Текст книги "Эльфийская погибель (СИ)"
Автор книги: Александра Рау
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 35 страниц)
– Господин Териат, – поприветствовала она, присаживаясь в легком реверансе. Я нахмурился; с каких пор она так любезна? – Что-то не так?
– Всё прекрасно, – услужливо ответил я. – Надеюсь, и Ваше Высочество находится в добром здравии.
– Со мной всё прекрасно, и моя дражайшая сестра тоже вскоре вернется в общество. Свадьба совсем скоро, вы представляете?
– Не могу дождаться, – выдавил я.
Минерва ухмыльнулась. Вот лицо принцессы, что мне знакомо: довольное уколом в самое сердце. Самой ей не было дела до свадеб: ни до свадьбы Ариадны, ни до своей, о которой никто никогда даже не помышлял. Я не слышал, чтобы её руки приезжали просить принцы или прочие благородные мужи, чтобы устраивали турниров в её честь, чтобы она влюблялась и сбегала для встречи с любимым, а ведь она старше сестры на четыре года. В её сердце не было места для любви; ей неведомо, каково это, когда сердце наполняется счастьем. Или она хотела, чтобы все остальные так думали.
– Магистр Рагна, – поприветствовал я.
Его глаза, до того бывшие светло-серыми, начали медленно желтеть, набирая цвет, будто лимон на ветке; зрачок сделался выразительным, но в какое-то мгновение резко сузился, сделав мага похожим на змею. У меня защекотало в груди.
– Териат, – обратился он, опустив все ненужные титулы. – Не хотите ли присоединиться к нашей беседе?
– Не смею вас беспокоить.
Магистр резко приблизился ко мне, и я инстинктивно сделал шаг назад. Руку обожгло короткой вспышкой боли; розовый куст за моей спиной обладал крупными шипами, без усилий впившимися в покрытую мозолями кожу.
– Поранились? – Рагна протянул руку, предлагая помощь, и глаза его заблестели торжеством. – Позвольте помочь.
Я тут же сунул раненый палец в рот, слизывая кровь, и почти смущенно улыбнулся.
– Не стоит, – отказался я. – Я переживал и более серьезные ранения.
Магистр, казалось, был приятно удивлен моей сообразительностью, и, будто бы сделав мысленную пометку, отпрянул. Глаза стали меркнуть, но, обратив лик к Минерве, он не позволил мне рассмотреть весь процесс. Как и принцесса, Рагна чувствовал неладное. Магия помогла бы ему разобраться с пробелами в моей истории, но он не сумел ее применить. Он не выполнил условия – не заполучил ни капли моей крови.
То, что мой отец однажды обращался к подобному магу, совсем не добавляло его биографии светлых глав; магия крови, хоть и негласно, была запрещена в большинстве известных нам королевствах. Она позволяла узнать о человеке столь многое и столь многое с ним сделать, что и цену запрашивала соответствующую; я старался не размышлять, чего отцу стоило признание Кидо наследником короля. Немногие решались следовать кровавому пути, но те, что ступали на него однажды, боле не могли с него свернуть – жидкой властью полнились вены любого живущего, а отказаться от власти, что уже вкусил, – все равно, что отказаться дышать.
Минерву утомило ожидание разрешения молчаливого конфликта.
– Хорошего дня, господин Териат, – бросила принцесса. – Будьте аккуратны в саду – розы в это время года страшно агрессивны.
В следующий раз я увидел их тем же днем на ужине. Ариадна действительно появилась в столовой – но лишь на минуту, чтобы перекинуться парой слов с Лианной, вероятно принимающей участие в её лечении. Платье принцессы было простым и мятым – полагаю, в нем она последние дни лежала в постели, – волосы растрепаны, взгляд источал усталость. Я ощутил почти физическую нужду прижать её к груди, забрать все недуги себе, чтобы вновь увидеть её сияющей и улыбающейся, но в сердце кольнуло: я не видел её такой мучительно давно. Она перестала выходить в город, где так любила бывать раньше, и проводила столько времени в компании ненавистных ей людей, что сама едва ли помнила звук своего смеха. Зато его помнил я – звонкий, искренний, заразительный, – и отдал бы все, чтобы услышать его вновь.
Неприятно признавать, но к обществу ненавистных лисице людей я привык и прикипел. В каком-то смысле мне нравилась их предсказуемость: я знал, что сэр Фалкирк сметет все блюда со своей половины стола в первые десять минут приема, а мадам Ботрайд осуждающе взглянет на него за это; знал, что милая Элоди попросит рассказать ей историю о странствиях, а её старшая сестра будет флиртовать с кузеном принца Ханта; знал, в конце концов, что Минерва будет с презрением смотреть на непокорного отца, а король Дамиан вновь упрекнет сына в какой-нибудь мелочи. Их стабильность позволяла мне считать, что у меня все еще было время для хитростей и маневров, было время, чтобы придумать план по решению проблемы, из-за которой я оказался в замке. Проблемы, которую я по-прежнему затруднялся сформулировать, не понимая, что, кроме праздной жизни, я должен был познать за месяцы жизни в замке. Их стабильность оправдывала мою затянувшуюся слежку.
Глубокой ночью я тренировался в дальней части сада, что за последние недели стала мне родней покоев. Соловьи тихонько переговаривались на деревьях, будто обсуждая – а порой и осуждая – каждый мой выпад. Двигаться я стал лучше: увереннее, плавнее, проворнее. Но особой связи с куском металла так и не почувствовал; тисовый лук все равно был мне ближе прочего оружия.
Когда небо на горизонте стало светлеть от первых лучей солнца, уши заложило от оглушающего звука. Несколько секунд я приходил в себя, отыскивая источник, пока, наконец, не понял: звенел колокол на вершине башни Заката. В ответ на пробежавшую на задворках разума мысль сам воздух будто бы переменился. Я тут же сорвался с места.
Бежал изо всех сил, мысленно проклиная себя за то, что зашел так далеко; сегодня я не пользовался магией, и прятаться не было нужды. Магия трепетала, реагируя на небывалое возбуждение разума, а ноги несли так, будто я скакал верхом, и лишь ускорились, завидев вход в замок. Я не успел отворить их сам; тяжелые деревянные двери распахнулись, будто весили не больше птичьего пера, и из-за них выбежала лисица.
Она жива. И она бежала ко мне. На её лице не отразилось ни капли удивления от возникшего в рассветном тумане знакомого лица; она знала, что найдёт меня тут. Некоторые из окон в её покоях выходят на мою любимую часть сада.
Некогда ослабевшее тело вдруг набралось силы и гнева, и она, раскрасневшись, выкрикивала одно ругательство за другим. Я едва успел замедлиться, чтобы не сбить её с ног, но сама Ариадна замедляться не собиралась; приблизившись, она стала яростно колотить кулаками в мою грудь. Я крепко обнял её плечи, наплевав на глаза и уши, что стены замка отрастили за многие годы, и прижал их к себе. Воздух вокруг пропитался болью и отчаянием, и, вырываясь, она била меня, пока силы совсем не иссякли. Когда лисица обмякла, я услышал жалобное всхлипывание. Рукав рубашки мгновенно намок.
– Она… эта сволочь, она… – охрипшим голосом шептала принцесса. – Она его отравила.
Грудь стиснуло болью, будто криком. Меня придавило к земле.
Оглушающий звон колокола. Звук голоса стражника со стены.
– Король мертв!
Глава 21
– Он – наш отец. Разве могла она так поступить?
– Думаешь, если на кону власть, её может остановить такая мелочь, как кровные узы?
Ариадна взволнованно ходила кругами по комнате капитана. Её грусть стабильно сменялась гневом каждые десять минут – иначе она не могла справиться с бурей эмоций, не выпадая из реальности, – и она то сетовала на злой рок судьбы, то поражалась бесчестности старшей сестры. Так или иначе, она справлялась. В отличие от капитана. Король совсем недавно стал ему настоящим отцом, отчего потеря ощущалась ярче, а дыра в душе – глубже.
– Вы уверены, что мне не стоит уйти?
– Останься, – хором ответили брат и сестра.
Я, изумленный неожиданной уверенностью в их голосах, застыл на месте; они удивились не меньше.
– Ты доверяешь ему? – обратилась к капитану Ариадна. – Дело серьезное, и…
– Да, – коротко ответил он. – Доверяю.
Тишина.
– Не спросишь меня о том же?
– В этом нет нужды, – пожал плечами капитан. – Ты любишь его, значит, вопрос о доверии не стоит.
Ариадна гулко сглотнула, и глаза ее расширились. Я вновь обратил внимание на их сходство; они оба взяли лучшее от отца. Высокие скулы, темные волны волос. Я ведь заметил это ещё в первую встречу; возможно, поэтому я, совсем не зная, чего ожидать, с такой теплотой отнесся к капитану – разглядел в нем любимые черты. Однако их сходство с лисицей заключалось не только во внешних признаках.
Ариадна бросила на меня взволнованный взгляд, будто умоляя что-нибудь сказать, возразить, прикрыться своей легендой. Я промолчал. Капитан открылся мне, и я чувствовал, что обязан отплатить ему тем же.
– Мне не нужно знать деталей, – по-доброму усмехнулся Кидо. – Того, что я знаю, достаточно. Расскажете как-нибудь потом, когда у нас будет время обсудить это в таверне за пинтой эля.
– Спасибо, – прошептала Ариадна, падая в объятия брата.
– Выходит, ты уверена, что это дело рук Минервы?
– Абсолютно.
– Расследование поручено тебе? – обратился я к капитану.
– Да. Ею лично.
– Любопытно, как далеко она позволит ему продвинуться.
Чуть позже мы поняли, каков был ответ – ни на шаг. По крайней мере, без ведома Минервы. Она заваливала капитана различного рода поручениями, не имеющими никакого отношения к смерти короля, будто пытаясь отослать его подальше от зала совета и всех его членов. Никто, кроме нас, не сомневался в её непричастности. Кроме нас троих и королевы Ровены.
Она несколько дней не покидала тело короля. “Разбита и уничтожена” – так Ариадна описывала ее состояние. Ее любовь к Эвеарду не была частью образа королевы или прикрытием вынужденного брака – она была чистой и самозабвенной. Подозревать падчерицу ей казалось постыдным: она растила её, как собственную дочь, хоть принцесса и не принимала ту заботу, что Ровена могла и хотела ей дать. Постыдным, и все же в ее сердце с каждым днем крепла уверенность, что Минерва замешана в бесчестной смерти её горячо любимого мужа.
Она писала письма отцу, что многие десятилетия не покидал пост правителя Драрента, в надежде на реакцию родных земель. Я не совсем понимал, какой именно помощи она ждала – с расследованием, с поддержанием власти и порядка в Грее, с её личными вопросами, – но многочисленные письма и гонцы не приносили никакого ответа. Вероятно потому, что она ждала его слишком скоро, не учитывая времени, требуемого на дорогу до Драрента и обратно, но бессердечно было упрекать её в этой ошибке; захлестнутая горем, как волной взбушевавшегося Сапфирового океана, она едва ли могла адекватно оценивать хоть что-либо.
Ариадна пыталась добиться от сестры и короля Дамиана переноса свадьбы, чтобы траур по ее отцу прошел, как полагается, но единогласным решением они отказались идти на такие траты. Праздник был неминуем, ведь гости, чьи многочисленные рты приходилось прокармливать, давно были расселены по комнатам, а корабли и повозки подготовлены к их отбытию в ближайшие дни после торжества. Королевство держалось лишь на мысли о предстоящем браке – как эмоционально, не позволяя себе проваливаться в бездну скорби, так и финансово, подпитываясь золотом островного короля, – и все же отдельные лица, мелькающие в коридорах, полнились тоски по ушедшему правителю.
– Хант совсем не появляется, – сказала лисица негромко, оглядывая тренировочный зал. Мечи гвардейцев сталкивались, заполняя воздух металлической симфонией.
– Я пару раз видел его с отцом, – задумчиво протянул я. Мне казалось, что только я перестал повсюду его встречать. – И прочими островитянами.
– Мне же лучше.
– Он не приходит даже к тебе?
– К счастью.
– Надеюсь, что к счастью, – насторожился я. – Но это странно.
– Ты тоже странный, – ухмыльнулась она, нападая. Я легко ушел от предсказуемой атаки. – Хочешь видеть его в моих простынях почаще?
Кидо присвистнул. Последние несколько минут он пристально наблюдал за нашим боем. Я бросил на капитана многозначительный взгляд, но тот не замялся, невозмутимо добавив:
– Не в моем вкусе.
Уловив момент для атаки, я еле сдержался, чтобы не прижать принцессу спиной к песку. Остановившись вместо этого в миллиметре от ее лица, я опустил меч и показательно поклонился, выражая благодарность за честь тренироваться с Её Высочеством. Ариадна разочарованно фыркнула и, бросив тренировочный меч прямо в руки капитана, двинулась к выходу из зала. Кидо расхохотался. Я ощутил себя дома: будто я вновь дитя, окруженное друзьями – Индисом и Бэтиель, – и беззаботно дурачусь, распахнув двери своей души. На мгновение я был счастлив.
Некоторые ночи я снова стал посвящать сну; тело начало утомляться сильнее прежнего. Сон был скорее ритуалом для отдыха разума, нежели действительно способом получения сил, ведь тело едва ли просыпалось отдохнувшим. Так или иначе, за пару часов до рассвета я всё же оказывался в кровати.
Меня беспокоил загадочный голос. “Аарон”, звал он без конца. “Аарон”. Я вспоминал, что Маэрэльд рассказывала мне об Аароне: древнеэльфийский король, чья мрачная смерть от, вероятно, людских рук по-прежнему вселяла страх в сердца моего народа. Я вновь попытался представить, как именно люди могли настолько очернить образ светлого короля, что его имя навсегда покинуло наши края, но так и не придумал подходящего варианта.
Вернулась в мои сны и Минерва, но не как прежде, а лишь мимолетной вспышкой на заднем плане. Её власть, очевидно, набирала силу: как среди знати, так и внутри неё – я почти ощущал вибрирующий вокруг нее воздух, наполненный неведомой мне энергией, – но я перестал быть для неё целью. Эту забаву она оставила если не насовсем, то лишь до момента, пока скука вновь не поглотит её, и ей не захочется отобрать у сестры то, чего за все годы так и не появилось у нее.
Раздирающий уши писк. “Аарон”. Азаани говорила, что это имя переводилось как “хранитель порядка”. С момента появления в замке и до смерти короля я слышал его лишь однажды – в саду, когда встретил Минерву в одном ночном платье, – но теперь оно преследовало меня каждую ночь. Хранитель бы сейчас не помешал: порядок в Грее, безусловно, нарушен.
Капитан Фалхолт искренне пытался это исправить. Он выполнял бесконечные глупые поручения старшей принцессы, умудряясь при этом не забросить расследование убийства короля и тратя на это буквально всё своё время. Мы с Ариадной иногда пытались отыскать его, чтобы узнать, как идут дела, но шли дни, и поймать его было практически невозможно: он не появлялся ни на приемах, ни на советах, ни на обедах и ужинах. В какой-то момент мне показалось, будто он и вовсе исчез из замка – по своей воле или воле новой правительницы, – но тем же вечером я встретил его задумчиво стоящим у камина.
– Ждёшь его? – спросил я, облокотившись на каминную полку так, чтобы видеть лицо капитана.
– Нет. Если бы ждал, то лишь потратил бы время впустую.
– Это после…
– Нет, ты не при чем.
– В чём же дело?
– Мы верны разным наследницам престола.
Кидо поднял на меня усталые глаза, испещренные тонкими молниями крови. От разглядывания документов в темноте и постоянного недоумения на лбу проступили морщины; на молодой загорелой коже они смотрелись даже нелепо, но добавляли капитану пресловутой солидности и соответствия серьезному посту.
– Как давно ты спал?
– Не знаю, – пожал плечами он. – Сегодня чуть не уснул в темнице, пока допрашивал подозреваемого.
– Подозреваемого?
Кидо огляделся и молча указал рукой на дверь в свои покои. Войдя, он сразу же направился к постели; пыль с покрывала взмыла в воздух, приветствуя почти забытого хозяина.
– Магистр Рагна и советник, оказывается, тоже не сидели без дела, – зевнул он. – Мы получили наводку на старика с кухни. Все там твердят, что видели, как он чем-то капнул на тарелку короля и затем сбежал.
– Они уверены, что это был яд?
– Они уверены во всем, что их заставят сказать под страхом смерти или под тяжестью монет.
Я упал в кресло. Дыхание капитана становилось размеренным и ровным, а слова начинали слипаться в одно; сон цепкими лапами цеплялся за него, пытаясь утащить как можно скорее. Я открыл рот, чтобы спросить, как мне найти пленника, но не успел произнести и звука, как в ответ прозвучало сопение. Позвав служанку, чтобы капитана раздели, я отправился искать ответ самостоятельно.
Разумеется, он находился в темнице, что, как паучья сеть, простиралась в подземельях замка. Но где именно? Я никогда не бывал в тюрьмах прежде. Пустят ли меня туда, если я прикроюсь праздным интересом и ненавистью к завистливому старику, погубившему великого короля?
Вход никто не охранял. Пахло сыростью и её близкой подругой – плесенью, – что так любовно уживались вместе. Холодный воздух встретил открывшуюся дверь порывом сквозняка, и я невольно поежился. Пройдя три поворота, я наконец набрел на первый освещенный участок; тело само потянуло к факелам, уже успев истосковаться по теплу.
– Господин, – прогремел голос дремлющего на хлипком стуле стражника. Он вскочил, устремив пику в потолок и оглушив звоном доспехов. – По какому делу?
– Я слышал, вы схватили отравителя короля, – заискивающе прошептал я. – Разрешите взглянуть?
– С какой целью?
Ненавистный вопрос.
– Как благодарный гость короны, – слегка поклонился я. – Я бы хотел взглянуть в глаза того, кто решил Грею справедливейшего из правителей, и убедиться, что его грязные руки не доберутся боле ни до одного честного человека. Разве такие люди не заслуживают общественного порицания?
– Ещё какого! – захохотал стражник, слегка покраснев. Мои речи порой и меня вгоняли в краску; но не по той же причине. – Вас проводить?
– Полагаю, справлюсь сам.
– В конце коридора, – указал он на проход к длинной череде железных клеток. – В самом конце, чтобы, даже если захочет сбежать, по пути переломал ноги.
Я учтиво кивнул и снял со стены один из факелов; потерявшая от холода гибкость рука приятно загудела. Земля ухабистая, с торчащими из нее корягами и камнями; без толстой подошвы и должного внимания бежать по ней действительно опасно. Коридор был узким, так, чтобы, стоя в середине, стражник без усилий мог дотянуться до камер как по правую, так и по левую сторону. Все клетки до единой были заняты, некоторые – заполнены сверх меры.
Живя рядом с Греей и в самом её сердце, я нечасто слышал о разбойниках, ворах и хулиганах, но сейчас на меня умоляюще смотрели десятки лиц, тянущихся к теплому свету огня. Кто-то из них давно ждал приговора: кожа поражена проказой, от одежды остались жалкие лохмотья, просвечивали кости, демонстрируя последствия постоянного голода и обезвоживания. Кто-то ещё не освоился и под неодобрительные взгляды старожилов пытался запугать абсолютно безразличных стражников своими связями во дворце. Их было недостаточно, чтобы обращать внимание на все беспорядки, устраиваемые заключенными, и потому они попросту не обращали его ни на что, занятые разговорами друг с другом, игрой в кости или дневным сном.
У камеры убийцы короля было пусто; даже к такому важному заключенному не проявляли никакого интереса. Впрочем, его в самом деле незачем было охранять. Произнеся слово “старик”, капитан ни капли не преувеличил. Казалось, он еле находил силы, чтобы передвигаться, а если и совершал движение, то сопровождал его громким кряхтением.
– И чем же ты занимался на кухне? – вырвалось у меня.
– Тестом, – ответил он, ничуть не удивившись. – Пек пироги для всех детей Эдды и Эдвульфа!
Он произнес это с гордостью, будто был единственным, кто остался в замке с тех пор. Имена родителей короля Эвеарда впервые коснулись моих ушей, хоть я и видел многочисленные упоминания их персон в родовых книгах Греи. Эдвульф и его жена Эдда не были знамениты ни боевыми походами, ни выдающимся развитием города, ни развитием торговли; они слыли добрыми, но несчастными людьми. У них было двенадцать детей, и почти все умерли в возрасте до трех лет от страшных болезней, которые были с ними либо с рождения, либо приставали недолгим после. До отрочества дожили лишь трое: Эвеард, его старший брат Адриан и младшая сестра Агнесс. Традиция потомков Уинфреда давать детям имена на букву “э” началась именно с него, но, по какой-то причине, не считая будущего короля Греи, все дети Эдды и Эдвульфа явились живой демонстрацией их протеста. Суеверная толпа была уверена, что своим неуважением к традициям королевская чета разгневала богов, и потому те забрали их детей себе, однако причина, вероятнее всего, была в родственной связи супругов.
Влюбленные были кузенами. Их не поженили бы, если бы не округлившийся живот юной Эдды, на коленях молившей прощения у отца. Они приняли гнев богов с достоинством, и были счастливы хотя бы потому, что их первенец Адриан рос здоровым и смышленым, а Эвеард – достойной ему сменой. После смерти короля Эдвульфа Адриан отказался от престола, предпочтя славе правителя славу воинскую, и Эвеард взошел на престол. Его таинственная любовь и рождение Минервы не сыграли на руку молодому королю, заметно испортив его облик в глазах народа; скрытный король – это неизвестность, а неизвестность – это страх. Через месяц совет уже представил Эвеарда новой невесте – Ровене из династии Кастелло, что приходилась троюродной племянницей его матери, – и так ещё один король Греи женился на своей кузине. К счастью, их гнев богов не коснулся.
Агнесса стала жрицей, отказавшись от благ происхождения, и её местоположение никому неизвестно. Адриан погиб в бою за месяц до рождения младшей дочери Эвеарда; в его честь, хоть и с некоторыми изменениями в порядке букв, она и была названа.
– Я ничего не подмешивал королю, – всхлипывал заключенный, забившись в дальний угол камеры. – Я бы… Я бы никогда…
– Но вы признались
– Вы бы тоже признались.
Я на мгновение представил, сколько давления свалилось на бедного старика: куча стражи, мечи, пики, злые взгляды, кандалы, крики. Беспомощный слуга, чья правда весила как перо против железного слова Минервы.
– Мне и так осталось недолго, – вздохнул он. – Боги знают, кто лжёт, а кто честен.
– И примут, оценив по делам, а не словам.
Старик взглянул на меня устало, но с лёгкой улыбкой; он понимал, что так не говорят с тем, в чью вину беспрекословно верят. Я должен был плевать в него и осыпать проклятиями, желая самых страшных мук до смерти и после неё, но мне незачем играть, если никто не смотрит. Казалось, он со своей участью смирился; осталось смириться и нам.
Утром капитан Фалхолт силой вытащил меня из постели, ничего не объясняя; впрочем, это было и не нужно. Я прекрасно понимал, что за событие могло проводиться на городской площади, имея в зрителях толпу заспанных горожан и первые лучи солнца.
– Сохраняя верность короне, я объявляю смертный приговор человеку, посмевшему считать себя главнее богов и вершить судьбы, – постоянно прочищая горло, вещал капитан. Ложь стояла поперек горла. – От имени королевства мы наказываем его тело, чтобы душу его могли наказать боги.
Капитан сделал два шага назад; бывалая толпа поступила так же. Старика вывели на помост и заставили опуститься на колени. Его голова лежала на плахе, но он был расслаблен и не пытался вырваться. Ему не дали права сказать последние слова – хотя я уверен, что он бы и не нашел подходящих слов, – и исполинский топор стальным поцелуем проскользнул по его хрупкой шее. Капля крови долетела и до меня, обосновавшись в сантиметре над бровью.
Толпа ликовала: Грея вновь заживет спокойно и счастливо, ведь преступник найден, а это значит, что чести и жизни короны больше ничего не грозило. Толпа верила, что павшая на Грею тень уйдет, и крадущееся из-за горизонта солнце – прямое тому доказательство. Однако каждая тень обязана своим рождением свету, и пока в мире существовал хоть луч – существовал и его темный, всепоглощающий брат.
Поручения Минервы кончились в ту же секунду, когда древо помоста окрасилось кровью. Оставшись без работы, что занимала весь его разум в последние дни, капитан бесцельно слонялся по замку, пока не встретил такого же задушенного сомнениями меня. Единогласным решением было утопить мысли в жидком золоте медового эля.
– Я никогда не хотел быть принцем, – произнес он подавленно, вспоминая разговор, произошедший во время нашего прошлого визита в таверну. – Но теперь мне кажется, что у меня нет права скорбеть по отцу.
– Право на скорбь есть у каждого. Взгляни, – я кивнул на скучающие столы и стулья за его спиной. – Таверны пустуют, эль простаивает. Народ скорбит. Почему нельзя тебе?
– Потому что я обрек того старика на смерть, но отец не остался отомщен.
– Ты не мог спасти его.
Я четко произносил каждую букву, будто заставляя себя поверить в свои же слова. Что мы имели против воли Минервы? И всё же гадкий, гнилой привкус вины на языке отравлял мои речи.
– Однако, оставшись на своем посту, можешь попытаться спасти остальных.
– Звучит, конечно, здорово, – хмыкнул он. – Но один я не справлюсь.
Я поднял пинту и вытянул руку вперед. Мы столкнулись кружками, обмениваясь каплями эля, как делали воины в знак дружбы и верности – чтобы доказать отсутствие яда в напитке, – и сделали несколько шумных глотков. Пинты шли одна за другой, согревая тело изнутри и расслабляя мышцы. Чем сильнее ночь накрывала Грею, тем плотнее заполнялся зал; горожане заходили угрюмые, измученные, но спустя пару глотков на их лицах возникали улыбки, а смех заполнял воздух над их столами. Жизнь возвращалась в привычное русло, как и должно, но мы знали: мир делал лишь первые шаги по направлению к хаосу.
Разум, как и тело, расслабился: взгляд стал менее внимательным, движения замедлились, слух притупился. Голос стал громче, шутки – глупее. К нашему скромному застолью постепенно присоединялись знакомые лица: подопечные капитана – Аштон, Брук и даже юный Марли, – старательно разряжали обстановку, смеша начальника свежими историями. Оглядывая гуляющих стражников и торговцев, я не заметил, как руки Скайлы упали на мои плечи, усердно их разминая.
– Господин, вы так изменились с нашей прошлой встречи!
– Разве?
– Да, – наклонилась официантка к моему уху. – Ваши плечи набрали силу, а руки будто выкованы из стали…
– Скайла, – протянул капитан. – Вот так ты, значит, помнишь про постоянного клиента?
– Меня хватит на двоих.
– На сегодня ты свободна, – сказал Кидо, бросая ей монету. – Мы не в настроении для утех.
Я снял с себя мозолистые женские руки. Служанка ничуть не расстроилась; как и всегда, когда дело касалось капитана, она получила деньги, не выполняя работы. Кидо засмотрелся на меня пустыми глазами; сегодня он был не в силах врать своим друзьям – это давалось ему тяжелее всего.
– Я не хочу возвращаться, – прошептал он, наклоняясь ко мне. – Но если выпью ещё хоть глоток, то мой внутренний мир станет достоянием общественности.
Капитан пошатнулся, и я тут же подхватил его, поднимая на ноги; гвардейцы понимающе кивнули, пожелав быстрой дороги и легкого пробуждения. К счастью, Кидо мог идти самостоятельно; я служил лишь аварийной опорой на случай, если ветер подует слишком сильно или камень на дороге возникнет внезапно и подло. Фалхолт пытался говорить со мной, но все его речи были абстрактными рассуждениями – о природе любви, о звездном небе, о воле богов, – и совсем не требовали моего ответа. Он говорил обо всем, обходя темы смерти отца и разлада с Лэндоном; точнее, обходил, пока не придумал, как можно говорить о последней вслух, не подставляя никого под огонь.
– Ох уж эта Лэнди, – воскликнул он. – Как меня раздражает эта девчонка!
От неожиданности я расхохотался. От меня за версту веяло хмелем, и люди благоразумно обходили грохочущего пьяницу, что в любой момент мог снять с пояса меч.
– Чем же она плоха? – подыграл я.
– Уж больно заносчивая, – фыркнул капитан. – То мягкая, как котенок, то рычит, как лев. И ведь не угадаешь, любит она тебя сегодня или ненавидит!
– Может, стоит присмотреться к другим вариантам?
– Это ещё к каким?
– Знаю я одну леди, – заговорщически зашептал я. – Добрая, красивая, отзывчивая, волосы, как огонь, веснушки – что ромашки на поле, а имя какое – Тэрра!
– Иди ты, – отмахнулся Кидо. – Она не в моём вкусе.
– Рыжие тебе тоже не нравятся?
Капитан расслабленной рукой ударил меня в плечо, и мы вновь разразились громким смехом. Я намеренно вёл его медленно, самыми извилистыми тропами, умоляя прохладный ночной воздух отрезвить меня; к середине ночи мы добрались до замка и до частичного контроля над телом. Разум был чист, но полон желаний и стремлений, противиться которым не хотел и не мог.
Проводив капитана до двери, я умышленно ошибся с этажом и намерился свернуть направо, надеясь увидеть знакомых стражников спящими, но вместо этого тут же припал спиной к стене. Стражи были заняты совсем иным: уговариванием другого нетрезвого гостя принцессы не мешать её чуткому сну. Их лики и тела были непоколебимы; статус принца никак не влиял на их верность лисице, и они стойко терпели все выпады нерадивого жениха.
– Я имею право видеть её в любое время дня и ночи! – упорствовал Хант, безуспешно пытаясь раздвинуть перекрещенные перед ним пики.
– Принцесса потеряла отца, – раздался низкий голос из-под шлема. – Позвольте ей отдохнуть.
– Она должна уважать волю отца, а отец обещал её мне!
Раздавшийся за спиной стражей шум заставил всех замереть и мгновенно замолчать. Дверь распахнулась, и из-за нее показалось заспанное лицо, обрамленное растрепанными кудрями.
– Дорогая! – Хант упал на колени, мгновенно изменив тон. – Милая, как ты красива в лунном свете!
– Ты жалок, – прошипела Ариадна.
– Я лишь хотел увидеть тебя! Я так скучал!
Его восклицательные интонации резали слух; голос становился тонким, дребезжащим. Он сразу виделся мне ребенком, у которого злой взрослый отобрал игрушку. Одну из многих, и всё же – самую желанную.
– Охотно верю.
– Я войду?
Ариадна открыла дверь шире, чтобы принц мог протиснуться вглубь комнаты. Когда стражник потянулся, чтобы закрыть её, она коснулась его руки, останавливая.
– Не стоит, – приказала она. – Принц не задержится надолго.
– Это почему же? Я хотел бы остаться до утра.
– Выбери для этого какую-нибудь служанку.
– Ариадна, – взмолился он. – Скажи, чем я не мил тебе?
– Ты в своём уме?
Принцесса всё так же стояла в дверном проеме, готовая одновременно выкинуть Ханта в коридор и убежать сама, заточив принца в своих покоях. Я изредка высовывался из-за угла, чтобы взглянуть на происходящее, но чуткий слух давал весьма ясную картину. Стражники затаили дыхание, не желая вмешиваться в дела господ; Ариадна была готова взорваться в любую секунду; принц едва ли не всхлипывал.
– Разве я когда-нибудь поступал с тобой плохо?
Ариадна изумленно молчала.
– Я знаю, ты была больна, – начал объясняться принц, смущенный реакцией невесты. – Но, как вижу, сейчас ты находишься в полном здравии.
