Текст книги ""Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг"

Автор книги: Александр Ватлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

СССР. К октябрю того же года на свободе осталось 363 члена КПГ, 328 их них проживало в Москве41.

Охотин Н. Рогинский А. Указ. соч. С. 49.

38 Посольство называло общую цифру в 730 человек (Pinkus В., Fleischhauer I. Op. cit. S. 197), по данным Охотина и Рогинского

аналогичная цифра, включающая в себя арестованных в первой половине 1937 г., составляла 750-820 человек (Охотин Н.

Рогинский А. Указ. соч. С. 49).

39 Schafranek Н. Op. cit. S. 20. Это составляло около трети всех иностранцев, приговоренных Особым совещанием НКВД к

высылке за границу.

40 Tischler С. Op. cit. S. 26,97.

41 Мюллер Р. Донос и террор: Герберт Венер в московской эмиграции // Сталин и немцы. М, 2009. С. 74.

15

Иного пути для формирования достоверной базы данных на репрессированных немцев, кроме сплошного

просмотра их следственных дел, на сегодняшний день нет. Таблица, публикуемая в приложении, —

результат авторских усилий, открытый для критики, исправлений и дополнений. Трудности с научным

освоением данных архивных фондов связаны прежде всего с отсутствием прочной нормативно-правовой

базы, регулирующей доступ к ним историков. С одной стороны, законы о реабилитации, принятые в начале

90-х гг., требуют предания гласности имен как жертв политических репрессий, так и их палачей. С другой

стороны, расширительное толкование понятия «тайна личной жизни» позволяет архивистам закрывать

любые материалы исходя из житейского принципа «лучше перестраховаться». Семидесятипятилетний

юбилей большого террора не за горами, но можно не сомневаться, что и после этой даты, когда потеряет свое

значение «тайна личной жизни», у руководителей региональных архивов найдутся новые препоны и отго-

ворки.

Ситуацию в ГАРФ, куда с начала 90-х гг. передаются АСД реабилитированных жертв политических

репрессий, которые вело Управление ВЧК-ОГПУ-НКВД-КГБ по Москве и Московской области, можно

назвать счастливым исключением. На сегодняшний в день в двух описях фонда 10 035 находится 98 995

архивных единиц, в которых содержатся материалы следствия на 121 700 человек. Дела сброшюрованы, но

не имеют сплошной нумерации, как правило, на каждом листе от руки проставлено несколько цифр, которые

появлялись в процессе комплектования дела42. Руководство архива понимает значение данного комплекса

документов для формирования сознательного и ответственного отношения российского общества к самым

трагическим страницам нашей новейшей истории, и вместе с инициативными группами, представляющими

«Мемориал», региональные общества жертв политических репрессий, Русскую православную церковь,

печатные СМИ, проводит большую научную и публикаторскую деятельность.

Первым из законченных проектов следует назвать мартиролог расстрелянных на Бутовском полигоне к югу

от Москвы, где погребено (по неполным данным) 20 761 человек, казненных с 7 августа 1937

42 Чтобы избежать путаницы при цитировании, ссылка дается только на архивную единицу хранения без указания страницы.

Там, где из текста ясно, о каком человеке из числа репрессированных немцев идет речь, ссылка на номер его АСД не дается, ибо

эти данные указаны в таблице, помещенной в приложении.

16

по 19 октября 1938 г.43 Подавляющее число АСД на лиц, осужденных к расстрелу за политические

преступления и ныне реабилитированных, хранится именно в ГАРФ44. Приведенные в «бутовских сборни-

ках» биографические данные расстрелянных, сверенные с материалами архивов, являются отправной точкой

для дальнейших поисков и исследований. Так, на их основе в Германии был подготовлен сборник, куда

вошли имена немцев, казненных в СССР по надуманным обвинениям в 1937-1938 гг.45

Следует упомянуть огромную работу, которую ведут представители Русской православной церкви по поиску

лиц, пострадавших за веру, – как священнослужителей, так и мирян. Полный просмотр фонда АСД в ГАРФ

выявил около 5 тыс. человек, которых на служебном жаргоне НКВД называли «церковниками». В настоящее

время проводится их канонизация, опубликовано более 500 житий мучеников и исповедников, арестованных

на территории Московской епархии46. Высокое качество исполнения отличает книгу памяти

репрессированных жителей Мытищинского района Московской области, аналогичный поиск ведется

краеведами других районов и подмосковных городов47. Автором было проведено исследование, посвященное

«большому террору» в Кунцевском районе, в приложении к опубликованной книге содержится более 700

имен и данных о приговорах в отношении людей, следствие по которым велось местным райотделом

НКВД48.

43 Бутовский полигон. Книга памяти жертв политических репрессий. Выпуски 1-8. М., 1997-2004. В завершающем выпуске

содержится список с указанием места хранения АСД каждого расстрелянного, однако не приводится его архивный номер, что

затрудняет родственникам поиск и ознакомление с материалами следствия.

44 Дела на 5658 человек, осужденных «тройкой» по уголовным статьям, расстрелянных в Бутово и нереабилитированных, хранятся в архиве МВД. Об этой категории см. подробнее: Бутовский полигон. Выпуск 8. М., 2004. С. 138-141.

45 Verurteilt zur Hoechststrafe: Tod durch Erschiessen. Todesopfer aus Deutschland im Grossen Terror in der Sowjetunion 1937/1938.

Hrsg. von Ulla Plener, Natalia Mussienko. Berlin, 2007. В качестве критерия отбора имен в данном сборнике берется место рож-

дения, а потому в него включены немцы, приехавшие в Россию до 1914 г., например Карл Гинц.

46 Жития новомучеников и проповедников Российских XX века Московской епархии. 8 томов. Тверь, 2003-2005.

47 Книга памяти жертв политических репрессий. Мытищинский муниципальный район Московской области. М., 2009.

48 Ватлин А. Ю. Террор районного масштаба: «массовые операции» НКВД в Кунцевском районе Московской области 1937-1938

гг. М., 2004. С. 216-247.

17

Списки репрессированных жителей Московской области – около 30 тыс. имен – опубликованы в книге

памяти, изданной под патронажем областной администрации. К сожалению, издатели не обращались к

архивным материалам, поэтому в данном издании содержится немало фактических ошибок, отсутствует

содержательное введение и научно-справочный аппарат49. Одной из первых инициатив по преданию

гласности имен жертв политических репрессий столичного региона стала публикация соответствующих

списков газетой «Московская правда»50. Вот уже около десятилетия историки, архивисты и правозащитники

ставят вопрос о полном научном освоении фонда 10 035. Однако его колоссальный объем не позволяет

приступить к этой работе только силами общественности, без государственного финансирования. А значит, не приходится рассчитывать на завершение этой работы в обозримом будущем.

3. Формирование базы данных

Справочный аппарат фонда прекращенных архивно-следственных дел был передан в ГАРФ из ФСБ РФ и

представляет собой картотеку, в которой содержатся лишь данные о дате и месте рождения того или иного

человека. Лишь изредка на карточке отмечена дата ареста и приговора, содержание последнего. Именно

место рождения и стало отправной точкой для формирования источниковой базы проекта – очевидно, что

тот, кто родился в границах Германской империи, должен быть так или иначе связанным с этой страной.

Первоначальная выборка включала в себя более тысячи имен репрессированных, имя и место рождения

которых звучали на немецкий лад. Очевидно, что для ее очистки был необходим сплошной просмотр АСД,

что и стало содержанием первой фазы проекта. Итогом этой фазы стала база данных на 720 человек, которых

мы в дальнейшем с известной долей условности будем называть немцами. Даты и места их рождения, дан-

ные об аресте и приговоре приведены в таблице, открывающей приложение.

Книга памяти жертв политических репрессий жителей Московской области. М., 2002.

50 Со списками, в которых содержится более 25 тыс. имен, можно познакомиться в Интернете (h

ttp : // w

ww . m

ospravda . r u / returnedl

Биографическая информация по каждому человеку ограничивается местом рождения и работы, а также адресом проживания

на момент ареста.

18

Первый из немцев, токарь московского Электрозавода Иосиф Егер, был арестован по политическим

обвинениям в августе 1934 года; последняя, сторож Наркомрыбпрома Эльза Слуцкая – в марте сорок

четвертого. Всего за рамками обозначенных в названии книги хронологических рамок (1936-1941) оказалось

8 случаев политических репрессий, документированных в АСД, они принимались в расчет при

статистической обработке данных. Следует отметить, что из упомянутых 720 человек только на 338 имеются

краткие биографические справки в мартирологах и научных публикациях, более половины удалось

«поименно назвать» только в рамках настоящего исследования.

В ходе очистки первоначальной выборки из нее были исключены лица, родившиеся и проживавшие в

Швейцарии, Австро-Венгрии (после 1918 г. – в Австрии), на территориях компактного проживания немцев

в Восточной Европе (Польша, Прибалтика, Бессарабия, Северное Причерноморье, Поволжье). Основным

критерием для попадания в базу данных стало постоянное местожительство в Германии и прибытие из нее (в

том числе и через третьи страны) в Советскую Россию после окончания Первой мировой войны. Отметим

еще раз, что при такой трактовке этническая принадлежность репрессированных теряет свое определяющее

значение, однако в практике немецкой операции НКВД она его и не имела51. Главным являлся сам факт

«сопричастности» к жизни в Германии, толковавшийся в ходе следствия максимально широко.

Так, если человек, не родившийся в Германии, прожил там значительную часть своей жизни, он оставался в

базе данных52. Напротив, если эта страна являлась лишь «пересадочным узлом» в его биографии (это могла

быть учеба в университете, бегство от преследования за революционную работу в России, переезды вместе с

семьей в поисках заработка), такие люди исключались из выборки. Национальность человека (еврей,

русский, поляк) и его подданство (швейцарец, австриец) как в первом, так и во втором случае не

принималась во внимание. Данное обстоятельство имеет свое оправдание в условиях «великого переселения

народов» в эпоху мировых войн – к примеру,

Так, практически все выходцы из Австрии, репрессированные в эпоху большого террора, были квалифицированы как

«германские шпионы» из-за их принадлежности к немецкому культурному сообществу (Маклоклин Б. Бутово: австрийские

жертвы сталинского террора // Бутовский полигон. Выпуск 5. М, 2001. С. 5).

52 Например, родившийся в Галиции архитектор Лео Вассерман, являвшийся активным членом германской компартии.

19

среди членов КПГ, прибывших в СССР в межвоенные годы, около 10 % не являлись этническими немцами53.

В ходе работы пришлось столкнуться с еще одной достаточно обширной категорией лиц, имевших

«немецкую» привязку. Речь идет о германских и австрийских военнопленных, оказавшихся в России в годы

Первой мировой войны, а также о немецких женах российских военнопленных, прибывших в Россию со

своими мужьями после 1918 г. Хотя по формальным признакам эти люди вполне попадали в рамки проекта,

просмотр их АСД показал, что к 1937 г. они прожили большую часть своей жизни на новой родине и почти

полностью ассимилировались. Их самоидентификация как «немца» или «немки» являлась скорее щемящим

воспоминанием о молодости, нежели фактором, оказывавшим реальное влияние на их повседневную жизнь.

Несмотря на то что эти люди стали жертвами репрессий именно как представители немецкой

национальности (мужчины – в 1937-1938 гг., женщины – в 1941 г.), они были исключены из базы данных.

Такая же участь постигла российских немцев, даже если они по тем или иным причинам оставались

подданными Германии вплоть до момента ареста. Наконец, из выборки были исключены этнические немцы,

проживавшие до 1914 г. в «русской Польше» и Прибалтике и эвакуированные в глубь страны в годы Первой

мировой войны54. Напротив, русские военнопленные и гражданские лица, прожившие в Германии весь

период Веймарской республики и уехавшие оттуда зачастую лишь под давлением гитлеровских властей,

остаются в базе данных. Как правило, даже не имея германского подданства, эти люди принимали активное

участие в политической жизни страны, являлись членами КПГ и СДПГ, работали в советских загранучреж-

дениях в Берлине, Гамбурге, Штеттине, Кенигсберге.

Около двух десятков немецких АСД, хранящихся в ГАРФ, относятся к периоду деятельности ВЧК в начале

20-х гг. Как правило, по подозрению в шпионаже арестовывались немецкие военнопленные, которые

возвращались домой55. Следствие по этим делам велось формально, решение ограничивалось

административными взысканиями или высылкой, т. е. тем, чего немцы, собственно говоря, и добивались.

53 Дель О. Указ. соч. С. 19.

54 Данные на этих лиц сохранены и могут лечь в основу отдельных исследовательских проектов, а также быть использованы

при составлении книги памяти жертв политических репрессий Москвы и Московской области.

55 См. дела Московской ВЧК 1920-1921 года: ГАРФ. Ф. 10035. On. 1. Д. П-38435, П-38503, П-38570, П-38602, П-38616, П-38641, П-

38659.

20

Отличительной чертой данной категории дел, также исключенных из источниковой базы проекта, являлось

обилие фальшивых документов, которые «выправляли» себе немцы, стремясь поскорее попасть на родину.

Получается, что едва ли не каждый второй из арестованных отправлялся за рубеж, чтобы раздувать на

Западе пожар мировой революции. Нельзя исключать того, что ряд мандатов был все же подлинным, и арест

являлся следствием неразберихи в компетенциях советских ведомств и Коминтерна, характерной для первых

послереволюционных лет.

Архивные материалы свидетельствуют и о движении в обратном направлении. В Москве на Виндавском

вокзале в конце 1920 г. ВЧК арестовала группу молодых немцев, которые отправились в Россию в поисках

лучшей доли. Проехав всю Польшу и нелегально перейдя польско-литовскую границу, они получили от

советского полпреда в Литве Т. Л. Аксельрода въездные визы и беспрепятственно добрались до Москвы.

Большинство перебежчиков отправили обратно в Германию, двух самых идейных передали в распоряжение

Германского совета в Москве56.

Отказ от этнического фактора в качестве решающего диктуется, кроме того, нередкими фальсификациями

национальности подследственных в ходе массовых репрессий. Особенно доставалось евреям, родившимся

на территории бывшей Речи Посполитой, разделенной между Австрией, Пруссией и Россией. Их

«записывали» немцами, а место их рождения переиначивали так, чтобы оно звучало по-немецки. Случались

и более экзотические фальсификации, соучастниками которых становились сами подследственные. Так,

Иоганн Концевитц родился в Краснодаре у украинки, его отчимом был немец, погибший в годы

Гражданской войны. При получении паспорта он придумал себе немецкое имя, а местом рождения назвал

Берлин. Желание выделиться среди сверстников дорого ему обошлось. Следователь сочинил протокол

допроса, в котором содержалась придуманная история о семье военнопленного, которая оказалась в России.

Услышав все это, Концевитц назвал сотрудника НКВД «сумасшедшим», за что был жестоко избит двумя его

подручными. И получил пять лет лагерей как немецкий шпион57.

Методика исследовательской работы с АСД жертв политических репрессий находится в процессе

становления, поэтому автору в ряде

56 Дело в отношении Бема Р. И., Бертрама П. Р., Краузе О. Э., Лешера К. Ф., Фогеля М. Г. и Фукса Г. Г. (Там же. П-38 667).

57 При пересмотре дела следственные органы проявили «гуманность» – в 1940 г. лагерный срок Концевитцу снизили до трех

лет (ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 2. Д. 18852).

21

случаев приходилось самостоятельно разрабатывать инструментарий источниковедческого анализа58. Наряду

с обязательными документами – справкой и ордером на арест, анкетой арестованного, копией приговора,

материалами прокурорской проверки и документами о реабилитации – в изученных делах содержится

немало «отклонений от нормы». К сожалению, применительно к эпохе «большого террора» приходится

говорить о процессуальном минимализме, вызванном огромным темпом, который набрала репрессивная

машина при сохранении своего кадрового состава. Речь идет не столько об отсутствии тех или иных

процессуальных документов, сколько об их небрежном исполнении, явных несоответствиях в

биографических данных, которые не подвергались дополнительной проверке. На фоне масштабных

фальсификаций такие «мелочи» в 1937-1938 гг. просто не бросались в глаза, однако сегодня они в

значительной степени осложняют унификацию и выстраивание базы данных.

В то же время практически в каждом АСД исследователя ждут сюрпризы, позволяющие дополнить

тягостную картину новыми штрихами и красками. В некоторых делах сохранилась переписка с родными и

знакомыми в Германии, бытовые фотографии, записные книжки и дневники. Хотя личные документы

арестованного, не имевшие отношения к предъявленному обвинению, предписывалось уничтожать, в

спешке это правило выполнялось не всегда. Значительный массив информации о ходе и методах следствия

содержится в заявлениях обвиняемых и осужденных, которые также находили свое последнее пристанище в

АСД. Наконец, в состав некоторых АСД входят такие приложения, как «тюремное дело», фиксировавшее

вызовы на допрос и поведение обвиняемого в камере, а также «имущественное дело», в котором содержится

опись личных вещей, конфискованных после приговора.

До лета 1937 г. основной массив следственных дел по немецким политэмигрантам и выходцам из Германии

был результатом работы Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД, он и ныне

продолжает находиться в Центральном архиве ФСБ. Как правило, по этим делам проходили ключевые

фигуры мифических шпионских сетей и контрреволюционных организаций, к которым после начала

«массовых операций» следователи приписывали так называемую «низовку». В качестве примера можно

привести дело Ганса

58 Ватлин А. Ю. Архивно-следственные дела УНКВД Московской области как источник по истории «массовых операций» 1937-1938 гг. – В книге: «Возвращенные имена». Сборник материалов для участников партнерской сети. Нижний Тагил, 2002. С.

190-220.

22

Бека, одного из «брандлеристов», т. е. представителей «правого уклона» в КПГ59, или Лео Фридляндера, который был одним из заметных фигур в группе еврейских врачей, лишившихся работы в нацистской

Германии.

Дело на группу советских граждан, получивших высшее образование или работавших в Берлине,

разворачивалось в 3-м отделе УНКВД МО весной-летом 1936 г. как вполне рядовое60. Однако один из

обвиняемых – Моисей Лурье (Эмель), профессор исторического факультета МГУ, а до приезда в Москву

функционер КПГ, заинтересовал высшие инстанции и был передан «наверх», чтобы стать одним из

обвиняемых в рамках первого показательного процесса. О том, в какой спешке готовился последний,

свидетельствует один факт – за три дня до его начала обвиняемые Моисей Лурье и Натан Лурье (член КПГ

и профессор Ленинградского мединститута) продолжали числиться за Особым отделом Московского

военного округа (MBO), относящимся к областному управлению НКВД61.

Хотя данные на репрессированных немцев, чьи дела не хранятся в ГАРФ, не включены в источниковую базу

проекта, их отличали те же самые закономерности в фальсификации обвинений и вынесении неправедных

приговоров. Излишне говорить о том, какой ущерб историческим исследованиям наносит ведомственная

разобщенность архивного наследия советской эпохи, запутанные бюрократические процедуры,

предшествующие работе с теми или иными фондами, находящимися в режиме «ограниченного доступа».

Серьезным подспорьем в работе по реконструкции судеб политэмигрантов стали материалы их личных дел,

хранящихся в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ)62. В них

содержится уникальная биографическая информация, имеются документы о взаимодействии отдела кадров

ИККИ, представительства КПГ и советских органов госбезопасности во второй половине 30-х гг. Во многих

случаях арест того или иного немецкого эмигранта предваряли запросы из НКВД, не менее часто

59 Vatlin А. Hans Beck und Versuche der Wiedervereinigung der deutschen kommunistischen Bewegung im Rahmen der Volksfrontpolitik // «Dann fangen wir von vorne an». Fragen des kritischen Kommunismus. Hamburg, 2007. S. 62-68.

60 ГАРФ. Ф. 10 035. On. 1. Д. П-61 126.

61 «Постановление о продлении срока ведения следствия и содержания под стражей» касалось 10 обвиняемых, в том числе обоих

Лурье и декана исторического факультета Г. С. Фридлянда, оно было составлено и утверждено 4 августа 1936 г.

62 РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 205. Личные дела членов КПГ.

23

инициативу поставки «компромата» брали на себя функционеры КПГ или ИККИ. Достаточно указать на

такой документ, как список исключенных из рядов КПГ в связи с арестом, составленный московским

представительством партии на пике большого террора63. В нем содержится более 900 фамилий, этот

документ лег в основу книги памяти репрессированных немецких коммунистов, подготовленной в

последний год существования ГДР64.

В Политическом архиве внешнеполитического ведомства ФРГ сохранилось около 4,5 тыс. допросов

немецких эмигрантов, высланных из СССР65. Допросы проводили местные органы гестапо, офицеров

полиции интересовал обширный круг вопросов, начиная с продукции оборонных заводов и кончая ролью

евреев в общественной жизни Советского Союза. Обращение к этим материалам позволило бы в

значительной степени дополнить имеющиеся в АСД биографические материалы, а также получить новую

информацию о методах следствия, практиковавшихся в конце 30-х гг. в НКВД. Это могло бы стать темой

отдельного сопоставительного проекта, который, используя название известной книги Маргариты Бубер-

Нейман, реконструировал бы судьбы немцев, оказавшихся «между Гитлером и Сталиным».

Глава 2

ПОВОРОТЫ ИСТОРИИ И ЛИЧНЫЕ СУДЬБЫ 1. Веймарские коммунисты

Если говорить о «смежных темах», по которым исследование немецких АСД может дать максимальный

прирост знаний, то это прежде всего история Германской компартии и антифашистской борьбы в последние

годы Веймарской республики. Цифры говорят сами за себя: как минимум 436 из 720 человек, учтенных в

базе данных, являлись членами КПГ, причем 158 из них вступило в партию в 1919-1921 гг. Динамике «эпохи

катастроф», радикализации общественных настроений в революционные годы соответствовала и партийная

63 РГАСПИ. Ф. 495. Он. 175. Д. 100. Л.19-34. Первая дата «списочных» исключений в документе – 3 сентября 1936 г., последняя – 15

января 1938 г.

64 In den Faengen des NKWD. Deutsche Opfer des stalinistischen Terrors in der UdSSR. Berlin, 1991.

65 Несколько протоколов были любезно предоставлены автору немецким коллегой В. Мензингом. Об этом источнике см. подробнее: Tischler С. Op. cit. S. 120-125; Mensing W. Die Vernehmungsprotokolle der "Russlandrueckkehrer". S. 154-170.

24

биография наших героев. 87 человек пришли в КПГ из социалистического движения, причем подавляющее

большинство из них (67) – в 1919-1920 гг.

Исключения из типичной для эмигрантов эволюции от СДПГ к КПГ можно пересчитать по пальцам. Михаил

Зелигман, еврей из Польши, оказавшийся в Германии в годы мировой войны, вступил там вначале в НСДПГ, потом в КПГ, был исключен как «правый» и вступил в социал-демократическую партию, где пробыл до 1930

г. Очевидно, и там он не чувствовал себя комфортно, поэтому последние годы Веймарской республики

являлся активистом Социалистической рабочей партии – «левого» осколка СДПГ, а после прихода к власти

Гитлера сотрудничал в подполье с коммунистами, хотя и не вступил вторично в КПГ. Столь извилистая

партийная биография удивила следователя НКВД, и он задал вопрос о том, каких же политических

убеждений придерживается Зелигман. Тот ответил: «Я себя по политическим убеждениям считаю

марксистом».

К сожалению, данные о партийности, содержащиеся в АСД, при сопоставлении с документами отдела

кадров ИККИ и справочной литературой дают серьезные отклонения, поэтому приведенные цифры, скорее,

занижены. Иногда пункт анкеты арестованного о его «политическом прошлом» просто не заполнялся, в

нескольких случаях следователь записывал лишь то, что ранее немец состоял в «меньшевистской партии»

(под которой можно предполагать и социал-демократов и оппозиционные течения в самой КПГ). Еще около

ста человек, попавших в базу данных, входили в примыкавшие к КПГ политические организации —

германский комсомол (ГКСМ), Союз красных фронтовиков, немецкие отделения МОПРа, Спорт– и Про-

финтерна и даже общество пролетарских эсперантистов.

Статистика показывает и то, что многие эмигранты вступали в компартию только для того, чтобы облегчить

въезд и легитимацию в Советском Союзе. Как правило, это касается периода 1930-1933 гг., когда рабочих

выталкивала из Германии нужда и безработица. 47 человек вступили в партию как раз накануне приезда в

СССР, надеясь, что так будет легче получить визу Интуриста или разрешение на работу. Достигнув цели, они, выражаясь бюрократическим языком, «механически выбывали из партии».

Из 436 учтенных в базе данных лиц, являвшихся в разное время членами КПГ, 21 человек вышел из партии

до отъезда в СССР. Уже в эмиграции до своего ареста партийные ряды покинуло еще 95 человек66. Из них 49

выбыло в первый год после приезда в СССР, т. е. фак

66 Данные неполные, так как в некоторых случаях на основе АСД не удалось установить дату вступления и выхода из КПГ.

25

тически эти люди даже не становились на учет в московском представительстве КПГ. Членами партии

большевиков успели стать всего лишь 103 эмигранта из 720. На данном показателе отразилось то, что в

1933-1935 гг., когда в СССР приезжало больше всего немцев-политэмигрантов, прием в ВКП(б) был закрыт

по причине партийной чистки. Таким образом, с учетом людей, принявших советское гражданство и

перешедших в ряды ВКП(б), получается, что около половины коммунистов – выходцев из Германии к

моменту ареста прервали организационную связь с КПГ.

В соответствии с требованиями следователя арестованные признавались на допросах, что, вступая в

германскую компартию, рассчитывали выдать себя за участников революционной борьбы67. Интересно, что

буквально то же самое утверждали высланные из СССР немецкие эмигранты на допросах в гестапо68.

Уникальным был случай Вильгельма Яна – он был членом КПГ с 1932 г., но после прихода Гитлера к

власти вступил в национал-социалистический союз студентов, взял с собой в СССР соответствующее

удостоверение, а по приезде умудрился получить статус политэмигранта.

Те или иные сюжеты истории КПГ, в которых принимали участие арестованные в Москве немецкие

эмигранты, представлены в АСД достаточно подробно. Сами обвиняемые рассматривали свою партийную

работу, в том числе и нелегальную борьбу, в качестве главного доказательства абсурдности выдвинутых

против них обвинений. Напротив, следователь искал здесь «зацепки» для того, чтобы повысить

правдоподобность этих обвинений, привязать к конкретным обстоятельствам стандартные фразы о

шпионаже и контрреволюционной деятельности.

К этим данным, как, впрочем, и к любой иной информации, содержащейся в протоколах допросов и

собственноручных признаниях обвиняемых, следует подходить с известной долей скепсиса и осторожности.

Нелегально перешедший советскую границу в 1927 г. Павел Бахман представил себя жертвой

революционной борьбы, сбежавшей из страны после тюремного заключения. Десять лет спустя, когда

следователь сопоставил очевидные факты, Бахман был вынужден сознаться: «Когда меня задержали при

переходе советско-польской

См. показания Альфонса Дольского (Дальске), нелегально преодолевшего в 1932 г. польско-германскую и советско-польскую

границу.

68 Допрос Курта Койтца (Politisches Archiv des Auswaertigen Amtes, Berlin (PAAA). R 104 557).

26

границы, я опасался, что меня могут перебросить обратно за границу, если я не укажу о своих

революционных заслугах»69.

Однако такие «упрямые факты», как стычки с полицией или нацистскими штурмовиками, политические

убийства и судебные процессы, пребывание в тюрьме или концлагере, вряд ли можно было выдумать от

начала до конца. Большинство из этих людей не были рядовыми членами партии, «молчащей массой».

Левые радикалы с активной жизненной позицией, они постоянно подвергались репрессиям и в Веймарской

республике и после прихода Гитлера к власти.

Среди жертв большого террора представлен практически весь кадровый состав компартии Германии: от

высших функционеров (Вальтер Диттбендер, Пауль Шербер-Швенк, Фриц Шульте-Швейцер), депутатов

рейхстага и ландтагов (Артур Гольке, Георг Шарш-Каслер, Теодор Бойтлинг, Пауль Франкен), ключевых

работников аппарата ЦК КПГ (Вилли Клейст, Эрна Шефтер, Роберта Гроппер) до рядовых сотрудников

партийного дома на Бюлов-платц – художника-оформителя (Герхард Мозер), шоферов и швейцаров (Курт

Гельвиг и Рихард Ульбрихт), машинисток (Луиза Гадроссек) и даже продавцов книжного магазина, где

продавалась литература КПГ (Ганс Шреп-фер, Лео Розенталь). Около семидесяти имен из нашей базы

данных представлены в биографическом справочнике «Немецкие коммунисты 1918-1945»70.

Нет практически ни одного сюжета из истории коммунистического движения в Германии, который не был

бы отражен в материалах их следственных дел. Самые ранние из этих сюжетов – подпольная деятельность

левого крыла социалистического движения в годы Первой мировой войны, «спартаковское восстание»

января 1919 г. Вот как описывал обстоятельства ареста Карла Либкнехта и Розы Люксембург на квартире

врача Массмана его сын Эрвин, присутствовавший при этом: «Они у нас жили дня 4-6. Почему полиция

узнала, что Либкнехт и Люксембург находятся в квартире моего отца, я не знаю. Арест их был произведен не

полицией, а какой-то белой организацией. Когда у нас в квартире жили Либкнехт и Люксембург, я из

квартиры выходил в магазины за продуктами... Телефона в нашей квартире не было. Меня арестовали утром, после ареста Либкнехта. Арестовали меня вместе с моим отцом».

69 Бахман в 1927 г. находился под следствием несколько месяцев, позже был оставлен в СССР и даже сумел получить в

посольстве Германии национальный паспорт.

70 Deutsche Kommunisten. Biographisches Handbuch 1918-1945. Berlin, 2004.

27

В обвинительном заключении факты были переставлены местами, и этот рассказ получил следующую

трактовку: «При аресте в 1919 г. обвинялся в принадлежности к компартии и в государственной измене. На

допросе дал показания о Карле Либкнехте, что он нелегально проживал в квартире его отца, после чего