Текст книги "Чужой клад"
Автор книги: Александра Девиль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц)
– Да, черт возьми, спасать вас делается моей привычкой, чуть ли не ремеслом, – усмехнулся Денис. – А все потому, что вы обожаете влезать во всякие авантюры.
– Вы зря меня упрекаете. В этот раз я, клянусь, совсем не виновата. Устин передал мне приглашение от Веры Гавриловны. Могла ли я подумать, что за этим кроется ловушка?
– От Веры? – нахмурился Денис. – Это очень странно. Не думаю, что она стала бы вас приглашать через Устина. Однако вы мне должны все рассказать в подробностях. Но здесь оставаться опасно. Предлагаю немедленно отсюда уезжать.
– В этой же коляске? – растерялась Настя.
– Почему бы и нет? Не бойтесь, я проверю, чтобы в ней никто не сидел. Подъедем к английскому парку, а там и поговорим… где-нибудь в беседке. После того, что с вами случилось, вы, надеюсь, уже не боитесь простой компрометации?
– Не боюсь. Было бы смешно думать о таких пустяках, когда только что находилась на волосок от смерти.
– Весьма здравое рассуждение. – Денис настежь распахнул дверцу коляски и, удостоверившись, что внутри никого нет, обратился к Насте: – Прошу в карету, принцесса! Ваш верный Ланселот похищает вас для важного разговора.
– Это просто чудо, что вы оказались здесь! – воскликнула Настя, ступив на подножку и обернувшись к Денису. – Но как вы узнали, где я?
– Мне было известно, что Устин купил недостроенный каменный дом за городом. И, когда мальчик-поводырь сказан, в какую сторону поехала коляска, я догадался, где надо вас искать. По дороге вскочил на бричку одного добропорядочного мещанина и велел ему ехать сюда. Хотя, откровенно говоря, я не был до конца уверен, что вы здесь, в этом доме. Но ваш трюк с разлитыми духами был весьма недурен.
Закрыв за Настей дверцу коляски, Денис взял на себя роль кучера и скоро доехал до северной окраины гетманского парка. Здесь между деревьями затерялась неприметная беседка, на которую никто не обращал внимания, потому что оживленная часть парка находилась ближе к дворцу. Место для уединенной беседы было как нельзя лучше.
Сорвав пышную ветку, Денис обмел ею пыль с круглой скамейки, на которой они с Настей могли сидеть, будучи одновременно и рядом, и чуть напротив друг друга.
Прежде всего Денис потребовал, чтобы Настя рассказала ему о похищении во всех подробностях, а выслушав ее, твердо заявил:
– Итак, Анастасия Михайловна, больше нет сомнений, что неизвестные убийцы охотятся именно за вами. Боюсь, что теперь у нас не будет спокойной минуты, пока не разгадаем эту страшную задачу. И полагаться на тупых равнодушных чиновников я не намерен.
– Может, мне лучше уехать? – спросила Настя и тут же пожалела об этом, испугавшись, что Денис и вправду посоветует ей бежать из Глухова.
Но он этого не сделал. Напротив, после некоторого молчания Денис внушительным тоном изрек:
– Уехать можно тогда, когда уверен, что опасность ждет именно в этом месте. Но в случае с вами такой уверенности нет.
– Значит, вы считаете, что я буду в опасности и за пределами Глухова? – невольно поежилась Настя.
– Увы, я пока ничего не знаю и не могу предсказать, – вздохнул Денис.
– Но что же делать?..
– Думать. Рассуждать. Иного выхода нет. – Денис вдруг схватил Настю за руки и пристально взглянул ей в глаза. – Вспомните, как говорили древние римляне: «Кому это выгодно?» Подумайте, кому может быть выгодна ваша смерть.
– Не знаю, право… – Настя чуть заерзала на месте, но не стала высвобождать свои руки из рук Дениса. – Я никому не мешаю, ни у кого не стою на дороге. Я не богата, даже, скорее, бедна… во всяком случае, для своего сословия. У моих родителей никогда не было кровных врагов. Я не вижу никакой причины меня убивать. И невольно склоняюсь к мысли, что эти убийства все-таки имеют ритуальный характер. Наверное, здесь надо искать сатанистов или преступных язычников.
– Но тогда почему они охотятся именно за вами? Для ритуального убийства куда проще поймать какую-нибудь бедную крестьянскую девушку. Нет, здесь чувствуется определенная цель.
– Пожалуй, вы правы. – Настя немного помолчала. – А знаете, участие Юхима навело меня на мысль, что это могут быть не безбожники, а, совсем наоборот, слишком набожные люди. Они вполне могли использовать слабоумного детину, запугав его рассказами о геенне огненной. И он, конечно, был уверен, что, уничтожая «актерок», борется с ересью.
– Неужто вы подозреваете отца Викентия? – усмехнулся Денис. – Нет, я не думаю, что сей глуховский Савонарола[17]17
Савонарола Дж. – доминиканский монах, живший во Флоренции XV века. Призывал к покаянию, очищению нравов, сжигал «: безбожные» книги и произведения искусства.
[Закрыть] пойдет дальше своих обличительных тирад.
– Но кто-то же нанял Юхима и Устина, чтобы они меня похитили. Они называли этих людей «хозяева». Хозяин Юхима – поп Викентий, а…
– А хозяйка Устина – моя «тетушка» Вера, так? – подхватил Томский. – И наверное, вы втайне считаете, что Вера способна вас убить из ревности, ибо имеет на меня виды и подозревает, что я увлекся вами. Признайтесь же, вам приходила в голову такая мысль?
– Нет, с чего вы взяли? – Настя покраснела и резко выдернула свои руки из рук Дениса. – И Вера не настолько глупа, чтобы предположить, будто вы… интересуетесь провинциальной актеркой.
– Я не знаю, насколько Вера глупа, но то, что она трусовата для такого деяния, как убийство, – это несомненно. Тем более что я никогда не давал поводов считаться ее женихом.
Радость невольно отразилась на Настином лице, и девушка отвернулась, словно разглядывая сад, окружавший беседку.
– Не тревожьтесь, я тоже смотрю по сторонам, – заметил Денис. – Убийцы слишком осторожны, чтобы напасть в присутствии такого свидетеля, как я.
– Но они ведь уже один раз напали при свидетелях… в роще возле слободской церкви.
– Да, тогда с вами был господин Новохатько… Кстати, а почему бы не предположить ревность со стороны этого вашего… гм, поклонника?
– Смешно представить Остапа Борисовича в роли убийцы. Да и зачем ему меня убивать? Из мести, что не проявляю к нему благосклонности?
– Кажется, вы вообще ни к кому не проявляете благосклонности, – заметил Томский, бросив на девушку многозначительный взгляд. – А не было ли у вас какого-нибудь особо рьяного обожателя еще до отъезда в Глухов?
– Нет. И вообще я противница разных амурных интриг, – заявила Настя, отбросив назад растрепавшиеся волосы, с которых уже слетела вся пудра.
– Интересно почему? – улыбнулся Томский. – Девушка с такой наружностью, как у вас, могла бы водить за собой толпы поклонников. Однако вы держите себя столь недоступно и дерзко, что немногим отличаетесь от шекспировской Катарины. Отчего такое пренебрежение к мужскому полу? Или, может, в вашем прошлом была какая-то несчастная любовь, о которой вы не в силах забыть?
– А почему вас это интересует? – с вызовом спросила Настя. – Ведь я же не любопытствую, кем занято ваше сердце.
– Но я спрашиваю не ради любопытства. Мне надо знать о вашем прошлом, чтобы разгадать, кто и почему на вас покушается. – Денис помолчал, искоса поглядывая на Настю. – Сказать по правде, меня радует, что вы противница амурных интриг. Но это же не мешает вам иметь какую-нибудь тайную страсть… например жениха, союз с которым не приемлет его или ваша семья.
– У меня нет тайной страсти и никогда не было жениха, – сказала девушка, стараясь не смотреть на Томского. – То есть раньше ко мне сватались довольно часто, но я всем отказывала.
Потом о моем странном характере разошелся слух, и свататься перестали. Но, право, не стоит об этом говорить, никто из бывших поклонников не имеет причины меня убивать.
– Дай Бог, чтоб это было так, – вздохнул Денис. – Значит, ни в прошлом, ни в настоящем вы не видите решительно никого, кто мог бы желать вашей смерти? А если вы просто не замечаете какой-нибудь мелочи, но в ней-то и кроется разгадка?
– Но как ее заметить?..
– Давайте вспоминать все с самого начала. Убийства начались через неделю после того, как вы приехали в Глухов?
– Через десять дней, – уточнила Настя. – Я приехала в конце мая, а Раину убили в начале июня.
– Уверен, что убийства Раины и Ольги нужны были злодеям лишь для отвода глаз. А главной мишенью были вы. Вас предполагалось зарезать на берегу озера, чтобы в очередной раз все свалить на нечистую силу. Скажите, а по дороге или по приезде в Глухов с вами не произошло ничего неожиданного? Может быть, вы стали свидетельницей какого-то необычного происшествия?
Настя задумалась, припоминая. Потом пожала плечами и покачала головой:
– Нет, совсем ничего. Не только происшествия, но даже сколько-нибудь примечательной встречи или знакомства не было. По дороге нам не встретились ни зловещие гадалки, ни хитрые бурсаки, ни подозрительные бродяги.
– А перед отъездом? Может, припомните что-нибудь?
– Перед отъездом? В Криничках? Да! – Настя встрепенулась и старательно пояснила: – Дня за три до моего отъезда в Криничках действительно случилось одно несчастье… хотя ко мне оно не имело отношения. Нашего садовника нашли мертвым в саду недалеко от его хаты. Он лежал лицом вниз, и голова у него была размозжена. Все решили, что он вечером крепко выпил и в темноте оступился, упал и ударился головой об острый камень. Но, правда, иные поговаривали, что он мог с кем-то повздорить и голову ему разбили в драке.
– А он мог с кем-то драться? У него были враги?
– Не знаю. Он работал у нас недавно, мама его наняла, когда старый садовник умер. Так что о прошлом этого парная нам было известно немногое. Кажется, раньше он жил где-то в соседнем уезде. А разве это важно?
– Еще не знаю, – задумался Денис. – В этом деле неведомо, что может оказаться важным. А других неприятных вещей в вашем доме не происходило?
– Пожалуй, нет, если не считать маминой болезни.
– Ваша матушка серьезно болела?
– Нет, просто недомогание. У нее болела голова, стучало в висках, бросало в жар… Илья привел уездного лекаря, и тот, осмотрев маму, сказал мне, что нет ничего опасного, посоветовал сделать небольшое кровопускание. Илья и Гликерия меня совсем успокоили, а то ведь я поначалу не решалась уехать из Криничек, боялась оставить маму.
– И я могу вас успокоить, – кивнул Денис. – У моей матушки пару лет назад тоже случались подобные недомогания.
Я даже попросил самого Фому Тихорского ее осмотреть. И он сказал, что это обычное дело в зрелом возрасте. Впрочем, вам об этом еще рано знать. – Он улыбнулся и тут же перевел разговор: – А из Криничек вы ехали вместе с Боровичами?
– Конечно. Они-то и уговорили маму отпустить меня.
– И долго они уговаривали вашу строгую родительницу?
– Да всю неделю, как гостили у нас, так и уговаривали. И я вместе с ними.
– А есть ли у вас еще родственники, которые противились вашему участию в спектаклях? Может быть, по отцовской линии?
– Нет, со стороны отца у меня не сохранилось родни. Он был старинного казацкого рода, но его отец и братья погибли в сражениях, а сестра недавно умерла в монастыре. Да у меня и со стороны матушки никого, кроме Ильи. Он сын ее старшей сестры. Моя мама ведь из знатных молдавских дворян, – добавила Настя не без гордости. – Так что напрасно ваша… тетушка считает меня такой уж провинциалкой. Впрочем, и вы, вероятно, про себя называете меня черкашенкой или цыганкой…
– Что? Черкашенка? Цыганка? – Денис рассмеялся, не сводя с Насти пристально-раздевающего взгляда, который особенно ее смущал. – Нет, прелесть моя, к таким вещам я равнодушен. Для меня личные достоинства человека куда интересней его происхождения по крови. Здесь я рассуждаю почти как господа космополиты. Знаете, кто это такие?
– Знаю… – Настя кашлянула, слегка замявшись, – Но ведь космополит – это почти то же самое, что и масон?
– Нет. – А вы разве знакомы с масонами?
– Представьте, с Мишей Херасковым в детстве мы даже дружили, а однажды чуть не подрались.
– Но, надеюсь, в те годы он еще не был масоном. – усмехнулся Денис. – А вы были с ним знакомы, вероятно, через молдавскую родню?
– Да. Мои дед и бабка, у которых я подолгу гостила в Переяславле, дружили с его семьей. Старики Флештины вообще старались меня образовывать. Возили в Киев, Харьков, а однажды и в Москву. Правда, в Петербург не успели.
– У вас еще все впереди. Сейчас главное – уберечь вас от опасности, а уж потом… – Денис замолчал, и взгляд его вдруг стал серьезным, даже хмурым. – Рассудок мне подсказывает, что нам с вами надо немедленно ехать в Кринички. Кажется, именно там скрыт ключ от убийственной тайны.
– Нам с вами ехать? – встрепенулась Настя. – Разве это возможно?
– Но иного выхода нет, – твердо заявил Денис. – Поручить это дело кому-то другому я не могу, а ехать в Кринички без вас мне просто не имеет резона, потому что вы многое должны будете объяснить мне там, на месте. К тому же я боюсь оставлять вас одну в Глухове.
Настя посмотрела на его серьезное лицо и с волнением спросила:
– Значит, вы уже о чем-то догадались? Вы знаете, с какого бока мне грозит опасность?
– Эти догадки слишком смутные, чтобы о них рассказывать. Может быть, в поездке я кое-что вам скажу, но не здесь и не сейчас. А ехать надо завтра с самого утра. Решайтесь.
– Но что я скажу родственникам? Как объясню Ивану Леонтьевичу мое отсутствие? А мама, когда увидит, что я приехала вдвоем с незнакомым мужчиной, назовем мой поступок безрассудным и нескромным.
– Все это пустяки, все это можно решить. Главное, чтобы вы верили мне и помогали.
– Что ж, я готова, – прошептала Настя, судорожно сглотнув комок в горле. – Только очень не хочется сорвать спектакль и подвести Ивана Леонтьевича.
– А мы его не подведем, – заверил Денис. – Поездка наша не продлится больше недели, и мы успеем вернуться за несколько дней до приезда гетмана. Кстати, именно Шалыгин поможет нам уладить дело с этой поездкой. Я уже все обдумал. Завтра утром вы исчезнете прямо с репетиции, а Иван всем объявит, будто за вами приехали из Криничек двое слуг, передали вам письмо от маменьки, и вы тут же сели к ним в бричку и помчались домой. Никто не сможет придраться к девушке, которая едет к матери в сопровождении своих домашних слуг. И только Шалыгин будет знать, что вы уехали со мной. Но он нас не выдаст, – особенно если я ему пообещаю заменить в спектакле Якова.
– А вы действительно замените? – удивилась Настя. – А не зазорно ли для такого важного ученого, как вы, играть в комедии?
– Я рад, что вас это забавляет, – улыбнулся Денис, заметив веселые искорки в глазах девушки. – Скажу вам честно, что и в бытность свою студентом я увлекался игрой в комедиях.
А ученый я пока еще не важный. Но с такой прекрасной героиней, как вы, даже господа Декарт и Невтон, верно, не отказались бы сыграть.
– А теперь вы говорите, как столичный кавалер, который пытается обольстить глупую мешанку, – заметила Настя и отвернулась. – Не надо, Денис Андреевич, я этого не люблю.
– Черт возьми, вот странное создание! – воскликнул Томский и хлопнул себя по коленям. – Большинство дам обожает комплименты, а вы…
– Но я ведь не дама, – усмехнулась Настя. – Я по сути своей – простая казачка… пусть даже с дворянскими корнями.
– Простая? Вы что угодно, только не простая, – пробормотал Денис и надолго замолчал.
Они молчали вместе, не глядя друг на друга и не решаясь даже громко вздохнуть. Неловкую, пронзительную тишину нарушал только шелест листьев и щебетание птиц. Настя почему-то надеялась, что Денис вот-вот скажет что-то важное, затаенное. А он вдруг резко встал со скамьи и, глядя на девушку сверху вниз, требовательно спросил:
– Так вы поедете в Кринички? Вы будете играть со мною в пьесе? Или мое общество совсем уж вам чуждо и неприятно?
От неожиданности Настя тоже вскочила с места и, оказавшись лицом к лицу с Денисом, быстро ответила:
– Я поеду, я буду играть. Я с благодарностью принимаю вашу помощь.
Его лицо на мгновение прояснилось, а потом опять стало суровым. Насте показалось, что какие-то слова готовы были слететь с его губ, но он подавил свой порыв усилием воли. Учтиво протянув ей руку, он сказал:
– Пойдемте, Анастасия Михайловна, я провожу вас до дома.
– Пойдемте. – Она вздохнула и, легко опершись на его руку, вышла из беседки. – Представляю, как испугаются родичи и слуги, когда я расскажу им о происшествии…
Денис и Настя вышли из парка на улицу. Возле брошенной ими коляски уже собралось несколько человек, среди которых был кучер Веры, сетовавший, что управитель запряг лучших панских лошадей, да и бросил их посреди улицы. Подойдя ближе, Денис объявил, что управитель лежит застреленный возле своего нового дома. Тут же в толпе поднялся гвалт; люди наперебой спешили рассказать, как только что нашли на окружной дороге Юхима с перерезанным горлом. Денис бросил тревожный взгляд на Настю и кивнул, словно бы говоря: «Да, я это предвидел». Потом, еще пару минут послушав свидетелей несчастья, он велел кучеру:
– Отвези нас с барышней в дом ее родственников, а потом оповести пристава о двух убийствах.
Денис и Настя уехали, а возбужденная толпа все росла и еще долго не могла угомониться. У каждого были свои суждения по поводу загадочных убийств, которые вдруг обрушились на спокойный город за последние две недели. Обвиняли кого угодно: беглых разбойников, татар, ляхов, евреев, солдат-москалей, гайдамаков, бродячих цыган, даже иезуитов. Но больше всего, конечно, доставалось всяческим ведьмам – особенно местной, обитавшей в озере. Так и не придя к единому мнению, толпа поредела и окончательно рассеялась, когда приблизился известный своей бестолковой суровостью пристав.
Подъехав к дому Боровичей, Денис и Настя вместе вошли в калитку и не заметили на другой стороне улицы Остапа Борисовича. Между тем Новохатько как раз направлялся в гости к Настиным родичам, надеясь поговорить с ними о своих серьезных намерениях в отношении девушки. Но, увидев, как Настя ведет в дом Дениса, с которым, не стесняясь, ехала по городу вдвоем и в закрытой коляске, Остап Борисович передумал идти в гости. Он не хотел быть смешным, а главное, побаивался новой встречи с Денисом. Потоптавшись несколько минут на месте, он крякнул, махнул рукой и отправился восвояси.
А Настя, слишком возбужденная событиями дня, чтобы ходить неторопливо, вбежала в дом с присущей ей стремительностью и, увидев, что дверь в комнату Гликерии приоткрыта, кинулась туда со словами:
– Меня сегодня снова чуть не убили!
Гликерия в этот момент сидела перед зеркалом в мужском гриме. Быстро отцепив усики и стянув с головы парик, она оглянулась на Настю и Дениса и испуганно воскликнула:
– О боже, это какой-то злой рок!..
– Это не злой рок, а злые люди, – сказала Настя. – Не знаю, зачем им нужна была моя жизнь, но, если бы не Денис Андреевич, быть бы мне убитой в чулане недостроенного дома.
Настя сбивчиво рассказала о происшествии. Гликерия слушала, округляя глаза и без конца вскрикивая. Подошел Илья и тоже начал испуганно сокрушаться. Узнав, что похитителями были Устин и Юхим, Гликерия хмуро заметила:
– Недаром же мой отец говорил, что управляющий в Напрудном – плут и мошенник, каких мало. Ходили слухи, что раньше он продавал девушек татарам, а те везли их в Турцию.
– Странно, почему же Вера не знала таких подробностей о своем управляющем? – удивился Денис.
– А женский пол, не в обиду ему будет сказано, вообще плохо разбирается в управителях, – заметил Илья, тяжело опустившись на стул. – Вот и тетушка моя, Татьяна Степановна, еле– еле научилась управляться со своими работниками, чуть совсем не дошла до разорения.
– Не клевещи на женский пол, – шутливо хлопнула его по руке жена. – Просто такой хитрец, как Устин, кого угодно мог обмануть.
– Но кто же те «хозяева», о которых говорили Устин и Юхим? – задумчиво спросила Настя. – Если это татары, которые увозят девушек в гаремы, так зачем они собирались меня убить?
– Кто знает, для кого сейчас выполнял работу этот мошенник и его недоумок-помощник, – вздохнула Гликерия и многозначительно перевела взгляд с Насти на Дениса. – У такой красивой девушки, как ты, всегда найдутся враги. Не правда ли, Денис Андреевич?
– Но не каждый враг пойдет на убийство, – заметил Денис.
– Подумать только, какой опасности избежала наша сестра! – воскликнул Илья, и они с Гликерией принялись обнимать Настю.
Потом столь же дружно Боровичи обратились к Томскому со словами благодарности.
Настя после объятий родственницы слегка измазалась ее гримом и, вытирая лицо, спросила:
– А ты для какой пьесы гримировалась, Ликера?
– Да ведь Иван Леонтьевич поручил мне роль хитрого слуги Транио в вашей английской комедии. Говорит, что я справлюсь лучше актера мужчины. А мне, признаться, даже обидно это слышать. Ведь я же все-таки женщина! – И Гликерия кокетливо рассмеялась, стрельнув глазами в Дениса.
– А знаете, Гликерия Харитоновна, вам очень идут усики и мужской парик, – заметил Томский. – Вы просто очаровательны в образе мужчины и могли бы быть очень модной при императорском дворе.
– Увы, мы с Ильей, при нашей бедности, не скоро попадем ко двору, – вздохнула Гликерия. – А здесь, в Глухове, такие переодевания мало кто поймет.
– По правде сказать, и я не вижу ничего хорошего, когда бабы рядятся в мужчин, а мужчины – в баб, – грубовато заявил Илья. – Вся эта глупая мода пошла от французских и италийских куртизанов.
– Не только куртизаны, иные дипломаты подхватили эту моду, – заметил Денис. – Вот известный шевалье де Бомон[18]18
Эон де Бомон – французский авантюрист XVIII века.
[Закрыть], выполняя тайное поручение Людовика XV, недавно явился в Петербург в женском костюме и вел переговоры с императрицей. Наши придворные до сих пор гадают, к какому полу он принадлежит.
Насте показалось, что Денис нарочно перевел разговор в игривую светскую болтовню. Она решила, что он старается отвлечь трусоватых Боровичей, дабы они не догадались о Настином отъезде и не помешали ей.
– Останьтесь у нас на ужин, Денис Андреевич, – попросила Гликерия. – Мы непременно должны отпраздновать чудесное спасение Насти.
За ужином Денис тоже старался избегать разговоров об убийствах и опасностях, а все больше болтал о вещах, которые могли бы составить ему репутацию легкомысленного придворного сплетника.
Зато Остап Борисович Новохатько был занят в своем доме делом отнюдь не шуточным. Он писал серьезное и даже слегка сердитое письмо Татьяне Степановне Криничной. От душевного расстройства буквы прыгали у него перед глазами и плохо складывались в строки:
Я бы не стал беспокоить Вас, достопочтенная Татьяна Степановна, но давнее знакомство и добрые чувства к Вашему семейству не позволяют мне равнодушно наблюдать, как невинное создание развращается, поддавшись влиянию порочного человека. Не так давно в Глухов явился некий господин Т. Он приехал из Санкт-Петербурга, а до этого побывал во многих европейских столицах. И повсюду на его пути оставались обманутые, брошенные в плачевном положении девушки и женщины. Это человек без всяких христианских понятий, он спит даже с собственной теткой. Уж не знаю, какой ереси, каких сатанинских навыков набрался он за границей, но только влияние его на женский пол поистине гибельно. Даже Ваша дочь, известная своей строгостью, поддалась его дьявольским чарам. А ведь он не смотрит на таких, как она, всерьез. Он из тех столичных щеголей, для которых все мы – провинциалы, хуторяне, хохлы, черкасы и просто нестоящие людишки. Знаю, что Вы, уважаемая Татьяна Степановна, ни за что бы не отпустили свою дочь в Глухов, если бы могли предвидеть, какому испытанию подвергнется здесь ее гордость и добродетель. Умоляю Вас как можно скорее приехать за дочерью и увезти ее подальше от чужого, порочного и надменного совратителя, который поступит с ней так же безжалостно, как и с предыдущими жертвами.
Преданный Вам Остап Новохатько
Довольный своим эпистолярным талантом, «синьор Казанова» запечатал и немедленно отправил письмо с нарочным.
