Текст книги "Чужой клад"
Автор книги: Александра Девиль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)
Глава девятая
Друзья по несчастью
Уже через два дня после возвращения Полины из Москвы Анастасия Михайловна почувствовала себя значительно лучше и, едва окрепнув, тут же позвала внучку для серьезного разговора.
Теперь пожилая дама уже не лежала, а сидела, обложенная высокими подушками, и цвет ее лица заметно улучшился, а глаза приобрели характерный для нее живой блеск, который особенно радовал Полину, поскольку свидетельствовал о бодром состоянии духа бабушки.
– Ну, рассказывай, красавица, как съездила в Москву, – велела Анастасия Михайловна. – Только все рассказывай, без утайки.
– Да что рассказывать-то? – смутилась Полина, удивленная необъяснимой проницательностью бабушки. – Я ведь тебе уже говорила, что съездила благополучно, аптеку Шмидта нашла быстро. Или, может, лекарство тебе не подошло?
– Нет, лекарство хорошее, спасибо тебе и Францу Ивановичу. Если б не лекарство, я б еще долго в постели валялась и с тобой бы сейчас так бодро не говорила. А вот ты, милая моя, видно, многого мне недоговариваешь. Может, объяснишь своей старой бабке, какую гадалку ты искала в Москве возле трактира «Пирожник»?
– Ах, вот оно что, – пробормотала Полина. – Значит, это Ермолай тебе доложил…
– Не он доложил, а я его расспросила. Мои слуги не имеют привычки от меня что-либо утаивать. Ну, так зачем тебе понадобилась гадалка? Ты хотела поворожить на Куприяна?
– Нет, разумеется, нет! Полина чуть ли не с гневом отвергла подобное предположение. – Да я вовсе и не ходила ни к какой гадалке, я просто так сказала Ермолаю, для отвода глаз. На самом же деле я собиралась пойти к Василисе… правда, так и не дошла.
– К Василисе? А зачем это было скрывать от Ермолая? Ты ведь шла к ней за травами для меня? Или… – Анастасия Михайловна вдруг замолчала, пораженная внезапной догадкой. – Да… говорят, Василиса известна в Москве как повивальная бабка и лекарка по женским делам. Уж не ходила ли ты к ней за советом и помощью для себя? Признавайся, не молчи! Все равно я не успокоюсь, пока не узнаю всей правды.
– Бабушка, да я и не могу от тебя ничего скрывать, я только не хотела навредить твоему здоровью, тебе же нельзя волноваться!
– А я волнуюсь гораздо больше из-за неизвестности, чем из-за правды. И я уже достаточно окрепла, чтобы поговорить с тобой откровенно. Расскажи все, как было. И себе душу облегчишь, и мне.
Полина уже внутренне приготовилась рассказать бабушке о своей злосчастной связи с Киприаном, которая едва не закончилась беременностью. Девушка согласна была выслушать любые упреки, согласна была наложить на себя самую суровую епитимью, чтобы искупить свой грех. Но она не осмеливалась посвятить бабушку в страшные подробности своего визита к Василисе. Известие о том, что судьба столкнула внучку лицом к лицу с безжалостным убийцей, могло оказаться чрезмерным даже для сильного духа Анастасии Михайловны. И Полина решила пока об этом промолчать, ограничиваясь лишь откровенностью – и без того достаточно болезненной – о своих любовных разочарованиях. Опустив голову, она сбивчиво призналась:
– Я ходила к Василисе, потому что… потому что у меня на несколько дней была задержка месячных, и я хотела узнать… Что?..
Увидев, как вытянулось и побледнело бабушкино лицо, Полина тотчас поспешила добавить:
– Но мне не понадобился ее совет, у меня в тот же вечер все началось и прошло благополучно! Ты только не волнуйся, пожалуйста, с моим здоровьем уже все в порядке!
– А почему тебя настолько встревожила эта задержка, что ты даже мне не рассказала? Значит, было отчего тревожиться?
Под строгим и проницательным взглядом бабушки Полина не могла солгать. Теребя в руках платок, она пробормотала:
– Я виновата, прости меня. Не послушалась твоих советов, неосторожно и глупо влюбилась…
– Худоярский взял тебя силой или увлек? – Голос Анастасии Михайловны прозвучал резко, отрывисто.
– Он слишком хитер, чтобы применять силу. Конечно, он увлек меня, обманул, вызвал жалость своим рассказом о несчастной женитьбе и других бедствиях…
– Каков злодей!.. Ему, мерзавцу, вечное проклятие зато, что обидел сироту. А ты… ты от меня все скрывала, все таила в себе? Я-то думала, что ты во мне видишь друга, а оказалось…
– Бабушка, конечно, ты мой самый лучший друг! – воскликнула Полина, поцеловав Анастасию Михайловну в обе щеки. – Но я ведь боялась тебя испугать, растревожить! А еще боялась, что ты запретишь мне ехать к Василисе и брать у нее те особые травы…
– И запретила бы! Если бы оказалось, что ты беременна, пусть даже от такого негодяя, как Куприян, я не позволила бы тебе вытравить плод. Это грех, и это повредило бы твоему здоровью. Или ты думаешь, что твоя старая бабка не может быть выше молвы, выше предрассудков? – Анастасия Михайловна тяжело вздохнула. – Эх, милая моя Полинушка… Разве я когда-нибудь была ханжой и учила тебя прятаться от жизни? Разве я запрещала тебе читать откровенные книги – такие, как «Опасные связи», например? Я-то думала, что ты станешь умнее, научишься разбираться в людях. Неужели ты не заметила, что Куприян и Иллария похожи на виконта де Вальмона и маркизу де Мертей из «Опасных связей»? Что они так же играют судьбами людей и все вокруг разрушают? Но, видно, книжного опыта не хватит, пока не наберешься своего…
Я сама не знаю, как все произошло… словно меня опоили. Впрочем, Киприан действительно дал мне вина в своей беседке. Теперь я думаю, что в это вино было что-то подмешано. Мне вообще кажется, что Иллария и Киприан знают толк во всяких зельях.
– А если вдруг?.. – прошептала Анастасия Михайловна и, прижав руку к лицу, на несколько мгновений замолчала. Если вдруг твое подозрение верно, тогда и мне кое-что кажется подозрительным. Почему Екатерина Павловна, приехав в Погожино, так разболелась и быстро умерла? Не потому ли, что оказалась поблизости от худояровских помещиков, которые хотели ее скорой кончины? Наверняка Иллария ухитрилась что– то передать к столу Екатерины Павловны. Ведь проходимцы не знали, какое завещание оставила Дуганова, и надеялись после ее смерти прибрать к рукам Алешино наследство.
– Может, они и сейчас еще на это надеются, – пробормотала Полина, вспомнив разговор Илларии и Киприана. – Так ты подозреваешь, что Екатерина Павловна умерла не своей смертью? Но ведь она болела.
– Думаю, что ей помогли умереть. Она бы, наверное, могла выздороветь. Мне ее скоропостижная кончина сразу показалась странной. Но тут ведь такое дело, что не докажешь, можно только догадываться. Скорей бы уж эти негодяи продавали Худояровку и убирались бы из наших мест куда-нибудь подальше, а то ведь сколько бед еще могут наделать. И за тебя я боюсь. Вдруг он снова ради забавы начнет…
– Нет-нет, бабушка, даже не думай! – решительно прервала ее Полина. – То, что со мною случилось – урок мне на всю жизнь. Меня уже никто с толку не собьет. Мой грех – я и расплачиваться буду. Теперь у меня одна дорога – в монастырь.
– В монастырь? Что это ты надумала? Из-за какого-то подлеца на всю жизнь отгородиться от мира? Разве ты чувствуешь что твое призвание – быть монахиней?
– А разве у меня есть другой выбор?
– Да, есть. Ты можешь выйти замуж, стать матерью – и забыть своего совратителя как дурной сон.
– Замуж? А как я посмотрю в глаза своему мужу? Если он узнает о моем позоре, то всю жизнь будет меня попрекать.
– Не все мужчины таковы; ты можешь встретить хорошего, доброго человека.
– Доброго человека? – Полина горько усмехнулась. – Да много ли их на свете – добрых людей? Порой мне кажется, что они живут где-то в других мирах, а нашим миром правят только злые люди…
– Ты еще слишком молода, чтобы так мрачно смотреть на жизнь. Пройдет время, и твоя боль притупится, потом и вовсе исчезнет. Не одну тебя постигло такое разочарование. Если бы все девушки, пережившие несчастную любовь, уходили в монастыри, то и население мира скоро бы уменьшилось вдвое, некому было бы детей рожать. – Анастасия Михайловна ободряюще улыбнулась и погладила Полину по щеке. Но через несколько мгновений ее лицо вновь омрачилось тревогой, и, пытливо заглядывая внучке в глаза, она спросила: – Или ты опять от меня что-то скрываешь? Может, тебя огорчил разговор с Василисой? Что она тебе сказала? С твоим здоровьем все в порядке? Признавайся, не таи.
– Ах, бабушка, дело тут не в моем здоровье. – Полина тяжело вздохнула. – Не хотела я тебе говорить, но ты ведь все равно рано или поздно узнаешь. В доме Василисы – беда. Недавно брат ее умер, а потом Василису зарезал неизвестный злодей. Я узнала об этом в торговой лавке напротив дома Пашкиных. Так что ничего ни сказать, ни посоветовать бедная лекарка мне уже не могла.
– Василису зарезали?.. – прошептала Анастасия Михайловна, сжав руки на груди. – Но за что? Кому она мешала?
– Говорят, ее зарезал грабитель, который что-то искал в ее доме.
– Наверное, забрал те жалкие гроши, которые она копила для своего племянника. Бедная женщина. – Анастасия Михайловна перекрестилась. – Пусть Бог накажет злодея.
– Может, Бог его и накажет, но до этого преступник еще много бед успеет натворить.
– Да… рассеянно кивнула бабушка, и вдруг одна мысль заставила ее встрепенуться и, порывисто обняв внучку, воскликнуть: – Боже, какое счастье, что ты не оказалась у Василисы одновременно с убийцей!
– Ты не волнуйся, бабушка. – Полина через силу улыбнулась, стараясь успокоить Анастасию Михайловну, но при этом чувствуя гнетущую тяжесть на душе оттого, что не с кем поделиться убийственной тайной.
После разговора с бабушкой Полине не стало легче: напротив, новые проблемы и сомнения добавились к прежним. Слова Анастасии Михайловны о том, что Екатерина Павловна могла умереть не без помощи Худоярских, заставили Полину вспомнить подслушанный разговор Илларии и Киприана, и она вновь пришла к выводу, что надо бы предупредить Алексея Дуганова о хитром плане, с помощью которого его собираются ограбить.
Вначале Полина решила написать Дуганову письмо, но потом раздумала излагать столь опасные сведения на бумаге. Да и трудно было бы в письме объяснить, каким образом ей стали известны намерения Худоярских. Пожалуй, для доверительного разговора нужна была встреча с глазу на глаз, но поехать в Погожино самой, без бабушки, Полине казалось неудобным, а бабушка еще недостаточно окрепла для поездки. Оставалось только пригласить Алексея в Лучистое, но сделать это от своего имени и без ведома Анастасии Михайловны девушка опять же не могла.
Повздыхав и мысленно посетовав на цепь условностей, мешающих просто сделать доброе дело, Полина решила немного подождать. Впрочем, в глубине души она сознавала, что сама для себя выстраивает эту цепь, чтобы отстраниться от всего того неприятного и стыдного, что было связано для нее с Худояровкой. Полине хотелось бы, чтоб все решилось» само собой, чтоб Алексей Дуганов и без ее помощи не дал себя обмануть, чтоб Иллария с Киприаном поскорее продали свое проклятое поместье и навсегда исчезли бы из ее жизни.
Стараясь уйти от тягостных раздумий и сомнений, девушка весь день посвятила хозяйственным хлопотам, даже собственноручно варила сливовое варенье, чем заслужила похвалу бабушки и поварихи Анисьи.
А ближе к вечеру, когда спала дневная жара, в Лучистое вдруг нагрянули помещики Воронковы, которые всегда являлись в гости внезапно. Полина не успела придумать важный предлог, чтобы скрыться, и теперь долг вежливости заставлял ее присутствовать в гостиной при чаепитии и по мере сил принимать участие в разговоре. Впрочем, ей стараться не приходилось: Воронковым было достаточно, чтобы их просто слушали и время от времени кивали и произносили междометия. Бабушка, зная нелюбовь внучки к подобным гостям, уже сама была готова отослать ее из гостиной с каким-нибудь поручением, как вдруг разговор перешел к предмету, который не мог не заинтересовать хозяек дома.
– А вы не слыхали, что Худояровка будто бы продается? – спросила Улита Гурьевна, энергично обмахиваясь веером. – По мне, так удивительно, что нашелся покупатель на это проклятое поместье.
– Отчего ж не купить, если за небольшую цену? – покашляв, рассудил ее супруг. – Не все же люди верят сказкам о привидениях.
– Говорят, в Англии даже модно иметь в доме привидения, – с усмешкой заметила Томская. – Может, этот покупатель – иностранец?
– Не знаю, я его не видела, только слышала о нем, – сказала Воронкова. – Приехал какой-то человек в Худояровку, говорят, что с виду – важный барин.
– А почему вы решили, что это покупатель? – спросила Анастасия Михайловна.
– А Худоярский сам так объявил своему управляющему, а тот уже нашему рассказал по секрету, – пояснила Улита Гурьевна. – Да, кстати, Киприан всех прежних слуг повыгонял, даже ключника Терентия, который еще смолоду у Якова Валерьяныча служил. Терентий теперь пошел жить к своему двоюродному брату на постоялый двор в Косино. Да, новый-то хозяин Худояровки старых слуг не любит. Может, потому, что опасается при них разные темные делишки проворачивать.
– Так уж прямо и темные, – усмехнулась Анастасия Михайловна.
– А что ж вы думаете? – округлила глаза Воронкова. – Мы же не знаем, какое прошлое было у Киприана, чем он занимался до того, как приехал в Худояровку. А я вот думаю, что и с этим покупателем дело нечисто. Наш садовник вчера вечером подсмотрел, как Киприан со своим гостем что-то копали на краю Худояровки. Издали он не разобрал, что к чему, но мы с мужем заподозрили, что они кого-то убили и закапывали тело. Может, этот гость – сообщник Худоярского по прежним делам?
– А может, вашему садовнику просто померещилось? – предположила Анастасия Михайловна. – Вы же, помнится, говорили, что он иногда любит крепко выпить.
– Вот и я так подумал, – сказал Воронков. – Но Сенька наш клялся-божился, что ничего в тот день не пил.
Анастасия Михайловна не приняла всерьез зловещие выводы соседей, а для Полины они явились последней каплей, переполнившей чашу ее сомнений. Едва дождавшись ухода Воронковых, девушка тотчас обратилась к Анастасии Михайловне:
– Бабушка, подскажи мне, как поступить. Чем больше я узнаю о Худоярских, тем опаснее они мне кажутся. Эти люди способны на любое преступление. И если я уверена, что одному человеку они готовят подлую ловушку, должна ли я его об этом предупредить?
– А какого человека ты имеешь в виду? – насторожилась Томская.
Полина поведала о своих опасениях за судьбу Алексея Дуганова.
– Да, эти хитрецы могут обобрать Алешку, даже завещание Екатерины Павловны тут не поможет, – вздохнула Анастасия Михайловна.
– Но как быть? Поехать в Погожино, чтобы поговорить с Дугановым, мне неудобно, а доверять такие сведения бумаге я бы не хотела. Может, ты что-то посоветуешь?
– Надо пригласить Алексея к нам и все ему рассказать.
– Как я могу пригласить человека, с которым почти незнакома?
– Конечно, ты не можешь. Я его приглашу.
– И что мы ему объясним, когда он приедет? Я же не могу рассказать, что была в Худояровке и подслушивала разговор Киприана с женой.
– Скажешь, что услышала этот разговор случайно, когда гуляла в роще поблизости от Худояровки.
– Но это будет звучать неправдоподобно, такому может поверить лишь последний простак.
– А Дуганов и есть простак, если избрал предметом обожания такую, прости господи, сукину дочь, как эта Иллария.
Полина не стала объяснять бабушке, что инфернальное очарование Илларии способно ослепить не только простака, но и самого умного мужчину.
– Ладно, бабушка, будь по-твоему. – вздохнула она. – Поверит Дуганов или не поверит – это уж как ему угодно, а мой долг его предупредить. Так ты пошлешь записку с приглашением?
– Сейчас уже вечер, а завтра с утра пошлю в Погожино Ермолая с запиской.
После принятого вместе с бабушкой решения Полина почувствовала себя спокойней. Ей почему-то казалось, что, предупредив об опасности другого человека, она отчасти поможет и себе.
Видимо, рассказ Воронковых все же подействовал на впечатлительную натуру Полины, потому что ночью в ее беспокойном сне мелькали мрачные картины: Киприан при свете луны убивает ударом лопаты какого-то человека в военном мундире (Полине почему-то подумалось, что это Николай Чашкин), а затем вместе с помощником бросает его в вырытую яму. Лицо помощника было в тени, но Полина вдруг поняла, что он – тот самый бородатый убийца Василисы.
Проснувшись, девушка еще тверже укрепилась в своем решении предупредить Алексея Дуганова. Вспомнила она и о бедном Николае Чашкине, и, хотя его судьба никак не была связана с худояровскими делами, Полина чувствовала смутное беспокойство оттого, что не может встретиться с Чашкиным и рассказать ему правду о гибели его тетки.
Сразу же после завтрака Анастасия Михайловна послала Ермолая с запиской к Дуганову.
Полине с утра не сиделось на месте, и вскоре после отъезда Ермолая она вышла прогуляться по саду, да как-то незаметно дошла до той самой скамьи, с которой когда-то впервые увидела Киприана.
Сейчас ей хотелось бы повернуть время вспять, чтобы в тот злополучный день они с Наташей пришли сюда несколькими минутами позже и не увидели бы молодого хозяина Худояровки. Кто знает, как упала бы карта судьбы, не появись тогда на дороге привлекательный и окутанный тайной новый сосед…
Окинув рассеянным взглядом пространство почтового тракта, Полина вдруг встрепенулась: из-за деревьев на дорогу выехал всадник. Первые несколько секунд она не могла его разглядеть, и ей стало страшно, что история повторяется, что на дороге вновь появился Киприан. Но, когда всадник подъехал поближе, Полина поняла, что это не он, а еще через мгновение узнала Алексея Дуганова, который сегодня был не в мундире, отчего издали она и приняла его за другого.
Немного удивленная, что он откликнулся на приглашение так быстро, даже опередил посланного к нему с запиской Ермолая, Полина сбежала с пригорка ему навстречу. Дуганов, увидев девушку, остановил коня и вежливо приподнял шляпу. Полина, еще не приблизившись к нему, с расстояния в несколько шагов воскликнула:
– Алексей Кондратьевич, как хорошо, что я вас повстречала именно здесь!
– Добрый день, Полина Евгеньевна, очень рад вас видеть, – пробормотал явно удивленный Дуганов.
– Мне хотелось бы поговорить с вами еще до того, как вы увидитесь с моей бабушкой. И, поверьте, разговор у меня к вам очень серьезный и неотложный.
– Ну, если неотложный… – Дуганов спрыгнул с коня и осмотрелся вокруг. – Но как-то неудобно говорить посреди дороги.
– Да, действительно… Пойдемте в рощу, там можно поговорить без свидетелей.
Они свернули с дороги под укрытие зеленых зарослей. Дуганов привязал лошадь к дереву и прошел несколько шагов следом за Полиной. Набравшись, наконец, решимости для откровенного разговора, девушка резко повернулась к собеседнику и, запинаясь, объявила:
– Алексей Кондратьевич, вам угрожает опасность. Я случайно узнала об этом. Так вышло, что я невольно подслушала двух людей, которые говорили о вас.
– И кто же были эти люди?
– Иллария и Киприан Худоярские.
– Вот как? И вы подслушали их случайно?
Полина уже готова была повторить версию, предложенную бабушкой: о том, как гуляла в роще поблизости Худояровки и стала невольной свидетельницей разговора Киприана с Илларией. Но, глядя в умные, проницательные глаза собеседника, она вдруг поняла, что не сможет ему солгать, да он и не поверит ее беспомощной выдумке. И тогда Полина решилась рассказать всю правду. Был ли это внезапный порыв откровенности или в глубине души она давно, хоть и неосознанно, жаждала открыться человеку, который тоже пострадал от несчастной любви, – как бы там ни было, но девушка без утайки поведала историю своих отношений с Киприаном. Она говорила быстро, сбивчиво, не глядя в лицо Алексею, и закончила свой рассказ словами:
– Так и получилось, что я подслушала их разговор и потом решила, что должна открыть вам глаза на правду. Вас ведь могут обмануть, воспользовавшись какой-нибудь доверчивой или, наоборот, продажной девицей, на которой вы женитесь, чтобы вступить в права наследования. Ну вот, теперь вы все знаете…
Несколько секунд длилась пауза, во время которой Полина готова была сквозь землю провалиться от стыда. Потом Алексей медленно, глухим голосом произнес:
– Значит, вы отдались Киприану, а он не оценил вашей любви.
– Также, как Иллария не оценила вашей. Уж простите за откровенность, но мне известно, что вы уже несколько лет фатальным образом влюблены в эту женщину.
– Выходит, мы с вами – друзья по несчастью? – Алексей рассмеялся, и это был горький смех.
– Да… – вздохнула Полина. – И у Худоярских даже мелькнула мысль использовать меня для того, чтобы прибрать к рукам ваше наследство. Киприан ведь уверен в своей власти надо мной, а Иллария – над вами.
– А вы, сударыня, уверены, что снова не поддадитесь чарам Киприана?
– Уверена. – Полина даже удивилась, как твердо прозвучал ее голос. – Особенно теперь, когда почти не сомневаюсь, что Иллария и Киприан способны на любое злодейство. Вот сейчас я вспомнила, как они говорили о моей бабушке, и мне стало страшно за нее. Ведь, если бы она оказалась помехой в их намерении прибрать к рукам ваше наследство, они бы могли ее даже… отравить. Мне кажется, Худоярские разбираются во всяких зельях. Без сомнения, Киприан что-то подмешивал мне в вино. А уж убрать с дороги пожилую больную даму, которая им мешает…
Своими словами Полина старалась намекнуть также и на подозрительно скорую смерть Екатерины Павловны. Искоса наблюдая за лицом Алексея, она заметила, как потемнели его глаза и заходили желваки на скулах.
– А о моей матери они что-нибудь говорили? – спросил он резко.
– Они называли ее старой ведьмой и хитрой бабой.
– Дьявол!.. Но это еще ничего не доказывает… – пробормотал он и, отвернувшись от собеседницы, несколько раз стукнул кулаком по дереву.
Молчание немного затянулось, и Полина, чувствуя неловкость, осторожно заметила:
– Я понимаю, что огорчила вас своим рассказом, но… но ведь всегда лучше знать правду, даже горькую. Мне кажется, я исполнила свой долг. Именно ради этого мы с бабушкой и позвали вас в гости. И хорошо, что вы приехали так быстро, я успела поговорить с вами наедине. При бабушке у меня бы не хватило духу быть такой откровенной.
– Вы звали меня в гости? – Дуганов посмотрел на Полину с нескрываемым удивлением.
– Да. Ведь вы получили записку от бабушки? Ее повез вам наш конюх Ермолай.
– Нет, не получил. Наверное, мы с вашим Ермолаем разминулись.
– Значит, это просто совпадение, что я встретила вас здесь? – пробормотала Полина, невольно краснея. – В таком случае вы могли принять меня за навязчивую болтунью, которая задержала вас в дороге…
– Если это и совпадение, то весьма знаменательное, – сказал Алексей, хмуро вглядываясь куда-то в просвет между деревьями. – Я действительно выехал из дому по приглашению, но не вашему. Записку мне прислала Иллария. И теперь, после разговора с вами, я догадываюсь, зачем она хочет меня видеть.
– Иллария?.. – вздрогнув, прошептала Полина. – Прошу вас, не верьте этой женщине, не поддавайтесь ее чарам… если сможете. И пожалуйста, ничего не пейте из ее рук.
Алексей глянул сверху вниз на встревоженное лицо девушки и вдруг, улыбнувшись, теплым голосом сказал:
– Милая барышня, спасибо вам за вашу искренность. Теперь уж я как-нибудь сумею дать себе толк.
Полина невольно отметила, что у него добрая и приятная улыбка.
– Так вы к нам сегодня уже не заедете? – спросила она нерешительно.
– Возможно, заеду после разговора с Илларией, – ответил он, сразу помрачнев. – Если, конечно, вам еще интересно будет меня видеть.
– Я думаю, бабушка вам будет рада.
– А вы? – Он прямо посмотрел ей в глаза.
– Сказать по правде, теперь, после нашего разговора, мне будет неловко перед вами. Я поддалась порыву откровенности и слишком много рассказала о себе…
– Поверьте: все, что вы рассказали, останется между нами. И вы всегда можете рассчитывать на мою поддержку, Полина. Спасибо вам.
Он поцеловал ей руку, слегка поклонился и, отвернувшись, быстро зашагал прочь.
Полина медленно двинулась следом, издали наблюдая, какой вскочил на коня и поскакал по дороге в сторону Худояровки,
Она вернулась домой немного позже Ермолая, который уже успел сообщить бабушке, что был в Погожине, но не застал там барина и оставил записку его камердинеру.
– Наверное, Алексей уехал в город по делам, – решила Анастасия Михайловна. – Кто знает, когда он теперь вернется и получит нашу записку.
– Дуганов уже все знает, – сообщила Полина, оставшись с бабушкой наедине. – Я только что случайно встретила его на дороге и рассказала все так, как мы с тобой условились. И знаешь, куда он, между прочим, направлялся? К Илларии. Она прислала ему записку раньше нас.
– И что же, он поехал к ней даже после твоего рассказа?
– Да. Вероятно, хочет убедиться в ее коварстве. Но теперь он, по крайней мере, предупрежден и будет настороже.
– Да какое там настороже! – махнула рукой Анастасия Михайловна. – Если уж он поехал к этой ловкой бабе, то она не упустит случая снова его окрутить. Ну, что поделаешь, коли он такой дурак. Наше дело было его предупредить. Значит, сегодня Алешку можно и не ждать, он к нам не приедет?
Наверное, это будет зависеть от результатов его разговора с Илларией.
– Увы, я почти уверена в плачевном результате.
– Даже если так – значит, такова его судьба.
– Или такова его безвольная глупость, – поджав губы, проворчала Томская. – Бедная Екатерина Павловна, такой ли судьбы она хотела для своего сына…
– Что поделаешь, человек не может приказать ни судьбе, ни своему сердцу… – вздохнула Полина.
После обеда бабушка прилегла отдохнуть, а Полина, которой нс сиделось дома, с книгой в руках пошла в сад, к своей любимой скамейке возле ручья. Здесь она на некоторое время углубилась в чтение, но скоро почувствовала, что мысли ее далеки от книжных строк и содержание нового романа ее нисколько не волнует. Она подняла голову, рассеянно обвела глазами садовую аллею и уже хотела встать, идти в дом, – но тут до нее долетел какой-то звук, заставивший насторожиться. Через пару секунд она различила топот копыт и, выглянув из-за дерева, увидела, что к дому подскакал всадник – и это был не кто иной, как ее давешний собеседник Алексей Дуганов. Перед домом он спрыгнул с лошади, отдал поводья в руки лакея и уже хотел ступить на крыльцо, как сзади его окликнула Полина: «Алексей Кондратьевич!» Он оглянулся, она спросила:
– Вы приехали к бабушке? А бабушка сейчас легла отдохнуть.
– Ну что ж, так даже лучше, – пробормотал Дуганов. – Я хотел вначале поговорить с вами, а уж потом – с Анастасией Михайловной.
– Тогда прошу в дом. Или, если угодно, можем поговорить в саду.
– В саду, пожалуй, удобнее.
Полина повела его к той скамейке, которую только что покинула. Несколько секунд длилось молчание, и, сидя рядом с Алексеем, Полина чутьем улавливала, что он напряжен, как сжатая пружина, готовая распрямиться. Какие-то противоречивые чувства его обуревали, мешали ему говорить. Наконец он совладал с собой и сообщил Полине:
– Я виделся с Илларией. И она сказала мне: «Мой дорогой, я не хочу, чтобы из-за меня ты жил в бедности. Женись на какой-нибудь молодой благонравной дворяночке – хотя бы на Полине Роминой. Тогда ты будешь богат и, стало быть, – свободен. А эта наивная барышня не помешает нашей любви».
– Вероятно, она назвала меня не только наивной, но еще и глупой, и неприметной, и провинциальной, – невесело усмехнулась Полина. – Что ж, все вышло так, как я и предполагала. Худоярские начали осуществлять свой план по завладению вашим наследством. Наверное, когда вы говорили с Илларией, Киприан прятался в соседней комнате и подслушивал.
– Я тоже так подумал и, разыграв вспышку ревности, обыскал весь дом, но Киприана нигде не было. Иллария клялась, что он уехал по делам с каким-то родственником.
– Что ж, наверное, он начнет действовать немного позже. Ведь его задача – сделать меня послушной куклой, которая выйдет замуж, но будет любить Киприана. Этакая отмычка, с помощью которой Худоярские смогут добраться до вашего состояния. Вот только моей бабушки они опасаются, а во власти надо мной Киприан уверен. – Полина проговорила все эго, не глядя на Алексея, потом вдруг резко повернула к нему голову: – Надеюсь, вы не признались Илларии, что у вас был разговор со мной?
– Вы подозреваете, что я до такой степени глуп?
– Нет, я подозреваю, что вы слишком сильно влюблены.
– А вы? Вы могли бы ради Киприана обмануть и предать другого человека?
– Теперь – нет, – покачала она головой. – Раньше я по своей неопытности могла ему поверить, но теперь ни за что не поддамся, лучше убегу на край света, уйду в монастырь…
– Вы слишком волнуетесь, Полина, и это наводит на мысль, что ваши чувства к Киприану не до конца остыли. Хотя мне странно, что такая девушка, как вы, могла избрать своим кумиром Худоярского. Возможно, причина в том, что круг ваших знакомых невелик.
– Наверное, я была влюблена не в Киприана, а в тот образ, который нарисовала в своем воображении. Ведь и вы любили Илларию потому, что не знали ее истинного лица?
– Вы рассуждаете как дитя с чистой душой, – грустно улыбнулся Алексей. – Ваши представления о любви идеальны, и потому так жестоко разочарование. Что касается меня, то я почти не питал иллюзий, я знал, что Иллария – порочная и корыстная женщина. Но, как безумец, надеялся на чудо, надеялся, что она исправится, преобразится, полюбит меня. Смешно было на это надеяться, не правда ли?
– Так вы любили, зная все ее пороки? – Полина с искренним удивлением посмотрела на Алексея.
– А вам это кажется очень странным?
Вместо ответа она процитировала:
Так бесконечно обаянье зла,
Уверенность и власть порочных сил,
Что я, прощая черные дела,
Твой грех, как добродетель, полюбил…
– Это что-то из английской поэзии? – спросил Алексей.
– Да, из Шекспира. Можно вспомнить и более древние стихи на эту тему:
Другом тебе я не буду, хоть стань добродетельной снова,
Но разлюбить не могу, будь хоть преступницей ты.
– Что-то античное?
– Катулл. Он любил порочную женщину Клодию Пульхру, которую называл в стихах Лесбией.
– Вы умная, начитанная девушка, Полина, и достойны уважения.
– Но любят не тех, кого уважают, а… а тех, кого любят, – пробормотала она, отвернувшись.
– Вам сейчас трудно, так же, как и мне, – продолжал Алексей, словно не расслышав ее замечания. – Но мы с вами можем помочь друг другу.
– Помочь? Но каким образом?
– О, это подсказала мне, сама того не ведая, Иллария, – криво усмехнулся Дуганов. – Она расписала преимущества женитьбы на вас, и я подумал, что в моем положении лучшей жены, чем вы, мне не найти.
– Вы смеетесь? – Полина посмотрела на него почти с обидой.
