Текст книги "Санта-Барбара 4"
Автор книги: Александра Полстон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)
– Мэри, не думай, что я признаюсь во всем, чем угодно, только ради твоего удобства. Это не в моих традициях. Ты хочешь, чтобы я признался Мейсону в изнасиловании, и снял с тебя всю вину?
– Марк, послушай меня…
– Так вот, снимай с себя свою собственную вину каким-нибудь другим способом! Я тебе в этом деле не помощник! Если ты надеешься, что я стану добровольно оговаривать себя, то ты сильно ошибаешься. У меня и без того достаточно неприятностей, чтобы я вешал на себя всех собак, каких тебе только захочется на меня повесить. Я уже и так согласился на многое, что мне неприятно, а ты хочешь, чтобы я был по уши завален обвинениями, обязательствами, договоренностями и прочей ерундой…
Он умолк, повернувшись к ней спиной.
Мэри потеряла самообладание.
– Я бы хотела узнать, как тебе удалось избавиться чувства собственной вины, Марк? – выкрикнула она ему в спину. Он обернулся.
– Мое преступление состоит только в том, что я слишком сильно любил тебя!
– Ах, вот как? – возбужденно закричала она. – Значит, Мейсон прав: тебя может остановить только суд! Марк я больше не желаю с тобой разговаривать!
Мэри повернулась, чтобы покинуть крышу, но он схватил ее за локоть.
– Подожди, Мэри.
Она закричала, отбиваясь от него кулаками.
– Пусти меня, не трогай меня! Какое право ты имеешь это делать?
B этот момент дверь на крышу открылась и там показалась фигура Джулии Уэйнрайт. Увидев, как Марк схватил за руку Мэри, Джулия отчаянно завизжала:
– Отпусти ее! Не трогай Мэри, мерзавец!
Джулия бросилась к ним, словно мать вступается за обиженного ребенка. Она оттолкнула Марка в сторону и встала между ним и Мэри.
– Не смей ее трогать! – угрожающе воскликнула она. Тяжело дыша, Джулия обернулась.
– Мэри, ты в порядке?
Она ощупала ее плечи.
– Да, Я пыталась поговорить с ним. Думала, что все можно уладить как-то иначе, но я ошиблась.
Возбужденно размахивая руками, Джулия воскликнула:
– Такие люди не заслуживают права жить в одном мире с нами, их нужно изолировать от общества.
Марк столь же возбужденно закричал:
– Тебе не удастся меня изолировать! Потому что Мейсон отзовет свой иск. Ведь так, Мэри? Правда, процесса не будет? Ведь в этом нет никакого смысла.
Мэри вдруг почувствовала, что ей не хватает воздуха. Она стояла, раскрывая рот, как выброшенная на берег рыба, и не могла проронить ни слова.
Пользуясь этим, Марк завопил:
– Вот видишь, Джулия! Я прав, она даже не собирается ничего возражать!
– Это же мерзавец! Не дай ему улизнуть! си опять изнасилует кого-нибудь!
– Мэри, не слушай эту авантюристку! – завопил Маккормик. – Она хотела меня подставить! Взялась защищать, а на самом деле, хотела сделать меня козлом отпущения. Она хотела отыграться на мне за Дэвида Лорана, а также всех остальных своих мужчин!
Мэри почувствовала огромную усталость и острое нежелание продолжать этот разговор, но она не могла найти в себе силы сказать хоть одно слово.
И Марк и Джулия апеллировали к ней, как к последней инстанции. Они кричали наперебой, размахивая руками,
– Мэри, его должны посадить за то, что он сделал. Иначе я сама доведу дело до суда! – кричала Джулии.
– Нет уж! – разъяренно орал Марк. – Ничего у тебя не получится. Я превращу твою жизнь в ад! Я все хилы из тебя вытяну! Мэри, она обманула тебя! Она обманула меня, она сделала это умышленно. Никто не может отрицать, что это противозаконно. Да я сживу ее со свету, она будет проклинать тот день, когда решила обмануть меня!..
Мэри не выдержала и завизжала, закрыв уши руками.
– Прекратите! Оба прекратите! Это невыносимо!..
Мейсон решительно вошел в зал ресторана «Ориент Экспресс» и остановился в дверях. Мэри нигде не было видно. Внезапно он услышал голос отца.
– Мэри здесь нет.
СиСи стоял у стойки бара и барабанил пальцами по деревянной крышке. Мейсон направился к нему.
– Где она?
– Она на крыше, разговаривает с Марком и Джулией.
– Что? – не веря своим ушам, воскликнул Мейсон. Он тут же бросился к выходу, но СиСи остановил его.
– Не надо. Не трогай ее сейчас, пусть они поговорят. – Прошу тебя, Мейсон.
– Да ты спятил! – вскричал Мейсон. – Ей нельзя быть рядом с Марком! Я немедленно иду наверх…
Мейсон порывисто шагнул вперед, однако СиСи остановил его.
– Я прошу тебя, Мейсон. Не ходи туда. Они сами разберутся. Своим появлением ты можешь только все испортить. Если Мэри сейчас разговаривает с Марком, им вдвоем будет проще договориться, чем, если ты будешь присутствовать там. Подумай сам. – Мейсон попытался возразить, но СиСи продолжал. – У Марка с Мэри собственные взаимоотношения, какие – то собственные только им известные нюансы. Мэри хочет уладить все полюбовно. А. у тебя совершенно другие планы. Ты помешаешь ей, и не дашь им возможности договориться спокойно.
Мейсон упрямо мотнул головой.
– Отец, я не понимаю тебя. Почему ты так рьяно ступаешь на защиту Марка Маккормика? Ведь этот негодяй хочет только одного, – чтобы она никогда не знала о том, что такое счастье семейной жизни.
Похоже, что СиСи был не совсем согласен с утверждениями сына.
Но теперь невозможно было прервать Мейсона, он уверенно продолжал:
– Марк чувствует себя оскорбленным, потому что ему надо отвечать за свои отвратительные поступки! Он совершал их уже много раз в своей жизни. И каждый раз это сходило ему с рук. А я не хочу, чтобы он оставался безнаказанным! Я уверен в том, что его мерзкая гнусная натура еще не один раз покажет себя. Если с ним сейчас попробовать договориться мирно и оставить его в покое, все повторится снова. Мы-то, конечно, можем совершенно забыть о его существовании, но он не допустит того, чтобы это случилось. Он постоянно будет напоминать нам о себе, он постоянно будет присутствовать в нашей с Мэри жизни, постоянно будет тянуть из нее последние силы и разрывать сердце. Я повторяю, – тон его голоса стал тверже, – он сам напомнит о себе и напомнит так, что все мы содрогаемся.
Человек, однажды уже преступивший моральные заповеди, не может остановиться, особенно, если его грех остался безнаказанным. Такой человек, как Марк Маккормик будет продолжать свои гнусности до тех пор пока его кто-нибудь не остановит. Мирная договоренность с ним просто невозможна. Такой человек просто физически не может понять, чего от него хотят. Я уверен в том, что он сейчас настаивает на своем, не желая признавать собственную вину и собственного поражения.
СиСи молча слушал сына. Мейсон продолжал:
– К тому же Мэри слишком мягкий человек, она не может поставить жесткие условия и добиться их выполнения. Это не ее дело. Это дело мужчины. Вдобавок, неизвестно, что он может сейчас с ней сделать. Я вполне допускаю, что Маккормик может попытаться кулаками доказать свою правоту, у него хватит на это ума.
Мейсон снова попытался пройти мимо отца, но СиСи опять остановил его, крепко взяв за руку.
– Успокойся, Мейсон, ведь там сейчас находится и Джулия. Я думаю, что вдвоем они смогут справиться с Марком. Тебе нечего бояться.
Мейсон сокрушенно покачал головой.
– Отец, ты ничего не понимаешь! Ты раньше не встречался с Маккормиком, поэтому не знаешь, что это за человек, что он из себя представляет! Если сейчас оставить его в покое, он может натворить неизвестно что. По-моему, ты слишком спокойно рассуждаешь обо всем этом…
СиСи по-прежнему не хотел, чтобы Мейсон вмешивался в переговоры, которые сейчас проходили на крыше отела «Кэпвелл».
Он умиротворяюще поднял руки и стал читать нотацию Мейсону. Тон его голоса был менторским, нудным, словно он исполнял роль приходского священника, наставляющего с церковной трибуны своих прихожан:
– Мейсон, успокойся. Ты не должен позволять себе совершать поступки, руководствуясь лишь собственными эмоциями. Любовь должна подчиняться не только велению сердца, но и велениям разума. К сожалению, в данном случае я вижу, что ты не хочешь услышать голос своего разума. Ты слишком сильно давишь на Мэри и этим можешь добиться только того, что испортишь все дело. Смотри, сынок, как бы тебе потом не пришлось раскаиваться в своей излишней горячности и поспешности Я думаю, что тебе стоит немного поостыть и более трезво разобраться во всем.
Мейсон недоуменно всплеснул руками.
– Отец, о чем ты говоришь? О какой трезвости и расчетливости может идти речь, если дело касается такого негодяя, как Марк Маккормик?
СиСи посмотрел на Мейсона с сожалением.
– К несчастью, я вижу, что ты не хочешь понять меня, сынок. Вспыльчивость и гневливость еще никогда не приводили к положительным результатам. А ты в своих поступках, да и вообще, во всей своей жизни больше руководствуешься сиюминутными, мгновенными эмоциями, не задумываясь о печальных последствиях, к которым они могут привести.
Мейсон поморщился.
– Отец, если ты по-прежнему будешь настаивать на том, чтобы я самоустранялся, от этого дела, то у тебя ничего не получится. Я не могу пустить все это на самотек. Понимаешь? Если оставить все это в руках Мэри, то ее сердечная мягкость и великодушие могут привести к тому, что у нас вообще ничего не получится. Наша семейная жизнь всегда будет находиться под угрозой. Мы должны сделать все, чтобы Марк Маккормик был надежно изолирован от нашей будущей семейной жизни, а этого можно добиться только в судебном порядке.
СиСи не скрывал своей горечи, по поводу слов, сказанных сыном. На лице его было написано такое глубокое разочарование, как будто Мейсон не оправдывал даже сотой доли его надежд.
– Ты перегибаешь палку, сынок. Если Мэри может договориться с Маккормиком сама, не прибегая к угрозам и судебному преследованию, то лучше поступить так. Шантажом и нажимом в этом деле много не добьешься. Ты, конечно, можешь считать, что угроза судебного разбирательства заставит Марка отказаться от своих намерений, но, боюсь, тебя ждет горькое разочарование. Если Марк решит пойти на принцип, то ты не добьешься от него ничего, даже возбудив против него сотню уголовных дел. Ведь у тебя кроме собственных слов нет никаких конкретных доказательств для того, чтобы добиться его осуждения в судебном порядке.
Мейсон изменился в лице. Его щеки побледнели, глаза сверкали мрачным огнем.
– Это тебе Мэри сказала такое? – прерывисто дыша, бросил он в лицо отцу. – Или ты сам это выдумал?
СиСи разочарованно вздохнул.
– Мейсон, ты ничего не видишь вокруг себя. Ты замечаешь только собственные переживания, а ведь если бы ты посмотрел на Мэри внимательнее, те сразу увидел бы, как она страдает. Неужели ты не замечал ее глаз, ее лица? Посмотри, ведь она не спит ночами.
Мейсон вызывающе вскинул голову.
– Ты хочешь сказать, что в этом виноват только я? По-твоему, своими неуемными требованиями я довел дело до того, что Мэри находится на грани нервного срыва? По-твоему, в этом только моя вина?
СиСи кивнул не раздумывая.
Во всем его облике было видно глубокое осуждение по отношению к собственному сыну. Он считал, что ко всем прочим недостаткам Мейсона, он еще и упрям, не желая соглашаться с очевидными вещами.
– Мейсон, она не хочет терпеть муки в суде. Неужели тебе это не понятно? Какой женщине захочется выносить на обсуждение публики свои глубоко интимные вопросы?
– Отец, ты понимаешь, что означают твои слова? Если поступить в соответствии с твоими советами, то этот негодяй Маккормик снова уйдет от ответственности!
СиСи пожал плечами.
– Но это не имеет для тебя существенного значения, Мейсон.
Тот вскипел.
– Как это не имеет?! – вскричал он. – Сколько раз можно оставлять безнаказанными подобные гнусные поступки?
СиСи покачал головой.
– Но если обстоятельства складываются таким образом, то я бы на твоем месте не стал возражать Мэри. Это она должна решать. Вопрос касается только ее и больше никого.
– А что, по-твоему, я уже совсем не имею никакого права вмешиваться в это дело? Что же я тогда за мужчина? Разве ты не понимаешь, что это означает для меня?
СиСи продолжал увещевать сына.
– Это никоим образом не заденет твоего самолюбия. Поверь мне. Это слишком личный вопрос, чтобы в него вмешивался человек, подобный тебе.
– Но ведь я люблю Мэри! Почему мы не имеем права решать все, что касается нас вместе?
– В данном случае, я вижу, что ты, Мейсон, хочешь в том, что он и сейчас настаивает на своем, не желая признавать собственную вину и собственного поражения.
СиСи молча слушал сына. Мейсон продолжал:
– К тому же Мэри слишком мягкий человек, она не может поставить жесткие условия и добиться их выполнения. Это не ее дело. Это дело мужчины. Вдобавок, неизвестно, что он может сейчас с ней сделать. Я вполне допускаю, что Маккормик может попытаться кулаками доказать свою правоту, у него хватит на это ума.
Мейсон снова попытался пройти мимо отца, но СиСи опять остановил его, крепко взяв за руку.
– Успокойся, Мейсон, ведь там сейчас находится и Джулия. Я думаю, что вдвоем они смогут справиться с Марком. Тебе нечего бояться.
Мейсон сокрушенно покачал головой.
– Отец, ты ничего не понимаешь! Ты раньше не встречался с Маккормиком, поэтому не знаешь, что это за человек, что он из себя представляет! Если сейчас оставить его в покое, он может натворить неизвестно что. По-моему, ты слишком спокойно рассуждаешь обо всем этом…
СиСи по-прежнему не хотел, чтобы Мейсон вмешивался в переговоры, которые сейчас проходили на крыше отеля «Кэпвелл».
Он умиротворяюще поднял руки и стал читать нотацию Мейсону. Тон его голоса был менторским, нудным, словно он исполнял роль приходского священника, наставляющего с церковной трибуны своих прихожан:
– Мейсон, успокойся. Ты не должен позволять себе совершать поступки, руководствуясь лишь собственными эмоциями. Любовь должна подчиняться не только велению сердца, но и велениям разума. К сожалению, в данном случае я вижу, что ты не хочешь услышать голос своего разума.
Ты слишком сильно давишь на Мэри и этим можешь добиться только того, что испортишь все дело. Смотри, сынок, как бы тебе потом не пришлось раскаиваться в своей излишней горячности и поспешности. Я думаю, что тебе стоит немного поостыть и более трезво разобраться во всем.
Мейсон недоуменно всплеснул руками.
– Отец, о чем ты говоришь? О какой трезвости и расчетливости может идти речь, если дело касается такого негодяя, как Марк Маккормик?
СиСи посмотрел на Мейсона с сожалением.
– К несчастью, я вижу, что ты не хочешь понять меня, сынок. Вспыльчивость и гневливость еще никогда не приводили к положительным результатам. А ты в своих поступках, да и вообще, во всей своей жизни больше руководствуешься сиюминутными, мгновенными эмоциями, не задумываясь о печальных последствиях, к которым они могут привести.
Мейсон поморщился.
– Отец, если ты по-прежнему будешь настаивать на том, чтобы я самоустранился от этого дела, то у тебя ничего не получится. Я не могу пустить все это на самотек. Понимаешь? Если оставить все это в руках Мэри, то ее сердечная мягкость и великодушие могут привести к тому, что у нас вообще ничего не получится. Наша семейная жизнь всегда будет находиться под угрозой. Мы должны сделать все, чтобы Марк Маккормик был надежно изолирован от нашей будущей семейной жизни, а этого можно добиться только в судебном порядке.
СиСи не скрывал своей горечи, по поводу слов, сказанных сыном. На лице его было написано такое глубокое разочарование, как будто Мейсон не оправдывал даже сотой доли его надежд.
– Ты перегибаешь палку, сынок. Если Мэри может договориться с Маккормиком сама, не прибегая к угрозам и судебному преследованию, то лучше поступить так.
Шантажом и нажимом в этом деле много не добьешься. Ты, конечно, можешь считать, что угроза судебного разбирательства заставит Марка отказаться от своих намерений, но, боюсь, тебя ждет горькое разочарование. Если Марк решит пойти на принцип, то ты не добьешься от него ничего, даже возбудив против него сотню уголовных дел. Ведь у тебя кроме собственных слов нет никаких конкретных доказательств для того, чтобы добиться его осуждения в судебном порядке.
Мейсон изменился в лице. Его щеки побледнели, глаза сверкали мрачным огнем.
– Это тебе Мэри сказала такое? – прерывисто дыша, бросил он в лицо отцу. – Или ты сам это выдумал?
СиСи разочарованно вздохнул.
– Мейсон, ты ничего не видишь вокруг себя. Ты замечаешь только собственные переживания, а ведь если бы ты посмотрел на Мэри внимательнее, то сразу увидел бы, как она страдает. Неужели ты не замечал ее глаз, ее лица? Посмотри, ведь она не спит ночами. Мейсон вызывающе вскинул голову.
– Ты хочешь сказать, что в этом виноват только я? По-твоему, своими неуемными требованиями я довел дело до того, что Мэри находится на грани нервного срыва? По-твоему, в этом только моя вина?
СиСи кивнул не раздумывая.
Во всем его облике было видно глубокое осуждение по отношению к собственному сыну. Он считал, что ко всем прочим недостаткам Мейсона, он еще и упрям, не желая соглашаться с очевидными вещами.
– Мейсон, она не хочет терпеть муки в суде. Неужели тебе это не понятно? Какой женщине захочется выносить на обсуждение публики свои глубоко интимные вопросы?
– Отец, ты понимаешь, что означают твои слова? Если поступить в соответствии с твоими советами, то этот негодяй Маккормик снова уйдет от ответственности!
СиСи пожал плечами.
– Но это не имеет для тебя существенного значения, Мейсон.
Тот вскипел.
– Как это не имеет?! – вскричал он. – Сколько раз можно оставлять безнаказанными подобные гнусные поступки?
СиСи покачал головой.
– Но если обстоятельства складываются таким образом, то я бы на твоем месте не стал возражать Мэри. Это она должна решать. Вопрос касается только ее и больше никого.
– А что, по-твоему, я уже совсем не имею никакого права вмешиваться в это дело? Что же я тогда за мужчина? Разве ты не понимаешь, что это означает для меня?
СиСи продолжал увещевать сына.
– Это никоим образом не заденет твоего самолюбия. Поверь мне. Это слишком личный вопрос, чтобы в него вмешивался человек, подобный тебе.
– Но ведь я люблю Мэри! Почему мы не имеем права решать все, что касается нас вместе?
– В данном случае, я вижу, что ты, Мейсон, хочешь решить все единолично, за Мэри. Ты хочешь, чтобы твое мнение было определяющим в том, как дальше будут развиваться события. Ты давишь на нее, добиваясь только того, чтобы было удовлетворено твое собственное желание мести. Но ты не думаешь о Мэри. Ей вдвойне больно от того, что ты не хочешь прислушаться к ее словам. Она не сможет договориться с Маккормиком, если ты будешь настаивать на продолжении уголовного расследования.
Мейсон взглянул на отца с разочарованием.
– Если я поступлю, руководствуясь твоими советами, отец, то Марк останется на свободе и снова выйдет из воды сухим. Ты понимаешь, что такое безнаказанность, которая длится годами? Она может сделать из человека монстра.
СиСи поморщился.
– Разумеется, я понимаю твое негодование, Мейсон. Но пойми – если этот вопрос можно уладить, не прибегая к помощи судебных инстанций, то нужно сделать именно так. Иначе это приведет Мэри к нервному срыву. Неужели ты добиваешься именно этого?
Мейсон криво усмехнулся.
– По-моему, гораздо больше неприятностей угрожают нам, если мы оставим Маккормика на свободе.
СиСи не скрывал своего неудовольствия.
– Мейсон, ты слишком порывист, ты не можешь даже допустить мысли о том, что, если Мэри хочет именно таким образом уладить это дело, то ты должен подчиниться ее желанию. Для тебя же хуже будет, если ты поступишь по-иному
Мейсон взглянул на отца с крайним изумлением.
– Я отказываюсь понимать тебя. Я просто не верю своим ушам! Отец, как ты можешь?
СиСи молчал.
А Мейсон распалялся все сильнее.
– Ты пытаешься сказать, что я делаю глупости, когда добиваюсь судебного преследования Маккормика. Да, я хочу, чтобы его посадили в тюрьму! И я совершенно не могу понять, почему ты выступаешь против этого?
СиСи опустил глаза и глухо произнес:
– Потому, что так ты только делаешь хуже для Мэри.
– Но хуже, чем было и чем есть, быть уже не может! – вскричал Мейсон. – Подумай сам, отец, о чем ты говоришь. Мэри уже испытала такое, о чем другие только читают в газетах.
СиСи кивнул.
– Как раз это я понимаю. Можешь не рассказывать о том, что ей пришлось пережить.
Мейсон сокрушенно покачал головой.
– Боюсь, что мои слова разбиваются о каменную стену твоего безразличия! Ты смотришь на это глазами постороннего. Это говорит только о том, что ты не относишься к Мэри Маккормик как к родному и близкому, тебе человеку.
СиСи отвернулся.
– Мне больно слышать твои слова, Мейсон!
– Ты, наверно, не совсем понимаешь их смысл! – зло произнес Мейсон. – Мэри была изнасилована! Изнасилована, понимаешь?
– Понимаю.
– Нет, ты не понимаешь! Если бы дело касалось твоих дочерей, если бы изнасиловали Иден или Келли, я думаю, что ты вел бы себя совершенно по-другому. Представь себе, если бы Марк Маккормик сделал это! Я уверен, что ты разбился бы в лепешку. Ты бы настоял на том, что бы его публично казнили…
СиСи вынужден был принять заслуженный упрек Мейсона. Он неохотно кивнул.
– Возможно. И ты напрасно думаешь, что я не понимаю тебя. Именно в этом мне как раз прекрасно знакомы твои чувства. Но пойми, сынок, ситуация не так проста, как тебе кажется на первый взгляд. Разумеется, твое желание отомстить Марку Маккормику, наказать его в судебном порядке, вполне справедливо. И в другой ситуации, в другой обстановке я бы, наверняка поддержал тебя. Но Мэри – особенный человек. Если бы она покорно подчинилась твоей воле, вопрос можно было бы считать решенным, но ведь она сама не хочет этого.
Мейсон вскинул голову.
– Откуда ты знаешь?
СиСи развел руками.
– Мейсон, неужели ты думаешь, что все вокруг слеши?
Достаточно один раз взглянуть на ее лицо и все сразу станет понятно. Мейсон мрачно усмехнулся.
– Отец, с каких это пор ты стал определять душевное состояние людей по тому, как они выглядят? Зайди в любой бар, где-нибудь дальше по улице. Ты видишь там массу веселящихся людей, а назавтра окажется, что это потерявшие работу и всякую уверенность завтрашнем дне – неудачники. СиСи поморщился.
– Мейсон, не прибегай, пожалуйста, к вульгарным сравнениям.
– «Вульгарный», папа, означает «простой». Так вот, по-моему, ты не желаешь простоты. Ты не помнишь, конечно, что такое «принцип Оккама»? Ну, так вот я напомню тебе. Это значит – не искать множество сущностей там, где их нет. Не нужно громоздить одно понятие на другое. Если Маккормик совершил преступление, то он должен быть наказан. Вот и все.
СиСи разочарованно покачал головой.
– Я был бы готов согласиться с тобой, Мейсон, если бы ты в своих рассуждениях учитывал чувства других. Ты хочешь добиться публичного осуждения Марка, ты идешь к своей цели напролом, не замечая, как от этого страдают другие. Ты заставляешь Мэри страдать еще сильнее.
– Откуда тебе знать об этом? – угрюмо спросил Мейсон.
– Потому что я разговаривал с ней, – спокойно ответил СиСи. – Она рассказала мне о том, что ты слишком рьяно бросился преследовать Марка. Ты не хочешь прислушаться к ее чувствам и хоть раз в жизни пойти наперекор себе, смирив свою гордыню. Может быть, ты не замечал, но со стороны это очень хорошо видно – ты всегда поступаешь вопреки тому, чего хотят от тебя окружающие. В случае с малознакомыми людьми это еще хоть как-то можно объяснить, но ведь ты поступаешь так и со своими близкими.
Мейсон отвернулся.
– Как же, по-твоему, я должен поступать? – угрюмо спросил он. – Я что, должен только и делать, что выслушивать советы окружающих. Почему я не могу поступать самостоятельно? Или, по-твоему, мой разум настолько слаб, что ты отказываешь ему в праве на собственные мысли? СиСи разочарованно махнул рукой. – Мейсон, я ничего подобного не говорил. Я хотел сказать только одно – в данном случае Мэри должна решить все сама. Тебе не стоит пытаться выступать от ее имени.
Мейсон устало потер лоб.
– Мэри сама не знает, что хочет. Может быть, она смогла бы что-то сделать, но боится…
СиСи недоуменно посмотрел на сына.
– Чего же, по-твоему, она боится?
– Она боится, что это решение станет главным в е жизни. Она боится взять на себя такую ответственность вот почему она всячески пытается уйти от этого вопроса. Для нее не это главное.
СиСи брезгливо поморщился.
– Ладно, давай не будем сейчас обсуждать, что главное в жизни Мэри. Я вижу, что главное в твоей жизни.
Мейсон вскинул голову и устало заявил:
– Что же, по-твоему?
– Месть.
Мейсон почувствовал так, как будто его окатили ушатом холодной воды.
Это слово было брошено ему в лицо с такой нескрываемой яростью и презрением, что он смутился. Может быть он вспомнил при этом одну из библейских заповедей. Может быть испугался отца. Но факт оставался фактом – Мейсон засуетился не находя слов, чтобы возразить.
– Я… – пробормотал он. – Я не слушаю тебя…
Он снова попытался пройти. Но СиСи не пустил его.
– Не ходи туда.
Мейсон растерянно бормотал.
– Мне надо туда. Надо…
СиСи почувствовал, что одержал победу в споре с сыном я поэтому решительно заявил:
– Не лезь. Пусть поговорят. Они могут договориться. Пусть Мэри решает сама.
Мейсон растерянно посмотрел на отца.
– Но об изнасиловании не ведут переговоров. Это не тот вопрос, который можно обсуждать и о котором можно торговаться.
Но СиСи был неумолим.
– Я не хочу, чтобы она снова испытывала страдания, Мейсон. После того, что ей уже довелось пережить, новый удар будет ей не под силу.
– Но почему ты не позволяешь заняться этим мне!
– Потому что у меня к Мэри особые чувства. В какой-то мере я ответственен за ее решение.
– Ты имеешь в виду?
СиСи мрачно кивнул.
– Да. Я несу ответственность за то, что тогда она выбрала его. Это я уговорил Мэри выйти замуж за Марка, когда тот лежал в больнице в безнадежном состоянии. Вот почему это дело так непосредственно касается меня. Вот почему оно задевает все мои чувства.
Мейсон пристально посмотрел на отца.
– И в какой же мере это задевает твои чувства?
– В достаточно определенной.
Этот ответ выглядел столь неубедительно, что Мейсон разочарованно протянул:
– Лишь в какой-то определенной мере? И не более того, отец?
СиСи промолчал.
– Отец, – продолжал Мейсон. – Ты никогда не думал о том, почему все это произошло? По тому, что ты опускаешь глаза, я вижу, что думал, – голос его стал торжествующим. – Да, мы оба знаем, почему это произошло. Ты хотел любой ценой увести ее от меня. Ты благословил их брак. Ты предоставил им дом. Ты сделал все, чтобы бросить Мэри в объятия Марка и посмотреть, что получится в результате. И что же получилось в результате? Сейчас ты видишь плоды своих трудов. Они удовлетворяют тебя? Тебе все это нравится? Ты именно этого хотел, когда отнимал Мэри у меня? Ты думал об этом раньше?
СиСи подавленно молчал, пока, наконец, не смог выдавить из себя несколько слов.
– Я ошибся. Я признаю это.
– Еще бы! – мстительно воскликнул Мейсон. – Теперь тебе не остается ничего другого, как признать это. Ведь Мэри изнасиловал человек, которого ты считал гораздо лучше меня. Ты думал, что Марк Маккормик добр и нежен. И все это потому, что он прислушивался к твоим советам. Но все оказалось как раз наоборот. Я теперь, ловле этого ты еще хочешь, чтобы я отказался от желания наказать его?
Эта отчаянная контратака Мейсона привела, как обычно говорят в таких случаях, к полной победе.
СиСи чувствовал себя посрамленным. Он не посмел даже поднять глаза, чтобы взглянуть в лицо сыну. А тот продолжал добивать противника в его окопах, бросая слова тяжелые, как обвинения в суде.
– Лучше не вмешивайся в мои дела. А то, наверняка, еще натворишь чего-нибудь, что другие будут расхлебывать всю свою оставшуюся жизнь. В нашем случае, ты, вообще, не имеешь никакого морального права вмешиваться. Ты изначально виновен. Сейчас должен предоставить право другим разобраться с твоими ошибками.
Высказав все, что думал, Мейсон двинулся к выходу. Но СиСи упрямо шагнул ему навстречу.
– Подожди.
Когда Тиммонс после разговора с судьей вернулся в свой кабинет, Иден сидела на краешке его стола болтая ногой.
На лице ее было написано выражение такой скуки, что Тиммонсу невольно пришлось извиняться.
– Прости, Иден, – сказал он, смущенным голосом. – Но этот разговор с судьей Хенсон я не мог отложить на другое время. Ты же видишь, как она была настойчива.
Иден грустно улыбнулась и взглянула на свои наручные часы.
– Да. Уже довольно поздно.
Окружной прокурор заискивающе улыбнулся.
– Я даже не заметил как день пролетел. Столько дел… Правда, в этом есть и одно положительное качество.
Иден вскинула голову.
– Какое же? – спросила она, поправляя рассыпавшиеся по плечам белокурые волосы.
Тиммонс соблазнительно улыбнулся.
– Наступило время ужина.
Иден философски заметила.
– Время летит быстро, когда все хорошо.
Тиммонс подхватил ее философское настроение.
– Время – понятие относительное. Оно может быть либо величайшим другом, либо величайшим врагом человека. Иден улыбнулась.
– С чего бы это ты, Кейт, стал так рассуждать? Ведь ты молод, у тебя вся жизнь впереди…
Он улыбнулся.
– У тебя тоже. Оно не более, чем просто эгоистическая мерка, индивидуальное представление. Всем кажется, что время безгранично. Но любой человек выделяет собственное время и меряет его на свой лад. И все измеряют его по-разному. Мы убиваем время. Проводим его… У нас бывает уйма времени. У нас его совсем не бывает. Мы распоряжаемся временем. Оно царит над нами. Мы обгоняем его. Тратим. Отстаем от времени. Идем с ним в ногу. Теряем его и находим. В юности его торопят. Старые люди и влюбленные хотят его замедлить. Вот ты, Иден, сама чего хочешь от времени?
Она лукаво улыбнулась.
– Я хочу успеть влюбиться. И обрести свое истинное предназначение.
Тиммонс усмехнулся.
– Тебе хочется и того, и другого вместе взятого? По-моему, это довольно странное сочетание. Не всегда эти вещи совпадают. И для того, и для другого необходимо, чтобы время остановилось. Но ведь это невозможно.
Но Иден решительно возразила.
– Но можно создать иллюзию того, что время остановилось. Я думаю, что именно это ощущение дает любовь.
Тиммонс рассмеялся.
– Наш разговор переходит в крайне любопытное для меня русло. Однако, я предлагаю его прервать не на долго, а затем продолжить в каком-нибудь более уютном месте, чем этот казенный кабинет.
Иден встала.
– Ну что ж, думаю, ты прав. Пойдем отсюда. Они направились к выходу. Но в дверях Иден остановилась.
– О, подожди меня секундочку. Я забыла свою сумку.
Сумка действительно лежала на столе окружного прокурора. Но не она сейчас интересовала Иден.
Этот странный звонок, который ей пришлось принять от человека, говорившего с испанским акцентом…
К сожалению, она не запомнила номер телефона, который передала окружному прокурору.
То что он заперся один в кабинете, чтобы поговорить с этим человеком, вызывало у нее законное подозрение. Она решила во что бы то ни стало узнать, кто же это звонил и чем была вызвана такая таинственность в поведении окружного прокурора.
