Текст книги "Ростерия (СИ)"

Автор книги: Александра Шпатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

– Осечка? – едва сдерживая смех, толкнула сестру локтем Саша.

– Не злорадствуй, – легонько наступила той на ногу Лизавета. – Было бы во что стрелять.

***

Следующий день прошёл весьма приятно. Погода смилостивилась над бедными учениками, и ребята высаживали подросшие деревца, греясь под слабыми ласковыми лучами. Заболоцкие с лёгкостью отыскали Соню и Мишу, поэтому теперь школьники вчетвером имитировали бурную трудолюбие, на деле же подростки рассказывали сёстрам о путешествии в телеги и казусах, случавшихся на пути.

– …И вдруг из кармана у уже тёпленькой Алёны выпадает флакончик! Она запротестовала, якобы, в бутылочке духи, но к ней подскочил Олежа! – Лиза с Сашей слушали, затаив дыхание. – Какой же крик поднялся! Он начал звать Ирину Васильевну, стекло в его руках лопнуло, «Зелье Жизни»[11] брызнуло на костюм, прибежала куратор…

– Представляю, как вы веселились, – прыснула блондинка.

– Да, насмеялись, но юмор был исключительно плебейский, ведь, разумеется, ни одна особа хотя бы немного знатных кровей не соизволила составить нам компанию, – спокойно сказал юноша.

– Я же попросила прощения! – возмутилась Елизавета.

– Я тебя не обвиняю, – притворно вздохнул Михаил. Лиза незаметно повела глазами в сторону в очередной раз за день, а Софья несильно, но ощутимо ущипнула её.

– Ай! – пострадавшая выронила лейку. – За что?

– У тебя паранойя! – в свою очередь рассердилась рыжая девочка. – Который раз ты уже оглядываешься, десятый? Никого нет за твоей спиной, сядь прямо, уймись.

Дворянка тихо огрызнулась, но просьбу выполнила.

– Какие у учителей планы на нас? – спросила Саня у подруги, не обращая внимания на перепалку.

– Завтрашний день свободен. Меня снова вызвали Лихоборовы…

– А меня мать отправила на базар, торговать горшками и прочим, на протяжении целой недели, – отозвался Плясунов.

– Кажется, я поняла, куда пойду завтра, – потёрла ладони в предвкушении блондинка.

– А как же ты успеешь на праздник? – повернулась к Михаилу Сонечка.

– Разумеется, никак. Наша лавка важнее, а посмотреть на парад я успею в следующие годы.

Девочки сочувствующе вздохнули, Лиза ободряюще хлопнула товарища по спине.

– Маленькие лодыри! – ахнул преподаватель изящных искусств, материализовавшийся за спинами подростков. – Языками чешут, пока остальные работают!

Ребята синхронно схватили лопатки и с удвоенным энтузиазмом приступили к заданию.

***

Холодно. Лизавета, подавляя зевоту, мелкими шажками продвигалась по мощёной извилистой тропке, покручивая черенок у едва надкусанного яблока – пропал аппетит. Налетел новый порыв ветра, вынудивший девушку закутаться в шаль и съёжиться. Заболоцкая, как и обещала, шла на местный базар; шла без желания, вынужденно, из принципа. Сегодня у дворянки было плохое настроение, вялое и раздражённое, и ситуация усугублялась от того, что блондинка не могла найти ему причины. Саша тоже встала не с той ноги: не съела ни крошки на завтрак, а после заперлась в комнате. Впереди показались игриво подмигивающие огоньки праздника, разноцветные шатры, торговцы и ресторанчики. Лиза нехотя ускорилась. Дорожка под ватными ногами плавно переросла в мостовую. Гостья осмотрелась: та же самая ярмарка, которую устраивали в честь появления нового источника, только расположение товаров немного поменялось. Девушка сильнее завернулась в шерстяную колющуюся ткань и степенно направилась вглубь улицы. Чувство дежавю укрепил акробат, шагающий на ходулях между восхищёнными посетителями. Елизавета не ответила на приветствие клоуна, обойдя его по максимально возможному радиусу, и начала выискивать скромную палаточку с глиняными горшками. Через полчаса, так и не найдя однокурсника, блондинка увидела странно бликующую лавочку. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что стены её скрыты под зеркалами всевозможных размеров, форм и стоимости. Одна из серебристых поверхностей с готовностью отобразила хмурое лицо со следами явного недосыпа. Всю ночь девушка мучилась от кошмаров и задремала лишь под утро. Противоестественная паника и предчувствие не давали покоя, возможно, после того злосчастного случая в школе даже развилась мания преследования.

– Что-то приглянулось? – выплыла из-за ширмы женщина в балахоне.

– Нет-нет, – Лиза заторопилась дальше. Побродив по ярмарке ещё немного, она наткнулась на указательный камень со знакомыми смешными надписями, предваряющий распутье. «Ни родника не потратили на организацию», – рассеянно подумала Заболоцкая средняя, сворачивая в ту же сторону, какую выбрала в прежний раз. Удивлённой девушке открылась поразительная картина: загадочный флёр не менее загадочно исчез, обнажая кривые непритязательные конструкции и забрав с собой бОльшую часть волшебной атмосферы, ранее царившей здесь. Сюда ворвались толпы людей, а тенистые лужайки и сказители с гуслями исчезли. В магазинчике эфирных масел с витрин исчезли все баночки с сомнительными этикетками. Обыкновенный базар.

– Здравствуй, красавица, – раздался знакомый мелодичный голос за спиной. Лизавета крутанулась на месте: на неё хитро смотрели ярко-синие глаза, какие можно встретить только у народов восточной Ростерии. Густые серебристые волосы, не скрываемые тюрбаном, оттеняли смуглую кожу.

– Вы? – с облегчением улыбнулась блондинка. – Не надеялась снова увидеться.

– Отчего же так пессимистично? – рассмеялся мужчина. – К слову, понравилась ярмарка?

– Ничего не изменилось, – закручинилась девушка. – Как будто августовский базар поставили на колёса и перевезли сюда.

– В таком случае я бы на Вашем месте побывал везде, куда не добрался в прошлый раз, – заметил собеседник, – Вы же пришли от развилки, верно? Только тропинку, где можно совесть потрерять, лучше обходить стороной.

– Это же левая дорожка, да? А куда она ведёт?

– В бордель, – пожал плечами тот. Блондинка чуть не поперхнулась и похвалила себя за то, что не постеснялась спросить, иначе не миновать конфуза. Хотя ответ логичен, самой следовало догадаться… Внезапный ветер игриво стянул шаль с головы девочки.

– Где же синяя лента? – мужчина жестом обрисовал тонкую струящуюся ткань.

– Сегодня оставила дома, – Елизавета собрала в хвост растрепавшиеся волосы. – А Вы совсем меня не забыли.

– Я узнаю каждого своего покупателя, – показал белые зубы пожилой продавец.

– У вас такая хорошая память? – Заболоцкая облокотилась о прилавок.

– Нет, у меня мало клиентов, – склонился мужчина к девушке. – В тот день Вы единственная приобрели мой товар.

– Этого и следовало ожидать – бесчеловечная цена.

– Но я всегда готов договориться, – блеснул он глазами.

– Сейчас Вам не на что надеяться – у меня в кармане ни речушки.

– А у меня конфисковали почти всё добро, – парировал продавец. – Мы квиты.

– Да… – что, во имя всех источников, происходит? – Я заметила, что внешний вид шатров в некотором роде претерпел изменения. Возможно, Вы… – она замешкалась, не зная, как обратиться к собеседнику.

– Родион, – протянул сухую ухоженную ладонь мужчина.

– Лиза, очень приятно, – осторожно пожала руку блондинка.

– Правда Ваша, Лизанька, – задумчиво произнёс он. – Атмосфера сильно поменялась, и не в лучшую сторону. Мою палатку обыскали, перевернули вверх дном, отобрали половину товаров. Даже головной убор заставили снять.

– Но почему? – недоумевала Заболоцкая. Мимо прошла пожилая супружеская пара, и мужчина замолчал. Дворянка перегнулась через прилавок.

– Что-то назревает, – доверительно сообщил ей Родион. – И королевский двор это чувствует.

Вникнув в суть последних слов, девушка похолодела. В мозгу как будто щёлкнул или шевельнулся, показавшись на миг, давний сон, ужасным предчувствием пробежавший по коже и заставивший покрыться мурашками. Она бросила короткую благодарность знакомцу и помчалась домой. Достаточно с неё геройств – пришло время обо всём рассказать.

***

– Мы пропали! Все наши планы рухнули, идеи стали прахом!

– Прекрати драматизировать и не суетись. Объясняй по порядку. Каждому, здесь присутствующему, интересно знать то, что известно тебе.

– Я… Я… «сдавленный мученический кашель и всхлипы».

«Голос из толпы» – Выведите его из круга! Это обоюдные мучения. Кто-то один должен выпытать у Макса новости, а потом передать остальным. Найдётся герой? «Сконфуженный ропот».

– Как всегда, любое задание перепоручают мне, замечательно… Максим! «Две минуты напряжённой тишины».

– Итак, товарищи, дела наши действительно плохи: гвардейцы обыскали туннели, и, собственно, учитывая их принципиальность и педантичность, глупо было бы надеяться, что они ничего не найдут.

– Ах! Ах!

– Тишина! Не время впадать в панику и расслабляться. Мы ещё повоюем, следователям понадобится время для опроса и дознания, а колонны Осведомителей проредились, но грядущие четыре дня обещают стать самыми тяжёлыми, нужно браться за работу с утроенной силой. Приготовления не завершены, орудия не доставлены, место не назначено, сроки поджимают, так что…

– Секунду, трое с лишним суток? Отчего так скудно?

– Наступает последний общенародный праздник, который нам подходит. Взрослые непременно должны видеть наше выступление, иначе план не удастся воплотить. Ещё вопросы? «молчание». Отлично! Тогда ускоряемся!

***

Путь до гостиницы не сохранился в памяти Елизаветы. Единственное, что осталось напоминанием о длительной пробежке – спёртое дыхание и саднящая боль в горле, мешающая объясниться. А объясниться следовало: например, почему, стоя на пороге, девушке приходилось держаться за дверь во избежание падения; почему выходила на улицу она в шали, а вернулась без; почему она заслонила собой проход, не пуская родителей и сестру, также очень встревоженную. Но для начала следует дождаться, когда же из горла начнут появляться звуки, а не хрип. Отцу с матерью тоже требовалось время, чтобы прийти в себя, и лишь по его истечении они подхватили старшую дочь за руки, внесли в прихожую и усадили на мягкое кресло. Олеся скрылась за хозяйской стойкой, Николай присел на корточки, обеспокоенно взял Лизу за подбородок и повернул в одну сторону, затем в другую, Саша встала за спиной и положила руки на плечи сестры.

– Тебя кто-то обидел? – выпалила мама нетерпеливо, поднося ковш с водой. – Ты поранилась? Тебе угрожали? Молю, не молчи!

«Вот, оказывается, как она разговаривать умеет», – проползла отстранённая мысль, пока блондинка огромными глотками опустошала чарку; холодная жидкость стремительно остужала полыхающую гортань.

– Лиза! – хором взвыли Заболоцкие.

– Нет, – в конце концов, оттолкнула посудину девушка и откинулась в кресло. – Со мной всё в порядке. Только устала.

– Ты бежала, словно за тобой гнались гепарды, – выдохнула Саня. – Должна быть веская причина.

– Так и есть, – блондинка наполнила лёгкие кислородом. Сейчас, дома, среди родных, неконтролируемый страх отступал, и дворянка не понимала, что же её испугало. Нынешний год выдался тяжёлым, щедрым на ссоры, разборки и прочие неприятности, школьная программа стала ощутимо сложнее, а продавец, обиженный на гвардейцев за особо пристрастный досмотр, преувеличил то, что уже известно. Недовольные будут в Ростерии и любом другом государстве всегда, но никто не считал это поводом для серьёзных опасений. Но три пары глаз смотрели на Лизавету с неведомым ранее участием… И девушка, сперва решившая промолчать, начала повесть: – Я думаю, рассказать придётся многое.

Тёплая гостиничная комнатка, рассчитанная на одного человека, погружена в предрассветную темень, хотя солнце давно поднялось над горизонтом – пожелтевшие от времени окна были закрыты, а любому проникновению света препятствовали цветные расписные ставни. Обустроено помещение в меру аскетично: широкая кровать с сиреневым постельным бельём; низкая тумба рядом и серебряный подсвечник на ней, тщательно отмытый от воска; большой старый немеханический камин, за оградой которого чернел уголь. Сразу становилось ясно, что спаленка предназначена более для ночного отдыха, чем для постоянного обитания. Блондинка лежала на заправленной постели, в домашних туфлях, белом ажурном платьице с кружевами на подоле и декольте и с воздушными рукавами. Она второй час не меняла позы, уставившись в потолок и считая мелкие трещинки: один, два… Всё тело затекло, требовало малейшего движения, но Заболоцкая стойко держалась. Она надеялась, что родители, случайно ли, специально, заглянув в спальню и увидев столь выразительный укор совести, вмиг сгорят от стыда. Ещё девочка едва терпела, чтобы не начать колотить ногами и руками по кровати и не завизжать от злости и обиды, потому что вся ярость без остатка должна или излиться на родственников, или помочь придумать план освобождения. И Елизавета, дабы достичь обеих целей одновременно, сосредоточенно вспоминала, а вспомнить было что: её вчерашний длинный монолог, никем не прерываемый, поначалу бессвязный, но всё более чувственный по мере продвижения и погружения в историю. Девушка, как на допросе, выдала то, чего раньше не осмеливалась рассказать родным: и про давнее знакомство с ребятами, которых поначалу она приняла за злоумышленников (как выяснилось, не без оснований). И про двойственное впечатление, произведённое ими. Ведь на это и повелась девочка, именно поэтому и стала общаться с загадочной троицей что-то скрывающих подростков, вечно появляющихся без предупреждения, вырастающих, словно из-под земли, и так же таинственно исчезающих, оставляющих на прощание только зыбучий провал в памяти. И про развитие с ними отношений, первые недели продвигающееся со скрипом, но потом всё больше ускоряющимся под непонятным напором прилипчивого Димы, действующего с какой-то целью, умудрявшегося без устали трепать языком, вызнавая всё о собеседнице, но ничего толком не рассказывая о себе. И про Митькины загадки да тайны, где одной из самых запоминающихся являлась так и не разгаданная головоломка о способе проникновения в имение Заболоцких, попытка разобраться в которой и привела Лизавету к ещё более ветвистой истории с подземными ходами. И про её, Лизину, исследовательскую деятельность, так печально закончившуюся ограблением, ссорой, подозрением в причастности ребят, оказавшемся абсолютно пустым, последующий суд, раскрывший новые подробности, прояснивший всё и запутавший одновременно… Юганские Скверные тоннели, слежка в школе, гигантский наплыв учеников, подозрительный из-за полной незаинтересованности в предыдущие сотню лет, и безумец на августовской ярмарке, послуживший катализатором для начала мыслительного процесса, тоже случайно сорвались с языка. В общем, после разговора дворянка ощущала неведомую доселе опустошённость. И успокоение. Но реакция матери и отца вновь заставила насторожиться девочку. Нет, мама не стала, как всегда, ужасаться и впадать в истерику, папа не начал делать дочери ошеломлённые и обвиняющие жесты. Родители только переглянулись. Очень быстро, так, что определить выражений их лиц в тот момент представлялось невозможным. Затем со снисходительностью посмотрели на сестёр, ибо Саша немо поддерживала Лизавету. Олеся ласково потрепала обеих по волосам, отчего блондинка окончательно растерялась. Разве не должен был вечер закончиться скандалом на почве, якобы, недоверия или хотя бы серьёзной озабоченностью всей семьи? Или старшие Заболоцкие и не слушали вовсе чистосердечные излияния? Наверное, именно этот вариант самый реалистичный, потому что девушка, по собственному мнению, привела неоспоримые аргументы в защиту теории. Почему же они молчат?!

– Милая, – ласково («Ласково?» – изумилась блондинка) сказала мать, – не хочу тебя обижать, но, боюсь, этот ужас – только у тебя в голове.

– Что? – отказывалась верить собственному слуху. Неужели её слова, такие убедительные, не принесли никакого результата? Папа стоял напротив и изредка кивал, а Саня… Она как будто растворилась, отошла на второй план.

– Мама права, принцесса. Мы уже давно начали замечать странности, творившиеся с тобой. Заговоры, иллюзии слежки, сочувствия – всё! лишь твои домыслы и фантазия.

Девушка переводила шокированный взгляд с одного родителя на другого. Они шутят, или так близоруки, или…

– Но я же слышала многое, что точно нельзя истолковать двояко – прямым текстом неизвестные выражали свои намерения! И осведомители нашли под землёй множество доказательств. А мои новые однокурсники? Отчего вдруг подобный всплеск нездорового ажиотажа? А странные совпадения, особенно частые в последнее время?

Чета Заболоцких прервала девочку.

– Нам грустно такое говорить, но непомерная нагрузка в лицее, приближение полнолуния и шероховатости в наших взаимоотношениях справились со своей задачей. Ты, разумеется, могла что-то нелицеприятное увидеть – недовольные были и будут всегда – но большею частью ты просто додумала, потому что очень боялась такого или, наоборот, очень хотела, – Олеся взволнованно прикоснулась тыльной стороной ладони ко лбу дочери и сильнее помрачнела. Невольно часть беспокойства передалась Елизавете: здорова ли она?

– Нет, у меня бы фантазии не хватило… Бред, – засомневалась она, порывисто выскочив из кресла. Её насильно усадили обратно

– Ты не представляешь, как мне стыдно за то, что наши ссоры довели тебя до этого состояния, – с трудом произнёс отец, скрывая глаза рукой и сгорбившись. Блондинка же перепугалась не на шутку. И запуталась. – Но мы обещаем, что всё исправим. В скорейшие сроки приедет целитель, – Николай обнадёживающе сжал плечи девочки, – и кошмары прекратятся.

– А сейчас тебе пора спать, – пропела Олеся. – Отдых – лучшее лекарство.

Ведомая и слегка подталкиваемая в спину родителями, Заболоцкая покорно поднялась по ступеням, открыла дверь, разделась, легла в кровать, стерпела отцовское укрывание тяжёлым одеялом; растерянная, погружённая в себя, она не сопротивлялась. «Хорошо, если слова мамы – чистая правда. Намного легче. Но где же Саша?».

– А ты уверен, – кинула она уходящему Николаю вслед, – что не следует сообщить Королевскому Двору? Бережёного Земля сбережёт.

Мужчина застыл в дверях, повернулся и вздохнул:

– Сомневаюсь, что накануне мартовского ликования можно отвлекать правительство по пустякам. А чем быстрее ты избавишься от ерунды в голове, тем быстрее поправишься, – напоследок от его губ разошлась забавная сеточка морщин. – Отдыхай, – и покинул комнату. Не прошло и секунды, как Лиза погрузилась в тёмный беспробудный сон. Тем временем Николай тихонько проскользнул в помещение, на цыпочках подошёл к окну, откуда веяло ласковой прохладой, свёл створки вместе и закрыл их ключом, что позаимствовал у хозяйки. Затем он не менее осторожно преодолел спальню, нарочито отвернувшись от дочери, дабы случайно не взглянуть на неё, переступил порог и, оказавшись снаружи, притворил дверь, повернулся на каблуках и встретился с напряжённым, но решительным взглядом жены. Отец опустил руки и на секунду повесил голову со вздохом. Если честно, он ожидал, что Олеся утешающе положит руку ему на плечо и крепко сожмёт, сопроводив сию скудную ласку ободряющими словами, но этого не последовало. С некоторым недоумением подняв взор, мужчина увидел, что уверенность супруги хрупкая, словно необожжённый фарфор, и способна треснуть под малейшим натиском укора или риторических вопросов. Заболоцкий с усилием сглотнул, и ему показалось, что бушующие душеизлияния, позорный стыд и вина ненадолго отступили, провалившись обратно в нутро. Остался лишь непозволительный, но оттого столь живучий страх, теперь, правда, весьма полезный – подстёгивающий к скорейшему действию. Николай сделал осторожный шаг назад, не отрывая блестящих глаз от женщины напротив, опёрся о створку и едва приложил чуткое ухо к гладкой древесине. Тишина. Но если прислушаться, то можно различить ровное замедленное дыхание спящего человека, которое так легко узнать и невозможно сымитировать… Мужчина тяжело отпал от двери. У него с Лизой и так довольно натянутые отношения, страшно представить, насколько всё может ухудшиться. Верно говорят, пришла беда, отворяй ворота. Рядом молча примостилась Олеся – очевидно, и ей было нелегко.

– А Саша? – позволил себе отец, вдавливая большим и указательным пальцами глаза в череп.

– Спит, – кротко выдохнула жена. Мужчина заметил, как она привычным жестом похлопала по карманам в поисках сигары, но вскоре руки её обессиленно упали на подол, заставив струящуюся ткань покрыться мурашками. – Похоже, она шокирована признанием сестры, мне не составило ни малейшего труда проводить её в спальню, она шла послушно, как сомнамбула. Испугалась, бедная.

– Или притворяется, – задумчиво произнёс Заболоцкий старший. Супруга его недоверчиво пожала плечами, но подкралась к соседней двери и так же, как Николай минуту назад, прислушалась. Убедившись, что младшая дочь спит, но более беспокойным сном, нежели старшая, женщина вернулась на прежнее место, между двумя прикреплёнными к стене подсвечниками. Чета Заболоцких помолчала немного, собираясь с силами. Вдруг Олеся вскинула глаза на мужа, в них Николай прочёл вопрос, который сам хотел задать. «Понятия не имею», – намеривался ответить он, потому особенно удивился, когда с языка слетело:

– Да, я уверен. Мы это делаем для их же безопасности. Ты сама слышала, о каких ужасах рассказывала Лизавета: вербовка, проповеди, контрабанда – и всё на улицах столицы! А её подозрительные знакомые? Они наверняка уже успели попытаться прибрать наших девочек под крыло. Лиза явно не могла такое выдумать, и она не способна на столь жестокие шутки. Да, не способна, я убеждён! Так что у нас нет причин обвинять её во лжи; разве что, себя утешить.

– Особенно учитывая то, что мы сами стали случайными тому свидетелями, – подхватила мать со странным, болезненным азартом. – Ты ведь помнишь тот путч, устроенный учениками третьего строительного лицея, в Приречном, в прошлом году? Нам едва удалось усмирить их.

– И не только, – протянул мужчина, – вспомнить хотя бы нововведение – якобы клубы филантропов, подозрительно быстро набирающие участников…

Супруги одновременно вздохнули, осознав, что дольше разговорами откладывать неприятное нельзя.

– Это тяжелее, чем я думала, – призналась Заболоцкая старшая.

– Нет, нам просто, к счастью, ещё не приходилось думать в подобном ключе, – мужчина постоял в раздумье. – И не смей надеяться на их благодарность! – строго сказал он, непонятно кому адресуя наставление. – Современные дети всегда считают, что правы или, по крайней мере, менее неправы, чем остальные.

– Я знаю, знаю, – кивнула, храбрясь, жена и… щёлкнула позолоченным шпингалетом, тем самым запирая старшую дочь внутри. Николай же, с невиданной для аристократии силой, перехватил тяжёлую балку и опустил её на две крепкие скобы по бокам от двери, окончательно закрепив за Лизаветой, сейчас мирно спящей и ни о чём не подозревающей, статус пленницы. Проделав такие же манипуляции в отношении младшей дочери, родители буквально сбросили тяжёлый груз с плеч, не весь, конечно, но ощутимую его долю.

– Мы же скоро их выпустим? – безо всякой надобности осведомилась Олеся.

– Конечно. Ведь, как я понимаю, кульминации ждать недолго.

– Нужно сообщить Императору…

– Разумеется, но утром. А пока подготовим речь.

***

Очнулась Елизавета не оттого, что солнечные лучи обжигали кожу; в комнате было темно, словно ночью, но блондинка чувствовала, что впервые за долгое время набралась сил. Она сбросила плед, с хрустом потянулась и опустила ноги на пол – она выспалась и жаждет или деятельности, или поесть. Девушка легко поднялась, сделала зарядку, с удивлением отметила хорошее настроение и на цыпочках подкралась к двери – домашние наверняка ещё не проснулась. Дёрнула за ручку. Ещё раз. И ещё. Тщетно. Упрямый замок не желал поддаваться и выпускать пленницу наружу. Лизавета в недоумении отошла. Затем последовала серия беспощадных ударов. Крепкая древесина стойко промолчала, зато заскрипела щеколда с той стороны. Дворянка, в ещё большем шоке, снова остановилась и задумалась: её заперли снаружи на засов. Заперли. «Наверное, Сашка или Илья подшутили», – без злости, несколько заторможенно решила блондинка. Родители ещё спят и скорее всего не слышали остервенелую дробь и хруст косяка. Альтернативный выход из ситуации возник в Лизиной голове довольно быстро: перевеситься через подоконник и попросить у прохожего помощи, ибо дожидаться утра девушка не желала. Она развернулась на сто восемьдесят градусов… И остатки сна мгновенно слетели. Обескураженная, она подбежала к плотно захлопнутым ставням. Судя по всему, кто-то ночью закрыл створки на ключ изнутри. Елизавета прижалась к миллиметровой щели между досками, и глаза резанул яркий, отнюдь не восходный свет. Девушка взглянула на часы – теперь ясно, отчего вернулось давно её покинувшее ощущение бодрости – часовая стрелка издевательски пронзала двузначное число на самом верху циферблата. Полдень. Спустя минуту размышлений Заболоцкая недоверчиво хмыкнула и вновь попытала счастья около двери, надеясь на, не много-не мало, авось. Окончательно убедившись, что щеколда случайным образом не исчезла, блондинка прислонилась к стене, уже не отвергая первоначальное предположение. Вчерашняя исповедь, неестественно спокойно настроенные родители, ласковые увещевания в её неполном психическом здоровье. Очевидная и короткая цепочка раздумий, наконец, привела Лизу к единственно-возможной догадке.

– А-а-а-а-а-а!!! – в бешенстве закричала девушка, сбивая костяшки о дерево. Гул от ударов наполнял всю гостиницу – проникал в щели, спускался по лестнице, ввинчивался в фундамент. По крайней мере, так казалось узнице. – А! А! А! – каждый возглас сопровождался новым грохотом. Блондинка обессиленно охнула и облокотилась о косяк. Во внезапной тишине послышалось неуверенное топтание на месте и шёпот. Разумеется, дворянка почти сразу узнала невидимых наблюдателей.

– Откройте немедленно, – устало хлопнула она ладонью по двери. – Вы слышите меня? Мне срочно нужно в уборную! – прибавила она неоспоримый аргумент.

– Принцесса, – выдержав паузу, заговорил папа, – госпожа Ирма обязательно выпустит тебя на некоторое время для посещения общественных мест, но не раньше, чем ты успокоишься.

У невольницы дыхание спёрло от возмущения.

– Вы считаете, я смогу угомониться после того, как родные отец с матерью посадили меня под замок, словно цирковое животное и велели выводить только по нужде?

– Не стоит себя накручивать, – строго сказала Олеся. – Мы не изверги, и нам очень тяжело было принять это решение. Ваша безопасность – самое главное, а что вы о нас подумаете…

– Наша? – переспросила Заболоцкая средняя. Воцарилось молчание. – Саша тоже взаперти?

– Конечно, она ничуть не меньше тебя способна на глупые поступки, – отрезал Николай. – Поэтому не грусти – её комната рядом.

– То, как вы с нами поступили – нечестно! – взвилась девушка. – Если бы я хотела принять участие в восстании, то не рассказывала бы вам!

– Мы очень ценим твою честность, – заверила её мама, – но подростки сейчас склонны в одночасье менять мнение, особенно под влиянием друзей и за компанию.

– Я не настолько непостоянна, и могу отвечать за свои слова!

– Дорогая, – начал отец, – тебе известно, что мы давно знакомы с купцами Опрасниками. Пару недель назад мы вновь повстречались, и, положа руку на сердце говорю, они абсолютно довольны и режимом в стране, и условием проживания, и их положением. Но если верить тебе, то их бунтарка-дочь радикальный и убеждённый революционер. Ты понимаешь, что не провести параллели мы не могли. Поэтому мы решили перестраховаться. Ведь не только себя погубишь, мы будем вынуждены тоже тебя поддержать, Лиза! – последнюю фразу папа почти выкрикнул.

– Почему?

– А ты сама подумай, – посоветовала мама. Девушка прижалась лбом к холодному дереву.

– Хорошо. Хорошо, – выдавила она. – Сколько продлится моё заключение?

– К сожалению, понятия не имеем. Пока волнения не улягутся, – насторожился Николай из-за внезапной смены настроения. Елизавета застонала.

– Я же умру от тоски…

– Нет, что ты! – обрадовались родители тому, что дочка всё же пошла на попятную. – Пятиразовое питание и регулярное посещение купален, отхожих мест и прочего мы тебе и Саньке обеспечим – мы договорились с Ирмой о доплате… Впрочем, не важно. Книги, Зауральские! принесём. А околоисточная глина? Ты ведь давно хотела попробовать с ней работать («Даже об этом вспомнили", – вяло удивилась та). И современными Российскими игрушками интересовалась. Опрасники совсем недавно вернулись из очередной командировки. Уверена, что-то подобное у них отыщется. Есть ещё пожелания?

– Да. Граммов двести свободы, пожалуйста.

– Лиза!

– Я всё поняла, – смирилась со своим положением она. – Можете идти. А кстати, куда?

– Предупредить императора, – неохотно ответила Олеся. – Молчать мы не имеем права, извини. Надеюсь, мы ещё не опоздали.

Собственно, далее смысла рассказывать нет – вам уже понятно, что утро у Лизаветы выдалось на редкость паршивое. Мало того, что обида жгла изнутри раскалённой кочергой; девушка, неподвижно лёжа на кровати, открыла совершенно новый вид деятельности – умственный, а именно самокопание. Неуловимая мысль мельтешила на задворках сознания, не желая остановиться ни на секунду, чтобы дать себя разглядеть. Единственное, что удалось выловить из общей пучины – число «шестнадцать», отчего-то вызывавшее сильнейшую тревогу. Но сколько бы ни старалась Заболоцкая найти связь – в голове опять мутнело. «Я хозяйка собственной памяти!» – рассердилась та: «Что за нелепые шутки?» Дворянка скосила глаза на прикроватную тумбу, помешкавшись, взяла большую чашку остывшего какао и без особого удовольствия, скорее, от безделья, пригубила. Час назад раздался шорох щеколды, в спаленку прокралась Ирма, оставила поднос с завтраком, пробормотала извинение и удалилась, не забыв закрыть дверь. Тем временем начали раздаваться мерные глухие удары, размеренные, но полные ярости. «Санька проснулась», – заключила дворянка. Спустя тридцать минут безостановочного стука («Упорная») воцарилась тишина, но лишь затем, чтобы вновь прерваться ритмичным звуком, требовательным голосом, чеканившим одно слово. Лиза. Сначала блондинка решила проигнорировать зов; впрочем, она догадывалась, что целеустремлённая Сашка не остановится, пока не охрипнет, и смилостивилась: в сумерках по стеночке добралась до двери и хмуро осведомилась:

– Что?

– Ты тоже взаперти? – чтобы различать более двух слогов, приходилось прижиматься ухом к дереву.

– Какая сообразительная. Дабы предотвратить твоё возмущение, я не иронизирую, потому что сама с трудом додумалась. До подобного бреда.

– Я подозревала, что этим закончится твоё признание ещё вчера, – призналась Александра.