Текст книги "Эльфийская погибель (СИ)"
Автор книги: Александра Рау
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 35 страниц)
Глава 22
Капитана присоединение принца к свите Минервы волновало не меньше меня. Самое странное, что о многих вещах, касающихся его гвардии и королевской армии, он узнавал из третьих уст; вербовку и тренировку новых бойцов поручили совсем иным чиновникам. Непосредственное командование армией не являлось его обязанностью в мирное время, однако она находилась под его защитой, и, так или иначе, Кидо был в первой пятерке людей, кто должен был знать обо всём происходящем внутри казарм.
Количество стражи увеличивалось с каждым днем. Это вполне можно было списать на съехавшихся гостей, многие из которых просили о личной охране, но и улицы города стали патрулироваться сильнее обычного. Некоторые стражники выглядели нелепо: форма была им заметно велика и болталась, заставляя стальные латы оглушительно сталкиваться друг с другом, а их хозяина выглядеть как бродячего шута. В их числе были и островитяне; их лица легко было выделить из кучи других по недовольному выражению. С самого приезда их короля они всем видом давали понять, как осточертело им пребывание на суше, и будто молили, чтобы их насильно выгнали за городскую стену.
Благодаря постоянным стычкам в тавернах и беспричинной жестокости к горожанам, куорианские воины заработали себе дурную славу. Их обходили на улицах, рядом с ними пустовали столы, дети плакали при виде их смуглых лиц. Им нравилось ощущение всеобщего страха, ведь им не было дела до того, к чему это могло привести – они попросту надеялись, что к тому моменту уже будут за заливом, в родных и далеких землях.
Повсеместное недовольство нарастало стремительно. Капитан старался снять островитян со службы на улицах и переместить их в замок, где они не рискнули бы вести себя подобным образом, и потому часто сам заступал на дежурство, заменяя тех, кто сутками не покидал поста. Иногда я составлял ему компанию; при дворе лишь слепой не знал о нашей дружбе. К тому же, наше отстранение от всех прочих представителей знати было очевидным – лишь до нас не дотянулась длань будущей королевы. Решение Минервы не подчинять себе сводного брата было неоднозначным; впрочем, неизвестно, было ли это решение осознанным. Эльфийская кровь в моих венах не давала ей овладеть моим разумом, но ни один из родителей Кидо не был эльфом. Хотелось верить, что его плоть и кровь сильны так же, как и его большое, исполненное доброты сердце, и старшая принцесса вынужденно оставила попытки его покорения.
Наблюдая за окрестностями города со стены, откуда Кидо отпустил заработавшегося сэра Бентона, мы много разговаривали. Изредка намеренно повышая голос, мы отпугивали выпивших зевак; в нынешних условиях они сбегали от каждого шороха. Ворота в город были открыты даже по ночам: остатки гостей и их свадебных даров продолжали прибывать, ни на миг не отпуская слуг, бесконечно их обслуживавших. Наши взоры были обращены за стены, на дорогу, чтобы заранее предупреждать стражу о приближающихся посетителях; в моменты тишины я с тоской выглядывал верхушки деревьев Аррума.
Из города, напротив, выезжали крайне редко. Однажды за ворота не выпустили даже Ариадну; конная прогулка, бывшая частью ее рутины, показалась страже неуместным и несвоевременным жестом, и даже статус второй наследницы не убедил их раздвинуть перекрещенные пики. Разъяренная лисица тем же вечером устроила пьяный скандал в таверне, и я неустанно следил за происходящим со стены; глубокой ночью доверенный гвардеец Кидо все же сопроводил взбунтовавшуюся принцессу до покоев, после чего поспешил к капитану с отчетом.
Отчитывались ему о каждом, кто пытался покинуть город, и потому, когда мы стали свидетелями небольшой – я бы сказал жалкой, – погони, в моих глазах вспыхнул позабытый интерес, а сердце Кидо взволнованно забилось. Пытавшегося убежать юнца вернули за ворота без сопротивления, но никакого объяснения капитан так и не дождался. Он долго искал подходящее место на стене с наилучшим обзором, и затем махнул мне рукой, подзывая.
– Смотри, – шепнул он. – Очередной гонец королевы.
Теперь я, наконец, разглядел в юнце посыльного: минимальный набор вещей, немного еды и один из самых быстрых скакунов королевской конюшни. Он должен был мчаться сломя голову, не взирая на солнце и ветры, чтобы добраться до адресата в кратчайшие сроки, и умчался бы – да только был слишком щупл и низок для такого коня, и попросту не смог им управлять.
– Почему его задержали?
– Я не отдавал приказа.
Капитан щурился, разглядывая лица стражников в темноте; судя по его недоумению, все они были из числа новобранцев. Двое крепко держали гонца за руки, хоть тот и был слишком напуган, чтобы сопротивляться; третий старательно вытряхивал на землю содержимое дорожной сумки, пока не нашел крошечный, неприметный конверт с золотой печатью.
– Отпускать? – поинтересовался один из держащих, как только желаемое было найдено.
– Дождемся господина, – ответил ему другой. Направив конверт на свет факелов, он огорченно вздохнул, и спрятал его в нагрудном кармане; либо он не умел читать, либо бумага была слишком плотной. – Пусть сам решает.
Мы с Кидо переглянулись. Он был обеспокоен: морщины вновь проступили на лбу, а челюсти сжались так, что я практически слышал скрежет зубов. Кто-то отдавал приказы страже и задерживал гонцов – не чьих-то, а королевских, – и этот кто-то вновь держал капитана в неведении. Мне казалось, ещё мгновение – и он возьмет в руки хлыст, спустится к нерадивым подчиненным и объяснит, чьих приказов надобно слушаться, но его отвлек звук бьющихся друг о друга лат. Стража склонилась перед господином.
– Далеко успел убежать?
– Едва выехал за ворота, – отчитывались новички.
– Письмо при нём?
Стражник протянул заветный конверт. Господин предусмотрительно надел плащ и тщательно скрыл лицо под капюшоном, и всё это действительно могло бы спасти его от раскрытия личности, если бы голос его не был так мучительно нам знаком. Сильные пальцы сломали печать и раскрыли письмо; почерк Ровены был изящен, но неровен, а чернильные пятна беспорядочно окропили бумагу. Лишь королева знала, сколько писем было так бесцеремонно перехвачены; вероятно, её разум был не так помутнен от горя, как все мы считали.
Пальцы капитана ухватились за рукоять меча с такой силой, что тут же побелели. Он вдыхал кратко и часто, но сдвинуться с места не решался. Ярость и чувство нарушенной справедливости боролись в нём с болью и разочарованием, разрывая его на куски.
– Ведите его в темницу, – прочитав письмо, бросил советник. – Посадите к остальным.
Стражники принялись тут же исполнять приказ, а черный плащ их господина тенью двинулся в сторону замка. Кидо завороженно, но опустошенно смотрел ему вслед.
– Пойдёшь за ним?
– Нет, – отрезал он.
Понимающе кивнув, я отошёл; казалось, ему нужно пространство. Мне ненавистна беспомощность, и потому понимать и принимать её я считал одним из мудрейших качеств; вероятно, Кидо обладал и им. Спустя пару минут он надел маску леденящего кровь спокойствия и вновь направил свой взгляд за стену. Его долг перед короной был важен ему, но перед короной истинной, а не подлой и честолюбивой. Минерва, и без того лишив его многого, теперь отбирала и те редкие толики любви, что у него выходило вымолить у Богини. Жарче всякая любовь пылала втайне, говорили поэты, но забывали упомянуть – тем больше оставляла выжженой земли.
Всю оставшуюся ночь мы молчали, но даже воздух вокруг нас был встревожен. С первым пением птиц нас сменил отдохнувший сэр Бентон, до самой земли кланявшийся молодому капитану в благодарность за возможность поспать. Тот спросил, не было ли в последнее время необычных приказов, и Бентон в ответ лишь отрицательно покачал головой. Кидо пожал плечами; впрочем, он и не надеялся, что кто-то доверит тайные дела такому простаку.
У самого входа в замок я свернул к конюшням – мне отчаянно хотелось проведать Пепла. Своенравный конь хоть и тосковал по свободному выгулу, но уж точно не скучал: конюх встретил меня увлекательной историей о том, как Пепел завладел почти каждой кобылой в стойле. Будь он беспородным, меня бы уже давно вынудили заплатить за новых кобыл, но его порода была редка и благородна – и мне лишь поклонились, пообещав подарить первого из жеребят-самцов.
Покидая счастливую обитель Пепла, я обратил внимание на шум на поляне за ней; звучал он так, будто там сошлись в битве два нескромных войска. Железистый запах крови прилип к ноздрям, и я поспешил оказать помощь, но оказался встречен сотней озадаченных глаз. Юные бойцы замерли, стоило мне вбежать на поляну; кто-то из них уловил момент, чтобы отдышаться, кто-то – чтобы вытереть кровь с губы или брови, но все, как один, испуганно оглядывались на своего командира.
– Сэр Териат! – вскинул руки седовласый колдун. – Не думал, что вы заглянете к нам!
– Не думал, что вы – воин, – не подумав, выпалил я.
– Ох, я прошёл столько битв, сколько многим из живых и не снилось, – протянул он. – То, что я владею магией, не значит, что не владею мечом.
Надев доброжелательную личину, о которой в порыве тревожности неосторожно забыл, я поклонился магистру. Его статус обязывал преклонять пред ним колено даже людей королевской крови, что уж говорить о бродяге с севера вроде меня, но его едва ли сильно задевало, если кто-либо об этом забывал. Он будто постоянно витал в облаках, задумчивый и важный, далекий от земных дел и претенциозности её жителей, и лишь цвет его глаз мог намекнуть на истинные чувства и намерения колдуна.
Рагна еле заметно махнул рукой в сторону застывших новобранцев, и они тут же вновь скрестили мечи. Сразу за теми, кто тренировал навык ближнего боя, стояли будущие стрелки, направив луки в набитые сеном мешки. Мишени на них были нарисованы наспех и поплыли, но, уверен, для их командира это не являлось основанием для промаха.
– Желаете присоединиться? – вскинул брови магистр.
– Не смею мешать, – отказался я. – Просто заинтересовался, услышав шум. Не знал, что здесь развернулась зона для тренировок.
Колдун пожал плечами, будто дело было не в мгновенно появившемся войске, а в элементарной невнимательности гостя короны. Он не прогонял меня, и я пользовался его безразличием, внимательно оглядывая бойцов. Казалось, они тренировались с самой темноты – солнце встало совсем недавно, а они уже были чудовищно измотаны; руки у многих дрожали, едва удерживая рукоять меча, а стрелы то и дело падали на землю, выскальзывая из вспотевших ладоней. Все они усердствовали, что было сил, но будто не по своей воле; либо их отряд – самый трудолюбивый из всех, что видел мир, либо их командиром не так просто оказался назначен магистр.
Со стороны стрельбища стали разноситься недовольные возгласы. Стараясь не показывать чрезмерного любопытства, я стоял, сложив руки на груди и чуть прищурившись, пытаясь в свете утреннего солнца разглядеть причину стычки. Всё больше бойцов стекалось к мишеням, воодушевленно и в то же время возмущенно переговариваясь; некоторые толкались и сквернословили, пытаясь подойти ближе к причине всеобщего интереса. Двинувшись вслед за магистром в сторону стрелков, я, наконец, разглядел: вся тренировка свелась к соревнованию между двумя юнцами, оказавшимися лучшими в своем деле.
Их выстрели были быстры и точны, а стрелы взлетали в воздух со свистом, заставляя всех присутствующих провожать их взглядом. За их спинами стоял юноша, без конца пополняющий им колчаны, отчего те казались бездонными, и нереальность происходящего все больше захватывала юнцов. Глаза горели, стертые подушечки пальцев краснели, кровь пульсировала, заглушая шум толпы, но дыхание было ровным – иначе бы ни один их выстрел не попал в цель.
Магистр встал прямо за мишенью, в которую стрелял светловолосый мальчишка, в буквальном смысле становясь ею, если тот промахнется, и жестом предложил мне поступить так же. Моим стрелком стал загорелый, жилистый юноша – его отец точно занимался тяжелой работой и давно приучил к ней сына, – и держался он увереннее, чем его соперник. Мы добавляли азарта соревнованию: цена их ошибки мгновенно возросло до той, что при промахе им никогда не выплатить.
Щекочущее ощущение от зрелища летящей в тебя стрелы сложно описать словами; даже осознавая полную безопасность ситуации, разум подавал телу сигнал к бедствию. Каждую секунду грезя сорваться с места, я будто прирос к нему, пустил корни в землю. Ухмылка и яростная зелень глаз колдуна мелькали на периферии, но я не спускал глаз со стрел. Мешок трещал, дырявый в десятках мест, и сенная пыль вздымалась в воздух при каждом в него попадании. Я моргнул и, подняв веки, обнаружил, что одна из стрел летела совсем не по курсу.
Она нацелилась прямиком мне в глаз. По венам пробежал леденящий восторг, и магия в дребезги разрушила сдерживающую её клетку. Время стало тягучим, будто смола, как в день, когда я впервые откинул Финдира разрядом молнии, и я разочарованно вздохнул; я терял над собой контроль. Я мог бы спастись, увернувшись – скорость моих реакций все еще превышала человеческую, – а если и нет, то вполне мог бы прожить и без глаза. Однако она всё же вырвалась, спровоцированная малейшей опасностью для жизни, и это означало две вещи. Первая – мне вновь предстояло много работы над укрощением странной небесной субстанции, выбравшей моё тело сосудом. Вторая – у меня была вполне реальная вероятность быть раскрытым.
Собрав все силы, что я мог в себе отыскать, я запрятал молнию как можно глубже – так, чтобы она ни на мгновение не выбралась наружу, предоставив магистру возможность её заметить, – и вытянул руку вперёд, рассчитав примерное время, за которое стрела долетит до моего лица, если время вернется к своему течению.
Я сжал пальцы почти сразу, и не прогадал – древко стрелы оказалось между ними, обжигая кожу множеством заноз; на изготовление этих стрел очевидно не потратили много времени. Наконечник застыл в мгновении от глаза.
– Господин! – загорелый юноша упал на колени, рассыпаясь в извинениях. – Ну почему же вы там встали?
– Всё в порядке, Аби, – ничуть не напугано протянул Рагна. – Сэр Териат в полном здравии.
– Но я же мог пристрелить вас!
– И сделал бы мне одолжение, – хмыкнул я.
Я опустил руку, но не отпустил стрелу. Магистр посмотрел на меня скучающе и едва не зевнул; лишенный ожидаемого зрелища, он не желал более терпеть моё присутствие, и тут же откланялся, намекая на безотлагательные дела, что ждали его внимания. Я направился к выходу с поляны, дважды по дороге успев удостоверить увязавшегося следом мальчика, что он не причинил мне никакого вреда.
Лишь у конюшен я разжал ладонь, позволив обломкам стрелы коснуться земли. Сгоревшее дерево окрасило кожу в черный.
Как и полагалось, за день до свадебного торжества двери в тронный зал распахнули, демонстрируя приданое, собранное для будущего супруга принцессы. Над двумя огромными сундуками, доверху набитыми дорогими тканями и украшениями – иначе говоря, ничем из того, что Ариадне было бы жалко отдать, – постоянно хлопотала Ровена. Она нашла повод отвлечься от скорби по мужу, ведь заключаемый союз был последним его делом, и именно ей, как королеве, предстояло исполнить его волю. Ни один шаг, касающийся праздника, не делался без её ведома. Беатрис бегала за ней следом, пытаясь снять с сестры часть ответственности и дел – казалось, королева проваливалась в сон без сил, лишь переступив порог покоев, – но Ровена упорно отвергала её помощь. Посеревшее лицо Беатрис, хоть и щедро раскрашенное румянами, напоминало ей о том, что вскоре она вновь потеряет любимого человека. Ей было проще не смотреть на сестру, ведь если перед глазами план рассадки гостей или схема украшения зала – её мысли не заняты страхом, а тело не сотрясает дрожь.
Фактически, торжество начиналось вечером дня, предшествующего церемонии.
В покоях меня встретили горячо спорящие служанки, обложенные целой горой одежд, в которых они – очевидно, безуспешно, – пытались что-то отыскать. Некоторые из вещей были вывернуты наизнанку, и я вздрогнул, заметив, как на пробирающемся в комнату солнце сияют золотистые нити на внутренних швах. Две пары измученных глаз уставились на меня, беспомощно вскинув руки.
– Ищете что-то, что поможет упрятать меня в темницу?
– Не шутите так, господин, – обиделась Фэй, и её тонкий голосок зазвенел у меня в ушах.
– Вы скопили столько нарядов, – причитала Лэсси. – А на вечернее празднество идти вам всё равно не в чем.
– Как насчет этого?
Я ткнул пальцем в случайный комплект из коричневых штанов и темно-серого кафтана – один из подарков внимательной и гостеприимной королевы, – но в ответ Лэсси лишь раздраженно закатила глаза. Я рассмеялся, не ожидав такой реакции, и приземлился рядом с девушками, закапывая руку в множество тканей и фактур. Вытаскивая одну вещь за другой, я вопросительно поднимал её в воздух; ни один из вариантов не удовлетворил моих личных стражей моды.
– Разве для гостей существуют правила? – вздохнул я. – Мне казалось, лишь жених и невеста ограничены в выборе нарядов.
– Официально – правил нет, – наставническим тоном ответила Лэсси. – Негласных – столько, что не упомнить.
– И что же нам нужно?
– Низ не так важен, но нам нужен красный кафтан, – протянула она лениво. – Чтобы не было видно брызг крови, если будете стоять слишком близко.
– И всё?
– Нужно, чтобы на нём было много карманов, ведь вам наверняка понадобится платок для себя и для стоящих рядом дам, которым платок положить некуда, – продолжала девушка, рассматривая вещь, которую я видел впервые. – А ещё – кожаный доспех под кафтан.
– Это ещё зачем?
– Вообще – чтобы было удобнее крепить пояс с оружием, что непременно должно быть у вас с собой, но на деле – чтобы обезопаситься.
– Думаешь, чей-то разум уже сегодня помутится настолько, что он полезет в драку? – усмехнулся я.
– Не думаю, – пожала плечами она, бросив короткий взгляд на моё лицо. – Но вы не в ладах с женихом и, следовательно, всеми его приближенными. Не хочу, чтобы вы вновь проиграли ему в битве.
Я дотронулся до щеки; полоска шрама встретила меня холодной гладкостью молодой кожи. Меня не волновал факт проигрыша принцу, но унижение, что оно шлейфом несло за собой, разжигало несвойственную мне воинственность. Меч теперь лучше лежал в моей руке, но это не давало мне спокойствия и уверенности, что я смогу защититься; лишь подкидывало дров в костер желания достать меч из ножен.
– Мы не будем драться, Лэсси.
– Вы не будете, – поправила она. – Но держите меч при себе.
Поняв, что все мои фальшивые аргументы разобьются о стену уверенности упертой служанки, я даже не стал пытаться произнести хоть один из них вслух. Фэй, почувствовав себя неудобно, пообещала вскоре вернуться, и тут же исчезла за тяжелой дверью. Лэсси, ещё какое-то время проведя в ревизии бесконечного количества одежды, наконец, нашла белый кафтан, подходящий под все описания: три кармана, тонкая ткань, не сковывающая движения, к тому же отличающийся нестандартным кроем – короткий нижний слой и удлиненная накидка, закрывающая ноги по бокам до колена. Под все, кроме цвета.
Лэсси задумчиво рассматривала вещь, подперев подбородок кулаком; я почти слышал, как мысли бегали внутри её головы, сталкиваясь и жарко споря. Когда она подняла на меня вопросительный взгляд, я без раздумий кивнул.
– Делай, что считаешь нужным.
Довольно хихикнув и прижав к себе кафтан, вторая служанка исчезла так же быстро, как и первая.
Почти до самого вечера я проводил время в постели. Все совместные обеды были отменены по понятным причинам – еду приносили прямо в покои, – а запас непрочитанных книг, великодушно пожертвованных мне библиотекой на время болезни, всё ещё был огромен. Я схватил одну из них, не глядя; ей оказался старинный сборник историй с до боли знакомой обложкой – подобную я видел в библиотеке азаани. Он был написан на любопытной смеси языков – эльфийского и того, на каком говорили в Грее, – и, по правде говоря, его невозможно было читать. Симбиоз языков оказался непродуманным и грязным, смешавшиеся в кучу правила построения предложений и составления слов мешали линии сюжета, не позволяя обратить на неё ни малейшего внимания; глаз цеплялся за ошибки в словах, пунктуации, и, спустя несколько часов, я обнаружил, что прочитал лишь десять страниц. Мне было интересно, как такая книга оказалась в королевской библиотеке; Грея слишком молода, чтобы такие произведения можно было назвать её наследием.
Лэсси вернулась, гордо держа в вытянутой руке ярко-красный кафтан. Она выглядела, будто принесший добычу охотничий пес, и я едва поборол непреодолимое желание погладить её по голове.
– Как хорошо, когда при дворе есть колдун!
– Ты ходила к магистру? – насторожился я.
– Ходила, как же! Еле поймала!
Несмотря на усталость, чувство выполненного долга торжествующе светилось в её глазах. Жестом она заставила меня скорее подняться с постели, и я почувствовал, как заныла поясница; я давно не проводил в горизонтальном положении столько часов подряд. Тело молило о движении, будто с каждой минутой в тишине и спокойствии его неизбежно покидала жизнь.
Белая рубашка, сверху – кожаный доспех. Лэсси взяла самый тонкий из моего арсенала, и затянула его так, словно то был корсет; сначала показалось, что я едва могу дышать, но спустя пару минут доспех будто стал мягче и адаптировался под вздымающуюся от дыхания грудь. Коричневые штаны, на которые я бездумно указал ещё утром, по мнению служанки, отлично подошли к общему образу. Затем пояс, на него – ножны для кинжала, для меча и.… мешочек с монетами. Я нахмурился.
– Пригодится, – даже не взглянув, бросила в ответ Лэсси.
Кафтан. Гладкая, почти скользящая ткань ударила в нос странным запахом, природу которого я так и не смог определить, а её алый цвет был столь ярким, что хотелось уязвленно закрыть глаза. Рукава, казавшиеся почти невесомыми, приятно касались кожи. Лэсси настойчиво просила взглянуть в зеркало, чтобы оценить её старания, но я так же настойчиво отказывался; по какой-то причине мне не хотелось видеть свое отражение.
Обиженная служанка громко фыркнула, сложив руки на груди. Я дотронулся до её макушки и, приблизившись, едва коснулся её лба губами.
– Мне незачем смотреться. Я знаю, что, если меня коснулись твои руки, я выгляжу великолепно.
Смуглые щеки покрылись румянцем, а взгляд тут же стеснительно опустился к полу. К кроткой Фэй я не проникся так, как к этому взъерошенному зверьку, вечно недовольно снующим из стороны в сторону; Лэсси казалась мне младшей сестренкой, вынужденно прислуживающей мне в силу сложившихся обстоятельств. Из неё вышла бы прекрасная эльфийка – сильная, волевая, бесстрашная. Воительница, о которой складывали бы легенды и песни.
– Когда начнется церемония?
– Через час, – отвернулась она к комоду, увлеченно поправляя нарушенный мной порядок. – Но лучше идти уже сейчас.
– Спасибо, Лэсси, – шепнул я.
– Всегда к вашим услугам, Териат.
Я улыбнулся; раньше, несмотря на сотни моих просьб, она не решалась называть меня по имени.
Площадь у замка была заполнена до отказа; пришлось протискиваться через горожан, попутно выслушивая брошенные вслед оскорбления. Я мог бы встать и сзади – не то чтобы я скучал по лику принца, – но рано или поздно стража все равно провела бы меня, как гостя короны, в первые ряды, и уж они бы совсем иначе обращались со стоящими на их пути.
Мне посчастливилось занять место возле семьи королевы – её сестры и племянниц, – и юная Элоди как бы невзначай тут же оказалась подле меня.
– А в Сайлетисе существует такой обряд? – дернула она меня за рукав.
– Нет, юная госпожа, в Сайлетисе принято приносить дары лишь морю.
– А как же Богиня? – прищурилась Элоди. – Она не гневается на вас?
– Море ведь тоже принадлежит ей.
– Разве не её мужу?
Я вскинул брови. Обычно детям мало рассказывали о супруге Богини; по большей части потому, что подобные истории могли испугать их. Мать Природа покровительствовала нашим миром: ею пропитан каждый сантиметр воздуха и листвы, и именно ей мы возлагали дары и оказывали почести, благодаря за жизнь, что плескалась в наших телах; её супруг же находился на другой стороне бытия. В его велении – лишь смерть и души, покинувшие свои тела; Отец Духов жил в каждой реке и каждом её притоке, чтобы течением отнести души к морю – и вновь отдать их любимой, что поможет тем переродиться.
– Нет, – поправил я её. – Отцу доступны лишь реки.
– Хотела бы я, чтобы и у нас женщины были главнее мужчин.
– Почему же, Ваша Светлость?
– Мальчишки такие глупые, – буркнула она. – Вечно лезут в драки.
– Всем нужно чем-то защищаться. Их оружие – острый меч, – пожал я плечами. – А ваше – острый ум.
Элоди хихикнула и отвернулась, создав вихрь из пружинящих кудряшек. Беатрис провела рукой по плечам девочки и прижала её к себе; взгляд её был направлен куда-то далеко, на противоположную сторону площади. Я не видел там ни одного знакомого лица, лишь жриц из местного храма, пришедших провести церемонию. Высшая жрица была одета особенно богато: струящееся одеяние с кожаным поясом, на груди – кулон с крупным кровавым рубином, в волосах – золотой венец. В руке она держала деревянный посох из двух переплетенных между собой ветвей; атрибут обряда возвышался над ней, будучи почти вполовину выше жрицы, и венчался таким же кровавым рубином на вершине.
Хант появился из неоткуда. Толпа разошлась, пропуская пять лошадей. Принц шел первым и не останавливался, пока не добрался до самой середины площади; спешившись, он тут же отдал лошадь подбежавшему слуге и принялся кланяться. Горожане рукоплескали ему; обаяние, что видели в нем люди, навсегда останется для меня загадкой. Хант не мог вдоволь насладиться полученным вниманием; он буквально слизывал с губ обожание толпы. Ариадна, её мать и Минерва прошли вправо, встав на противоположной стороне площади; полагаю, именно их искали глаза Беатрис. Место неподалеку от них занял мужчина в красном плаще. На мгновение из-под ткани выглянула седая борода; вероятно, король Дамиан.
Протрубили в рог, и принц выпрямился, напряженный, как струна. Два огромных, жилистых мужчины – я однажды видел их на выгуле скота за городскими стенами, – старательно тащили к нему молодого бычка. Животное сопротивлялось так отчаянно, будто осознавало свою судьбу, но это едва ли кого-то волновало; подношение богине – обязательный ритуал, пренебрегали которым лишь бедняки и глупцы.
Бой в барабан – гулкий, громкий, обволакивающий, – и за ним – сладкое пение жриц. Их голоса завораживали, увлекая душу в танец, и лишь тело замирало, пораженное красотой песни. Только сейчас я заметил, что в середине площади был выложен круг, от которого по всей территории расходились лучи.
Хант, не спуская с быка глаз, медленно вытаскивал из ножен клинок. Между ними было не больше полуметра; мужчины держали животное за рога – или скорее то, что в будущем бы ими стало, – и запрокидывали его голову к небу. Напряжение нарастало: гул барабанов становился громче, голоса – выше. Все взгляды были прикованы лишь к сверкающему железу в руках принца, пока музыка внезапно не остановилась. Ханту хватило мгновения, чтобы перерезать горло бедного животного, и окропить его кровью выложенную камнем площадь.
В полной тишине по расходившимся от центра капиллярам кровь потекла к ногам всех присутствующих. Кровавое солнце осветило Грею, и высшая жрица вышла в самый его центр. Приложив рубин с медальона к глазу, она взглянула на кровавую лужу.
– Кровью окропленный благословения просит, огнём закаленный жертву приносит, – церемониально читала она заученную речь. – Честны ли твои чувства, муж прекрасный?
– Я прекратил распутства и блуд напрасный.
– Кровь быстро бежит – живая, алая. На вас богиня глядит – от крови пьяная. Благословляет вас, благодарит за жертву!
– По её лишь воле умру.
– А я – воскресну, – выкрикнула Ариадна.
Она так и не вышла в эпицентр событий; я не знал, входило ли это в ее обязанности, но никто не высказал недовольства. Жрица нарисовала на лице Ханта несколько линий, отмечая жениха, и проследовала к Ариадне, чтобы сделать то же самое с невестой. Теперь их свадьба неминуема и обоснована; желание королей подкреплено желанием Богини, а с ним спорить не смел никто. Однако, если Богиня в самом деле дарила бы благословение каждому, кто когда-либо забивал скот или проливал кровь, в мире не существовало бы ни одной несчастной души.
Мне казалось, что я стоял слишком далеко, чтобы до меня долетели брызги крови, но, как только обряд закончился, со лба скатилась густая красная капля. Я огляделся: следы ритуала виднелись на всех, кто наблюдал зрелище из первого ряда, и я любезно предложил Элоди и Беатрис платки, что Лэсси заботливо положила в каждый карман моего наряда. До последнего держался лишь король Дамиан, но, сдавшись, и он спустил капюшон, не выдержав ощущения крови на коже; его лицо оказалось нездорового серо-синего цвета. Сначала я подумал, что его мутило от вида крови, хоть это и было бы странно, учитывая его воинскую славу. Почти сошедшие синяки заметно старили южного правителя; и в значительной степени позорили.
Хант торжествующе смотрел на отца с нескрываемым отвращением на лице. Прежде вздрагивающий от каждого его движения, теперь принц ощущал превосходство; он высокомерно задирал подбородок, а король, напротив, прятал взгляд. Если бы ударивший Дамиана был из его подданых, тот уже давно лежал бы в змеиной яме; из жителей Греи или гостей – Хант был бы первым, кого бы пристыдили за недобросовестно организованную охрану. Вывод напрашивался сам – это дело кулаков принца. Но разве мог у запуганного мальчишки появиться повод ударить того, кто всю жизнь держал его в страхе лишиться отцовской благосклонности?
Лишь один.
Мне снилось, как я отправляю стрелу прямо в его сердце, и, разбуженный торжественной песней труб, я проснулся с невероятной легкостью на сердце. Богиня не омрачила день свадьбы скверной погодой, напротив – всё благоволило соединению двух королевств. Уже засыпающие цветы расцвели с новой силой, одурманивая сладким запахом, а птицы запели искуснее прежнего.
Я наслаждался завтраком прямо на балконе, откуда открывался чудесный вид на сад; он пустовал, упиваясь отсутствием топчущих его дорожки каблуков. Служанки спорили о чем-то в главной комнате, звуча как ещё две щебечущих птички, и периодически вбегали на балкон, моля их рассудить; я отвечал лишь снисходительной улыбкой. Признаться, мне было совершенно безразлично, в чём я появлюсь на церемонии; разве что они не найдут броню, что можно надеть на сердце.
Впрочем, девушки подобрали мне искусно сделанный голубой камзол. Многим гостям на торжестве было важно представлять место, откуда они родом, и, хоть я, по легенде, старательно бежал от него как можно дальше, надеть национальный цвет Сайлетиса было важно и мне. Так я покажу, что во мне ещё есть что-то от чужака, что я не пустил корни в покоях на втором этаже; покажу, что могу покинуть замок, когда мне вздумается, и даже магическая сила Минервы не посмеет меня остановить.
