Текст книги "Ростерия (СИ)"

Автор книги: Александра Шпатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

– Больше не буду у тебя в долгу, – хмуро объяснила та.

– Это мы ещё посмотрим, – беззлобно ухмыльнулась Заболоцкая и взяла мягкую ткань, обматывая ступни и щиколотки.

– Ты здОрово дерёшься, – заметила после небольшой паузы юная официантка.

– Ты тоже.

– Нет, я имею в виду, для дворянки. Я-то думала, вы все такие воспитанные, нежные.

– Разочарована? – Соня отрицательно мотнула головой, заулыбавшись, и Лизавета продолжила. – А на самом деле, я лучший боец в школе!

– Говорю же, зазнайка!

– Тебе мало показалось? – сурово сдвинула брови Лиза.

– Нет, это тебе мало. А я Соня, Кунжутова, – очевидно, предложение знакомства с её стороны было равносильно предложению мира.

– Как кунжут, – поддразнила её блондинка. – Меня зовут Елизавета.

– А фамилия?

– Заболоцкая, – самодовольно выговорила Лиза.

– Сочувствую, – искренне пожалела её рыжая девчонка.

– Что?! Я не жалуюсь, мне моё имя нравится целиком!

– А, да? Извини, не поняла, – и опять, ни грамма шутки. Блондинка долго серьёзно смотрела на соседку, а потом рассмеялась. Вскоре к ней присоединилась и Софья.

С тех пор девочки стали часто встречаться: Лизавета постоянно напрашивалась с родителями в гости к Лихоборовым, и Соня, чувствуя что-то или обходясь без выходных, всегда была там. Ребята порой уходили вглубь левого крыла особняка, куда хозяева своих гостей ни разу не приглашали (якобы потому что оно для прислуги), но чаще закрывались изнутри в заброшенной неиспользуемой кухне, слава источникам, находившейся в шаговой доступности от Красной залы. Старая качающаяся люстра с засохшими подтёками воска, деревянные, где-то обгоревшие, тёплые стены, ни одного окна, стол на толстых грубых ножках, старый низкий шкаф, на который девочки поставили зажжённые свечи, чтобы хоть немного разогнать полумрак.

– Жаль, что ты ко мне приехать не можешь, – сокрушалась Лизавета в один из подобных дней.

– Я почти всё время или работаю, или учусь, – пожала плечами рыженькая. – А путь до тебя неблизкий.

– Знаю, знаю… Скажи, если не секрет, к чему такая скрытность? Нет, мне всё нравится, здесь очень уютно, но мы же таимся от других, правда? Мне каждый раз приходится говорить родителям, мол, не могу терпеть, бегу в обсерваторию любоваться звёздами и прочими небесными телами.

– И они верят? – донельзя удивилась Сонечка.

– Мои отец с матерью не настолько наивны, – закатила глаза та. – Подозреваю, они догадываются, что я нашла приятеля среди персонала, но не хотят меня смущать и подыгрывают. И ты не ответила на вопрос.

– Во-первых, в это время я работаю, – резонно заметила Кунжутова.

– Аргумент, – согласилась блондинка.

– А во-вторых, мой работодатель очень мнительный. Он заставляет всех, кто трудится на него, подписывать разные бумаги, документы о неразглашении, моих родителей в том числе…

– Никогда бы не подумала, что у Олега Ярославовича есть что-то, что можно разглашать, – засомневалась та.

– У всех есть, и все скрывают.

– И ты уже знаешь что-то, чем можно шантажировать Лихоборова старшего? – подмигнула Лиза.

– Ещё нет, но ведь всё только впереди, посвящение в фавориты, например, тогда, я уверена, у него появится много тайн.

– Ты думаешь, именно он станет фаворитом? – нахмурилась девочка.

– Не обижайся, но да. Я всё-таки кое-что иногда слышу, не глухая же, и договоры о неразглашении чего-бы-то-ни-было никто просто так заставлять подписывать не станет. Есть у него какой-то козырь в рукаве. Но ты не расстраивайся, может быть, твой отец понравится королю больше.

– Я и не расстраиваюсь! А какой козырь?

– Надо же, какая ты простая! Такие тайны мне, разумеется, неизвестны, я и работаю здесь недолго. Но если бы и знала, вряд ли бы рассказала тебе.

– Вот, оказывается, какая ты! А ещё другом называется!

– Лиза, мы знакомы с тобой не больше двух лет…

– А ты привыкла измерять дружбу временем? – на такой категоричный вопрос Софья ничего не смогла ответить.

– Своя рубашка ближе к телу, – начала оправдываться она.

– Почему ты постоянно используешь поговорки? Речь у тебя, как у сапожника, – прервала приятельницу блондинка.

– Я же частенько нахожусь на кухне, среди поваров, а они с сапожниками одного поля ягоды. С кем поведёшься, от того и наберёшься.

– А сейчас ты специально перебарщиваешь.

– Ты меня раскусила. А теперь моя очередь, – Сонечка грозным следователем глянула исподлобья на подругу. – Каждый раз, когда вместе с вами приезжает твоя сестра, ты остаёшься и общаешься с ней.

– Ты имеешь что-то против? – хихикнула блондинка.

– Нет, но мне интересно, почему я так редко её вижу? Ей у нас не нравится?

– Во-первых, ты должна радоваться, потому что навещай она вас чаще, сразу бы тебя раскусила, смышлёная больно. Во-вторых, она много болеет, мы оставляем её на попечении врачей.

– А что же сами ездите? – хитро спросила рыжая девочка.

– Не знаю, – буркнула Лиза. – Кажется, отец что-то говорил о королевском дворе и тяжёлом положении…

Соня милостиво закончила опрос, встала, задвинула ногой табурет под стол и пошла к обшарпанному, но милому шкафчику, что стоял около сломанного мехкамина. «А в правом крыле новых приборов совсем нет, наверное, гостям не хотят показывать», – решила про себя средняя Заболоцкая. Тем временем Сонечка достала из тумбы припрятанный кусок пирога с вишней, конфеты и потемневший от гари чайник.

– Ого, кто-то ещё использует такие штуки? – воскликнула Лиза, указывая на последний предмет, извлечённый официанткой из буфета.

– Да. Я, – коротко и исчерпывающе сказала Софья. Девочка поставила на испещрённый нацарапанными надписями стол еду, потом две не очень чистые, с благородным налётом чая, как говорила Соня, чашки, развела своими силами в камине огонь и подвесила над пламенем чайничек.

– Как ты это сделала??? – блондинка подорвалась со стула и в мгновение ока оказалась рядом с подругой.

– Что?

– Ты с помощью двух булыжников получила искру!

– Это не булыжники, а кресало и кремень. А ты не знаешь, как работает ваш механический камин? – поинтересовалась рыженькая. Елизавета покачала головой, внимательно рассматривая руки приятельницы, словно те были сделаны из золота.

– Если коротко, то при ударе железки о камень высекается искра. Прекрати поедать меня глазами, мне неловко. Я сама этому совсем недавно, две недели назад, научилась. Обычно я использую огниво, оно для меня гораздо удобнее, но своё я забыла дома, а те, что выдаёт Лихоборов старший, всегда остаются на той кухне.

– Научишь меня? – спросила жадно Заболоцкая.

– Зачем тебе? – удивилась та. – В твоём доме наверняка есть подходящее устройство. Если не несколько.

– Для чего-нибудь, да пригодится, просто научи. Пожалуйста!

– Какие же вы дворяне амбициозные, – рассмеялась Кунжутова. – Всё вам нужно, всё вам обязательно, всё вам интересно. На двух стульях не усидишь.

– Ты меня ещё не знаешь, я усижу, так что не беспокойся, – весь вид Лизаветы выдавал воинственный настрой.

– Давай попробуем. Будущий чай убегает!

Когда горячий малиново-травяной напиток был разлит по чашкам усилиями обеих девочек, Соня вытерла руки и опять взяла кусок железа с кремнём.

– Всё ещё хочешь пробовать? – вдруг засаленная дверная ручка задёргалась, затряслась, косяк заходил ходуном. Лизавета с Софьей испуганно примолкли, последняя на цыпочках приблизилась к буфету и задула свечи.

– Что же это… Заело, – услышали они ворчание по ту сторону двери. Ребята не смели и вдохнуть.

– Олег Ярославович, это же старая кухня, ею уже давно не использовали. Может, присохла или вовсе кто закрыл, – прошепелявил неприятный заискивающий голос.

– Антон Павлович, – едва разомкнула губы Софья. – Один из главных поваров. Подлиза и ябеда.

– Хм, да? А что же ты раньше не сказал? – снова заговорил первый человек, очевидно, хозяин поместья.

– Я говорил, всю дорогу сюда говорил, Олег Ярославович.

– Допустим, – ещё две бестолковые попытки выламывания ручки. – Тогда веди меня обратно к гостям. Я в этой части особняка редко бываю.

Антон Павлович что-то неразборчиво ответил, и мужчины удалились. Выждав несколько секунд и еле нацедив храбрости обеих на один кулак, девочки осмелились глотнуть долгожданную порцию воздуха.

– Чуть не попались, – вытерла пот над губой Елизавета, – странно, ведь кому-кому, а мне, если бы они обнаружили нас, ничего бы не было, однако разволновалась, словно в противном случае именно я отвечала бы головой. Ох, кажется, начинаю перенимать твои пословицы-поговорки!

– Подожди, это ещё цветочки, – Сонино лицо едва стало вновь приобретать живой розовый цвет. – Кажется, Лихоборов старший только что вернулся. Головой бы отвечала я. Точнее, не головой, а своим местом.

– Ты говоришь так уже третий год, – заметила Лиза. – Да, я не совсем поняла… Если главный повар считает, что эта кухня уже старая, никому не нужна и должна быть закрыта, то откуда у тебя ключи? Я не замечала, чтобы тебя повышали до должности первого помощника Антона Павловича.

– Эм-м-м-м, – промычала официантка.

– Ага, теперь понятно, за что Олег Ярославович может уволить тебя в любую минуту. Так ты, получается, дерзкая бунтарка, крадёшь вещи из-под подушки хозяина, пока тот спит…

– Не выдумывай глупостей, – обиженно заговорила Кунжутова. – Я, в общем, даже ни в чём и не виновата. Один мой приятель, поварёнок, как-то раз сделала копию с ключей Палыча, знаешь, с мылом и свинцом…

– !!!!!

– Да, и я не скажу, как его зовут, тебе же палец в рот не клади. Я однажды помогла ему, покрывала пару дней его отсутствия, и он дал мне в благодарность одну из копий.

– Только одну? – недоверчиво хмыкнула блондинка.

– Нет, ещё от пустой кладовки, но больше ничего!

– Ты ходишь по лезвию ножа, – глубокомысленно повторила услышанную раз от родителей фразу Лиза, – острого-острого. Неужели старший Лихоборов совсем не следит за собственными вещами и домом, если позволяет новым дворецким и горничным вытворять такое?

– Наверное, Иван… То есть, мой приятель сделал всё очень незаметно, – сказала рыжая девочка и покраснела.

– Вот мы и узнали, кто… Не бойся, я же с самого начала обещала, что никому ничего не скажу. Мы будем, наконец, учиться высекать искру, или нет?

***

– Ого, ты научилась самостоятельно разводить огонь? – не выдержала и вскрикнула Саша.

– Ты перебиваешь, – строго осадила сестру Елизавета.

– Ты не понимаешь, я не могу больше слушать; столько информации, мне нужно свыкнуться! – у девочки оживлённо заблестели глаза, она поближе подсела к Лизе и стала засыпать её вопросами.

– Сразу тебя узнаю! Только ты могла подружиться с кем-то после ссоры и драки. А твоя подруга тоже хороша: ни стыда, ни совести, – эти слова были сказаны со странным одобрением и уважением. – Но признайся, ты научилась разводить костёр, или нет?

– Научилась, – нехотя ответила девушка, – но вряд ли уже умею, столько лет прошло.

Саша понимающе улыбнулась – с Лизаветой всегда так: стоит чем-то овладеть, и сразу остывает интерес.

– Тебе, наверное, очень грустно.

– Почему? – не поняла блондинка.

– Ты со своим другом так редко встречаешься, только летом. Это печально.

– На самом деле гораздо чаще, – обнадёжила девочку средняя Заболоцкая и пояснила. – Если что-то и рассказывать, то рассказывать всё… Икс учится со мной.

– Как? В твоём блоке? Но наша школа очень хорошая…

– И что такого? Икс – человек Лихоборова, может себе позволить.

– Это правда, но тогда я совсем ничего не понимаю.

– Чего ты не понимаешь? – рассердилась девушка. – Я всё тебе растолковала, разжевала, почти в рот положила.

– Да, но ты сама говорила, что Олег Лихоборов хочет сохранить конфиденциальность.

– И из-за этого следить за всеми, даже самыми незначительными своими работниками? – казалось, Лизавета шокирована. – Во-первых, Олежа, как ты бы сказала, жуткий артист, и после того, как он вчера устроил представление (и, скорее всего, этим и раскрыл большинство своих тайн), я не удивлюсь, если все эти подписи и бумаги о секретности были только для того… Чтобы быть! Чтобы привлечь внимание к своей персоне, они же жить без этого не могут, чтобы все вокруг думали, как будто ему есть, что скрывать. К тому же, у нас же частная школа, и там, насколько я знаю, нет представителей известных всем фамилий. Кроме нас, конечно.

– И это правда, – с облегчением выдохнула Саша, наконец-то всё поняла, но как же сложно! Сколько у людей неясных мотивов, сколько неправильных мыслей, сколько решений, совершенно иррациональных, причём цели, которых таким образом пытаются достигнуть, требуют гораздо более меньших и простых манипуляций! Да что там, сами эти пресловутые цели зачастую бессмысленны. Честное слово, Лизин рассказ о её давних приключениях и знакомствах занял меньше времени, чем объяснение всех этих Олежиных действий.

– То есть вы регулярно общаетесь? Невероятно.

– Что невероятно для тебя? Ты не думала, что у меня есть друзья? – прыснула, отшучиваясь, Елизавета. Санька тоже посмеялась, но осторожно и стыдливо – именно так она и думала.

– Обыкновенные люди обыкновенно рассказывают о своих приятелях, товарищах.

– А я необыкновенная, – выпятила грудь вперёд девушка. – И у меня должны быть какие-то тайны, а ты упорно лишаешь меня этого права!

Относительную тишину прервал шорох, сонные голоса, скрип лестницы (на самом деле она и не думала скрипеть, но девочки так себе представляли, как их родители спускались по ступеням на кухню) и позже – едва слышимый треск поленьев в мехкамине на первом этаже.

– Мама с папой проснулись, – констатировала факт Саша.

– Да, – обречённо вздохнула Лиза, – и это означает, что… – сёстры хором тихонько сосчитали до трёх:

– Александра! Лизавета! Подъём, – звучный бас отца за секунду поднялся по ступенькам до третьего этажа. Обе Заболоцкие повернулись, хлопнули в ладоши друг друга, на мгновение переплетя пальцы, синхронно поднялись с кровати и вышли из Лизиной комнаты.

Россия. Самобичевание как смысл жизни

Хммм… Кажется, я старею – становлюсь брюзгой. Или у меня депрессия. Или кризис юных лет. А может, просто с жиру бешусь, да, скорее всего так и есть, ведь у людей, загруженных делами и проблемами, просто нет времени на подобные размышления. Видимо, во мне развился тот недуг, о котором я ещё недавно вас предупреждала, а себя уберечь не смогла – возникает чувство, словно всё то хорошее и приятное, рассчитанное на мою жизнь, уже произошло, а я это бесполезно потратила. Хотя нет, промотала. Да, «промотала» будет самым ёмким и подходящим для моих ощущений словом. Эта пагубная привычка – мазохистски изводить себя болезненными мыслями, обостряется поздними вечерами, когда все домашние уже спят, и некому отвлечь меня различными шумами и разговорами от философствований, коими я заразилась от величайшего мыслителя-графомана Льва Толстого. Иногда мне кажется, я понимаю причину подобного самобичевания, если это странное чувство можно назвать таковым. Например, недавно я узнала, что неудовлетворённость собственной работой или невозможность самореализации могут дать подобный эффект, и с головой погрузилась в творчество, а ещё позже услышала, что чрезмерная самоотдача также способна породить ощущение опустошённости и моральной усталости. Одним словом, я совсем запуталась в причинах, и теперь знаю только факты: в последнее время, когда темнеет, мне становится очень одиноко, я словно стала зависима от света и посторонних звуков и голосов, появляется неожиданное желание написать кому-нибудь письмо (чего я раньше никогда не делала первой), длинное-длинное, и чтобы обязательно ответили. Как-то раз даже захотелось романтики, совсем чуть-чуть, хотя бы малую часть того, что перепадёт на долю моих книжных друзей. А может, всё дело во вдохновении, что так внезапно обрушилось на меня, ведь недаром же говорят, что людям для успешного выражения творческих порывов нужны страдания, а если их нет, как в моём случае, то мы их себе просто-напросто выдумываем? Или же я слишком глубоко анализирую, и здесь имеет место обычный недосып, являющийся следствием этих ночных дум? Но в таком случае получается круговорот без начала и конца… Но я в очередной раз увлеклась, так увлеклась, что не заметила, как наступила ночь.

***

Маргарита же, несмотря на то, что на улице уже давно стемнело, не спала, а в самом унылом расположении духа теперь сидела в пижаме на своей кровати и грустно смотрела в окно, чуть отогнув штору. Марго пребывала в подобном состоянии уже несколько дней, и ничто не могло надолго развлечь её. Нужно настроить себя на сон, и как можно скорее, чтобы уже через мгновение очутиться в утре завтрашнего дня, однако эти противные бесконечные мысли, словно издеваясь, лишают девушку всякой надежды на то, чтобы хотя бы подремать. Вдруг скрипнула дверь, и Рита быстро завозилась, пытаясь выключить ночник, лечь и набросить на себя одеяло одновременно, но не успела.

– Ты почему не спишь? – почти неслышно спросила мама, входя в небольшую спальню дочери. Последняя что-то промычала.

– А почему мы говорим шёпотом? – так же тихо осведомился папин голос совсем близко. Света подпрыгнула от неожиданности и повернулась к Максиму.

– Что ты здесь делаешь?!

– То же, что и ты.

– Что вы оба здесь делаете? – удивлённо вмешалась в диалог родителей Марго.

– Я… – начала было Светлана, после чего оглянулась на мужа, – Мы увидели свет в твоей комнате и решили проверить. У тебя всё хорошо, солнышко?

– Да… – при этом девочка не делала почти никаких усилий, чтобы её слова походили на правду. Рита вдруг страстно пожелала, чтобы мама с папой остались с ней на пару минут, расспросили поподробнее, но в то же время самой рассказывать ничего не хотелось. Да, капризно; да, глупо; да, по-детски. И оправданий у девушки нет.

– Нет, не хорошо, – всмотрелся в лицо дочки отец. – Только не говори мне, что из-за экзаменов переживаешь; во-первых, это же полная… А во-вторых, чтобы тебя приняли в педагогический университет, если ты всё так же собираешься стать преподавателем (хотя я не восторге от этой идеи), не обязательно набирать триста баллов из трёхсот возможных.

– Не из-за экзаменов… Не переживаю, – путано ответила Маргарита.

– Тогда в чём дело? – мама села на кровать рядом. – Уже не нравится собственный выбор?

– Нет, я хочу работать учителем, у меня довольно скромные планы на жизнь… Я не знаю, – сдалась Рита. – Такое странное ощущение, неудовлетворённости, – девочка почувствовала себя, словно новорожденный младенец, который хочет чего-то или, может, испытывает дискомфорт, но ещё не знает, как пожаловаться, поэтому с досады и чтобы на него обратили внимание, начинает реветь. И сейчас Рита поняла, что не находит слов (кроме, разве что, пары междометий), которые бы точно смогли описать, что творится у неё внутри, и с некоторым усилием подавила слёзы. Поплакать родителям в плечо, конечно, всегда облегчает, но для уже почти выпускницы чересчур. Света с Максимом нахмурились, переглянулись и пододвинулись поближе к дочери.

– Может, хотя бы попробуешь объяснить? – подбодрил её папа.

– Да здесь нечего объяснять, – махнула рукой та. – Ты же сам когда-то говорил, каждый имеет право иногда погрустить без причины, это нормально и скоро пройдёт. Я всего лишь немного устала и перенервничала из-за баллов, будущего поступления в институт…

– Действительно, всем нам иногда бывает печально, – согласилась мама, – но это не норма, которой следует держаться, а ты ходишь как в воду опущенная уже больше недели.

Девушка удивлённо посмотрела на мать. Так они всё замечали? А Маргарита-то думала, что мастерски и по-взрослому скрывала всё за бесстрастной маской. Когда-то давно её любимая учительница со смешком говорила, что они все – ученики, то бишь – ещё дети малые, и их можно с лёгкостью читать, словно открытую книгу. Неужели правда?

– Что же случилось? – повторила Света ласково.

– Мы не отстанем, ты же знаешь, – добавил Максим.

– М-м-м-м, – неопределённо, но уже более согласная на разговор, промычала Рита.

– Итак, мы всё равно не спим, – неожиданно оживилась мама, сползая с кровати, – поэтому предлагаю немного подебоширить и пойти на кухню пить чай.

– Я поддерживаю, – кивнул отец.

– Подождите! – виновато спрыгнула на пол Марго. – Не надо. Вы устали, лучше идите спать. Я тоже сейчас лягу.

– А мы уже не хотим спать! К тому же, завтра выходной день, отоспимся. А с тобой, – она строго указала на дочь, – что-то срочно нужно делать!

И родители спешно вышли из небольшой спальни.

Девушка сидела на обтрёпанном диване, поджав под себя голые ноги в шерстяных носках и грея руки подмышками. Вдруг прямо перед ней на стол приземлилась её любимая большая кружка, наполненная чаем. Девушка сразу же обхватила её ладонями и подставила лицо горячему пару, мгновенно почувствовав запах тёплой мяты, зверобоя, лимона и прочих мелочей, нужных для поднятия настроения. Она как будто случайно посмотрела в зеркало, расположенное напротив – большие фиолетовые тени под глазами и тонкая бледная кожа болезненного голубоватого оттенка. Выглядит, словно упырь… нет, вампир, последнее определение звучит как-то благороднее.

– На часах без пяти два, а мы устроили чаепитие, – заулыбалась Рита, когда родители со своими чашками уселись рядом, – спасибо.

– Кстати, – оживился папа, – помните ли вы, что давно, когда Маргошка ещё совсем маленькой была, мы по вечерам собирались здесь за такими же чайными церемониями?

– Помним, конечно, – фыркнула в кружечку мама.

– А почему перестали? – задумалась дочка.

– Ты же сама, когда пошла в школу и начала пить кофе, сказала, что больше не любишь чай, – напомнил ей Максим.

– Правда? Ах, да, что-то подобное было… Но в итоге я тогда переусердствовала с ним, и теперь мне нельзя даже чашечку «американо». А чай – хоть три раза в день…

– И в ночь, – добавил отец.

– Что же? Отныне снова введём вечернее чаепитие?

– Не знаю… Возможно, уже сегодня утром мне будет как никогда не хватать кофе. Но сейчас мне хорошо.

– Это же замечательно! – воскликнули родители. – В смысле, мы так волновались – сидишь такая бледная, несчастная, молчаливая, не признаёшься нам, в чём дело…

– Я всегда молчаливая, – заметила Рита.

– Да, но в сочетании со всеми остальными вышеперечисленными признаками твоя обычная безмолвность кажется ещё страшнее.

– Сейчас мне уже лучше, – успокоила их Марго.

– Если раньше было так плохо, почему не рассказывала нам? Видишь, сразу ведь стало легче, и не мучилась бы напрасно.

– Эммм… Наверное, потому что, когда грустно, кажется невозможным описать то, что чувствуешь, правильно; не получается понять причину своей печали, появляются мысли, что она возникла сама по себе и никогда не исчезнет, – девушку словно прорвало, она не могла и не хотела останавливаться. – К тому же стыдно говорить.

– Почему стыдно? – подняла брови мать.

– Потому что думаешь, что если сам не можешь справиться с плохим настроением, то с чем-то более серьёзным справиться точно не сможешь.

– Глупости! – рассердился папа.

– Ты говорила, что никак не догадывалась о причинах своей грусти. А теперь? Что-то же послужило катализатором?

– Да, – неохотно согласилась девушка, – усталость, нервы, одиннадцатый класс… Всё как у всех.

– Маргаритка, – сурово перебил её Максим, – не надо темнить!

Дочка вздохнула, сделала большой глоток чая и судорожно втянула воздух – обожглась.

– Не пытайся отсрочить ответ, – улыбнулся папа и пододвинул Рите баночку с вареньем, только недавно вытащенную из холодильника. Девушка быстро положила холодную ложку сладкого джема в рот.

– От меня ушла муза, – сообщила девочка.

– Это поправимо, – облегчённо закрыла глаза Светлана, – и случается со всеми, ведь не от зари до зари же тебе строчить…

– Прошу прощения, я неправильно выразилась: она ко мне и не приходила.

– Как?! – поперхнулись родители. – Не стоит себя недооценивать. Мы читали начало твоей книги, и уже говорили тебе, что она потрясающая! У тебя невероятный слог.

– Ага, и это было описание пейзажа и персонажей, на котором я остановилась; дальше продвинуться не могу.

– Творческий кризис, как мы уже пытались тебе объяснить, нормальное явление. Спустя время снова начнёт всё получаться, а пока что отдохни после учёбы, расслабься.

– Да, но у меня он продолжается уже несколько недель! – она помолчала. – Наверное, больше я ничего написать не смогу.

– Ох, Риточка, прекрати самобичевание! Во-первых, не стоит судить о чём-то и делать выводы за одну лишь ночь, а во-вторых, не напишешь – не надо, значит, что-то другое для тебя в большей степени привлекательно.

– Нет, мне очень нравится авторство, – серьёзно покачала головой Марго. – И моя учительница по русскому языку говорит, что у меня самые лучшие сочинения в классе.

– Тогда что? – совсем запутались мама с папой, и девушка успокаивающе им заулыбалась.

– Очень вкусный чай… А можно ещё? А то я собираюсь долго рассказывать, в горле уже заранее пересохло.

Родители немного расслабились, и когда кружка снова заполнилась горячим напитком, девочка продолжила.

– Если честно, мне нравится описывать что-то, и у меня хорошо выходит.

– А о чём писать дальше, не знаешь, – понимающе прищурился отец.

– На самом деле, нет… Подождите ка, я вам кое-что покажу, – она встала и побежала в свою комнату. Вскоре она вернулась, держа в руках толстую зелёную тетрадь в линейку, которую передала маме. На обложке было бисерным почерком выведено: «Пробный проект. Моя первая книга». Света в нетерпении открыла блокнот. На протяжении получаса мама с папой листали страницы, внимательно вчитываясь в их содержимое, а на родительских лицах всё больше и больше проступало изумление. Девочка же нервно дула на остывший чай, ожидая реакции и критики. Отец осторожно положил тетрадку на стол.

– Я только одного теперь не понимаю, – нахмурился он, – на что ты жалуешься? Твой сценарий просто волшебный, его лишь нужно описать и развить, и у тебя отлично получается! Я… Я правда не понимаю, чем ты недовольна.

– Согласна с отцом, – кивнула Светлана. Маргарита же заглянула в собственный блокнот – он весь исписан, изрисован различными картами местности, схемами взаимоотношений персонажей и последовательности событий; на страницах в общих чертах изложен весь сюжет; несколько изображений людей сопровождаются именами, титулами, дополнительной историей и прочим. Как и утверждал Максим, почти готовое произведение.

– В этом-то всё и дело, – Марго спрятала глаза, – я не могу развить этот скелет так, чтобы он выглядел натурально и ненадуманное. Я не могу создать живых героев, мотивам которых можно было бы поверить, я не могу подробно расписать событие или простое действие, чтобы оно вынуждало читателей понервничать и задуматься, как бы они поступили в такой ситуации.

– Ты просто должна потренироваться, – утешил девочку отец. – Это умение обязательно появится вместе с опытом.

– Боюсь, опыту просто неоткуда взяться. Моя жизнь неинтересная даже в режиме реального времени, не то что по книжным меркам. Не смейтесь, – никто не смеялся, – все вокруг хвалят меня, мол, умею слушать людей, а на самом деле мне просто не о чем рассказывать.

– Вот, оказывается, где собака зарыта! – наконец догадался папа и облегчённо заулыбался. – Быт опротивел!

Рита уже собралась рассержено нахмуриться, но вдруг замерла: она подумала, что есть вероятность, небольшая, совсем маленькая, что отец прав.

– В данном случае есть только одно решение проблемы, – уверенно сказала Света.

– Какое?

– Тебе нужно развеяться! Последние три года ты только за учебниками сидела, конечно, так любую музу можно спугнуть. Отдохни, поищи себе приключений на…

– Это уже слишком! – испугался Максим.

– Хорошо, найди себе друзей. Ты же, кроме как с нами, почти ни с кем не общаешься. Уверена, у некоторых твоих сверстников есть, что рассказать, поэтому проводи с ними больше времени, может, что-нибудь полезное и нужное почерпнёшь.

– Да, это важно, – поддакнул папа.

– Слишком сложно, – усмехнулась девушка.

– Тебе не угодишь! – нахмурились родители.

Девушка пожала плечами. Волковы взяли перерыв и пили чай молча, каждый погружённый в свои думы.

– Я написала письмо, – призналась вдруг Рита, обводя пальчиком рисунок на кружке.

– Кому? – забеспокоилась мама.

– Сообществу Юных Выдумщиков, – девочка посмотрела на ничего не понимающие лица напротив и пояснила. – Это организация, созданная специально для того, чтобы помогать молодым начинающим писателям искать себе друга, помощника или соавтора.

– Надо же, никогда раньше не слышал… И как оно работает?

– Очень просто: я заполнила анкету, в которой подробно расписала все собственные проблемы и недостатки, и указала качества, которые хотела бы видеть в будущем возможном товарище, точно так же делают и остальные участники; сотрудники данной компании читают и сверяют письма, в случае же нахождения двух или более потенциально совместимых, связываются с авторами этих заявок и сообщают персональные данные подходящих их требованиям людей, в том числе номер телефона, адрес и тому подобное, и устраивают ребятам личную встречу, чтобы те могли пообщаться, узнать друг друга поближе и понять, смогут ли они работать вместе.

– Встречал я одного юного автора, – ухмыльнулся Максим, – юноша бледный со взором горящим. А какой выдумщик был!

– А ты всё об одном, папа, – закатила глаза Маргарита.

– Ого, это очень… Смелый шаг. Кажется, раньше ты всегда была против подобного, в смысле, разве это не разновидность сайта знакомств?

– Именно так. Но мне это показалось единственным решением, к тому же, я не одобряю только знакомства в социальных сетях, а эта организация почти полностью отказалась от интернета, они даже писем электронных не принимают, я и узнала о Сообществе благодаря листовкам, что раздавали на улице.

– Интересно. Тебе ещё не нашли пару?

– Ещё нет, – Марго вздохнула. – Возможно, я слишком требовательный человек. Но ничего, подожду.

– Ритка, – мама хитро мигнула, – а если не секрет, какие запросы по отношению к своему партнёру ты указала в той анкете?

– Я-я-я-я… – девочка замялась, вспоминая. – Обычные, наверное. Хотя бы небольшой писательский талант, лёгкость и непринуждённость в общении, умение подстраиваться под людей… А, и ещё насыщенная жизнь и любовь к приключениям!

– В общем, полная тебе противоположность, – заметил отец.

– Мы должны дополнять друг друга! – оскорбилась девушка.

– А если бы ты выбирала, то каким бы был твой будущий товарищ? – осведомилась Света. – Я имею в виду, старше или младше тебя, симпатичный или не очень, парень или девушка…

– Я не знаю, – растерялась та, – наверное, для меня это не имеет никакой разницы.

Несколько минут на кухне вновь царило молчание, вплоть до того момента, как задремавшая Рита обмакнула нос в чае и ойкнула, шаря рукой по столу в поисках салфетки. Папа хохотнул и протянул девочке полотенце. На таком моменте чаепитие было признано удавшимся и завершено. Уже когда Рита легла в остывшую кровать, поёжилась, свернулась клубком и натянула одеяло до подбородка, женщина взяла руку сонной зевающей дочери и развернула ладонью вверх, проводя пальцем по линиям. Девушка дёрнулась и зажмурилась от щекотки, пытаясь сдержать смех.