Текст книги "Чужой клад"
Автор книги: Александра Девиль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)
Через какое-то время ей показалось, что она может заснуть и не узнать всей правды о чем-то важном. Девушка рывком вскочила с кушетки и, выйдя из павильона, стала осторожно пробираться к дому, из которого еще несколько минут назад бежала без оглядки. Теперь ею вдруг овладело новое желание: отомстить тем, кто так жестоко ее унизил. Она решила убить супругов Худоярских именно теперь, когда они, посмеявшись над обманутой девушкой, предаются своей порочной любви. Полина еще не знала, как и чем убьет их; она решила найти орудие убийства в их же доме.
Девушка сама не заметила, как очутилась в каком-то странном помещении, похожем на чулан; здесь среди всякой рухляди она обнаружила сразу несколько ножей и топор. Но тут ей пришло в голову, что будет легче и красивей убить Худоярских огнестрельным оружием; вероятно, в доме есть комната, где хранятся пистолеты и охотничьи ружья. В глубине чулана виднелась винтовая лестница, и Полина решила взобраться по ней наверх, чтобы поискать оружие на втором этаже. Но, торопливо подбежав к лестнице, она поскользнулась на первой же ступеньке и скатилась в подземелье. Полина словно со стороны увидела себя сидящей на каменном полу подвала. Боли от падения она не почувствовала, но страх, леденящий страх овладел всем ее существом. Здесь было темно, и только сверху, из крошечного зарешеченного окошка, пробивался свет, похожий на лунный. Девушка вспомнила рассказ о любовниках, замурованных в подвале худояровского дома в ночь полнолуния. И в ту же секунду, подтверждая ее страхи, раздались чьи-то стоны, вздохи, и из стены напротив в луче лунного света обрисовались призрачные фигуры мужчины и женщины. У Полины от ужаса даже волосы зашевелились на голове. Не в силах произнести ни слова, она отползла к лестнице и ухватилась за перила, пытаясь подняться. А призраки тянули к ней руки и шелестящими голосами призывали:
– Спасайся, спасайся! Злоба и месть погубили душу этого дома. Разорви порочный круг, не отвечай злом на зло! Спаси свою душу и нас освободи! Беги отсюда, беги, спасайся!
Полине наконец удалось встать на ноги и, оглядываясь на призрачные фигуры, сделать шаг к лестнице. А дальше она уже не помнила, как взлетела наверх, как очутилась во дворе. Здесь почему-то было уже темно, хотя Полине показалось, что она провела в подвале лишь несколько минут. Позади она услышала какой-то топот; оглянувшись, увидела двух всадников, которые мчались прямо на нее. В то же мгновение она вспомнила свой давний страшный сон и узнала в первом всаднике Киприана. Лицо второго тонуло во мраке, но Полина поняла, что это не Иллария; нет, Иллария сидела за спиной у Киприана, а вторым всадником был мужчина. Полина знала, что надо убежать от преследователей, хотя бы отпрыгнуть в сторону, спрятаться за дерево, но ноги не слушались ее, она не могла оторвать их от земли. А всадники приближались, еще миг – и страшные копыта лошадей ее растопчут!.. Полина пошатнулась и с криком ужаса упала на землю.
Дальше в голове у нее возникло какое-то затемнение, и через несколько секунд девушка осознала, что лежит на кушетке в садовом павильоне, куда сквозь листву в резных окнах пробиваются косые лучи вечернего солнца. «Значит, это был сон?..» – прошептала она, вскочив с кушетки и поправляя разметавшиеся волосы. Взгляд ее упал на графин с вином, и Полина уже не в первый раз догадалась о дурманящей силе этого напитка. Она вдруг подумала о том, что Иллария и Киприан наверняка знают толк во всяких снадобьях, зельях, а возможно, и ядах. Голова у нее болела, в ногах ощущалась тяжесть, а чувства даже притупились от навалившихся потрясений.
Сейчас Полина хотела только одного: поскорее добраться домой, успеть до темноты, чтобы бабушка не начала ее искать и сходить с ума от волнения.
Лучистое находилось к западу от Худояровки, и девушка быстро шла на золотисто-розовый свет вечернего солнца, словно догоняя закат. Думать ей ни о чем не хотелось, да она сейчас и не имела сил думать. Объяснение с бабушкой тоже хотелось отложить до утра.
Полина успела вернуться домой засветло, но пройти незаметно в свою комнату ей не удалось, потому что уже на пороге ее встретила горничная Дуня и встревоженным голосом сообщила, что «барыня заболели и велят, как только вы вернетесь, сразу же идти к ней».
Душевные силы Полины почти иссякли, но надо было найти их еще, чтобы успокоить бабушку и, по возможности, хотя бы на время скрыть от нее горькую правду.
Увидев на высоких подушках бледное бабушкино лицо, услышав ее прерывистое дыхание, Полина похолодела: это были признаки того опасного сердечного недуга, от которого бабушка с трудом оправилась полтора года назад, когда дядя Дмитрий привез к ней из столицы известного врача.
– Бабушка, родная, что с тобой?.. – кинулась к ней Полина, пряча глаза и поневоле чувствуя себя виноватой.
– Ничего, выкарабкаюсь, – пробормотала Анастасия Михайловна посиневшими губами. – Лучше скажи, где ты была. Хотя можешь и не говорить, и так все понятно. Ну, убедилась, что Куприян тебе лгал?
– Да… убедилась. – Полина посмотрела куда-то в сторону и бесцветным голосом пояснила: – Киприан и его жена Иллария – порочные люди. Я это поняла, потому что случайно подслушала их разговор.
– Значит, правильно Екатерина Дуганова написала о ней?
– Да. Все правильно. Эта Иллария именно такая и есть – хищница, которой от Алексея нужны только деньги. Да и Киприан не лучше ее… Он притворялся влюбленным в меня просто со скуки, пока Иллария соблазняла Дуганова.
– А он… проходимец этот… он тебя не пытался совратить?
Боясь, что горькая правда сейчас может убить бабушку, Полина сделала над собой огромное усилие, даже выдавила некое подобие улыбки на лице и бодрым голосом ответила:
– Наверное, у него были такие мысли, но теперь, когда я узнала всю правду, он мне уже не опасен. Я к нему и близко не подойду.
– Правда? – Анастасия Михайловна взяла Полину за руку. – Не будешь больше думать о нем, страдать?
– Нет, никогда, я тебе обещаю.
– Ты собери свою волю в кулак – и очнись от тяжкого сна. Считай, что выздоравливаешь после недуга. А я тебе помогу, чем смогу.
– Ты, бабушка, главное, выздоравливай. Это для меня сейчас важней всего.
– А мне уже лучше. Твое затмение прошло – и мне полегчало. Иди спать, детка, ты выглядишь измученной. Утро вечера мудренее. Иди, тебе надо отдохнуть. А к утру мы с тобой обе наберемся сил и все обсудим.
Полина поцеловала бабушку и, стараясь выглядеть бодрой, тихо вышла из ее спальни.
Лишь закрывшись в своей комнате, девушка могла дать волю слезам. Потом, немного успокоив себя молитвой, она легла в постель и скоро забылась глубоким сном без сновидений.
Глава седьмая
Поездка в Москву
Проснулась Полина внезапно и, еще не открывая глаз, в одну секунду вспомнила все события прошедшего дня. В душе ее уже не было того смятения и отчаяния, которые владели ею накануне; она почти смирилась с горькой истиной, что ей не суждено познать в жизни счастье невероломной, разделенной любви. Вытеснив глубоко внутрь сознания свою собственную боль, Полина хотела думать теперь не о себе, а о других: тревожилась о здоровье бабушки, собиралась написать родственникам в Петербург и Кринички; в какой-то момент у нее даже мелькнула мысль предупредить Алексея Дуганова о намерении Худоярских прибрать к рукам его состояние.
Вспомнив философские рассуждения о том, что не все люди рождены для счастья и надо уметь быть сильнее собственных страстей, Полина почти успокоилась, и первым ее порывом было убедиться, что здоровье бабушки пошло на поправку. Она открыла глаза, подняла голову от подушки, посмотрела в окно, за которым разгоралось жаркое июльское утро, и уже хотела звать Дуню, как вдруг память подсказала ей одну подробность, заставившую девушку похолодеть. Отбросив простыню, Полина вскочила с кровати и лихорадочным движением вытащила из ящика секретера тетрадку, в которую уже два года записывала некоторые свои мысли и наблюдения. Здесь же она под особыми значками отмечала даты своих месячных. Она стала это делать с тех пор, как прочла в одной книге, написанной медиком, что регулярность месячных есть признак женского здоровья. До сих пор у Полины не было сбоев в этом отношении, теперь же она вдруг вспомнила, что месячные у нее должны были начаться еще три дня назад. И отметки в тетради это подтверждали.
Полина схватилась за голову. Неужели испытания еще не кончились и судьба до конца хочет наказать ее за безоглядную доверчивость любви?.. Девушка знала, что отсутствие месячных является одним из первых признаков беременности, но она слыхала и о том, что существуют какие-то известные знахаркам способы оборвать беременность, пока срок еще очень мал. Раньше Полина считала это грехом, теперь же готова была пойти на что угодно, лишь бы скрыть от людей свой позор. Никому, кроме бабушки, она не могла рассказать о своем отчаянном положении и просить совета и помощи. То, что накануне Анастасия Михайловна почувствовала себя лучше, позволяло Полине надеяться, что у бабушки хватит сил выслушать ее признания и подсказать выход.
Девушка поспешно умылась, надела утреннее платье и собралась идти к бабушке, как вдруг, деликатно постучав, в комнату вошла Дуня и с порога запричитала:
– Барышня уже оделись? Что ж меня-то не позвали? А барыне-то нашей, бабушке вашей, худо стало с самого утра. Анисья ее травами поила, да толку мало. Ой, что ж с нами будет, ежели Анастасия Михайловна совсем сляжет! Она-то барыня добрая, справедливая, таких поди найди…
– Бабушке плохо?.. – испуганно вскрикнула Полина и, отстранив причитающую Дуню, кинулась к спальне Анастасии Михайловны.
В один миг рухнула надежда искать помощи и совета у бабушки. Теперь, когда не только здоровье, но и сама жизнь Анастасии Михайловны оказалась в опасности, нельзя было отягощать ее душу новыми горестями. Сознавая это, Полина лихорадочно пыталась найти выход, и в те несколько секунд, пока она шла от своей комнаты к бабушкиной, в голове у нее простучало: «Василиса»! Да, Василиса была знахаркой, повитухой и знала толк в женских делах. Кто же, как не она, мог помочь? Полина вспомнила, что до сих пор хранит московский адрес Василисы, и решила ехать к лекарке при первой же возможности, едва здоровье бабушки позволит.
Сегодня в голосе Анастасии Михайловны не было той бодрости, что накануне, когда она, успокаивая внучку, советовала ей отдохнуть и отложить все размышления до завтра. Теперь же бабушка, задыхаясь, жаловалась, что сердце у нее болит и стучит с перебоями.
– Не очень-то мне помогли травы, которые собирают местные травницы, – говорила она, судорожно сглатывая слова. – Тут более сильное лекарство надо – то, которое мне доктор Тихорский прописал. Но оно у меня уже закончилось, а за новым надо ехать в Москву, там его готовят в аптеке Шмидта. Возьми рецепт у меня в шкафу, в верхнем ящике. Отдай Ермолаю, пусть едет в Москву и найдет аптеку, которую держит Франц Иванович Шмидт. Там, на рецепте, и адрес записан. Объясни Ермолаю что к чему. Пусть берет себе в попутчики Нила – тот грамоте знает.
Решение пришло к Полине мгновенно, и она, присев перед бабушкиной кроватью, воскликнула:
– Да зачем же Ермолая с Нилом посылать? А вдруг они там что напутают? Лучше я сама поеду! Я-то уж точно ни в чем не ошибусь. А заодно и с Василисой повидаюсь – может, она тоже даст совет, как тебя лечить.
– Нет, на твой отъезд я не согласна! – запротестовала бабушка. – Если ты уедешь, я еще больше буду волноваться.
– Да какие тут причины для волнения? Я же не на край света еду, до Москвы сорок верст, за день и управимся.
– И не сорок, а все пятьдесят. Сегодня к вечеру только и доедете. Да и как мне тебя отпускать одну?
– Почему ж одну, меня-то Ермолай повезет, а он человек надежный и крепкий. А чтобы тебе было спокойней, еще и Дуняшу с собою возьму. Если за один день не управимся, если лекарство не сразу будет готово, то переночуем на нашей квартире, а завтра – в обратный путь.
Учитывая, что поездки в Москву были нередки, Анастасия Михайловна уже несколько лет снимала там маленькую квартиру на втором этаже доходного дома, и сейчас ей в самом деле было спокойней оттого, что внучке со слугами не придется искать ночлег в городе.
Убедив бабушку в необходимости своей поездки, Полина спешно кинулась собираться. Через полчаса она уже сидела в дорожной карете, подгоняя Дуню, загружавшую в карету узлы с домашней снедью. На облучке важно восседал Ермолай, который всегда был рад поездкам в большой город.
Полина тоже любила перемены, связанные с дорогой, но в этот раз для нее не существовало интересных пейзажей и прочих дорожных впечатлений. Она не слышала ни Дуниной болтовни, ни протяжных песен, которые имел обыкновение напевать в дороге Ермолай. Полностью уйдя в себя, в свои мысли и переживания, девушка угрюмо молчала, словно отгородившись от всего мира.
В Москву прибыли около четырех часов пополудни. Скоро карета уже стояла у подъезда доходного дома, в котором еще при жизни Дениса Андреевича супруги Томские сняли квартиру.
Даже Ермолай и Дуня устали от долгой поездки и летнего зноя, но барышня, казалось, совершенно не замечала дорожных трудностей и неудобств, потому что сразу же, не присев, а лишь осушив залпом стакан воды, решила отправиться по делам. Дуня уговаривала ее хоть немного отдохнуть с дороги, но барышня тут же ее оборвала:
– Недосуг мне отдыхать. Ты оставайся здесь, приберись в квартире, а мне надо срочно заказывать лекарство, чтоб аптекарь как можно скорей его приготовил.
Аптека Шмидта располагалась недалеко от доходного дома, и Полина отправилась туда пешком. К счастью, старый аптекарь был на месте; он помнил Анастасию Михайловну и обещал приготовить лекарство к утру.
Итак, одна из главных задач поездки была выполнена Полиной довольно быстро, но оставалась еще другая, тайная.
Девушка хорошо помнила адрес, данный ей Василисой; улица, на которой жила лекарка, находилась в дальнем конце Москвы, и идти туда пешком молодой барышне было бы неудобно. Здесь уже Полина не могла обойтись без помощи Ермолая. Она сгорала от нетерпения, но все же вынуждена была дать немного времени на отдых кучеру и лошадям.
– А куда вы так торопитесь, барышня? – не удержался от вопроса Ермолай. – К аптекарю же вроде сходили.
– А это не твое дело, куда я тороплюсь, – ответила Полина с неожиданной резкостью. – У меня забот хватает. Повезешь, куда велю.
Полина не хотела говорить слугам, что собирается навестить бывшую худояровскую ключницу. Сознание уязвимости своего положения делало девушку очень осторожной. Она лишь назвала Ермолаю улицу, до которой надо ехать, но не сказала, кто на этой улице ей нужен. Расспросив местных кучеров, как проехать к искомой улице, Ермолай скоро довез барышню туда и, оглядываясь на нее, спросил:
– Так где останавливаться-то? Или дальше ехать?
Дом Василисы был четвертым от угла, а несколько дальше его, на противоположной стороне улицы, Полина заметила торговую лавку и велела кучеру остановиться возле нее.
– Так вы в лавку? Будто бы ближе к дому нельзя было найти, – проворчал Ермолай, помогая барышне выйти из кареты.
Полина, быстро осмотревшись по сторонам, заметила, что во двор Василисиного дома входит здоровенная баба с корзиной. Девушке не хотелось бы беседовать с лекаркой при свидетелях, и она решила немного подождать, покружить возле дома, – возможно, баба скоро уйдет. А еще какой-то непонятный страх, усиленный стыдом и волнением, мешал ей вот так, сразу, являться в дом к Василисе.
И потому для отвода глаз она решила сперва заглянуть в лавку. Перед крыльцом стоял приличный открытый экипаж, – видимо, местная барыня или купчиха подъехала сюда за покупками. Но, войдя в лавку, девушка обнаружила, что владелец экипажа – мужчина. Он стоял спиной к двери и, опершись локтем о стойку, беседовал с приказчиком. Первые же слова, услышанные Полиной, заставили ее насторожиться и, замедлив шаг, остановиться в углу возле дверного косяка. Покупатель спрашивал приказчика:
– А не подскажешь ли, голубчик, где здесь в вашем околотке проживает лекарь Чашкин? У меня управляющий – из старых солдат, знает Чашкина по полку. А сейчас вот заболел и говорит: найдите мне Чашкина, только ему одному доверяю.
– Чашкин Егор Лукич проживали-с через два дома напротив, – ответил приказчик. – Только его теперь выненайдете-с: уж скоро месяц как преставился.
– Вот жалость!.. – вздохнул собеседник. – Но, может, он после себя оставил какого-нибудь ученика или родственника?
– Про учеников не слыхали-с; а сынок его единственный Николай в лекари не пошел-с. Он в полку служит офицером-с, нынче в походе-с. Даже к батюшке на похороны не смог приехать. Но Василиса Лукинична его со дня на день ждут-с.
– Василиса Лукинична?
– Да-с, сестрица покойного. Она тоже лекарка, только больше по женской части-с, ее все знают-с как повивальную бабку.
– Так она одна теперь в доме хозяйничает?
– Одна-с, только еще Федосья при ней – баба здоровая, да бестолковая.
Полину, которая старалась ступать неслышно, собеседники не заметили, но тут в лавке появился второй приказчик, помоложе, и сразу же обратил внимание на посетительницу:
– Наше вам почтение, барышня, проходите, выбирайте товар!
Покупатель тотчас повернулся к Полине и окинул ее пристальным и, как ей показалось, оценивающим взглядом. Это был мужчина лет пятидесяти, но видный, моложавый и явно имеющий претензии нравиться женщинам. Правда, длинные усы и черная с проседью борода придавали его облику что-то купеческое, но по одежде, манере держаться и говорить он был истинный барин.
Быстро осмотрев лавку, Полина обнаружила, что здесь продаются ткани, платки, перчатки, пуговицы и еще какие-то мелочи. Первый приказчик предлагал разговорчивому барину перчатки, а второй указывал Полине на штуки тонкой разноцветной ткани и заливался соловьем:
– Такого шелка, как у нас, вы по всей Москве не найдете! Наша лавка хоть не на главной улице, а к нам сюда самые знатные барыни съезжаются за шелком. Гладите! Настоящий китайский!
Бородатый покупатель сделал пару шагов к Полине и, усмехаясь, заметил:
– Судя по всему, эта лавка находится прямо на Великом шелковом пути.
Полина поддержала его шутку:
– Возможно, ее основал сам Марко Поло.
– О! Приятно встретить на окраине Москвы красивую образованную барышню. – Покупатель приподнял шляпу и слегка поклонился. – Кстати, а я бывал в азиатских местах, где проходил Великий шелковый путь. Я вообще много путешествовал и чего только не повидал на своем веку.
– Что ж, рада за вас.
– Я мог бы рассказать вам много интересного.
– Простите. – Полина отвернулась от навязчивого собеседника и пощупала шелковистую ткань, разложенную на прилавке.
– Так что же, барышня, возьмете материи себе на платье? – спросил приказчик. – Или еще что вам угодно?
Полина подумала, что надо бы сделать какую-то покупку, чтобы ее появление в лавке не выглядело странным.
– Пожалуй, я куплю у вас эту шаль, – сказала она, выбрав большой платок благородной пурпурно-черной расцветки, который подошел бы бабушке.
С некоторой досадой девушка чувствовала на себе прилипчивый взгляд посетителя лавки и уже начала опасаться, что немолодой ловелас вздумает и дальше навязывать ей свое общество. Пока она платила за шаль, бородача позвал первый приказчик:
– Так как же, сударь-с, будете покупать перчатки-с?
– Разумеется. – Скосив глаза на Полину, покупатель подошел к приказчику.
Воспользовавшись этой минутной заминкой, девушка схватила свою покупку и стремительно кинулась к выходу. Кажется, бородач что-то крикнул ей вдогонку, но она даже не оглянулась.
Вскочив в карету, Полина приказала Ермолаю:
– Сворачивай на соседнюю улицу, да побыстрей.
Из окна кареты она оглянулась на крыльцо лавки. Там было пусто. Девушка вздохнула с облегчением, довольная тем, что, по крайней мере, назойливый барин не стал ее преследовать. Впрочем, благодаря его разговору с приказчиком она невольно узнала о том, что Василиса похоронила брата и теперь обитает в доме вдвоем со служанкой, ждет приезда племянника. Полине, желавшей поговорить с Василисой наедине, очень бы хотелось, чтоб даже служанки во время их беседы не было дома.
На соседней улице девушка обратила внимание, что усадьба, примыкавшая тыльной стороной к Василисиному двору, явно принадлежит богатому человеку, и велела Ермолаю спросить у прохожего, чей это дом. Прохожий охотно пояснил, что здесь живет купец Щетинин, разбогатевший на торговле солью и рыбой.
– Поехали дальше! – крикнула она Ермолаю, а через пять или шесть домов приказала ему вновь остановиться.
– Да кого же мы ищем-то, барышня? – удивился кучер.
Но Полина уже заметила впереди трактир и велела Ермолаю остановиться неподалеку от этого заведения, над которым красовалась слегка покривившаяся вывеска «Пирожник», подкрепленная старательно намалеванным изображением румяного пирога.
Ермолай только почесал затылок, помогая барышне выйти из кареты, и совсем уже скучным голосом спросил:
– Да неужто вы в трактир собрались?
– Нет, как тебе такое в голову пришло? – Полина пожала плечами. – Трактир «Пирожник» служит мне приметой. Здесь рядом живет бабушкина старая знакомая, мне надо к ней зайти. А ты ожидай меня в карете, никуда в сторону не отъезжай. Я поговорю с барыней, возьму у нее лекарства и вернусь.
– Так, может, мне вас прямо к дому сопроводить?
– Нет. Эта барыня – гадалка, она велит, чтобы к ней приходили в одиночку, без сопровождения. Жди меня здесь.
Полина пошла вперед и скоро скрылась от глаз Ермолая за выступом ближайшего дома. Оглянувшись, дабы убедиться, что ни кучер, ни какие-либо любопытные прохожие ее не видят, девушка накинула на голову густую вуаль и, свернув за угол, быстрым шагом поспешила к Василисиному дому.
День уже клонился к вечеру, но Полину это не пугало: наоборот, ей хотелось бы, чтоб как можно скорей наступили сумерки, в которых никто бы не разглядел ее лица.
Подойдя к дому лекарки, она слегка замедлила шаг, потом и вовсе остановилась, увидев, что из калитки выходит та самая здоровенная баба, которая давеча входила сюда с корзиной.
Дождавшись, когда баба скроется из виду, Полина быстро юркнула в калитку и закрыла ее за собой. В этот момент из будки выскочил дворовый пес на цепи и громко залаял. Полина невольно вздрогнула и, повернувшись к крыльцу, увидела на ступеньках Василису – строгую, заметно похудевшую, одетую в черное платье, с черным платком на голове.
Сделав к ней два неуверенных шага, девушка откинула вуаль и ломким голосом спросила:
– Ты не узнаешь меня. Василиса?
– Как же не узнать вас, барышня Полина? – Василиса сошла со ступеньки и слегка поклонилась. – Здоровья вам и вашей бабушке.
– И тебе здоровья, Василиса. Приношу свои соболезнования. От соседей я узнала, что брат твой умер. Пусть земля ему будет пухом.
Василиса вытерла глаза кончиком платка и вдруг сказала:
– А у меня было предчувствие, барышня, что вы ко мне скоро приедете.
– Ты же когда-то приглашала меня к себе, вот я и приехала.
– Вы одна или с бабушкой?
– Одна, бабушка осталась в Лучистом. Она заболела, и я приехала в Москву за лекарством. Его здесь в аптеке приготовят на завтра. А я вот пока к тебе пришла поговорить, посоветоваться.
– Что ж мы на пороге-то стоим? Входите в дом, барышня, разговор у нас, видно, будет важный.
– А ты одна в доме?
– Одна. Федосья, работница моя, пошла подсобить своей хворой подружке. А гостей никаких я сегодня не жду, так что можем с вами поговорить без помех.
Полине даже стало неловко оттого, что знахарка, кажется, догадалась о сокровенном характере того дела, которое привело сюда барышню из Лучистого.
