Текст книги ""Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг"

Автор книги: Александр Ватлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

группы являлось евреями. В результате получалась достаточно сложная конструкция, согласно которой Алин

проповедовал, что «фашизм – лучшая форма мирового государства, его надо приветствовать... с оговоркой

– не трогать евреев».

В деле «фашистской группы Алина» сохранились вещественные доказательства – отнюдь не злобные

шаржи на руководителей СССР, включая и самого Сталина, здесь же карикатуры на оппозиционеров —

гораздо более едкие. В 1937 г. одного-единственного из подобных «вещдоков» было бы достаточно для

расстрельного приговора, однако за полтора года до первого показательного процесса «еврейские фашисты»

получили сроки, которые вскоре окажутся минимальными – по пять лет лагерей.

Что касается немецких рабочих, то нежелание части из них приспосабливаться к советской повседневности

(а зачастую и просто непонимание правил игры в сталинской России) вело к постоянным трениям с

заводской администрацией и в конечном счете – возвращению на родину108. Большинство «бузотеров» к

1937 г. покинуло СССР, поэтому в АСД мы имеем дело лишь с отголосками трудовых

См. подробно: Дель О. Указ. соч. С. 61-67.

65

конфликтов. Уже упоминавшаяся группа немцев с егорьевского завода «Комсомолец» подбивала товарищей

на забастовку, требуя отмены кабальных условий оплаты, аналогичное обвинение было предъявлено и Карлу

Борошу.

Подобные проявления классовой борьбы в условиях социализма далеко не всегда находили понимание у

местных коллег, которых раздражал особый статус иностранцев. «Советские рабочие понимали, что

иностранцы, которые занимаются особой работой, получают за нее соответствующее вознаграждение. Но

иностранные рабочие, которые на тех же станках производят то же самое, но при этом получают

несравненно большую зарплату – этого они никак не могли понять. Поэтому они скрипели зубами от

злости и сжимали кулаки в карманах из-за такого "равенства", когда шли мимо зала для иностранцев в свою

грязную и душную столовую, чтобы получить там порцию отвратительной еды»109. Ручейки «компроматов»

о высокомерии иностранных рабочих, об их негативном влиянии на советских товарищей стекались на

высшие этажи советской власти, исподволь готовили почву для массовых репрессий.

И немцы, родившиеся в Германии, и тот, кто прожил там годы Веймарской республики, являлись носителями

знаний о «другой жизни» и мультипликаторами ее практического опыта. Сознательно или бессознательно

они переносили в советскую повседневность свои привычки и настроения, свою независимость и

раскованность, свою политическую строптивость, наконец. Для сталинского режима, нацелившегося на

максимальную унификацию социальной жизни, это было неприемлемо. Катализатором грядущей эпохи

государственного террора выступала международная обстановка, трактовавшаяся как в политических

документах ВКП(б), так и в служебной переписке органов госбезопасности как «предвоенная»110.

4. Специфика политэмигрантов

Правовой статус и реальные условия жизни политэмигрантов из Германии изучены относительно неплохо.

Их обустройством в СССР

109 Derendinger Е. Erzaehlimgen aus dem Leben. Als Graphiker in Moskau 1910 bis 1938. Zuerich. 2006. C. 362.

110 Директивное письмо НКВД СССР от 2 апреля 1937 г. подчеркивало: «Материалы по делам, ликвидированным во второй

половине 1936 г., свидетельствуют о том, что значительно усилилась деятельность германских фашистов, типичная для предво-

енного периода» (Охотин Н., Рогинский А. Указ. соч. С. 40).

66

занимался центральный аппарат МОПР111. Но большинству антифашистов, прибывших в СССР после

прихода Гитлера к власти, приходилось знакомиться с отделениями этой организации уже в Праге и Париже,

– эти города являлись своего рода «перевалочными пунктами» на пути в Москву. В марте 1936 г.

полномочия легитимационной комиссии МОПР по предоставлению политического убежища были

радикально урезаны, а политэмигранты, уже находившихся в СССР, подвергнуты серьезной «чистке». В

качестве мотива решение Политбюро называло проникновение в страну под видом политэмигрантов

«прямых агентов разведывательных и полицейских органов капиталистических государств»112.

В Веймарской Германии ведущие функционеры КПГ часто скрывались от преследований властей и не могли

обратиться в полицию за заграничным паспортом. После прихода Гитлера к власти обмануть сотрудников

гестапо и получить документы на выезд стало трудно даже для рядовых членов партии. Если в Прагу или

Париж можно было добраться без паспорта, нелегально покинув Германию, то доехать до СССР через

страны «санитарного кордона» без этого документа было практически невозможно113.

Отделения МОПР, работавшие в той или иной европейской стране, обеспечивали политэмигрантов

фальшивыми паспортами. По прибытии в Москву этот паспорт сдавался в Коминтерн (некоторые документы

использовались многократно), а человек получал новую, вымышленную фамилию. Делалось это, по

признаниям самих эмигрантов, для того, чтобы замести следы и избавить их от преследования со стороны

немецкой полиции – по крайней мере, так это объясняли контактировавшие с ними сотрудники МОПР.

Таким образом, беженцы из Германии оказывались не только в новой социальной среде, но и получали

новую идентичность, им приходилось привыкать откликаться на новое имя.

Преимущество статуса политэмигрантов заключалось в том, что вид на жительство им выдавали «без

предъявления национального паспорта», делая в документе соответствующую пометку. Подать заявление на

признание себя политэмигрантом мог практически каждый, однако положительное решение зависело

прежде всего от

111 О работе этой комиссии см. Дель О. Указ. соч. С. 68-72.

112 Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О мерах, ограждающих СССР от проникновения шпионских, террористических и

диверсионных элементов» от 9 марта 1936 г. //Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. С. 738-741.

113 Исключением являлись политэмигранты, которых нелегально переправляли на советские теплоходы в портах Германии, Франции и других стран.

67

мнения представительства КПГ в Москве. В середине 30-х гг. ряды эмигрантов постоянно просеивались, и

их число неуклонно уменьшалось.

Очевидно, что политэмигрантом мог оставаться только тот, кто сохранял свое иностранное гражданство.

Поэтому МОПР был крайне заинтересован в принятии ими советского гражданства, о чем пойдет речь в

следующем разделе. Правовой статус политэмигрантов был уникальным, практически они оказывались

сидящими меж двух стульев. С одной стороны, формально они оставались гражданами Германии, хотя и

отказывались от каких-либо контактов и со своей родиной, и с ее дипломатическим представительством

(конечно, были и исключения, например, переписка с родными через подставные адреса или сотрудников

посольства). В случае, если политэмигрантов лишали германского гражданства, они просто не знали об

этом. Данное обстоятельство вскрывалось только тогда, когда посольство отказывалось выдавать

приговоренным к высылке из СССР выездные документы.

С другой – политэмигранты не претендовали на «нансеновский паспорт», признанный Лигой наций для

лиц, находившихся вне подданства. После своего ареста они путались в показаниях, называя себя то

советскими, то германскими гражданами. В первом случае это было связано с нежеланием ни при каких

обстоятельствах возвращаться в Германию, во втором, наоборот, с расчетом на то, что отправка в ГУЛАГ

будет заменена высылкой на родину.

Для следователей НКВД такая двойственность также доставляла немало хлопот. Они знали, что по

отношению к иностранным подданным действуют особые правила обращения, а потому действовали по

обычной бюрократической схеме – для формирования «удобной реальности» нужна всего лишь одна

бумага от начальства. И такую бумагу можно встретить в десятках АСД. Она является лишним под-

тверждением того, сколь велика была власть бюрократа «средней руки» над судьбами десятков и сотен

людей.

Речь идет о разъяснении, что «все прибывшие в СССР иностранцы и получившие вид на жительство в СССР

не на основании национального паспорта, а по ходатайству МОПРа или Коминтерна, ино-подданными не

считаются, а являются внеподданными и подлежат ответственности наравне с гражданами СССР». Сам факт

приравнивания друг к другу лиц вне подданства и советских граждан являлся правовым нонсенсом, но это

уже тема юридического исследования. В качестве лица, давшего процитированное разъяснение, в докумен-

тах назывались сотрудники то первого, то третьего отдела центрального аппарата НКВД. Поскольку речь

идет в данном случае только

68

о ссылке на «разъяснение», а его оригинала нет ни в одном из АСД, нельзя исключать, что оно было устным

и даже «стимулированным снизу».

Таким образом, преимущества, которыми обладали политэмигранты в Советском Союзе, после их ареста

превращались в «отягчающие обстоятельства». Любая деталь их биографии оказывалась свидетелем

обвинения. Освобождение из концлагеря увязывалось с вербовкой в шпионы, отсутствие арестов,

предварявших выезд из Германии, оказывалось не менее подозрительным фактом. «Прибыл в СССР по

фальшивому паспорту», – так звучал один из пунктов обвинительного заключения в делах многих

немецких политэмигрантов, хотя эти паспорта они получали от сотрудников МОПР во Франции или

Чехословакии114. Получалось, что одна рука советского бюрократического аппарата не желала ничего знать о

том, что делала другая!

Эмигранты задавали немало задачек разным звеньям этого аппарата, их случаи требовали нестандартных

решений. У Екатерины Розенбаум не было своего германского паспорта, она была вписана в паспорт своего

мужа. Иосиф Швиппе приехал в СССР по паспорту брата, так как в Германии ему грозил тюремный срок за

нападение на полицейского115. Генри Борн настаивал в ходе допросов, что он подданный «Свободного

Данциге кого государства» – этот город находился под контролем Лиги наций.

На основе допросов свидетелей можно утверждать, что политэмигранты хуже адаптировались в заводской

среде, нежели те их соотечественники, кто приезжали в СССР по трудовым контрактам. У последних не

было таких восторженных представлений о Советском Союзе, они бежали от безработицы, движимые

материальным интересом. Политэмигранты же воспринимали себя как профессиональных революционеров

и рассматривали свое пребывание в СССР как временное, постоянно просились на нелегальную работу в

Германию или третьи страны, готовы были идти добровольцами на войну в Испанию. Многие из них хотели, но так и не смогли найти свое место в особом укладе советской жизни. Слишком долго они смотрели на нее

издалека, да еще и сквозь розовые очки...

114 См. например обвинительное заключение по делу Герхарда Мозера, работавшего художником-оформителем в ЦК германского

комсомола. Мозер умер в тюрьме от туберкулеза за неделю до судебного заседания по его делу.

115 Швиппе был арестован в 1932 г. при попытке выехать из СССР по этому паспорту, после отбытия срока сохранил германское

гражданство и жил по ВНЖ на свое имя, не смог своевременно его продлить. Вторично арестован в городе Алексин 29 августа 1937 г.

69

5. Принятие советского гражданства

Среди 720 человек, учтенных в базе данных, лишь 185 сохранили свое германское гражданство. Лицами вне

подданства считались согласно материалам следствия, 95 человек, в основном это были политэмигранты,

получившие ВНЖ с отметкой «без предъявления национального паспорта». 438 человек на момент ареста

имели советское гражданство, но подавляющее большинство из них когда-то являлись подданными

Германии.

Трудно установить точную дату начала массовой кампании по обращению иностранцев в советское

гражданство. Кто-то из арестованных говорил в ходе допросов даже о начале 30-х гг., коммунисты увязывали

эту кампанию с партийной чисткой 1933-1935 гг. и последующим обменом партдокументов116, основной

массой выходцев из Германии советский паспорт был получен в 1936-1937 гг. Характерно, что массовая

«советизация» политэмигрантов проходила раньше, чем эмигрантов экономических. Очевидно, что мы

имеем дело не с одномоментным актом, подразумевающим ясную политическую директиву, а с нарастающей

унификацией того пестрого социально-этнического конгломерата, который проживал на территории СССР и

в перспективе должен был оказаться «советским народом».

Одним из проявлений этой унификации являлось постановление ЦК ВКП(б) от 4 ноября 1934 г. «О работе

среди немецкого населения», нацеливавшее на решительную борьбу с антисоветскими элементами прежде

всего в местах компактного проживания немцев117. В годы партийной чистки иностранных подданных уже

автоматически исключали из состава ВКП(б). С 1936 г. иностранцев, служащих в государственных

учреждениях, начали в массовом порядке увольнять с работы, причем это касалось не только ключевых

наркоматов. Вскоре аналогичная кампания коснулась и рабочих, занятых на оборонных предприятиях. При

этом придумывались формальные поводы – «чистка аппарата», «сокращение персонала» и т. д.

Вследствие давления властей накануне большого террора начался массовый исход из СССР немецких

рабочих и специалистов, это была уже вторая волна после первых месяцев 1933 г. В результате отъездов и

принятия советского гражданства число германских подданных в Советском Союзе резко сократилось. По

данным посольства, в 1935 г. их было 11 327 (из них около 4000 – в Москве), по данным

116 См. показания Людвига Гана и Эмиля Бартошата.

117 См. Дель О. Указ. соч. С. 94.

70

ОВИР ГУРКМ НКВД к началу 1937 г. в стране осталось всего 4015 граждан Германии ш.

Политическая часть эмиграции и в данном аспекте имела свою специфику. Для сотрудников аппарата

Коминтерна переход в советское гражданство (и автоматически – в члены ВКП(б)) определялся

политической целесообразностью. Руководящие функционеры КПГ не переходили в гражданство СССР,

даже если были лишены подданства Германии. Один из руководителей германского комсомола Арнольд

Арно писал в своем заявлении из лагеря, что «не принял советское гражданство по приказу немецкой секции

Коминтерна»ш. От перехода в советское гражданство освобождались студенты Коммунистического

университета нацменьшинств Запада (КУНМЗ) и Ленинской школы Коминтерна, так как планировалась их

отправка на подпольную работу в Германию.

В ряде случаев решение о сохранении германского подданства было техническим – если паспорт того или

иного немца использовался для подпольной переправки эмиссаров Коминтерна за границу, тому даже

предписывали сходить в посольство для его продления. Политэмигрантов, отказавшихся от принятия

советского гражданства, заносили в список «плохих элементов» и принуждали к выезду из СССР. Курт

Койтц, подумав в 1933 г. пару недель, потребовал обратно свой германский паспорт. Тогда это обернулось

для него только исключением из списков лиц, получающих помощь, в 1937 г. – десятью годами лагерей.

Прибывший в 1932 г. как иностранный специалист Альберт Виль-нер на допросе не дал прямого ответа на

вопрос о том, почему он оставался гражданином Германии, говоря, что не хотел рвать связи с родиной. Это

вызвало бурную реакцию следователя: «Вы уклоняетесь от ответа, вы хорошо понимаете, что быть членом

компартии Германии и в то же время патриотом фашистской Германии никак несовместимо». Проводившие

допросы сотрудники НКВД настаивали на том, что «антисоветские настроения» того или иного эмигранта

проявлялись в «упорном нежелании» стать советским гражданином. Здесь были и свои рекордсмены —

Готфрид Банд прибыл в Россию с первой волной переселенцев еще в 1920 г., и сдался лишь пятнадцать

118 Pinkus В., Fleischhauer I. Op. cit. S. 197; Наказанный народ. С. 49.

119 Так было и с политэмигрантом Паулем Франкеном, который ездил в Прагу для установления контактов с левыми социал-

демократами – 19 ноября 1935 г. представительство КПГ писало в отдел эмигрантов МОПР, что «из-за будущей работы перевод

Пауля и Флоры Франкен в советское гражданство не представляется целесообразным» (РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 205. Д. 1481. Л. 8).

71

лет спустя, уже после того, как его исключили из партии. В ходе допроса он признался, что в основе его

позиции лежали тривиальные мотивы – «я как иностранец пользовался правами в получении продуктов

инснаба, и после отмены карточек написал заявление» о желании стать гражданином СССР.

Немцы утверждали, что до определенного времени, проживая в СССР, вообще не замечали никакой разницы

в статусе советских и иностранных граждан. Пауль Фрелих заявил следователю, что, даже оставаясь

германским подданным, он чувствовал себя вполне советским человеком, в частности, в 1934 г. участвовал в

выборах наряду с гражданами СССР. Обвинительный уклон следствия превращал в преступление как отказ

от советского гражданства, так и его принятие. Архитектор Курт Либкнехт был вынужден признаться, что

данная процедура была им проведена «по прямым директивам разведывательных органов Германии, так как, являясь гражданином Советского Союза, мне легче было бы вести активную шпионскую деятельность в

пользу Германии».

Процедура перехода в советское гражданство выглядела следующим образом: заявитель заполнял анкету, в

конце которой ставили подписи два поручителя (как правило, это были коллеги по работе либо соседи). В

особом пункте он должен был обосновать мотивы своего решения. Здесь приветствовался патетический

стиль, освоить который помогали немцам их советские знакомые. Вот что писал инженер, начальник отдела

Люберецкого силикатного завода Рольф Габелин: «Во время моего пребывания в Советском Союзе я вполне

осознал, что только в нем труд может быть свободным, и свой свободный труд я хочу отдать в Советском

Союзе не в качестве иностранца, а как свободный гражданин Советского Союза»120.

Формального выхода из германского подданства до принятия гражданства СССР не требовалось.

Субъективно каждый, кто подавал заявление, считал себя человеком «вне подданства», позже он

подчеркивал данное обстоятельство в ходе допросов, вероятно, рассчитывая на снисхождение следователей.

У Марии Притвиц, много лет проработавшей в советском торгпредстве в Берлине, решение принять

гражданство СССР было стимулировано двумя обстоятельствами – исключением из ВКП(б) и окончанием

срока действия германского паспорта. Хотя к моменту ареста два года спустя заявление все еще

рассматривалось бюрократией В ЦИК, приговор к высшей

Сохранена стилистика документа. Габелин не успел получить гражданства СССР, и по приговору ОСО был выслан из

Советского Союза.

72

мере наказания был предопределен тем, что Марию записали в сопроводительных документах как «лицо вне

подданства».

Подача заявления о переходе в советское гражданство ставила вопрос о национальной (этнической)

самоидентификации – в советском паспорте была графа «национальность», которой не было в германском.

Еврей из Германии Макс Хейтеман при получении паспорта записался немцем, что привело к его аресту в

1941 г. Наоборот получалось не лучше – в производственной характеристике на врача Адольфа Босса,

присланной в НКВД, отмечалось: «Выдавал себя за члена КПГ... В анкетах в вопросе о национальности

писал "немец", хотя в разговорах отмечал, что он еврей»121. Получалось, что у человека оказывалась двойная

идентичность, и это никак не укладывалось в голове советских бюрократов. Врач-хирург Йозеф Рубенс в

заявлениях из тюрьмы также подчеркивал, что он еврей, а не немец, и в немцы попал только потому, что не

понял вопроса анкеты о национальной принадлежности.

Еврей Гершель Рындхорн родился на территории Российской империи и, оказавшись в начале 20-х гг. в

Германии, принял советское гражданство. Это облегчило его семье переезд в СССР в 1934 г., хотя в

материалах следствия и он сам, и трое его сыновей фигурировали как немцы. Дочь Рындхорна Лидия в

начале 1941 г. была вынуждена еще раз пройти процедуру получения советского гражданства, что не спасло

ее от репрессий после начала войны122.

Заявление о переходе в советское гражданство и приложенные к нему документы – национальный паспорт,

справки с места работы, выписки из домовой книги – подавались в Центральный ОВИР Москвы, в

райотделы НКВД Московской области, а в сельской местности – в местные органы власти. В ВНЖ

ставилась соответствующая отметка, которая объясняла в случае проверок, почему человек оказался без

паспорта. У Вильгельма Яна отобрали еще и вид на жительство, выдав квитанцию с перечнем изъятых

документов. После ряда проверок собранные материалы приходили в соответствующую комиссию ВЦИК

СССР, которая и принимала окончательное решение.

121 Босс действительно был членом КПГ, германским подданным до 1936 г. и евреем.

122 Гершель и один из его сыновей были расстреляны, еще двое погибли в лагере. Лидия скончалась в тюрьме еще до вынесения

приговора. Оставшаяся в Германии сестра Элеонора писала в 1941 г. матери, что после трех лет борьбы ее признали арийкой и

приняли в число граждан «третьего рейха» (ГАРФ. Ф. 10 035. Оп.1. Д. П-10422, П-61955).

73

Процесс был очень долгим, занимая от нескольких месяцев до года, иногда процедура растягивалась на

несколько лет123. Арестованный в 1938 г. Йозеф Рубенс говорил, что подал заявление на переход в советское

гражданство два года назад, но бумаги регулярно возвращались, так как не хватало отдельных справок.

Политэмигранты и здесь оказывались в особом положении – некоторые из них при содействии МОПР

получали решение о принятии в советское гражданство в течение одного месяца.

Решение В ЦИК о приеме в советское гражданство было отнюдь не автоматическим. Иностранец не должен

был иметь никаких конфликтов с законом, кроме того, он должен был продемонстрировать свою

политическую лояльность, показать себя «полезным членом общества». В какой-то степени гражданство

рассматривалось как знак доверия, как награда124. В одном из доносов автор требовал не давать своему

соседу Вильгельму Франкенбергу советского гражданства, ибо, «будучи иноподданным, он будет подвергнут

более строгому наблюдению и контролю». Однако принятие гражданства не освобождало от такого

контроля. В марте 1937 г. был издан приказ НКВД, требовавший провести персональный учет всех

иностранцев, принятых в гражданство СССР после 1 января 1936 г.125

Более половины из тех, кто был приговорен к высылке как германский гражданин с начала массовых

операций и до конца 1937 г., утверждали, что подавали заявление о приеме в советское гражданство. Оно

либо все еще рассматривалось, либо было отвергнуто. Многие эмигранты из Германии решались на этот шаг

лишь в последний момент, под угрозой увольнения с работы126. Так, инженер завода «Тизприбор» Ганс

Шлосберг обращался за помощью к директору 3 июня 1937 г., утверждая, что его заявление о принятии

советского

123 Бывший сотрудник советского полпредства в Германии Бруно Альбрехт оформлял гражданство СССР в течение трех лет.

Рихард Фрук подал заявление 23 декабря 1935 г., к моменту его ареста в августе 1937 г. оно еще не было рассмотрено.

124 В ряде случаев советское гражданство немецкие антифашисты получали еще в Германии. Начинающий писатель и

журналист Гельмут Вейс, проживавший в Дрездене, в мае 1934 г. подал заявление о переходе в гражданство СССР. Сразу же

после получения паспорта от советского полпредства в сентябре 1934 г. он отправился в Москву. Находясь в эмиграции в Праге, советский паспорт получил немецкий коммунист Эрнст Хаберланд (РГАСПИ. Ф. 495. Он. 205. Д. 1479).

125 Хлевнюк О. В. Указ. соч. С. 310.

126 См. докладную записку заведующего отделом кадров ИККИ Белова от 15 сентября 1937 г. о массовых увольнениях

эмигрантов, работавших в Исполкоме Коминтерна и других московских учреждениях. «Имеются сообщения, что снимают с

работы и лиц, давно принявших советское гражданство и переведенных в ВКП(б), только из-за того, что они бывшие

иностранцы» (Дель О. Указ. соч. С. 100-101).

74

гражданства вот уже несколько месяцев рассматривается по инстанциям. «Для меня как для еврея и

антифашиста возвращение в Германию неприемлемо», – подчеркивал он. Накануне большого террора

просьбы и отношения в ОВИР, подписанные руководством предприятия, уже не помогали. Тем более что

завод, на котором вот уже несколько лет работал Шлобсерг, был переподчинен Наркомату обороны, а значит, инженер попадал под действие известного постановления Политбюро ЦК ВКП(б) об аресте «всех немцев,

работающих на оборонных предприятиях»127.

Шлосберг был арестован в первые дни массовых арестов 30 июля 1937 г. Не ведая об этом, 10 сентября

ВЦИК принял постановление о его принятии в советское гражданство. В свою очередь, не имея информации

о данном факте, Особое совещание НКВД (ОСО) 15 ноября приняло решение о высылке Шлосберга из

страны как иностранного подданного. Однако посольство отказалось выдать ему германский паспорт, и

началась бумажная волокита. Дело кончилось тем, что Шлосберг был освобожден по постановлению

Военной прокуратуры в марте 1940 г., после почти трех лет предварительного заключения.

Случай, когда решение о принятии того или иного немца в советское гражданство приходило, когда он уже

был арестован, не являлся чем-то исключительным в период немецкой операции. Эрих Констант был

арестован 5 июня, получил советское гражданство 20 июня, расстрелян 25 октября 1936 г. В условиях

тотальной закрытости информационных каналов отдельные части государственного аппарата оказывались

изолированными друг от друга. Если Шлосберг все-таки остался в СССР, то в иных случаях органам НКВД

приходилось возбуждать вопрос о лишении высланных советского гражданства post factum. Так, зоотехник

птицеводческой фермы в городе Загорске Эрих Морштадт стал гражданином СССР 3 июня 1937 г., почти за

два месяца до своего ареста, но в спешке его выслали как германского подданного. Вопрос о лишении его

гражданства был поставлен НКВД перед ВЦИК только 3 октября 1939 г.

Тот, кого принимали в советское гражданство, получал в ОВИРе соответствующую справку с фотографией, в

которой были обозначены дата и номер решения ВЦИК. Эта справка являлась основанием для получения

советского паспорта по месту жительства. В случае если из ВЦИК приходил отказ, шансов вернуть

предшествующий статус у иностранца практически не было. Из ОВИРа приходило

Наказанный народ. С. 35.

75

распоряжение об аннулировании ВНЖ, человеку сообщали о необходимости в течение 10 дней покинуть

СССР. На бюрократическом жаргоне это называлось «принудительной выездной визой».

Так поступили с Эрикой Гюбнер, Гансом Эйлером, Адольфом Боссом и многими другими немцами, так и не

добравшимися до советского гражданства. В случае неподчинения германского подданного арестовывали, и

его дело передавалось на решение ОСО. Даже в горячке массовых репрессий каждый из иностранцев

находился под неослабным контролем. Архитектор Вернер Хебербанд получил «принудительную визу» до 1

декабря 1937 г., но в срок его семья выехать не успела, и 4 декабря он уже был арестован.

Происходившее не являлось секретом для немцев, ходили слухи о некоем секретном «письме ГПУ»,

согласно которому всех иностранцев без суда и следствия высылают за границу. Рудольф Брой-нинг с обидой

заявлял на допросе: «Я ждал, что меня, как и других немцев, вышлют из СССР за то, что я в течение 7 лет

работал честно по 12 часов на производстве». Это подтверждают и воспоминания швейцарского гражданина

Эрнста Дерендингера, в которых детально воспроизводится процедура выдавливания иностранцев из

страны. Чиновники ссылались на приближение войны – «этого требует общее положение». Дередингер со

злорадством отмечал, что с началом массовых репрессий иностранным коммунистам доставалось больше,

чем простым немцам128. Ему самому начальство смогло оказать содействие только в продлении ВНЖ на три

месяца для того, чтобы не уезжать в полной спешке из страны, где он прожил четверть века.

Другой гражданин Швейцарии не смог избежать ареста, хотя обстоятельства его дела оказались весьма

необычны. Иосиф Егер приехал в 1931 г. в СССР на лечение, вступив для этого в ряды КПГ. Как сам он

позже заявил на допросе, «повидав СССР, я уже не мог долго оставаться в Цюрихе и снова выехал в СССР».

Чтобы не обращаться в посольство своей страны за продлением своего национального паспорта, он подделал

срок его действия, а когда при получении ВНЖ данное обстоятельство вскрылось, Егеру предложили

покинуть пределы СССР. Но у него уже были в Москве жена и ребенок. Очевидно, не чуравшийся

жульничества, Егер через знакомых купил себе советский паспорт, да еще и со столичной пропиской.

Полукриминальная история завершилась пятью годами лагерей по политической статье.

В случае принятия того или иного немца в советское гражданство его германский паспорт не возвращался

обратно, а пересылался через

128 Derendinger Е. Op. cit. S. 537.

76

НКИД в консульство. Только после этого его бывшего обладателя вычеркивали из списков германских

граждан. Данная процедура с 1937 г. находилась под плотным контролем гестапо, которое получало копии

паспортов и таким образом пополняло картотеку «врагов рейха»129.

В ряде АСД зафиксированы попытки немцев выйти из советского гражданства, что фигурировало в

обвинительном заключении как отягчающее обстоятельство. Как правило, причиной этого было отсутствие

работы, тяжелое материальное положение. Леонид Шваль-бе писал в марте 1937 г. брату о желании

вернуться в Польшу, так как он более года является безработным, «мы здесь в большой нужде, живем

продажей наших вещей, которые привезли из Германии».

Проживавший в Кунцево политэмигрант Эрнст Мейер забрал свое заявление со следующим обоснованием:

«Во-первых, у меня в Германию 17 июля 1937 г. уехала жена, я не хотел жить без нее, и, во-вторых, я знал, что меня все равно здесь должны арестовать». Активист Союза красных фронтовиков Отто Занднер

(подлинное имя Альфред Ахтер) прибыл в СССР после бегства из концлагеря Зоннен-берг и двух лет

скитаний по Европе. Благодаря ходатайству МОПР он получил советское гражданство сразу после приезда, однако образ жизни в стране ему не понравился. Очереди, отсутствие жилья, бытовые неудобства,

«культурная отсталость, в которой мне приходилось жить в СССР, меня не устраивали. Мои чувства и

взгляды расходятся с русскими».

Но больше всего Занднера оскорбило то, что его обманули при оформлении документов, сказав, что

советский паспорт открывает возможность выезда в любую страну мира. В ноябре 1936 г. немец и его жена, бывшая чехословацкая подданная, подали заявление о выходе из советского гражданства. За этим

последовало немедленное увольнение, отказ в помощи МОПР, и наконец, в апреле следующего года – арест.