Текст книги ""Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг"

Автор книги: Александр Ватлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

источником информации об СССР»302. Для этого был разработан специальный каталог

300 Из заявления Германа Мюллера о реабилитации, датированного 1958 г.

301 Согласно данным Каролы Тышлер, такое обязательство был вынужден подписать каждый десятый из высылавшихся

(Tischler С. Op. cit. S. 128).

302 Цит. по: Mensing W. Die Vernehmungsprotokolle der «Russlandrueckkehrer». S. 156.

177

вопросов. Вынужденных «возвращенцев» спрашивали об их политической деятельности в СССР, о

вступлении в ВКП(б), контактах с Коминтерном, возможной вербовке со стороны советской разведки.

Задавались и вопросы с расчетом на последующее пропагандистское использование. Исходя из ответов

германского еврея Эрнста Фабиша, высланного в январе 1938 г., можно реконструировать то, что

интересовало гестапо: «меня не принуждали к вступлению в партию», в СССР «евреи получают такой же

вид на жительство, что и арийцы», «я не работал в военной промышленности», «моя зарплата колебалась от

400 до 600 рублей», «я не сталкивался с лагерями принудительного труда». Кроме того, Фабиш отметил, что

«в СССР очень интересуются тем, что происходит в Германии. Обычно спрашивают, как там одеваются

люди, и тому подобное. Мне не приходилось сталкиваться с проявлениями враждебности русских людей по

отношению к Германии». И в заключение допроса вновь: «Я не заметил различий в отношении к евреям и

арийцам» в Советском Союзе303. Фабиш погиб в концлагере Освенцим.

2. После пакта

После заключения в августе 1939 г. пакта о ненападении в Германию из СССР прибыло по разным данным

от 1200 до1400 немецких граждан, из них около 300 были высланы принудительно. Подавляющее

большинство последних отправилось на родину прямо из ГУЛАГа. Материалы изученных АСД добавляют

интересные черты и к самой процедуре, и к биографиям высылавшихся немцев. С конца ноября 1939 по

апрель 1940 г. было приговорено к высылке 17 человек, учтенных в нашей базе данных. Все эти люди

содержались в неволе со времен национальных операций. Только четверо из них уже имели приговор и были

возвращены из лагерей (Вилли Мейер, Генрих Шульмайер, Франц Хагель, Ганс Эдуард Драх). Остальные,

как будто забытые впопыхах, продолжали находиться под следствием в московских тюрьмах.

После раздела Польши, как справедливо отмечает австрийский исследователь Ганс Шафранек, процедура

«высылки» превратилась в «выдачу» – на границе в Бресте немцы, вырвавшиеся из ГУЛАГа, попадали

прямо в руки нацистских властей304. Его оппоненты под

13 РААА. R 104553 В.

14 Schafranek Н. Op. cit. S. 54-57.

178

черкивают, что специального отбора коммунистов в рамках этой акции не велось – она не являлась

«подарком Сталина Гитлеру», призванным закрепить дружбу двух диктаторов305.

Конечно, среди высылавшихся из СССР узников ГУЛАГа были и антифашисты, и евреи, и их никто не

спрашивал, хотят или не хотят они «домой в рейх». Расстрелянный в Бутово юрист КПГ Феликс Галле

подчеркивал недопустимость выдачи политических противников гитлеровскому режиму «вследствие

уничтожения либерального правового государства в Германии»306. Однако о нормах права в Советском

Союзе той эпохи думали в последнюю очередь. Евреев, которых к моменту высылки не успели лишить

германского гражданства, полицейские органы сразу же отправляли в концлагерь на территории рейха или в

специальные рабочие команды на территории генерал-губернаторства307.

После подписания договора о дружбе и сотрудничестве (28 сентября 1939 г.) в берлинском МИДе всерьез

рассматривали возможность переселения всех советских немцев в Германию. По оценкам экспертов, их

число достигало 1 млн человек. Сотрудники МИДа считали, что перенесенные лишения сделают их

«лучшими борцами с большевизмом». Посол Германии в Москве Шуленбург 2 января 1940 г. высказался

резко против, заявив, что в СССР это будет воспринято как вмешательство во внутренние дела страны, а

молодое поколение советских немцев уже идентифицирует себя с режимом и в целом ассимилировалось с

местным населением308.

Тем не менее осенью 1939 г. посольству пришлось столкнуться с резко выросшим потоком прошений о

возвращении в Германию, в том числе и от тех, кто когда-то был коммунистом и политэмигрантом. Позиция

немецких дипломатов не изменилась – они отказывались принимать «красных» и «расово неполноценных».

Так, посольство не дало въездных виз еврейкам Гильде Гаушильд и Гильде Маркуссон.

Новым во второй волне высылки было то, что теперь разрешалось отправлять в Третий рейх и лиц,

лишенных германского гражданства309. Шуленбург обосновывал это решение тем, что советское гражданство

немцам просто навязывали, и они не могли от него от

мь Mensing W. Eine „Morgengabe" Stalins an den Paktfreund Hitler? S. 84; Tischler C. Op. cit. S. 173.

306 Галле Ф. Указ. соч. С. 60-61.

307 Tischler С. Op. cit. S. 136.

308 Fleischhauer I. Op. cit. S. 61.

309 Тышлер К. Высылка немцев из Советского Союза в 30-е годы. – В кн.: Россия и Германия. Вып. 2. М., 2001. С. 208-210.

179

казаться. Если такой человек был замечен в коммунистической деятельности, въезд в Германию для него

автоматически закрывался. Фактически посольство принимало на себя функцию, аналогичную процедуре

«партийных чисток» в СССР. В то же время дипломатическое представительство отдавало себе отчет в том, что «если мы откажемся принять относительно большое число людей, предназначенных к высылке (из

СССР. – А. В.), то нельзя исключать того, что это вызовет у занимающихся этим советских учреждений

неудовольствие, которое, в свою очередь, может оказать негативное воздействие на дальнейший ход

кампании по высылке»310. Кроме того, сотрудники посольства были вынуждены реагировать на

многочисленные запросы родственников, пытавшихся выяснить судьбу близких, уехавших в Советский

Союз.

На практике отношение к лицам, принявшим советское гражданство, было весьма избирательным. Эльзе

Вебер, исключенной из КПГ за связь с арестованным мужем, было отказано в возвращении германского

подданства, а ее детям паспорта выдали без особых проблем. Однако они отказались ехать в Германию без

матери, а с полученными паспортами пошли в ОВИР, чтобы получить вид на жительство уже как

иностранцы. В милиции немецкие паспорта были отобраны, так как вначале следовало выйти из советского

гражданства (Эльза и ее муж стали гражданами СССР). Хождения в посольство и попытки выехать всем

вместе продолжались до начала войны, мать и дети были арестованы и в 1941 г. приговорены к расстрелу.

В годы временного потепления советско-германских отношений посольство активизировало поиск

германских подданных. Для этого из Берлина прибыло несколько дипломатов, в том числе Эрих Цех-лин и

Виктор Эйзенгардт, давшие после 1945 г. подробные показания о своей деятельности311. Они вновь ставили

вопрос о поиске арестованных немцев, по которым ранее посольство получало негативные ответы. Теперь

ситуация изменилась с точностью до наоборот – учетные отделы органов НКВД сами направляли запросы в

лагеря, чтобы выяснить, нет ли там германских подданных. Сомнительные случаи (например, если

политэмигранты прибыли в страну по подложным

310 См. Schreiben von Werner von Tippeiskirch, Geschaeftsfuehrer der deutschen Botschaft in Moskau, vom 27.12.1939 ueber die Ausweisung von 61 Personen aus der SU (Peter Erler. Ein Dokument ueber die Ausweisung deutscher GULag-Haeftlinge aus der Sowjetunion // Horch und Guck. 1993. H. 5. S. 42).

311 Эйзенгардт показывал, что при его прямом содействии за период с марта 1940 г. из СССР выехало более 300 немецких

граждан, приговоренных Особым совещанием к высылке (Тайны дипломатии Третьего рейха. С. 502, 545).

180

паспортам и не имели доказательств своего гражданства) трактовались в пользу высылки.

Процедура пересмотра дел шла через ОСО, которое принимало решение об изменении приговора. Если

обвиняемый получил приговор по суду, его пересматривала коллегия Верховного суда – в мелочах

советская юстиция была весьма дотошной!312 В отличие от 1937 г. германских подданных собирали в

специальных камерах московских тюрем, откармливали и приодевали. К тем, кто ждал высылки, приходил

специальный уполномоченный наркома внутренних дел, выслушивал их жалобы на условия содержания.

Генрих Шульмайер не попал в «немецкий этап» со своими товарищами – в дни его отправки из

Норильского лагеря он лежал в лазарете при смерти, с обмороженными ногами. Руководство лагеря на-

стаивало на отправке «доходяги» на большую землю любой ценой, но лагерный врач проявил мужество,

проигнорировав предписание начальства: «Примите все меры, чтобы его быстро вылечить». Больного не

отправили на носилках с начинавшейся гангреной, что означало бы верную смерть. В лагере ему

ампутировали пальцы левой ноги, и уже в Бутырской тюрьме продолжили лечение – вплоть до высылки в

январе 1941 г.

И для Шульмейера, и для многих других выходцев из Германии это было спасение – хотя на другой стороне

пограничной реки Буг их не ждал санаторий. Многим пришлось пережить допросы в гестапо, далеко не всех

после этого отпускали на волю. Врач Зигфрид Гильде попал в концлагерь на территории Польши, Ганс Блох

умер в Дюссельдорфской тюрьме в 1942 г., Эрнст Фабиш погиб в Освенциме годом позже. Этот список

можно было бы продолжить, достоверные данные о дальнейшей судьбе высланных имеются лишь по

политической эмиграции313.

При содействии дипломатов в 1939-1941 гг. смогли выехать на родину несколько десятков жен и детей

репрессированных германских граждан. Среди них жены отца и сына Бюренов, расстрелянных

312 Курт Койтц был приговорен к 10 годам ИТ Л Спецколлегией Мосгорсуда 10 октября 1937 г. На свидании с ним неоднократно

настаивало германское посольство. В апреле 1940 Верховный суд заменил этот приговор высылкой за пределы СССР. То же

самое произошло с Гансом Эдуардом Драхом, работавшим до ареста режиссером театра в Республике немцев Поволжья. Он был

приговорен ВКВС к 10 годам, но по протесту прокурора СССР 9 января 1940 г. выслан со следующей мотивировкой: «Считать

нецелесообразным применение к Драх тюремного заключения».

313 В книге Шафранека приводятся краткие биографии 192 немецких и 113 австрийских антифашистов, высланных из СССР в

1937-1941 гг. (Schafranek Н. Op. cit. S. 124-165).

181

в Бутово. Через посольство немцы – заключенные ГУЛАГа получали деньги и посылки от своих родных из

Германии, что вызывало возмущение представительства КПГ, требовавшего закрыть этот канал

антисоветского влияния. Последний эпизод, связанный с деятельностью посольства и нашедший свое

отражение в изученных АСД, датирован 22 июня 1941 г. После объявления войны дипломаты устроили

раздачу остававшихся у них советских денег тем женщинам, которые поддерживали связь с посольством,

рассчитывая на то, что таким образом им удастся выехать в Германию314.

Глава 11

ПЕРЕСМОТР ДЕЛ, РЕАБИЛИТАЦИЯ 1. Оправдание и освобождение

«Обвинительный уклон был присущ чекистам всегда и всемерно поощрялся руководством "органов", поэтому освобождение арестованного за недоказанностью обвинения ложилось настоящим пятном на всех

причастных к делу»315. Это утверждение вдвойне справедливо для эпохи массовых репрессий, когда сбор

доказательств обвинения превратился в пустую формальность. Тем больший интерес вызывают

следственные дела, завершившиеся освобождением немцев. Из 720 изученных АСД таковых 44, из них

только в семи случаях обвиняемые были освобождены до ноября 1938 г.

Следует делать различие между лицами, получившими оправдательный приговор, и освобожденными по

решению руководства УНКВД МО или прокуратуры. Оправдано было всего четверо, трое по приговору

Военного трибунала, и один, Эрнст Гельвиг, – Мосгорсуда. Еще девять человек были освобождены в

процессе пересмотра обвинительного приговора, остальные – на этапе следствия. Узость выборки не дает

возможности сделать определенные выводы о динамике освобождений. Карола Тышлер пишет о двух пиках

этого процесса – с декабря 1938 по апрель 1939 г. и с ноября 1939 по март 1940 г., хотя и не предлагает

статистических данных316. Наша база данных подтверждает справедливость второго пика: на него

Анна Марек, жена шуцбундовца, уехавшего в Германию в 1940 г., получила 22 июня в посольстве 2500 рублей. Ее арестовали в

ту же ночь и приговорили к расстрелу, хотя у нее на руках было двое маленьких детей. Позже приговор заменили на 10 лет

лагерей, так как Анна была беременна (ГАРФ. Ф. 10035. Оп. 2. Д. 38574).

315 Тепляков А. Г. Указ. соч. С. 255.

316 Tischler С. Op. cit. S. 157.

182

приходятся 19 случаев из дел, попавших в базу данных (на первый пик – только три).

Как и в случае с тяжестью приговора, попытки обнаружить какую-то логику в следственных делах,

завершившихся освобождением обвиняемого, не приводят к успеху. Среди освобожденных по поста-

новлению УНКВД МО большинство составляют немцы, признавшие свою вину, а потом отказавшиеся от

своих показаний. В то же время в постановлении об освобождении Генриха Стаффорда специально ука-

зывалось, что он «на протяжении всего следствия виновным себя не признавал», – а следствие по его делу

длилось два с половиной года!

Не являлась решающим критерием и чистота партийной биографии. Так, Зигфрид Гумбель, хранивший в

Германии архив коммунистической агитгруппы «Красный рупор», под угрозой ареста покинул страну,

просто купив тур «Интуриста». За этот проступок – «дезертирство с фронта классовой борьбы» – он уже в

Москве был исключен из КПГ. В материалах следствия по его делу сохранились акты, что Гумбель

оскорблял своих следователей, называя их фашистами, но и это не стало решающим аргументом против его

освобождения. Гумбеля планировали и отправить на ОСО, и приговорить к высылке; органы следствия и

прокурорского надзора неоднократно меняли собственные постановления по делу. Нельзя исключать, что у

них были какие-то причины для особого отношения к простому корректору газеты ДЦЦ, но из АСД

усмотреть эти причины невозможно.

С большой долей условности фактором, способствовавшим реабилитации, можно считать отказ германского

посольства оформлять выездные документы на немцев, осужденных к высылке в конце 1937 г. Некоторые из

них находились уже в Минске, однако так и не получили документов на въезд в Германию, так как были

лишены гражданства этой страны. При пересмотре дел нескольких из них освободили (Отто Ганске, Ганс

Ротер, Ганс Шлосберг, Бруно-Пауль Абрамовский, последний был лишен подданства Данцигского вольного

города по решению городского сената от 16 июня 1939 г.). Очевидно, здесь в расчет принималось поведение

на следствии, заступничество ИККИ и КПГ, а также старые революционные заслуги, отмеченные в

биографии.

Пусть минимальный, но все же шанс освобождения давала активная позиция близких арестованного

человека. Благодаря тому, что ее муж бомбардировал письмами все инстанции, неоднократно писал и

Димитрову, и Сталину, была выпущена из лагеря Анна Эттерер317.

См. Мюллер Р. Преследуемые при Гитлере и Сталине: мюнхенские коммунисты Анна Эттерер и Франц Шварцмюллер // Люди

между народами. Действующие лица российско-германской истории XX века. М., 2010. С. 40-51.

183

После ареста инженера завода «Тизприбор» Ганса Шлосберга его отец, известный химик, 19 мая 1939 г.

добился приема у заместителя прокурора СССР Г. К. Рогинского и смог убедить того в невиновности своего

сына – «еврея и антифашиста». После этого развернулась подковерная борьба между прокуратурой и

органами госбезопасности, нашедшая свое отражение в АСД. По протесту прокурора дело Шлосберга было

снято с повестки дня ОСО, но лишь 7 марта 1940 г., после почти трех лет пребывания в предварительном

заключении, вышло постановление Военной прокуратуры о его освобождении.

Особым случаем «бериевской реабилитации» являлся пересмотр приговора по заявлению осужденного и

возвращение человека из лагеря. Такую возможность открывали ноябрьские постановления 1938 г., в ряде

случаев инициатива к пересмотру исходила от особоуполномоченного НКВД МО, который исполнял

функции внутреннего контроля (Артур Гертрампф). Однако органы госбезопасности предпочитали беречь

«честь мундира», под любым предлогом отказывая в разборе дела по существу. Нередко процесс пересмотра

дела останавливался на полпути. Гельмут Кадеман вышел из нацистского концлагеря, где его жестоко

избивали, полным инвалидом. В конце 1937 г. его отправили в Карлаг, одно из его писем с жалобой на про-

извол следствия Георгий Димитров переправил Вышинскому. Началась проверка, в ходе которой оказалось, что Кадеман вообще не владел русским и не понимал, чего от него хотел следователь. Бюрократическая

неспешность, а затем и начавшаяся война привели к тому, что вопрос разрешился сам собой – 12 октября

1942 г. Кадеман умер в лагере318.

Георг Шудлик постоянно конфликтовал с полицией Веймарской республики, а в ходе следствия живописал

свои подвиги, в результате которых остался с одной рукой и одним глазом. В 1920 г. во время боев в Верхней

Силезии, когда решался вопрос о ее разделе между Германией и Польшей, он участвовал в убийстве 11

жандармов. Чтобы избежать ареста, Шудлик вскрыл себе вены и был отправлен в больницу. Год спустя

неугомонный активист убил директора шахты, посчитав его виновным в преждевременной смерти своего

отца-шахтера. Позже, став боевиком КПГ (он работал в так называемом «чекистском отделе»), Шудлик

застрелил полицейского. В 1932 г., когда грехов накопилось слишком много, его отправили в эмиграцию, 8 апреля 1940 г. следственная часть УНКВД предложила снизить срок Кадема-ну до фактически отбытого – инвалид в лагере

почти все время находился в лазарете. Однако Особое совещание приняло решение провести по делу дополнительную проверку.

184

предупредив вероятный арест. Столь боевая биография могла показаться выдумкой, но отдел кадров ИККИ

подтвердил ее основные вехи, и Шудлик был освобожден из лагеря319.

Тому, что на тот или иной случай органы прокуратуры обращали внимание, способствовало счастливое

стечение самых различных обстоятельств, как, например, масштабная проверка деятельности Кунцевского

райотдела НКВД, начавшаяся после ареста его руководителей. Фрида Голланд была домохозяйкой, ее муж

сражался в Испании, сыновья Вилли и Роберт осваивали специальность токаря. Все трое были арестованы и

осуждены в один день. Вилли и Роберт оказались вместе в Карлаге, в лагпункте Долинка. Оттуда они

постоянно слали заявления во все инстанции, настаивая на том, что репрессированы незаконно. Заявления

были переданы в Кунцевский райотдел, где уже работала высокая комиссия из Москвы. Протесты

прокуратуры по всем трем делам были подписаны самим Вышинским 15 мая 1939 г. Прошел еще почти год,

и в один день Фрида, Вилли и Роберт получили решение об освобождении из лагеря.

С Кунцевским районом связан и единственный случай посмертной реабилитации немца, попавшего в нашу

базу данных. Карл Бидерман, пенсионер из Кунцево, умер в лагере 9 января 1939 г., менее чем через месяц

туда пришло постановление об отмене приговора. Когда после смерти Сталина реабилитация станет

массовой, своего оправдания не дождутся сотни тысяч канувших в небытие жертв ГУЛАГа.

2. Заступники из Коминтерна

Выше уже разбирался вопрос о том, в какой мере представительство КПГ и отдел кадров ИККИ принимали

участие в отборе жертв репрессий 1937-1938 гг. Во властной пирамиде СССР эти структуры занимали

положение, не сравнимое с положением органов государственной безопасности, что, однако, не позволяет

говорить о них как о безмолвном объекте большого террора. В его первые месяцы руководители КПГ были

уверены в том, что «невиновных в Советском Союзе не арестовывают», но затем к ним постепенно

приходило

319 В АСД содержится справка из отдела кадров ИККИ от 25 сентября 1940 г. в ответ на запрос прокурора, который, в свою

очередь, был инициирован письмом Шуд-лика из лагеря, где тот описал все свои революционные заслуги. Жизнь на свободе

продолжалась для немецкого боевика чуть больше года – в сентябре 1941 г. Шудлик был арестован вновь и умер в тюрьме еще

до вынесения приговора.

185

прозрение320. Проводя селекцию потенциальных жертв и регулярно снабжая «компроматом» НКВД, они в то

же время пытались воздействовать на ход следствия там, где это представлялось необходимым и возможным.

Бессмысленно в данном случае прибегать к количественным сравнениям и в силу фрагментарности

источниковой базы, и из-за невозможности вывести сопоставимые единицы измерения «доносительства» и

«заступничества».

Не имея возможности напрямую обращаться к государственным учреждениям, представительство КПГ

делало это через отдел кадров либо через секретарей ИККИ, прежде всего Георгия Димитрова. В своих

письмах и обращениях руководители германской компартии отдавали себе отчет в том, что идут по краю

пропасти. С одной стороны, нужно было не бросить тень на «доблестные органы», с другой – донести до

них собственное мнение о том или ином арестованном. Переписка не содержит и намека на то, что лидеры

КПГ видели чрезвычайные масштабы репрессий, напротив, они избирали холодный деловой тон, избегая

эмоций. Дополнительные данные о том или ином эмигранте подавались как помощь органам следствия,

которая позволит им самостоятельно разобраться и принять справедливое решение.

В архиве Коминтерна и КПГ сохранилось немало таких документов321, их копии присутствуют и в

следственных делах. Один из первых примеров подобного рода – реакция Вильгельма Пика на письмо

жены Пауля Франкена, арестованного 26 ноября 1937 г. Уже на следующий день председатель КПГ

подтвердил, что Франкен вел переписку с заграницей по его просьбе, о чем им «своевременно было со-

общено в отдел кадров и инстанциям»322. Письмо с визой Димитрова было отправлено заместителю наркома

внутренних дел Фриновско-му, однако Франкену это не помогло. Как иностранец он был приговорен к

высылке, но затем выяснилось, что его лишили германского гражданства, и Франкена отправили в ГУЛАГ.

Он умер в лагере в мае 1945 г. за полгода до срока своего освобождения.

20 апреля 1938 г. Пик передал Димитрову список из 16 арестованных немецких политэмигрантов, в

невиновности которых он был уверен323.12 имен из этого списка присутствуют в нашей базе данных,

320 Tischler С. Die Rolle der KPD-Fuehrung bei der Verhaftung ihrer Mitglieder waehrend des stalinistischen Terrors // Moskau 1938.

Szenarien des Grossen Terrors. Leipzig, 1999. S. 108.

321 Некоторые из них опубликованы в книге: Verratene Ideale. Zur Geschichte deutscher Emigranten in der Sowjetunion in den 30er Jahren. Berlin, 2000.

322 РГАСПИ. Ф. 495. Он. 205. Д. 1481. Л. 45.

323 Tischler С. Flucht in die Verfolgung. S. 157-158.

186

большинство из них будет позже объединено в деле об «антикомин-терновском блоке»324. Вряд ли было

простым совпадением то, что уже на следующий день из-под ареста был выпущен один из названных Пиком

– Генрих Стаффорд (Бернгард Кенен). В одной из стычек с фашистами он стал инвалидом – ему выбили

глаз, и он под чужим именем прибыл на лечение в Советский Союз.

Еще одним из тех, кто был назван в апрельском письме, был Вилли Клейст (Керф), один из видных

функционеров КПГ, после эмиграции из Германии работавший в партийном представительстве в Москве.

Его судьбу решил запрос, направленный органами НКВД в ИККИ, и положительный отзыв самого

Димитрова325. Как правило, вернувшихся из тюрьмы без приговора считали реабилитированными и

восстанавливали в партии, хотя были и отказы (Ганс Мориц-Гримм и Йозеф Рубенс) с лицемерной

формулировкой «за то, что оговорил товарищей».

Руководство КПГ было детально информировано о том, какие обвинения выдвигались против членов

партии, кто из них сам выступал в роли обвинителя. Несмотря на подписку о неразглашении, выпущенные

из тюрем функционеры КПГ рассказывали Пику о методах и результатах работы следователей НКВД. В

своем письме от 26 августа 1940 г. председатель КПГ приводил такую подробность: после очной ставки

между Клейстом и Диттбендером последний сказал, что три месяца боролся против вымышленных

обвинений, но сдался и теперь призывает Клейста сделать то же самое. Пику было известно, кто из

немецких коммунистов и при каких обстоятельствах оговорил Стаффорда, за освобождение которого

(вторичное) он выступал в этом письме326.

Опираясь на данные, полученные от вернувшихся из тюрем соратников, руководитель немецких

коммунистов активизировал свое заступничество за репрессированных. 19 ноября 1940 г. он даже предложил

Димитрову переговорить с «товарищами из Политбюро»327. Но и в этом случае речь не шла об осуждении

массовых репрессий – максимум, что могли представить себе руководители международно

324 Вилли Клейст, Пауль Шербер-Швенк, Генрих Стаффорд, Бернард Рихтер, Генрих Грюнвальд, Теодор Бойтлинг, Магнус

Зацгер, Фриц Калиш, Макс Маддалена, Хорст и Фридолин Зейдевицы, Вальтер Розе-Розенке.

325 См. очерк о Клейсте в третьей части книги.

326 О Стаффорде Пик писал Димитрову неоднократно, его инвалидность и мужественное поведение в ходе следствия говорили

сами за себя. В письме от 4 октября 1939 г. Пик подчеркивал, что поскольку суд уже около года не может вынести приговор по

делу Стаффорда, то, «по-видимому, судебные органы сами сомневаются в достоверности инкриминируемых ему действий»

(ГАРФ. Ф. 10035. On. 1. Д. П-22720. Т. 10).

327 Verratene Ideale. С. 261.

187

го коммунистического движения, была выборочная реабилитация их ближайших соратников и просто

правоверных коммунистов.

Один из них, Эмиль Эйленберг, являлся членом КПГ с момента ее основания, участником «мартовской

акции» 1921 г. Около года он провел в фашистском концлагере, и вышел оттуда уже инвалидом. Эйленберга

арестовали в марте 1938 г. в подмосковном Зарайске, где, вероятно, он был единственным немцем328.

Несмотря на интенсивные допросы, он не признал вымышленных обвинений, и начальник райотдела в

начале 1939 г. написал руководству рапорт о необходимости освобождения Эйленберга. Но на свободу тот

вышел еще через полтора года – после того, как из Коминтерна на него поступила позитивная

характеристика.

Активную переписку между отделом кадров ИККИ и следственными органами вызвало дело еще одного

борца антифашистского сопротивления – Ганса Эйлера (Людвига Ласка). Он издавал подпольную газету

КПГ в берлинском районе Штеглиц, был схвачен штурмовиками и подвергался жестоким пыткам в

концлагере. Эйлеру удалось выбраться из Германии в октябре 1934 г., и год спустя он оказался уже в Москве.

С начала 1937 г. он подвергался вначале административным, а потом и партийным репрессиям за «контакты

с врагами народа», 26 марта 1938 г. дело дошло до ареста. Казалось, все складывалось в пользу пересмотра

приговора по его делу: Эйлер так и не признал обвинений, за него хлопотала мать, известная писательница, добравшаяся до самого Вышинского. Наконец, из отдела кадров ИККИ пришла положительная

характеристика, в которой, правда, упоминалось, что Гансу Эйлеру «не хватает знания людей и

бдительности»329.

Усилия родителей и товарищей по партии оказались бесплодными, до пересмотра дела так и не дошло. Все

закончилось бюрократической отпиской: «В своих заявлениях родители осужденного, указывая о

невиновности сына, никаких мотивов, отрицающих факты, дающие основание подозревать его по

шпионской деятельности, не приводят». Эйлер пережил и ГУЛАГ, и спецпоселение, только после смерти

Сталина он смог выехать в ГДР и вновь увидеть своих родных.

328 В нашей базе данных это единственное дело, которое велось Зарайским райотделом УНКВД МО. Справка на арест была

выписана еще в сентябре 1937 г., однако Эйленберг к тому моменту проживал уже в другом подмосковном городе – Пушкино.

Очевидно, ресурсов на его поиск и задержание у райотдела не было, поэтому Эйленберг был арестован только тогда, когда сам

приехал в Зарайск.

329 Характеристика была составлена на основе письма представительства КПГ при ИККИ от 17 июня 1940 г., подписанного

Куртом Функом (Гербертом Венером) (РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 205. Д. 5748. Л. 41).

188

Глава 12

НЕМЕЦКАЯ ОПЕРАЦИЯ НКВД ПОСЛЕ 22 ИЮНЯ 1941 г.

Война с фашистской Германией разделила надвое биографию каждого советского человека. Организация

сопротивления агрессору потребовала от страны напряжения всех сил, принятия масштабных политических

решений, многие из которых продолжали логику развития сталинской системы в предвоенные годы. Речь

идет прежде всего о превентивном выселении в Сибирь и Среднюю Азию российских немцев из мест их

компактного проживания. Здесь уже доминировал чисто этнический принцип, ведь репрессировался весь

народ, высылка оформлялась в административном, а не уголовном порядке.

Большинство жителей Москвы и Московской области, являвшихся выходцами из Германии или этническими

немцами, были выселены из столичного региона таким же образом – в рамках принудительной эвакуации с

указанием конечного пункта. Уже после прибытия туда людей мобилизовывали в «трудовую армию». Однако

свой вклад в «очистку прифронтовой полосы от потенциальных пособников оккупантов» внесли и органы

госбезопасности. Заметная часть АСД, отложившихся в ГАРФе, датирована начальным периодом Великой

Отечественной войны. В нашей базе данных таковых 90. Все эти люди, получившие стандартное обвинение

в шпионаже или антисоветской агитации, на сегодняшний день реабилитированы.

1. Вторая немецкая операция

Наличие значительного и компактного массива данных (фактически можно говорить о втором пике

репрессий) позволяет сравнить репрессивную кампанию лета-осени 1941 г. с немецкой операцией 1937-1938

гг. В 1941 г. этнический фактор (не гражданство и даже не «контакт с заграницей») стал решающим. В

военное время по отношению к немцам, проживавшим в Советском Союзе, действовал тот же принцип

«коллективной вины», который будет применен по отношению к жителям Германии в решениях

Потсдамской конференции. Не имея необходимых ресурсов для оперативной работы по каждому из немцев,

органы госбезопасности, как и в 1937 г., получили приказ на ведение «огня по площадям». В еще большей

степени, чем в период первой немецкой операции, были задействованы низовые структуры НКВД – из 86

дел военной поры, по которым у нас есть данные об органах следствия, 44 были заведены в райотделах и

отделениях.

189

А. Герман справедливо отмечает, что репрессии лета-осени 1941 г. нельзя называть геноцидом. «Немецкие

граждане Советского Союза стали жертвами перестраховки, принявшей присущую сталинскому режиму

грубую форму в условиях суровой и жестокой войны»330. Говоря об этническом факторе как решающем,