Текст книги "Санта-Барбара 4"
Автор книги: Александра Полстон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 31 страниц)
Он остановился на углу и, задрав голову вверх, пытался разглядеть тускло мерцающие в полупрозрачном мареве звезды. Опустив голову, он невольно протер глаза. Навстречу ему, словно видение, двигалась молодая женщина. Она горделиво шла по улице с непокрытой головой. Волосы, пышные, как молодая пшеница, были по-мужски расчесаны на прямой пробор. Мейсон обратил внимание на то, что женщина близоруко щурится, бросая взгляд поверх его плеча.
Руки ее были украшены перстнями на крупных пальцах, жемчужины висели в ушах, на шее – жемчужное ожерелье. Талия у нее отсутствовала, а бледно-розовая кожа на взгляд стороннего наблюдателя была нежна, как лепестки душистого горошка. И грудь у нее была едва заметная, рот большой – словом, любопытнейшее смешение полов. Особенно Мейсона поразило то, что когда она приближалась, выглядела как-то не очень симпатично, почти дурнушкой – чересчур розовое, застывшее лицо.
Но вдруг, проследовав мимо, она явила Мейсону такой изумительно тонкий, великолепный и даже величавый профиль, что он вспомнил о когда-то виденных им в Нью-Йоркском Метрополитен музее профиль императрицы на греческой монете. Она прошла мимо, бросив на Мейсона близорукий взгляд, и он, помимо своей воли, оглянулся ей вслед.
Ее осанка, походка, горделивая шея и величавые плечи, вся ее фигура, распрямленная желанием увидеть окружающий мир, были таковы, что викингам впору было добывать ее острием меча.
Да, именно такой профиль Мейсон видел на греческих монетах. Когда-то в Нью-Йорке он целыми часами проводил перед витринами с древними образцами нумизматического искусства. Его привлекали эти познавшие века маленькие кусочки металла. Еще ему очень нравился зал, где экспонировалась китайская бронза, особенно ему нравилась голубая бронза. В углу зала стояла его любимая яйцевидная чаша в стеклянном шкафу. Она была неполированной в отличие от зеленой безукоризненной бронзы великолепного алтаря эпохи Чжоу, стоявшего посреди зала; его бронзовые фигурки сияли как нефрит. Древность сообщала им шелковистый блеск.
Мейсону всегда хотелось подержать что-нибудь из этих экспонатов несколько минут в своих руках, особенно эту великолепную чашу. Но она была недосягаема в этом своем стеклянном шкафу, что было вполне разумно, потому что даже невидимые капельки пота с рук могли повредить этот драгоценный экспонат.
Пораженный видением проследовавшей мимо него неведомой особы, Мейсон не заметил, как кто-то начал тереться у него в ногах и обнюхивать его. Он опустил голову и в начале даже испугался. Мейсон не сразу понял, что это обыкновенная собака Потом явилось еще две или три другие и большие и маленькие собаки разных пород. Они окружили Мейсона и визжали от удовольствия, Мейсон так я не понял, почему они выбрали именно его, но в любом случае это не слишком нравилось ему.
Поэтому он решил покинуть это странное место. Пройдя еще один квартал, Мейсон оказался перед тринадцатиэтажным бетонным кондоминиумом, то есть, выражаясь проще, кооперативным жилым строением. Остановившись недалеко от подъезда, он достал из внутреннего кармана пиджака бутылку виски я снова приложился к ней. Хотя он давно – по собственным меркам – не пил, на сей раз виски был как раз кстати. Крепкий напиток разогревал кровь и отгонял мысля, придавая созерцательное настроение. Мейсон поднял голову наверх и посмотрел на огромное здание кондоминиума, возвышающееся словно утес.
– Интересно, сколько народу здесь живет? – подумал он. – Наверное, человек двести-триста взрослых и детей, Двести-триста человек в своих ящиках-квартирах с фамилиями на дверях. Двести-триста человек, снующих взад-вперед, как заводные куклы.
Наверное тут были разные куклы. Одни спали, просыпались, ели, садились в свои игрушечные автомобили, уезжали и к пяти часам вечера возвращались домой. Снова ели, спали, смотрели телевизор и опять спали.
Другие спали, ели, воспитывали детей, стирали, приглядывали за чужими детьми, готовили обед, сидели, спали, мыли посуду, читали газеты, смотрели телевизор, спали.
Были еще такие, очень маленькие, которым было трудно запомнить что и как они должны делать и они говорили всякие глупости: играли, плакали, выясняли на темных лестницах, в подвалах чем отличаются мальчики от девочек, играли в футбол и дрались, спали и ели.
Взрослые куклы еще занимались любовью, большинство раз в неделю, чаще всего по субботам, предварительно выпив бутылочку вина и погасив свет. Другие – раз в месяц, да и то считали, что это часто. Но кое-кто проделывал это каждый день. Случается, что какая-то кукла становится непослушной, ведет себя не так, выходит из подчинения, а потом вдруг попадает под совсем не игрушечный автомобиль или еще каким-нибудь нелепым образом гибнет. И тогда сам себе задаешь вопрос неужели они игрушечные и заводные?
– Нет, – качал он головой, – наверное, у каждой из них есть своя тайна, свои мечты, но не всем удается осуществить их и поэтому некоторые из них погибают.
Постояв еще немного перед громадным жилым зданием, Мейсон уныло поплелся дальше. Темнота стала совершенно черной, беззвездной. Мейсон почувствовал, как что-то противное начало сыпаться с неба. Это был мелкий, пронизывающий дождик. Мейсон ускорил шаг, ему совершенно не улыбалась перспектива промокнуть в этот необычайно прохладный для середины лета вечер. Вскоре он оказался перед церковью святой Инессы, которая когда-то еще во времена пребывания здесь испанцев стала тем центром, вокруг которого, собственно, и возник город Санта-Барбара.
Здесь, в пору своего пребывания в монастыре часто бывала Мэри. Мейсон решил, что это именно то место, куда он сейчас должен зайти, чтобы успокоить свою душу и, может быть, снова пообщаться с Мэри, точнее, с ее духом, который наверняка находится здесь.
Мейсон оказался в церкви очень вовремя. Мелкий дождик вдруг превратился в настоящую бурю. Такое над Санта-Барбарой случалось очень редко и свидетелем именно такой буйной и бурной грозы стал Мейсон. Дождь вначале на мгновение утих, затем вновь поднялся ветер, как это обычно бывает перед бурей. Мейсон едва успел вскочить под навес возле церкви, как небо вдруг разверзлось.
Молния разрубила темноту двумя яркими вспышками, загремел гром такой силы, как если бы две горы столкнулись и рассыпались теперь на тысячу кусочков. Гром гремел, как падающий камень.
Стайка белоснежных чаек, пролетающих над городом, невидимой рукой была отброшена куда-то в сторону океана. Ц птицы горько плакали над своей судьбой я нервно взмахивали крыльями.
На ступеньки рядом с Мейсоном сел голубь, поспешил перебраться в сухой уголок, и встал там, наклонив голову набок, закрыв глаза, ожидая, когда кончится грохот этого судного дня, когда всех чистых отделят наконец от нечистых.
Хлынул дождь.
Мейсону казалось, будто океан пошел стеной на город. Дождевые капли – большие, тяжелые и серые – падали не одна за другой, а низвергались каскадом. Они взрывали тротуары и улицы.
За считанные секунды сточные канавка стали похожими на ошалевшие весенние горные ручьи, коричневая, бурлящая, грязная вода со скоростью урагана устремилась в водостоки.
В течение минуты улицы опустели. Те, кто еще оставался, жались к стенам под балконами, стояли на ступеньках подъездов и у входов в еще открытые магазины.
Потом снова огненным сполохом над городом ударила молния.
Новые раскаты грома захлестнули все как водопад. Потоки дождя дочиста вымыли улицы, словно вымыли все грехи жителей Санта-Барбары. И подготовили город к наступлению нового дня.
Этот короткий летний шторм продолжался всего лишь несколько минут. Молнии постепенно замирали и становились похожи на сигналы «SOS», словно создаваемые карманным фонариком со старыми батарейками откуда-то со стороны океана.
Гром стихал и становился похожим на бурчание в животе у голодного бродяги.
Дождь почти прекратился. Поначалу он стал едва моросить и вскоре закончился.
Но Мейсон уже не видел как закончился дождь. В это время он сидел на простой деревянной скамейке рядом с деревянной скульптурой Девы Марии, державшей на руках младенца Христа.
Пребывание в церкви, пусть даже в пустой с бутылкой спиртного в руке, было страшным богохульством. Однако, Мейсон не обращал на это внимания.
Здесь стояла полная тишина, иногда нарушаемая лишь доносившимися с улицы звуками проезжавших автомобилей.
Свет от зажженных свечей падал на лицо Мейсона, безжалостно обнажая следы излишних нервных переживаний, которые испытывал он в последние несколько дней.
Все-таки огромная усталость и безумное нервное напряжение, которое ему пришлось испытать в этот вечер, сказались. И Мейсон почувствовал как его охватывает невыносимая жалость к самому себе, к Мэри и к тому, что у них не вышло то, на что они так надеялись.
Мейсон смахнул предательски скатившуюся по щеке слезу и бессильно откинулся на жесткую спинку деревянной скамьи.
– Прости меня, Господи, – едва слышно сказал он. – Я сам не знаю, что делаю в последнее время.
Он поставил бутылку рядом с собой и обхватив голову руками, впал в какое-то неясное забытье. Мейсон очнулся от того, что услышал знакомый голос
– Здравствуй.
Он вскинул голову и недоуменно осмотрелся по сторонам. Неужели ему почудилось? Неужели он уже начинает сходить с ума и ему грезятся голоса с неба? Может быть это просто белая горячка? Нет, последнее предположение Мейсон отмел сразу же. Он не пил уже несколько дней. И те двести граммов виски, которые он выпил блуждая по улицам города, не могли привести к столь плачевному результату.
Мейсон тряхнул головой и стал протирать глаза.
В этот момент он снова услышал.
– Здравствуй, Мейсон…
Когда он со страхом поднял голову, перед ним была Мэри. Точнее он увидел только ее лицо. Это было похоже на видение, колыхавшееся в прозрачном свете возле алтаря.
– Мэри… – изумленно прошептал Мейсон. Она смотрела на него добрым взглядом и улыбалась. Мейсон очумело посмотрел на стоявшую рядом с ним на скамье плоскую бутылку виски и еще раз протер глаза. Мэри улыбнулась.
– Ты снова много выпил, – с легким укором сказала она. – Тебе, наверное, нехорошо?..
– Я не знаю, зачем мне жить, – устало сказал он. —
Мейсон действительно поверил в то, что дух Мэри спустился с небес, чтобы поговорить с ним. Она печально улыбнулась.
– Не надо, Мейсон. Помнишь, как ты показывал мне герб рода Кэпвеллов и говорил мне, что хочешь его переделать?
Мейсон улыбнулся сквозь катившиеся слезы.
– Помню.
– Ты помнишь, что хотел изобразить на нем! – спросила Мэри. Он кивнул.
– Я хотел, чтобы там был улыбающийся мужчина в поле незабудок и это был бы мужчина, мечтающий о Мэри.
– А девиз, который ты сочинял специально для этого герба?.. Помнишь? Мне очень нравился этот девиз.
– Да. Конечно, помню.
Мэри снова улыбнулась.
– Я хочу, чтобы ты произнес его сейчас здесь.
Мейсон утер рукой слезу.
– Хорошо. «Никогда не сожалей, никогда не забывай».
– Да, – мягко улыбнулась Мэри. – Никогда не жалей и никогда не забывай, Мейсон.
Сглотнув слезы, он решительно покачал головой.
– Так и будет, Мэри. Я не жалею ни об одной секунде, проведенной с тобой, Мэри, и я тебя никогда не забуду.
Мэри снова улыбнулась я исчезла… Видение растворилось в полутьме, оставив после себя только шевельнувшиеся огоньки зажженных, у алтаря свечей.
Мейсон расширившимися глазами смотрел на то место, где только что видел лицо своей любимой. Неужели она исчезла навсегда? Ведь ему нужно было сказать ей так много и поговорить обо всем. Но… Ее больше нет. Она вернулась к себе в рай, оставив Мейсона наедине со своими проблемами, наедине с новой непривычной жизнью, к которой он должен привыкать не надеясь ни на чью помощь.
Мейсон все еще сидел неподвижно, вытянув вперед шею, словно пытался разглядеть в полумраке церкви хоть что-то снова напомнившее бы ему о Мэри. Однако, она больше ничем о себе не напоминала.
Он был так погружен в ожидание, что не расслышал как сзади него открывается дверь. В церковь вошла Джулия.
Мейсон вздрогнул, когда услышал как она окликнула его.
– Вот ты где? Мы тебя повсюду ищем.
Джулия быстрым шагом прошла между рядами скамеек и уселась перед Мейсоном, который смущенно опустил голову.
Сейчас ему было действительно стыдно самого себя. Катившиеся по небритым щекам слезы не украшали и не добавляли его облику ни грамма мужественности. Поэтому он старался не поднимать глаз.
Джулия уселась перед ним и понизив голос до доверительного сказала:
– Все беспокоятся о тебе, Мейсон.
Но даже в такой момент в общении с ней Мейсон не мог избежать своего обычного ернического стиля.
– Джулия, неужели ты беспокоилась о человеке, который хотел исключить тебя из Коллегии адвокатов, – слегка иронично, насколько ему позволяло его нынешнее состояние, произнес он
Слезы на его глазах уже начали подсыхать,
– Да. Представь себе, – серьезно ответила Джулия. – Я сильно беспокоилась за тебя.
Мейсон мрачно усмехнулся.
– Я польщен. Может быть, в этом городе найдется еще хоть один человек, который обо мне беспокоится?
Джулия уверенно кивнула.
– Да.
Мейсон потянулся к бутылке.
– Так кто же это? Надеюсь, что не мой отец?
– Может быть, тебе покажется это смешным, но – ты угадал. Твой отец, тоже очень сильно беспокоится о тебе.
Мейсон взял в руки бутылку с виски и, шмыгнув носом скептически произнес
– Милый папуля заботится о своем драгоценном сыне. Нет. Пардон. Я выразился не так. О своем любимом сыне…
Скептическая ухмылка на его лице ничуть не смутила Джулию. Она по-прежнему серьезно ответила:
– Да. Он волнуется.
Мейсон закинул голову назад.
– Как приятно его слышать! – обращаясь словно к самому себе, сказал он.
Джулия решила осторожно выведать у Мейсона о судьбе Марка.
– Да, – сказала она. – Твой отец беспокоится не только о тебе.
– Вот как?
– Его волнует судьба Марка.
Мейсон состроил на лице гримасу не совсем трезвого любопытства.
– А что, с Марком что-то не так?
Джулия несколько смущенно сказала, сделав при этом попытку улыбнуться:
– Да, Марка не могут нигде найти вот уже несколько часов. Может быть ты что-нибудь знаешь?
Мейсон удовлетворенно покачал головой.
– Теперь я понимаю, о ком вы волновались! Значит вас интересует Марк?
Джулия облизнула разом пересохшие губы и растерянно пробормотали
– Но Марк исчез… Я думала, что, может быть, ты знаешь, где он.
Мейсон небрежно откинулся на деревянную спинку скамейки. Осоловело хлопая глазами, он скептически произнес:
– Вот как? Так значит он исчез?
При этом Мейсон громко икнул, даже не попытавшись скрыть от Джулии свое состояние.
Она брезгливо поморщилась, но ничего не сказала.
– Ты хочешь знать, где Марк? – нравоучительно продолжал Мейсон. – Он исчез, его больше нет с вами. Скажем так – он пал в честном поединке.
Кейт Тиммонс уселся на краешек стола в своей гостиной, по-прежнему держа на руках своего любимца – кота Тот едва слышно мурлыкал, прижимаясь к груди хозяина.
Тиммонс с подчеркнутым дружелюбием обратился к мрачно нахмурившемуся Крузу Кастильо.
– Надеюсь, ты правильно истолковал то, что увидел здесь сегодня вечером? Я полагаю, что ты сможешь сделать верные выводы.
Кастильо, который стоял у окна, повернулся и медленно подошел к Тиммонсу.
Бросив на прокурора испепеляющий взгляд, он сквозь плотно сжатые губы едва слышно произнес:
– А какие выводы по-твоему я должен сделать? Тиммонс тяжело вздохнул и потянулся к наполовину опустошенной бутылке хереса. Налив в стакан густую красноватую жидкость, он со вздохом сказал:
– Ладно, Круз, не горячись. Я встретил твою жену в «Ориент Экспресс». Мы немного поболтали. Я забыл свой бумажник в баре и она мне привезла его. Мог я ей предложить чашку кофе? Как ты думаешь?
Круз почувствовал как окружной прокурор пытается свести весь разговор к выяснению личных отношений. Однако, не это сейчас волновало его. Поэтому, стараясь не задерживать ни свое, ни его внимание на этом предмете, Круз кивнул и спокойно ответил:
– Конечно, ты мог предложить ей все что угодно.
Тиммонс отпил немного вина из бокала.
– Ну вот, видишь как хорошо? – улыбнулся он. – Надеюсь, мы поняли друг друга.
Круз подошел совсем близко к Тиммонсу и, неотрывно глядя ему в глаза, спросил:
– А что насчет склада на Рэдблафф-Роуд?
Тиммонс равнодушно, как показалось Крузу пожал плечами.
– Там находится перевалочная база нелегальных иммигрантов. Мои люди там уже работают. Не беспокойся по этому поводу.
Круз с сомнением потер подбородок.
– Кто эти люди?
Окружной прокурор вдруг поморщился, как будто напиток, который он пригубил, оказался вдруг слишком горьким, и поставил бокал на стол.
Повернувшись назад он нравоучительно сказал:
– Зачем тебе это знать? Да и потом, даже если бы я и хотел, то не сказал бы тебе о них – это слишком важное дело и оно касается не только меня одного.
Круз вынужден был принять такое объяснение.
– У меня, в свою очередь, тоже есть к тебе вопрос, – ухмыльнулся Тиммонс.
– Задавай.
– Что там в гараже на Рэдблафф-Роуд делала известная нам обоим Иден Кэпвелл? Как она там оказалась?
Круз совершенно искренне пожал плечами.
– Я понятия об этом не имею. Вопрос относительно Иден Кэпвелл, с таким же успехом, мог задать и я тебе. Мне тоже в этом многое непонятно.
Тиммонс ухмыльнулся.
– Например?..
– Например, что она делала в твоем кабинете?
Тиммонс пожал плечами.
– Честно говоря, мне казалось, что она дала тебе исчерпывающие объяснения по этому поводу, когда вы остались с ней вдвоем в моем кабинете.
Круз понял, что совершил ошибку, когда завел разговор об Иден.
Сейчас не это важно. Сейчас важно – заниматься делом. Но чувства в сердце Круза бурлили и кипели. И он не удержался от того, чтобы не высказать все наболевшее.
– Послушай, Кейт! – вызывающе сказал он. – Почему с тех пор как меня назначили руководителем спецподразделения, ты все время подставляешь меня?
Окружной прокурор надменно посмотрел на Кастильо.
– Я не обязан тебе отвечать.
С этими словами он отвернулся и с бокалом в руке стал расхаживать по гостиной.
Круз молчал, все еще ожидая ответа.
Тиммонс остановился посреди комнаты и, увидев выжидательную позу Кастильо, продолжил:
– Мне дали наводку. Я их выследил. Какая разница, кто остановит поток нелегалов? Хотя – нет, – он улыбнулся. – Похоже, что тебе нужна слава, а не преступники…
Круз напряженно выслушал его слова.
– Значит, ты поменял нас местами? – с нажимом произнес Кастильо.
Тиммонс пропустил это замечание мимо ушей.
– А что касается Иден Кэпвелл, – он внезапно поменял тему. – То она – глупая женщина. Ей не надо было ввязываться в такую опасную историю, друг мой.
Круз почувствовал, что еще несколько мгновений и он не сдержится.
Вскипая от злости Кастильо произнес:
– Это ты мне будешь рассказывать, что такое настоящая опасность?
Тиммонс ухмыльнулся.
– Если она впуталась в это дело и ее поймали… Мы же знаем, кто такие эти ребята! Ей будет плохо. Но я этим займусь. Мы ее найдем. Не беспокойся. Но тебя, кажется, ждут внизу? Ты кого-то должен отвезти домой…
Круз угрюмо посмотрел на окружного прокурора.
– Если с Иден что-нибудь случится… – с угрозой в голосе произнес он. – Ты за это ответишь, Тиммонс. Лично.
Они смотрели друг на друга, словно боксеры на ринге перед боем. Каждый пытался уничтожить соперника лишь взглядом.
Но эти потоки взаимоуничтожающей энергии растаяли в воздухе, не нанеся вреда ни одному из участников поединка.
Спустя несколько секунд Круз покинул дом окружного прокурора.
Тиммонс пристально смотрел ему вслед, а затем подошел к окну гостиной и отодвинув краешек занавески, выглянул на улицу.
Круз увез Сантану на своей машине.
Затем Тиммонс задернул занавеску и с бокалом хереса в руке уселся на диване, закинув ноги на журнальный столик.
Спустя несколько секунд зазвонил телефон.
Тиммонс неохотно поставил бокал на стол и потянулся рукой к трубке.
Он услышал на другом конце провода сиплый голос белоглазого блондина.
– Это я. Ты сейчас можешь говорить!
Тиммонс с некоторым опасением огляделся по сторонам, как будто в комнате мог находиться кто-то еще.
– Хорошо. Давай, – сказал он спустя несколько секунд.
Белоглазый тяжело дышал в трубку.
– Мы завалили дело.
Тиммонс едва не потерял дар речи.
– Что?
– Все пропало.
Тиммонс недоуменно пожал плечами.
– Да что у вас, черт побери, произошло?
– Пограничный патруль перехватил наш фургон. Они забрали четверых рабочих.
Брови Тиммонса поднялись от удивления.
– Как четверых? Там же было двадцать человек?
– Нет, – сказал Белоглазый. – Там было только четверо рабочих. В этот раз нам не удалось завербовать больше.
– Черт побери! – выругался Тиммонс. – Одна неприятность следует за другой.
Белоглазый издал короткий смешок.
– Но это еще не все неприятности, амиго. Тиммонс очумело спросил:
– Что, еще какие-нибудь сюрпризы?
– Да.
Белоглазый закурил, словно для того, чтобы выдержать паузу.
Пауза при сообщении неприятного известия – самое главное.
– Ну, говори же быстрее! – нетерпеливо воскликнул Тиммонс. – Что там еще стряслось?
– В фургоне, был кое-кто еще, – загадочно ответил Белоглазый.
– Кто, черт возьми?
– Иден Кэпвелл. Оказалось, что они везли ее с собой в микроавтобусе из самой Санта-Барбары.
Тиммонс в сердцах пнул ногой ножку стола.
– Черт! Только этого не хватало. Она что-нибудь видела? Что ей вообще известно?
Белоглазый шумно выдохнул сигаретный дым.
– Будем надеяться, что не слишком многое. Ты ведь тоже был в гараже…
Тиммонс стал кусать губы в бессильной ярости.
– Да, сегодня тяжелый день, – сказал он и положил трубку.
В этот вечерний час ресторан «Ориент Экспресс» был заполнен посетителями.
Официанты быстро сновали между столами, разнося заказы.
Лайонел Локридж уселся за столик. Жестом подозвал метрдотеля. Заказал рюмку коньяка и чашку кофе.
Медленно отпивая золотистый ароматный напиток из небольшой рюмки, он с любопытством поглядывал по сторонам.
Взгляд его был безразличным и равнодушным до тех пор, пока в зале ресторана не появилась Джина Кэпвелл.
Она остановилась у стойки бара, и в ожидании ею заказанного «мартини» бросала призывные взгляды вокруг себя. Однако, ни один из присутствующих в этот вечер в баре мужчин не реагировал на ее недвусмысленную стрельбу глазами.
Единственным, кто проявил живой и неподдельный интерес к Джине, был Лайонелл Локридж.
С чашечкой кофе в руке он подошел к стойке бара и устроился рядом с Джинов.
– О, Лайонелл! – с притворным радушием сказала Джина. – Давненько не виделись. Попивая кофе, он съязвил:
– Наверное, ты очень занята в своей пекарне? Как продвигаются твои дела? Ты уже разобралась с рецептами печенья? Знаешь, сколько дожить соли, сахару и всякой прочей ерунды?
Джина брезгливо поморщилась. Она не знала, что ей ответить, но в этот момент Том принес ей спасительную порцию «мартини».
Сделав вид, будто сильно занята употреблением весьма приятного напитка, она сделала вид, что пропустила высказывание Лайонелла мимо ушей.
Но это ничуть не смутило его. Локридж продолжал отпускать колкие замечания в адрес Джины, пользуясь тем, что она который месяц ходила у него в должниках.
– Так как идут дела на нашей общей кухне? Честно говоря, я уже начинаю беспокоиться за судьбу своих денег. Ведь если ты помнишь, Джина, у тебя есть кое-какие обязательства передо мной.
Джина поморщилась.
– Лайонелл, если ты пришел сюда для того, чтобы напоминать мне о том, что я твой должник – то ты мог выбрать лучшее время и место для подобных разговоров. Наступил вечер, и я, в конце концов, как любой другой нормальный человек, хочу отдохнуть и посвятить себя своим личным делам.
Лайонелл поставил чашку кофе на стойку бара.
– Ну, что ж, – пожав плечами сказал он. – Законное право. Я ничего не имею против. Ты можешь отдыхать как угодно. Но прежде, я хотел бы поговорить с тобой.
Джина озабоченно огляделась по сторонам. Убедившись в том, что многочисленные особи мужского поля, заполнявшие в этот вечерний час стоянки ресторана «Ориент Экспресс», не проявляют к ней ни малейшего интереса, она решила, что Локридж тоже может быть неплохим собеседником. Только если не станет больше напоминать ей о пяти тысячах долларов, которые она ему должна.
Впрочем, это дело, она надеялась, замнется как-нибудь само собой, и Лайонелл не станет требовать от нее возвращения этих денег.
В конце концов, она сделала ему столько полезных услуг, сколько ни один другой человек в этом городе.
Локридж мог бы без особого ущерба для себя закрыть глаза на этот, в сущности, мелкий должок
Разумеется, Джина ничего не знала о том, что деньги эти принадлежат не Лайонеллу Локриджу, а его бывшей жене Августе. Но даже если бы она это знала, вряд ли это сильно волновало бы ее.
Джина ненавидела Августу такой же лютой ненавистью, как та – Джину.
Никто в этом городе не находился в худших отношениях, чем две вышеназванные женщины. А потому для Джины, наверное, было бы приятно узнать, что она транжирит деньги Августы.
Что касается Августы Локридж, то в данном случае все было бы как раз наоборот. Маловероятно, что Лайонелл мог бы и дальше пользоваться благосклонностью своей бывшей супруги, если бы она узнала о том, что деньги, которые она снимает со своих счетов, едва ли не еженедельно, превращаются в мучную пыль и изрядные порции горячительных напитков – даже большей частью в последние, поскольку Джина не ограничивала себя в спиртном
Джина не имела такой привычки – напиваться до «чертиков». Но в подходящей обстановке никогда не могла отказать себе пропустить порцию-другую хорошего вина.
– Что ж, Лайонелл, – сказала Джина. – Думаю, что сегодня вечером я смогу уделить тебе несколько минут своего внимания.
Локридж удовлетворенно потер руки.
– Ну, вот и отлично.
Джина отвернулась. Всем своим видом она давала понять, что намерена просидеть вечер за стойкой бара.
Однако, Локридж настойчиво сказал:
– Я предлагаю пройти за мой столик.
Джина снова озабоченно оглянулась по сторонам. За столиком, наедине с мужчиной, пусть даже не слишком молодым и привлекательным – вроде Локриджа, шансы Джины подцепить кого-нибудь из посетителей ресторана сводились к минимуму.
Но, видно, ничего не оставалось делать. Она не могла просто так отказаться от предложения Локриджа. Иначе все ее финансовые дела могли бы потерпеть полный крах.
Поэтому Джина молча кивнула и направилась следом за Лайонеллом.
Усевшись за столик, Локридж жестом подозвал официанта и заказал еще коньяк себе и «мартини» для дамы.
– Ты ничего не хочешь из блюд? – поинтересовался Локридж.
Джина отрицательно помотала головой.
– Нет. Я вполне сыта.
– Ну, ладно, – махнул рукой Лайонел. – Пожалуй я закажу себе «эспада».
Он заказал себе блюдо из меч-рыбы, которое подавали в Санта-Барбаре в единственном месте – в ресторане «Ориент Экспресс».
– Ты знаешь, – радостно сказал Локридж, – эту рыбу вылавливают на глубине тысячу метров и говорят, что она встречается только в двух местах – возле Тайваня и острова Мадейра.
Джина пока проявляла полное равнодушие.
– Вот как? – почти безразлично буркнула она. Но Локриджу так нравилось рассказывать о меч-рыбе, что он замахал руками, радостно восклицая:
– Джина, ты себе не представляешь, какое это страшилище. Однако, вкус-то у нее потрясающий. Нежная и аппетитная, всегда сама просится в рот.
Джина поморщилась.
– Лайонелл, ты для этого позвал меня сюда? Ты что, собираешься мне рассказывать о блюдах, которые любишь? На меня, честно говоря, это не производит никакого впечатления.
Локридж лукаво засмеялся.
– Ты хочешь, чтобы я напомнил тебе о долге в пять тысяч долларов, который ты не можешь выплатить мне уже неизвестно сколько? Что ж, если тебе этого так хочется, то я могу поговорить о деньгах.
Джина поняла, что совершила ошибку.
Поэтому она мгновенно переменила тон и елейным голосом произнесла:
– Лайонелл, давай поговорим о делах утром. На более свежую голову… Ты же сам понимаешь, какие накладные расходы требуются вашей пекарне прежде, чем дело основательно раскрутится. Реклама. Работа с поставщиками, с булочными… Все деньги находятся в обороте. Мне даже трудно подсчитать сейчас, сколько их там крутится… На жизнь себе я почти не оставляю.
Локридж недоверчиво хмыкнул.
– Да? А «мартини» ты пьешь за счет заведения?
Джина гордо вскинула голову.
– Имею я право на карманные расходы?
Локридж рассмеялся.
– Должно быть, у тебя очень хорошие карманы…
Джина облегченно вздохнула, когда увидела, что официант принес заказанную Локриджем рыбу.
Очевидно, что Лайонелл основательно проголодался, поскольку, не утруждая себя церемониями, тут же принялся поглощать аппетитно выглядевшие ломтики розового мяса.
Съев половину рыбы, Локридж, очевидно, утолил свой первоначальный аппетит и, заливая блюдо полагавшимся в комплект к нему розовым вином, удовлетворенно сказал:
– Для долгого разговора лучше всего подходят лангусты…
– Почему? – недоуменно спросила Джина, – Только из-за того, что они дороже?
Локридж поставил бокал на стол и засмеялся.
– Нет. Потому что с лангустами все время занят. Ты снимаешь с них панцирь. Скребешь внутри… Тянешь мясо из шейки, из лапок… Все это продолжается долго… Даже бесконечно. При этом беседа может быть почти бессодержательной, похожей на те же самые пустые панцири на дне тарелки.
Джина криво улыбнулась.
– Да, это важное преимущество. В следующий раз буду заказывать лангусты только при разговоре с приятным собеседником.
Локридж, очевидно, подобревший после приятного ужина, беспечно махнул рукой.
– Ну, ладно, Джина, не обижайся. Я не стану вынуждать тебя заводить длинный и нужный разговор о наших совместных финансовых делах. Пожалуй, ты права. Этот разговор надо перенести на какое-нибудь более удобное время. Хотя деньги – это вещь, которая интересует меня вне зависимости от времени суток, сезона и времени года.
Джина отпила немного «мартини».
– Покажи мне человека, – сказала она, – который думал бы о чем-нибудь другом. Однако, не всем везет в жизни так, как этим Кэлвеллам, которые получили приличное наследство от своего дедушки. Другие с неменьшими талантами и способностями вынуждены всю жизнь прозябать и бороться за каждый кусок хлеба.
Локридж понимающе кивнул.
– Да. Твои чувства, Джина, мне хорошо знакомы. Это мне знакомо, хотя я не хочу сказать, что я самый последний неудачник в Санта-Барбаре. Однако, благодаря тем же представителям семейства Кэпвеллов, которые насолили и тебе, я остался без состояния и дома. Но, пожалуй, сейчас не стоит об этом говорить. Джина криво улыбнулась.
– Ты можешь предложить какую-нибудь тему повеселее?
Локридж снова потянулся к бутылке с розовым вином. – Пока я занят процессом переваривания пищи, мне не хотелось бы говорить о делах.
Он наполнил свой бокал напитком и, сделав несколько небольших глотков, продолжил:
