355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александра Девиль » Чужой клад » Текст книги (страница 5)
Чужой клад
  • Текст добавлен: 24 марта 2017, 05:30

Текст книги "Чужой клад"


Автор книги: Александра Девиль



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц)

– Вы об этом хотели поговорить? – вспыхнула Настя.

– Не только. Но и об этом тоже. В следующий раз советуйтесь, прежде чем решаться на такие безумства. Кстати, сегодня на рассвете я уже ходил к озеру. Хотел предъявить господину приставу то чучело, которое вчера соорудили убийцы. И что вы думаете? Ни покрывала, ни травяных волос на берегу не оказалось. Значит, преступники еще осторожней, чем я думал.

– А ко мне только что приходили Савва и Тарас. Оказывается, с ними вот какая история приключились… – Настя рассказала о бродячем торговце.

– Значит, во всей этой истории ухе трое неизвестных, – заметил Денис. – Первый назначил свидание Раине, второй столкнул с воза крестьянина и, видимо, убил Ольгу, а третий подсунул казакам сонное питье. О первом известно, что он молодой черноволосый парень, второй хромает, третий – седой и сгорбленный старик еврей. Не многовато ли странных незнакомцев?

Буфетчик принес кофе, и разговор на минуту прервался. Настя стала помешивать ложечкой дымящийся напиток, что позволило ей опустить глаза и не встречаться взглядом с Денисом. А он, продолжая пристально на нее смотреть, вдруг спросил:

– Вам не приходило в голову, что убийцы ждали именно вашего появления в лесу? Значит, им был известен ваш безрассудный характер. Они заранее подготовились и все рассчитали. Это не наводит вас ни на какие мысли?

Настя пожала плечами и отпила горьковатый напиток, потом неуверенным тоном ответила:

– Но, может быть, они охотились совсем не на меня? Может, им было все равно, какую девушку убить? А вдруг это… вдруг это какой-то сатанинский ритуал? Я читала о черных мессах…

– Что ж, догадка не хуже других, – заметил Денис и, опершись грудью о стол, приблизил свое лицо к Настиному. – А вы ничего не заметили, когда эти двое напали на вас? Может быть, какой-нибудь звук, или жест, или запах показались вам знакомыми?

– Нет, совсем ничего. Но это ведь и длилось несколько мгновений. – Настя немного помолчала, исподлобья поглядывая на Дениса. – А вот вы, господин Томский… почему вы там оказались? Я не очень верю вашим вчерашним объяснениям, будто вы так поступили из дружбы с Шалыгиным. Ведь даже те, кому следует по должности искать убийц, не стали бы ночью идти в лес.

– Но ведь вы же пошли, – хитровато прищурился Томский.

– Но я могла бы стать одной из жертв, вот и хотела узнать, кто мне угрожает. А вам-то это зачем? Или… – Настя запнулась, не зная, какими словами высказать своему спасителю подозрения на его счет.

– Продолжайте, – усмехнулся Денис. – Теперь догадываюсь, затем вы шли к этому глупому попу. Он готов обвинить меня во всех грехах, а вы, очевидно, хотели его расспросить, что он знает обо мне. Стало быть, и у вас я под подозрением. Так? – Денис откинулся на спинку стула и вытащил из кармана табакерку. – Вот она, неблагодарность людская. Поневоле тут станешь философом.

Настя покраснела до корней волос, но не успела откликнуться на слова Дениса, потому что в этот момент увидела через стеклянную дверь кофейни Боровичей. Девушка сидела лицом к двери и могла наблюдать, как Илья с Гликерией, проходя мимо, остановились и стали, видимо, обсуждать, войти или не войти в кофейню. Наклонившись к Денису, Настя быстро прошептала:

– Прошу вас, выйдите пока в магазин, а то сейчас сюда войдут мои родичи. Не дай бог, увидят нас, напишут матери…

Денис усмехнулся, качнул головой, но спорить не стал. Молча поднявшись из-за стола, он шагнул к боковой двери, ведущей в магазин, и скрылся за ней прежде, чем на пороге кофейни появились Боровичи. Настя, внезапно растерявшись, быстро пригнулась под стол, словно поправляя ленточку на ботинке. Она услышала, как Гликерия разочарованно сказала Илье:

– Я так и знала, что господина Валлоне здесь нет. Пойдем искать его в другом месте.

Боровичи не вошли в кофейню, и Настя облегченно вздохнула. Только теперь ей вдруг стало стыдно перед Томским из-за того, что показала себя такой трусихой, зависимой от людской молвы.

Через пару минут Денис вернулся и, убедившись, что Боровичей нет, снова сел за стол напротив Насти.

– Да не волнуйтесь вы так, милая барышня, – сказал он с усмешкой. – Я только что купил в магазине вот эти духи – смесь лаванды и розмарина. По-моему, чудесный запах, и к тому же он успокаивает душевное волнение. Некоторые дамы лечат такими духами свои нервы. Мне кажется, вам сейчас это тоже не помешает. Простите за дерзость, но хочу подарить вам сей душистый эликсир.

Денис протянул Насте флакончик с духами, и она, вначале сделав протестующий жест, потом все же приняла подарок, спрятала его в прикрепленном к поясу кошельке и пробормотала:

– Спасибо. Теперь моя очередь сделать вам подарок. Правда, я еще не придумала какой.

– Поверьте, сударыня, лучшим подарком для меня будет ваше благоразумие, – улыбнулся Томский. – И еще ваше доверие. Вы меня очень разочаруете, если станете повторять глупые домыслы отца Викентия и других сплетников.

– Не стану, – пообещала Настя, слегка смутившись. – Но и вы, пожалуйста, объясните, какой у вас в этом деле интерес.

– Может быть, вы сами когда-нибудь поймете, – вздохнул Денис и многозначительно посмотрел на Настю.

Девушка молчала, ожидая, чтобы он еще что-нибудь добавил к своим объяснениям. Но тут вдруг хлопнула входная дверь и на порог ступила Вера Томская. Быстрым, цепким взглядом охватив пространство кофейни, она ринулась к нужному столику, придерживая обеими руками свою пышную атласную юбку. Глаза Насти беспокойно заметались, а Денис, оглянувшись, встал навстречу «тетушке». Казалось, он неприятно удивлен ее появлением.

– Вот ты где, Денис! – воскликнула она, небрежно кивнув Насте. – А я тебя ищу! Почтмейстер принес письмо, оно из Петербурга, из Академии. – Вера потрясла объемистым конвертом. – Может быть, это что-нибудь важное, а ты ушел из дому и не сказал куда.

Денис не успел ответить, как Настя вскочила с места и, стараясь не выглядеть смущенной, торопливо пояснила:

– Прошу прощения, но мне надо спешить, Иван Леонтьевич велел сегодня прийти пораньше.

Томский сделал движение, чтобы остановить Настю, но девушка, словно не заметив ни его взгляда, ни жеста, почти бегом устремилась к двери, опрокинув по дороге стул. Она еще успела услышать, как Вера сказала «племяннику»:

– До чего неловки эти провинциальные девицы.

Глава пятая
Разговор за ужином

Настя, примостившись в уголке музыкального павильона, невольно краснела и поеживалась от неловкости, слушая, как супруги Боровичи исполняют партии хитрой служанки Серпины и ее незадачливого хозяина, старого доктора Уберто. Синьор Валлоне, который, хоть и не выпил целебной Мотриной настойки, но был, как ни странно, трезв, тоже не приходил в восторг от их пения, хватался за голову, бегал из угла в угол и, размахивая руками, что-то пытался доказать неумелым артистам. Настя, в общем-то, многого и не ожидала от затеи поставить итальянскую оперу в исполнении четы Боровичей. Гликерия, правда, в юности брала уроки пения у какого-то иностранного учителя, но Илья, хоть и обладал довольно сильным голосом, годился в лучшем случае для роли певчего в церковном хоре. Коряво выговаривая итальянские слова, тщетно пытаясь освоить искусство затейливых рулад и фиоритур, супруги Боровичи выглядели до обидного беспомощными, но при этом были вполне довольны собой и не могли понять, отчего итальянец так сердится.

Впрочем, сам маэстро Валлоне тоже не производил впечатления большого умельца; наверняка в итальянских или французских театрах он подвизался где-то на третьих ролях. Настя представляла, каким убийственным конфузом могут завершиться все старания добросовестного Ивана Леонтьевича… Утешало лишь одно: зрители, настроившись на комедийный спектакль, не будут слишком строги и посмеются если не над героями «Служанки-госпожи», так над незадачливыми исполнителями.

Насте самой пора было идти на репетицию, но она медлила, опасаясь, что к Шалыгину может заглянуть Денис. После досадной сценки в кофейне девушке не хотелось лишний раз встречаться с Томским. Но тянуть время, слушая, как фальшивят ее родственники, становилось уже просто неудобно, и Настя тихо выскользнула из павильона.

В парке она увидела Савву и Тараса. Парень, горестно понурив голову, сидел на скамье, а пожилой казак неловко его утешал:

– Эх, да что уж тут поделаешь, боже ж мой!.. Не убивайся, хлопче, Господь правду видит и накажет иродов.

– Значит, мне на Бога надеяться и сидеть сложа руки? – вскинулся Тарас.

– А что мы можем поделать? – вздохнул Савва. – Это в прежние времена казаки собрались бы в одну компанию и по всем лесам, по всем полям стали бы ловить злодеев. А сейчас приставы – одно название, тьфу! Им бы только хабари брать. Раньше-то гетманы были с саблями, с булавами, а теперь что? В кружевах, с напудренными кучерями, с надушенными платочками… Все бы теятры, да балы, да болтать по-хранцузски… А что ж удивляться, когда в Питербурхе-то ихнем давно уже бабы правят? Говорят, наследник там из немцев, и жена его – нимкеня. Эх, одно слово – бабские времена настали!..

Настя, услышав столь обличительную речь, даже постеснялась своей принадлежности к женскому полу и обходным путем миновала скамью, возле которой беседовали Савва и Тарас. Вопреки ее опасениям, Томский на репетиции не появился. Очевидно, послание из Петербурга и в самом деле оказалось важным и Денису теперь было не до разговоров с приятелями. У Насти даже мелькнула мысль, что, возможно, Томский получил указание куда-то срочно ехать и уже не появится в Глухове.

От предположения, что он способен уехать, не попрощавшись, Настя почувствовала прилив обиды и даже гнева. Неужели этот столичный повеса смотрит на нее, как на темную провинциалку, с которой можно вот так, без лишнего слова и объяснения, расстаться? Девушка нащупала у пояса кошелек с подаренными духами, и от досады ей даже захотелось разбить флакон.

Как ни удивительно, но раздражение придало Настиной игре больше огня, живости и блеска; Шалыгин даже притих, боясь лишним словом помешать вдохновению новоявленной актрисы. Он молил Бога, чтобы во время спектакля девушка не растерялась и сыграла столь же искрометно, как на репетиции. Правда, Яков своей неуклюжестью портил впечатление, но при этом еще сильнее оттенял Настины способности.

После репетиции девушка хотела сказать Шалыгину, чтобы строже наблюдал за оперной постановкой, дабы она не закончилась провалом, но потом решила пока не огорчать служителя муз, только что похвалившего ее игру в шекспировской комедии.

Свои опасения Настя надумала сперва высказать брату и его жене, но тут ей помешал приезд отца Гликерии, Харитона Заруцкого. Его появление в доме означало, что теперь молодые супруги будут избавлены от всех домашних и хозяйственных хлопот и смогут полностью отдаться подготовке к празднику. Увидев, как они обрадовались прибытию Харитона Карповича, Настя вздохнула и решила отложить неприятный разговор до завтра.

В честь приезда отца Гликерия спешно устроила небольшой ужин, на который позвала Шалыгина и Новохатько как старого знакомого Криничных. За столом Настя оказалась рядом с Остапом Борисовичем и, хотя такое соседство ей порядком досаждало, старалась не подать вида, чтобы не портить настроение другим.

Разговор крутился в основном вокруг хозяйства, видов на урожай, цен на зерно и скотину. Говорили также об опасности дороги между Черкассами и Бахмутом, на которой хозяйничают воры и беспаспортные бродяги. Настя слушала вполуха. Машинально она отметила про себя, что Харитон Заруцкий, при некоторой внешней суровости лица с нависшими густыми бровями и горбатым носом, в разговоре производит впечатление человека добродушного, расторопного, хотя и несколько недалекого. Конечно, он мог освободить дочь и зятя от хозяйственных хлопот, но вряд ли это существенно улучшит их успехи на театральном поприще. Настя с невольной жалостью взглянула на Ивана Леонтьевича.

Под монотонный шум неторопливой беседы ей даже захотелось спать, но тут дверь в гостиную распахнулась и на пороге появился Денис. Гликерия требовала от горничной, чтобы та докладывала о гостях, однако Мотря оказалась в комнате почти одновременно с Денисом и объявила о нем прямо на ходу, да еще так неловко, что вызвала хохот Остапа Борисовича.

– Какой прыткий гость! – воскликнул чиновник с явной насмешкой. – Налетает без доклада, прямо как разбойник на изюмском шляхе. – Встретив удивленный и жесткий взгляд Дениса, Новохатько пояснил: – Вы уж не обижайтесь на шутку, просто мы с господином Заруцким только что вспоминали о разбойниках, которые разоряют изюмских обывателей. Так, к слову пришлось.

Илья, тут же представив Томскому своего тестя, расплылся в улыбке:

– Очень рады видеть вас, Денис Андреевич, вы пришли кстати.

– Нет, наоборот; кажется, я пришел не вовремя, – сказал Томский, чувствуя не то смущение, не то досаду. – У вас туг семейный ужин, а я буду лишним.

– Ну что вы, что вы! – захлопотала Гликерия. – Какой там семейный ужин? Вы же видите, здесь и Иван Леонтьевич. Мы еще хотели позвать и господина Валлоне, но он сегодня, кажется, не в духе и мог бы всем испортить настроение. А вас мы просто не решились пригласить, поскольку, к сожалению, еще не очень коротко знакомы…

Денис преподнес хозяйке коробку с восточными сластями, подошел к столу и занял свободное место между Ильей и Шалыгиным. Настя, Заруцкий и Новохатько сидели напротив; Гликерия же восседала в торце стола, распоряжаясь чаепитием. Денис бросил быстрый взгляд на Настю, и она не успела отвести глаза. Кажется, он остался этим доволен и оживленно включился в разговор:

– Так что вы там говорили о разбойниках, господа? Изюмский шлях… Я ведь, знаете ли, историк и совсем недавно изучал разбойничьи движения времен смуты. Хотелось бы сравнить их с нынешними. Тогда, в 1615 году, под Ярославлем орудовала большая ватага. Грабили священников, купцов, горожан.

– Совсем как сейчас под Изюмом, – вставил Заруцкий. – Там есть два сильных главаря – Журавель и Калга. Вот они-то бродячих людишек и сколачивают в банды.

– И сделать с ними ничего нельзя, эти черти неуловимы, – добавил Новохатько.

– Сделать всегда можно, было бы желание… да еще ум, – заявил Томский. – Тогда, в смутные времена, в знаменитой банде тоже было два главаря – Баловень и… кстати, – тут он повернулся к отцу Гликерии, – второй главарь был вашим однофамильцем – тоже Заруцкий.

– Уж не ваш ли родственник, Харитон Карпович? – хохотнул судья.

– Нет, я родом из-под Охтырки, а в Ярославле сроду не бывал, – вполне серьезно ответил управляющий.

– Да что вы, Харитон Карпович, я на вас даже в шутку не намекаю, – улыбнулся Денис. – Тот Заруцкий явно не мог быть предком такого мирного и хозяйственного человека, как вы. Так вот, тогда того Заруцкого и Баловня вызвали в Москву, там арестовали, а тем временем правительственные войска напали на банду. Жертв было много, но зато разбойный мир перестал быть силой, угрозой, источником смуты.

– Где б сейчас найти таких умных и смелых людей, чтобы всякие безобразия прекратили, – мечтательно сказал Новохатько. – И нам, судейским, было бы легче.

– Да ведь вы, судейские, как раз и должны бороться с безобразиями, – заметила Настя не без ехидства.

– Конечно, должны! – поддержал Илья. – А то ведь живем в вечном страхе: вдруг какие-нибудь Калга и Журавель заберутся и в наши края.

– А может, уже забрались, – вздрогнув, сказала Гликерия. – Иначе как объяснить то, что случилось возле озера?

На несколько мгновений в комнате установилась тревожная: тишина. Потом Иван Леонтьевич с досадой крякнул:

– Да-а… Теперь я и работать не могу спокойно, все думаю, как бы наших актрис уберечь. Ведь ваши господа приставы, Остап Борисович, нисколько этим не озабочены.

– А что они могут сделать? – развел руками Новохатько. – Они же только здешних людишек знают, а эти-то разбойники, видать, из приезжих молодцов.

Он бросил быстрый и косой взгляд на Дениса. Насте это не понравилось, и она тут же спросила Остапа Борисовича:

– Почему же тогда арестовали Юхима, если считаете, что убийца не из местных?

– Ну-у… разбойники могли подговорить Юхимку, и он им помог, – предположил Новохатько и, затянувшись изрядной понюшкой табака, чихнул. – Жаль, что нам не удалось как следует допросить дурачка. Может, чего-нибудь бы и рассказал.

– А я все-таки думаю, что на этом озере и в самом деле нечисто, – заявил Харитон Карпович. – Я ведь человек простой и, признаться, верю стариковским разговорам. Что бы вы там, ученые, ни твердили, а нечистая сила есть. И ведьмы – не выдумка, не сказка. Вот в селе, где я родился, была одна баба… если кто сделает что-то ей не по нутру, так она посмотрит на человека исподлобья и скажет: «Теперь ходи осторожно».

И вскорости тот человек умирает, да еще по-особенному: то молнией его убьет, то с дерева упадет и разобьется, то волки съедят. Что скажете, не ведьмины это проделки? Ту бабу все боялись, обходили стороной.

– В самом деле, бывают зловещие люди и нечистые места, – кивнул Илья. – Ведь простонародные поверья не родятся на пустом месте. К своему стыду, я тоже всегда побаивался разных ведьм и колдунов, у которых магия так сильна, что действует даже после их смерти.

– Ох уж эти ведьмы и колдуны, – вздохнул Денис и бросил выразительный взгляд в сторону притихшей Насти. – Вечно они оказываются во всем виноваты: и в засухе, и в болезнях, и в убийствах. Католики сжигали их на кострах, православные топили. И даже нынешние вольнодумцы иногда готовы их обвинить. Конечно, ведь легче все свалить на нечистую силу, чем искать настоящих преступников.

– Коль вы такой умный, так попробуйте сами найти, – заявил Новохатько, подбоченившись одной рукой. – А по мне, так в этом деле без черта не обошлось. Потому как людям, даже злодейским, никакой пользы в таких убийствах не было. Ольга и Раина жили в бедности, никому не мешали, ни у кого не стояли на дороге. Притом же, девушек…кхе… – тут он смущенно покосился на Настю, – их не изнасиловали, стало быть, убийца – не из тех разбойников, какие охотятся за женщинами. Так что уж тут получается? На кого можно подумать, а?

– Черт возьми, здравые рассуждения! – усмехнулся Денис. – Чувствуется, что вы изучали логику и римское право.

– Да, кой-чему и мы научены, – солидно сказал Новохатько, снова затянувшись табаком. – Не все же вам, столичным господам, щеголять своей ученостью.

Гликерия, видимо, недовольная тем, что о ней забыли, воспользовалась поводом вмешаться в разговор:

– Кстати, Денис Андреевич, сделайте одолжение, расскажите нам о своих научных трудах. Говорят, вы приехали сюда изучать славянские древности?

Томский чуть помедлил с ответом, и Настя, не сдержав любопытства, заполнила паузу вопросом:

– А это письмо из Академии., такое объемистое… наверное, в нем вам даны указания ехать в Киев или другие древние города?

– Нет, оно объемистое из-за упакованных в нем карт, – слегка улыбнулся Денис. – Я попросил одного друга, что путешествовал по Европе, сделать копии со всех карт причерноморских степей, какие только сможет найти, начиная с древних греков и арабов. Нашлось очень мало, да и рисунки весьма примитивны, неточны. Но для меня важно любое упоминание о наших степях.

– А что в степях-то интересного? – удивился Новохатько. – Степь – она и есть степь, никаких древностей там не найдешь. Город – это я понимаю, там церкви старинные, дома кое-какие остались.

– Но история наших предков начиналась в степи, – возразил Денис. – Городов там не найдешь, зато есть курганы, древние могильники. Они оставлены еще теми народами, которые были здесь до славян. Скифы, сарматы, анты…

– И вам интересна такая древность? – хмыкнул Остап Борисович. – Что за охота в могильниках копаться?

– Увы, нет другого пути выведать у госпожи истории ее тайны, – развел руками Денис. – А этих тайн очень много, они разбросаны по великой степи вдоль Днепра. Мы, славяне, все века только воюем и боремся, а заняться собственным прошлым недосуг. Вот, наконец, сейчас наступила коротенькая передышка, так и спешим ее использовать для изучения разных наук, истории в том числе.

– Дай Бог здоровья Елизавете Петровне, – сказал Шалыгин. – Недаром же Ломоносов написал: «Молчите, пламенные звуки[10]10
  «Пламенные звуки» – пушечные выстрелы.


[Закрыть]
, и колебать престаньте свет: здесь в мире расширять науки изволила Елисавет[11]11
  Ода написана в конце 1747 года, после того как императрица Елизавета Петровна утвердила новый устав и новые штаты Академии наук и отпускаемые на содержание Академии средства были увеличены вдвое.


[Закрыть]
». Хоть злые языки и шепчутся, что, дескать, нет порядка, только балы да гулянья во дворце, а я так скажу: никакому монарху не под силу сразу навести во всем порядок. Пусть уж лучше все идет потихоньку да своим чередом, нежели так круто и с такой кровью, как было при ее родителе, Петре Алексеевиче. Вот я, например, радости мирной жизни и искусства не променяю ни на какое военное величие. Жаль только, что Елизавету Петровну все время втягивают в войну то пруссаки, то австрийцы, то французы, то англичане… А ей ведь это вовсе не по душе, она женщина добрая. Вот и смертную казнь отменила. Был ли когда в наших землях правитель такой христианской души?

– Но не все мужчины довольны женским правлением, – ввернула Настя, вспомнив недавно услышанный разговор Саввы и Тараса. – Есть такие казаки, которые скучают по воинственной власти. Им хочется, чтобы гетман Разумовский держал в руках не книгу, а саблю.

– Не ведают, что говорят, – пробурчал Шалыгин.

– А вы считаете, что женщина может быть лучшей правительницей, чем мужчина? – спросил Денис, пристально и чуть насмешливо глядя Насте в глаза.

– Во всяком случае, не худшей, – ответила она решительно. – Женщины всегда стремятся к миру и благополучию, а мужчины – к военной славе. И знаете почему? Потому что правитель-мужчина смотрит на своих воинов и думает: «Вот столько-то всадников, столько пеших, столько ружей и штыков». А женщина смотрит и думает: «Вот этот – сын Марии, а тот – жених Катерины, а у этого – чудный голос, а у того – добрая улыбка…»

– Да просто женский пол неспособен к войне! – хохотнул Остап Борисович, прерывая Настю. – Вашей сестре надо детей рожать, за домом следить, да еще наряжаться, да с подружками болтать о всякой всячине.

– Помолчали бы вы лучше, Остап Борисович, – поморщилась Настя. – Когда надо, так женщины и воевать умеют. Вспомните хотя бы княгиню Ольгу или Елизавету Английскую.

– Да и нынешние… Елизавета Петровна и Мария-Терезия неплохо подбирают себе полководцев, – заметил Томский, с улыбкой наблюдая, как горячо отстаивает Настя свое мнение.

– Уж прямо мир перевернулся, повсюду женский пол у власти, – хмыкнул Новохатько.

– Но, однако, благодаря миролюбивому женскому правлению мы с Иваном Леонтьевичем имеем возможность посвятить себя наукам и искусствам, – сказал Томский, переглянувшись с Шалыгиным.

– И куда же направлен путь ваших научных изысканий? – светским тоном осведомился Илья. – Наверное, в запорожские Палестины? Говорят, на землях Самарской и Кодацкой паланок больше всего курганов и каменных баб.

– Да, именно в тех местах был древний Геррос, где хоронили скифских царей, – кивнул Томский. – Об этом есть описания у Геродота.

– Курганы можно найти и на Слобожанщине, возле Донца, – заметил Шалыгин.

– Даже у нас в Криничках есть холм, который все называют Кривой могилой, – сказала Настя. – Только вряд ли это скифский курган, ведь скифы обитали южней.

– А где расположены ваши Кринички? – заинтересовался Денис.

– Между Полтавой и Будищей, на левом берегу Ворсклы.

– Так это… – Денис наморщил лоб, мысленно рисуя карту левобережной Украины. – Знаете, а ведь именно возле этих мест закончился поход царя Дария на Скифию. Измотанные персы отступили с берегов Ворсклы на юг, в свой лагерь возле Меотиды[12]12
  Меотида – древнее название Азовского моря.


[Закрыть]
. Вполне может быть, что, затягивая персидское войско вглубь степи, а потом изгоняя его, скифы на этом пути хоронили павших в бою вождей. Но больше всего царских могил в Крыму. Хорошо, что крымские ханы не изучают историю и не копаются в земле. Древние памятники ждут своего часа.

– Наверное, в этих могилах и золото можно найти? – спросил Остап Борисович, и глаза его азартно заблестели. – Да только кто ж его оттуда достанет? Там целая сотня нужна, чтобы такие глубины раскопать. А то, что неглубоко лежит, давно уже, небось, ограблено.

– Ценность древних могил состоит не в золоте… вернее, не только в золоте, – сказал Денис. – И копать мы пока не собираемся. Надо хотя бы осмотреться, разведать места. Это ведь работа не на один год.

– Дай Бог, чтоб эту работу не прервала какая-нибудь очередная война, – вздохнул Шалыгин.

– И когда же вы намерены ехать к запорожцам? – спросила Гликерия, передавая гостю новую чашку с чаем и тарелку с куском пирога.

– Я еще не решил, – уклончиво ответил Денис. – Жду прибытия Кирилла Григорьевича. С ним должны приехать два моих помощника.

– Скорей бы уж прибыл наш гетман, – заметил Илья. – Когда он здесь, все вокруг оживляется, в Глухове весело.

– Ваша правда, – поддержал его Новохатько. – Это прямо праздник, когда гетман с супругой приезжать изволят. А я так хорошо помню его первый приезд, как будто это было только вчера. Сколько тогда люду понаехало! А уж какие наряды, какие мундиры, я таких сроду не видывал! А подвод было штук двести и все с отличными лошадьми, по три рубля за каждую, не меньше.

Шалыгин, наклонившись к Томскому и понизив голос, сказал:

– А я еще помню, как Киевский архиерей разъезжал по Глухову, понапрасну добиваясь лицезреть сына достопочтенной вдовы Розумихи. Утром гетман еще почивал, а вечером уже поехал на прогулку.

– Представляю, как жителей Глухова веселила сия эпопея преосвященного, – в тон ему заметил Денис.

Настя невольно улыбнулась. А Новохатько, не обратив внимания на негромкие реплики, продолжал предаваться приятным воспоминаниям:

– А вот еще раньше, помню… в сорок втором году ездил я с обозами в Москву, к нашим депутатам… То есть вначале депутаты побывали в Петербурге, ходатайствовали перед императрицей по малороссийским делам. А депутатами были выбраны Апостол, Маркович и Горленко. К слову, Горленко – Михайле Криничному двоюродный дядька, так ведь, барышня?

Настя кивнула. События тринадцатилетней давности были памятны ей тем, что после поездки в Петербург и Москву родственник по просьбе Михаила и Татьяны Криничных привез для их дочери учителей по немецкому и французскому языкам. А еще Горленко договорился с московским почтмейстером, чтобы присылал в Полтаву парижские и амстердамские газеты. Такая просветительская роскошь недешево обошлась Криничным, но Настины родители, то ли почувствовав дух времени, то ли в силу своих природных наклонностей, верили в пользу и смысл хорошего образования.

– Так вот, – продолжал Остап Борисович, – в Петербурге наши депутаты были у генерала Ушакова, что заведовал тайной канцелярией, потом у канцлера князя Черкасского… он, говорят, из бывших казаков… потом у князя Куракина. Потом Алексей Григорьевич Разумовский их принял. А на шестой день были во дворце и имели аудиенцию у императрицы. Привет говорил пан полковник лубенский Апостол, а отвечал на привет тайный советник барон Миних. После этого депутаты были допущены к ручке императрицы. Потом их привечали, приглашали во дворец на оперы. Также ездили в Академию покупать книги. А в Академии ученый немец показывал им разные чудеса со стеклами зажигательными через мико… микроскопиум. Ну, еще, конечно, зверей всяких смотрели. А у Алексея Григорьевича выпивали по десять бокалов венгерского…

– Все это хорошо, – прервал его Денис, – но какова была ваша роль в тех достопамятных событиях?

Новохатько с явной неприязнью покосился на Томского и с оттенком раздражения ответил:

– Но я же сказал, что приезжал с обозами в Москву.

– А события в Петербурге вам знакомы только с чужих слов? – чуть насмешливо осведомился Денис.

– Ну, да… – Новохатько поморгал, пытаясь понять, нет ли подвоха в вопросе. – Горленко и Маркович рассказывали старшим казакам, а я тоже слушал. Зато в Москве я самолично присутствовал и знаю обо всем не понаслышке. Мы привозили депутатам горилку двойную, анисовую, вишневку, тютюн, сало, свечи восковые и сальные, сыры, прянички… А еще пригоняли волов и овец.

Насте почему-то стало неловко от столь подробного перечисления провианта, и она прервала Остапа Борисовича вопросом:

– А в опере вам довелось побывать?

– Да, имел удовольствие, – с важностью ответил Новохатько. – И не только в опере. Я вместе со всей казацкой старшиной присутствовал и на коронации. Еще мы ездили в немецкую слободу во дворец к Алексею Григорьевичу. Уж наши депутаты тогда вдоволь напились венгерского…

– Ну а в опере какое давали представление? – спросил Шалыгин.

– А я уж не помню, – развел руками Остап Борисович. – Ведь тринадцать лет прошло, забылось. Только запомнил, что там пели и танцевали с музыкою девки-италианки и… простите, барышня… кастрат, тоже италианец. Голос он имел тоньше, чем у девиц, а сам был толстый, как бочка.

Денис критическим взглядом окинул фигуру Новохатько, который тоже мог бы выдержать сравнение с бочкой, и сказал, обращаясь к Насте:

– Однако же до чего избирательная память у господина судьи. Он превосходно запомнил содержимое обоза, а вот содержание оперы полностью забыл.

Новохатько, видимо, почувствовал насмешку, метнул гневный взгляд на Томского и стал наливаться свекольной краской. Миролюбивый Иван Леонтьевич поспешил предотвратить ссору, с редкой живостью перехватив нить беседы:

– Ох уж эти оперы, их даже знаток не запомнит! По-моему, пан судья очень здраво подметил главную нелепость итальянских опер. Зачем уродовать мальчиков, чтобы они всю жизнь пели женскими голосами каких-то далеких от нас греков и римлян? На мой взгляд, игра жирных кастратов, выступающих в женских ролях, сильно отдает пародией. Ну а каковы они в мужских ролях? Об этом презабавно рассказал один датский капельмейстер: «Поднимается занавес. Слышен высокий женский голос, принадлежащий персонажу в костюме героя. Заглянем в либретто, кто эта переодетая женщина – амазонка или особа, потерявшая рассудок? Ни то ни другое. Это Александр Великий. Возможно ли? С каких пор могучий завоеватель мира превратился в кастрата или вовсе стал женщиной? А кто там противным дискантом сетует на жестокость судьбы и бесчувственность той замужней дамы? Без сомнения, какой-либо развратный дармоед. Мы вновь ошиблись. Это благородный Лизимах, который без оружия, голыми руками уничтожал львов. Вот, наконец, хор героев. Как? Дисканты и альты? Неужели Александр Македонский покорил мир, предводительствуя толпою баб?»[13]13
  Описание, оставленное Иоганном Адольфом Шайбе, посетившим Италию в 1737 году.


[Закрыть]

Все посмеялись, и благодаря дипломатическому вмешательству Ивана Леонтьевича вечер завершился мирно. Вскоре хозяева вышли проводить гостей на крыльцо. Когда Томский, прощаясь, поцеловал Насте руку, она почувствовала, как его пальцы сильнее, чем нужно, стиснули ей запястье. Это заставило ее посмотреть Денису в глаза, встретившись с его жгучим, пристальным взглядом. Новохатько, потоптавшись, тоже решился поцеловать руки Насте и Гликерии, но у него это вышло так неуклюже, что мало кто удержался от улыбок. Правда, сам «господин Казанова» своей неловкости не заметил.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю