Текст книги "Эльфийская погибель (СИ)"

Автор книги: Александра Рау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 35 страниц)

Раскаленный медальон впивался в кожу, будто отрастил когти, и оттого холод ночного леса ощущался особенно сильно. Я не хотел торопиться, но чувствовал в этом необходимость; казалось, еще мгновение и Богиня разгневается из-за моего вероломного неповиновения. Но я действовал строго по плану. Солнце еще не взошло.

– Насколько велика твоя сила – настолько же длинна твоя нить, – объясняла Богиня, казалось бы, терпеливо, если бы не сложенные на груди руки. Я задрал голову, чтобы разглядеть ее лицо, и шея устало заныла. – Я позволю тебе самому определить ее длину, а остатки – распределить между душами, что ты погубил.

Я растерянно заморгал и, нащупав кулон, крепко сжал его в ладони.

– В любом количестве?

– На твое усмотрение.

– Не кажется ли вам, что эта власть не идет ни в какое сравнение с той, что была у меня прежде? – напряженно спросил я. Вопрос, разумеется, не требовал ответа. – Однажды я уже решил, когда оборвать их нити, и не считаю, что волен делать это снова.

Богиня хмыкнула, как будто бы сомнения в ее методах воспитания искренне ее оскорбляли. Мне казалось, что она играет со мной: соглашусь – значит, все же считаю себя лучше прочих, откажусь – считай, противлюсь воле Богов. Для меня не существовало выигрышного хода. Загнанный в угол великой силой Природы, я мог лишь блеять, надеясь, что меня примут за барана; достаточно милого, чтобы не зарезать к ужину, но недостаточно умного, чтобы вести стадо вместо пастуха.

– Я не дарую тебе власть, – произнесла Матерь, сильно растянув последнее слово. – Я обрушиваю на тебя самое страшное наказание из возможных. Быть может, я не помню твоего имени, но самые очевидные черты твоего характера от меня не ускользнули. Я точно знаю: ты будешь мучаться из-за каждого дня, которым не сможешь наделить ту или иную жизнь. Твоя душа будет страдать из-за каждой матери, рано потерявшей сына, и ребенка, толком не запомнившего отца. Сколько времени ты даруешь раненому в сердце другу? Истекшей кровью возлюбленной? Погибшему в ее чреве дитя?

В горле мгновенно пересохло.

Богиня расхохоталась, словно звук разбивающегося вдребезги сердца ласкал ее слух, как ничто иное.

– Ох, дорогой, ты не знал? – пропела она, пропитывая слова ядом. – Впрочем, откуда! Мужчины редко замечают изменения, пока округлившийся живот не станет входить в комнату раньше женщины.

– Разве… могли ли мы…

– Не кори себя, в этом нет ничего удивительного. Его нить еще тонка. Лишь начала плестись.

– И я…

– Можешь, – подтвердила Матерь, отвечая на незаданный вопрос. – Ну так что, по рукам?

Я резко кивнул. Ее нетерпеливость несколько настораживала, но я, как бы ни искал, не видел иных путей.

– Время здесь стоит на месте, и ты можешь заниматься распределением хоть целую вечность, но как только закончишь – течение рек тут же возобновится, а солнце продолжит вставать на востоке и садиться на западе.

Перед Богиней, вынырнув из образовавшейся на мгновение дымки, возник клубок из множества разноцветных нитей. Матерь указала на него рукой. Так, будто бы мне не требовались объяснения.

– Вообще-то я прежде не занимался таким, – нахмурился я.

– Для этого не нужно особое мастерство. Возьмешься за нить, и она сама расскажет, кому принадлежит и как много лет в себе содержит. Приступай, – она хихикнула, позабавленная глупым вопросом. – Обещаю не подглядывать.

Ребячество Богини откровенно раздражало меня, но я упорно молчал, с усилием смыкая губы. Она упорхнула, будто бабочка, на другой берег пруда, и принялась увлеченно рассматривать распускающиеся на кустах цветы.

Я подошел к сосредоточию жизни, с которым мне предстояло разобраться, но долго не мог заставить себя до него дотронуться. От буйства красок болели глаза, и я, поняв, что иначе никогда не начну, крепко зажмурился и вытянул руку вперед, касаясь случайной нити. Вопреки ожиданиям небеса не разверзлись от грозного голоса Отца; знания об обладателе нити, забравшись под кожу, просто перетекли в мое сознание. В голове возник ясный образ Марли. Я видел, как проходят его годы: гвардеец стремительно взрослел, отращивал бороду, отпускал усы, женился. Видел, как он, старый и немощный, все еще служит королю, и при виде него каждый стражник почтительно склоняет голову.

Ему моя помощь не нужна.

Темно-желтая нить Индиса сообщила, что однажды он все же откроет кое-кому каждую из страниц своей жизни, а его путь до реки духов будет долог, полон славы и свершений. Дотронувшись до светло-серой, особенно толстой на фоне прочих, я увидел увенчанный короной лик капитана. Он проведет жизнь бок о бок с самым светлым в мире мужчиной, но, несмотря на это, обзаведется и женой, что подарит ему крепкого, здорового сына. Над его нитью я поколдовал – иного слова подобрать не удавалось, – но совсем чуть-чуть: не мог допустить, чтобы будущий король не увидел трех очаровательных внучек, что ему подарит союз наследника с эльфийкой.

Страх ушел, его место занял азарт. Я четко знал, чья жизнь оборвалась из-за моей магии, чья – по вине меча, и помогал, насколько это было возможно. Запасы иссякали, а я никак не мог добраться до главной нити, которую Богиня наверняка упрятала в самое сердце клубка. Ноша богов давила на плечи. Вершить судьбы из обители Матери казалось тяжелее, чем там, на поле боя, когда ярость сметала все на своем пути, и все же помогала понять, почему Богиня так не любила людей: их путь был слишком короток, чтобы успеть на него повлиять. Впрочем, на их месте отсутствие вмешательства я бы счел за благо.

Разум наполнили полные крови образы и копна пшеничных волос, возвышающаяся над ними; я едва не прогнал ее лик, как привык делать это во снах.

– Что, если бы я правда к ней присоединился?

– Помог бы ей добраться до горного короля и уничтожить его, – тут же ответила Богиня, словно с нетерпением ожидавшая этого вопроса.

– И все? Никакой войны и истребления эльфийской расы?

– Не знаю, – призналась Матерь. – Там ведь был бы замешан один вольнолюбивый эльф, любящий нарушать мои планы.

Я коснулся нити снова, и ничуть не удивился, что всю дальнейшую жизнь Минерве суждено было сеять разрушения. Бездумно и безжалостно. Убивать самой и казнить руками палачей, впитывая чужой страх, а затем прятаться за дверьми покоев и рыдать, пока не упадет без сил. Любовь могла бы исцелить израненное сердце, если бы нашла в него дорогу, но та была усеяна стражей и остриями пик. Я холодно отсчитал расстояние от конца нити до дня сражения и коротким движением разорвал ее на две части.

– Становится интересно…

Голос Богини прозвучал прямо над ухом, пощекотав кожу горячим дыханием.

– Не думала, что ты решишься на это.

Я бросил на Матерь короткий, но полный недоумения взгляд.

– Разве вы бы сохранили ей жизнь?

– Людям нужны не только герои, но и злодеи, – объяснила она. – Объединившись против нее, их сплочение…

– Победа над ней сплоит их не меньше.

Богиня не ожидала, что я перебью ее, а потому не нашлась с ответом, и эта заминка позволила мне продолжить работу. Аштон, добряк Бентон, Аэгтир, Филаурель, Брук, Бэт, Финдир, совсем юный Арло, Киан, Рагна… Несмотря на внешнюю преданность последнего, нить поведала, что он сбежит при любом раскладе – кто бы ни победил, – удрав как подлое, трусливое животное. Не желая даже смотреть, какие бесчинства он задумал, я крепко схватил его нить за оба края, но та не поддалась, сделавшись твердой, словно выкованной из стали.

– Этого оставь, – скомандовала Богиня из-за моей спины. – Он мне пригодится.

– Вы обещали не подглядывать, помните?

– Зануда.

Фыркнув, Мать Природа покинула меня; не оборачиваясь, я понял это по легкому дуновению ветерка, сопровождающему каждый ее шаг, и свету, что пропадал по мере того, как она удалялась.

Самой последней оказалась нить ярко-красного цвета, свернутая в крошечный клубок. Я разматывал его медленно, внимательно просматривая каждую сцену, что дар богов позволял мне увидеть. Вот она, совсем маленькая, бежит по королевскому саду и падает, в кровь разбивая коленки; густые темные брови, выглядящие удивительно строго для детского лица, сдвигаются к переносице, но из глаз не падает ни единой слезы. Вот ей уже тринадцать, и она все же плачет, потому что ей не нравится предложенное служанкой платье, а вот – турнир, и снятый с головы шлем помогает ей выиграть главную награду. Поцелуй в башне, ночь в водах Сэльфела, сражение… и пустота. Чуть меньше половины из оставшихся у меня лет я вплел в нить Ариадны, но ее будущее виделось по-прежнему мрачным и безрадостным, и я отчетливо понимал, почему.

Я вернулся к нашей встрече у священного пруда. Пришлось приглядеться, чтобы отыскать тонкую, едва заметную на фоне кожи бежевую нить. Я не видел лица, не слышал имени, не чувствовал настроения; дитя ничем из этого не обладало. Оно было лишь искрой, отблеском мимолетного счастья родителей. Я принялся отдавать ему оставшиеся в запасе годы, но так медленно, чтобы насладиться каждым днем его существования. Темноволосый мальчик с глазами отца делает первый шаг. Первое слово – “кайона”, ведь блестящий венец на голове дяди не мог не привлечь внимания любопытного дитя. Первый визит в Аррум, встреча с тремя – до боли в сердце повзрослевшими – тетями и бабушкой, расплакавшейся от счастья, лишь взглянув на его веснушки. Нить становилась длиннее и толще, а события жизни – интереснее и насыщеннее, и я с жадностью впитывал каждый миг, пока не отдал ему всего себя. Пройдут годы, прежде чем Ариадна сможет смотреть на сына, не испытывая тоски, и еще больше лет, прежде чем он сам разглядит в себе мои черты.

Удовлетворенный, я привел разбросанные по траве нити в порядок и предоставил Богине клубок, внешне незначительно отличавшийся от того, что она вручила мне. Матерь окинула его быстрым взглядом и хмыкнула.

– Не оставил себе ничего. Похвально, – протянула она. – Но не вписывается в мою задумку.

– И что же вы задумали?

– Я дам тебе еще сутки, – махнула рукой Матерь.

– И я снова отдам их сыну.

– Не отдашь.

– Почему?

– Потому что я тебе запрещаю, – отрезала она, и небо тут же затянулось плотными серыми тучами. – Этим миром управляю я. Не забыл?

– Я не хотел… Подумал, что мне лучше не возвращаться, – признался я. – Погибнуть в битве лучше, чем смотреть любимым в глаза, зная, что уйду и оставлю их.

– Я хотела наказать тебя за неповиновение, а не утешить твою душу. Именно поэтому – сутки, – сухо повторила она.

Когда я добрался до опушки, некогда устланной плотным ковром из ромашек, небо на востоке уже начало светлеть. В воздухе кружился первый снег. Грудь жгло, словно медальон был раскаленным клеймом, прижатым к моей коже. Дыхание сбивалось из-за неровного сердцебиения, и шел я тяжело, с трудом переставляя ноги.

Опорой для изможденного тела стал молодой дуб, соседствующий с унылым, полысевшим кустом. Я хотел отдышаться и возобновить путь, но силы стремительно улетучивались, и все, на что я оказался способен – сползти на землю, прислонившись к сырой коре.

Пальцы потянулись к браслету на запястье и с легкостью распустили завязанный принцессой бант. Сначала я обвязал нитью мизинец, затянув узел зубами, а затем повторил то же действие с нижней веткой куста. Когда моя душа будет во владениях Отца, я буду точно знать, куда отправиться следом. В какой бы тьме, в чьем бы теле, в чьих бы землях я ни оказался, я смогу найти путь назад.

Куст встрепенулся, стряхивая с себя только закрепившийся на нем снег. Сквозь переплетения ветвей на меня с неподдельным интересом смотрели маленькие глазки, пытавшиеся распознать во мне друга или врага. Заметив, что я не двигаюсь, лиса шагнула ближе и опустила голову, как бы спрашивая разрешения. Я улыбнулся в ответ. Животное обнюхало меня, но, не найдя в карманах ничего съестного, игриво упорхнуло вглубь леса.

Голубое небо коснулось верхушек деревьев, освобождая дорогу нехотя выбирающемуся из-за горизонта солнцу. Я уже видел, как этим утром Кидо выходит из таверны и удивляется, что город залит светом, как гвардейцы тащат его к замку, скрывая от любопытных глаз, а после пробуждения Индис отпаивает его каким-то дурно пахнущим, но действенным средством от похмелья. Видел, как яркое солнце будит Ариадну, потому что, укладывая ее в постель, я забыл закрыть шторы. Она прочитает мое письмо как раз, когда восточная башня полностью погрузится в объятия бодрящих лучей.

Я верил в светлое будущее Греи, верил, что она расцветёт, как розовый бутон, и под началом лучших правителей впишет себя в историю. Иначе и быть не могло.

Но в будущее берут не всех.

Медальон вытянул из меня все силы. Холодный воздух обжигал легкие. Сердце стучало в ушах, но стучало так редко, что каждый из ударов я считал последним. Перед глазами плыло, и деревья будто сходили с мест, чтобы устроить мне прощальный танец.

Мне оставалось лишь надеяться, что я возрожусь ромашкой, что среди прочих венков однажды засохнет на ее стене.

В ту ночь я так и не смог дотянуться до рассвета.

Письма. Стих Териата

Пусть свидетелями мне станут звёзды:

Я никогда прежде так не любил лисиц.

Не тонул в океане сладких грёз,

Не заглядывался чертами чудных лиц,

Не сходил с ума, что не могу коснуться,

Когда довольно лишь руку протянуть,

И по утрам не мечтал скорей проснуться,

Чтоб посвятить им существование и суть.

Я никогда прежде так не любил лисиц:

Не переживал, как их пугают грозы,

Не следил за взмахами черных ресниц…

И пусть свидетелями мне станут звёзды:

Лунными нитями вышью её лик и имя

На бескрайнем небесном полотне,

И через пространства, сны и время

Буду всегда приходить к луне.

Письма. Письмо Минервы

Ари,

Твое предательство ничуть не ранило меня, ведь мы всегда были чудовищно далеки. Ничего иного я от тебя не ждала.

В детстве мы соревновались, как и все. Я научилась принимать поражение в битве на мечах или беге, и все же простить, что ты перетягиваешь все внимание на себя – общительная, остроумная младшая принцесса, за чьими глазами отец видел личность, а не тень другого человека, – я не сумела. Я хотела сбежать, ведь ты была живым доказательством моего призрачного существования – примером того, как моя жизнь должна была быть, но не являлась, – а потому договорилась о женитьбе с принцем Куориана, не посоветовавшись с отцом. Перехватив одно из писем, он сменил мое имя на твое. Дальнейшая история тебе известна. Я не призналась тебе тогда – знаю, ты не желала этой свадьбы, – но именно в то мгновение гнев воспылал во мне по-настоящему. Тогда я решила, что изменю порядок вещей своими руками, чего бы мне это ни стоило. Король не захотел меня отпускать, и я лишила его короны. Хант полюбил тебя, хоть и должен был стать моим спасением, и я отобрала его волю. Может ты и не замечала того негласного сравнения, блестящего в глазах зевак, когда они смотрели на стоящих рядом принцесс, но я ощущала его даже наедине с собой и больше не могла с этим мириться.

Посеяв семена в глубоком детстве, я взрастила в себе ненависть таких размеров, что и не помню, каким человеком была без нее.

Скажи своим остроухим друзьям, что я не испытываю перед ними того страха и трепета, какими их радовали наши предки. Я не похожа ни на кого из них. А дражайшему из друзей скажи, что я скучаю по его пылкости и отчаянному, но безрезультатному сопротивлению.

Моя кровь оказалась красноречивым рассказчиком, и многое поведала о том, кем я должна стать – королевой, какой не знал ни один континент. Отец умер, сдержав данное матери обещание, потому мне пришлось самой погрузиться в их тайну. Теперь мне известно все. До мельчайших деталей. Я ни на секунду боле не забуду ту, что подарила мне жизнь. Ее звали Клаире, и, чтобы не позволить этого другим, я сама выкорчую мое семейное древо.

Свою победу над эльфийским народом я посвящу ей, а nuru elda с тех пор будут называть лишь меня, позабыв о том полоумном подобии короля.

Но я не хочу, чтобы победа была простой – я знаю, что одержу ее в любом случае.

У подножия гор, к северу от тракта, есть пустынное поле. Встретимся там в первый день новой луны, чтобы победитель мог забрать все.

Передай им.

Каждое мгновение, что вы не бежите прочь, я приближаюсь. Но, ощутив дыхание за спиной, вы не успеете обернуться – клинки моих воинов уже коснутся ваших шей.

Уверена, Богиня будет рада такому жертвоприношению.

А ты, Ари, не стесняйся размахивать мечом и пускать стрелы. Это был последний раз, когда я назвала тебя сестрой.

Я разрываю наши семейные узы.

Некогда сестра,

Минерва

Письма. Письмо Ариадны

Мама,

Я страшно по тебе соскучилась.

Все закончилось, но, вернувшись, ты больше не будешь королевой.

Пусть нам и пришлось пойти путем крови, но отныне Грея не будет знать бед. Я знаю, как ты любила эту страну – и, надеюсь, полюбишь ее с новой силой, – а потому прошу тебя вновь заняться ее развитием. Отца больше нет, но мы должны продолжить его дело.

Минервы тоже не стало, и моя рука тому виной, но, прошу, не думай обо мне плохо. Меняя мир, нельзя дожидаться одобрения и разрешения. К тому же, ее жизнь была лишь одной из многих, что я оборвала в ту ночь.

Я видела столько удивительных вещей, сколько не было даже в выдуманных тобою сказках: со мной говорил легендарный Эвлон, над головой пламенем дышали драконы, а взору представал эльфийский Дворец Жизни… Но я не хочу излагать их на бумаге.

Прошу, возвращайся домой.

С любовью,

Ариадна

Письма. Письмо Териата

Melitae,

Прислушивайся к своему телу и будь предельно осторожна. Не нервничай зазря, даже если Фалкирк вновь заговорит про налоги, и не рвись участвовать в турнирах. Поверь, вскоре ты поймешь, что это крайне важно.

Молю, не тоскуй. Рядом с тобой остались все, в ком ты когда-либо будешь нуждаться, и ты никогда не будешь одинока.

Следи, лисица, чтобы Кидо не отвергал в себе любовь к огненным волосам, а еще – чтобы разделял обязанность и веление сердца. Ему будет трудно, но он сумеет справиться.

А Индису передай, чтобы слушал лишь глас души, иначе чувство долга потушит его искру.

И… у Него пока нет имени, но поцелуй Его от меня.

Я воскрес по воле Богини, и этот день подарил мне счастье, о котором я не смел и мечтать. Но большего мне не дано.

Я буду вечно плавать по реке Отца, пока не отыщу путь в теплую гавань твоих объятий.

Со всем, что мои сердце и душа могут вам предложить, Ваше Высочество,

Териат