Текст книги "Чужой клад"
Автор книги: Александра Девиль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)
Глава пятнадцатая
Сватовство на сцене и в жизни
Иван Леонтьевич был до дрожи в коленях напуган внезапным приездом Теплова, которого, как и гетмана, ожидали в Глухове лишь через неделю. Теплов явился в гетманскую резиденцию тихо, почти тайно, никого не оповестив о своем приезде. Он часто так делал, желая застать подчиненных врасплох. Сразу же вызвав к себе Шалыгина, объявил ему, что сегодня вечером должно провести генеральную репетицию, ибо уже завтра, самое позднее – послезавтра пожалует гетман в сопровождении своих высоких гостей. Иван Леонтьевич едва не хлопнулся в обморок, не решаясь сказать, что главные исполнители сейчас в отъезде и едва ли успеют к вечерней репетиции. Не смея перечить суровому и властному ментору, подавленный служитель Мельпомены вышел в коридор и побрел прочь из дворца, спотыкаясь и понурив голову.
Но, на его счастье, одновременно с Тепловым в гетманскую столицу вернулась Наталья Демьяновна – мать Алексея и Кирилла Разумовских. Она несколько месяцев гостила у родичей в Козельце, на околице которого когда-то жила семья простого реестрового казака Григория Розума. В память о чудесном возвышении своих сыновей старушка решила заложить в Козельце церковь Рождества Христова.
Наталья Демьяновна была уже не той неловкой селянкой, которая когда-то, много лет назад, приехав по приглашению императрицы в Петербург и побывав в руках горничных и парикмахера, сама себя не узнавала в пышных придворных нарядах. Сейчас она уже со смехом вспоминала свой давний конфуз: как, поднимаясь по лестнице, увидела идущую навстречу даму в богатом уборе и, приняв ее за государыню, кинулась кланяться, – а потом оказалось, что Наталья Демьяновна не узнала собственного отражения в огромном зеркале.
Впоследствии, устав от церемоний непривычной петербургской жизни, она вернулась на родину, поселившись сперва в Козельце, а потом в Глухове. Бывшая казачка уже вполне освоилась со своим высоким положением и ничуть не робела, но при этом оставалась женщиной доброй и не спесивой. На ее-то доброту и уповал Шалыгин, надеясь, что Наталья Демьяновна защитит его от гневливого ментора. Да и к тому же Иван Леонтьевич знал об особой неприязни Розумихи к Теплову. Зародилась эта неприязнь давно, еще при первом объезде Украины молодым гетманом. В Чернигове тогда ветер сорвал с Кирилла Григорьевича ленту ордена св. Андрея, и Теплов подхватил ее. Наталья Демьяновна увидела в этом зловещее предзнаменование и не раз говорила сыну, что его хитрый наставник-«коварник» будет причиной многих бед, которые постигнут гетмана, да и саму Гетманщину. Кирилл Григорьевич не внял этим предостережениям, но и Наталья Демьяновна не изменила своего мнения о Теплове.
И вот сейчас, увидев Шалыгина, к которому относилась с симпатией, старушка всплеснула руками и огорченно воскликнула:
– Что-то совсем ты, Иван, не весел! Не захворал ли от своих актерских дел? Или, может, – тут она понизила голос, – наш коварник уже успел тебя отругать? Не журись, я за тебя, сироту, всегда заступлюсь.
– Ну, для сироты уж я великовозрастный, – смутился Шалыгин. – А вот за ваше милостивое заступничество огромная вам благодарность.
Он рассказал о том, что приезд высоких лиц ожидался немного позже, а потому к генеральной репетиции еще не все готово.
– Не беда, отложим репетицию до завтра, – успокоила его Розумиха. – А сегодня велю объявить, что буду принимать во дворце всю глуховскую знать, да и простых мещан тоже. Пусть все приходят. Сойдутся и станут промеж собой хвастаться-величаться да спорить за места в театральной зале. Ну, и коварнику поневоле придется с ними со всеми говорить, а не терзать тебя с этой репетицией.
– Поверьте, Наталья Демьяновна, у нас уже все готово, только главные исполнители сейчас в отъезде. Но они должны вернуться не сегодня завтра. Как только появятся – так и начнем.
– Вот и славно, – сказала добродушная Розумиха. – Может, к вечеру они и прибудут. А пока велю Теплову назначить во дворце прием, пусть идут ко мне с поклоном все, кто пожелает.
Итак, час решительного смотра талантов был отсрочен, но это не могло спасти Ивана Леонтьевича в случае задержки Насти и Дениса. Приказав всем актерам, а также певцам и танцорам усердно повторять свои роли, Иван Леонтьевич бегал от дворца к музыкальному и актерскому павильонам, выскакивал на улицу, вздыхал от нетерпения и в мыслях молился за успех своего любимого дела. Савву и еще двух казаков он послал следить за въездными дорогами – с тем, чтобы при появлении Насти и Дениса последние были тотчас оповещены о срочной репетиции.
В послеобеденные часы, когда зной уже стал немного спадать, взмокший и взволнованный Иван Леонтьевич топтался перед фасадом гетманского дворца, поглядывая на распахнутые по случаю приема гостей ворота парка. Все знатные горожане, явившиеся на прием, уже прошли в большую залу, и теперь площадь перед дворцовыми воротами была пуста.
И вдруг раздался цокот копыт и за оградой замелькал знакомый всадник, при виде которого Иван Леонтьевич чуть не подпрыгнул от радости и, поспешив ему навстречу, закричал:
– Денис! Слава Богу, я спасен!
Томский спешился, отдал поводья казаку, стоявшему на воротах, и с улыбкой поприветствовал Шалыгина.
– Но где Анастасия? Она скоро явится? – кинулся к нему с расспросами Иван Леонтьевич. – А ваша поездка была не напрасной?
Томский остановился, быстро глянул по сторонам и приглушенным голосом ответил:
– Как я и думал, убийцы – Боровичи. А помогал им во всем Заруцкий с товарищами.
Шалыгин слегка опешил, но потом нахмурился, возмущенно дернул головой и спросил:
– И доказательства есть?
– Есть. Кстати, не болела ли Гликерия после нашего отъезда?
– Да… – Шалыгин удивленно поднял брови. – Да, она полтора дня не выходила из дому. А ты откуда знаешь?
– Так я и думал, – кивнул Денис. – Она лишь сказалась больной, а на самом деле облачилась в мужское платье и поехала за нами. Гликерия – неплохая актриса, да и супруг ее тоже…
– Но какова причина их злодейств? – в недоумении вскричал Шалыгин.
– Причина та, что сгубила многих людей и даже целые народы, – алчность, зависть. Брат идет на брата ради клочка земли – это ли не вечная трагедия? Боровичам хотелось избавиться от Анастасии, но умертвить ее у себя в доме они не могли, это было бы слишком подозрительно. Вот и решили использовать зловещую легенду о лесном озере. А когда не получилось с озером, придумали разбойников в масках.
– Неужели ради простого, небогатого поместья в Криничках они решились на несколько убийств?
– Надо послать стражников к дому Боровичей, – вместо ответа сказал Денис. – Они могут догадаться, что их разоблачили, и сбежать.
В этот момент во дворе появился Савва с двумя казаками, и Шалыгин, подозвав их поближе, велел:
– Идите к дому Боровичей и приведите сюда пана Илью и пани Гликерию. Скажите им, что сам Теплов желает послушать их пение. Да смотрите, чтобы по дороге ко дворцу пан и пани не потерялись.
Когда казаки ушли, Иван Леонтьевич повернулся к Денису и заметил:
– Эта стража, пожалуй, будет понадежней пристава. Да и Боровичи, увидев простых казаков, ничего не заподозрят. Но, однако, где же панна Криничная? Вам с ней надо одеваться для репетиции. Все остальные актеры уже готовы.
– Она сейчас прибудет, – сказал Денис, поглядывая по сторонам. – Я ведь ехал верхом, а потому примчался прямо сюда. А она в карете со слугами и нянькой заедет в дом переодеться, а уж потом… Но вот, кажется, и она.
Перед воротами остановилась легкая открытая коляска, из которой, подобрав юбки, ловко выпрыгнула Настя.
– Ладно, я пойду переодеваться, а ты пока поприветствуй нашу приму, – усмехнулся Денис и, оглянувшись на Настю, поспешил к боковому входу во дворец – туда, где располагались театральные комнаты.
Шалыгин, с удивлением отметив, что Денис как будто избегает Настю, поприветствовал девушку и не удержался от вопроса:
– Неужели и вправду злодеями оказались ваши родичи?..
– Увы, все правда, – сухо ответила Настя. – Но об этом – после. Сейчас ведь надо срочно выступить перед Тепловым, так?
– Да, слава Богу, не он один сегодня будет нас оценивать, – сказал Шалыгин, вздохнув с облегчением. – Наталья Демьяновна тоже приехала, и я надеюсь на ее благожелательность.
– Говорят, в парадной зале собралось много людей? Тогда я тоже пройду через боковой вход, чтобы с ними не встречаться. – Настя кивнула на дверь, за которой скрылся Денис.
– Да, так будет лучше. А почему Боровичи не захотели поехать вместе с вами? Они что-то заподозрили?
– Вряд ли. Они сказали, что им не к спеху, придут пешком.
– Значит, я правильно сделал, что послал за ними казаков… – пробормотал Шалыгин.
– И вот еще какое дело, Иван Леонтьевич. Сегодня в Глухов прибыла моя мама. По дороге она познакомилась с какой-то дамой и хочет вместе с ней идти сюда, во дворец. Пожалуйста, прикажите привратнику и лакеям, чтобы любезно их пропустили.
– Не беспокойтесь, слуг я предупрежу и сам представлю вашу маменьку Наталье Демьяновне и Теплову. А вы, панночка, извольте бегом переодеваться к выступлению.
Настя не заставила себя долго ждать, кинулась к боковому входу, только юбки мелькнули у двери.
Иван Леонтьевич немного потоптался на месте, решая, то ли сразу идти к актерам и готовить их для выступления, то ли искать пристава и вызывать стражу для задержания убийц. Но, поколебавшись, он решил, что до окончания репетиции не стоит омрачать зрителей и актеров ужасным известием.
Шалыгин уже направился к ступеням дворца, но шум подъехавшей коляски заставил его оглянуться. В экипаже прибыли две женщины – по виду благородные дамы. Присмотревшись внимательней, он узнал в одной из них мать Дениса Томского, с которой однажды встречался в Петербурге. Лицо другой дамы тоже показалось ему знакомым, но он еще не успел понять, кого она напоминает, как Елена Никитична, подойдя к нему быстрым шагом, воскликнула:
– Здоров будь, Ваня Шалыгин! Узнала тебя сразу, ничуть не изменился. Вот, любезная Татьяна Степановна, если еще не знаете этого молодца, так представлю его вам: Иван Леонтьевич Шалыгин, управитель гетманского театра.
Шалыгин, тут же догадавшись, кем была вторая дама, живо откликнулся на приветствие:
– Добрый день, Елена Никитична и Татьяна Степановна… Криничная, я думаю. Ваша дочь только что предупредила меня, что вы придете во дворец с новой знакомой. Вот уж не предвидел, кем окажется эта дама! Я ведь с Еленой Никитичной знаком через ее сына. А вас, Татьяна Степановна, знал пока что лишь по рассказам вашей дочери и… и племянника.
Лицо Криничной заметно помрачнело, и она, переглянувшись с Томской, тихо сказала Шалыгину:
– Мне надо срочно переговорить с Настей. А что до племянника и его жены, так тут, понимаете ли, какое дело… не знаю, как и сказать…
– Вы о Боровичах не волнуйтесь, я уже послал за ними людей, они тоже скоро прибудут сюда, – заявил Шалыгин.
– Да я не об этом волнуюсь, – махнула рукой Татьяна Степановна. – Мне не дает покоя разговор, который я сегодня нечаянно подслушала. Илья с Гликерией говорили о каких-то убийствах, ножах, золоте… Я уж прямо извелась. Что тут в Глухове случилось за это время? Настя мне ничего такого не писала…
– Вы подслушали какой-то странный разговор?.. – Иван Леонтьевич лихорадочно соображал, как бы выйти из затруднительного положения, ибо не хотел и не имел времени объяснять почтенным дамам столь ужасные вещи. – Это, вероятно, Илья с женой учили роли в новой трагедии.
– Вот, я же вам говорила, что это все диалоги из пьесы! – воскликнула Елена Никитична. – Напрасно вы, голубушка, разволновались и напридумывали разных страстей.
– А как же кот, который… – пробормотала Татьяна Степановна.
– Это всего лишь случайность, – успокоила ее спутница.
– О чем вы, какой кот? – рассеянно спросил Шалыгин и, с беспокойством оглядевшись по сторонам, заторопился: – Пойдемте, сударыни, я представлю вас Наталье Демьяновне и Теплову. Думаю, вам позволено будет присутствовать на репетиции, поскольку ваши дети исполняют главные роли.
– Но мне сперва надо поговорить с Настей! – возразила Криничная.
– Сейчас невозможно, поговорите после репетиции, – заявил Шалыгин и с поклоном препроводил дам в центральную дверь дворца.
Большая зала напомнила Елене Никитичне императорский дворец на Мойке, куда однажды Томская была приглашена Елизаветой Петровной. В гетманском дворце все было уменьшено по сравнению с петербургским, но пропорции оставались те же, да и отделка так же поражала роскошью. По одной стороне залы шли огромные окна, по другой – венецианские зеркала. Шелковые обои бирюзового цвета великолепно сочетались с тонкой позолоченной резьбой, потолок был расписан изображениями нимф и фавнов. Для вечера слуги уже приготовили множество восковых свечей, вставленных в бронзовые подсвечники. Можно было представить, как роскошно и таинственно заблестит парадное великолепие залы в мерцании свеч. Татьяна Степановна, хоть и не была здесь ранее, но почти не дивилась окружающей роскоши и красоте, потому что ее мысли были заняты совсем другим. Елена Никитична, поглядывая на сосредоточенное лицо своей спутницы, и сама невольно проникалась тревогой.
Между тем в зале было полно людей, которые только и делали, что осматривали и обсуждали обстановку дворца. Дворяне, купцы и знатные мещане Глухова, засвидетельствовав свое почтение Наталье Демьяновне, теперь разошлись во все концы, любуясь зрелищем парадной залы, в которую их допускали лишь по большим праздникам, да и то не всех. Наталья Демьяновна, доставившая им это удовольствие, теперь скромно стояла в стороне, возле двери, ведущей в театральный флигель. С ней радом, но как-то в тени, топтался с хмурым видом Теплов. Наталья Демьяновна беседовала со священником церкви Св. Николая, и никто из окружающих не решался прерывать эту беседу. Впрочем, у гостей хватало о чем говорить, и в зале стоял ровный гул голосов, иногда прерываемый восклицаниями и взрывами смеха.
Шалыгин, пройдя прямо к Розумихе и Теплову, был сразу же замечен и удостоен внимания.
– Ну что, нашлись твои актеры? – с добродушной улыбкой осведомилась Наталья Демьяновна.
– Да, они уже одеваются для репетиции, – кивнул Шалыгин и указал на благородных вдов: – А вот их родительницы приехали. Позвольте представить: Елена Никитична Томская и Татьяна Степановна Криничная.
Мать гетмана благодушно выслушала приветствия обеих женщин и, узнав, что сын Елены Никитичны – ученый-историк, радостно кивнула:
– Это хорошо, мой Кирюша любит ученых людей. С ним из Петербурга приедет несколько академиков.
Томская сказала, что Денис уже имел честь быть представленным Кириллу Григорьевичу, и Наталья Демьяновна, улыбаясь, подвела итог беседе:
– Ну что ж, с матерями я познакомилась, пора и на деток посмотреть. Веди нас, Иван Леонтьевич, в театральную залу.
Дверь во флигель бесшумно отворилась, и в нее вошли Наталья Демьяновна с компаньонкой, Теплов с двумя своими секретарями, а затем Шалыгин и Татьяна Степановна с Еленой Никитичной, которым было позволено, как матерям главных исполнителей, присутствовать на репетиции.
Остальные гости, побродив еще немного по большой зале, были вежливо, но настойчиво выпровожены оттуда дворецким. Мало кто из них успел заметить появление Криничной и Томской. Между тем среди гостей были двое, которых приезд благородных вдов мог бы живо заинтересовать. Но как раз именно эти двое в момент появления Татьяны Степановны и Елены Никитичны были заняты беседой друг с другом и находились не в той стороне залы, через которую прошли вдовы. Так и получилось, что Вера Томская и Остап Новохатько вовремя не узнали о приезде почтенных дам, вызванных в дорогу «доброжелательными» письмами.
Беседа, которою были так увлечены Вера и Остап Борисович, касалась, разумеется, Дениса и Насти. Их одновременное исчезновение из Глухова выглядело не просто досадным, но и весьма подозрительным и, конечно же, не могло не волновать Веру и Остапа Борисовича. Когда, перебрав все возможные толкования этого отъезда, Томская и Новохатько так и не пришли ни к какому выводу, в толпе гостей возникло шевеление, вызванное просьбами дворецкого следовать к выходу. Только оказавшись за пределами дворца, Вера и Остап Борисович узнали из разговоров в толпе о возвращении в Глухов Насти и Дениса и о приезде их матерей, которых Шалыгин успел представить Наталье Демьяновне, пока Томская и Новохатько были заняты беседой. Товарищи по несчастью кинулись было засвидетельствовать свое почтение вдовам, но театральный зал оказался закрыт, поскольку на репетицию были допущены лишь избранные. Пришлось Вере и Остапу Борисовичу набраться терпения и ждать.
Между тем на сцене театрального зала уже шел генеральный смотр. Чтобы сразу же расположить строгих ценителей, коими являлись Теплов и его секретари, Иван Леонтьевич решил начать с самой выигрышной сцены – знакомства Катарины и Петруччо.
Шторы на окнах были задернуты, и лица немногочисленных зрителей тонули в полумраке, а потому актеры, выступавшие на ярко освещенной сцене, не сразу могли разглядеть тех, кто оценивал их мастерство. Впрочем, увлеченные игрой, они почти не смотрели в зал. Зато Татьяна Степановна и Елена Никитична наблюдали за сценой с восторгом, не отрываясь.
И в самом деле, игра актеров стоила того, чтобы ею восторгаться. Настя и Денис играли увлеченно, с азартом, позабыв о том, что они на сцене. Их сверкающие взгляды, колкие реплики, порывистые движения, – все было подобно искрам от удара скрещенных клинков.
– И до чего ж славно играют… – прошептала Елена Никитична, наклонившись к Татьяне Степановне. – Ваша дочь – настоящая красавица. И у нее талант.
– Только характер у нее – не лучше, чем у этой Катарины, – вздохнула Криничная. – Она и впрямь нуждается в укрощении.
– Мой Денис тоже, – усмехнулась Томская. – Однако на сцене они неплохо укрощают друг друга.
– Если бы в жизни моя Настя встретила такого славного и умного парня, – пробормотала Татьяна Степановна, не сводя глаз со сцены.
– Красивая пара, ничего не скажешь, – заметила ее соседка. – Неужели эти герои так и не поладят между собой?
Сцена знакомства Катарины и Петруччо подходила к концу; из-за кулис появились актеры, изображавшие старика Баптисту и других персонажей; выглядели они слегка беспомощно, но искрометная игра главных героев отвлекала внимание зрителей от второстепенных фигур. Наконец, воскликнув свою прощальную реплику: «Целуй же, Кет, меня без опасенья, сыграем свадьбу в это воскресенье!», Денис схватил Настю в объятия и, преодолев отчаянное сопротивление девушки, крепко ее поцеловал. Поцелуй получился столь впечатляющим, что Наталья Демьяновна и сидевший в зале синьор Валлоне невольно зааплодировали. Шалыгин с вопросительно-довольным видом оглянулся на Теплова, но тот хранил непроницаемое выражение и лишь соизволил слегка ударить ладонью о ладонь в знак снисходительного одобрения. Елена Никитична и Татьяна Степановна тоже хотели бы воздать хвалу талантам своих чад, но не решились сделать это громогласно, а только лишь переглянулись с понимающими улыбками. Благодаря тому, что сидели они тихо, да еще и в полумраке, Настя и Денис их не заметили и убежали за кулисы, не ведая, что играли под взглядами своих родительниц.
Дальше наступила очередь Бьянки и Люченцио, которых не очень умело, но старательно изображали Мотря и Тарас.
Тем временем Настя и Денис продолжали свое бурное объяснение уже за кулисами. Пользуясь всеобщей суетой, Настя пробежала между декорациями и спряталась за шторой у окна. Она боялась и в то же время втайне надеялась, что Денис без труда ее здесь найдет. Так оно и случилось. Чуть отодвинув штору, он увидел девушку прямо перед собой – и тут же заслонил ей путь к отступлению. Она вздрогнула и прижала ладони к своим раскрасневшимся щекам. Ее дыхание было учащенным, огромные черные глаза влажно блестели в полумраке.
– Настя, это же глупо – бегать друг от друга, словно мы маленькие дети, – сказал Денис, отводя ей руки от липа. – Давай наконец объяснимся.
– Уже объяснились в Криничках, о чем еще говорить? – нервно дернулась Настя. – Вы сказали мне, что я не подхожу вам в жены, потому что…
– Это неправда! – горячо запротестовал Денис. – Только ты одна мне и подходишь в целом свете. Но я был так ошеломлен появлением этого золота, что вконец растерялся. Ты не захотела меня выслушать, а я сразу не смог объяснить. Умоляю, выслушай хотя бы теперь, и ты все поймешь.
Он приблизил свое лицо к Настиному, и она чуть отодвинулась назад. Ее губы все еще горели от поцелуя, к которому Денис принудил ее на сцене.
– Ладно, говорите, только кратко, – пробормотала она, стараясь не встречаться с ним взглядом.
– Помнишь, я говорил о разочаровании, которое пережил, вернувшись из-за границы на родину? Ты, наверное, подумала, что я это сказал в философическом смысле: вот, дескать, увидел, как скудно и грязно живет народ в родном отечестве, как правят всюду интриганы и лихоимцы, – да и запечалился. Так? Нет, я был слишком молод, чтобы мучиться мировой или общественной скорбью. Причина была вполне личная. Некий богатый самодур, вышедший в дворяне из откупщиков, однажды за столом стал бахвалиться, да при этом каждым словом выдавал свое невежество. Тут я поневоле вспомнил французскую комедию «Мешанин во дворянстве». А потом еще прочитал из Антиоховой сатиры: «Коли речь моя слаба, коли в ней ни чину, ни связи, – должно ль о том тужить дворянину?»[24]24
Сатира на хулящих учение» Антиоха Кантемира.
[Закрыть] Самодур озлился, стал оскорблять меня, вспомнил недобрым словом и моего отца. Тогда я вызвал его на дуэль, хотя это было чистым безумием с моей стороны: я знал, что этот невежа заядлый охотник и прекрасно стреляет, а я в то время еще не успел толком обучиться стрельбе. Но отступать уж мне было негоже. На дуэли мы выстрелили почти одновременно, и я, конечно, промахнулся. А он прицелился точно мне в грудь, и лишь каким-то чудом я успел в последний миг заслониться пистолетом, и пуля только задела мне плечо. После этой дуэли меня обуял стыд: мне вдруг стало казаться, что я выгляжу этаким ученым неженкой. Оправившись от раны, я каждую свободную минуту стал посвящать стрельбе и фехтованию. От природы я не был обделен силой и ловкостью, а потому в ратных упражнениях делал успехи. Но мой коварный враг теперь уязвил меня с другой стороны. Он свел знакомство с управителем нашего имения под Тверью. Два мошенника быстро нашли общий язык и повели дело так, что скоро наше имение было вконец разорено. Мой враг еще больше разбогател и с помощью своих денег переманил одну актрису-француженку, с которой у меня был роман. При этом он во всеуслышание заявил, что поправить свои денежные дела я смогу только с помощью выгодной женитьбы. И даже предложил мне в жены свою сестру, о которой все знали, что она стара и уродлива. Дело у нас с ним опять дошло до дуэли, и на этот раз я его ранил. Но, даже раненый, он со злобой кричал мне: «Дурак ты, хоть и ученый! Когда вконец разоришься – женись на денежном мешке, иначе своих дел не поправишь». С тех пор прошло три года, и враг мой вместе с выжигой управляющим попали в тюрьму за казнокрадство, а я все еще не могу забыть той насмешки, которой он меня словно припечатал. Да и как забыть, если приятели столько раз со смехом меня спрашивали: «Что, брат Томский, когда женишься на денежном мешке?» Будто на другой способ обогащения у меня ума не хватит. Вот так порой насмешка ущемляет самолюбие на долгие годы. Прости меня, Настенька, что сразу все не рассказал.
– Какая глупая история! – фыркнула Настя. – Вы, Томский, и вправду ученый дурак!
– Да, верно… Лишь дурак мог в чем-то засомневаться, когда такая девушка, как ты, согласилась стать его женой.
Порывисто преодолев не слишком сильное сопротивление Насти, Денис заключил ее в объятия и страстно поцеловал. Когда он оторвался от ее губ, она сказала уже более мягко и почти без насмешки:
– Не лучше ли золото оставить в земле, чем зарывать в землю любовь?
– Настенька!.. Так ты меня прощаешь? – спросил он с надеждой и, не дожидаясь ответа, снова ее поцеловал. Движение Настиных губ и ее руки, обвившиеся вокруг его шеи, были красноречивей всяких слов. – Я вновь прошу тебя стать моей женой. Ты согласна?
Настя секунду поколебалась с ответом, но тут громкий голос Якова прозвучал где-то совсем близко:
– Пан Томский! Денис Андреевич! Вас спрашивают Иван Леонтьевич и Теплов!
Денис бы, может, и помедлил уходить, но Настя мгновенно от него отпрыгнула и, заслонившись шторой, скользнула в соседнюю нишу. Денису ничего не оставалось, как, досадливо тряхнув головой, пойти на зов устроителей праздника. По дороге он успел мельком удивиться, зачем вдруг понадобился Теплову.
А дело было в том, что, пока Денис объяснялся с Настей, а Тарас и Мотря изображали на сцене влюбленную пару, к Теплову на цыпочках приблизился чиновник его канцелярии и что-то шепотом ему рассказал. Тут же Теплов, встрепенувшись и нахмурив брови, сделал знак актерам остановиться и жестом подозвал к себе Шалыгина. Иван Леонтьевич приблизился, предчувствуя строгое внушение. И в самом деле, гнев Теплова не заставил себя долго ждать.
– Что это здесь у тебя творится, Иван? Актрис гетманского театра убивают, а ты молчишь? Почему только сегодня к вам приехал исправник из Нежина?
– Мы и раньше ему сообщали, наш пристав ездил в Нежин, – скороговоркой пояснил Иван Леонтьевич. – Но эти господа полицейские чиновники не очень-то торопятся, ведь убитые девушки были простого звания…
Татьяна Степановна и Елена Никитична, прислушиваясь к разговору, пересели поближе к собеседникам. Тарас и Мотря, все еще стоявшие на сцене, тоже насторожились.
– Они не простые, поскольку играли в гетманском театре! – грохотал Теплое. – И потом, у тебя же, кажется, есть актрисы и из дворян. Вот эта, которая играла Катарину, она кто? Отец ее – из казацкой старшины, так? Представь, какой шум среди местной знати наделало бы ее убийство! Почему ты мне вовремя не сообщил? Если вы тут сами не можете навести лад, так хоть бы мне-то вовремя сказали, я бы уж отыскал убийц! А теперь время упущено, злодеев не найдешь.
– Простите, ваше сиятельство, – скромно потупился Шалыгин, – но мы надеялись обойтись своими силами, не беспокоя вас. И уже распознали убийц.
– Распознали? И кто же это у вас такой смекалистый? – насмешливо спросил Теплов. – Небось, какая-нибудь бабка-колдовка, которая увидела лицо злодея в чане с водой?
– Нет, ваше сиятельство, загадку разгадал ученый человек, – с поклоном ответствовал Шалыгин. – Да вы его только что видели, он играл на сцене.
– Денис Томский? – удивился строгий ментор. – Вот уж поистине чудеса с этими господами учеными. Приезжают изучать древности, а сами занимаются спасением хорошеньких актрис… – Теплов хмыкнул. – И что же, он разведал правду? У него есть какие-то доказательства? Впрочем, пусть он сам обо всем мне доложит. Вели его позвать.
Приказание Теплова было тут же исполнено, и Дениса вызвали из-за кулис как раз в момент его объяснения с Настей.
Когда Денис вышел в зал, Елена Никитична нарочно прикрылась веером, чтобы сын сразу ее не увидел. Почтенная вдова хотела послушать его беседу с Тепловым как бы со стороны. Не менее напряженно прислушивалась к беседе и Татьяна Степановна, которая уже поняла, что ее Насте совсем недавно грозила смертельная опасность. Криничная хотела и боялась услышать имена убийц.
– Что же, адъюнкт, ты тут, значит, по сыскному приказу, да еще по актерскому делу? – с насмешкой спросил Теплов, оглядев Дениса с ног до головы.
Томский, облаченный в старинный колет и шоссы, выглядел причудливо, но при этом весьма привлекательно. Ничуть не смутившись от язвительного тона Теплова, он ответил тоже с усмешкой:
– Кирилл Григорьевич давно приглашал меня в свою столицу, и я, как почтительный гость, хотел быть полезным хозяину. Мне кажется, наш президент не будет корить меня ни за сыскное дело, ни за актерское.
Теплов пошевелил бровями и, хмыкнув, заметил:
– Что ж, актер из тебя неплохой, это я подтверждаю. Ежели завтра будешь играть не хуже – гетману понравится. А что до твоих поисков злодея… тут уж, братец, ты явно занялся не своим делом. Хотя вот Шалыгин говорит, будто ты нашел убийц. Однако еще неизвестно, что на это скажет нежинский исправник.
Денис знал от Шаляпина, что чиновник из губернского города – большой приятель и доносчик у Теплова, а потому ответил незамедлительно:
– Погодите вмешивать в это дело исправника; сдается мне, что убийцы сами себя выдадут.
– Но мне-то ты можешь сообщить, кто они? – с оттенком раздражения спросил Теплов.
– Могу, хоть мне это весьма досадно. Убийцами оказались родственники той благородной барышни, что играла со мной на сцене. Их зовут Илья и Гликерия Боровичи.
Татьяна Степановна, хоть и ожидала такого ответа, все-таки не выдержала и, ахнув, схватилась за грудь. Елена Никитична стала обмахивать ее веером и успокаивать. Тут все оглянулись на женщин, и сердобольная Наталья Демьяновна воскликнула:
– Вот бедняжка Татьяна Криничная, ведь это ее племянник!
Денис, увидев мать, кинулся к ней с радостным удивлением:
– Матушка! Какое чудо вас привело сюда?
– Об этом после, – сказала Елена Никитична, приобняв сына. – Но, однако, я вижу, что приехала вовремя. Тут, право, такие события, такая кровавая драма… И в центре ее – дочь моей новой подруги.
Денис перевел взгляд на Татьяну Степановну, без труда догадавшись, что перед ним – мать Насти.
– Неужели и вправду Илья хотел убить Настю?.. – прошептала вдова, горестно покачав головой.
– Увы, сударыня, – вздохнул Денис. – Поверьте, мне очень жаль, но это правда.
– Да… недаром я их заподозрила сегодня, когда слышала этот странный разговор о ноже и золоте… – прошептала Криничная.
– Какой разговор? – тут же забеспокоился Денис.
Теплое, его секретарь, Наталья Демьяновна и даже синьор Валлоне с любопытством повернулись к Татьяне Степановне. Она постаралась объяснить как можно короче:
– Гликерия упрекала Илью, что у него не хватило духу вовремя ударить ножом. А потом они еще досадовали на защитника, который им все время мешает. Теперь я понимаю, что защитник моей дочери – это вы, Денис Андреевич.
– Не волнуйтесь, Татьяна Степановна, все уже позади. – Денис поклонился и поцеловал руку Настиной матери.
Теплов, желавший, видимо, и себе присвоить часть заслуг по поимке преступников, металлическим голосом провозгласил:
– Следует немедленно арестовать убийц! Я сам с ними поговорю! Надо же знать причины такого злодеяния.
– Видите ли, сударь, – быстро вмешался Иван Леонтьевич, – если прислать за ними ваших чиновников, так злодеи, пожалуй, сразу обо всем догадаются и сбегут. А потому я велел нашим казакам доставить Боровичей в театр, словно бы на репетицию оперы. Они ведь, знаете ли, в опере поют…
