Текст книги "Санта-Барбара 4"

Автор книги: Александра Полстон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

– Может быть, потому, что деньги важнее любви, – неуверенно сказал Перл.

– Может быть, – так же неуверенно произнесла она. – А один мексиканский эмигрант рассказывал мне о том, как он пытался покончить жизнь самоубийством.

– Ему тоже не на что было жить?

– Нет, тут история посложнее. Я попробую рассказать тебе об этом, но, честно говоря, я не совсем точно представляю, о чем идет речи» Я запомнила те слова, которыми он это рассказывал, но так ли это на самом деле – кто знает… Он сказал мне, что его спас запах жареной печенки с луком и острым соусом «чили». Это была критическая ситуация. Он говорил, что жизнь протекает в разных пластах и у каждого пласта есть своя пауза, обычно эта паузы не совпадают. Один пласт подпирает другие, и которых жизнь на время угасла. Самая большая опасность – когда эти паузы возникают одновременно во всех пластах, вот тогда и наступает момент для самоубийства, причем иногда без всякой видимой причины. Вот его в такой момент спас запах жареной печенки.

Перл удивленно посмотрел на Келли

– Да, да. Перед смертью он решил поесть. Просто поужинать напоследок как следует в небольшом мексиканском ресторанчике. Ну как ты сам понимаешь, в ресторанах не обслуживают сразу, ему пришлось немного подождать. За стаканом крепкого темного пива он завязал разговор с соседом. Ты не поверишь, слово за слово и он передумал. Это на самом деле не анекдот.

– Что ж, – улыбнулся Перл, – охотно верю, особенно если дело касается мексиканских эмигрантов.

– Да, он рассказывал еще об одной уже пожилой женщине, которая на старости лет, чтобы спастись от ни щи ты приехала сюда из каких-то глухих районов Мексики. Она некоторое время работала служанкой в богатом доме, а потом, когда заболела, ее вышвырнули на улицу. Женщина уже решила покончить с собой и исполнила бы свое намерение…

– Как же она собиралась расквитаться с жизнью?

– В маленькой квартирке, где она снимала комнатку, была газовая плита. Женщина решила просто открыть конфорку и отравиться. И тут она вспомнила с каким трудом ей давался английский язык и как с каждой неделей она все лучше и лучше его понимала. Ей стало жалко все вот это так разом бросить. Невероятно! Крохотные познания в английском – это все, что у нее было, поэтому она уцепилась за них и выжила. Теперь я наверно всегда буду вспоминать об этой женщине, слыша английские слова чудовищно исковерканные эмигрантами, которые самыми невероятными путями проникают сюда, в Америку.

– Да, тебе много пришлось пережить, – сочувственно произнес Перл, – чтобы во всем этом ты не потеряла себя, не забыла о том, что ты тоже человек пусть, может быть, не во всем похожий на остальных. Ведь это так скучно, когда ты похож на остальных. Не представляю себе, чтобы случилось со мной, если бы я вел респектабельную спокойную жизнь обеспеченного служащего. Представь себе восьмой этаж какого-нибудь огромного небоскреба, огромный кабинет, электронная мебель… И я за письменным столом правлю рукопись доклада, но ручка моя неподвижна. Мне сорок пять лет, я в очках, С усами, богат, привык повелевать. Место секретарши пусто, ушли комиссионеры, заказчики, клиенты, доверенные лица консорциумов, корпорации; советники, делегаты, посланники каких-то африканских королевств, банкиры, полномочные представители. Наступил вечер. Работа закончена и никому больше не нужен. Молчит куча черных утомленных за день телефонов, телексов, телефаксов я прочей дребедени. Я смотрю на них с тревогой и ожиданием, с затаенной надеждой. Неужели мало мне того, что у меня есть, громадного величественного, прочного, вызывающего зависть? Чего мне не хватает? Свободы? Безрассудства? Молодости? Любви?

Наступает вечер и я вижу как этот я – важный, влиятельный, грозный – беру один за другим эти черные куски пластмассы, ставлю их к себе на колени, глажу, ласкаю их словно ленивых избалованных котов. И я прошу их, умоляю – ну же, трещите, звоните, вызывайте, изводите меня, старые верные соратники, свидетели стольких баталий, но не надо цифр платежей в рассрочку, давайте хоть раз поговорим о чем-нибудь незначительном и вздорном. Но не один из этих пяти ужасных черных котищ не шевелится.

Они, эти молчаливые упрямые затворники не хотят отвечать на прикосновения моих холодных рук. Там в обширном царстве за четырьмя стенами все меня конечно знают, всем известно мое имя, но сейчас когда подступает ужасная ночь, никто не ищет, не зовет меня: ни женщина, ни бродяга, ни собака, никому я больше не нужен.

И при этом внизу, здесь же в моем небоскребе огромное залитое яркими неоновыми огнями помещение, конца которому не видно. Оно битком набито людьми, там проходит какой-нибудь прием, концерт, коктейль, конференция, ассамблея, митинг. Народу и без того много, а люди все прибывают и прибывают. Отбросив в сторону своих пластмассовых собеседников я спускаюсь вниз.

Многих я узнаю – коллеги по работе, с которыми мы годами живем и работаем бок о бок, но не знаем их и никогда не узнаем, соседей, которые спят в нескольких метрах от нас, так что даже дыхание слышно, но мы не : знаем их и никогда не узнаем. Доктор, продавец из ближайшей лавки, владелец гаража, киоскер, портье в гостинице, официант – люди с которыми мы ежедневно на протяжении многих лет встречаемся, разговариваем, но не знаем и никогда не узнаем кто они. Они плотно спрессованы, зажаты в толпе и глядят друг другу в глаза не узнавая.

И когда начинает звучать веселая задорная музыка, когда официанты начинают разносить шампанское и мартини в высоких бокалах все эти люди начинают ловить ртом воздух словно выброшенные на песок рыбы должно быть умоляя о глоточке той странной ужасающей безвкусной субстанции, которая называется любовью я состраданием. А я не хочу дышать тем воздухом, которым дышат они. В нем нет кислорода, а значит в нем нет жизни. Я хотел узнать, что такое жизнь, я хотел пойти своим путем, вот почему я выбрал ату дорогу, хотя в юности меня ожидало совершенно другое предназначение.

Перл умолк.

– Я тоже нигде не чувствую себя так одиноко как в толпе охваченной бурным весельем. Хотя сейчас, – она встрепенулась, – глядя на веселящиеся лица наших друзей я не чувствую себя покинутой и брошенной.

– Это прекрасно, – сказал Перл с улыбкой. Келли повернула к нему лицо.

– Когда там на нашей устричной базе включилась пожарная сигнализация, то я подумала что все уже закончилось и нам придется срочно возвращаться в клинику… Ужин – это было так здорово, мне очень понравилось.

Перл махнул рукой.

– Нет, нет. Мы просто перенесли все сюда. Знаешь, свобода способна творить с людьми чудеса. Порядки в больнице так подавляют, а ведь этим людям нужно только чуть-чуть доверять и относиться по-дружелюбному. Вот и все. Все получится. Мне стоило это сделал только на несколько часов и вот видишь – все выздоровели.

Келли преданно посмотрела на Перла и стала теребить пуговицу на его рубашке.

– Ты совершенно прав. Они уже чувствуют себя свободными людьми. Это все потому, что ты наш друг.

– Да, конечно, – кивнул он. – Я твой друг.

– Перл, но знаешь, что меня волнует? – озабоченно приподняв голову и посмотрев на веселящихся спутников сказала Келли. – Ведь им не захочется возвращаться в больницу…

Он грустно улыбнулся.

– Конечно, не захочется. Кому бы на их месте захотелось, но, к сожалению, они должны это сделать. Они здесь не выживут, в этом свободном мире. И ты тоже – пока нет.

В глазах Келли промелькнула растерянность.

– Ты хочешь бросить нас?

Перл увидел как по ее щекам покатились слезы.

– Нет, нет. Я этого не говорил, – поспешно кликнул он. – Дорогая, я не бросаю вас. Послушай меня…

В этот момент дверь в квартиру Перла открылась и на пороге показалась Кортни Кэпвелл. На ней был одет розовый летний костюм, в руке она держала небольшую сумочку. С удивлением посмотрев на размахивающих руками, подпрыгивающих и приплясывающих пациентов психбольницы, она сделала несколько неуверенных шагов по комнате. Однако увидев Перла, Кортни улыбнулась.

В свою очередь, заметив ее он вскочил с кровати и растянул рот в широкой улыбке.

– Кортни!..

– Перл! – воскликнула она, направляясь к нему, – Привет.

– Привет.

Кортни остановилась перед ним с сияющей улыбкой на устах.

– Я ужасно рада, что ты смог вырваться и позвонить.

– Я очень хотел видеть тебя, хотя со времени нашей последней встречи прошло лишь два дня, у меня было такое ощущение, что я не виделся с тобой целую вечность.

Глаза Кортни лучились радостью, которая согревала и утешала Перла. С их каждой новой встречей он все больше понимал, как она дорога ему, правда, он все еще не мог сказать, что испытывает к Кортни те же чувства, что она испытывала к нему. Перл знал, что Кортни любит его, но его отношения к ней еще нельзя было назвать любовью. Скорее он испытывал к ней теплые дружеские чувства и глубокую привязанность. Перл был слишком занят собственными проблемами, чтобы думать о любви,

И, вообще все было не так как он представлял себе. Он не ощущал в себе ничего похожего на половодье чувств, изображаемое авторами романов, страсть не кружила ему голову. Да, честно говоря, Кортни не была его идеалом. Перл часто представлял себе огромные синие глаза и белоснежную кожу какой-то далекой неведомой красавицы. Воображал как погружает лицо в густые волнистые прядя ее волос

Когда-то он представлял себе любовь как блаженство, которое охватывает тебя и превращает весь мир в весенний сад. Он ожидал несказанного счастья, но то что он чувствовал сейчас по-отиошеиию к Кортни вовсе не было блаженством.

Перл испытывал скорее сожаление от того, что не может сейчас целиком отдаться во власть страсти. Когда-то еще в молодости у него было что-то подобное. Он часто пытался вспомнить с чего тогда все началось, но не мог. Перл только знал, что всякий раз, когда он видел свою первую любовь, у него сжималось сердце, а когда она заговаривала с ним у него как-то странно перехватывало дыхание.

Теперь ничего подобного с ним не случалось. Однако, он пытался ни единым словом, жестом или неосторожным взглядом не обидеть Кортни, не задеть ее чувств к нему.

– Мы уже здесь, – сказал он с улыбкой, целуя ее в губы.

Келли сглотнув слезы стояла рядом, не поднимая глаз, ей было больно смотреть на то, как Перл радостно встречает Кортни.

Оторвавшись от Перла, Кортни повернулась к двоюродной сестре.

– Привет, Келли.

– Привет, – едва слышно прошептала та.

Под обращенными на нее взглядами Кортни и Перла девушка как-то неловко засуетилась, будто не знала куда девать руки и, наконец, в полном смятения сказала:

– Я пойду… Мне нужно оставить вас

С этими словами, повернувшись как-то боком к Перлу, она проскользнула мимо него.

– Мы просто перенесли вечеринку сюда, – улыбаясь сказал Перл.

Он уже заметил смущение Келли, но пока не придал этому значения. К тому же рядом стояла Кортни, которая преданно и восторженно смотрела на него.

– Слушай, Перл, – взяв его за руку сказала она. – Ты говорил, что возможно больше уже не вернешься туда. На всякий случай, если ты конечно не передумаешь, я решила заказать два билета. Рейс самолет завтра в восемь часов вечера.

Пока Кортни говорила все это, Перл повернул голову в сторону Келли. Она нерешительно топталась у двери, словно озабоченная мучительной проблемой выбора Перл вдруг понял, что испытывает по отношению к ней гораздо более теплые чувства нежели к Кортни. Это были связано еще, наверно, с тем, что Келли была совершенно беспомощной и нуждалась в его поддержке.

Механически кивая головой, он слушал свою подружку, но мало что услышал из того, что она сказали. Ей даже понадобилось еще раз окликнуть его, чтобы он обратил на нее внимание.

– Перл, ты слышишь о чем я говорю?

– А, что? Да, да, конечно… – он кивнул головой. – Ты что-то сказала про Бостон.

Кортни удивленно обернулась. Увидев у двери застывшую в нерешительности Келли, она поняла причину этой рассеянности ее возлюбленного.

– Я говорила, что заказала для нас билеты на самолет, который летит в Бостон завтра вечером, в восемь часов.

– Как, уже завтра? – изумленно воскликнул Перл.

– Да, – подтвердила Кортни. – Я думаю, что это именно то, что нам нужно.

Перл на мгновение задумался.

– Что? Я что-то не так сделала? – обеспокоен но спросила его Кортни. – Ты не хочешь улетать?

– Да, – неохотно произнес Перл. – Я думаю, что завтра – немного рановато. Видишь ли, мне нужно еще загрузить этих ребят назад в санаторий, а Келли…

– Что Келли? – забеспокоилась Кортни.

– Ну… Она еще не готова предстать перед Роулингсом, она все еще находится в его власти, она все еще его жертва.

– Перл, но это невозможно!.. – потрясенно прошептала Кортни. – Неужели ты говоришь все эти вещи совершенно серьезно?

– А что? – он недоуменно пожал плечами. – Я не прав? Ты посмотри на этих ребят!

Кортни обернулась.

По комнате с веселыми воплями друг за другом бегали Джимми Бейкер, Оуэн Мур и Элис. Они колотили друг друга по плечам поролоновыми конфетами и пенопластовыми вилками. Однако Келли не принимала участия их бурном веселье. Она с окаменевшим лицом молча стояла у дальней стенки, возле выхода на квартиры. В глазах ее блестели слезы. Она будто не замечала ничего происходящего вокруг себя, глубоко погрузившись в какие то мрачные мысли.

– Перл, но ты не можешь вернуться! – ошеломленно сказала Кортни, поворачиваясь к нему. – Ведь тебе пригрозили, что ты оттуда никогда не выйдешь! Ты что забыл, что тебе говорили?

– И что же произойдет, если я вернусь? – насмешливо спросил Перл.

– Если ты вернешься, – в ужасе воскликнула она, – это будет…

– …безумие? – договорил он за нее.

Некоторое время Кортни потрясенно молчала.

– Ты не можешь вернуться, – упрямо повторила она.

– Ну почему, почему?

– Я просто не пущу тебя! – в отчаянии выкрикнула она.

– Ах, вот оно что? Но послушай меня, Кортни, в любом случае я должен отвести их обратно.

– Но разве это так обязательно? – чуть не плача проговорила она. – Ты можешь просто позвонить в больницу и сказать где они находятся. И на этом твоя миссия будет выполнена. А мы с тобой, – в голосе ее появилась надежда, – поедем в мотель, проведем там время вместе…

Перл с сожалением помотал головой.

– Нет, ты кажется не расслышала то, что я сказал. Я должен еще раз повторить тебе…

– Нет, я слышала, – насупившись промолвила она. – Но все это бессмысленно.

Перл нахмурился.

– Нет, это вовсе не бессмысленно. Я им нужен, понимаешь? Я должен позаботиться о них, я сейчас просто не могу оставить их одних, не могу их бросить.

В этот момент он увидел как Келли подняла голову и посмотрела на него. В ее взгляде было столько надежды и ожидания, что Перл почувствовал что собственная правота стала совершенно очевидна. Да, он не имеет никакого морального права бросить сейчас в беде этих бродяг. Они положились на него, они доверились ему и он, к тому же… Ему показалось, что Келли как-то по-особенному смотрит на него, не так как все остальные. Для нее он явно не был президентом Соединенных Штатов Америки, он даже не был для нее дворецким семьи Кепвеллов. И Перл прекрасно это понимал.

Но сейчас ему не хотелось думать обо всем этом.

Джулия испуганно осмотрелась по сторонам.

– Если сегодня наступил день Страшного Суда, то где же в таком случае судья?

Мейсон откинулся на спинку широкого кожаного судейского кресла, на котором обычно восседал седовласый мистер Корби.

– Судья перед тобой, – усталым голосом сказал он.

– Ты? – изумилась она. – Но это все мало похоже на настоящий суд. Ты не находишь? Где прокурор, адвокат, присяжные заседатели? Кто будет отправлять закон?

Мейсон мрачно усмехнулся.

– Я, в одном лице и судья, и присяжные заседатели. Я постараюсь не затягивать процедуру и перейти к делу. Думаю, что это не займет много времени. Во всяком случае я не намерен оставаться здесь до глубокой ночи. У меня еще есть несколько важных дел. И ты, Джулия, одно из них.

Она стояла на том месте, где обычно свидетели клянутся в том, что будут говорить правду и только правду, положив руку на Библию.

– В твоей записке говорилось о том, что мы должны встретиться здесь. Я подумала, что здесь будет настоящий судья. И, вообще, какие обвинения мне предъявлены? Я не понимаю, в чем я виновата и что совершила. Если ты считаешь себя судьей, то объясни.

Мейсон подался чуть вперед и положил руки на стол.

– Джулия, я бы предоставил тебе обвинительное заключение, но все это находится здесь, – он указал рукой себе на голову. – Так что я изложу все обвинения против тебя по-памяти. Надеюсь ты не возражаешь?

Джулия промолчала.

Мейсон встал с кресла, медленно обогнул стол и вышел в зал заседаний. Остановившись рядом с Джулией, он пристально посмотрел ей в глаза.

Не выдержав его тяжелого взгляда, она опустила голову.

– Пункт первый, – глухо сказал он. – Это твое необъяснимое решение защищать Марка Маккормика в деле об изнасилования Мэри. Второй пункт – это причастность к гибели Мэри…

Услышав эти слова, Джулия вскинула голову я сверкнула глазами.

– Это какое-то безумие, Мейсон. Ты сошел с ума, подумай о чем ты говоришь! Я не намерена здесь больше оставаться.

Она попыталась повернуться, но Мейсон рявкнул:

– Стой там, где стоишь, Джулия!

Его голос был столь страшен, в нем слышалась столь явная угроза, что Джулия застыла па месте.

– Ты признаешь себя виновной или нет? – выкрикнул Мейсон.

Джулия резко развернулась и возмущенно сказала:

– Виновна? О какой вине ты говоришь? Разве я совершила что-нибудь такое, в чем меня можно обвинить перед Богом и людьми?

Мейсон не собирался выслушивать ее оправдательную речь, в глазах его полыхнула ярость и он закричал;

– Виновна или нет?

– Нет! – так же вспыльчиво прокричала она. – Я не признаю себя виновной и никогда не признаю, хотя бы потому, что ты не имеешь права определять степень вины и степень наказания. Ты – не Господь Бог, и не можешь взять на себя то, что тебе не под силу.

– Ах вот как? Значит я – никто? А в таком случае, кто ты? Может быть тоже никто?

Джулия упрямо мотнула головой

– Мейсон, ты не в своем уме!

– Это я уже сегодня слышал, – спокойно сказал он. – Я пришел сюда, чтобы рассуждать не о себе.

Она умолкла больше не в силах говорить. Мейсон спокойно ждал, не сводя с нее взгляда. Наконец, Джулия обессиленным голосом сказала:

– Ведь я тебе уже все объяснила. Я переживала за Мэри. Я все знала. Знала, что она чувствовала, что пережила, что ей довелось перенести. Поэтому я и решилась помогать ей. Я решила прийти ей на помощь, потому что была уверена, что Марк должен быть наказан.

Мейсон покачал головой.

– Ты не представляешь как все это смешно звучит…

Слова Джулии не произвели на него никакого впечатления

– Да ты сам смешон! – вдруг вспыльчиво сказала она.

Джулии хотела сказать еще что-то обидное и колкое, но вдруг почувствовала, что сейчас она должна оскорблять его, а пойти ему навстречу. Она подалась вперед и понизив голос до проникновенного, сказала:

– Мейсон, я понимаю тебя, ты пережил тяжелое, ужасное горе. Ты потерял Мэри и я сочувствую тебе. Это правда. Ты должен мне поверить. Как мне убедить тебя в том, что я не хотела ничего дурного. Когда я взялась защищать Марка Маккормика, я сделала это намеренно, специально для того, чтобы никто другой, не смог оправдать его. Именно я должна была заниматься этим делом, потому что один раз совершив ошибку, я ухе знала как поступать в подобных ситуациях и никогда в жизни не допустила бы того, чтобы этот насильник получил снисхождение в глазах общества.

– Общества? – усмехнулся Мейсон. – Какого общества? Рядом со мной нет никакого общества. Существую только я, все остальное это игра воображения…

Джулия поморщилась.

– Мейсон, я умоляю тебя, перестань ерничать. Конечно, это придает тебе имидж сильного мужчины, но ведь мы сейчас с тобой пришли сюда не для того, чтобы обмениваться философскими впечатлениями по поводу жизни и судьбы.

– Почему бы и нет? – он чуть наклонил голову, словно задумавшись о чем-то. – Иногда очень полезно порассуждать.

– Может тебе стоит заняться этим без меня? – хмуро сказала Джулия. – Я предпочла бы больше не находиться здесь только для того, чтобы выслушивать от тебя набор пошлых сентенций.

– Почему же пошлых? – холодно спросил он. – Неужели ты думаешь, что я способен только на пошлость? Особенно после того, что произошло со мной.

– Во всяком случае раньше, – торопливо сказала она, – ты был склонен именно к этому. Вспомни как ты издевался надо мною: «салон красоты», «смени работу»… Порядок вещей устанавливаешь не ты, а кто-то иной…

Мейсон усмехнулся.

– Какая чушь! Все, что происходит вокруг абсолютно лишено логики. Конечно, – он снисходительно усмехнулся, – тебе как человеку, построившему свою жизнь на законах формалистической логики, трудно в это поверить…

– Да уж, Мейсон. Мне действительно трудно в это поверить. Я не хочу сказать, что все вокруг абсолютно логично и совершенно, но ты не можешь ставить под сомнение, что все вокруг подчинено законам, я первую очередь, законам общества.

– Но все законы общества изначально была установлены кем-то сверху, так во всяком случая утверждает церковь.

– А ты что, не веришь церкви?

Мейсон покачал головой.

– Все это так хрупко и непрочно. В любой момент может сломаться, а еще больше меня волнует то, что вся вокруг абсурдно. Почему люди согласно чьей-то поле должны рождаться и умирать? Почему вокруг происходит то, что причиняет лишь гори и страдание?

Джулия участливо посмотрела не наго.

– Мейсон, то что произошло с тобой еще не означает, что нарушилось течение жизни. Просто тебе сейчас больно и ты сконцентрировался на своей боли. Ведь это не означает что логика вокруг отсутствует.

Мейсон отвернулся и некоторое время молчал, словно слова Джулии доставили ему настоящую физическую боль. Она не заметила как в уголках его глаз блеснули слезы. Но спустя несколько мгновений Мейсон снова пришел в себя.

– Джулия, ты можешь считать меня одуревшим от боли чудаком, но я действительно не понимаю многого в этом мире. К примеру, я не могу постичь логику божества, которое определяет, что столько-то людей станут дантистами, а столько-то – будут доить коров.

Джулия посмотрела на него широко открытыми глазами.

– Ты что сошел с ума?

– Ничего подобного. Просто я всегда был широко открыт для новых впечатлений. Я не верю, что нами кто-то руководит. Разумеется, что тебе и таким как ты людям вроде Марка Маккормика кажется, что порядок существует: спрос отвечает предложению, люди соблюдают правила движения, покупают обратные билеты в уверенности, что вернутся назад, обещают вернуть долг по первому требованию и тому подобное. Но только кажется, что в этом есть порядок. Я, например, никакой связи не вижу. Согласитесь, что все что мы называем порядком – обыкновенная случайность. Если ты не веришь в это, докажи мне обратное.

– Я не буду с тобой спорить, – опустив глаза, сказала она. – Выяснением этих подробностей лучше заниматься в церкви, наедине со священником, или в пивном; баре за кружкой «будвайзера» со случайным собеседником. Там это более уместно и естественно, чем здесь в такое время.

– Что ж, если это тебя не интересует, перейден к тому, что непосредственно касается твоей вины, Джулия, – ядовито произнес Мейсон. – Это ты заманила Мэри на крышу. Это была твоя идея и ты свела Марка и Мэри вместе. Ну что, нравятся тебе мои слова?

Мейсон повернулся к Джулии спиной и медленно прошелся между рядами стульев. Джулия бросилась за ним, оправдывающимся тоном воскликнув:

– Мэри хотела поговорить с Марком и со мной, она была расстроена…

Он остановился и не оборачиваясь, глухо сказал:

– А Марк признался мне в том, что это ты привела Мэри в «Ориент Экспресс»…

– Ну так что из этого? – дрожащим голосом спросила она. – Пусть даже все обстояло таким образом. Что в этом особенного?

– В этом и состоит твоя вина!

Джулия принялась яростно защищаться.

– Это все чистейшей воды ложь! Мейсон, неужели ты веришь Марку? Он говорит неправду, он просто-напросто зол на меня за то, что я хотела его выдать. И он сделает все для того, чтобы отомстить мне за это.

Похоже эти слова тронули Мейсона. Он обернулся и внимательно посмотрев в глаза Джулии недоверчивым тоном произнес:

– Ты можешь поклясться?

– Если это необходимо…

– Под присягой? Ты можешь поклясться под присягой?..

Джулия вдруг осеклась и тяжело дыша стала отступать назад.

– Ну поклянись же, – снова повторил Мейсон. – Подними вверх правую руку…

Джулия не решалась последовать его словам. Это, разумеется, не могло не заронить в душу Мейсона сомнения в искренности слов, сказанных Джулией.

– Мы оба знаем слова присяги.

Некоторое время Джулия молчала, а потом вдруг смутилась и опустила голову.

– Я больше не играю в эти игры, – пробормотала она, пытаясь мимо Мейсона пройти к выходу. Он загородил ей дорогу.

– Это не игра, Джулия. Люди должны платить за свои преступления. Вспомни Библию – что посеет человек, то и пожнет.

Она вскинула голову.

– Прекрати, Мейсон!

– Всем придется заплатить за то, что они сделали, я моему отцу, и тебе, а Марк… Марк уже заплатил… Теперь ты, Джулия Уэйнрайт. Сейчас наступил твой черед.

Спрятавшись в микроавтобусе Иден слышала как в кабину сели двое. Пока прогревался мотор, они перекинулись несколькими фразами.

– Как настроение?

– Все нормально. Не хуже и не лучше, чем в прошлый раз.

– Ты уже привык?

– Да, и мне нравится эта работа. Она не позволяет расслабляться…

– Ты знаешь, что нам сегодня предстоит?

– Расскажи.

– Едем туда же и за тем же.

– И сколько мы сегодня должны привезти?

– Босс сказал – двадцать человек, – сказал первый.

– Ого! – присвистнул второй. – Многовато. Ты уверен в том, что мы справимся?

– Ничего страшного, в автобусе места хватит. – Ладно, запихаем их как селедок в бочку, думаю, что не передохнут. Тем более, наверно, опять нужно брать молодых и здоровых.

– Да, они же сюда работать едут, а не развлекаться,

– Ладно, будут ехать так же как и предыдущие – «лодочники», только теперь им надо дать другое название.

– В таком случае, сам придумывай. Я не большой мастак на эти дела.

Спустя несколько мгновений второй сказал:

– Придумал. Назовем их «фургонщики».

Иден осторожно приоткрыла краешек одеяла, под которым она пряталась в углу, и увидела впереди кабине двух чрезвычайно небритых типов явной латиноамериканской наружности. Да и их английский был не столь безупречен, чтобы заподозрить в них выпускников Гарварда.

Сидевший за рулем был занят с какими-то бумагами. Второй, помоложе и пошире в плечах, протирал носовым платком большой черный пистолей.

Сидения впереди микроавтобуса были отделены от салона небольшой – в полметра высотой перегородкой, поверх которой были протянуты небольшие шторы.

Когда преступник помоложе повернулся, чтобы задернуть шторы, Иден мгновенно замерла и несколько мгновений не дышала.

Услышав характерный шум, она снова сделала щелочку в одеяле и выглянула. Шторы были задернуты.

– Насчет «фургонщиков» это ты хорошо придумал, – похвалил своего напарника шофер. – У тебя с чувством юмора все в порядке.

– Да, – Гордо ответил второй бандит. – С этим у меня всегда было все в порядке. Хочешь анекдот расскажу?

– Валяй.

– Мышь вышла замуж за слона, а он на следующий день умер. Она плачет. Звери спрашивают у нее: «Мышь, ну что ж ты плачешь? Ты же с ним всего один день прожила». А она им отвечает: «Замужем была всего-то один день, а закапывать придется всю жизнь». Ха-ха-ха… – он громко расхохотался.

Судя по всему шутка не пришлась по вкусу шоферу, некоторое время он молчал, а потом спросил:

– А ты не знаешь какого-нибудь анекдота из тюремной жизни?

– Про тюремную жизнь лучше не вспоминай, – поморщился второй. – После того как я провел в Сент-Квентине три года, мне не хочется шутить на эту тему…

Тиммонс продолжал отчитывать белоглазого:

– Мне не хочется, чтобы ты ошивался рядом с моей квартирой. У тебя слишком неординарная внешность, чтобы конце концов тебе не заметили те, кому этого не следует делать. Это слишком опасно для меня, и – он многозначительно посмотрел на собеседника, – для тебя тоже.

– Амиго, успокойся, – махнул рукой белоглазый. – Там было абсолютно безопасно и никто не мог меня видеть.

– Ерунда! – раздраженно воскликнул Тиммонс. – Там была женщина. Иден Кэпвелл. Если она тебя увидела, то нам конец.

Он в ярости пнул ногой валявшуюся рядом автомобильную покрышку.

– Сколько раз тебе повторять! – закричал тот в исступлении. – Меня никто не видел!

Тиммонс умолк. Несколько минут он озабочен но расхаживал по комнате, засунув руки в карманы брюк. Белоглазый молча попыхивал сигаретой, а затем снисходительно сказал:

– Для окружного прокурора, Тиммонс, у тебя слабые нервишки…

Тиммонс мрачно взглянул на собеседника.

– У меня есть основания для опасений, ты об этом прекрасно знаешь. Только не надо говорить мне, что в не прав.

Он остановился рядом со столом. Белоглазый испытующе посмотрел на окружного прокурора и усмехнувшись сказал:

– Все что я могу порекомендовать тебе выходи из игры. Это единственное, что может уберечь тебя от опасностей. Будешь по ночам спокойно спать в своей кровати с какой-нибудь бабенкой, а мы будем продолжать заниматься своими делами» амиго, по уже с кем-нибудь другим. В тиком случае, тебе придется вести более скромный образ жизни. Ты будешь, думать о том, как распорядиться зарплатой, а ведь окружному прокурору не так уж много платят… А?.. – он снова усмехнулся.

Тиммонс раздраженно взмахнул рукой.

– Тебе это нравится, да? Очень смешно!.. Хочешь, чтобы я навечно остался в твоей вонючей яме? Похоже тебе самому здесь очень хороша Ни неужели ты думаешь все хотят того же самого? Белоглазый прищурился.

– Знаешь, амиго, – напряженным тоном сказал он, – меня можно обвинить лишь в том, что я использовал для своих целей тебя, по я не моту сказать, что это было сделано бея твоего согласия. Ведь так, амиго?

Тиммонс промолчал.

– Что ж, – продолжил белоглазый. – Твоя ошибка превратится в молодую жену для меня. Но ведь это так по-американски, неправда ли?..

Разговор был прерван телефонным звонком.

– Извини, – сказал белоглазый. С этими словами он направился к телефону и сняв трубку, произнес:

– Да, слушаю. Что?

Тиммонс навострил слух будто пытался расслышать то, что доносится из телефонной трубки.

Белоглазый в ярости отшвырнул телефон в сторону, выслушав сообщение.

– Что случилось? – обеспокоенно спросил Тиммонс.

– Черт побери! – выругался тот. – Похоже у нас неприятности…

– Сели на хвост?

– Похоже, да – Мой наблюдатель говорит, что появилась полицейская машина.

Тиммонс стал в растерянности оглядываться по сторонам.

– Что будем делать? – пробормотал он. Белоглазый вытащил из ящика стола пистолет и спрятав его за пазуху сказал: