Текст книги ""Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг"

Автор книги: Александр Ватлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

152

дания Мосгорсуда мы можем детально реконструировать взаимные обвинения сторон. Бывшие коллеги

обвиняли Рабэ, что он постоянно восхвалял жизнь в Германии, утверждая, что рабочие там получают

высокие зарплаты, а «папиросы в пять раз дешевле, чем в Советском Союзе». Немец вначале отпирался, но

потом признался, что сравнивал не только цены на папиросы, но и вкус пива, которое ему в Москве очень не

нравилось. Судебный процесс получил неожиданный поворот после выступления секретаря

парторганизации карандашной фабрики, выступившей в защиту Рабэ – по ее данным, тот по ночам часто

плакал в общежитии, так как скучал по семье и родине. Этого не хватило для оправдания, но обеспечило

выходцу из Юте-борга достаточно скромный приговор к трем годам заключения, один из которых он уже

отсидел в качестве подследственного.

Если применительно к повседневной жизни криминальным оказывалось противопоставление России и

Германии, то по отношению к условиям заключения все было наоборот. Освободившись после первого

кратковременного ареста, Густав Бург говорил своему подельнику Моисею Лурье: «Никакой разницы в

строгости режима между органами НКВД и фашистами нет». Показания немецких политэмигрантов о

творившемся в нацистских концлагерях произволе очень напоминали тактику изматывания обвиняемого в

ходе следствия на Лубянке: «Нам заявили, что нас пошлют в концлагерь, где мы будем находиться до тех

пор, пока не скажем правду»252.

Очевидные параллели в экономической политике двух диктатур не могли пройти мимо внимания людей,

внимательно следивших за развитием событий в Германии. Причем эти параллели (усиление регулирующей

роли государства, стремление к автаркии, начало «четырехлетки») вызывали скорее одобрение, чем

осуждение, рассматривались как общий тренд, порожденный масштабами всемирного экономического

кризиса 1929-1933 гг. Споры вызывал лишь вопрос о том, кому принадлежала пальма первенства. Члены

группы Константина Алина утверждали, что «большевики торопятся перехватить методы хозяйствования у

фашистов».

Напротив, согласно показаниям свидетелей по делу Георга Керна, тот заявлял, что «в настоящее время

Гитлер выдвигает и проводит в жизнь такие же социалистические методы и способы развития произ-

водительных сил в Германии, как и Советский Союз». Подобные вы

52 Из показаний изолировщика Метростроя Отто Треттау, который провел полтора года в нацистском концлагере после того, как суд отказался вынести приговор по его делу. Сам Треттау был арестован 30 июля 1937 г., дал признательные показания

только 5 марта 1938 г.

153

оказывания были характерны не только для немцев, проживавших в столичном регионе. Арестованный в

Тюмени в 1936 г. директор местного пивоваренного завода высказывался в том смысле, что «фашизм

является большевизмом наизнанку»253. Токарь станкозавода имени Орджоникидзе Пауль Рицман в ходе

допроса признал, что в общении с коллегами сравнивал речи Сталина и Гитлера, так как слушал по радио и

те, и другие. «Сталин говорит тихо и слова его как молоток против фашизма, а Гитлер говорит как артист и

нервный человек».

«Чистосердечные сравнения» двух режимов, зафиксированные во многих АСД, вряд ли являлись плодом

творчества следователей, последним для отправки дела в осуждающий орган хватало стандартных фраз типа

«восхвалял фашистский режим». Сегодня такие сравнения кажутся кощунственными и уж наверняка

«антисоветскими», однако следует иметь в виду, что речь идет о середине 1930-х гг., когда бесчеловечный

потенциал германского нацизма еще не раскрылся в полной мере. Его демонизация советской пропагандой

тех лет порой вызывала обратную реакцию. Фашизм невольно превращался в отправной пункт для любых

политических (и даже неполитических) размышлений, людям хотелось узнать, что же на самом деле проис-

ходит в Германии и Италии. Русские рабочие обращались к своим немецким товарищам с просьбой

рассказать, почему Гитлеру удалось построить столь прочный режим, почему рабочий класс Германии так и

не поднялся на антифашистское восстание. Объяснения сути фашизма как марионетки монополистического

капитала, данные Седьмым конгрессом Коминтерна в 1935 г., мало кого удовлетворяли.

Иногда «игра в фашистов» была простым озорством молодых людей, уставших от монотонности и

зашоренности комсомольской жизни. За это осенью 1933 г. были репрессированы ученики немецкой школы

имени Карла Либкнехта254, три года спустя – молодые рабочие станкозавода имени Орджоникидзе.

Большинство из них не имело никакого отношения к Германии, и для пущей правдоподобности во главу

группы следователь поставил немецкого политэмигранта Андрея Беррата, хотя его биография никак не

стыковалась с подобной фальсификацией255. У рабочих был найден текст придуманной

253 Голубев А. В. Указ. соч. С. 151.

254 Mussijenko N., Vatlin А. Schule der Traeume. Die Karl-Liebknecht-Schule in Moskau (1924-1938). Bad Heilbrunn, 2005. S. 92-95. В

Свердловске была арестована группа студентов, открыто носивших «фашистские знаки» (Голубев А. В. Указ. соч. С. 153).

255 Андрей Беррат (настоящее имя Герман Шмидт) работал в Германии в ЦК МОПР, после прихода Гитлера к власти полгода

провел в концлагере. При обыске в

154

клятвы на верность Гитлеру: «Я обязуюсь перед моим вождем слепо ему подчиняться, быть ему верным и

обязанным вплоть до смерти». Как объяснял один из обвиняемых, Константин Фролов, идею такой клятвы

ему подсказали репортажи советских газет о тайных ритуалах СС.

4. Троцкисты-террористы

Ведение следствия по восьмому и девятому пунктам 58-й статьи Уголовного кодекса РСФСР требовало от

оперативных сотрудников НКВД относительно большего объема работы, чем шпионаж. В первом из этих

пунктов шла речь о терроризме, во втором – о диверсионно-вредительской работе. Иногда к такой

«смертельной смеси» добавляли и одиннадцатый пункт – создание контрреволюционных организаций, как

правило, троцкистского толка. Для фальсификации доказательств подобных преступлений приходилось

связываться с руководством учреждений и заводов, с партийными организациями. На подобную работу с

документами у следователей органов госбезопасности районного и областного звена времени явно не

хватало.

Как и во всем объеме АСД эпохи «большого террора», среди немецких дел нет ни одного, где

террористические намерения «диверсионно-повстанческой низовки» переходили бы в фазу исполнения.

Сценарии подготовки терактов против руководителей ВКП(б) и советского правительства выделяются даже

на фоне общей фантасмагории вымученных признаний. Они звучат не только нелепо, но и слишком

стандартно для того, чтобы иметь хоть какую-то точку опоры в действительности. Покушения на советских

лидеров готовились во время демонстраций на Красной площади, в ходе торжественных заседаний в

Большом театре, во время посещения ими столичных предприятий. Врач-хирург Института имени Склифо-

софского Йозеф Рубенс, согласно обвинительному заключению, не только занимался шпионажем, передавая

неизвестно куда статистику самоубийств по Москве, но и получил задание «умерщвлять ответственных

работников, поступающих в больницу».

Каменщик Георг Герман, родившийся и проживавший в баварском городишке Швандорф с населением не

более 10 тыс. человек, не только сколотил там «троцкистскую организацию», но и наладил актив-

его комнате нашли фотографию племянника Беррата в форме штурмовика, что и стало отправной точкой для следствия.

155

ное сотрудничество с местным отделением гестапо (никто не взялся проверить, существовало ли оно в этом

городе). Швандорфские троцкисты (остававшиеся членами КПП), согласно сценарию следователя,

втирались в доверие к коммунистам, выявляли самых активных, а затем выдавали их гестаповцам. Это

выглядело весьма хлипко даже по меркам 1937 г., и Герману добавили еще и участие в «троцкистской

шпионской организации политэмигрантов», проживавших в общежитии МОПР в Москве. Нечто подобное

заставили признать и мать двоих детей Анну Фелер. Переправленная компартией в Советский Союз, так как

ее муж находился в концлагере, она объявила себя членом «троцкистской группы женщин-

политэмигранток».

Коллективное дело на нескольких выходцев из Германии, два обвиняемых из которого, Моисей и Натан

Лурье, были «делегированы» на первый показательный процесс, завершалось уже после опубликования и

его стенограммы, и приговора «троцкистским террористам-двурушникам». Обвинительное заключение на

лиц, оставшихся в ведении Московского управления НКВД, постранично цитировало приговор

показательного процесса. Поскольку до массовых операций дела еще не дошло, следователи достаточно

подробно «реконструировали» террористические намерения обвиняемых. Так, Эрих Констант уже 1 мая

1932 г. должен был стрелять в Сталина и Ворошилова из толпы демонстрантов. Однако колонна его района

проходила слишком далеко от Мавзолея. Позже террористы решили кидать бомбы, которые для них

подготовили в германском посольстве.

Не менее комичными, хотя столь же трагичными по своим последствиям для жертв, являлись обвинения во

вредительстве. В подобных случаях сотрудники НКВД опирались на данные, поставляемые по их запросам с

заводов и различных учреждений, вплоть до подмосковных колхозов. Обычное разгильдяйство, практически

незаметное на фоне общей бесхозяйственности, раздувалось до размеров политического преступления. На

немецких рабочих и служащих можно было списать все, что угодно. Работавший на совхозной ферме Георг

Губер заражал молодняк256, кто-то распылял бактерии или семена сорняков на полях, умышленно портил

станки и иное оборудование, совершал аварии на дороге.

' «Работая в области мелкого животноводства, занимался вредительством с целью вывести из строя молодняк, для чего умышленно

содержал двор, в котором находился молодняк, в антисанитарных условиях». Перейдя в другой совхоз, Губер из тех же вредительских

побуждений «запустил» корову-рекордистку, и та перестала давать рекордные удои – так звучали обвинения в его адрес в

обвинительном заключении.

156

Курт Шмельцер, слесарь троллейбусного парка в Москве, регулярно подкладывая в моторы гайки и гвозди,

«всеми мерами старался вызвать недовольство пассажиров частыми остановками троллейбусов». То же

инкриминировали и шоферу Александру Фейергерду, который согласно производственной характеристике,

попавшей в материалы следствия, неизменно забывал при капитальном ремонте болты и гайки в моторе

своего грузовика. Заведующий продуктовым магазином Владимир Трабант, попавший в Россию

военнопленным, после соответствующей обработки признал, что сознательно гноил продукты во вверенном

ему учреждении. Кроме того, он стал шпионом от бедности. «В Советском Союзе прожить на одну зарплату

очень сложно, тем более когда существовала карточная система, я зарабатывал очень мало, поэтому и пошел

на это преступление»257. Любой знакомый с реалиями советской жизни прекрасно знал, что любой завмаг в

условиях тотального дефицита и карточной системы катался как сыр в масле, но органы госбезопасности

верили в то самое «Зазеркалье», которое сочиняли.

Семнадцатилетний сын Эрны Шефтер Герхард, едва устроившись на машиностроительный завод в

Подольске, развернул настоящую биологическую войну. В обвинительном заключении по его делу можно

прочитать, что он «с целью распространения кожных заболеваний бросил пойманную им мышь в бак с

эмульсией, которая применяется для охлаждения обрабатываемых деталей и резца, рассчитывая, что при

попадании в брызгах от вращения на лицо это будет вызывать заражение кожи».

Оставшийся без работы и постоянного места жительства Вальтер Рефельд «признался», что готовил взрывы

в метро, так как «хорошо знал расположение главных входов на станцию Киевская». Взрывчатку он должен

был получить в германском посольстве сразу же после нападения Гитлера на Советский Союз. Это

выглядело полным бредом даже в глазах следователей Кунцевского района, прославившихся своим

«липачеством», и не попало в обвинительное заключение.

Протоколы допросов показывают, что иерархии обвинений в известной мере соответствовала иерархия

признаний. В ряде случаев немцы, признававшие шпионаж, категорически отказывались подписывать

обвинения во вредительстве и подготовке диверсий. Очевидно, сказывалась обработка сокамерниками —

признание подобных обвинений означало бы верную гибель, в то время как за шпионаж должны были

«всего лишь» выслать в Германию. Бывший руководи

257 ГАрф. ф. ю 035. Оп. 2. Д. 17377.

157

тель немецкого клуба в Москве Пауль Шербер-Швенк, признавший шпионаж, наотрез отказался причислить

себя к членам троцкистской организации. Может быть, решающую роль в таком упорстве сыграла гордость

функционера КПГ и депутата прусского ландтага за чистоту своей партийной биографии, который всегда

подчеркивал, что никогда не имел уклонов от генеральной линии? Мы об этом уже никогда не узнаем...

Глава 9

ДИНАМИКА РЕПРЕССИЙ 1. Директивы и исполнители

Доведенные до приговора дела с политическими обвинениями в адрес немецких граждан появляются в

ГАРФ только с 1934 г. Можно предположить, что до этого момента репрессии по отношению к иностранцам

носили точечный характер и с ними справлялся центральный аппарат ОГПУ-НКВД. Интересно, что все три

дела 1934-1935 гг. трудно назвать сфальсифицированными – в каждом из них содержатся даже

вещественные доказательства, будь то пуговица с подобием фашистской свастики, карикатуры на вождей

ВКП(б) или фальшивый советский паспорт.

С весны 1936 г. начались аресты тех немцев, в биографиях которых имелись разного рода «грешки» и

темные пятна. Это могли быть партийные уклоны и оппозиции, неудачная работа в качестве сексота НКВД

или советского разведчика, нелегальное прибытие в СССР. В групповых делах в число подельников главного

обвиняемого попадали лица из круга его знакомых, которые даже не являлись членами КПГ или ВКП(б).

Следствие велось достаточно долго – из 25 человек, арестованных в 1936 г., в том же году были осуждены

лишь пятеро. Контрразведчики из УНКВД МО подключились к проведению репрессий только в июле,

однако сразу же развили завидную активность – на их долю приходится более половины арестованных во

второй половине 1936 г. и учтенных в нашей базе данных.

Низовые структуры госбезопасности в тот момент участвовали в политических репрессиях скорее в

инициативном, нежели в директивно-принудительном порядке. Примером может служить групповое дело на

35 человек, следствие по которому вел Серпуховской райотдел НКВД в 1936 – начале 1937 гг.258

Оперуполно

258 ГАРФ. Ф. 10 035. On. 1. Д. П-63132.

158

моченный В. И. Хватов в одиночку сочинил контрреволюционный троцкистский заговор на местной

суконной фабрике, копировавший сценарий первого показательного процесса. Как только в идущих сверху

директивах НКВД стали проявляться контуры будущих национальных операций, Хватов расширил круг

арестованных.

В результате сфабрикованная им подпольная троцкистская организация районного масштаба стала

интернациональной. Говоря языком самого Хватова, она «сомкнулась в лице фашистов Мюллер и Шипонец

с другой подпольной контрреволюционной фашистской организацией, созданной из числа немцев, поляков,

австрийцев бывших военнопленных, политэмигрантов (перебежчиков границ) и беженцев Серпуховского,

Угодско-заводского и Высокинического районов, по прямому указанию Германского и Польского консульств

в городе Москве»259. Ударник Хватов, стремившийся попасть на глаза высокому начальству, был явно не

одинок. Стремление одним решительным ударом покончить со всей «нечистью» в зоне собственного

«чекистского обслуживания» отражало радикальные настроения немалой части сотрудников органов

госбезопасности, что, в свою очередь, подпитывало установки сталинского руководства, озвученные позже, летом 1937 г.

Серьезным толчком к расширению масшабов репрессий стало директивное письмо ГУГБ НКВД «О

террористической, диверсионной и шпионской деятельности немецких троцкистов, проводимой по заданиям

гестапо на территории Союза СССР», появившееся 14 февраля 1937 г.260 Во второй половине февраля – мае

этого года были арестованы 15 человек из нашей базы данных, подавляющему большинству из них были

предъявлены обвинения в шпионаже. Исключением являлись рабочие завода «Точизмеритель» Эрнст

Лейбехер и Альфред Фребель, которым отвели роль руководителей контрреволюционной организации

«брандлерианцев». Под последними подразумевались сторонники бывшего лидера КПГ Генриха Брандлера,

образовавшие в 1929 г. в Германии собственную оппозиционную компартию261. Судя по тому, что и

Лейбехер, и Фребель были направле

259 Из постановления о продлении следствия, датированного 14 мая 1937 г. Сохранена стилистика источника. Данное дело в силу

своего масштаба было представлено на Военную коллегию Верховного суда СССР от имени областного управления НКВД.

260 См. Наказанный народ. С. 40.

261 Bergmann Th. «Gegen den Strom». Die Geschichte der KPD (Opposition). Hamburg, 2001. О выходцах из Тюрингии, записанных

в «брандлерианцы», см. Kaiser G. Russlandfahrer. Aus dem Wald in die Welt. Die Facharbeiter aus dem Thueringer Wald in der UdSSR 1930-1965. Tessin, 2000.

159

ны на заседание Военной коллегии Верховного Суда СССР (ВКВС) и получили смертный приговор,

контрреволюционный заговор в иерархии обвинений стоял выше стандарнтых обвинений в шпионаже.

В марте 1937 г. был издан приказ НКВД, требовавший провести персональный учет всех иностранцев,

принятых в гражданство СССР с 1 января 1936 г.262 Параллельно началось составление списков лиц,

рассматривавшихся как потенциальные агенты германской разведки263. Очевидно, что такая активность

органов госбезопасности была санкционирована высшей властью. Сталин принял непосредственное участие

в подготовке статьи в газете «Правда» от 4 мая 1937 г., призывавшей разоблачать агентов иностранных

разведок. Эта статья стала «важным элементом идеологической подготовки большого террора», она имела

прямое отношение к будущим судьбам немцев, оказавшихся в СССР264.

По инициативе Сталина появился приказ НКВД № 00439, датированный 25 июля 1937 г. и открывший собой

черную полосу национальных операций. Первые аресты по всей стране начались в ночь на 30 июля. В нашей

базе данных – 50 человек, арестованных 29 и 30 июля. Далеко не все они являлись германскими

подданными, занятыми в оборонной промышленности, о которых шла речь в приказе. Девять человек

являлись к моменту ареста гражданами СССР, еще четверо были записаны как лица вне подданства, что

позволяло как угодно трактовать их правовой статус. В поле зрения органов госбезопасности попадали

преимущественно работники крупных предприятий (не только оборонных), при этом арестованный, как

Эрна Шефтер, мог занимать скромную должность заводского библиотекаря. Позже приказ № 00439 стал

применяться настолько расширительно, что со ссылкой на него репрессировали лиц, не являвшихся ни

этническими немцами, ни гражданами Германии, пенсионеров, домохозяек265.

К 6 августа 1937 г. в Москве и Московской области было арестовано 130 граждан Германии266. В нашей базе

данных за этот период 89 арестованных (из них 22 – советские граждане), т. е. областное

Ш1 Хлевнюк О. В. Указ. соч. С. 310.

263 Наказанный народ. С. 41.

264 Хлевнюк О. В. Указ. соч. С. 295.

265 Например, еврей Соломон Немировский, попавший в плен в ходе Первой мировой войны и до возвращения в Россию в 1928 г.

работавший в советском торгпредстве в Берлине. Его жена Марта, также репрессированная со ссылкой на приказ № 00439, после приезда в СССР вообще нигде не работала.

266 Наказанный народ. С. 38.

160

управление госбезопасности стало лидирующим органом при проведении репрессий в столичном регионе.

Это подтверждается статистикой на конец 1937 г. По данным представительства КПГ за этот период был

арестован 551 член партии, находившийся в СССР, из них 228 – в Москве267. На долю областного

управления, по нашим данным, к концу 1937 г. приходится арест более чем 100 немцев, которые являлись

членами КПГ, остальных следует отнести на счет центрального аппарата НКВД.

Летом-осенью 1937 г. районные отделения и отделы НКВД еще не были подключены в полном объеме к

арестам и ведению следствия по национальным операциям. Да и оперативные сотрудники с Малой Лубянки

еще не до конца разобрались, что в новых условиях можно обойтись без особого пиетета по отношению к

иностранцам. Они не применяли жестких средств воздействия, поэтому среди тех германских граждан, кто

был арестован в конце июля – августе, признавшихся в шпионаже явное меньшинство. Однако это не

мешало появлению обвинительных заключений с формулировками, подобными той, что имеется в деле

слесаря завода имени Фрунзе Франца Бергера: «Виновным себя не признал, но путаность его показаний до-

статочно изобличает в этом».

Чтобы максимально развернуть национальную составляющую большого террора, нарком Ежов задумал

очередную реорганизацию органов госбезопасности. В структуре областных аппаратов НКВД, в отличие от

центрального, не было специального управления государственной безопасности (ГУГБ НКВД)268. Однако

структура чекистских отделов УНКВД копировала структуру ГУГБ. Как и в центральном аппарате, агентами

иностранных разведок занимался Третий отдел, его называли контрразведывательным (КРО). В январе 1938

г. Ежов на совещании руководящих сотрудников наркомата выступал за то, чтобы в составе КРО ГУГБ

НКВД выделить отдел, который будет заниматься исключительно Германией. «Он должен включать в себя

обслуживание посольства, всей немецкой колонии, и обслуживание всего немецкого населения Союза, т. е.

базы контрразведки, которая имеется в Союзе, т. е. нужно дать чисто немецкую линию сверху донизу»269.

267 РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 292. Д. 94. Л.1. Вероятно, в эту цифру были включены и те члены партии, кто проживал в ближайшем

Подмосковье.

268 О структуре НКВД см. Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД. 1934-1941. Справочник. М., 1999.

269 Петров Н. В., Янсен М. Указ. соч. С. 316-317.

161

Естественно, подобные установки дублировались на следующем, республиканском и областном уровне

чекистской структуры, тем более в таком особом регионе, как столичный, и находили свое выражение в

масшабах арестов. На долю сотрудников КРО УНКВД МО приходится более трети дел, по которым у нас

есть достоверные сведения об органах, проводивших следствие – 225 АСД из 625. За Третьим следует

Четвертый (секретно-политический) отдел – 74 дела (из них 52 – на членов мифической организации

гитлерюгенд), затем Пятый (особый) отдел, который занимался «чекистским обслуживанием» армейских

частей – 36 дел, Дорожно-транспортный отдел – 17 дел.

Случаи, когда структурные подразделения, входившие в УНКВД МО, «обменивались» подследственными с

ГУГБ НКВД, можно буквально пересчитать по пальцам. В центральный аппарат передавались наиболее

«перспективные» кандидаты, например уже упомянутые Натан и Моисей Лурье, ставшие обвиняемыми на

первом показательном процессе. Фриц Фрейман, переданный в Особый отдел ГУГБ, имел полный набор

преступных признаков: был исключен из ВКП(б), работал на оборонном предприятии, несколько раз

пытался выехать из СССР, да еще и имел в Германии брата-фашиста. Дела забирали в ГУГБ и тогда, когда

«сверху» поступал сигнал о немедленном освобождении арестованного. Так случилось с известным биоло-

гом из Германии Юлием Шакселем, который в горячке «последнего набора» был арестован Фрунзенским

райотделением НКВД. Через два месяца после ареста, 17 мая 1938 г., Шаксель был освобожден по

постановлению Четвертого отдела ГУГБ270.

Центральный аппарат также скупо делился своими арестованными с областным управлением – такие

случаи можно пересчитать по пальцам. Врач и писатель Лотар Вольф первоначально планировался в

качестве обвиняемого по делу международной еврейской организации «Агроджойнт», следствие по

которому вел Третий отдел ГУГБ. Однако спустя несколько месяцев его передали в Московское управление, причем на основе его показаний было арестовано несколько десятков человек, а сам Вольф после такой

«отработки» был расстрелян по приговору ВКВС.

Более заметна динамика движения дел, представлявшихся перспективными, от низовых структур НКВД —

райотделов и райотде

Справка по делу Шакселя сохранилась в АСД Лотара Вольфа. Факт ареста Шакселя отмечен в дневнике В. И. Вернадского.

162

лений – к аппарату областного управления на Малой Лубянке. Трое из проходивших по делу об

«антикоминтерновском блоке» (Ганс Блох, Вальтер Розе, Валентин Гане) были арестованы районными

отделениями. Причиной их передачи «наверх» были, очевидно, не признательные показания (как уже

неоднократно говорилось, в марте 1938 г. «признавались» все), а то, что они являлись германскими

гражданами. В ряде АСД зафиксировано, что местные органы госбезопасности, проведя лишь

предварительное дознание, передавали его материалы в областной аппарат. Так поступили в Ростокинском

отделении НКВД г. Москвы после ареста группы немцев, проживавших в Сокольниках, в доме по улице

Олений вал, дом 20. Однако на Лубянке сочли следствие законченным, и все арестованные были осуждены

уже через две недели после своего ареста271.

К концу 1937 г. стало ясно, что без привлечения низовых звеньев наркомата невозможно добиться заданных

сверху темпов массовых операций. Подводя итоги кулацкой операции, об этом говорил на совещании

руководящих сотрудников НКВД 24 января 1938 г. Николай Ежов: «От мысли о ликвидации кое-где районов

и создания вместо них оперативных секторов придется отказаться, так как последняя операция показала, что

без районов мы бы ничего не сделали, мы бы с этой задачей не справились»272.

О вкладе низовых чекистских структур в немецкую операцию 1936-1941 гг. красноречиво свидетельствуют

цифры – из 625 дел, по которым у нас есть достоверные данные об органе, проводившем следствие, более

трети (218) было завершено райотделениями столицы и райотделами НКВД Подмосковья. Из 218

«районных» дел 163 приходятся на период массовых арестов с 29 июля 1937 по 31 марта 1938 г. В свою

очередь, 86 из этих 163 дел относятся к завершающему этапу немецкой операции, т. е. проходившие по ним

люди были арестованы в феврале-марте. Доля районного звена в законченных следственных делах УНКВД

МО в те месяцы составляла около 40 %.

Серпуховский райотдел НКВД, где работал упоминавшийся выше следователь Хватов, равно как

Кунцевский, Мытищенский, Коломенский и ряд других, относился к числу «ударников», давших

максимальные цифры арестованных по политическим статьям в Подмосковье. Первоначально это были

разного рода «антисоветские элементы», начиная с февраля 1938 г. – иностранные шпионы и диверсанты. В

период массовых операций эти районы ставились в пример

271 ГАРФ. Ф. 10035. On. 1. Д. П-39069.

272 Цит. по: Петров Н. В., Янсен М. Указ. соч. С. 319.

163

остающим, после завершения «ежовщины» туда были направлены комиссии для проверки, по итогам их

работы руководители райотделов были сняты со своих постов и осуждены273.

В большинстве районных структур НКВД, не охваченных «социалистическим соревнованием», проводилась

тактика затягивания следствия по шпионским делам, что позволило обвиняемым дождаться перемены

настроений в ноябре 1938 г. Типичным примером является дело Вильгельма Рерса, политэмигранта и

рабочего бетонного завода, которое велось Красногорским райотделом. В дальнем Подмосковье лиц,

подходивших под критерии немецкой операции, было найти не так легко. В результате такое лицо выдвигали

в резиденты, как это было с Эрнстом Гельвигом в Павлово-Посадском районе, а «низовку» набирали из

местных жителей без немецкого контекста. Следствие по делу Гельвига велось нединамично, очевидно,

местные оперативники испытывали некую растерянность перед иностранцем, который требовал

переводчика, отказываясь подписывать протоколы допросов на русском языке. В результате дело было

передано на заседание Мособлсуда, который вначале отправил его на доследование, а потом оправдал

обвиняемого.

Последний толчок проведению национальных операций дало распоряжение Ежова, датированное 1 февраля

1938 г. В нем шла речь об ускорении их темпов, содержалось требование «подвергнуть аресту всех

подозреваемых в шпионской, диверсионной и иной антисоветской деятельности немцев, состоящих в

советском гражданстве, применительно категориям, перечисленным моем приказе 00485»274. Справки на

арест немцев, готовившиеся в низовых структурах НКВД в последующие дни, напрямую ссылались на

данный приказ, регламентировавший польскую операцию.

Датой окончания национальных операций в распоряжении Ежова называлось 15 апреля, в московском

регионе массовые аресты были закончены в последий день марта. За февраль-март 1938 г. было арестовано

более трети немцев, ставших объектом нашего исследования. Днями «пиковой нагрузки» стали дни (точнее, ночи) И и 12 марта, когда было арестовано 15 и 21 человек соответственно.

В Серпуховском райотделе НКВД были осуждены его руководитель М. И. Ве-селов и следователь В. И. Хватов, о чистке в

Кунцевском райотделе НКВД см. Ват-лин А. Ю. Террор районного масштаба. С. 102-110.

274 Наказанный народ. С. 52. В основе распоряжения лежало решение Политбюро от 31 января 1938 г. (Лубянка. Сталин и

Главное управление госбезопасности НКВД 1937-1938. С. 468).

164

Таким образом, массовые аресты в ходе немецкой операции применительно к столичному региону

укладываются в период с 29 июля

1937 по конец марта 1938 г., на него приходится 556 из 720 арестов по политическим мотивам, учтенных в

базе данных, т. е. более двух третей. Из 556 человек – 111 граждан Германии, почти все они были

приговорены к высылке. Всего из числа арестованных в эти 8 месяцев осуждено 520 человек, из них

расстреляно 215, т. е. около 40 %. Данная цифра значительно меньше процента расстрелянных в рамках не-

мецкой операции по всей стране, названного в научной литературе – 76,17 %275. Такая разница связана, очевидно, с тем, что далеко не все из учтенных в нашей базе данных лиц, арестованных в период массовых

репрессий, рассматривались в качестве немцев. «Можно сказать, что больше 70 % членов КПГ арестованы

НКВД», – докладывал в конце апреля 1938 г. сотрудник представительства немецкой компартии Пауль

Йекель, называя цифру в 842 арестованных276. На долю УНКВД Московской области приходится более

четверти из них – по неполным данным его сотрудники вели следствие в отношении более чем 220 человек, которые на момент ареста являлись членами КПГ.

В рамках известного постановления ЦК ВКП(б) от 17 ноября