжища, в которой традиционно останавливались приезжие торговцы живым товаром. Меро застал Кеббана как раз за трапезой, тот подкреплялся крупными кусками жирной баранины, зажаренной с овощами. Рядом с деревянной тарелкой стояла глиняная кружка с местным виноградным вином, которым купец изволил запивать щедро сдобренное пряностями блюдо.
– Значит, остаетесь в городе, почтенный Кеббан? – издалека начал разговор наемник, опускаясь на табурет рядом купцом.
Тот недовольно оторвался от бараньей кости, которую с аппетитом обгладывал, и угрюмо посмотрел на Меро.
– А тебе что с того? Я свою долю денег отдал Шеаку сполна. Он с тобой за всё расплатится.
Лицо охранника исказила легкая усмешка.
– Я нисколько не сомневаюсь в твоей честности, почтенный Кеббан. И пришел вовсе не за тем, чтобы требовать у тебя денег. У меня к тебе другое дело.
Во взгляде темных глаз купца мелькнуло неподдельное удивление.
– Дело? Какое дело?
– Я бы хотел прикупить кое-кого из твоего товара.
Купец сделал солидный глоток из стоявшей перед ним пузатой глиняной кружки, звучно рыгнул, утёр губы тыльной стороной ладони.
– Тебе понадобились рабы?
– Один раб.
– Пусть так. Ты хочешь купить какого-то определенного раба?
– Безусловно. Мне нужен тот лохматый мальчишка, которого ты купил в Плескове.
– Мальчишка? Гм…
Кеббан ещё раз надолго приложился к кружке.
Первое дело для купца – понимать, что нужно покупателю. Сейчас же предложение наемника застало торговца врасплох. Зачем Меро нужен мальчишка, Кеббан решительно не понимал. Слуга? Наемники никогда не разъезжают со слугами-рабами. Да и толку от такого малолетнего слуги – как молока от борова. В постель? Бред. Тогда бы мальчиком для удовольствий охранник бы озаботился в начале пути, а не в его конце. Уж в Восьмиградье-то можно было найти утеху на самый изощренный, а по мнению Кеббана – извращенный, вкус. Но тогда – зачем? Не иначе, как знает, кому продать мальчишку с прибылью. Ну что же, значит, надо заставить его частью прибыли поделится.
– Мальчишка – так мальчишка. Три дюжины ауреусов – и он твой.
Цена, конечно, была безбожно завышена: опытный купец прощупывал собеседника.
– Извини, Кеббан. Я пришел говорить с тобою серьезно, а ты, видимо, намерен шутить, – Меро попытался приподняться с табурета.
– Нет-нет, – вскричал работорговец и даже чуть привстал, останавливая наёмника. – Я серьезен, как орк, попавший в женские термы. Разве три дюжины золотых монет слишком большая цена за этого раба?
– Три дюжины – это цена не мальчишки, а юноши, почтенный Кеббан.
– Бесспорно. Но тебе ведь не нужен юноша. Тебе нужен мальчишка, и не любой, а именно этот. На нём ты сможешь заработать, на другом – нет. Верно?
– С чего ты это взял?
– Я давно торгую рабами, почтенный Меро. Не могу себе представить, куда ты хочешь его пристроить, но тебе нужен именно этот мальчик – это очевидно.
– Хорошо, пусть так. Три дюжины ауреусов мне за него там не дадут. Даже две с половиной – и то не дадут.
Кеббан ухмыльнулся и подмигнул собеседнику.
– Брось, Меро. Ты же не будешь возиться с этим щенком за жалкий ауреус? Да на еду придётся потратить больше.
– Не пытайся строить догадки, почтенный Кеббан. Давай не будем дурить друг другу голову. Либо назови реальную цену – либо прощай.
– Ты хороший охранник, Меро, но купец ты никудышней. Кто же так торгуется? Если бы все купцы были такими как ты, то на месте этого прекрасного города стояла бы жалкая деревушка.
– Так я и не купец вовсе.
– Ну, так и не занимайся не своим делом.
Меро легонько пожал плечами.
– Как скажешь. Если ты не хочешь продать мальчишку – так тому и быть. Но долго торговаться я не умею, да и не располагаю временем, Шеак вот-вот выведет караван. Давай не будем отвлекаться от дела.
– Хорошо. Назови свою цену.
– Две дюжины ауреусов без двух маретов.
Купец задумчиво поскреб заросший подбородок. За двух детей он отдал в Плескове полторы дюжины, правда, пришлось потратиться на содержание и фальшивые бумаги. Но всё равно за девчонку он хоть полторы дюжины, да и выручит. Предложение наемника, в общем, было выгодно, но всё же имело смысл попытаться его приподнять. На торгах за мальчишку, пожалуй, можно было выручить поболее двух дюжин золотых монет. Если, конечно, Кель будет милостив и ниспошлёт удачу.
– Ты предлагаешь слишком мало, почтенный Меро. Слишком мало, – изрек, наконец, Кеббан.
– Думаешь, тебе предложат больше?
– В Море юный комнатный раб может стоить и три дюжины ауреусов. А уж две с половиной стоит наверняка.
– Верно, но это только в Море и её окрестностях. Здесь же спрос на комнатных рабов невелик. А для работы на винограднике или в поле такого малыша никто покупать не захочет. Ты рискуешь не продать его в этих краях.
– Не продам здесь – продам в другом месте, – легонько пожал плечами купец, подхватывая с деревянного блюда очередной кусок баранины.
– Чем дольше ты его не продашь, тем больше истратишь на его содержание, – ответил тем же наемник. – Мне-то что, не мои деньги.
– Ну, не так уж дорого он мне и обходится.
– Хорошо, раз ты хочешь выручить за него непременно три дюжины – я пошел. Таких денег я за него не отдам, – Меро снова попытался встать с табурета.
– Да погоди же ты. Я не против скинуть цену, чтобы побыстрее избавиться от мальчишки. Но, сам понимаешь, скидка будет в пределах разумного.
– Две с половиной дюжины – это тоже слишком много.
– Но две дюжины – это слишком мало. Сам посуди: мальчик крепкий и здоровый…
– И слишком маленький для тех работ, в которых важны сила и здоровье. А вот характер у него скверный, это ты сам мог заметить. Ты же не собираешься продавать его непременно вместе с девчонкой?
Купец ухмыльнулся нелепому предположению.
– Я собираюсь продать его с выгодой. А до его характера мне дела нет. Начнет буянить – прикажу выпороть, делов-то.
– Не скажи, не скажи, почтенный Кеббан. Хозяева не любят покупать строптивый товар. Парень может заартачиться не вовремя и сорвать выгодную сделку.
– Может такое быть, – согласился купец. – Но лучше рискнуть, чем отдать его за бесценок. Если бы ты предложил мне хотя бы две дюжины и четыре ауреуса.
– Две дюжины ауреусов и четыре марета.
Купец тоскливо посмотрел на остывающее мясо. Нет, из прижимистого наемника больших денег не вытянешь. Надо было решаться – или твердо отказать ему в продаже, или отдавать мальчишку по предложенной цене. Возиться с детьми-рабами Кеббан никогда не любил, поэтому склонился ко второму варианту.
– Ладно, плати две дюжины и один ауреус – и забирай мальчишку куда хочешь. А за меньшие деньги я его не отдам.
– Договорились.
– И за регистрацию сделки платишь ты. Все расходы: и писцу, и имперскому чиновнику.
– Чиновнику заплачу, а на писца тратиться нужды нет: я и сам могу написать купчую. Грамоте обучен, бумага имеется, чернила тоже.
– Ну-ну… – саркастически протянул купец.
Как и подавляющее большинство собратьев по профессии, он едва умел читать и писать, и с большим сомнением относился к тем, кто, не будучи государственным чиновником, благородным господином или мудрецом, претендовал на это умение. Набросанную Меро бумагу он, впрочем, подписал без малейших колебаний: деньги наемник отсчитал ему прямо на месте, а если потом в базилике или ещё где у наемника возникнут проблемы, так пусть сам эти проблемы и решает. Бережливость, конечно, качество хорошее и почтенное, но есть траты, на которые скупиться выходит себе дороже. Вот так у Сережки Яшкина и сменился хозяин.
Мальчишка почувствовал, что в его судьбе произошла какая-то перемена, когда наемник повел его одного из барака. Только вот что это за перемена, в тот момент угадать было невозможно. А дальше уже и угадывать было не нужно: его просто грубо повалили на землю, туго связали веревками запястья и лодыжки, а затем перекинули через спину лошади, словно мешок. Сережка попытался, было, извернуться и сползти на землю – ему не позволили.
