Текст книги ""Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг"

Автор книги: Александр Ватлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

Следователь был прекрасно осведомлен о намерениях четы Занднеров, фактически сюжет с попыткой

выехать за рубеж стал ключевым в обвинении. В нужном направлении были подобраны и показания

свидетелей: «Занднер говорил, что если ему удастся выехать за границу, то он разоблачит тот обман, который

имеется в СССР и которым вводят в заблуждение общественное мнение за границей». Чтобы не допустить

этого, немца на 8 лет отправили в лагерь, откуда он уже не вернулся.

См. Белковец Л. П. Между Гитлером и Сталиным: германские дипломаты в СССР в условиях противоборства двух

политических культур // Политическая культура в Германии и России. Сборник научных статей. Кемерово, 2009. С. 63.

77

Альберт Вильнер стал мастером на заводе «Можерез» в подмосковном городе Люблино, исправно платил

взносы в представительство КПГ. Позже к чете Вильнеров приехали дети, они всей семьей подали заявление

о приеме в советское гражданство, однако на момент ареста Альберта и его сыновей Герхарда и Ганса (31

июля 1937 г.), решения еще не было принято. Гедвига Вильнер оказалась в полном одиночестве в стране, не

зная русского языка, не имея никаких контактов и потеряв всех близких. Можно представить себе состояние

этой женщины, когда ее вызвали в районный отдел милиции. Однако там ее ждал сюрприз, который в других

обстоятельствах можно было бы назвать приятным – ей сообщили о том, что она стала гражданкой СССР. В

кругах эмигрантов ходили слухи о том, что всех арестованных немцев отправляют в Германию, и она

решилась на мужественный шаг – отказалась от получения «серпастого и молоткастого» паспорта, заявив, что собирается ехать обратно на родину.

Впав в полное отчаяние, не имея сведений о судьбе близких (муж был расстрелян, а сын выслан из СССР), Гедвига отправилась в Москву, в консульство Германии. Там ее ждал более чем холодный прием – узнав,

что она вышла из германского гражданства, дипломаты попросту не пожелали с ней разговаривать. А на

выходе из здания посольства ее уже ожидали сотрудники НКВД. Немецкая женщина, так и не получившая

советского паспорта, была репрессирована как гражданка СССР. Так было удобнее и проще исполнителям

«большого террора» – меньше хлопот и бюрократических согласований130.

6. Попытка социально-психологической систематизации

Трагический финал в судьбах тысяч эмигрантов из Германии, оказавшихся к 1937 г. в СССР, не может не

воздействовать на позицию исследователя. Роль безвинной жертвы как будто лишает человека обычных

недостатков, говорить и писать о них становится попросту неудобно. Тем более что существует и другая

крайность – в околонаучной публицистике, оправдывающей сталинские преступления, эти люди выступают

в роли потенциальной «пятой колонны» на

История на этом не закончилась. Вернувшись из лагеря, Гедвига принялась разыскивать своих близких. Старшего сына

Герхарда она нашла в 1952 г. – высланный из СССР, он был отправлен в Германии в концлагерь, а потом на фронт, где сразу

же перешел на сторону Красной Армии, сражался до конца войны и осел в Польше. Она добилась реабилитации мужа, и в 1957

г. вместе с семьей младшего сына выехала в ГДР (ГАРФ. Ф. 10035. On. 1. Д. П-65023; РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 205. Д. 4469).

78

цистской Германии. Так или иначе оказавшиеся в СССР выходцы из Германии являлись составной частью

того масштабного миграционного потока, который был вызван Первой мировой войной и получил название

«второго переселения народов». «Охота к перемене мест» охватывала прежде всего тех, кто не смог найти

достойной работы на своей собственной родине, чувствовал себя выброшенным на обочину социальной

жизни. Среди них были и политические радикалы, и восторженные идеалисты, и обремененные семьями

трудоголики, искавшие достойной оплаты своего труда, и романтически настроенные бродяги.

Среди рабочих-эмигрантов, прибывших в СССР, было немало людей с иждивенческими настроениями,

которые в полной мере использовали социальное законодательство в личных целях, пополняя армию

«летунов», «рвачей» и т. п. Попадались и лица с откровенно уголовными наклонностями, пьяницы и

хулиганы, о чем представительство германской компартии в Москве неоднократно сообщало в ЦК КПГ131.

Как среди шуцбундовцев, так и среди немецких политэмигрантов, прибывших в СССР, было немало

законченных смутьянов и бескомпромиссных борцов за справедливость. «Понятно, что по приезде в СССР в

одночасье изменить стереотип своего поведения они психологически не могли, и их адаптация к советской

жизни, которая все больше требовала навыков "послушания", лояльности и конформизма, проходила с

большими издержками и сопровождалась неминуемыми срывами»132.

Имеющаяся источниковая база заставляет автора быть крайне осторожным в негативных оценках – и в

личных делах, и тем более в документах следствия, откладывались характеристики и оперативные

материалы на эмигрантов, концентрировавшие в себе «компромат». Вряд ли будет преувеличением сказать, что основная масса трудовых эмигрантов из Германии вполне соответствовала тому типу «своевольного»

рабочего, о котором пишут немецкие историки повседневности применительно к периоду гитлеровской

диктатуры133. Конечно, не может быть и речи о создании единого психологического портрета всех

эмигрантов из Германии, оказавшихся в Советском Союзе к началу большого террора. Но можно выделить

несколько условных типов, к которым в той или иной степени можно отнести

131 Tischler С. Op. cit. S. 15.

132 Журавлев С. В. «Маленькие люди» и «большая история». С. 229.

133 Людтке А. История повседневности в Германии. Новые подходы к изучению труда, войны и власти. М., 2010. С. 131-181.

79

большинство людей, чьи судьбы были изучены в рамках исследовательского проекта.

Так, явно выделяются «идеалисты» как среди политических, так и трудовых эмигрантов. Первые

рассматривали свой приезд в СССР как временную передышку в политической борьбе, связанной с риском

для жизни, как заслуженную награду134. Среди вторых тон задавали высококвалифицированные специалисты

и представители технической интеллигенции. Это были настоящие профессионалы, которые думали не

только о собственной зарплате и карьере, но и о справедливых отношениях в своей производственной

ячейке, в обществе в целом. Советский Союз манил их именно как «страна равных возможностей», где они

могли реализовать свое мастерство и творческие задатки. Как правило, эти люди, несмотря на практически

нулевое знание языка, становились неформальными лидерами рабочих коллективов, проектных групп, а со

временем оказывались бригадирами, руководителями конструкторских бюро, главными инженерами на

производстве.

Согласно поговорке о том, что тот, кто высоко летает, больно падает, данная категория людей в условиях

развертывания в СССР большого террора превращалась в особую группу риска. Это были не просто немцы

по национальности и месту рождения, это были «выскочки», «пришельцы», «чужаки», активная

деятельность которых вызывала зависть и раздражение советских коллег, считавших, что их оттирают на

второй план. Результатом был поток доносов, адресатом которых являлись низовые партийные и

профсоюзные организации, но отдельные ручейки этого потока достигали и органов госбезопасности.

К моменту своего ареста «идеалисты» уже, как правило, прошли полосу проверок и чисток, которая только

добавила компромата в их личные дела. Многие были исключены из партии и сняты со своих постов. В ходе

следствия они отказывались признавать сфальсифицированные обвинения, если их не принуждали к этому

пытками. В диалогах со следователями эти люди пытались доказать абсурдность происходящего. Даже

находясь у последней черты, они продолжали верить, что там наверху разберутся, что они стали жертвой

роковой ошибки, которая ни в коей мере не бросает тень на победную поступь социализма в СССР.

«По решению ЦК КПГ в конце 1933 г. я эмигрировал. Эту награду я получил за многолетнее участие в революционном рабочем

движении и работу в КПГ», – из письма находившегося под следствием Георга Штрецеля В. М. Молотову от 17 января 1941 г.

80

Противоположным типом являлись приспособленцы, для которых, если воспользоваться одним из

отмеченных в АСД антисоветских высказываний, «партийный билет является хлебной карточкой»135. Для

этой группы эмигрантов было характерно вступление в КПГ накануне приезда в СССР и механическое

выбывание из партии после того, как проблемы трудоустройства на новой родине были успешно решены.

Следует отметить, что доля приспособленцев в среде иностранных специалистов была меньше, нежели у

политэмигрантов. Среди последних встречались откровенные симулянты и лжецы, своего рода немецкие

«дети лейтенанта Шмидта». Так, прибывший нелегально в СССР в 1926 г. Альфред Ширмахер за 10 лет

зарабатывал на хлеб только три года, успев поменять около десятка мест работы, остальное же время

находился на содержании МОПР.

Ужесточение правил регистрации политэмигрантов в начале 30-х гг., постоянные проверки и

принудительное трудоустройство привели к тому, что число «персональных пенсионеров» с заграничным

революционным прошлым в Москве значительно сократилось. Впрочем, группа «социальных нахлебников»

на фоне всех изученных дел ничтожно мала. Преобладали приспособленцы иного, позитивного толка —

ориентированные на карьеру, они с готовностью принимали неформальные правила игры, господствовавшие

в СССР. Как правило, представители этой категории эмигрантов вполне прилично устраивались в советской

реальности, хотя и ее не пощадили массовые операции.

Еще один типаж, который рисуют материалы АСД на выходцев из Германии – социальный бунтарь,

максималист, не терпящий фальши и полутонов. Биографию бунтаря открывает обычно какое-то яркое

событие, перевернувшее все его прошлое. Для большинства таковым являлось участие в военных действиях, для кого-то – эмоциональные травмы, полученные в семье, унижения сиротской юности. Складывается

впечатление, что роль такого «изначального взрыва» нередко играла чуждая среда после приезда в СССР, неспособность и нежелание приспосабливаться. Отсюда – частая смена мест жительства и работы,

бродяжничество, асоциальное поведение. Однако такие люди не опускались до криминала – среди

заключенных Дмитлага, осужденных по общеуголовным преступлениям и получивших в ходе большого

террора политическую статью (их АСД также хранятся в ГАРФ), выходцев из Германии практически нет.

135 ГАРФ. Ф. 10 035. On. 1. Д. П-46575.

81

Образ «социального бунтаря» прекрасно описан Эриком Хобсбау-мом на примерах из ранней новой

истории136, в силу своего драматизма и внутренней противоречивости он нередко становится основой для

художественных произведений. Естественно, жизнь в Советском Союзе 30-х гг. с ее жесткой регламентацией

и нарастанием тотального контроля по всем направлениям не могла устроить людей такого склада. Бунтари

не скрывали своих негативных эмоций, испытывали нервные срывы, устраивали забастовки на

предприятиях, просились обратно в Германию, чтобы «задать фашистам жару». Таким был «немецкий

Пугачев» Макс Гельц, отсидевший шесть лет в германской тюрьме и погибший в СССР в 1933 г.137, таким

был Карл Борош, доводивший своей непокорностью до белого каления заводскую администрацию и в

Гамбурге и в подмосковной Коломне138.

И наконец, еще один тип, тип вечного скитальца, для которого жизнь без постоянных перемен и острых

ощущений лишалась всякого смысла. Для таких людей в русском языке есть емкое выражение – «перекати-

поле». Их биография в конечном счете оказывалась сплошным перформансом139, игрой без правил и пьесой

без сценария. Активная жизненная позиция подобных людей и их участие в политической борьбе являлись

не осознанным движением к цели и не спонтанным протестом против «мерзости сегодняшнего дня», а

единственно возможной формой существования, в которой человек смотрел на себя как бы со стороны.

«Скитальцы» пользовались неформальным авторитетом у окружающих, ибо олицетворяли собой и

озвучивали ту неудовлетворенность итогами произошедшего, которая отличала советское общество на

исходе революционных потрясений. Власть пыталась «заморозить» подобные настроения, закрепив своих

подданных на земле, на заводе, в той или иной социально-политической нише. Естественно, что

представители девиантного поведения в самых разных своих ипостасях, будь то «летуны», «бузотеры»,

«правдолюбцы», «подстрекатели» или «деклассированные» выступали в роли прямых врагов, со-

противлявшихся унифицирующим устремлениям высшей власти.

Сюда же относились и выходцы из зарубежных стран, по определению являвшиеся носителями иной

ментальности и чуждых «куль

Hobsbawm Е. Die Banditen. Raeuber als Sozialrebellen. Muenchen, 2007.

137 См. Ватлин А. Ю. Немецкий Пугачев // Родина. 2006. № 2. С. 42-49.

138 См. очерк о семье Борошей в третьей части книги.

139 См. Доманска Э. Перформативный поворот в современном гуманитарном знании // Способы постижения прошлого: методология и теория исторической науки. М., 2011. С. 227.

82

турных кодов». Их сопротивление следовало сломить любой ценой, и там, где не помогали «переплавка» и

«перековка», в дело вступали карательные органы. В биографии «скитальцев» из Германии следователь

НКВД всегда мог найти удобную зацепку для того, чтобы сформулировать обвинение, будь то недолгий

период участия в нацистском движении или нелегальный переход границы, добровольный выход из рядов

компартии или тривиальное многоженство.

Естественно, мы не можем распределить все изученные биографии по четырем означенным категориям,

понимая как всю условность подобной схемы, так и смешение в каждой судьбе различных социально-

психологических доминант. Однако такая классификация может оказаться полезной для дальнейших

исследований, соединяющих в себе микро– и макроподходы, расширяющих источниковый горизонт до более

массовых и значимых социальных групп, нежели выходцы из Германии. Говоря об уникальности биографии

каждого из своих героев, историк в отличие от писателя обязан вписывать ее в контекст эпохи, связывать с

характерными для последней социальными, политическими и ментальными нормами и отклонениями. И все

же чрезвычайно трудно, тем более в рамках избранной темы, удержаться от постоянного возвращения к

индивидуальному и неповторимому, без которого прошлое теряет свое человеческое измерение.

Ученик выпускного класса гимназии в русской Польше Яков Сина совершил неординарный поступок.

Немцы, оккупировавшие эту часть Российской империи в 1915 г., в полупринудительном порядке набирали

молодежь для работы в рейхе, и один из товарищей Якова получил мобилизационное предписание. Яков,

будучи сиротой, обменялся с ним документами, став Михаилом Зелигманом, родившимся в далеком

Кременчуге.

После завершения Первой мировой войны Яков-Михаил сумел натурализоваться в Германии, и на

протяжении 20-х – первой половины 30-х гг. вел активную политическую работу в рабочем движении,

являясь последовательно членом четырех социалистических партий, включая КПГ. Его арестовывали и

французские оккупационные власти в Руре в 1923 г., и гестапо десять лет спустя. Получив предписание

покинуть Германию как еврей и иностранный подданный, Зелигман со своей женой купил путевку

«Интуриста» и отправился в СССР, где в очередной раз начал обустраивать свою личную и

профессиональную жизнь до тех пор, пока не попал в поле зрения карательных органов. Следователям не

пришлось особо утруждать себя фальсификациями; биография современного Агасфера, менявшего на своем

жизненном пути не только страны и профессии, но и собственную идентичность, говорила сама за себя.

83

Глава 5

КОНТРОЛЬ СВЕРХУ И СНИЗУ

Наряду с учреждениями, определявшими социальный и правовой статус эмигранта, в СССР существовала

целая сеть бюрократических структур, которые так или иначе контролировали его повседневную жизнь на

новой родине. Понятие «сеть» здесь весьма уместно, так как имеет двойной смысл. В негативе эта сеть —

сдерживала свободу передвижения, глушила инициативу, в позитиве – не давала упасть на дно, заменяя

собой горизонтальные структуры отсутствующего гражданского общества. Герд Кенен справедливо говорит

о почти полной потере механизмов социальной самозащиты, о внутренней маргинализации, характерной для

новой советской элиты эпохи большого террора140. Эмигрантов это касалось вдвойне, ведь они не имели

родственных, соседских и земляческих связей, которые были у «местных».

Сразу оговоримся, что мы не берем в качестве объекта исследования контроль со стороны органов

госбезопасности, что на сегодняшний момент практически невозможно ввиду недоступности источниковой

базы. «Чекистское обслуживание», несмотря на то что определенная часть эмигрантов сама являлась

внештатными сотрудниками НКВД («сексотами»), не оказывало прямого влияния на будни немецкой

колонии, ибо по своей сути должно было оставаться незаметным для конкретного человека (конечно, если

тот находился на свободе).

Иной характер имел контроль партийных и коминтерновских структур, которые рассматривали эмигрантов в

качестве объекта для своей воспитательной работы, а также в качестве кадрового резерва, что позже сыграет

решающую роль в предыстории ГДР. Этот контроль неоднократно становился предметом научного анализа,

однако преимущественно на основе материалов архива Коминтерна. Привлечение в качестве источника АСД

позволяет исследовать новые грани данной проблемы, преимущественно на микроуровне.

Гораздо существенней в материалах следствия объем информации, затрагивающий проблему

взаимоотношений немецких эмигрантов и посольства Германии. Хотя отбор и накопление данных было

подчинено задаче фальсификации обвинения в шпионаже, при их критическом анализе можно дополнить

наши знания о деятельности посольства Третьего рейха в сталинской Москве – деятельности, из

140 Koenen G. Was war der Kommunismus? Goettingen. 2010. S. 86.

84

вестной нам скорее «изнутри», чем «извне» – из воспоминаний его сотрудников и работ, построенных на

архивных материалах МИД ФРГ141. Это открывает возможность для сравнительного анализа

функционирования бюрократических механизмов двух диктатур, их вынужденного взаимодействия и

противодействия друг другу, предопределенного остротой советско-германских отношений во второй

половине 30-х гг.

1. Германское посольство

Прежде всего возникает вопрос о том, в какой мере посольство Германии после 1933 г. олицетворяло собой

гитлеровский режим, а в какой – продолжало автономное существование, выполняя рутинные задачи

любого дипломатического представительства. Очевидно, что отнюдь не все функции внешнеполитического

аппарата Германии были проекцией гитлеровских планов мировой экспансии. Являются преувеличением

утверждения, что «в ходе преследования немецких антифашистов-эмигрантов МИД фактически исполнял

роль филиала гестапо»142.

Для дипломатов, даже представляющих диктаторские режимы, характерна известная независимость в

суждениях, иногда доходящая до открытого противостояния господствующей идеологии143. Советник

посольства в Москве Ганс Херварт писал в своих мемуарах: «Мы были убеждены в том, что Сталин,

отбросив идеологический балласт и проводя прагматичную политику, стал возводить на месте

коммунистического хаоса сильную в экономическом и военном отношении державу. Мы воспринимали

Россию гораздо серьезнее, чем национал-социалисты»144.

В то же время было бы неправильно впадать и в другую крайность – рассматривать работу посольства вне

политического контек

141 Herwarth Н. Zwischen Hitler und Stalin. Erlebte Zeitgeschichte 1931-1945. Frankfurt am Main, 1985; Hilger G. Wir und der Kreml.

Deutsch-sowjetische Beziehungen 1918-1941. Erinnerungen eines deutschen Diplomaten. Frankfurt am Main, 1964; Белко-вец Л. П.

Между Гитлером и Сталиным: германские дипломаты в СССР в условиях противоборства двух политических культур.

142 Борозняк А. И. Нацистское прошлое германских дипломатов // Новая и новейшая история. 2011. № 4. С. 175.

143 Fleischhauer I. Diplomatischer Widerstand gegen «Unternehmen Barbarossa». Die Friedensbemühungen der Deutschen Botschaft Moskau 1939-1941. Berlin, 1991. См. применительно к СССР: Филитов А. М. Германия в советском внешнеполитическом пла-

нировании. 1941-1990. М., 2009.

144 Herwarth Н. Op. cit. S. 87.

85

ста, существовавшего на тот момент в Берлине. Оно являлось далеко не последним «винтиком» в

государственной машине Третьего рейха. К утверждению главы экономического отдела Густава Хильгера о

том, что приход Гитлера к власти никак не отразился на жизни посольства, надо относиться достаточно

осторожно145. Авторитетная комиссия немецких историков только в 2010 г. представила свой доклад о

степени вовлеченности дипломатов в преступления Третьего рейха – до сего времени данная проблема

оставалось одним из последних «белых пятен» в изучении нацистской эпохи146.

Вне рамок настоящего исследования остаются контакты с посольством подданных Германии, проживавших

в России до 1917 г., а также взаимодействие посольства с этническими немцами, являвшееся частью

выполнения программы по «собиранию германской нации». Несколько десятков лиц, исключенных из базы

данных, являлись гражданами Германии, но никогда там не бывали. Это либо российские немцы,

сохранившие гражданство своей исторической родины, либо жены и дети германских подданных.

Материалы следствия свидетельствуют о том, с каким упорством эти люди цеплялись за свое

«иноподданство» – и многих это спасло от заключения в лагерь. Впрочем, высылка в Германию была

достаточно серьезным испытанием для тех, кто никогда не был в этой стране, не имел там родных и даже не

говорил по-немецки147.

В АСД зафиксированы многочисленные попытки проживавших в СССР немцев или детей от смешанных

браков получить или подтвердить германское гражданство. В начале 20-х гг. посольство осаждали

военнопленные, стремившиеся поскорее вернуться домой, но не обладавшие никакими документами, кроме

справки из лагеря. Сотрудникам посольства приходилось быть чрезвычайно изобретательными, чтобы

определить, можно ли считать того или иного человека германским подданным. Иосифу Матызику,

обратившемуся в посольство в 1925 г., дали винтовку и попросили показать несколько артикулов. Когда тот

выполнил приемы, которым его учили в кайзеровской армии, ему сказали, что он выдержал испытание и

может

145 HilgerG.Op.cit. S.261.

146 Conze Е., Frei N., Hayes Р., Zimmermann M. Das Amt und die Vergangenheit: Deutsche Diplomaten im Dritten Reich und in der Bundesrepublik. Muenchen, 2010. Критическая оценка данного труда представлена в статье: Huerter J. Das Auswaertige Amt, dieNS-Diktaturund der Holocaust //Vierteljahreshefte fuer Zeitgeschichte. 2011. Heft 2. S. 167-192.

147 Среди высланных граждан Германии была русская женщина Екатерина Вун-дерлих с сыном, которая развелась со своим

немецким мужем после начала Первой мировой войны – ГАРФ. Ф. 10 035. Оп. 2. Д. 27 944.

86

приходить за германским паспортом148. Чем дальше, тем жестче становились препоны при выдаче паспортов, даже если ситуация казалась очевидной по действовавшему в Германии «праву крови» (jus sanguinis). Одним

из последних, кто обратился за подтверждением гражданства в момент потепления советско-германских

отношений в 1940 г. был Рудольф Герасимов, сын русского военнопленного и немки149.

Внимание сотрудников консульского отдела было сосредоточено на тех, кого в России называли

«иностранными специалистами». Они рассматривались не только как лица, требующие защиты в условиях

большевистской диктатуры, но и как поставщики ценной информации150. Начальник канцелярии германского

посольства в Москве с 1921 по 1941 г. Йохен Ламла после войны показывал на одном из допросов: «Данные

разведывательного характера сотрудники посольства и консульств получали путем общения с немецкими

специалистами, работавшими на предприятиях Советского Союза, от советских граждан немецкого

происхождения, которые по тем или иным вопросам личного порядка посещали посольство, где они и

опрашивались»151.

По отношению к политэмигрантам проводилась политика их игнорирования (впрочем, они отвечали

взаимностью) при тщательном отборе информации об их антифашистской деятельности. Уже в 1933 г.

Министерство иностранных дел давало указания посольству в Москве не содействовать возвращению

коммунистов в Германию152. Но те из них, кто имел действительный паспорт и не был лишен гражданства, имели возможность прибыть в Германию и без такого содействия – въездная виза для возвращения на

родину им была не нужна.

Иностранным специалистам, работавшим в СССР по контракту, посольство рекомендовало встать на

консульский учет. Вот как это выглядело в показаниях штукатура Пауля Мюнделя: «Сотрудник

148 ГАРФ. Ф. 10 035. Оп. 2. Д. 28 056.

149 В просьбе Герасимову было отказано, а в 1943 г. он получил за посещение германского посольства 5 лет лагерей (ГАРФ. Ф.

10035. Оп. 2. Д. 36545).

150 Herwarth Н. Op. cit. S. 68.

151 Тайны дипломатии Третьего рейха. Германские дипломаты, руководители зарубежных миссий, военные и полицейские

атташе в советском плену. Документы из следственных дел. 1944-1955. М., 2011. С. 363. Многие из служивших в Москве гер-

манских дипломатов показывали, что вести агентурную разведку в Москве было невозможно из-за плотной опеки посольства со

стороны органов НКВД (Там же. С. 93, 517).

152 Tischler С. Op.cit. S. 120.

87

записал в книгу наши фамилии, где мы работаем и адреса местожительства. Записал, на какой срок

действительны наши паспорта... Он также спросил, нравится ли нам здесь, пригласил на вечер, устраивае-

мый посольством». Человек получал достаточно обширную анкету, которую следовало заполнить. Многие из

иностранных специалистов не решались заполнять эту анкету без согласия советских властей, относили ее в

иностранные отделы своих предприятий. Там им рекомендовали воздержаться от поставки дополнительной

информации посольству, утверждая, что необходимый минимум процедур будет проведен и без их участия.

Тот, кто добросовестно завершил регистрацию, получал от посольства Германии приглашения на различные

мероприятия и праздники, в том числе проводившиеся в шикарном ресторане гостиницы «Метрополь»153.

После 1933 г. такие мероприятия приобрели «коричневую» окраску, приходивших на них агитировали за

вступление в заграничную ячейку Германского трудового фронт154. «Отказ от контактов с посольством»

неоднократно фигурировал в качестве причины лишения того или иного эмигранта гражданства Германии155.

В ряде случаев немецким специалистам посольство прямо предписывало покинуть СССР, а по возвращении

в Германию заявить о себе в полицейском участке. Неподчинение означало фактическое вычеркивание из

числа немецких граждан, как следствие человек подавал заявление о переходе в советское гражданство156.

Вне зависимости от того, становился германский подданный на консульский учет или нет, посольство

принимало на себя функции по защите его интересов. Так, по просьбам родственников выяснялась судьба

уехавших из Германии, совершались необходимые нотариальные действия – отказ от наследства,

расторжение брака, через адрес

153 Генконсульство Германии в Ленинграде раз в месяц устраивало «пивные вечера», на которые приглашало всех немецких граждан, проживавших в городе. В их ходе собиралась информация о положении в СССР, которая потом передавалась в Берлин (Тайны

дипломатии Третьего рейха. С. 494, 497).

154 Согласно показаниям Эриха Шютце, посольство приглашало германских граждан на следующие праздники: День прихода национал-

социалистов к власти (30 января), День национального героя (1 марта), День труда (1 мая) и Рождество. Другие обвиняемые упоминали

еще и день рождения фюрера (21 апреля).

155 Как правило, эта причина упоминалось среди других, более веских, таких как участие в антифашистской агитации или подача

заявления о переходе в советское гражданство (РААА. Botschaft Moskau. Akte Erich Meir). Следует отметить, что среди причин лишения

гражданства упоминались такие, как аморальное поведение или пьянство, «дискредитировавшие образ немца за рубежом» (Ibid. Akte Erich Frank).

156 Так произошло с архитектором Михаилом Коварским, работавшим художником-декоратором в Центральном универмаге Москвы.

88

посольства шла переписка тех немцев, кто еще не обрел в Москве постоянного места жительства. На

протяжении 30-х гг. подобная «защита» превращалась в свою собственную противоположность, ставя под

удар тех, кто скорее по привычке, чем по беспечности продолжал посещать здание в Леонтьевском переулке

хотя бы для того, чтобы позаниматься спортом в гимнастическом кружке или почитать свежие берлинские

газеты.

Большинство из арестованных в ходе немецкой операции утверждало, что не становилось на консульский

учет, а бывало в посольстве только для того, чтобы продлить или восстановить свой национальный паспорт.

Чиновники проверяли, не был ли заявитель лишен германского гражданства за прошедшее время. Паспорт

продлевали либо на три, либо на один год, ставя соответствующую отметку. Здесь, как и в случае с ВНЖ, заметна тенденция к выдаче документов на все более короткие сроки. Процедура обмена или выдачи нового

паспорта затягивалась на несколько месяцев, если паспорт был просрочен либо заявитель утверждал, что его

паспорт был утерян. Аль-феду Гаушильду пришлось побывать в посольстве 5-6 раз для того, чтобы через

полгода ему восстановили украденный у него паспорт.

В германском посольстве знали, что паспорта используются Коминтерном для переправки в Европу своих

эмиссаров, и с большим недоверием относились к подобным случаям. Данной практике старались

противодействовать – когда в посольство пришли продлевать свои паспорта супруги Петерман, работавшие

в аппарате Коминтерна, паспорта у них попросту отобрали, сказав, что если те захотят выехать в Германию, соответствующие документы им тут же оформят. Вернер Петерман позже в ходе допросов объяснял, что в

посольство они отправились по прямому указанию начальника отдела международной связи ИККИ

Абрамова-Мирова.

Примерно такой же случай произошел у Эмилии Франке – когда она пришла в посольство в 1935 г.

зарегистрировать родившегося ребенка, у нее забрали паспорт, объяснив это тем, что она вышла замуж за

русского подданного. Вместо паспорта выдали справку, что она считается подданной Германии. Но когда в

1937 г. для перехода в советское гражданство паспорт потребовался, его все же выдали, очевидно, вычеркнув

Эмилию из списков германских подданных. Если человек уже подавал заявление о получении советского