Текст книги "Эльфийская погибель (СИ)"
Автор книги: Александра Рау
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 35 страниц)
– И много драконов вы встречали?
– Много, – выдал я, выдержав длительную паузу. – И даже летел на одном верхом.
– В мечтах?
– Я бы не посмел о таком мечтать, – наиграно возразил я. – Но никому не ведомо, откуда приходят сны.
Поджав губы, Минерва покачала головой. Усердно листая страницы, она вычитывала заголовки в поисках нужного, и я засмотрелся, как самозабвенно она искала тему для обсуждения; такой принцесса мне даже нравилась. Без налета величия, открытая, вдохновленная – девушка, которой я прежде не видел. Воображение мгновенно нарисовало картину, как две абсолютно непохожие друг на друга наследницы престола играют в саду, и даже воздух вокруг них наполняется счастьем. Ариадна говорила, что когда-то они были близки. Где же их пути разошлись?
Принцесса настолько увлеклась поисками, что ожидание стало тяготить меня, и я схватил со стола самую толстую из лежащих на нем книг. Все они были уже прочитаны Минервой – классификация девушки не обладала сложным устройством, – и лишь эта отличалась столь внушительным размером. Обложка темно-серого цвета с золотыми вкраплениями была потерта: не так, как бывают повреждены ненужные или забытые книги, но так, будто любящие руки слишком часто стирали с неё пыль.
На пожелтевших страницах красовалась история династии Уондермир и всех прочих, когда-либо с ней пересекавшихся. Книгу сшили с надеждой на многие и многие поколения, потому большинство страниц пустовали, но первые были расписаны старательно и талантливо – прежде мне не доводилось видеть столь детальные портреты размером с закрытый розовый бутон. Больше всего меня предсказуемо поразило изображение Таэньи; поистине удивительный гибрид. Её красота была чем-то, что ощущалось даже сквозь простейшие черты лица и старинные выцветшие страницы, сквозь разделявшие нас года и миры; чем-то, что ощущаешь нутром, но не можешь поймать глазами.
Не слишком внимательно изучая ранних представителей династии, я спешил к последним из заполненных листов. Страницы об Эвеарде были раскрашены ярко, а лик его запечатлен в трех возрастах – в восемь, семнадцать и тридцать пять лет, – и последний смотрел на читателя пронзительно, заставляя поёжиться. От страниц о старшей дочери короля отделяла одна – пустая, с одним лишь словом. “Мать”.
– Неужели о вашей матери настолько ничего неизвестно? – возмутился я бесцеремонно, почему-то уверенный, что не заслужу этим гнева принцессы. – Это попросту невозможно.
– Люди говорят, отец отдал придворному колдуну приказ – стереть её из памяти всех, кто когда-либо её знал, – ничуть не удивившись, она ответила на вопрос буднично, будто была готова к нему в любой момент. – Но маг не мог лишить воспоминаний самого себя, и спустя месяц отец лишил его всех.
– Лишь за то, что в его памяти было её лицо?
– Не мог её с кем-либо делить.
Я неприятно поразился воспаленному чувству собственности бывшего короля. Разве ему не хотелось разделить скорбь по любимой с близкими ему людьми, разве не хотелось, чтобы она была жива хотя бы в памяти других? На его месте я бы поступил совсем иначе – ни за что не позволил бы кому-либо её забыть.
Я вновь спрятал взгляд в книге. Все прочие члены династии Уондермир были мне хорошо знакомы – так или иначе я слышал о них от отца, от других эльфов, от горожан Греи. Кого-то любили и почитали, кого-то упоминали вскользь или с сожалением, но их имена не раз касались моих ушей, а лик хоть однажды мелькал в памяти. Я с ужасом подумал, что отец наверняка встречался с несостоявшейся королевой; так искренне доверявший ему Эвеард вряд ли скрыл от него столь большую любовь, и оттого ревность, с которой он отбирал толики их счастья, виделась мне страшной.
– Король, которого я знал, не казался мне таким ревнивцем, – задумчиво заметил я.
– После рождения Ариадны он поумерил свой пыл.
– Но хоть вам он о ней рассказывал?
– Никогда, – безразлично отчеканила принцесса.
– Даже имя?
– Отец до последних дней писал ей письма, – гулко закрыла она книгу, и вихрь пыли на мгновение затуманил мой взгляд. – И всегда подписывал их “Моя светлая К” – вот и всё, что мне известно. Я множество раз допытывала его, но годами он повторял одну и ту же фразу: “Та, что принесла тебя на этот свет, была прекрасна и чиста, а та, что несёт тебя по свету сейчас, мудра и опасна. Люби и почитай обеих, и ты будешь самым счастливым ребёнком в мире”.
Отговорку отца Минерва бросила резко, будто ничуть не верила в справедливость сказанных им слов. Я не понимал, что за выражение окрасило её лицо, но знал, что видел его впервые; смесь боли и непринятия, бушевавшая в девушке, мечтала выплеснуться наружу. Намеренно задев открытую рану в ее душе, я не мог и подумать, что принцесса откроется мне так просто. Быть может, никто из тех, кто, разинув рот, внимал каждому её слову, в самом деле никогда не желал её слушать; быть может, прежде ей не приходилось и не хотелось об этом говорить.
– Но ведь королева Ровена добра к вам, – заметил я. – А король не спускал с вас нежного взгляда. Разве вы не были счастливы?
– Он смотрел лишь на её черты, – прошептала она хрипло. – За этими проклятыми глазами и волосами, что я унаследовала от нее, он не видел меня. Только оболочку, похожую на что-то любимое, но им не являющееся.
– Никогда не поверю, что отец вас не любил.
– Не любил, как и все остальные.
– Во всем замке нет человека, кому вы не милы.
– А что насчёт вас?
Минерва не подняла на меня взгляда, устремив его в темноту библиотеки, но я кожей чувствовал, как сильно она ждала ответа. Я нарочно молчал, вынуждая принцессу не расценивать мою позицию однозначно. В тот момент это казалось единственно верным вариантом.
– Почему кому-то любовь достается даром, – прошептала она тихо, – а кто-то расплачивается за неё всю жизнь?
– Хант влюблен в вас.
– А, вы заметили, – фыркнула девушка. – Да, как в руку, что его кормит.
– Почему же вы публично его не отвергли? – нахмурился я.
– Мне его жаль.
– Мужчина, проявляющий чувства к сестре жены, достоен общественного порицания.
– Он так же пострадал от отцовского безразличия, как и я, – пожала плечами девушка. – Все мы по-своему заполняем эту дыру, и порой помогаем с этим другим.
Сочувствие к Ханту было мне неведомо; к тому же, принцесса сама его не выказывала. Он был противен ей, и она напоминала об этом каждую секунду в его присутствии. Неизменно пряча от принца лицо, сейчас Минерва обратилась ко мне, бесстрашно принимая мой пристальный взгляд. Понимая, что магия не принесет ей искреннего ответа, она не пыталась воздействовать на мое сознание, однако, когда в нем промелькнула лишь искра понимания, тут же встала.
– И он посчитал это разумной ценой за власть?
– Разум – не то, чем славится принц Куориана, – бросила Минерва, протягивая мне совсем недавно захлопнутую ею книгу. – Он счел это проявлением любви, и – вновь – цена оказалась колоссальной.
Чем больше принцесса исчезала во тьме, тем ниже опускались парящие в воздухе свечи; как только дверь захлопнулась, железо подсвечника глухо ударилось о дерево стола. Книга грела руки; пальцами я пробежался по страницам, и заметил, что одна из них отмечена загнутым уголком.
“Легенда об Эльфийской Погибели”.
Принцесса всерьез заинтересовалась историей потерянной изумрудной короны; едва ли герцог Фалкирк мог мечтать о подобном воодушевлении его словами. Я разгладил уголок – старые книги не любили подобного отношения, – и устроился поудобнее; история обещала быть долгой и насыщенной.
Итак, легенда гласила, что около тысячи лет назад на месте Греи существовало государство – величественное и неприступное. Стены Эктерры – так называли эти земли, – едва не царапали небо, но садов за ними было нещадно мало; солнце, уходя с середины неба, ни одним лучом не дотягивалось до скрытых от него земель. Люди голодали, проклиная чрезмерно осторожного короля, и тот долгие годы искал решение проблемы. Перестать скрываться от окружающего мира казалось ему глупейшей идеей: имея возможность издалека разглядеть устройство города, враги сумеют немедленно разорить его дражайшие земли, а эльфийские стрелы – дотянуться до его груди.
Годы шли. Король раздумывал. Горожане начали все чаще покидать город, возвращаясь сытыми и счастливыми; король был уверен, что те продают врагам сведения о замке, и начал казнить предателей, пока однажды за стены не вышла его жена – и лишь тогда он решился кого-либо выслушать.
Лесные эльфы предоставляли беженцам убежища и обеспечивали едой впрок тех, кто приходил с мольбами – и больше ничего. Бескорыстная помощь высшей расы показалась королю насмешкой, и он долго злился на жену, оскорбившую его самолюбие. Однако, когда запасы закончились и в королевских кладовых, в замок пригласили азаани.
Переговоры длились еще несколько долгих месяцев. За это время сам король, как и его народ, исхудал и стал часто болеть, лишь изредка питаясь дарами детей леса на очередном собрании. Когда союз наконец заключили, силами эльфийского правителя солнечный свет добрался до земель Эктерры, несмотря на преграды, а столы её жителей наполнились мясом и овощами. Благодарный король раскаялся перед народом в своих грехах, и уже на следующий день его душа плыла по рекам к Отцу.
На трон взошел прямой наследник короны – семнадцатилетний юноша, славившийся беспокойным нравом. Его имя, в отличие от отцовского, множество раз встречалось в тексте – Моарт. Темное, тягучее, недоброе имя.
Молодому правителю всего казалось мало. Он мечтал о новых землях, но азаани не советовал ему вступать в войну – ослабший народ не мог поднять меча. Мечтал о пирах, но азаани предупреждал, что люди восстанут, узнав о роскоши в залах замка. Мечтал о большем, но на его пути всегда стоял один, почему-то возомнивший себя главным, древний эльф.
Моарт пробирался в Аррум и наблюдал за повседневностью высшей расы, не понимая, как те смели упрекать его в чем-либо – их жизнь была лучше людской. Богаче, слаще, длиннее. Они были счастливы, и зрелище это разъедало Моарту глаза. Тогда он решил, что вправе забрать у них частичку счастья – его народ страдал столько лет, заслуживая милость Богини, – и пригласил азаани в замок.
Эльфу не суждено было боле увидеть света звезд, услышать пения птиц или ощутить дуновения ветра. Моарт, обезумев от зависти, снял с азаани кожу, пока тот был ещё жив, и приказал пришить её на кусок ткани. Водрузив флаг над замком, он сообщил лесному народу о своем превосходстве; о том, что Эктерра никогда не подчинится высшей расе; о том, что объявляет им войну, от которой их правитель так старательно их оберегал – так же, как отец Моарта берег Эктерру.
Считается, что мышцы и внутренности эльфа король зажарил и целый месяц питался лишь ими; он думал, что таким образом впитает в себя долголетие и силы, приписываемые азаани. Глаза эльфийского правителя придворный колдун превратил в изумруды, и камни эти стали частью печально известной короны, которую Моарт не снимал ни на мгновение.
Дети Аррума бежали прочь, на запад, к ближайшим известным им собратьям; разумно оценив свои силы, они поняли, что без поддержки им не одержать победу над безумным королем. Однако, вернувшись в полной боевой готовности, обнаружили лишь руины некогда неприступной Эктерры. Вышедшие из превратившегося в пепелище королевства горные эльфы осудили братский народ за неосторожность их правителя. В напоминание о предательской природе людей молодой аирати забрал злосчастную корону, и, увезя в Армазель, преподнес в дар своей жене. Та оскорбленно отвергла дар и, прозвав корону эльфийской погибелью, спрятала её у спящего в камнях дракона – там, где людям до неё не дотянуться.
Лесные эльфы почтили память своего короля слезами, наполнив ими высушенный жарким летом пруд.
“И имя погибшего ныне слышит лишь воззванный им”.
Рассвет я встречал под звуки молота и наковальни. Постоянное участие в тренировочных боях не предполагало использование моего меча, но, без дела болтаясь на поясе, он часто привлекал внимание мальчишек. Лучшему бойцу в конце дня доставался шанс сразиться моим клинком; восторг в глазах юных воинов при виде оружия меня огорчал. Магистр наблюдал за всем с высоты своего поста, никак не высказываясь касательно моих методов поощрения, но, полагаю, будь он мной недоволен, я боле не сделал бы и шага по поляне.
В руках Киана затупившийся клинок мгновенно обретал новую жизнь – ему хватало считанных мгновений, чтобы искусно справиться со своей работой. Эльф выглядел настолько убедительно в кузнечном деле, что, будь я кем-то вроде Кидо или Лэндона, едва ли заподозрил бы его в шпионаже. К тому же, он скрывался среди прислуги; в отличие от меня, тщеславно разгуливающего по королевским коридорам.
– Капитана так и не пускают на собрания?
– Не пускают, – выдохнул я. – И он в бешенстве.
– Держи его в узде.
– Он не животное.
– Но при должном поведении тоже может сослужить хорошую службу, – строго возразил эльф. – Если его не отстраняют от должности, значит рано или поздно он возглавит либо нападение, либо оборону – и тогда нам понадобится его дружба.
– Его дружба нужна мне не за этим, – уязвленно пробормотал я.
– Мне жаль, что ты искренне привязался к своему псу, но не забывай, зачем спишь на местных перинах.
Я нахмурился; тем утром всегда сдержанный и рассудительный Киан был заметно раздражен. На минуту я засомневался, стоило ли рассказывать ему о вечере в библиотеке, но, поймав нетерпеливый взгляд, мгновенно выложил все, что знал.
– Ты не думал… – вдруг замялся он. – Поддаться её чарам?
– Им едва ли можно сопротивляться.
– Нет, я о том… – тщательно подбирал слова учитель. – О том, что ты, кажется, нравишься ей.
– Да что с тобой такое? – воскликнул я. – Я не стану этого делать.
– Как знаешь.
Смущение на лице Киана я видел впервые, и зрелищем это оказалось презабавным. Резкое переключение эмоций хоть и удивляло меня, но не давало позабыть – в этом и состояло его ремесло; этому он пытался научить и меня. Не знаю, насколько хорошо я овладел этим мастерством, но одно можно сказать точно – ложь стала мне второй кожей.
Покинув кузницу, я обнаружил знать, бешеным потоком стекающуюся ко входу в замок. Кто-то едва плелся после ночного пьянства в таверне, кто-то бодро вышагивал после конной прогулки, но все – одинаково взволнованные и возмущенные. Я нелепо озирался по сторонам; выглядело так, будто все бежали от настигнувшей их лавины, но улицы были чисты и спокойны, а безоблачное небо обещало теплый безветренный день. Наконец в толпе я увидел капитана; он был единственным, кто сменил заданное толпой направление.
– Териат! – запыхавшись, подбежал он ко мне.
Я по-прежнему стоял, недоумевая.
– Куда все идут?
– В тронный зал, – ответил Кидо. – Минерва созывает на совет. Немедленно.
– Всех? – уточнил я.
– Ох, видел бы ты мое лицо.
По телу пробежала неприятная дрожь. Всех? Неудобного капитана, бедного странника, бесполезных вельмож? Среди спешащих “советников” виднелись лица и обычных купцов, и хозяев местных заведений, мелькнуло даже одеяние верховной жрицы. Напряженный каждым мускулом я с трудом заставил себя последовать за толпой; Кидо усердно подгонял меня суетливым бормотанием.
Едва втиснувшись в тронный зал, мы оказались прижатыми к стене – желающих выслушать объявление принцессы собралось немало. Минерва сидела на весьма ожидаемом месте – на троне, прямо за которым стояли магистр и Лэндон; слева от неё два кресла заняли Хант и Ариадна, справа – с трудом остающаяся в сознании, посеревшая Ровена и отчаянно поддерживающая её Беатрис. Казалось, будто забота о королеве вдохнула в умирающую госпожу жизнь; теперь, глядя на них, умирающей казалась совсем не та из сестер, что в самом деле была на пути к Отцу.
Лианна скромно появилась из одной из переговорных и проследовала к принцессе. Складывалось ощущение, что советники Минервы не жаловали друида – лишь завидев её, они оба насупились, – однако та невозмутимо заняла своё место рядом с Лэндоном и устремила взгляд к народу.
Еле заметно взмахнув рукой, Рагна захлопнул двери зала, и народ мгновенно затих.
– Благородные жители Греи, – низким голосом начала принцесса, не изменяя типичному обращению её отца. – Спасибо, что пришли по моему зову.
Ариадна метнула на меня обеспокоенный взгляд. Её губы отчетливо проговаривали что-то, но даже эльфы не могли смотреть сквозь плоть – знать сновала по залу, мешая сосредоточиться. К ней неожиданно обернулся Хант; напряженная как струна принцесса сжала челюсти.
– Послушай сестру хоть раз, – шепнул человек, зовущийся её мужем. Движение этих губ я разглядел до неприятного ясно.
Лисица оскорбленно фыркнула, выдергивая руку из-под тяжелого гнета южанина.
После приветствия Минерва прождала ещё несколько минут, будто бы нагнетая атмосферу в зале; с каждой секундой шепот народа становился все тревожнее, и вскоре от этого чувства некуда было спрятаться. Я внимательно рассматривал присутствующих на импровизированном собрании, и некоторые из них вызывали у меня много вопросов.
– Эти восточные мужи, – указал я капитану на группу людей в толпе. – Я не видел их на свадьбе.
– Кажется, они прибыли сегодня, – задумчиво протянул он. – Похожи на знать из Амаунета, ту, что стала вассалами Греи после прошлогоднего нападения.
– Вассалы? – переспросил я. – Зачем созывать вассалов?
Минерва поднялась с трона и сделала два шага вперед; широко раскинув руки, будто готовая принять град стрел, нацеленных в сердце, она хищно улыбнулась.
– Дорогие подданные, пришло время отплатить вашим правителям за их щедрость и доброту, – властно произнесла она. – Прошу вас подготовить оружие, воинов и мешки с золотом – в скором времени мы захватим Эдронем.
Глава 24
– Эдронем?
– Как же так?
– Разве для этого есть причины?
Голоса стали возникать так быстро, что у меня зазвенело в ушах. Подданые белокурой принцессы обращались друг к другу, пытаясь найти понимание происходящего хоть в чьем-то лице, что было, очевидно, тщетно – лишь троица во главе зала знала, что происходило на самом деле. Стоящая среди них Лианна изо всех сил пыталась сохранить спокойствие, однако её тревожный взгляд некуда было спрятать; похоже, никто не предупредил столь важную фигуру, как друид, о меняющем всё решении короны.
Ариадна несколько раз порывалась встать с кресла; её ноздри раздувались от разгневанного дыхания, а ноги несли к сестре, хоть и без осознания дальнейших действий. Схватив еще при первой попытке, муж не отпускал её руки; у лисицы не было ни единой возможности приблизиться к Минерве. Хант сжал кожу принцессы так, что глаза её мгновенно покрылись слоем блестящей влаги, и я едва сдержался, чтобы не перепрыгнуть через головы зевак и не растерзать его, подобно дикому зверю.
– У Эдронема – огромная армия!
– Нам не хватит воинов!
– Впереди зима, и мы потратим месяца, обходя горы!
– Зачем обходить, если можно пойти через них? – раздался голос Минервы, и только что высказавшийся мужчина вжал голову в шею. – Мы пойдем по короткому пути.
– Но эльфы ни за что на свете не дадут нам спуститься с гор живыми!
В толпе вновь поднялся шум. Я жалостливо взглянул на капитана королевской гвардии; он выглядел до боли растерянным и оскорбленным. Минерва не считалась с его мнением, не взирая ни на пост капитана, ни на статус сводного брата, но таинственный советник стоял за её спиной так, будто знал больше, чем она сама; в его фигуре было столько уверенности, словно это он правил страной и тысячами жизней. Всем своим видом он насмехался над Кидо; по крайней мере, раненой душе капитана так казалось.
Нательный рисунок, карабкающийся со спины советника до основания головы, будто бы поблескивал без видимых на то причин; тщательно протерев глаза, я взглянул на него вновь – и не увидел ничего подозрительного. Сам Лэндон однажды сказал мне, что руны на его теле сделаны искусно, но использовать их как оружие он не мог в силу отсутствия подобающих способностей. Что ж, возможно, он нашёл способ ими овладеть.
– Недалеко от наших земель есть тайный проход, – отчеканила принцесса. – Нужно лишь немного подняться, и мы пройдем через гору насквозь.
– Рингелан скорее умрет, чем пропустит вас, – низко пропела верховная жрица.
– Оставим этот выбор ему, – вмешался Рагна.
Минерва безразлично промолчала. Судьба эльфийской короны едва ли её волновала; только если это не была судьба nuru elda. Она всегда была самонадеянна, но, решив напасть на высшую расу, ненавидящую её род с самого его основания, показала ещё и свою глупость. В подобном обществе эта ошибка могла дорого ей обойтись.
– Мы предложим им часть добычи, – отрезала девушка, пресекая обсуждения этого вопроса. – И у них не будет причин противиться.
Как же мало ты знаешь об аирати, подумал я. Как наивно полагаешь, что сможешь его обмануть.
Капитан похлопал меня по плечу и, заставив обернуться, стал усердно объяснять что-то жестами, постепенно исчезая в толпе. Насколько я понял, он попросил быть в его покоях после окончания собрания; в месте, далеком от тронных залов и лишних ушей, где мы часто осуждали решения короны. То, что мы трое ещё не сидели в подвальных камерах, по моему мнению, было чистой удачей.
– Все, кто не готов поддерживать намерения короны, должны покинуть город сегодня же, но знайте – однажды корона ответит вам тем же.
Голос принцессы был ледяным, словно зимний ветер; казалось, на мгновение даже дыхание в моей груди застыло. Поднявшись с трона, она подала руку магистру, и тот поддерживал её, пока они не скрылись за дверьми переговорной. Все прочие приближенные и родственники двинулись следом; Ариадна нехотя плелась вслед за мужем, крепко держащим её за руку. Я не выдержал и десяти минут в гудящей от голосов комнате; голова закружилась, умоляя сбежать как можно дальше. Я спрятался там, где знал, что буду в тишине и безопасности; по крайней мере, до тех пор, пока мои собеседники ко мне не присоединятся.
Лисица появилась первой; дверь за ней захлопнулась с такой силой, что чуть не разлетелась в щепки. Не дожидаясь слов приветствия, она прошла мимо меня и уселась за скромный стол капитана. Я промолчал, дожидаясь, когда она сама решит заговорить.
– Когда это закончится, Эзара? – наконец взвыла она, поняв, что перебирание неинтересных ей бумажек не заглушит её чувств.
– Мы обязательно со всем разберемся, – едва ли веря своим словам, прошептал я. – Но действовать нужно вдумчиво.
– Когда? – повторила она. – Когда Хант станет бить меня, лишь бы я не пискнула в её присутствии?
– Если он посмеет тебя ударить…
– Когда головы правителей Эдронема окажутся на пиках? – продолжала она. – Когда проклятые мозги этих идиотов расплавятся настолько, что начнут течь из ушей?
– Ариадна, послушай…
– Надоело слушать!
Мне почудилось, будто от принцессы в стороны разлетелась ударная волна. Дыхание сперло, а сердце гулко ударилось об пол. Я смотрел на неё в изумлении: лисица всегда была эмоциональной, но голос разума звучал громче.
– Меня достало, что я гожусь лишь принимать чью-то помощь.
Я терпеливо молчал, не намереваясь ее перебивать.
– Достало, что могу лишь смотреть, как Минерва держит всех за никчемных псов, смотреть, как она заставляет тебя её целовать, – лисица едва слышно всхлипнула, пряча лицо за копной волос. – Заставляет?
– Я бы никогда.
– Да, конечно, – утерла одинокую слезу она. – Надеюсь, ты и сам в это веришь.
Кидо неожиданно быстро ворвался в комнату, повторяя трюк сестры с закрытием двери. Темные волосы были взъерошены, лоб блестел от испарины, а дыхание обдавало комнату потоком горячего воздуха.
– Я почти узнал кое-что, – раздосадовано махнул он рукой, не заметив витающего в комнате настроения. – Скоро мы доберемся до их планов, а пока…
– Что нам делать сейчас?
– Ждать.
Ариадна возмущенно хмыкнула.
– Совсем немного, – взмолился капитан. – Прошу, мне нужно немного времени.
– Моя мать на пороге смерти, – объяснила свою вспыльчивость Ариадна. – Её разум медленно погибает, но я не знаю, от ядов ли, от горя ли… Если начнется война, я хочу успеть отослать ее.
Между братом и сестрой повисла одним им понятная тишина. Я замер, ожидая дальнейших действий; они долго смотрели друг на друга, а затем приблизились к рабочему столу капитана. Ариадна кивнула, и Кидо открыл верхний ящик. В его руках блеснуло кольцо – не слишком дорогое, но с чистым, качественным камнем, – и он несколько мгновений с грустью его рассматривал. Ариадна обняла брата, обхватив его талию со спины.
– Скучаешь по ней?
– Порой кажется, что все оставшиеся о ней воспоминания я выдумал уже после того, как увидел обломки на берегу, – тихо ответил капитан. – Не хочу, чтобы твой разум терзали те же сомнения. Ровену нужно увезти как можно скорее.
– Хорошо, – прошептала принцесса.
Кидо положил кольцо на место и, закрывая ящик, прищемил себе палец. Под писк ругательств мы с Ариадной с улыбкой переглянулись; я все еще поражался, по какой причине его неловкость не распространялась на владение оружием, но благодарил Богиню, что он в детстве не проткнул себя, взявшись за неверный конец меча.
Ещё около часа мы выпытывали у капитана, в шаге от каких сведений он потерпел неудачу, но тот упорно отмалчивался; мол, в них будет смысл, лишь когда он овладеет ими в полной мере. Ариадна высказала намерение проводить ночи в покоях очарованного принца в тех же целях, но мы с Кидо ответили однозначным отказом.
– И с каких это пор вы решаете, что мне делать? – вскинула брови лисица. – Для этого у меня уже есть муж.
– Этот риск не оправдан, – протестовал я. – Он ни за что не выдаст тебе тайн Минервы.
– Откуда тебе знать, как я умею их выведывать?
Язвительной улыбке на губах Ариадны аккомпанировал одобрительный свист Кидо; он любил юмор младшей сестры, хоть и слегка морщился, стараясь ненароком не представить непристойностей с её участием. Оценив шутку, капитан все же вновь сделался серьезным.
– Тер прав, – поддержал он меня. – Не будь близка с ним без крайней необходимости. Его фанатизм мог сделать его жестоким.
– Он был жесток всегда, и причина совсем не в этом.
Перед глазами мелькнуло испещренное синяками лицо южного короля.
– А куда запропастился король Дамиан? – выпалил я.
– Какое тебе до него дело? – недоумевал Кидо.
– Разве он не поддержит родственную династию в войне?
– Поддержит, но оружием и деньгами, – объяснила лисица. – Не своим присутствием.
Кровь на мгновение застыла в жилах. Как же я упустил его? Отпустил ублюдка гулять по вечно цветущим садам, греться на солнце, бороздить моря? От одного его имени меня бросало в дрожь, а разряды молний грозились выпрыгнуть из тела, чтобы найти мерзавца в любой точке мира, и я изо всех сил прикусывал губу, чтобы вернуться к реальности. Так ничего и не рассказав Ариадне, я не знал, когда завести разговор – для подобного не существовало подходящего момента. Что ж, я все равно заставлю его заплатить за содеянное; на войне или в мирное время, руки Отца Духов дотянутся до его души, а я стану их телесным воплощением.
– Завтрашний день пройдет спокойно. Праздник нужен им, чтобы задобрить народ, – заверил нас капитан. – Отдохните, как следует.
Утро ознаменовалось заливистой песней труб – день осеннего равноденствия подкрался неожиданно, но подтолкнул ко вполне ожидаемым мыслям. Ровно год назад я приехал на этот праздник обычным эльфом, случайно познакомившимся с принцессой, сегодня – строил заговоры против короны, находясь у неё под боком. Я изменился: шрам на щеке сделал меня не таким юным, бесконечно расползающиеся по коже синяки – не таким проворным, однако людские книги заметно подковали мой разум и открыли мир искусства, прежде мне незнакомого. Я не мог признаться себе, как относился к лицу, что по утрам встречал в зеркале; этот человек был мне чужим, но все же хранил часть моей души. Любил Ариадну, боялся за судьбу Аррума, пытался разгадать тайны витающей в замке магии, но в то же время вожделел Минерву, завидовал магистру, не принимал Лианну. Женщину, что дала жизнь близкому мне человеку, я видел лишь разменной фигурой в этой игре, хоть и сожалел о её судьбе. Мне был ненавистен слой бесчестной лжи, коим покрыто мое существо, но и без него существовать я уже не мог – ни в замке, ни вне его.
Праздник действительно поражал воображение. Если раньше я думал о роскошно украшенных улицах и большом количестве приглашенных артистов, то теперь все прочие торжества померкли – даже недавняя свадьба. Город сиял, а лица горожан светились счастьем: любой подарок короны, даже сделанный ею в корыстных целях, они считали проявлением любви Богини. Впрочем, та безусловно щедро одарила их: небывалый по объему и красоте урожай пригодится жителям Греи не только для фестиваля, но и зимой, которую они будут в страхе пережидать за городскими стенами.
Я не смог отказать себе в удовольствии побывать на торжестве. Гуляя по выложенным мозаикой дорожкам рынка, среди покупателей я высматривал обладателей заостренных ушей, но попадались они мне крайне редко, а если и встречались, то были неинтересны. Полагаю, отсутствие в городе хорошо знакомых мне эльфов было неслучайным; учитывая вполне реальную опасность раскрытия моей легенды, было бы глупо кинуться в объятия Индиса посреди площади, как бы ни хотелось вновь увидеть старого друга.
За день празднества я накупил целый мешок ненужных мне безделушек: некоторые торговцы были слишком очаровательны, чтобы не оставить им пару монет. Вернувшись в замок, я дарил сувениры практически каждому, кто встречался мне на пути – к счастью, все сочли это лишь приятной традицией, приуроченной к любимому дню Богини, – и все же большая часть досталась смутившимся от внимания Лэсси и Фэй. Я велел им присоединиться к толпе на площади; близился закат, а служанкам замка до того момента так и не удалось выйти в город, чтобы хоть немного повеселиться.
Танцем Рогов в этом году вновь руководил Хант, и народ привычно искупал его в восторженных аплодисментах. Я наблюдал за представлением из окна коридора – в глубине души мне был ненавистен этот дикарский обычай. При виде меча в его массивных руках я невольно представлял, как они заносят оружие над шеями детей короля Эдронема, вспоминал рассказы о болтающейся на лошадином крупе голове амаунетского короля Аббада, вспоминал, как его пальцы сжимали кожу принцессы, а затем воображал, как они складываются в кулак и врезаются в лицо Дамиана… Растерзанная душа принца не имела ничего общего со всем, что я ему предписывал, но руки его были в крови, а ей совсем неважно, что или кто в момент вынесения приговора повелевало палачом.
Как только стемнело, я спрятался в своих покоях; не горела ни одна свеча, и тьма наполнила мой разум, хотя провалиться в сон я ожидаемо не сумел.
