Текст книги "Эльфийская погибель (СИ)"
Автор книги: Александра Рау
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 35 страниц)
– Кидо! – воскликнула я, спешно спускаясь к брату.
Мужчина поднял на меня полные боли глаза; измученные и покрасневшие, словно многие ночи остававшиеся без сна.
– Я думал, так будет легче.
– Как?
Я внимательно оглядывала его голову, шею, плечи, приподнимала тонкий кожаный нагрудник в поисках ран, но он был совершенно здоров. Когда взгляд наконец опустился к сжатым в кулаки рукам, я заметила в них свернутую вдвое плеть. От самой двери в подземелье, что находилась под лестницей, за капитаном тянулся след из темных, тягучих капель крови.
– Как? – повторила я взволнованно.
– Думал, если его буду наказывать я, а не кто-то другой, то нам всем будет легче.
Кидо рухнул на колени, обессиленный; я едва успела подхватить брата, чтобы его лицо избежало долгожданной встречи с каменными ступенями.
– Кого?
– Двести ударов плетьми, Ари, – сдавленно прошептал он. – А он не проронил ни звука.
Я тут же одернула от капитана трясущиеся руки. В горле встал ком, а в груди похолодело, словно я провалилась под лед замерзшего озера. Наверное, я поняла намного раньше – как только увидела в его руках это проклятое орудие пыток, – но все равно упорно старалась увлечь мысли в иное русло. Выходит, пока я обещала, что мы вызволим его из темницы, один из нас наносил ему страшные увечья.
– Поднимайся, – строго бросила я, хватая брата за плечи. – Поднимайся же, боров.
Капитан растерянно замолк, и принялся безуспешно отталкиваться ногами от земли, следом неизменно падая на колени. Плеть то и дело выпадала из рук, но Кидо отчаянно хватался за нее, будто боясь, что, завладев ею, кто-то займет его место. Сквозь пелену стыда и мучения он все же ясно видел, что его рука тяжела не так, как рука обезумевшего палача; палача, коим мог оказаться любой – в том числе его возлюбленный или мой муж.
– Либо ты, отчаявшийся и покинутый, спишь здесь, либо встаешь и даешь довести тебя до покоев, – объяснила я нетерпеливо. – Дотащить я тебя не сумею.
Ночью никто из нас не заснул, и потому первые лучи солнца я встретила подле постели матери. Её состояние в последние дни улучшилось, будто бы смещенная в сторону узников концентрация Минервы наконец позволила ей вздохнуть полной грудью.
Эта прекрасная женщина, чья внешность никогда не замечала плывущих мимо нее лет, со дня смерти отца постарела на все пропущенные года. Беатрис позабыла о смертельной болезни, шагающей за ней по пятам, и посвятила себя спасению сестры; прежде лишь она могла заставить её встать с кровати и пройтись хотя бы до окна, лишь она заставляла её связывать слова в предложения. Тем утром её взгляд впервые за долгое время был осознанным и жадно бегал по комнате, старательно все рассматривая.
– Ари, – прошептала она, проснувшись. – Я так рада видеть тебя, дорогая.
– Доброе утро, матушка.
Королева поднялась и села, прислонившись спиной к изголовью кровати. Занятая раскладыванием вещей тетушка прикрикнула от неожиданности.
– Ровена! Ты села!
Мама посмотрела на сестру с лицом, что могло бы запросто стать официальной иллюстрацией к слову “недоумение”.
– И что?
– Как “и что”?
Беатрис подбежала, заботливо поправляя одеяло; существующий в ее голове статус королевы мог пошатнуться даже от того, что лишний сантиметр ночной рубашки оказался на виду. Восхищенно вздыхая, она смотрела на старшую сестру, и последняя явно чувствовала неловкость.
– Не обращай внимания, – улыбнулась я. – Ты же знаешь, тетя Бет всегда была впечатлительной.
– Да уж! – засмеялась мама. – В день её свадьбы…
История, которую я слышала бесчисленное количество раз, заиграла новыми красками в устах очнувшейся от забытия королевы; впрочем, как и всегда. Мама выдумывала новые детали – хоть и утверждала, что в прошлые разы попросту забыла о них, – чтобы ее истории не надоедали мне, и каждая из них становилась интереснее прежнего. Я завороженно смотрела на то, с каким упоением она предавалась воспоминаниям, и, судя по всему, быстро стала похожа на её младшую сестру.
– Да что с вами такое?
– Ничего, – солгала я. – Ты прекрасно выглядишь.
– А ты выглядишь грустной, – парировала мама. – Поссорилась с сэром Териатом?
В ответ на мое замешательство она рассмеялась, и я подумала, что следом она оправдается за неудачную шутку.
– Дочь, если ты сумеешь договориться с мужем, то нет ничего постыдного в том, чтобы иметь фаворита.
Подняв на маму взволнованный взгляд, я вздрогнула; она говорила серьезно.
– У вас с отцом никогда не было любовников, – возразила я. – И, как по мне, это не вписывается в образ счастливой правящей семьи.
– Любовники есть и у тех, кто куда менее важен, чем носители корон. Так уж случилось, что я любила твоего отца, и мне фаворит был не нужен. Его же сердце всегда занимала та, с кем узами брака он связать себя не сумел.
В ее голосе не звучало грусти или обиды; она давно смирилась с положением дел. Прежде я мало думала об этом – отношения родителей принимались как данность, и я не считала себя вправе в них разбираться, – но теперь поведение отца серьезно меня оскорбляло.
– Мама, – вздохнула я, собираясь с силами. – Я хочу попросить тебя об услуге, но ты должна пообещать, что сделаешь все так, как я скажу.
Королева насторожилась и взволнованно переглянулась с сестрой.
– Все в порядке?
– Пообещай.
– Обещаю, дорогая. – Слегка наклонив голову, она погладила меня по руке. – Все что угодно.
– Сегодня ночью вы с тетей Бет покинете Грею.
– Хорошо.
Неожиданно наступила моя очередь приходить в замешательство; я уставилась на некогда своевольную и педантичную королеву, вскинув брови.
– И всё? – недоверчиво спросила я.
– Да, – ответила она гордо. – Как и пообещала.
Я бросилась в объятия мамы, и запах роз окутал меня с головы до пят; в каком бы состоянии она ни находилась, этот нежный аромат, годами впитывающийся в её кожу через парфюмы и масла, сочился изнутри. Он возвращал меня в детство. Мы с Минервой играем в саду; она умудряется спрятаться так, что я часами не могу её найти, а затем выпрыгивает из-за тонкого деревца и пугает меня настолько, что я тут же падаю на выложенную камнем дорожку. С разбитыми коленками я, захлебываясь слезами, мчусь к маме; знаю, что найду ее по запаху роз, шлейфом тянущимся за ней по коридорам. Она гладит меня по голове, целует в лоб и держит за руку, пока целитель обрабатывает мои ранки; на следующий день непременно приходит Айред, не забыв принести целебные травы из леса, и от ссадин не остается и следа.
Минерве не к кому было бежать.
Возможно поэтому она никогда не падала.
– Бесполезно просить тебя сделать то же самое?
Мама взяла меня за плечи и отстранилась, желая взглянуть в глаза.
– Ты, как и всегда, права, – кивнула я.
– Будь осторожна, – взмолилась она. – Я знаю, что ты схватишь меч и первой бросишься в бой, и не стану тебя отговаривать. Но будь осторожна.
Спустя пару часов я отдала рубиновое ожерелье конюху за то, чтобы тот тайно подготовил повозку, и, под видом вяленого мяса и с надежным человеком за поводьями, отправил мою мать и ее сестру в Драрент. В месте, где они родились и выросли, им будет легче пережить тяжелые времена. К тому же, Драрент почти не был задействован в предстоящей войне.
Я не пришла проститься, оправдав это нежеланием вызвать ненужные подозрения. На деле, мне было попросту страшно, что слово “прощай” станет последним, что я ей скажу.
Сон в ту ночь наконец настиг мое уставшее тело.
Я неустанно тушила горящие в лесу дома, спасала эльфийских детей, молила Богиню о помощи, но пожар лишь разрастался. Никто не знает, что делает Отец Духов с теми, чьи души так и не доходят до его жены; возможно, он мучает их так же, как меня сейчас, погружая в вину за содеянное снова и снова, пока от душ не остается лишь призвук крика и горстка сожалений.
Сон превратился в бесконечную петлю, из которой не было выхода. В нем я встретила ту маленькую эльфийку, что была особенно недовольна моим появлением на совете, и она пожелала мне вечно гореть в том огне, что я навлекла на их земли. Я желала себе того же.
Встретила маленьких сестер Териата, о которых он с огромной любовью и тоской рассказывал по меньшей мере дюжину раз, и утонула в их слезах по погибшей в огне матери. Я мечтала оказаться на её месте.
Встретила Индиса. Он отчаянно хватался за меня руками, вместо кожи обтянутыми чем-то обуглившимся и вздувшимся; хотел встать, чтобы помочь другим, но от его ног осталось лишь то, на что страшно было даже взглянуть. Я тащила его на спине, пока не иссякли силы.
В миг, когда я убедилась, что застряла в этом мучительном моменте навеки, узел петли вдруг развязался. Лес залился свечением, и, моргнув, я оказалась в Арруме, что знала раньше: в месте, где царила жизнь и спокойствие. Поляна была пуста – лишь я и хозяева леса, стоящие у плетеного трона. На рогах Эвлона, как в ночь нашей встречи, распускались цветы; кулон на груди слегка нагрелся и будто бы задрожал.
– В этом нет твоей вины, дитя, – пропела азаани, спускаясь с возвышения. – Ты не ответственна за деяния других, даже если связана с ними узами крови.
– Рада, что хоть кто-то это понимает, – прошептала я в ответ.
Королева приближалась, и амулет нагревался всё сильнее. Кожу неприятно пощипывало, будто бы подарок Эвлона оброс мелкими шипами и пытался забраться мне под кожу.
– У меня есть просьба, – тихо произнесла эльфийка, оглядываясь на священного оленя так, будто не желала, чтобы он услышал ее слова.
– Всё, что угодно.
Я мысленно улыбнулась тому, как разум неосознанно повторял разговор с моей матерью, перекладывая его на матерь целого народа.
Королева взяла мою ладонь, вложила в нее крошечный сверток и тут же накрыла ее своей.
– Положи по одному в каждой комнате замка, в тронном и бальном залах – в каждый угол, – попросила она. – Все оставшиеся разбросай по городу и саду – чем чаще, тем лучше.
Я хотела кивнуть в ответ, но беспокойный кулон вонзился в мою грудь, оглушив волной боли. Я чувствовала, как горячие струйки крови стекают под платье, заставляя ткань прилипать к коже. Лицо эльфийки начало вытягиваться, превращая нос в клюв, рыжую копну волос – в черные перья, а длинные рукава накидки – в крылья. Спустя несколько мгновений передо мной стоял размахивающий крыльями ворон; он оглушительно каркал, заставляя уши пульсировать от боли, пока сквозь птичий говор не послышался голос Эвлона.
Открой глаза!
Я вскочила с кровати, инстинктивно пытаясь избавиться от кулона, но на груди боле не было крови, а украшение приятной прохладой щекотало кожу. Подбежав к зеркалу, я хотела осмотреть себя, но черное пятно на заднем плане перетянуло мое внимание. На окне сидел огромный ворон с тканевым мешочком в клюве. Заметив меня, он ничуть не испугался; напротив, он влетел в комнату и бросил посылку на подушку на моей постели. Я застыла. Его взгляд был направлен прямо мне в глаза.
– Кар!
Будто бы попрощавшись, птица упорхнула из окна, взмахом крыльев захлопнув створку. На постели, еще помнившей тепло моего тела, рассыпалась горстка крошечных прозрачных кристаллов. Из коридора послышались усталые шаги Мии, едва поднимающей ноги от пола, и я, спешно собрав камни обратно в мешочек, спрятала их в прикроватной тумбе.
– Госпожа, – постучалась служанка. – Можно войти?
Как и всегда, она тут же вошла, не дождавшись ответа. В одной руке Миа держала отстиранное платье – то, что я надевала вчера, – и от него по комнате разлетелся запах лимонного мыла; в другой – длинную белую розу, очевидно сорванную в королевском саду. Аккуратно уложив наряд на кровать, служанка протянула мне цветок.
– Его Высочество принц Хант желает вам доброго утра.
– Ради этого не обязательно было портить куст. – бросила я, отворачиваясь от подарка.
– В замке шепчутся о том, что вы спите на разных этажах.
– Их это не касается.
– Зато они очень любят касаться этой темы.
Миа обожала сплетни. Все, о чем говорили в замке, тут же добиралось её ушей; уж не знаю, каким образом она умудрялась оказываться во всех местах сразу, но разговоры долетали до нее быстрее всякой птицы.
– Если им нравится рыться в грязи, выходит, они – свиньи.
– Сэр Фалкирк бы очень оскорбился такому сравнению, – хихикнула служанка.
Каждое утро при дворе проходило одинаково, а потому наши действия были отлаженными, быстрыми и точными. После завтрака приступив к выполнению просьбы азаани, я поняла, что давно не гуляла по замку так долго. Оказывается, если неспешно прогуливаться по коридорам, а не бежать сломя голову от одной двери к другой, люди непременно находят причину с тобой заговорить.
Сложнее всего – хоть и предсказуемо – оказалось войти в тронный зал. Бесконечные заседания Минервы в последние дни проходили, казалось, повсюду; часть, отвечающая за финансовую составляющую, осталась в зале советов; все военачальники же перетекли в место, где Минерва могла оправданно возвышаться над прочими. К счастью, капитан королевской гвардии был вхож в любые, даже самые запретные для меня места.
Вручая загадочные кристаллы Кидо, я не услышала ни единого вопроса. Его желание помочь всегда было таким самоотверженным, будто бы секунду спустя он сдаст мои планы Минерве, расписав их до самых мелочей, но ничего, что ей было известно, она не узнавала из его уст.
На улицах, завидев нечто блестящее, выпавшее из руки принцессы, горожане нередко бросались подобрать загадочный камень; так или иначе, ни одна из их попыток не увенчалась успехом. Прозрачные, будто вода, крупицы кристаллов исчезали из виду, стоило лишь моргнуть.
Потребовалось два дня, но я обошла город трижды, чтобы быть уверенной, что не пропустила ни улочки. Под покровом ночи самым спокойным мне показался путь через тренировочную поляну, полной ребят, недавно потерявших учителя. Я приветственно махнула им рукой, в то же время ненавязчиво сообщая Киану о выполнении просьбы королевы.
Как только я свернула в нужное крыло, меня встретило давно забытое зрелище. Человек, которого я должна с гордостью звать своим мужем, сидел на полу, спиной прижавшись к двери, ограждавшей мои покои от любопытных глаз. Стража слегка расступилась, чтобы не задевать его древками копий; завидев меня, они пожали плечами. Я глубоко вздохнула; никакого запаха хмеля.
– Хант?
– Любимая! – воскликнул он, поднимаясь. Похоже, успел заснуть: чтобы открыть покрасневшие глаза ему приходилось прилагать заметные усилия.
– Нет нужды, – отреагировала я на скудную актерскую игру. – Если уж о нас известно каждому конюху, нет смысла играть перед стражей.
– Кстати, о конюхах…
Хант закинул руку за голову, нерешительно почесывая затылок; я прищурилась. Жестом указав на дверь, я разрешила ему войти, и принц незамедлительно проследовал в комнату, разглядывая её так, словно соскучился по её унылому виду.
– Что такого может сделать конюх, что стоит целого ожерелья, привезенного мной из Куориана?
Я героически проигнорировала армию леденящих мурашек, устроивших торжественное шествие по моей спине. Дверь гулко захлопнулась, и, судя по звенящим доспехам, стражи вновь встали на свои места.
– Оно принадлежало моей матери.
– Мне жаль. Ты не рассказывал об этом раньше.
– Не думал, что ты так легко расстанешься с ним при первой возможности.
Хант сделал несколько шагов в мою сторону, и внутри я съежилась, ожидая чего-то вроде разъяренного крика или удара. Увидев раскинутые руки, я представила, как он берет меня за плечи и с силой бросает на пол, но, приблизившись вплотную, принц прижал меня к груди. От неожиданности я вырвалась, позволив горящим щекам тут же выдать мое смущение.
– Тебе стоило бы отреагировать иначе.
– У неё ещё сотни таких, – пожал плечами он.
– Если судьба украшения тебе безразлична, к чему расспросы?
– Ты не доверяешь мне, Ариадна, – сетовал он, заходив кругами по комнате. – А мне сейчас это очень нужно.
Я пригляделась к мужу; он в самом деле выглядел беспокойнее обычного. Бесконечные перемены его настроения утомляли меня. В один день грубой репликой я могла как повеселить его, так и оскорбить до глубины души; не имея намерения разбираться с его состоянием, я предпочитала избегать любых разговоров. Его присутствие стало привычно мне. Я не испытывала прежней ненависти, ведь она была настолько разрушительна, что разъедала меня изнутри. Я держалась. Но неизменно срывалась, если он начинал говорить о чувствах.
– Обо всем, что мы должны друг другу, мы условились еще перед свадьбой, – прошипела я. – О доверии речи не шло.
– Я прошу о нем сейчас.
Хант резко остановился, требовательно на меня взглянув.
– Я хочу быть с тобой.
– И кем же ты станешь в глазах общества? – рассмеялась я. – Мужем, которого презирает его собственная жена?
– Человеком.
Я кашлянула, оправдывая исчезнувшее желание насмехаться. Он не издевался, и, к моему удивлению, это совершенно ясно виделось в отблеске карих глаз. Растерянное, грустное выражение на его лице нравилось мне намного больше самодовольной улыбки; возможно потому, что я радовалась его страданиям, а возможно потому, что так он казался более живым. Не куклой, кистью художника обреченной на вечную гримасу счастья.
– Кто же ты сейчас?
– Монстр, – прошептал он.
Мне не доводилось видеть устроенных им бесчинств, но Миа рассказывала, что говорили о Ханте в замке: он стал палачом, рубящим головы по первому велению Минервы. Как и все прочие последователи, он внимал каждому ее слову, к тому же оказавшись более восприимчивым к её магии, чем другие. Я вспомнила, как он вернулся из Амаунета с головами королевских детей на лошадином крупе, и невольно поморщилась. Нет. Он был монстром всегда.
– Раньше тебя устраивал этот статус.
– Но не сейчас, – взвыл принц. – Давай проведем зиму в Куориане? Тебе ведь понравился наш апельсиновый сад, и…
– Я никогда не вернусь в это место.
Мои слова прозвучали резко, будто бы вонзившись в грудь Ханта, и он сдавленно вздохнул.
– Я этого не делал.
– Пока не назовешь виновника, в моих глазах им останешься ты.
– Я бы не посмел, – прошептал он. – Я люблю тебя, Ариадна.
– И это ты называешь любовью? – прорычала я, гневно размахивая руками. – Несколько месяцев я гнила изнутри, всем сердцем тебя ненавидя, а ты был так занят показной любезностью, что не удосужился это заметить.
– Думаешь, я ничего не видел?
Хант отступил на несколько шагов и прислонился спиной к стене. Ноги совсем его не держали; весь разговор он искал опору, что помогла бы удержаться в вертикальном положении. Голос его охрип, и мне приходилось вслушиваться, чтобы разобрать слова.
– Тебя выдали замуж за незнакомца, и я понимал твое недовольство, – продолжил он. – Однако каждый твой отказ снова и снова разбивал мне сердце, а когда этот ублюдок…
Я убрала руки за спину, сжимая их в кулаки. Ногти больно впились в кожу.
– Когда пришел этот странник, и я увидел, что с ним ты можешь улыбаться, тренироваться вместе, с ним ты хотя бы говоришь, – принц потер глаза, замерев в этом положении на несколько мгновений. – Я был так страшно зол!
– Вонзить в его лицо меч лишь потому, что он не брал меня силой… – язвительно протянула я. – Что ж, мой дорогой муж, тебе придется запастись оружием.
– Вот видишь, – хмыкнул он. – Лишь разозлив, я могу заставить тебя говорить со мной.
– Не обольщайся. Разговор не затянется надолго.
– Если бы я не любил тебя, его голова давно бы красовалась на пиках рядом с волчьими шкурами.
Пальцы свело от напряжения. Приводя себя в чувства, я сделала вид, что занята разглаживанием платья. Кидо не рассказывал мне о возможности такого сценария.
– Я не поеду в Куориан, – наконец подытожила я. – Беги, если ноша стала слишком тяжелой для твоих плеч, но я не стану твоей спутницей.
Хант поднял в воздух левую руку, демонстрируя плотно сидящий на запястье браслет, и горько усмехнулся.
– Отныне и навсегда.
Я промолчала и, не найдя себе места в своей же спальне, проследовала к двери. Чувствуя удовлетворение от боли в его взгляде, я была противна себе; казалось, я медленно, но верно уподобляюсь сестре, на которую клялась не походить.
– Я пожелаю матери спокойной ночи, – солгала я. – Чуть позже уходи и ты, но постарайся не разболтать каждому прохожему, в чьих покоях побывал.
– Это был мой отец, – обронил Хант.
Сердце пропустило несколько ударов.
Перед глазами возник душный вечер в темной, чужой мне комнате. Все усилия, что я так отчаянно прилагала, возводя перед этим воспоминанием стену, оказались тщетны. Я ни на мгновение о нем не забывала: горячий шепот над ухом, пьянящий воздух, впивающееся в кожу дерево. Боль. Тебе некуда бежать. Страх. Расслабься. Снова боль.
Я потрясла головой, отгоняя мысли, отравляющие моё существо. Схватившись за ручку двери, тут же оказалась по другую ее сторону.
– Каков отец, – прошипела я. – Таков и сын.
Я захлопнула дверь прежде, чем Хант успел до нее добежать. По одному лишь взгляду стражи поняли, что ее необходимо запереть, и ключ тут же дважды провернулся в замочной скважине.
– Нет! – кричал принц, изо всех сил ударяя по толстому слою дерева. – Ариадна, постой!
– Хватит двух минут, – отдала я приказ. – Затем выпускайте.
Полный отчаяния крик доносился до всех этажей замка; я не упивалась им, но ненависть во мне вскипала, как в самый первый день. Стыд пылал сильнее, чем в момент признания Эзаре, хоть я и думала, что никогда такого больше не испытаю. Это сделал король. Король, отведший меня к алтарю, а потом пуще прочих пировавший на свадьбе. Отец, для которого сын значил не больше зарезанной на ужин свиньи. Мужчина, сломавший девушку ради мимолетного утоления горящего в нем желания.
Ноги подкосились. Вопреки всему я ускорила шаг и, в последний раз услышав отголоски воя принца, вылетела за пределы замка.
– Ариадна!
Киан встретил меня радушнее прежнего; на его лице даже проскользнула тень улыбки. Он убедился, что я сделала все, что от меня требовалось, и сообщил, что закончил все приготовления. Разумеется, в детали он не посвящал; это обижало, но не настолько, чтобы ставить под сомнение его план. Я знала, что он сделает все ради своего народа. И, если докопаться до сути, я поступала точно так же.
Кладовая встретила меня небывалой слышимостью, и, как ни старалась я закрыть уши, звук этот уже отпечатался в моем разуме. Это не мог быть Териат – капитан был у него сегодня утром, – а значит наказание назначили и другой узнице короны. Представив, насколько ослабла Лианна в темнице, насколько поседели ее волосы и постарела кожа, мне стало лишь больнее слушать крики, просачивающиеся через толстый слой камня. Помимо Ханта в замке было полно других чудовищ; иначе назвать того, кто плетьми истязает несчастную старушку, я не могла.
Я старалась говорить с Териатом, не замолкая ни на мгновение: читала стихи, которым мать учила меня в детстве, рассказывала про то, каким ребенком я была, про все книги, что прочла. В горле быстро пересохло, и речь стала часто прерываться приступами кашля; на минуту удалившись на кухню, я вернулась к рассказу с кружкой воды и ржаными пирожками с вишней в руках.
Как только крики прекратились, я прислонилась к полу щекой.
– Мы должны убежать сегодня, – прошептала я, боясь, что мой голос услышат из коридора. – Киан сказал, что знает, как нам выбраться из города.
Что бы он ни задумал, шансы на успех крайне малы; разве что нашим помощником окажется сама Богиня. Многочисленная стража гуляла по улицам круглосуточно и, завидев сбежавшего узника, точно не помедлит, подбирая учтивые выражения. Присутствие принцессы их тоже наверняка не остановит; не той принцессой я родилась.
– У нас нет возможности освободить тебя, – продолжила я. – Стражники подземелья, даже не присутствуя во время визита капитана, внимательно следят за ним. И уж тем более не дадут тебе пройти по коридорам замка. Мы надеемся, что ты…
Шрам на губе слегка заныл, и я коснулась его замерзшими пальцами, чтобы успокоить. Мне случалось быть свидетелем дара Териата дважды. Честолюбивые потуги Минервы овладеть магией не шли в сравнение с истинным даром природы, однако из соображений безопасности Эзара тщательно скрывал свои возможности; любой другой на его месте не упустил бы ни единой возможности их продемонстрировать.
– Чуть позже я буду ждать тебя снаружи, у восточной стороны замка, – шептала я. – Буду ждать до рассвета. Если ничего не выйдет – придумаем новый план.
Я закрыла глаза. Откуда-то доносился тихий, странным образом убаюкивающий треск, и я задержалась, предавшись полусонным мечтаниям.
Понимая, что прошу у Териата многого, я не слишком надеялась увидеть его той ночью. Если мы не сбежим сегодня, ему придется пережить еще двести ударов плетьми, возможно – не раз, и я вздрагивала, представляя, как орудие наказаний разрывает его кожу. Страх бродил по моим венам, заставляя цепенеть, и, как бы я не бежала от сестры, масштаб ее личности стал настолько велик, что доставал меня повсюду.
Треск постепенно становился громче, будто бы становясь ближе. Я выглянула за дверь: ни единой души. Даже слуги с кухни затихли, если вообще ещё были на своих местах. Непонимающе хмыкнув, я вернулась в кладовую, закрыв за собой дверь.
На полу, подобно молнии на небе, вырисовалась сеть трещин. Утварь на стеллажах задрожала. Каменные плиты будто вспузырились, подкидывая осколки в воздух, а затем, не выдержав, лопнули. Замок дрожал в нетерпении распасться. Я прижалась к стене, хоть и не была уверена, что она не потянется в подземелье вслед за остальной комнатой; тонкая полоска пола, на которой я стояла, оказалась единственным уцелевшим куском кладовой. Каменная пыль не давала рассмотреть даже вытянутой вперед руки, но исчезающий вдалеке грохот кастрюль ясно давал понять глубину образовавшейся пропасти. Я подняла верхний слой платья, чтобы прикрыть лицо.
Если бы у слова “горячий” был запах – именно так я описала бы витавший вокруг меня аромат.
Земля уходила из-под ног, и свободной рукой я отчаянно вцепилась в стену. Скрежет ногтей о камень затерялся в общем шуме, но по руке прошла неприятная дрожь. Когда звуки обвала стали затихать, а пыль перестала окутывать лицо, я открыла глаза. В сантиметрах от меня зияла дыра, с далекого дна которой доносились обеспокоенные крики, делая темноту вокруг еще более гнетущей.
Вторя ползущей по стене трещине, рокот прокатился по замку. Стена казалась грудью, что вздымалась от тяжелого дыхания, но попытки удержаться от разрушения были тщетны. К потолку взвилась ещё трещина, и еще… отмахнувшись от очередного облака каменной пыли, я оказалась встречена видом безоблачного звездного неба.
Мутное пятно, на которое прежде я едва ли обращала внимание, упорно взбиралось по обломкам. В нем с трудом угадывался эльф, черты которого я заучила наизусть: слипшиеся темные волосы, пропитанная кровью одежда. В глазах его сверкал свет, будто их заменили нити молний, собравшиеся в плотные клубки.
Териат выкарабкался из пропасти, и, встав там, где прежде была стена, направил на меня сияющий взгляд.
– Лисица, – произнес он, и голос его оказался настолько тяжелым, что меня лишь сильнее прижало к стене. – Нам пора.
Эльф протянул мне руку; протяни я свою в ответ, пришлось бы шагнуть в пропасть, чтобы соприкоснуться.
– Я не допрыгну.
– Закрой глаза.
Я не узнавала лицо напротив, но следовало ожидать, что после пережитого Териат не будет прежним; никто не сумел бы забыть всеобъемлющий ужас, подкармливаемый неизвестностью, что захлестывал каждую минуту пребывания в подземелье. Но я не бывала в подземелье. Не сидела в клетке, будто одичавший зверь. Не получала удары плетьми, словно обленившаяся кобыла. Я не знала, что он пережил, и, сказать по правде, никогда не хотела бы узнать.
Послушно закрыв глаза, уже через мгновение я ощутила ветер, гуляющий в моих волосах, а затем едкий запах жженой ткани. Рука Териата обвилась вокруг моей талии, прижимая к себе со всей жадностью, на какую только был способен.
– Прости, – прошептал он. – Я испортил платье.
Нервный смешок от нелепости извинения вырвался из моего рта. Чуть отстранившись, я дотронулась до его волос. Застывшие кровь и пот сделали их похожими на колья, но острым показались не они сами; находившееся под ними удивило меня значительно больше. Кончики его ушей стали прежними: устремленными к небу и безжалостно выдающими происхождение хозяина.
Ночной воздух ласкал кожу, умоляя застыть в мгновении навеки. Сердце переполнялось чувствами, но разум кричал иное. Очнись.
– Что это?
Териат задал вопрос, взглянув за мою спину, и я бы непременно изобразила оскорбление его бесцеремонным прерыванием чувственного момента, если бы выражение его лица не было таким озадаченным. Набравшись смелости, я глубоко вздохнула и резко повернулась к замку.
Из-под обломков стены торчало нечто из темно-коричневой кожи с причудливым тиснением; рисунок напоминал руны, перемежающиеся изображениями цветов и растений. Не сговариваясь, мы одновременно двинулись в сторону загадочного предмета. Осторожно ступая по раскрошившимся камням, я потянулась к обломкам; кожаные ножны огрубели за годы, что провели внутри стен замка, но искусность выделки с годами не померкла.
– Это…
– Да, – протянула я.
Эзара гулко рассмеялся, даже не пытаясь вести себя скрытно – страх ему был неведом. Сила бушевала в его теле; казалось, он мог испепелить одним лишь взглядом. Власть ослепляла разум, не позволяя увидеть размер волны; тем легче становилось под ней потонуть.
Я взялась за резную рукоятку и потянула меч на себя. Клинок игриво поблескивал в лунном свете, словно был возбужден мыслью снова стать частью сражения, и со свистом выскользнул из ножен. Я с восторгом осматривала оружие; не думала, что когда-либо увижу вещицу из легенд о моей семье. Впрочем, и говорящего оленя встречать я тоже никогда не планировала.
– Выходит, он замуровал его в стене кладовой? – хмыкнул Эзара.
Я смутилась, тщательно перебирая в памяти планировки замка разных годов.
– Во времена его правления здесь… здесь была уборная.
Териат расхохотался громче прежнего.
– Твой предок был шутником, – улыбнулся он, но уже через мгновение помрачнел. – Впрочем, войне там самое место.
Со стороны города послышался гул приближающихся голосов. Догадываясь, в какой из стен образовалась брешь, стражники спешили на неё взглянуть; скорее всего, из любопытства. Меч приятно лежал в руке; легкий и маневренный. Я приняла положение, из которого удобнее всего начинать поединок.
Из-за угла выбежало несколько запыхавшихся теней. По мере приближения становилось очевидно, что стража была родом из Куориана; иначе они не окружали бы островного принца таким плотным кольцом. Боковым зрением я видела, что из-за другой стены неспеша вышли еще две крупных фигуры, но они не вызывали беспокойства; слишком знакомыми были очертания.
