Текст книги "Санта-Барбара 4"
Автор книги: Александра Полстон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)
Лайонелл иронически проронил:
– Да. Все запасы тошноты закончатся у тебя еще в океане. Так что, к моменту возвращения из этого изумительного, сверхъестественного экстраординарного, ультра приятного и наисладчайшего из всех путешествий, ты будешь выглядеть на все семнадцать – твой организм израсходует все запасы калорий и подкожного жира. Представляю себе, как за тобой будут увиваться юные поклонники. Мне придется спрятать тебя на своей яхте, чтобы они не могли целыми вечерами напролет толкаться у нашего дома.
Вот тут настал черед Августы. Она не могла упустить такого удобного случая, едко уколоть бывшего мужа.
– Дома, которого нет, – с искренним ехидством сказала она.
Локридж едва заметно побледнел, однако не подал виду, что уязвлен замечанием бывшей жены. С деланным равнодушием он махнул рукой.
– Скоро я верну себе дом и состояние, и все остальное.
Наигранный оптимизм Лайонелла ничуть не обрадовал Августу. Правда, настроение ее немного поднялось.
Произошло это из-за того, что она стала свидетельницей падения настроения Лайонелла.
– Без моей помощи у тебя ничего не получится, – с наглой уверенностью заявила Августа. – Так что, давай перестанем пикироваться и поговорим более спокойно.
Локридж не без облегчения вздохнул. Августа всегда славилась своей едкостью и тем, что никогда не лезла в карман за крепким словцом. Когда все эти ее прелестные качества полностью проявляла себя в общении с другими и Лайонелл наблюдал за этим со стороны, это доставляло ему немалое удовольствие. В Санта-Барбаре никто не мог сравниться с Августой по этой части.
Однако, когда это все было обращено против него самого, Лайонелл мгновенно скисал. Со всем своим красноречием и остроумием он в споре с Августой был абсолютным ничтожеством. То есть он ощущал себя ничтожеством. Просто потому, что ему трудно было найти столь же оскорбительные слова и выражения, которые Августа выпаливала не задумываясь.
Лайонелл всегда пытался сформулировать свои мысли поярче, покрасивее и поцветистее.
А Августа совершенно не нуждалась в этом. Ее лексикон был наполнен самыми разнообразными – от наиболее вульгарных, до весьма возвышенных – слов и выражений, которые всегда с одинаковой точностью попадали в уязвимое место противника и наносили наиболее глубокие и чувствительные раны. Так едва не случилось и на этот раз. Лайонелл благодарил Бога за то, что Августа, очевидно, сама не испытывала сегодня вечером склонности к словесной схватке.
Поэтому, когда она предложила перемирие, он с готовностью принял ее условия. – Так о чем мы говорили?
Августа, с явно повысившимся аппетитом, снова принялась за креветки. Она окунала их в тонкий испанский соус и, с наслаждением разжевывая, проглатывала. Наконец, спустя несколько мгновений, она сказала:
– А чем ты, Лайонелл, собираешься заниматься этим летом? Останешься здесь и будешь болтаться на своей яхте? Или, может быть, куда-нибудь поедешь?
Нельзя сказать, чтобы этот вопрос застал врасплох Локриджа. Однако, ему пришлось на некоторое время задуматься.
– Ну… – он как-то неопределенно пожал плечами. – Вообще-то, я не собирался остаться здесь. Я тоже еду…
Локриджу просто не хотелось выдавать свои секреты. Но в разговоре с Августой это было совершенно бесполезно. Она всегда могла вытянуть из собеседника именно то, что желала услышать.
– Правда? Как приятно услышать, – улыбнулась она. – После столь тяжких трудов, предпринятых тобой в последнее время, ты, наконец-то, отдохнешь.
Лайонелл промолчал надеясь, что этот вопрос повиснет в воздухе сам собой и он сможет как-нибудь увернуться от ответа.
Вообще, это было довольно странно. Особенно, если учесть, что Лайонелл прожил с Августой не один год и досконально знал все ее привычки и наклонности характера.
Вцепившись в него когтями любопытства, она запускала их все глубже и глубже, словно летучая мышь-вампир, которая впивается в ногу незадачливого животного и сосет кровь у него до тех пор, пока не насытится.
Лайонелл сейчас оказался в положении такого животного с той только разницей, что он видел впившегося в него вампира, однако, не мог и пальцем пошевелить, чтобы избавиться от назойливого кровососа.
– Итак, Лайонелл, – надменно сказала Августа, – Что-то я не слышу от тебя вразумительного ответа. Ты собрался путешествовать на своей яхте?
Он криво улыбнулся.
– Ну… Я… Да. Но не совсем…
Она продолжала вгрызаться в него.
– Какой же экзотический остров ты собираешься посетить на этот раз? Насколько я помню, ты уже побывал на паре островков, километров в пятнадцати от Санта-Барбары. Надеюсь тебе там понравилось?
Локридж криво улыбнулся.
– Ну… Я… – он развел руками. – И общем, нет. На сей раз, это будет не остров.
Августа поднесла к губам бокал вина и, не сводя пристального взгляда с бывшего супруга сделала несколько маленьких глотков.
Немного посмаковав вино, она снова обратилась к Локриджу.
– Если это будет не остров, то что же? Неужели ты решил посетить какой-нибудь новый континент?
Локридж замялся.
– Нет, ну это не совсем так… Хотя…
– А, я знаю, – радостно воскликнула Августа. – Наверное, ты собрался в Китай или в Россию. После того, как там началась перестройка, там побывала половина всех бездельников мира.
– А где же, в таком случае, побывала другая половина? – нахмурившись спросил Локридж.
– В Диснейленде, – мгновенно выпалила она. Локридж снова поморщился.
– Августа, прекрати. Я не хочу сейчас заниматься пустыми словопрениями.
Августа широко улыбнулась.
– Хорошо. А чем же ты предлагаешь заниматься одинокой женщине, которая проводит вечер в ресторане, на протяжении нескольких часов? Неужели мы должны смиренно сидеть на своих стульчиках и чинно отправлять в рот кусок за куском?
Локридж вынужден был согласиться с правотой ее слов.
Пожав плечами, он обернулся и, посмотрев по сторонам, сказал;
– Я погорячился. Все-таки мы находимся в ресторане, а не в церкви.
И хотя разговор, с некоторых пор пошел по другому руслу, Августа легким усилием воли вернула его в нужное направление.
– Итак, куда ты едешь, Лайонелл? – ненавязчиво спросила она.
Стараясь хоть как-то оттянуть момент расплаты, то бишь, момент истины – он стал непринужденно и галантно потягивать вино из бокала. Однако стреляного воробья Августу на таком простом трюке провести было невозможно.
Она впилась в своего бывшего мужа таким пристальным гипнотизирующим взглядом, что он спустя несколько секунд едва не поперхнулся и поспешно поставил бокал назад на стол.
– Ну, что ты на меня так смотришь? – жалобно протянул он. – Я не могу ответить тебе немедленно, по первому твоему желанию.
Она нахмурилась.
– Отчего же? Питаешься продумать, как без особых потерь отойти на заранее заготовленные позиции? Ты напрасно пытаешься увильнуть от прямого и честного ответа, Лайонелл. Я не дам тебе возможности скрыть твои тайны, даже не надейся.
Он обиженно надул губы.
– Августа, ты всегда превратно истолковываешь мое молчание. Клянусь тебе, у меня и в мыслях ничего подобного не было.
– Почему же ты молчишь?
Локридж развел руками.
– Должны же быть какие-то паузы в разговоре, Августа, могу я отдохнуть и просто посмотреть по сторонам – кто здесь сидит, как кто одет, какие с ними женщины?
Августа осуждающе покачала головой.
– Ты же старый хрыч, Лайонелл. Тебе о здоровье думать надо, а не о женщинах и нарядах.
Он с притворным возмущением нахмурил брови.
– Ты уже во всем мне отказываешь… Наверное, опять вспомнила времена нашей молодости,
Августа постаралась предотвратить нежелательное развитие разговора.
– Да, это были любопытные времена, – со вздохом сожаления сказала она. – Жаль, что они уже давно кончились… Но ты мне так и не сказал, куда ты едешь этим летом на отдых. Ты не представляешь себе, как мне интересно узнать об этом. Наверное, Лайонелл, ты задумал что-нибудь совершенно особенное – иначе ты бы не темнил так?..
Локридж в изнеможении махнул рукой и простонал:
– Ну, хорошо, хорошо, сейчас в тебе все расскажу. Только, пожалуйста, больше не изводи меня своими расспросами. И не надо проявлять такое назойливое любопытство.
Августа изобразила на лице оскорбленную мину.
– Это ты меня называешь назойливой? Значит, ты так относишься к своей бывшей законной супруге? Что, мне уже и спросить тебя никогда ни о чем нельзя? Вот какую благодарность я получила от тебя за те годы, что посвятила тебе… – она подавала все это под видом шутки, но Лайонелл услышал в ее словах и искренние нотки возмущения. – Как ты можешь даже говорить такое? Я – назойливая? Если бы я не относилась к тебе как к мужу, пусть даже бывшему, ноги бы моей сейчас здесь не было!
Локридж готов был заткнуть уши руками, лишь бы не слышать этих причитаний.
– Ну, хорошо, хорошо… – примирительно пробормотал он, поднимая руки. – Дорогая, я все тебе расскажу, только не возмущайся.
Но Августа не была удовлетворена таким вялым, с ее точки зрения, извинением.
– Попроси прощения и пообещай, что больше никогда не будешь так разговаривать со мной, – самоуверенно заявила она.
Локридж потупился.
– Обещаю.
Августа победоносно улыбнулась.
– А теперь рассказывай, – милостиво разрешила она.
– В общем, я решил в этом году отправиться не на остров и не на новый материк.
– Куда же?
– Не торопи меня, Августа, я сам все расскажу тебе, – он опасливо осмотрелся по сторонам, как будто боялся, что кто-нибудь еще узнает его глубоко интимное намерение. Не заметив никакой явной опасности, он продолжил. – Я уезжаю в горы.
В глазах Августы блеснули хищные огоньки изуверского любопытства. Она даже подалась вперед, наклонив голову над Лайонеллом, словно стервятник над жертвой.
– Чего-чего, а такого я от тебя никак не ожидала, – с выражением крайнего изумления на лице сказала она. – Ты, привыкший полжизни болтаться на борту своей яхты, вдруг собрался тащиться на своих двоих куда-то в горы? Кстати говоря, а что это за таинственные непонятные горы? Я была бы тебе очень благодарна, если бы ты рассказал мне о них хоть что-нибудь… Надеюсь, что это не какие-нибудь занюханные холмы вокруг Санта-Барбары?
Локридж натянуто рассмеялся.
– Нет, что ты! Это действительно горы, настоящие горы. Ты не поверишь, но я поеду в Гималаи, в Тибет!
Августа поразилась еще больше.
– Не может быть! – воскликнула она с энтузиазмом. – Я никогда в жизни не поверю в это! Не поверю до тех пор, пока ты не докажешь мне верность своих слов каким-нибудь неопровержимым аргументом. Ну, я слушаю.
Локридж недоуменно пожал плечами.
– А как я могу доказать тебе это? Что, показать авиабилет? Разве тебе сейчас недостаточно моего слова?
Августа покачала головой.
– Нет, совершенно недостаточно. Я же абсолютно уверена, что такая мысль никогда в жизни не могла бы прийти тебе в голову самостоятельно. Значит, ты…
Не дожидаясь очередной порции измышлений Августы в свой адрес, Локридж сразу стал отчаянно трясти головой.
– Да, да, ты права. Разумеется, я не сам это придумал.
Августа удовлетворенно потерла руки и улыбнулась. В очередной раз она смогла добиться своей цели – вытащила, пусть даже при помощи раскаленных щипцов, необходимую ей информацию.
То есть, говоря начистоту, для Августы Локридж никогда не существовало информации ненужной или бесполезной. Ее интересовало все – от цен на имбирное печенье в булочной Джины Кэпвелл до результатов последнего благотворительного аукциона в церкви святой Инессы.
Однако ее особый интерес был направлен на семейство Кэпвеллов и, разумеется, на собственного мужа.
Августа всегда дотошно допытывалась обо всех тонкостях дел Локриджа и не только у него самого. О его реальных и воображаемых интригах и интрижках с разнообразными женщинами – правда, с этим у Лайонелла было негусто; она никогда не могла пропустить никаких сплетен и слухов, ходивших по Санта-Барбаре и касавшихся взаимоотношений Кэпвеллов и Локриджей, и всегда была в курсе всех семейных дел Ченнинга-старшего.
Судебные дела тоже интересовали Августу Локридж, поскольку ее родственница Джулия Уэйнрайт работала адвокатом, но это было уже чуть менее интересно, потому что по-настоящему увлекательных и захватывающих судебных дел через Джулию проходило не много. Лишь последний процесс по делу Дэвида Лорана, был по-настоящему интересен.
Между прочим, ни полиция, ни суд присяжных так и не смогли узнать, кто убил Мадлен, жену До-вида.
Но судя по тому, что Лоран и его прежняя подружка Шейла Карлайл исчезли из города, им было что скрывать.
Августа всегда подозревала, что эта семейка Кэпвеллов еще преподнесет немало сюрпризов охочей до сенсаций и разоблачений, скандалов и склок публике.
Однако самым странным образом это безумное, безграничное, бескрайнее любопытство Августы сочеталось с абсолютной неосведомленностью по поводу мелких дел и делишек своего бывшего мужа.
Например, она ни сном ни духом не ведала о том, что пекарня Джины Кэпвелл существовала до сих пор только на ее собственные, Августы Локридж, деньги.
Узнай она об этом, Джина лишилась бы последних волос. Августа при первой же встрече вцепилась бы ей в шевелюру.
Впрочем Лайонелл тоже не остался бы в стороне.
Но с ним бы она разобралась по-особому – чисто женскими способами.
Лайонелл должен был благодарить бога за то, что ему с Джиной удавалось соблюдать конспирацию на таком уровне, чтобы это не стало известно его бывшей благоверной.
Тем не менее, Августа все-таки подозревала нечто подобное, в отношении своего экс-мужа – слишком уж часто Джина болталась рядом с Лайонеллом. Но подозрение – это еще не доказательство. А посему, у Августы оставалось еще широкое поле деятельности в этом направлении.
Поэтому выискивание мелких подробностей из личной жилки Лайонелла Локриджа было постоянным пунктом ее интереса. И, разузнав о планах провести летний отпуск в Гималаях, она мысленно внесла галочку в свой воображаемый список побед и достижения. Правда, этот вопрос оставался еще открытым – Августе не удалось разузнать подробности.
Но вечер был впереди и это открывало перед ней большие перспективы.
– Итак, Лайонелл, – с прежним любопытством спросила она, – кто же тебя надоумил пойти в горы?
Он махнул рукой, как будто уже отчаялся сопротивляться.
– Я принял приглашение супругов Бересби поехать на время летнего отпуска в Тибет. Надо немного встряхнуться.
– Хотите посетить далай-ламу? – ехидно поинтересовалась Августа.
Локридж пожал плечами.
– А почему бы и нет?
Августа рассмеялась.
– Никогда не видела более преданных буддистов, чем ты и Бересби. Сомневаюсь, что он вас примет.
Лайонелл без тени сомнения сказал:
– Наверняка, примет. Все-таки мы не самые последние люди в этом мире… И, к тому же, думаю, что там бывает не слишком много американцев. Он сделает это хотя бы из простого любопытства.
Августа снова рассмеялась.
– Мне приятен твой непритворный оптимизм.
Локридж гордо вскинул голову.
– А я всегда был оптимистом, – уверенно заявил он. – Это всегда помогало мне в критических ситуациях.
– Я думаю, что ты снова попадешь в одну из таких критических ситуаций…
Он скривился.
– Это почему же?
– Потому что Бересби, по моему мнению, не самые приятные спутники в дороге, а тем более в таком экзотическом путешествии.
– Ну что ж, это твое право.
Лайонелл снова пожал плечами. Однако, на этом разговор не был закончен.
Августа продолжала допытываться:
– А на какой срок вы туда едете?
– Три недели.
На этот раз Августа расхохоталась еще громче. Лайонелл изобразил на лице недовольство.
– Что на этот раз вызвало твой смех, дорогая?
Немного успокоившись, она сказала:
– Думаю, что ты не оптимист, а неисправимый мазохист, мой любезный Лайонелл… Похоже, что это у тебя в крови.
Локридж обиженно посмотрел на нее,
– Ты всегда умела наклеивать ярлыки, дорогая, Потрудись хотя бы объяснить, почему ты считаешь меня последователем учения Захер-Мазоха?
Августа снова потянулась к бокалу.
– Что же, охотно объясню.
– По-моему, провести три недели с супругами Бересби тоже самое, что прожить два года в компания снежного человека.
Лайонелл недоуменно посмотрел на нее.
– Не знаю, почему ты считаешь их такими неприятными личностями? Но мне они нравятся
Она наклоняла голову и улыбнулась.
– Вот как?
Локридж не терял хладнокровия.
– Да, – спокойно ответил он. – Особенно приятно с ними будет где-нибудь на леднике, на высоте, примерно шестнадцати тысяч футов.
– Что ж, – рассмеялась она, поднимая бокал, – Желаю тебе удачи!
Они отметили взаимное согласие хрустальным звоном.
– Я тоже желаю тебе удачи, дорогая!.. – с улыбкой сказал он.
– Спасибо, спасибо.
Отпив немного вина. Августа озабоченно повертела головой по сторонам.
Ресторан практически опустел. До закрытия оставалось, наверное, несколько минут, поэтому посетителя потихоньку покидали свои места.
– Похоже, мы остались здесь с тобой вдвоем, – сказала Августа. – Будь так добр, Лайонелл, позови официанта и попроси счет. Пора расплачиваться.
Локридж также осмотрелся по сторонам.
– Да, похоже, – констатировал он.
Никакого желания платить по счету у Лайонелла не было, поэтому он старался затянуть разговор как можно больше с тем, чтобы когда наступит ответственный момент, переложить финансовое бремя на плечи своей бывшей любимой супруги. Поэтому он изобразил неподдельный интерес к летнему путешествию Августы.
– Послушай, дорогая, – с елейной улыбкой на устах произнес Локридж. – Неужели тебе хочется собачиться с родителями на протяжении пятя недель в тропических лесах?
Никакого сомнения и том, что Августе начнет пререкаться с ним и тем самым утратит бдительность, у Локриджа не было.
Так оно и получилось на самом деле.
– А ты действительно собираешься карабкаться по обросшим мхом и лишайником булыжникам где-то там в Андах? – парировала она.
Локридж нравоучительно помахал пальцем перед лицом Августы.
– Ни в Андах, дорогая, а в Гималаях. Запомни – в Гималаях.
– Ох, извини… – наигранно потупилась она. – Я совсем забыла. Хотя, по-моему, и то и другое находится где-то рядом, в Китае.
Увидев, что полбутылки розового вина еще остались недопитыми, Локридж поспешно наполнил бокал. Нельзя же пропадать продукту. Тем более, если за это не придется платить самому – так, по крайней мере, он надеялся.
Осушив посуду большими глотками, он с некоторой долей иронии сказал:
– Китай – огромная страна, моя дорогая.
– Я знаю, – улыбнулась она. – Когда-то в школе, на уроках географии мы это проходили. Я, конечно, много забыла с тех пор, но если меня спросят, могу безошибочно ответить, что Китай находится в Южной Америке.
ГЛАВА 4
Мейсон Кэпвелл признается в убийстве Марка Маккормика. Тело убитого – лучшая улика. Сантана не может устоять. Лайонелл Локридж и его бывшая жена отменяют планы летнего отдыха. Полиция остается в дураках.
– Ну, что? Будете надевать на меня наручники? – спокойно спросил Мейсон, протягивая руки к инспектору Кастильо. – Давайте, я же не сопротивляюсь…
Круз хмуро посмотрел на стоявшего рядом с Мейсоном СиСи Кэпвелла.
Тот мрачно опустил голову.
– Нет. Думаю, что этого не стоит делать, – ответил Кастильо. – Полагаю, что смогу надежно гарантировать вашу доставку в полицейский участок.
СиСи вздохнул с некоторым облегчением. Хоть этого позора удалось избежать.
– Садитесь в машину, мистер Кэпвелл, – сказал Круз, открывая дверцу полицейского автомобиля.
– Ну что ж, не хотите в наручниках – поедем так, – спокойно согласился Мейсон.
Он опустился на заднее сидение машины и, когда Круз уже намеревался закрыть за ним дверь, воскликнул:
– Подождите! Подождите!.. Я еще не сделал одно очень важное дело.
Круз и СиСи недоуменно переглянулись. Мейсон полез во внутренний карман пиджака и, достав оттуда почти опустошенную бутылку виски, с сожалением посмотрел на донышко, едва покрытое тонким слоем светло-коричневой жидкости, затем опрокинул остатки себе в горло и, размахнувшись насколько позволяли габариты машины, вышвырнул бутылку в сад перед домом Кэпвеллов.
СиСи брезгливо поморщился.
– Ну что ты делаешь, Мейсон? – укоризненно сказал он.
– Отец… – снисходительно ответил тот. – При аресте в полиции все равно забирают личные вещи… Неужели тебе хотелось бы, чтобы такая ценная вещь несколько лет хранилась потом в бесполезном полицейском архиве?
Круз, наконец, захлопнул за ним дверь и, спустя несколько секунд, машина тронулась с места.
СиСи проводил автомобиль обеспокоенным взглядом.
Всю дорогу до полицейского участка Мейсон сидел хмуро насупившись.
Внешний вид Круза Кастильо немногим отличался от того, как выглядел им задержанный.
Оба отвернувшись смотрели в окно, но каждый из них думал о своем. Из головы у Круза не выходила дурацкая история с исчезновением Иден Кэпвелл л, а так же семейные передряги с Сантаной. Его совершенно не радовало то, что Иден пытается самостоятельно проводить какие-то непонятные расследования, лезет в его внутренние разборки с окружным прокурором. При всем при этом, рискуя, как оказалось, собственной жизнью.
Разумеется, Иден самостоятельная и вполне разумная женщина. Однако, поступать так безрассудно может только человек, незнакомый с тем, что такое уголовный мир.
Там, где дело касается мало-мальски больших денег – а переброска в США нелегальных иммигрантов из Мексики приносила неплохие барыши организаторам этого преступного бизнеса – люди готовы на все, лишь бы добиться желанной цели. Они убирают с дороги даже случайных свидетелей. А если дело касается слежки и пойманных за этим занятием агентов, то тут и речи быть не может о благоприятном для жизни исходе.
Обычно, в таких случаях – разговор короткий. Одно нажатие курка и… Полицейским потом приходится приниматься за расследование с самого начала. Учитывая, что Иден была в одной компании с отпетыми типами, вообще удивительно, что она осталась жива.
Правда, окружной прокурор представил одного из тех, кто был в микроавтобусе вместе с Иден, как тайного агента иммиграционной службы США. Тем не менее, это не меняло существа дела. Иден рисковала жизнью и рисковала совершенно неоправданно.
Во-первых, Круз, без всякой посторонней помощи, мог бы справиться с этим делом. Он уже сел на хвост этих ребят и оставалось лишь вопросом времени их полное разоблачение и взятие с поличным.
Во-вторых, ему действительно не нравилось то, что Иден, полная дилетантка в этих делах, смогла буквально за несколько часов добраться до этой шайки.
«Ну что ж, ей повезло, – думал Круз. – Повезло в этот раз. А что было бы в другой ситуации, в другой обстановке – еще не известно…»
Хорошо, что оказалось именно так, а не иначе. А если бы пограничный патруль случайно не напоролся на этот злосчастный микроавтобус? А если бы там оказались ребята покруче, которые принялись бы отстреливаться? А если бы… Этих «если бы» было столько, что у Круза голова пошла кругом.
Стараясь отогнать неприятные мысли, Круз оглянулся.
Мейсон сидел у окна с полузакрытыми глазами, у него был вид сомнамбулы. Очевидно сказалось нервное напряжение и нарядное количество выпитого.
Круз отвернулся и с мрачным видом снова подумал о своих взаимоотношениях с Иден, Сантаной и окружным прокурором.
Поведение Тиммонса вызывало у Кастильо временами бешеную ярость. Когда Кастильо видел его самодовольную ухмыляющуюся рожу, он частенько испытывал желание пускать в ход кулаки.
Как это нередко бывало в школе. Когда они мерялись силами на заднем дворе. Тогда победителем, почти всегда, выходил Кастильо. Он был физически крепче а ловчее противника, а тот отличался лишь агрессивностью и желанием сделать что-нибудь исподтишка. Вражда Круза и Кейта имела давний характер и объяснялась она не только взаимной личной неприязнью, Тиммонс всегда демонстрировал свое подчеркнуто неуважительное отношение к национальным меньшинствам. Он с пренебрежением отзывался о «чиканос», «ниггерах» и «узкоглазых», как будто они были людьми второго сорта. Правда, потом, в старших классах, очевидно уже задумавшись о будущей карьере, он несколько поутих и больше не афишировал этих своих чувств. Да и при выборах на должность окружного прокурора ему пришлось постоянно утверждать о своем неизменном дружелюбии по отношению ко всем жителям Америка. Будь то они белые, черные или желтые.
Но Кастильо знал истинное лицо окружного прокурора и не испытывал по отношению к нему никаких иллюзий. Круз никогда не завидовал высокому общественному положению Тиммонса, досадуя, однако, временами, что на такой важной должности находится человек никчемный и самовлюбленный.
Должность окружного прокурора требовала от человека, ее занимающего, целиком посвятить себя нуждам общества и интересам людей.
О Кейте Тиммонсе можно было сказать, что он думает лишь о себе и заботится лишь о своих нуждах. Сам же Тиммонс думал по-другому. Ему казалось, что такой человек как он достоин занимать такую высокую должность. Когда после окончания Йельского университета он вернулся назад в Санта-Барбару и ему предложили выставить свою кандидатуру на пост окружного прокурора, Тиммонс сразу же согласился.
Он всегда был намерен сделать карьеру политика, в должность окружного прокурора для него являлась необходимой первой ступенькой в такой возможной карьере. Вообще, Тиммонс обожал политику и все, что с ней связано. Ему нравилось комбинировать, разрабатывать планы, строить интриги, выдумывать условные знаки, принимать быстрые решения. Вместе с тем, получив высшее юридическое образование, он приобрел навыки прагматика и реалиста. Тиммонс понимал, что в Санта-Барбаре, в другом ли городе нужно будет зачастую идти на компромиссы с людьми, которые никогда не пригласят вас к себе… Например, с лидерами разнообразных общественных организаций, расовых и национальных общин. То же самое касалось и преступности Тиммонс рассуждал так – преступность и порок продолжают существовать всегда, чтобы ни происходило. Если он сможет взять в свои руки хоть какой-то контроль над этой клоакой, то ему удастся сделать быструю карьеру на поприще общественной деятельности. К тому же он был не чужд личного обогащения. Тиммонс отнюдь не относился к отпрыскам самых богатых и влиятельных жителей Санта-Барбары, а потому ему приходилось заботиться о деньгах. Точнее, не о деньгах, а о сверхденьгах. Потому что то, что он получал, находясь па посту окружного прокурора, вполне могло бы обеспечить потребности среднего американца. Но Тиммонсу не хотелось быть средним. Он считал, что наделен такими способностями и талантами, которые выделяют его из среды обычных средних граждан Америки. В этом его постоянно убеждали успехи на службе и то, каким неизменным вниманием он пользовался среди женщин Санта-Барбары.
Правда, служебные успехи, главным образом, были обусловлены прочными связями Тиммонса с преступным миром.
Тиммонсу до поры до времени везло – никто не подозревал о том, что он прочно и напрямую завязан с преступными организациями, которые тянули свои щупальца из Лос-Анджелеса.
Точнее, кое-кто уже подозревал, однако, никаких конкретных улик и доказательств у Кастильо не было. Догадки и подозрения не могут служить весомым аргументом для суда присяжных заседателей. Тем более, если они касались такого высокого должностного лица, как окружной прокурор. Правда, любые слухи касательно неприглядной роля Тиммонса, просочившиеся в прессу, могли послужить концом его карьеры. Но на это Кастильо не был способен, он считал себя выше подобных методов борьбы. Тиммонс, кстати говоря, активно пользовался такими методами, и Крузу довелось на своей шкуре испытать, что это такое. Стоит только вспомнить выступление окружного прокурора в прямом эфире, после вынесения оправдательного приговора Дэвиду Лорану, по делу об убийстве Мадлен Кэпвелл. Тогда Тиммонс бессовестно обвинил полицейское управление, а точнее, Круза Кастильо в том, что по его вине, из-за якобы плохо проведенного предварительного расследования и следствия по этому делу, преступник не понес наказания. Круз Кастильо был так же обвинен в низком профессионализме и неспособности выполнять свои обязанности. Правда, после этого конфликт был улажен, но не надолго. Окружной прокурор продолжал подставлять Круза при каждом удобном случае – будь то провал полицейской операции по задержанию незаконно проникших на территорию Соединенных Штатов Америки из Мексики иммигрантов либо что-то еще. Тиммонс не мог равнодушно смотреть на то, как спокойно и умно работает Круз Кастильо, который постоянно мешал ему, окружному прокурору. Кастильо дотошно разбирался с каждым делом, которое ему поручалось. Он великолепно ладил с людьми, при этом не заискивал с ними, а просто уважительно относился к ним. За это его уважали не только сотрудники полицейского управления, но и жители Санта-Барбары. Тиммонсу просто не терпелось растоптать этого мерзкого «чиканоса» не только как инспектора полиции, но и как мужчину.
Особую ненависть Кастильо Тиммонс заслужил тем, что демонстрировал явные признаки неравнодушия ко всем женщинам, с которыми тот был связан. Круз не сомневался в том, что Тиммонс делает это из единственного желания досадить ему и таким образом продемонстрировать, что он находится выше его не только по; служебной лестнице, но и как мужчина. Вот это уже не просто раздражало, но и бесило Круза. Он не собирался прощать окружному прокурору его гнусные выходки, касавшиеся его служебных дел, но в том, что касалось их взаимоотношений, с женщинами, по мнению Круза, $ окружного прокурора не было оправданий. Это была откровенная наглость, продиктованная более высоким положением на социальной лестнице и самой обыкновенной завистью.
Крузу постоянно приходилось сдерживаться, когда он видел, как окружной прокурор клеится к его жене я к Иден Кэпвелл.
Особенно возмутительными были последние выходки Тиммонса. Он слишком много взял на себя, и на это Круз не собирался закрывать глаза. Еще немного, я Кастильо расквитается с Тиммонсом. Еще немного…
Автомобиль остановился у полицейского участка. Круз вышел из кабины и открыл дверцу перед мрачно насупившимся Мейсоном:
– Приехали.
Мейсон выглядел еще хуже, чем тогда, когда Кастильо приехал арестовывать его. Лицо Кэпвелла посерело и осунулось, морщины на лбу превратились в настоящие складки, а щетина казалась еще более черной.
Очевидно, по дороге он все-таки заснул, потому что, услышав слова Кастильо, вздрогнул и резко повернул к нему голову.
– Что, уже пора? – спросил он.
– Пора, пора, – хмуро ответил Круз.
Мейсон едва выбрался с заднего сиденья автомобиля и, шаркая ногами, поплелся к двери полицейского участка. Круз сопровождал его сзади. Когда Мейсон стал подниматься по ступенькам, которые вели ко входу в участок, его сильно накренило в сторону. Крузу пришлось даже придержать арестованного за локоть, чтобы тот не завалился.
