Текст книги "Санта-Барбара 4"

Автор книги: Александра Полстон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)

– Скажите, а как вы нашли нас, доктор Роулингс? – со страхом прошамкал он.

Роулингс резко обернулся и грубо воскликнул:

– Он еще имеет наглость спрашивать меня, как мы их нашли! Полиция уже сбилась с ног, вас разыскивают несколько часов! Им сообщили, что видели, как вы входили в этот дом с мистером Капником!

– С мистером Капником? – испуганно пробормотал Мур. Я… Я.. – он стал пятиться назад.

Но Роулингс не отставал от него:

– Почему я не вижу здесь мистера Капника? Куда он подевался? Я вижу, что и Келли здесь нет. Похоже, что они ушли вместе. Это так?

Мур потрясение молчал, опустив голову, его губы дрожали, глаза за толстыми стеклами очков испуганно метались из стороны в сторону.

– Я… Я не знаю, – пытался соврать он. Однако из этого ничего не вышло. Роулингс смотрел на него, не сводя взгляда, словно питон на кролика:

– Я советую вам во всем признаться, мистер Мур! – напряженно сказал Роулингс. – Иначе вам будет очень плохо. Если вы немедленно не признаетесь мне во всем, обещаю вам, Оуэн, у вас будут огромные неприятности.

Мур по-прежнему бормотал, отступая назад:

– Ну я не знаю, где они… Они не сказали.

– Вы лжете, Оуэн, – холодно сказал Роулингс – Зачем вы лжете мне? Разве я учил вас в клинике говорить неправду? Помните, что я ваш единственный настоящий друг! Все остальные только прикидываются такими. Если вы не хотите, чтобы вам было совсем плохо, если вы не хотите потерять вашего единственного настоящего друга, я советую вам немедленно сказать всю правду. Куда они подевались? Они ушли вдвоем?

– Но они ничего не говорили!

– Вы опять мне лжете, Оуэн!

Роулингс вдруг переменил тактику. Голос его из жесткого и холодного стал более проникновенным и доверительным.

– Послушайте меня, Оуэн! Если вы не хотите, чтобы с ними случилось что-то дурное – кстати говоря, это относится и к вам – если вы не хотите, чтобы и с ними, и с вами произошли крупные неприятности, вы должны сказать мне, где они, и немедленно. Вы слышите меня, Оуэн?

Мур грыз ногти, не осмеливаясь поднять глаза на врача. Одеяло он по-прежнему держал в руках. На этот раз уговоры Роулингса подействовали. Мур, низко опустив голову и пытаясь унять дрожь в руках, едва слышно пробормотал:

– Может быть, они пошли к ее отцу?

– Что-что? – поморщился Роулингс. – Говорите громче, я не слышу. Поднимите голову и скажите внятно, Оуэн, то, что вы хотели сказать.

Мур повернул насмерть перепуганное лицо к доктору Роулингсу и уже погромче сказал:

– Может быть, они отправились в дом отца Келли?

– Ах, вот значит как! – с мстительным удовлетворением воскликнул Роулингс. – Значит мистер Капник повел Келли к отцу?

– Нет, – осмелился возразить Мур. – Сначала ушла Келли, а потом Леонард. Может быть она решила повидаться со своим отцом? Я не знаю.

Мур снова умолк, опустив голову под пронзительным взглядом доктора Роулингса.

Прошло уже не меньше часа с тех пор, как СиСи Кэпвелл получил известие от доктора Роулингса о том, что его дочь сбежала из клиники. Однако до сих пор никаких известий от нее не было, она не звонила и не появлялась. У Софии также не было о ней никаких известий, иначе она бы сразу же сообщила СиСи об этом. Он обеспокоенно расхаживал по гостиной, меряя просторное помещение широкими шагами

Гостиная занимала весь нижний этаж дома Кэпвеллов, от прихожей до трех высоких задних окон от пола до потолка. Они, эти окна, раздвигали перспективу – пределы раскинувшегося вокруг буйствующего зеленью сада. Сейчас внимание СиСи не привлекали ни роскошные цветы, стоящие во всех углах, ни гравюры на стенах, ни роскошные зеркала, которые лукавым загадочным шепотом источали непрерывное приглашение к танцу, к медленному танцу с любимой женщиной. СиСи задумчиво остановился у окна, глядя в полутемный сад. Там ничего не было видно. Постояв немного, СиСи снова стал расхаживать по комнате. Ноги его утопали в роскошных персидских коврах. Он не заметил, как постепенно мысли его от беспокойства о Келли перешли на более широкие вещи. СиСи остановился посреди гостиной и задумчиво посмотрел себе под ноги. Сейчас он стоял на шикарном персидском ковре, когда-то подаренном ему отцом. Это было больше трех десятков лет назад, но, похоже, только сейчас СиСи понял, почему отец подарил ему этот ковер.

Ткач плетет узоры на ковре не ради какой-нибудь цели, а просто для того, чтобы удовлетворить эстетическую потребность. Вот и человек может прожить свою жизнь точно так же. Если же он считает, что не свободен в своих поступках, пусть смотрит на свою жизнь, как на готовый узор, изменить который он не в силах. Человека никто не вынуждает плести узор своей жизни, в этом нет насущной необходимости – он делает это только ради собственного удовольствия.

Из многообразных событий жизни, из дел, чувств и помыслов он может сплести узор – рисунок выйдет строгий; затейливый, сложный или красивый. И пусть это только иллюзия, будто выбор рисунка зависит от него самого. Пусть это всего лишь фантазия, погоня за призраками при обманчивом свете луны – дело не в этом. Раз ему так кажется, следовательно для него это так и есть на самом деле.

Зная, что ни в чем нет смысла и ничто не имеет значения, человек все же может получить удовлетворение, выбирая различные нити, которые он вплетает в бесконечную ткань жизни: ведь это река, не имеющая истока и бесконечно текущая, не впадая ни в какие моря.

Существует только один узор – самый простой, совершенный и красивый: человек рождается, мужает, женится, производит на свет детей, трудится и умирает, но есть и другие, более замысловатые и удивительные узоры, где нет места счастью или огромным достижениям – в них скрыта, пожалуй, какая-то своя тревожная красота.

Некоторые жизни обрывались по вола слепого случая, когда узор был еще далеко не закончен. Оставалось утешать себя тем, что узор хотя бы приобрел какую-то форму. СиСи сейчас думал о Мэри и о ее безвременной гибели. Именно узор ее жизни оборвался, не будучи доведенным до конца.

Другие жизни, как, например, жизнь Мейсона, составляют такой запутанный узор, что в нем трудно разобраться – надо изменить угол зрения, отказаться от привычных взглядов, чтобы понять, насколько своеобразна и по-своему любопытна такая жизнь.

СиСи полагал, что отказавшись от своего всепоглощающего эгоизма, от погони за постоянным успехом, он может попрощаться с последней из своих иллюзий. С возрастом к нему пришло понимание того, что счастье имело так же мало значения, как и горе – и то, и другое вместе с прочими мелкими событиями жизни вплетались в ее узор. С некоторых пор СиСи словно начал подниматься над случайностями своего существования и почувствовал, что ни безмерное счастье, ни безграничное горе уже никогда не смогут влиять на него так, как прежде. Все, что с ним случится дальше, только вплетет новую нить в сложный узор его жизни. А когда наступит конец, он сможет удовлетвориться только тем, что рисунок близок к завершению. Поначалу известие о гибели Мэри потрясло его до глубины души. Оно в очередной раз напомнило ему о том, что он и сам смертей. Ему стало больно от того, что он уже больше никогда не поговорит с Мэри. Он вспомнил их первую встречу в больнице, вспомнил о том, как она ухаживала за ним, сделав практически все возможное для того, чтобы поднять его на ноги после тяжелой, почти смертельной болезни.

А еще смерть Мэри напомнила ему о том, что все, кто любит, обречены на расставание с любимыми. Одна из странных особенностей жизни заключается в том, что порой вы встречаетесь с кем-нибудь ежедневно на протяжении долгих месяцев, сходитесь очень близко, кажется, что вы никогда не жили порознь. Но вот наступает разлука, и все идет по-прежнему, как ни в чем не бывало. И оказывается, что знакомство, без которого вы вроде бы не могли обойтись, на поверку вам совсем и не нужно. Жизнь течет своим чередом, и вы даже не замечаете отсутствия этого человека. Но в отношении Мэри это было совершенно не так. Потеря Мэри была для СиСи потерей очень близкого человека. Он словно потерял часть собственной души и вот теперь, чтобы заполнить зияющую пустоту, обращался мыслями к отвлеченным понятиям. Ему вдруг пришло на ум, что жизнь, вероятно, была одной из тех шарад, над которыми ломаешь голову, пока тебе не подскажут ключ к ответу. А потом ты не можешь понять, как же ты сразу не догадался об этом. Может быть ответ был совершенно простой – жизнь не имеет смысла?

На земле, спутнике светила, несущегося в бесконечности, все живое возникло под воздействием определенных условий, в которых развивалась эта планета. Точно так же как на ней началась жизнь, она под воздействием других условий может окончиться. Человек всего лишь один из многообразных видов этой жизни, который отнюдь не является венцом мироздания, а просто продуктом среды. СиСи вспомнил давно прочитанный рассказ об одном восточном владыке, который захотел узнать всю историю человечества. Мудрец принес ему пятьсот томов, занятый государственными делами, царь отослал его, повелев изложить все это в более сжатой форме. Через двадцать лет мудрец вернулся – история человечества занимала теперь всего пятьдесят томов. Но царь был уже слишком стар, чтобы одолеть столько толстых книг, и снова отослал мудреца. Прошло еще двадцать лет и постаревший, убеленный сединами мудрец принес владыке один единственный том, содержавший все премудрости мира, которую тот жаждал познать. Но царь лежал на смертном одре и у него не осталось времени, чтобы прочесть даже одну эту книгу. Тогда мудрец изложил ему историю человечества в одной строке. Она гласила: человек рождается, страдает и умирает. Жизнь не имеет никакого смысла. Существование человека бесцельно.

СиСи вдруг усмехнулся сем себе. Нет, все-таки в этой истине есть что-то неправильное. Ведь если жизнь не имеет никакого смысла, какая же тогда разница, родился человек или нет, живет он или умер? Жизнь, как и смерть, в таком случае теряет всякое значение Но ведь в этом случав он не должен был испытывать никаких чувств, никаких эмоций. Становится не важно, совершил ли что-нибудь тот или иной человек, или ничего не смог совершить. Неудача ничего не меняет, а успех равен нулю. Согласно этой истине человек только мельчайшая песчинка в огромном людском водовороте, захлестнувшем на короткий миг земную поверхность Ио он становится всесильным, как только разгадает тайну бытия.

СиСи спорил сам с собой, соглашаясь и не соглашаясь, приводя новые аргументы и отстаивая собственную позицию. Нет, он не согласен с тем, что жизнь ничто! Он всей своей жизнью старался доказать себе и другим, что это не так. Человек способен добиться успеха и подчинить мир, с тем, чтобы он лежал у его ног. Он способен и изменить обстоятельства. Для этого не нужен даже особый талант, лишь энергия.

Однако, говорил он сам себе, ему были известны десятки, если не сотни людей, которые обладали не меньшей энергией и талантами, чем он, однако постигший их крах свидетельствовал о том, что необходимо еще умело воспользоваться этой самой энергией и способностями.

Мысли и раздумья СиСи были столь серьезны и тяжелы, что лицо его с каждой минутой мрачнело все больше и больше. Окончательно запутавшись в своих размышлениях, он рассерженно махнул рукой и направился к бару. В такой обстановке самым лучшим выходом для него была бы сейчас порция хорошего виска. Однако и этого ему не удалось сделать. Услышав звонок в дверь, он мгновенно забыл об одолевавших его сомнениях и бросился открывать. На пороге стояла Джулия Уэйнрайт. Глаза ее сверкали странным блеском, она была возбуждена и тяжело дышала.

Когда СиСи распахнул перед ней дверь, она быстро вошла в дом.

– Рада тебя видеть, СиСи!

Он посмотрел на нее с некоторым недоумением:

– Что-то случилось? Почему ты так поздно?

Она озабоченно осмотрела гостиную:

– Мейсон здесь?

СиСи горько усмехнулся: после недавней встречи с Мейсоном у него осталось лишь глубокое чувство горечи. Где он сейчас и куда отправился, СиСи не знал.

Когда он оставил Мейсона одного и вернулся в гостиную через несколько минут, его там уже не было.

– Значит, Мейсона здесь нет? – спросила Джулия. – Я надеялась его увидеть.

– Мейсон… – покачал головой СиСи. – Вообще он был здесь и ушел. А с тобой то все в порядке? Ты по-моему несколько перевозбуждена.

Она расхаживала по комнате из угла в угол словно не находя себе места:

– Да со мной-то все в порядке, – ответила Джулия. – Правда я подумала, что он может попытаться убить тебя.

СиСи усмехнулся;

– Да, кстати говоря, он упомянул о тебе и о Марке. Меня очень беспокоит Марк. Я уже обзвонил весь город и нигде не могу его найти,

Джулия сокрушенно покачала головой:

– Наверное, Мейсон сказал тебе то же самое, что и мне. Хотя, может быть, тебе он сообщил какую-нибудь более свежую информацию?

СиСи едва заметно переменился в лице:

– А что он тебе сказал?

Джулия посмотрела на СиСи взглядом, в котором он прочитал испуг.

– Мейсон… Мейсон намекал, что отправил Марка на тот свет, что он уже расправился с ним, отомстив за Мэри. Он нес еще какую-то чушь насчет возмездия, справедливости и прочего. Но, я думаю, что все это было просто дымовой завесой. СиСи оживился:

– Да, я у меня было то же самое! Он пытался вызвать меня на душеспасительные разговоры, учить жизни. И, кстати говоря, мне он тоже намекал, что убил Марка. Но, правда, он не сказал этого впрямую. Джулия молча отвернулась:

– Так ты думаешь?.. – обеспокоенно произнес СиСи.

Джулия пожала плечами:

– Я не знаю. Но ты-то сам не думаешь?.. – она снова с некоторым испугом посмотрела на СиСи.

Тот озабоченно тер подбородок:

– Я не знаю, Джулия.

– Я тоже не знаю и не знаю, что и думать, – Джулия покачала головой. – Одно я могу сказать с полной уверенностью – он действительно взбешен и, по-моему, совершенно не управляем!

Лицо СиСи было хмурым:

– Да, такой ненависти к себе со стороны Мейсона я никогда раньше не замечал.

Лицо его вдруг на мгновение застыло, словно каменная маска, и Джулия увидела перед собой не живого человека, а холодное изваяние с плотно сжатыми губами и неподвижным взглядом, направленным в одну точку. Однако в следующее мгновение все переменилось. Лицо СиСи ожило, когда он услышал звонок в дверь – перед ним стояла Келли. Она была одета в больничную пижаму светло-голубого цвета, поверх плеч был накинут такой же больничный халат. Когда она увидела отца, из глаз ее брызнули слезы:

– О, папа, – прошептала она, бросаясь к нему в объятия.

– Келли, детка! Где же ты была? – он прижал ее к своей груди и поцеловал в горячую мокрую щеку.

Взяв ее за плечи, он осмотрел ее с ног до головы, словно стараясь убедиться, что с ней все в порядке и руки-ноги у нее целы. Повнимательнее рассмотрев ее раскрасневшееся лицо, он спросил:

– Ты что, бежала? – в голосе его было столько нежности и любви, что Келли не выдержала и разрыдалась еще громче. Она плакала, положив голову на плечо отца и давая выход своим чувствам.

СиСи испытал некоторое чувство жалости по отношению к дочери, когда увидел, как она похудела, как обострились черты ее лица, как торчали ее ключицы в вырезе больничной пижамы. Поэтому он еще сильнее прижал ее к себе, чувствуя, как у него сжимается сердце.

Пока Уитни отправился на задание вместе с доктором Роулингсом, искавшим пропавших из психиатрической клиники пациентов, Круз решил перекусить. Он вышел из здания полицейского управления и отправился в небольшую кондитерскую в двух кварталах отсюда. Кондитерская была едва ли не единственным местом подобного рода, которое всегда работало до самого позднего времени. Несмотря на то, что она была маленькая, и места для большого количества народа там не хватало, Крузу здесь нравилось. Нравилось тем, что здесь можно было уединиться.

Кондитерская служила одновременно и кафе, и магазином. Прилавок с пирожными, пирожками, пончиками, разнообразным печеньем делил комнату пополам. В глубине справа стоял застекленный холодильный шкаф. В нем были выставлены разнообразные желе, лимонады, фруктовые воды и соки. Между дверью и прилавком располагались четыре столика, на двух человек каждый. Рядом с окном, налево от двери, был еще одни столик. Больше в кондитерской столов не было. Круз выбрал Место недалеко от прилавка, оно показалось ему наиболее уединенным, если так можно сказать, когда сидишь В полутора метрах как от прилавка, так я от двери. За прилавком стояла пожилая седая женщина с лицом, вдоль и поперек изрезанным морщинами. На ней была одета желтая униформа: кофточка, юбка, фартук я довольно забавного вида бейсболка. Забавным было то, что бейсболке была одета на торчащие в разные стороны седые волосы.

Круз заказал две ромовые бабы и чашку шоколада со сливками.

– Потом принесите мне еще, пожалуйста, чашку некрепкого кофе, – сказал он

Здесь же, на прилавке сбоку лежали свежие газеты. Круз купил вечерний выпуск «Лос-Анджелес Таймс» и «Санта-Барбара Экспресс». Он уселся за свой столик и развернул лос-анджелесскую газету на странице, где помещался отдел уголовной хроники. Его внимание привлекла заметка под названием «Убийство ножом в большом жилом доме». Сообщалось, что был убит женатый мужчина. В подробностях писали, что полиция задержала подозреваемого для допроса. Никаких особых деталей происшествия указано не было, только кое-какие фотографии. Здесь же было помещено и интервью с соседями и с людьми, которые что знали или слыхали. В одной из заметок была помещена фотография мужчины, рассказавшего, как полгода назад он сидел на диване и смотрел последние известия по телевизору, как вдруг кто-то из соседнего дома выстрелил из ружья в окно его гостиной.

Какое отношение эта история могла иметь к нынешним событиям, было не ясно, но человек получил возможность покрасоваться в газете. В своем маленьком мире, состоящем из трех комнат и кухни, он стал, наверное, героем дня.

По заголовкам было видно, что газета не считала это убийство слишком интересным делом, тем более, что подозреваемый был уже задержан и сидел за решеткой. Полиция разыскивала очевидцев, следствие шло полным ходом, а какой-то там знаменитый полицейский инспектор Риггс рассчитывал закончить его довольно быстро. Здесь же было помещено интервью с полицейским инспектором Мартином Риггсом. На вопрос корреспондента о том, как им удалось так быстро задержать подозреваемого, он сделал приятное и полезное для читателей сообщение об идентификации. «Существует, – заявил инспектор Риггс, – лишь два способа идентификации, о которых стоит говорить. Первый предполагает максимальное накопление опознавательных признаков данного лица: рост, вес, особые приметы – родинки, бородавка шрамы, глазные параметры, кровяное давление, сердечная деятельность, состав крови, коэффициент умственного развития, снимки челюстей, официальные документы – и надо, чтобы все сходилось». Очевидно, про второй способ идентификации инспектор Риггс говорил в шутку, потому что, дочитав заметку до конца, Круз рассмеялся и довольно пренебрежительно отбросил газету в сторону. «Второй способ идентификации, – говорил инспектор Риггс, – основан на последовательной повторяемости, иначе говоря традиции. Никакой документ, – говорил он, – не сравнится с человеческой памятью. Паспорт можно подделать, свидетельство о крещении можно выкрасть из церкви, пластиковые карточки водительских удостоверений и вовсе можно штамповать на цветных ксероксах. Из всех этих документов мы всего лишь узнаем, что такой-то мальчик или девочка тогда то родились, были крещены или получили какие-то права, вступили в брак, что они носят такую-то фамилию. Но откуда нам знать, что предъявитель этого свидетельства – именно тот, кто в нем упомянут? И мы не можем этого знать до тех пор, пока многолетняя повторяемость явлений не сделает для окружающих такого-то человека признанным обладателем собственных документов.

Если бы у Круза не было сейчас такое тяжелое настроение, он бы, наверное, рассмеялся. Но его очень волновала судьба Иден. Где она, что с ней? Куда она могла исчезнуть? Ее нигде нет, она не звонила, ни о чем больше не сообщала. Запивая ромовую бабу чашкой горячего кофе, Круз хмуро смотрел в окно. Он чувствовал свое полное бессилие и, наверное, поэтому у него был плохой аппетит. Кое-как управившись с легким ужином, Круз покинул кондитерскую и вернулся назад в управление.

Он заглянул в лабораторию компьютерной экспертизы, куда звонил Уитни, чтобы узнать о десяти последних звонках, сделанных из телефона-автомата возле гаража на Рэдблафф-Роуд 925.

– А, это ты, Круз – приветствовал его Мэтью Леонетти, заведующий лабораторией. – Что тебя интересует?

– Я по поводу этого телефона на Рэдблафф-Роуд. Леонетти, мужчина средних лет, высокого роста, в толстых очках вопросительно протянул:

– А, это тот, о котором спрашивал по телефону Пол? Да, мы провели экспертизу. В общем, это было довольно просто сделать, потому что выход у этого телефона на современную цифровую станцию, и мы очень быстро расшифровали запись всех звонков. Как ты, наверное, знаешь, они автоматически фиксируются в местном компьютере, и нам понадобилось только выйти на их сеть. Мы обнаружили одну интересную деталь. – Он подошел к столу и показал Крузу распечатку: – Вот видишь, один и тот же номер, причем на протяжении нескольких последних дней, иногда по несколько раз в день. Из десяти последних звонков пять были сделаны именно по этому номеру. Круз озабоченно посмотрел на бумагу:

– Это за какой срок?

– За последние два дня, – сказал Леонетти. – В общей сложности десять раз.

– Интересно, и кому же они звонили все эти десять раз?

– Вот, – показал Леонетти, – внизу указан номер.

Кастильо обалдело смотрел на строчку из семи цифр, узнав в них телефон окружного прокурора Кейта Тиммонса.

Увидев бросившуюся в объятия отца Келли Кэпвелл, Джулия смущенно опустила глаза.

– Я пойду посмотрю, может быть Мейсон, где-нибудь в домике для гостей… – пробормотала она.

– Хорошо, – сказал СиСи. – Если ты сможешь обнаружить его где-нибудь, пожалуйста, дай мне знать.

– Договорились.

Джулии не хотелось присутствовать при встрече Келли и СиСи, чтобы не нарушать семейного разговора. Они стояли, обнявшись, еще несколько минут. Келли вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, которая давно не видела своих родителей. Ей хотелось что-то сказать, но мысли перепутались и метались в ее голове словно вспугнутые птицы. Она только едва слышно всхлипывала, вытирая слезы рукавом больничного халата.

– Папа, папа… – шептала она. – Как давно я не видела тебя. Я очень соскучилась… Соскучилась по тебе, по маме, по дому…

– Ну, ну, – успокаивал он ее. – Не плачь дорогая. Все будет хорошо.

СиСи нежно гладил ее по рассыпавшимся волосам, он сейчас испытывал такое глубокое чувство нежности, которое прежде ему не было знакомо.

Ему тоже многое хотелось сказать дочери, но он не находил слов.

Наконец, Келли в последний раз всхлипнула, вытерла слезы и отвернулась.

– Наш дом совсем не изменился, – сказала она. – Как мне не хватает его. Папа, ты не представляешь как я хочу домой.

СиСи грустно улыбнулся.

– Почему же, дочка, охотно представляю. А. наш дом действительно не изменился. Здесь все по-прежнему. Правда, Тэд больше с нами не живет, а все остальное так же, как и было раньше.

Келли жадно рассматривала все вокруг, словно пытаясь насытиться впечатлениями. И хотя все здесь было хорошо знакомо ей, теперь она смотрела на обстановку в доме совершенно другими глазами. После белых больничных стен, пустых коридоров, обитых мягкой тканью, палат, больше напоминавших камеры… Обилие цветов, картины, серебро, подсвечники были для нее вещами из другого мира. Из того далекого, почти забытого мира в котором она жила раньше.

Она жадно смотрела вокруг не в силах поверить, что все это когда-то принадлежало ей. Все выглядело по-прежнему, но и как-то по-другому. Что-то неуловимо изменилось в атмосфере этого дома. Келли чувствовала это, но пока не могла осознать как это называется и почему так произошло. Может быть от стен, обитых прекрасными золотисто-коричневыми дубовыми панелями веяло каким-то новым духом… Какой-то новый дух поселился в этом доме, может быть это был дух приближающейся старости, может быть это можно было назвать какими-то иными словами, но Келли казалось будто она уехала из одного дома, а вернулась в другой.

Может быть виной тому было отсутствие в доме Тэда. может быть что-то еще. Но после того как в доме Кэпвеллов не стало молодых голосов, он превратился во что-то другое. Во всяком случае ей показалось, что здесь, в этих великолепных стенах поселилось одиночество.

Келли даже не могла сказать нравится ей это или не нравятся. Сейчас она чувствовала себя в этом доме гостьей, которой лишь на мгновение удалось вырваться из душных затхлых коридоров психиатрической клиники. Давящая атмосфера больницы еще не полностью покинула ее и она не ощущала себя свободной так как прежде

Может быть если бы ей удалось посетить родной дом раньше она чувствовала бы себя по-другому, может быть она быстрее бы привыкла к свободе… Но сейчас, после долгих месяцев проведенных в клинике она сильно изменялась.

Призрак доктора Роулингса словно преследовал ее повсюду, не давая ни на секунду ощутить себя абсолютно свободной. Ей казалось – и в этом она была недалека от истины – что он вот-вот снова появится, появится здесь в ее родном доме, куда он не имеет права даже войти.

Все эти смешанные чувства в душе Келли, не позволяли ей ощутить атмосферу родительских стен, все-таки даже небольшое количество времени, проведенное вне родного дома, сильно меняет человека. Он начинает ощущать себя совершенно по-иному, особенно если ему пришлось провести это время в таком зловещем месте как психиатрическая клиника доктора Роулингса.

Келли остановилась у картины» висевшей над свечным столиком в дальнем углу – «Похищение Ганимеда». Она вдруг вспомнила всю эту историю.

Ганимед был мальчик, герой древнегреческого мифа. Его считали красивейшим из смертных. Боги завидовали людям, у которых было это прекрасное дитя и, в конце концов, Зевс не смог совладать с собой. Он послал на землю своего орла, тот похитил Ганимеда, унеся его на небо к богам. Там он сделайся зевсовым виночерпием, а людям лишь осталось оплакивать утрату красивого мальчика.

Келли вдруг подумала о себе и едва не расплакалась. Лить огромным усилием воли ей удалось удержать в кулаке свое чувство.

Она повернулась к отцу и дрожащим голосом сказала:

– Все-таки хорошо быть дома. Я так давно хотела попасть сюда, но мне никак не удавалось. Папа, почему вы не приезжали за мной?

СиСи внезапно растерялся. Он и сам не знал, что ответить дочери. Вообще-то, он надеялся на то, что в клинике ей помогут. Ведь у заведения доктора Роулингса была вполне приличная репутация. До сих пор он был уверен в том, что Келли смогут там помочь. Поэтому такой вопрос у него даже не возникал.

Вот почему СиСи сейчас – может быть даже впервые за многие годы – почувствовал, что не знает как разговаривать с дочерью. Она задала простой вопрос, а у него не было ответа. Точнее, если бы все это произошло еще несколько дней назад, он бы, наверное, уверенно рассказал Келли о том, что ей должно быть хорошо в клинике, что она должна выполнять все указания доктора Роулингса, о том, что ее там вылечат. К сейчас – не мог… Точнее умом он понимал, что должен успокоить ее, как-то привести в чувства, но сердце отказывалось повиноваться.

Келли подошла к отцу поближе и с надеждой заглянула в глаза.

– Папа, почему ты молчишь?

Но вместо того, чтобы ответить честно и откровенно на ее вопрос, СиСи вдруг начал сыпать казенными фразами.

– Понимаешь, Келли, так надо, так необходимо… Это должно помочь тебе. Ты должна выполнять все, что требуют от тебя в клинике. Тогда тебе станет лучше. Потом может быть когда-нибудь мы сможем тебя забрать оттуда…

СиСи словно механически повторял заученный текст, его разум смог перебороть его чувства.

– Полиция сбилась с ног, разыскивая тебя по городу…

Келли почувствовала, что отец все так же далек от нее, как и прежде.

Она отвернулась и отчужденным голосом сказала:

– Я знаю, я слышала вой полицейских сирен…

Си и растерянно стоял за ее спиной.

– Почему ты сбежала аз больницы?

Глаза Келли наполнились слезами, заламывая руки она сказала;

– Отец, мне очень нужно было повидаться с вами, я так соскучилась по родному дому, по всем вам…

СиСи развел руками.

– Но ведь ты могла попросить доктора Роулингса, чтобы он передал нам о твоем желании увидеться. Я думаю, он исполнил бы твою просьбу. Кто-нибудь или я, твоя мама приехали бы к тебе в клинику и поговорили с тобой.

Келли снова заплакала.

– Но ведь вас не было там так давно… Я просила доктора Роулингса, чтобы он хоть ненадолго отпустил меня, но…

– Разве тебе обязательно нужно было покидать клинику, чтобы повидаться с нами?

Она убежденно кивнула и сквозь слезы сказала:

– Да, я не могу… То есть мне там очень плохо и даже разговаривать с вами в этой клиники я не хотела. Это напоминает свидание в тюрьме. Но ведь я не преступница. Почему они не разрешали, мне увидеться с вами? Почему они не разрешала мне навестить свой родной дом? Разве я могла причинить здесь кому-то вред? Ведь это не так, папа!.. Правда? Ведь я так соскучилась по вам!

СиСи снова почувствовал прилив глубокой нежности к дочери и заключил ее в свои объятия.

– Келли, дорогая, успокойся, пожалуйста. Я тебя прошу… Не плачь… Мы тоже скучаем по тебе, – тихо говорил он ей на ухо, нежно поглаживая по волосам.

Прижавшись к отцу девушка плакала навзрыд, заливая слезами полы пиджака.

– Папа, мне так плохо. Они только и делают, что заставляют меня пить таблетки. А доктор Роулингс своими методами лечения все время сбивает меня с толку, я никак не могу вспомнить, что со мной произошло. Он пользуется гипнозом для того, чтобы узнать, что я знаю я чего не знаю, что помню и чего не помню. Может быть, в этом состоянии я что-то и рассказываю ему, но ведь для меня это остается таимой, я же не знаю о чем говорю. Папа, если бы мне удалось вернуться домой, я бы обязательно все вспомнила.

Она смотрела на СиСи такими полными надежды и горя глазами, что он не нашелся что сказать. Он чувствовал, что должен как-то подбодрить Келли, но разум снова брал свое.

– Ты знаешь, – наконец сказал он, – я не могу помочь тебе.

– Но почему, почему?

СиСи принялся оправдываться.

– Я просто не могу забрать тебя оттуда. Мне не разрешают сделать это. Ну неужели ты не понимаешь? Они не дадут мне этого сделать.

Не веря своим ушам, Келли отступила на шаг.

– Папа, но ты ведь можешь что-то сделать? Ведь можно что-то придумать!.. Мне там так плохо… Я не хочу там больше находиться!.. Забери меня оттуда.