Текст книги "Чужой клад"
Автор книги: Александра Девиль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)
Глава седьмая
Нападение
Как ни долог был июньский день, но и он уже начал клониться к закату, когда Настя и Остап Борисович вышли на улицу из дома Боровичей. Прохожие, что попадались на пути, почтительно раскланивались и задерживали любопытные взгляды на столь приметной парочке.
Настя знала, что глуховские купцы и мещане недолюбливали заседателя, считая его изрядным лихоимцем. Видимо, такое мнение о нем (как, впрочем, и о других чиновниках) не было лишено оснований, и Насте порой становилось неловко из-за своего давнего знакомства с Новохатько, которое со стороны могло показаться дружбой. Нетрудно было догадаться, что городские сплетники давно уже сосватали Настю и Остапа Борисовича, а сегодняшний их совместный поход к попу только укрепит подобное мнение.
Настя морщилась от досады, а «Казанова», напротив, горделиво выпячивал грудь и умильно поглядывал на свою хорошенькую спутницу, стараясь возле каждой кочки брать Настю под руку, словно поддерживая. На самом же деле захмелевший Остап Борисович сам нуждался в поддержке.
И, как на грех, когда они проходили мимо кофейни «Мадам Шато», прямо им навстречу со ступенек с его изящного заведения спустился не кто иной, как Денис Томский. Он оглядел Настю и ее спутника скептическим взглядом, и девушка почувствовала, что у нее уши запылали от смущения и досады. Надо же такому случиться, чтобы Денис, которого она не видела уже три дня, вдруг встретился ей именно сейчас, в такой неподходящий момент! Что он подумает о девушке, которую держит под локоток толстый пьяный чиновник, приписанный ей молвою в женихи? Ответив на приветствие Дениса, Настя выдернула свою руку из цепких пальцев «Казановы», но было уже поздно: Томский успел заметить ее жест и насмешливо улыбнулся. Настя и Остап Борисович проследовали дальше. Она чувствовала, что Томский смотрит им вслед, но не решилась оглянуться и проверить это.
– Видите, Анастасия Михайловна, столичный щеголь только и знает, что шататься по злачным местам, – сказал Новохатько и тут же споткнулся о придорожный камень. – Черт, вот дороги-то никудышные!.. Да, так я вам говорю, заметьте: никакой он, видно, не ученый, а так, гуляка и хвастун.
– Но кофейня – не злачное место, – возразила Настя. – И к тому же господин Томский вовсе не пьян.
– А вы откуда знаете? У него на лбу не написано. Ой, глядите, Анастасия Михайловна, не увлекайтесь залетными вертопрахами! – И Новохатько с пьяной улыбкой погрозил девушке пальцем.
– Я-то не увлекаюсь, а вот вы, Остап Борисович, что-то слишком внимательны к его родственнице, – сказала Настя, решив все-таки выведать у Новохатько содержание его разговора с вдовой. – Видела я давеча, как вы увлеченно беседовали с Верой Томской.
– Да? Вы подсматривали за мной? – игриво осведомился заседатель и покрутил ус. – Поверьте, милая панночка, меня никто, кроме вас, не интересует. А Вера Томская, представьте, сама меня остановила и разговор завела. Не мог же я отвернуться от такой знатной дворянки.
– И не просто дворянки, но и красавицы, – подзадорила его Настя и поинтересовалась наугад: – Вероятно, госпожа Томская спрашивала вашего совета по продаже имения?
– А она разве продает имение? – удивился Новохатько. – Вот не знал, я бы ей хорошего покупателя подсказал. Семен Кульбаба разбогател на торговле селитрой, так теперь уж и рвется завести имение. Хочет дворянство купить. Не знал я, не знал, что Томская…
– Значит, она спрашивала ваших советов по ведению хозяйства? – перебила его Настя.
– Ох, вы любопытная барышня! – Новохатько снова погрозил ей пальцем. – А вдова Томская о хозяйстве у меня не спрашивала. Вы не поверите, но разговор шел о вас. Она изволила интересоваться, кто вы, что вы, откуда, из какой семьи.
– Но что ей за дело до меня? – удивилась Настя.
– Да уж не знаю. Может, боится, что вы у нее жениха отобьете. – И Остап Борисович, по своему обыкновению, громко захохотал.
– Вот еще глупости приходят вам в голову! – рассердилась Настя и, не оглядываясь на спутника, ускорила шаг.
Церковь, где служил отец Викентий, стояла на небольшом пустыре, отделявшем город от казацкой слободы, и ее обыкновенно называли слободской, чтобы не путать с пышной церковью Святого Николая на центральной площади и с Успенским собором при монастыре. В этот поздний час церковь была уже закрыта, и священника, скорей всего, следовало искать в его доме, что располагался рядом с церковным двором.
По одну сторону пустыря тянулась рощица, а по другую на некотором расстоянии виднелись хаты ремесленного люда и казацкой бедноты.
Настя почему-то вдруг подумала, что именно по этой дороге шла Ольга, направляясь к дому кузнеца. Где-то поблизости на бедную девушку напали неизвестные злодеи…
И только Настя об этом подумала, как сзади ей почудился чей-то пристальный взгляд. Она быстро оглянулась, но ничего не заметила. Впрочем, за толстыми стволами дубов вполне мог спрятаться человек.
– Давайте идти быстрей, Остап Борисович, – сказала она, невольно ускоряя шаг.
– Неужели вы испугались? – спросил Новохатько, молодцевато расправляя плечи. – В городе, средь бела дня? К тому же я при сабле. Со мной, Анастасия Михайловна, вы можете ничего не бояться.
Однако уже через мгновение девушке пришлось убедиться, что у ее бравого спутника слова расходятся с делом. Прямо из придорожных кустов навстречу Насте и Остапу Борисовичу выскочили два человека в масках и с саблями наголо. Все было совсем как в рассказе Ильи и Заруцкого или как в страшном сне. Бандиты бежали прямо на Настю, а растерявшийся Новохатько даже не думал заслонять ее собой. Девушка метнулась к ближайшему дереву, и сабля, нацеленная ей в грудь, царапнула ствол. А в следующую секунду раздался выстрел, и бандит, едва не убивший Настю, зарычал от боли и упал, схватившись за живот.
Стрелял Денис Томский; однако он не успел перезарядить пистолет, как другой бандит и еще неизвестно откуда взявшийся третий, тоже в маске, пошли на него в атаку. Рукоятью пистолета Денис отбил клинок одного из нападавших и отскочил в сторону, спасаясь от следующего удара. А Новохатько застыл на месте, совершенно обездвиженный страхом.
– Помогите же, Остап Борисович! – крикнула Настя и, видя, что перепуганный заседатель вряд ли выйдет из своего столбняка, подскочила к нему, выхватила саблю у него из ножен и бросила ее Томскому: – Держите, Денис!..
Томский поймал оружие на лету и вовремя успел отразить атаку самого высокого и крепкого из нападавших, сабля которого лишь слегка оцарапала левую руку Дениса. Настя, испугавшись, что разбойники сейчас с двух сторон набросятся на Томского, стала громко звать на помощь, надеясь, что ее услышат жители ближайших домов. И вдруг второй бандит, оставив своего товарища расправляться с Томским, ринулся к Насте. Денис успел заметить этот маневр и, преградив дорогу нападавшему, крикнул девушке:
– Бегите, Настя, я их задержу!
Денис отбивался сразу от двух бандитов, и Настя не могла заставить себя спасаться бегством. Повернувшись в сторону казацких дворов, она еще раз позвала на помощь. И тут же увидела, что через плетень перескакивает молодой казак и с саблей наголо мчится навстречу дерущимся. Через пару секунд Настя узнала Тараса. Увидев, что явилась подмога, бандиты не стали продолжать драку, а кинулись в кусты. Денис и Тарас попробовали их догнать, но оказалось, что у нападавших в роще привязаны лошади. Пока более щуплый разбойник их отвязывал, крепыш отбивался от преследователей и задел саблей молодого казака, однако и сам был ранен. Ринувшись в заросли, Денис успел заметить, с какой быстротой разбойники унеслись по проселочной дороге.
– Эх, ушли!.. – досадовал Тарас, в азарте боя не обращая внимания на раненое плечо, из которого уже текла кровь. – Ушли, изверги!.. Может, это те, что мою Оленьку убили!..
– Спасибо за помощь, казак, – повернулся к нему Денис. – Без тебя бы мне трудно пришлось.
– Да что вы, пан… – смутился Тарас. – Вы и сами храбро сражались. Эти ж злодеи набросились вдвоем на одного…
– Нет, Тарас, не вдвоем, а втроем, – сказала Настя, указывая на поверженного выстрелом бандита. – И не на господина Томского они набросились, а на меня и пана судью. А Денис Андреевич пришел нам на выручку. Если бы не он и не ты, быть бы мне сейчас там, где Ольга и Раина. Однако вы с Денисом Андреевичем ранены, вам надо скорее к врачу. В гетманском доме живет медик Чубенко, самого Фомы Тихорского ученик.
– Я и сам у Фомы Трофимовича учился, – блеснув глазами на Настю, сказал Денис. – У меня на руке просто царапина, а вот у Тараса рана довольно глубока. Давай-ка я тебе перевяжу плечо, казак, чтоб остановить кровь. У меня платок большой, как раз хватит перетянуть.
Видимо, шум и Настины крики о помощи были услышаны не только Тарасом, потому что со стороны ремесленного посада уже неслось человек десять, среди них были Савва, а также Мотря со своими подружками Фросей и Горпиной. Увидев, что Томский перевязывает раненого Тараса, Мотря так и ахнула:
– Что тут случилось?.. Кто тебя ранил, Тарасик?..
Настя уже давно приметила, что горничная неравнодушна к молодому казаку. Пока жива была Ольга, Мотря изводилась ревностью и прятала свои чувства, но теперь они у нее то и дело прорывались.
Настя рассказала о нападении, и Савва тут же бросился к поверженному бандиту, сдернул с него маску и, заглянув в мутные глаза, сообщил:
– Отходит. Жаль, из него уж ничего вытрясти не удастся. Рожа-то незнакомая, никогда его в наших краях не видел.
Все столпились посмотреть на умирающего разбойника. Его никто не признал. Однако Настя обратила внимание, что Мотря, увидев бандита, вздрогнула и зажала рот рукой. Насте даже показалось, что горничная собирается что-то сказать, но в этот момент Тарас, которому Томский закончил перевязывать плечо, кинулся к бандиту и, в ярости пнув его ногой, воскликнул:
– Наверное, из тех душегубов, что убили мою Олю! Я б жизнь отдал, чтоб им всем отомстить за нее…
В глазах парня заблестели слезы, и Мотря, нахмурившись, отступила в сторону и отвернулась от Тараса, горевавшего по невесте над трупом убитого разбойника.
Перед мысленным взором Насти вдруг промелькнули фигуры двух убегавших бандитов, и девушке почудилось в одном из них что-то смутно знакомое. Но беглое воспоминание испарилось, не оставив следа, потому что Настя посмотрела на Дениса и встретилась с ним глазами. Сделав к нему несколько быстрых шагов, она сказала:
– Вы тоже ранены, Денис Андреевич, и вас бы надо перевязать.
Он глянул на порванный рукав камзола, слегка вымазанный кровью, и с усмешкой заметил:
– Пустяки, кровь уже остановилась. Вот камзол мне жалко. Все-таки шелковый и сшит у модного портного.
– Все бы вам шутить, Денис Андреевич, – покачала головой Настя.
– Кстати, когда вы так ловко бросили мне эту саблю, то назвали меня просто по имени, без отчества, – тихо сказал Денис. – И должен признаться, мне это понравилось.
Он все еще держал в руке саблю Остапа Борисовича, который неподвижно стоял в стороне, приходя в себя после страшного происшествия.
– Так кто ж эти изверги, зачем они напали? – вопрошал, оглядываясь вокруг, Савва. Заметив Новохатько, подскочил к нему: – Что скажете, пан судья? Может, разбойники хотели убить панну Криничную, как убили Олю и Раину? Я ведь так и думал, что это дело рук лихих людей, а не какой-то озерной ведьмы.
Остап Борисович наконец опомнился и, солидно откашлявшись, сказал:
– Эти разбойники охотились вовсе не за панной Криничной, а за мной. Сегодня утром мне передали записку с угрозами. Дескать, расправимся с тобой, судья, за то, что ты слишком строго нас судил.
Настя могла бы поклясться, что бандиты в масках бросились именно к ней, не обратив внимания на Остапа Борисовича, и она язвительно спросила трусоватого ухажера:
– А почему вы не защищались, пан судья, если разбойники на вас нападали? Ведь вы, кажется, даже не ранены, как Тарас и господин Томский.
– Я потому не защищался, что хотел подпустить их поближе и отвлечь от вас, – ответил Новохатько, запинаясь. – И, клянусь, я бы их всех уложил, если б вы, панна, не отдали мою саблю господину Томскому.
Даже мужчины стали давиться от смеха, услышав такой ответ. А Новохатько, строго посмотрев на хихикающих девиц, обратился к Денису:
– Кстати, господин Томский, верните мне оружие, я теперь всюду должен его носить, потому как моя жизнь в опасности.
Денис протянул саблю рукоятью вперед и с насмешкой заметил:
– Оружие надо не просто носить, но и пользоваться им, когда следует.
Новохатько не сразу нашелся с ответом, но, вложив саблю в ножны, внушительным голосом изрек:
– Если б не моя сабля, так и вас бы не было в живых.
Настя невольно возмутилась:
– Вы бы, Остап Борисович, хотя бы поблагодарили господина Томского за наше спасение! Ведь ему-то никто не угрожал, а он, рискуя жизнью, кинулся нам на выручку.
– Это дело темное, – проворчал Новохатько, глядя в сторону. – Кстати, мне непонятно, почему господин Томский вдруг оказался здесь.
– То же самое могу спросить у вас, – парировал Денис.
– Ну, я… мы с Анастасией Михайловной шли к попу, чтобы допросить его насчет Юхима, – ответил Новохатько, вытирая вспотевший лоб. – Панна Криничная на днях видела Юхимку возле своего двора. Может, он и сегодня был среди этих разбойников?..
Тут в разговор вмешался Савва:
– Да не мог Юхимка быть среди них! Он, хоть и здоровяк, а на саблях драться не умеет. И откуда бы у него лошадь взялась?
Поднялся настоящий спор, в котором не участвовали только Настя и Денис. Все же остальные наперебой высказывали предположения о разбойниках в масках, считая их то беглыми ворами, то татарскими работорговцами или даже турецкими янычарами.
Толпа любопытных продолжала прибывать, ибо слухи распространялись по маленькому городу с невероятной быстротой. Все разглядывали убитого разбойника, но никто его не признавал.
Среди общего шума и неразберихи Денис подошел к Насте и шепнул ей:
– А все-таки, сдается мне, разбойники охотились именно за вами. Уж не хотят ли вас продать в гарем какого-нибудь паши?
– Если б меня хотели продать в гарем, то не метили бы мне в грудь саблей, – быстро ответила Настя.
– Умоляю вас, будьте осторожной и никуда не ходите одна, – тихо сказал Денис, и в его всегда насмешливом взгляде блеснула неподдельная тревога.
Дальше их разговор прервался, потому что на Настю налетели взволнованные и перепуганные Боровичи.
– Господи, что за испытания на нашу семью? – воскликнула Гликерия, обнимая девушку. – И все в один день! Не успели муж с отцом отбиться от лиходеев, как уже и на тебя напали!
Услышав такие причитания, Томский заинтересовался, кто и когда покушался на жизнь Боровича и Заруцкого. Выслушав объяснения Ильи, он помрачнел и снова обратился к Насте:
– Вам не следует никуда ходить одной. Даже на репетиции.
– Обещаю вам, господин Томский, мы проследим за Настей, – поспешила сказать Гликерия. – Но, впрочем, она ведь такая упрямая, никого не слушается…
Несмотря на сопротивление, Настя была с двух сторон схвачена под руки заботливыми родственниками и уведена с места происшествия. Уходя, она невольно оглянулась на Томского.
Дома Гликерия принялась наставлять девушку:
– Не следует тебе, Настя, так уж любезничать с Денисом Томским. Конечно, спасибо ему, что выручил вас с Остапом Борисовичем, но, если с другой стороны поглядеть, так почему он вдруг оказался возле тебя? И без того, наверное, о вас с ним поговаривают, а теперь еще и новые сплетни пойдут.
– Какие сплетни, что за ерунда? – отбивалась Настя, хотя в душе ей было не так уж неприятно, что ее имя связывают с Томским.
– Гляди, Настя, чтобы эти слухи не дошли до Татьяны Степановны, – предостерег Илья. – Насколько я знаю свою тетушку, она тут же растревожится, расхлопочется и, будучи женщиной со слабым здоровьем, еще, не дай бог, сляжет.
– Ну что вы на меня накинулись? – рассердилась Настя и на всякий случай прикрыла дверь, чтобы не подслушала прислуга. – Разве я любезничала с Томским? Просто поблагодарила его и Тараса за помощь. И матушка моя, если бы узнала, была бы ему благодарна. А то, что он оказался поблизости, так это вполне объяснимо. Томский обещал Ивану Леонтьевичу охранять его актрис, вот и выполняет обещание.
– Ах, так он это делает из дружбы к Шалыгину? – спросила Гликерия, лукаво переглянувшись с Ильей. – Почему-то меня он так истово не охраняет.
– Но у тебя ведь есть муж, – заметила Настя.
– Правильно, мужу или жениху такое участие позволительно, – строго сказала Гликерия. – Но господин Томский тебе не жених. И никогда им не будет, позволю заметить. Не хотела я тебе говорить, но раз уж разговор так повернулся… Ты ведь знаешь, что мой отец познакомился с управляющим Веры Томской? Видела этого Устина?
Настя кивнула, вспомнив гундосого и вертлявого человечка лет сорока пяти – управляющего в Напрудном. На днях он приехал в Глухов закупать кирпичи и доски для строительных работ и уже успел побывать в гостях у Заруцкого.
– Так вот, – продолжала Гликерия, – вчера отец с Устином заглянули в шинок к Федорчихе. Ну а Федорчиха баба любопытная: как заметила, что Устин захмелел и язык у него развязался, так и подсела к нему, принялась расспрашивать про барина. Ну, тот и выложил, что господин Денис Томский, хоть и ученый, а по женской части весьма большой ходок. Уже нескольких девок обрюхатил да и бросил – и в Москве, и в Петербурге, и в деревне своей. Теперь, может, и в Киеве, и в Глухове оставит после себя незаконное потомство. А женится все равно на Вере, потому как давно мечтает соединить имения, оставшиеся после его отца и дяди. Кроме того, Вера очень нравится его матери.
– А мнение родителей следует уважать, – вмешался Илья. – Думаю, что Татьяна Степановна не одобрила бы такого кавалера, как Томский. Ей больше по душе человек степенный, надежный, давно знакомый. Такой, например, как Остап Борисович.
Настя, помрачневшая после рассказа Гликерии, с раздражением откликнулась на слова Ильи:
– Ваш Остап Борисович оказался отменным трусом. Если бы Томский не пристрелил первого бандита, лежала бы я на пустыре, порубанная саблей.
– Наш пан судья просто растерялся, – вздохнула Гликерия. – К тому же мы его за обедом уж слишком напоили… А что этот убитый бандит? Его хоть кто-нибудь узнал?
– Нет, никто. Следовало бы, конечно, всех горожан привести на опознание, но чиновники наши, я уверена, велят закопать злодея подальше и все это дело замять. Им бы только навести лоск к приезду ясновельможного, чтобы удостоиться похвалы. – Настя отвернулась и хмуро посмотрела в окно, за которым бегали по вечерней улице напуганные новым происшествием горожане.
– Боже, как я разволновалась… – Гликерия ожесточенно замахала веером, взметнув легкое облачко пудры с волос. – Так разволновалась, что совсем забыла про свое новое платье. А мне ведь непременно надо его надеть на завтрашнюю репетицию. – Она выглянула за дверь и громко позвала: – Мотря! Мотря, ты погладила мне красное платье с черным корсажем? Мотря! Ну, где опять эта лентяйка?
Горничная вбежала, запыхавшись, и выпалила с порога:
– Сейчас, пани, я уже утюг поставила! Но там еще рукавчики надо подшить.
Настя, оглянувшись на служанку, только теперь, словно впервые, заметила, что Мотря весьма недурна собой – пожалуй, если ее поярче одеть, так будет не хуже покойных Ольги и Раины.
– Рукавчики?! – вспылила Гликерия. – А что ж ты делала до сих пор? Опять болтала с подружками? Ох, смотри, бездельница, выгоню тебя в три шеи!
Мотря скромно потупилась и промолчала. Пожалуй, она не принимала всерьез угрозы своей хозяйки, потому что непросто было найти другую горничную, которая могла бы еще так недурно шить, как Мотря.
– Ладно, хватит уж тебе, Ликера, – вступилась за служанку Настя. – Не ругай девушку. Она с подругами тоже была на пустыре возле церкви и за меня переживала. И даже хотела поухаживать за ранеными.
– Что? Так ты еще и бегаешь глазеть на драки? – разгневалась Гликерия. – Разбойники тебе нужней, чем твоя работа? И кого же ты, интересно, хотела перевязать? Уж не того ли бандита, которого пристрелил господин Томский?
– Что вы, пани!.. – Мотря даже содрогнулась. – Да я к этому убитому и близко не подошла. Я страх как боюсь покойников.
– Ну, ладно, иди, заканчивай платье, – махнула на нее рукой Гликерия. – С этими девками просто беда. Наверное, я слишком мягкотела, потому они на голову и садятся. Они ведь совсем как Серпина, которую я играю в «Служанке-госпоже». Вот с мужиками мой отец умеет управляться, он им спуску не дает.
– Да, пожалуй… – Настя рассеянно оглянулась. – Кстати, а где Харитон Карпович? Наверное, еще не оправился после нападения разбойников? Мне тоже нелегко сразу отойти. Такое потрясение…
– Нет, отец у меня крепкий, он уже вполне оправился. Но, понимаешь ли, Настя… случилась еще одна беда. – Гликерия тяжело вздохнула. – Полчаса назад прискакал человек из нашего имения и сообщил, что там был пожар, Сгорела часть конюшни. Ну и отец с Василем, конечно, тут же помчались в деревню.
– Вот оно что… Выходит, никакой передышки Харитону Карповичу?
– Отец не ропщет. Быть управляющим в имении – это его стезя, как наша стезя – театр. Каждый выбирает то, что ему по нраву.
Настя слегка улыбнулась, засомневавшись в театральной стезе Боровичей, но спорить не стала. Ее мысли были заняты совсем другим.
